Текст книги "Трясина"

Глава 7

Холодная и снежная зима оказалась довольно сурова к бродячему цирку Базиля. Угли и дрова поднялись в цене, как и плата за ночлег. А зрители, напротив, стали весьма скупы и прижимисты. Поглазев на представление, притоптывая ногами и стуча зубами от холода, они еле-еле расставались с парой медных монет, что терпеливо собирала Катарина в старую шляпу хозяина. Когда кто-то из зевак замечал, что не будь малышка такой хорошенькой, он не дал бы и одного су, девочка вспыхивала от гордости. Стало быть, и от неё есть толк. Бедняжка Ангелочек никак не могла смириться со своим актёрским провалом. Надежда хозяина вырастить из неё вторую Оливию рассыпалась, как трухлявое дерево. Катарина панически боялась высоты. Она могла ловко и грациозно пройтись по лежащей на земле верёвке, но стоило натянуть злосчастный канат всего лишь с полтуаза77
  Французская единица длины, использовавшаяся до введения метрической системы. В основе меры лежит расстояние между кончиками пальцев вытянутых рук человека


[Закрыть] высотой, как девочка белела от страха и начинала так жалобно причитать, что казалось, заставит зарыдать камень. Оливия закатывала глаза и взмахивала руками, хозяин хмурился и вздыхал, а Катарина, запутавшись в юбчонках, падала на землю, задирая ноги в полосатых грубых чулках выше головы. А после, кое-как отряхнув жалкую одежду, она бежала к Марселю за утешением. Эта парочка стала и вовсе неразлучной. Актёры лишь добродушно зубоскалили и отпускали нескромные шуточки. Однако ребятня не промах: вечно норовят устроиться на ночлег в обнимку.

Несмотря на скудную еду, холод и постоянное блуждание по дорогам, Марсель ни по чём бы не променял теперешнюю жизнь ни на какую другую. Только угодив к бродячим циркачам, он, наконец, почувствовал себя не пришлым чужаком, а частью этой странной и разношёрстной семейки. Ему нравилось, что в ней царила настоящая взаимовыручка и искренняя забота друг о друге. Хотя, сказать откровенно, воспитатели из актёров Жозефа Базиля были никудышными. Речь их была грубой, манеры оставляли желать лучшего. Марсель и Катарина спокойно сыпали бранными словечками, хохотали над непристойными шутками и были достаточно осведомлены о любовных отношениях мужчин и женщин. По счастью, детский возраст избавлял их от слишком жгучего интереса, им было достаточно зарыться в солому и прижаться друг к другу, стараясь согреться в зимнюю ночь.

Чем жёстче суровая повелительница снежных бурь вступала в права, тем охотнее Марсель ждал уроков Папаши Ястреба. Право же, когда стоишь, затаив дыхание, прижавшись спиной к деревянному кругу и едва успеваешь заметить летящий кинжал, пот градом льётся по лицу, и кровь весело бежит по жилам, да так бойко, что от разгорячённого тела того и гляди повалит пар. Вот это дело! Ему всегда нравилось ощущение риска, и как же глуп он был прежде, что ради него готов был прыгать в убогую речушку или взбираться на мельничное колесо. Словом, Марсель чувствовал себя совершенно счастливым, если бы ещё Креспен был чуть поласковей со своим подопечным. Но Папаша Ястреб вовсе не собирался проявлять к мальчику даже мало-мальского интереса. Он лишь скупо давал мелкие поручения, бросал едкие замечания о нерасторопности Марселя и делал вид, что едва терпит навязанного ему помощника. Хотя иногда он растягивал узкие губы в одобрительной улыбке, но встретившись взглядом с мальчонкой, мигом хмурился и принимался отчитывать его за нерадивость. Но Марсель лишь пожимал плечами. Что поделать, раз уж Креспен такой нелюдимый и мрачный человек?

Теперь парнишка не кусал губы от волнения, как в первый раз, когда вышел на наспех сооружённый помост на рыночной площади. Кажется, тогда он больше испугался глазевшей на него толпы зевак, чем летящих в него ножей. Зато после выступления, Марсель так гордился собой, что, задрав нос, оступился и кубарем скатился со ступеней помоста, едва не разбив голову. И несколько дней выслушивал нелестные замечания Папаши Ястреба.

