Текст книги "Причуды южан. Ироничный фарс"

– Ничего у меня не выйдет…

– Это почему же?

– Однажды решилась… чуть не провалилась сквозь землю…

– Когда? Вот тихушница!

Господи! Какой же выглядела Катя дурой, когда рискнула на практике применить совет подруги! Прикинулась, будто теряет в ногах силу от нежного поцелуя Спартака и прижалась к нему, повиснув у него на шее. Он обхватил ее крепкими руками и уложил на диван. Мать в отъезде, но могла явиться тетушка Анна, у нее свой ключ, звонить в дверь ей было ни к чему – она присматривала за жильем и питанием племянницы. Но Катя не на шутку увлеклась своей ролью, вернее – позабыла все на свете: обхватив шею Спартака, не отпускала его от себя, словно боялась провалиться в бездну. Советы Риты вылетели из головы, и в той ситуации, в которой оказалась, не ведала того, что делала…

– Не знала, как мне быть? – оправдывалась Катя, объясняя подруге о своем неудавшемся подвиге.

– Глупышка, знает он! – издевательски прошептала Рита. – Строить дома может, но не может уложить в постель страждущую девицу?!

– Когда он меня поцеловал… все поплыло перед моими глазами, – признавалась Катя так, будто оказалась в эпицентре мощного землетрясения.

– Ты достойна своей судьбы! – развела руками Рита.

– Хорошо, что тетушка прокричала заранее: «Катя, сердечко мое, я прибыла!»

– Что хорошего? – сердилась Рита, только не ясно, на кого больше. – Лучше бы вовсе не приходила, вездесущая каракатица!

– Что такое ты говоришь о будущей свекрови?

– Она меня не хочет. Ладно, переживу. С тобой, что будем делать, девочка моя? Только знай, тебя просто так я не оставлю!

– Опять ты меня провоцируешь…

– Благодарить еще будешь! Ну, шевели задницей! Спартак твой заждался…

7

Спартак спешил, унося с собой корящий взгляд матери. Торопливо шагал к площади, где разворачивались такси, отправляющиеся из тупика во все стороны города.

«Душечка Кети, приди на рассвете…» – напевал он себе под нос мелодию какого-то старинного фильма, и поднял руку при виде такси.

Сидя в машине, предался воспоминаниям. Еще до того, как Катя окончила школу, дедушка определил место девушки в жизни внука, встречая ее недвусмысленным обращением:

«А вот и наша невестушка!»

«Опять колючая задачка? – спрашивал Спартак, когда Катя подходила к его письменному столу с учебником по математике и тонкой тетрадкой под мышкой. – Сейчас мы ее разложим по косточкам».

И «раскладывал», объяснял так, что сразу же становилось ей понятным. Все учителя хвалили Спартака за глубокие знания и были правы: он постоянно побеждал на олимпиадах по математике и блестяще окончил школу. Мог бы найти строительный факультет и поближе к дому, но захотелось учиться в столице. И тогда уже все были нацелены на Москву. Другие знания! – подчеркивали периферийные знатоки.

У Кати с учебой так не вышло. Старалась на него равняться. Но, увы! Как говорит Спартака мама: далеко куцему до зайца. Зато Катя по-серьезному увлеклась рисованием, легко усваивала его замечания; и всем своим куклам шила наряды сама. Увлеклась моделями платьев, туфель…

Она очень рано расцвела, была настолько мила, что буквально все на нее заглядывались. А портрет ее оказался на обложке журнала – с того пошло и поехало…

Он не подозревал, что с каждым разом вкладывает новый смысл в столь обнадеживающее слово: «невеста». Понял, когда не смог, как прежде, произнести при встрече с Катей так же игриво и с беззаботной легкостью. «Здравствуй… – и запнулся. – Ты ли?..» Перед ним стояла не просто смазливая девочка, а стройная красавица!

А она ждала этого волшебного слова, как самого радостного мига ее жизни: «невестушка…» Кому-то может показаться наивным такое уведомление, но она уже подростком чувствовала, что именно так и будет: она станет только его женой. Только бы ему понравиться…

Катя всегда одевалась со вкусом и во все модное. И все чаще и чаще кружилась у зеркала, придирчиво рассматривая себя со всех сторон. Не лишена была фантазии и склонности к портняжному ремеслу: немало из того, что одевала, старалась сшить сама. Бежевая юбка из лайки плотно облегала ее бедра, очень шла ей мужская сорочка такого же цвета, рукава были закатаны выше локтей.