– Вот бестолковый! Ты ещё глупее, чем я думал! – ворчал Креспен. – Куда это годится выходить к публике с эдаким украшением на лбу? Чего доброго, вообразят, что я неловкий простофиля, и вместо деревянного круга угодил бедному мальцу прямо в голову. Да повяжи ты, чёрт тебя возьми, хотя бы платок, чтобы прикрыть рану! Слава Господу, ты не расквасил свой нос, что так старательно задираешь. Иначе меня и хозяина непременно упекли бы в тюрьму! Даже не проси больше учить тебя ремеслу. Ты, видно, уродился криворуким и туповатым.

Да пусть себе ворчит. Зато Муха со смехом похлопал его по плечу, рыжий Колен одобрительно присвистнул, Силач потрепал по волосам. А Красотка Лиза заботливо приложила к ссадине тряпицу, смоченную сидром.

Почти в конце зимы на бродячих циркачей посыпались несчастья. Словно ледяная госпожа решила напоследок вдоволь поглумиться. На одном из выступлений рука Мухи соскользнула с промерзшей опоры, и бедняга рухнул вниз, здорово повредив ногу. Видно, Святые покровители в последний момент сжалились над смешливым парнем; по крайности, он не разбил голову и не свернул себе шею. Но о своих трюках ему пришлось забыть надолго. Пролежав пластом больше недели, Ксавье стал ковылять, опираясь на две грубо выструганные палки, ежедневно жалуясь, что из-за паршивой хромоты лишился выступлений.

– Не гневи Господа, дурачок! – убеждала Лиза. – Ты достаточно молод, чтобы всё зажило, словно на бездомной собаке. Подумаешь, горе. Сиди смирно да помогай мне помешивать суп. Всё лучше, чем бубнить себе под нос и жаловаться.

Но едва славная компания облегчённо вздохнула, что парень остался жив и через несколько месяцев вполне оправится, как хворь напала на Ангелочка. Видно, Катарина успела здорово застыть в своей плохонькой накидке из полушерстянки, когда сновала в толпе, собирая плату. Снег тогда валил, словно пух из рваной перины. Девочка металась в бреду, личико её раскраснелось, нежные губы потрескались от жара. Чудесные локоны взмокли от пота, она тихонько стонала, не в силах открыть глаза. А вскоре Кати и вовсе ослабела настолько, что даже поднесённая ко рту вода проливалась мимо. Заплывшие глаза Лизы то и дело наполнялись слезами. Марсель и вовсе неотлучно сидел возле подружки, вцепившись в её безвольные горячие пальцы. Если бы не суровый окрик Папаши Ястреба, он и головы бы не повернул.

– Вот паршивец! – шипел Креспен. – Ты и так достаточно просидел на одном месте. Если твой зад слишком отяжелел, я мигом позову Силача, чтобы он помог тебе его приподнять. Мне самому от души жаль девчонку. Но вряд ли ей поможет твоё сопливое участие. Давай-ка, умой свою нахальную рожу, да надевай костюм для представления. Пара монет за наши трюки принесёт Ангелочку куда больше пользы.

Марсель горестно вздыхал, но ведь Креспен прав. Хозяин истратил деньги на лекаря для Мухи. Их выступления и без того стали короче некуда. Оливия не может балансировать на ветру и в придачу её обольстительным ножкам, на которые так откровенно таращатся и простые горожане, и сеньоры, грозит примёрзнуть к канату. Или чего доброго, блестящий от тонкого слоя льда канат и вовсе станет причиной гибели юной красотки. Теперь ей придётся вместо Катарины бродить в толпе со шляпой. Хмурый Ксавье еле скачет, опираясь на самодельные костыли. Остались только Колен, Силач да Папаша Ястреб. Ну а короткое выступление не сулит щедрой оплаты. И все решили отказаться от ужина, лишь бы набрать денег на лекаря для несчастного Ангелочка.

Однако визит важного господина Рене Мелюара окончательно поверг всю компанию в унылое отчаяние. Малышка Кати очень плоха. Если она переживёт эту ночь, стало быть, Господь проявил милость. Но после ей непременно надо достать хорошей еды. Крепкого бульону, курятину и непременно приличного вина, что разгоняет кровь. Да и не позабыть всыпать в него корицы. И конечно, уложить девочку на тёплую перину и беречь от сквозняков.

Силы небесные, на это надо уйму монет! Им сроду столько не собрать! Да возьмись они выступать с утра и до поздней ночи, и то вряд ли осилят хотя бы четверть назначенного лекарем. Марсель закусил губу, стараясь сдержать слезинки, что подступали к глазам.

– Ну, вот что, – хмуро бросил Папаша Ястреб. – Я могу заложить кинжалы. Другого выхода нет.

– Вы ума лишились, Креспен?! Вы вовсе оставите нас без представлений. Мы не спасём Ангелочка и вдобавок протянем ноги сами.

– Пожалуй, я наймусь к булочнику таскать мешки с мукой, – задумчиво покусывая усы, произнёс Силач.

– У него есть, кому выполнять эту работу, – обречённо кивнул Колен. – Да и платит он всего по полтора су за мешок.

– Ах, чёртова хромая культя! – крикнул Муха, отшвыривая костыль. – По мне, так я готов забраться в чужой амбар и стащить хотя бы полдюжины кур или индюшку! Но как быть с подпорками, что мешают мне перемахнуть через ограду?

– Я пойду с тобой! – пылко воскликнул Марсель. – Ты станешь караулить снаружи, а я полезу в амбар, не сомневайся, Лиза, я умею обращаться с птицей. Мигом наполню мешок. А Муха подаст мне знак, если хозяева учуют неладное.

– Ну хватит! – резко бросила Оливия, что прежде сидела молча, кутаясь в тонкую шаль и с жалостью поглядывая на лежащую в забытьи Катарину. – Если вас поймают на воровстве, то какой бедняжке прок от ваших подвигов. Малышка останется без помощи, а вас, упаси Господь, сошлют на каторгу или вздёрнут на площади. Я сама постараюсь раздобыть деньги, по крайности, эту никому не принесёт вреда, – она решительно встала и, поправив причёску, торопливо метнулась к сундучку, где хранила остатки пудры и крошечную мушку, что клеила над верхней губой.

– Оливия… – робко пробормотал Колен, покраснев до самой шеи.

– Заткнись! – грубо процедила девушка. – Если я могу спасти девчонку таким способом – это уж моё дело.

Марсель удивлённо окинул взглядом мужчин, но те сидели, опустив головы, не произнося ни слова.

Оливия вернулась спустя два часа. Её накидку совсем запорошило снегом, а подол юбки успел заледенеть. Девушка молча протянула Лизе кошель и опустилась на лавку, вяло уронив руки на колени. Глаза её были пусты, волосы растрепались. Толстые губы Красотки задрожали, она присела рядом с застывшей Оливией и взяла её за руки.

– Не знаю, как и благодарить тебя! До последнего часа я буду поминать тебя в молитвах, и если Святые смилуются и сохранят жизнь Ангелочку, накажу и ей всегда молить за тебя Пресвятую Деву.

– Оставь Лиза, – вяло кивнула девушка. – Лишь бы девочка поправилась. Молись лучше за неё. Кати – невинное дитя, Святые наверняка сами знают, на кого тратить милость. Какое им дело до потаскухи, – с горечью добавила она.

– Не говори так, Оливия! – горячо воскликнула толстуха. – Спасение жизни может оправдать любой грех! Разве ты не помнишь о Марии Магдалине? Ведь сам Господь простил её.

– Ну, хватит, Красотка, – скрывая раздражение, бросила девушка. – Я довольно успела нагрешить, и Господь меня уже покарал. Стало быть, доброе дело не прибавит мне святости, – с этими словами она поднялась с лавки и, вздёрнув голову, поспешила скрыться за жалкой занавесью из пропахшего пылью куска холстины.