«Что же произошло?» – ловил себя на мысли Спартак, думая о малышке, которая неожиданно расцвела и стала обворожительно красивой девушкой. Возвращаясь на каникулы домой, он смотрел на нее как-то по-новому, восхищаясь и влюбляясь. Ждал с ней встречи, как нового дня, который принесет нечто восторженное, а встретившись с ней, пытался уединиться. Он перестал говорить с ней, как старший брат со своей сестренкой-малышкой, от его покровительственного тона ничего не осталось. Спартак охотно рассказывал Кати смешные истории из институтской жизни, немало интересного происходило и на стройплощадке, где он подрабатывал. Словом, сам того не замечая, делал все, чтобы завоевать ее сердце, и, похоже, преуспевал.

Катя умела не только слушать, заразительно смеяться и смотреть на него, замлев от радости, но и что-то интересное подметить из своей недолгой трудовой жизни фотомодели. Постепенно и она отделялась от робости, которую испытывала от первых с ним встреч.

И вот как-то, перед отъездом в столицу, это случилось, и она едва устояла на ногах: он обнял ее за плечи и поцеловал в губы. Она растерялась, обомлела – так было здорово, господи! Закружилась голова…

Они встретились у входа в центральный парк. Спартак поцеловал Катю в щеку, несмотря на то, что она ждала совсем другого поцелуя. Но проглотила обиду, когда он обнял ее за талию, уводя в сторону.

– Ну, показывай свои апартаменты, – предложил Спартак, засматриваясь на нее с повышенным интересом, будто за полгода что-то могло измениться во внешности девушки, особенно в ее лице.

Она смущенно отвела взгляд. И замешкалась ответить.

– Громко сказано, – Катя взяла его под руку, и он слегка прижал ее к себе, как бы оправдывая поспешный поцелуй и вовсе не такой, на который она рассчитывала.

Но не стала на этом заострять внимание: все-таки – поспешил к ней в первый же день приезда. А это многого стоит! Если учесть, с каким нетерпением ждали его домочадцы. Мог бы сегодня побыть с родителями. Тетя Мария, мать его, как не пыталась скрыть, тревожилась, что он останется в Москве. Переживала и Катя, откровенно говоря. И вот он прибыл. И, кажется, не потребуются особые заверения в его к ней чувствах.

Ему интересно было ознакомиться с ателье, полагал, не более получаса займет микроэкскурсия. Затем отправятся в парк, отметят встречу в укромно месте, в кафе, где собиралась по вечерам молодежь. В такой теплый вечер в самый раз посидеть у реки, от которой веет благодатной прохладой.

Идти было недалеко: пересекли проспект, центральную улицу города, поднялись по улочкам чуть вверх – пару коротких кварталов. Перед тем, как войти в здание, где размещалось ее ателье, Спартак сразу же высказал недовольство:

– Обещала перейти в модельеры. Губишь свой талант! – пояснил он.

– Пойми, – оправдывалась она, – я стала владелицей ателье. Перед дядей Кирой будет неудобно. Отвалил столько денег на ремонт и все такое…

– Ну да, – невольно повторил он странное выражение матери.

– Окажусь неблагодарной, – Катя не стала обращать внимание на тон Спартака. – Занялась рекламированием моды! Мотаюсь, ни сил, ни времени не остается. Ну, улыбнись! – подытожила она, входя в здание и уводя его за собой.

– На тебя невозможно сердиться, – ее тонкая талия оказалась в крепком кольце его руки. – Кстати, я привез тебе журналы с модными моделями.

– Обещаю, займусь вплотную, только дай мне немного времени.

Они поднялись на старом гремучем лифте на второй этаж.

– И дядю вожу за нос, – улыбнулась она ему. – Обещаю заняться для его фирмы моделями. Однажды решусь…

– Очень хорошо! – одобрил Спартак.

– Кстати, у него грандиозные планы, – делилась она вдохновенно, будто могла этим доставить ему особую радость. – Знает, как привлечь внимание к фирме. Взялся шить туфли девчонкам, участвовавшим в конкурсе красоты. Посыпались после этого заказы! Вот бы и ты пришел на фирму…

– А я, с какой стати?

– Будем вместе…

– Моя мечта – снести «хрущёвки» и построить культурный Центр, а не расширять фабричные комнатушки.

Спартак задержал на ней ласковый взгляд, но ей показалось, что он оскорбился от неуместного предложения. И прохладный ветерок пробежал между ними.

– Лучше иметь дядю в союзниках…

Длиннющий коридор уводил вглубь, и Катя устремилась вперед, доставая из сумки ключи.

– А как Дима? – Спартак попытался разрядить обстановку. – Чем решил заняться?