Мужчины по-прежнему молчали, не глядя друг на друга. Муха в сердцах хлопнул по больной ноге и сжал губы, стараясь сдержать вскрик от резкой боли. Марсель терялся в догадках, но удручённый вид взрослых сдержал его желание приставать с расспросами. Ему от всего сердца было жаль Оливию, его ума хватило понять, что заветные деньги достались бедняжке не слишком сладко. Но главное, что Ангелочек получит всё то, о чём твердил важный господин лекарь. Он помог прихрамывающему Ксавье добраться до тюков соломы, где тот обычно коротал ночь и, примостившись рядом, шепнул:

– Скажи, Муха, отчего Оливия назвала себя таким бранным словом? Ведь потаскухами зовут вовсе пропащих женщин, что шляются у кабаков.

– Какой же ты ещё сосунок, Марсель, – закинув руки за голову, протянул Ксавье. – Да как ещё назвать женщину, что берет плату за любовь? Эх, по всему выходит, что бедная девушка пошла на это ради Кати, но скажу тебе откровенно, парень. Если бы моя жена вздумала таким поганым делом раздобыть деньжат, я непременно погнал бы её взашей.

Марсель помолчал, словно обдумывая услышанное, но после нахмурился и отодвинулся от приятеля.

– Пожалуй, ты поступил бы как настоящий негодяй, – заявил он сердитым шёпотом. – Оливия спасла малышку и в придачу нас с тобой от петли. Я не слишком любил семейку Журден, но готов признать, что они были правы, вечно повторяя, что свой кусок надобно брать с благодарностью, где бы он ни лежал. И Лиза не стала бы поминать Марию Магдалину.

– Отвяжись, пристал, как репей и нудишь, словно святоша! – резко ответил Муха. – Я сроду не слыхал о вашей Магдалине и знать о ней не желаю! Что бы ты ни распевал о грехах и добродетелях, я скажу одно: ни один мужчина не возьмёт в жёны гулящую девчонку. А ты вдобавок сопляк и ничего не смыслишь в жизни. Стало быть, и разговорам конец.

Марсель обиженно засопел и отвернулся. И уже сквозь дрёму услыхал, как Ксавье пробурчал себе под нос:

– А ведь Колен здорово влюблён в Оливию. Ему повезло, что она не захотела стать его женой. Лучше уж получить отказ, чем прослыть рогатым муженьком.

Или Святые покровители и впрямь услышали молитвы, или крепкий наваристый бульон обладал целебной силой, но Кати Ангелочек поправилась на радость матери и всей дружной компании. К весне и Муха совсем расстался с костылями и вмиг перестал ворчать по любому поводу. Каждую свободную минуту он старался упражняться в ловкости, опасаясь, что из-за хворой ноги успел подрастерять своё умение. Улучив время, Марсель увязывался за приятелем и пытался повторить трюки, что выделывал Ксавье. Однажды за этим занятием его застал Папаша Ястреб и, тотчас помрачнев, прикрикнул:

– Вот паршивец! Чего ради ты тратишь время на глупости? Уму непостижимо! Ты сродни детёнышу медведя, что лезет в дупло за мёдом. Так же смешон и неповоротлив. Тебе что за корысть висеть вверх тормашками, если весь твой дар в том, чтобы стоять, как истукан, да хлопать глазами! А если тебе нечем заняться, так иди и отполируй клинки. Из-за твоей лени они больше подойдут мяснику в лавке, чем актёру на выступление.

Получив головомойку, Марсель лишь пожимал плечами. Что дурного, если он научится всему, что умеют остальные? Ведь сам Креспен не соглашается учить своему ремеслу. Не стоять же ему живой мишенью до старости.

Бродячий цирк Базиля продолжал свои странствия, редко задерживаясь на одном месте больше трёх дней. И Марселю казалось, что другой образ жизни попросту ужасен. Вот тоска, завести дом и до смерти любоваться на одну и ту же картину перед глазами. Где единственным разнообразием станет снег зимой и зелёная трава летом.

Со дня его побега минуло без малого два года, и за это время он ни разу не вспомнил о родителях. Пожалуй, окажись они случаем на рыночной площади в разгар представления, то уж точно не бросились бы в объятия, ибо попросту не узнали бы друг друга.

К разгару лета компания Жозефа Базиля успела исходить всю провинцию и перебраться на другой берег Луары. Хозяин уверял, что самое верное – пробираться к Анжеру88
  Анже, устаревшее название Анжер (Франция) – город департамента Мен и Луара


[Закрыть]. Чем ближе к югу, тем щедрее публика. К тому же в славном городе есть на что поглазеть. Один только Анжерский замок чего стоит!

Да и неплохо бы им наведаться в собор Святого Маврикия и поблагодарить за небесную помощь в делах.

В одном из скромных городишек по пути к собору компания остановилась на постоялом дворе таверны «Сытый паломник». И стоило уставшим путникам присесть за стол, как возле них тотчас появился огромный незнакомец. Он снял свою широкополую шляпу и радостно всплеснув руками, воскликнул:

– Чёрт подери! Рауль! Вот уж не чаял свидеться! Стало быть, ты жив и порадуешь нас выступлением?

Креспен порозовел от гордости и скупо улыбнулся.

– Рад тебя видеть, Маран! Приходи сегодня на представление да захвати свою добрую жёнушку и ребятишек. Скучать не придётся.

– Вот удача! – звонко хлопнув себя по ляжкам, пробасил знакомый. – Непременно явимся всем семейством поглазеть. Эх, моя ребятня до сих пор поминает твою ловкость. Знаешь, Креспен, если ты найдёшь минутку, я бы с радостью поболтал с тобой о том о сём.

– По рукам, – кивнул довольный Папаша Ястреб. – Жди меня после полудня, до выступления успею почесать языком.

Марсель выложил перед Креспеном ножи и, замерев от волнения, ждал, пока тот придирчиво осмотрит хорошо ли начищена рукоять и заточено лезвие. Папаша Ястреб, нахмурясь, повертел один из кинжалов и ворчливо буркнул:

– Так я знал! Тебе бы только скакать, словно телёнок, что вырвался из загона. Вот, полюбуйся, лезвие тупое, как твоя ленивая башка. Возьми три су и мигом к точильщику. После отполируешь нож так, чтобы в нём, как в зеркале, отражалась твоя смазливая, нахальная рожа.

Марсель хмыкнул: он успел привыкнуть, что Креспен не слишком-то ласков и угодить ему труднее, чем заставить огородное пугало сплясать бурре99
  Французский народный танец


[Закрыть].

– Пожалуй, я успею сбегать к точильщику, отполировать нож и ещё вздремнуть пару часов, пока вы мелете языком со своим дружком, – давясь смехом, проронил мальчик.

– Вот наглый щенок! Это вовсе не твоего ума дело. Робер Маран солидный человек. Будет тебе известно, у него отличная мельница в предместье. Когда-то мы с женой провели у него несколько дней, пережидая непогоду. Эх, славное было времечко. Его парнишки тогда таращились на моё умение, открыв рты. Вообрази только, Маран не взял ни монетки за постой, так ему понравилось представление, – и словно спохватившись, что слишком разоткровенничался, он мигом поджал губы и сердито добавил: – Давай, Железяка, поворачивайся, нечего развешивать уши.

Однако все произошло почти в точности, как и говорил Марсель. Он действительно скоро управился с делами, а Папаша Ястреб ещё не вернулся. Базиль сердито вращал глазами и бранился на чём свет стоит. Пора ставить помост да надевать костюмы, видно, Креспен совсем ума лишился, что так запаздывает. Актёры суетливо готовили площадку, то и дело озираясь, не покажется ли Рауль, но когда он, наконец, соизволил явиться, всю компанию охватило отчаяние. Креспен едва держался на ногах.

– Вот проклятый пьянчуга! Ты хочешь нас всех разорить?! – зарычал Базиль. – По твоей милости я окажусь лгуном, обещая почтенной публике бодрящий кровь номер с кинжалами!

– Да полно вам, хозяин, – подмигнув и качнувшись, протянул Креспен. – Что дурного в том, чтобы поговорить с добрым человеком да выпить стакан-другой за мою бедняжку жену. Пока до нас с мальцом дойдёт очередь, я успею протрезветь.

– Хозяин прав, – степенно кивнул Силач. – Негоже пьяному брать в руки ножи. Ты же запросто укокошишь парнишку, помилуй Пресвятая Дева.

– Воображаешь, что я настолько пьян, Густав? – скрипуче рассмеялся метатель кинжалов. – Если у меня заплетаются ноги, это ничего не значит. Мои глаза и руки в порядке. Эй, Марси, ты не сомневаешься в моей меткости, или как жалкий трусливый кролик станешь отсиживаться под мостками?

– Откажись, парень! – громким шёпотом произнёс Муха, схватив Марселя за ворот блузы. – Откажись выходить, не будь дураком, Железяка. Иначе первый же кинжал прилетит тебе в лоб или проткнёт горло.

– Даже не подумаю! – дерзко вскинув голову, процедил мальчик. – Ведь набрался Папаша Ястреб, а не я. Если он растерял свою ловкость, то мне грех жаловаться на зоркий глаз. Заметив, что клинок летит неверно, я успею уклониться.

– Вот недоумок! – в сердцах вырвалось у Ксавье.

– Муха совершенно прав, – кивнула Оливия, сверкнув глазами. – Нечего тебе рисковать. Пойдёшь с Ангелочком собирать плату, только и всего. Толпа собралась что надо, ей одной и не управиться.

Но любовь к риску и желание доказать свою ловкость заставили Марселя лишь прищурить глаза и дерзко сплюнуть сквозь зубы.

Когда он взошёл на помост и окинул взглядом полностью заполненную площадь, сердце его радостно забилось. Так много публики бродячие артисты Базиля собирали редко. Видно, Папаша Ястреб не прихвастнул, и мельник Маран прихватил не только свою семейку, а и всех соседей в придачу.

Марсель чуть присел, согнув ногу, и прижал руку к сердцу, как учил его сам хозяин. После он, расправив плечи, прошёлся к деревянному кругу и прислонился спиной, ожидая знака от Креспена.

Папаша Ястреб, что успел плеснуть себе в лицо холодной воды для бодрости, неторопливо достал из-за пояса один из кинжалов и шепнул:

– Готов?

– Да.

С тихим свистом нож пролетел больше десяти туазов и с глухим звуком воткнулся возле правого виска мальчика. Толпа восторженно загудела. Второй клинок аккуратно вошёл слева. И вновь гул одобрения пронёсся над рыночной площадью. Марсель продолжал стоять, застыв, как изваяние, жадно вслушиваясь в бесхитростные громкие восторги.

– Вот дело! Однако парень, храбрец!

– Да уж, я втрое старше и то, пожалуй, наделал бы в штаны от ужаса!

Это замечание мигом вызвало оглушительный хохот.

– Ну и ловкость! Глядите-ка, господин, что метает кинжалы, кладёт их ровно, словно добрая портниха, стежок к стежку.

Под эти грубоватые восхищения Папаша Ястреб успел метнуть ещё пару ножей. Марсель, чувствуя приятную дрожь, совершенно расслабился, купаясь в лучах славы. Он больше не смотрел на Креспена и отвечал на вопрос о готовности, шаря блестящими от радостно возбуждения глазами по лицам зевак. Но внезапно острая и жгучая боль обожгла руку чуть выше локтя. В первые секунды он даже не понял, что произошло. Машинально опустив взгляд, он увидел торчащую рукоять пронзившего его кинжала. Толпу прорезал женский визг.

– Святой Ансельм! Он зарезал мальчонку!

Марсель приоткрыл рот, в удивлении глядя на струйку крови, что бежала по рукаву, и вмиг почувствовал непреодолимую слабость. Ноги его задрожали, лицо побледнело. Совсем перестав соображать, он с силой выдернул клинок, и кровь брызнула фонтаном, вызвав в толпе и вовсе истошные вопли. Серый от ужаса Креспен метнулся к нему и попытался подхватить под руки. Но Марсель, зажав рану рукой и сжав губы, увернулся и, выйдя на середину помоста, вновь отвесил грациозный поклон. И только скрывшись за пыльной вытертой занавесью кулис, он повалился в объятия хозяина. Толпа не на шутку разбушевалась. Зеваки требовали немедленного ареста метателя ножей. Самые отчаянные начали свистеть и бросать на помост камни и всякий сор, что попадался под горячую руку.

Побагровевший господин Базиль торопливо пошарил в глубоком кармане и сунул под нос раненому флакончик нюхательной соли. Марсель часто задышал, отчаянно пытаясь сдержать тошноту. Но увидев искажённое лицо Креспена и слёзы, блестевшие в его глазах, из последних сил отпрянул от хозяина и прошептал:

– Дайте мне выйти, я… я… хочу показать, что жив и… Папаша Ястреб не виноват…

– Чёрт! Муха, Колен! Да помогите же парнишке показаться толпе, может они впрямь уймутся. Проклятье! Оливия, детка, сейчас в твоих силах отвлечь этих умалишённых, иначе мы все угодим на каторгу! Иди же, давай, девочка, нацепи на лицо сладкую улыбку да задери юбки повыше, пусть лучше пялятся на стройные ножки, чем ринуться за гвардейцами.

Марсель двигался, как во сне, и шум в ушах не дал ему разобрать и половины воплей толпы. Однако его появление в заляпанной кровью блузе и наспех перевязанной раной дало зевакам иллюзию, что мальчонка и впрямь отделался легким порезом. Они довольно загудели, когда он, едва не растянувшись на подгнивших досках помоста, ещё раз отвесил поклон и послал публике воздушный поцелуй. И не успели Колен с Мухой подхватить его с двух сторон и буквально на руках утащить прочь, как с обольстительной улыбкой выпорхнула Оливия. Она жеманно изгибалась, бросала кокетливые взгляды. И вскоре оживлённые зрелищем зеваки почти что позабыли о неприятном случае, а мужчины и молодые парни, покручивая усы и сдвинув шляпы на затылки, во все глаза уставились на красотку в пышной юбке, что едва прикрывала колени.

Впервые за два года Креспен проявил к мальчику участие. Он укутал его своим одеялом и всю ночь не сомкнул глаз, тотчас поднося к его губам стакан воды, стоило только Марселю пошевелиться. Его хватила слабость и истома от вина, которое его заставила выпить Лиза, уверявшая, что раз уж он потерял много крови, её немедленно следует пополнить. А чем ещё это сделать, как не добрым красным вином? Он словно грезил наяву, не в силах заснуть. Ему было приятно принимать искреннюю заботу товарищей. Смешные подбадривания Мухи, уважительные похвалы в смелости от Силача. Дружеское подмигивание зубоскала Колена. Искреннее восхищение Катарины, пытавшейся покормить его с ложки и нежное прикосновение губ к его щеке. Серебряная монетка, подаренная хозяином и его рокочущее одобрение. А что, парень и впрямь стоящий. Когда к ним явились-таки два гвардейца во главе с сержантом, мальчонка сделал вид, что почти здоров. И открыто глядя в глаза господину сержанту, заявил, что сам виноват в случившемся. Он засмотрелся на забавного жирного котяру, что карабкался по кромке крыши. И сдвинулся с места, нарушив приказ Креспена. Право же, господин сержант, уж больно забавные коленца выкидывал кот, подстерегая голубя. Сержант криво ухмыльнулся. Он опустил в карман мундира почти всю выручку от представления, что незаметно сунул ему Базиль, но на прощание пожелал циркачам убраться из города не позднее полудня.

Теперь, когда все, падая от усталости, наконец разошлись, Папаша Ястреб заботливо поправил тощее одеяло на своём подопечном и, сдавленно всхлипнув, произнёс:

– Марси, сынок… от всего сердца прошу простить мне этот грех. Когда я думаю, что едва не погубил ребёнка, у меня сердце разрывается. Бедная Мари, должно быть, проклинает меня за дурость и пьянство. Сынок, клянусь, я на всё готов, лишь бы знать, что ты выздоровеешь и не останешься калекой по моей вине. Сроду не стану больше понукать тебя и обвинять в нерадивости! Сделаю всё, что хочешь, если тебе взбредёт в голову учиться ремеслу Мухи или целыми днями плевать в потолок, от меня вовсе не будет отказа. Скажи, Марсель, может, тебе охота полакомиться жареными каштанами или пощеголять в новёхонькой шляпе, я…

– Господин Креспен… мне не нужно ничего из того, что вы назвали… но если можно… пожалуйста… научите меня метать кинжалы, – блаженно выдохнул Марсель, ясно понимая, что вряд ли теперь услышит «нет».