– Бесцельно проводит время! – изливала обиду на двоюродного брата Катя. – Избаловали его так, что собрать не могут…

– Парень неплохой, ему бы идти учиться.

– Продолжает свои чудачества. Так умело подбирает голоса…

– У него и прежде здорово получалось.

– Как бы ни навредил себе и другим, – Катя задержалась перед тем, как открыть дверь. – Расскажу свежий случай. Рита, его девушка, пожелала пойти на концерт заморских знаменитостей. Билетов не найти. Она в шоке. Взяла Диму за горло. Как это она не окажется на такой тусовке! Мог ли Дима отказать своей любимой? Позвонил какой-то важной особе, подделав голос какого-то важного чиновника отдела культуры…

Катя широко открыла дверь и зажгла свет. Спартак смеялся, качая головой, идя за девушкой следом.

– И меня однажды подставил, – развернулась она к нему лицом. – Позвонил Ёске, ну, Иосифу. Будто я жду его после демонстрации мод. Был поздний час. Нужен, так сказать, провожатый. Тот обрадовался и быстро примчался. И Рита подлила масло в огонь… Тебе смешно, а на меня потом как-то странно посматривала тетушка Анна, будто на его богатство позарилась…

– Диме заняться бы пародией.

– Невинная шутка, но дядя стал строить планы! Ну, хватит! – и ей бы рассмеяться, но Катя сдерживалась: кто знает, как воспримет Спартак? – Смеешься… А Ёська, этот пузанок, стал появляться там, где я его совсем не жду. К тому же стал трепаться направо и налево, что я просила его приехать за мной. Теперь не знаю, как мне избавиться от навязчивой опеки?

– Этим займусь я…

– Кстати, он и в этом году намерен поступать на юрфак…

Катя юркнула в свой кабинет, а Спартак задержался в ателье, залюбовался огромными фотографиями, размещенными на стенах помещения. Черно-белые, цветные, старые, свежие, в основном – женские лица, прекрасные обнаженные тела. Зачаровывала красота, и приятно было смотреть до тех пор, пока это были снимки незнакомок. Но вот брови Спартака полезли на лоб и кровь в жилах стала, кажется, остывать: в глаза ему бросился портрет Кати в полуобнаженном виде. Снимок, правда, был сделан с большим вкусом и эстетическим мастерством, тем не менее вызвал в нем непроизвольный протест: вот так, запросто, могут любоваться ее красивой фигурой все, кто приходит сюда?!

На память пришли слова матери: «…Внешностью господь бог ее не обделил. Но что это, скажи на милость, выставлять свое тело на всеобщее обозрение?!»

Из соседней комнаты вышла Катя, она перехватила его взгляд и покраснела.

– Какой уже день прошу фотографа снять…

– Напрасно, портрет отличный, – потупился он, словно уличенный в обмане.

– Пошли, покажу тебе свой кабинет, – Катя взяла его под руку.

Щеки ее горели, она чувствовала, как краснеет от одной только мысли, что будет пытаться его соблазнять. Смущало еще то, что Спартак смотрел на нее с восторженным интересом, словно проник в ее потаенную затею.

– Ну, как находишь? Не блеск, но все-таки…

Небольшая комната с огромным окном, глядящим на шумную улицу, была освещена горящими свечами, водруженными на квадратном журнальном столике – только что зажженные фитили, быстро разгорались. В центре – бутылка шампанского и ваза с фруктами.

– Что-то отмечаем? – заглянул он в ее игриво-лукавые серые глаза.

– С приездом! – две ямочки продавились на ее улыбающемся лице.

– Спасибо…

Катя не дала ему договорить:

– Или не повод? – Она всячески старалась скрыть волнение, но, очевидно, не очень у нее это получалась, и попыталась скрыть легкими нападками. – В этот раз ты что-то дольше задержался…

Лучшее средство защиты – это нападение, говорят. Вот и она решила использовать испытанный метод, чтобы подавить свою нерешительность.

– И не только с прибытием, но и с красным дипломом… – подчеркнула она с игривым вызовом, рассчитывая на поцелуй, не такой, как у входа в парк, а настоящий, который ждет более полугода.

Он виновато пожал плечами.

– Отметим, конечно… – растерялся Спартак, будто уличенный в каком-то прегрешении. – О дипломе с отличием, разумеется, успела уведомить моя мать, – покачал виновато головой он. – После защиты подвернулась небольшая халтура, и с сокурсниками взялись подработать. Сколько можно висеть на плечах предков?! Звонил же я тебе…

Оправдываться ему незачем было, она все хорошо помнит. Просто, ей нужно было предпринять какие-то защитные меры, чтобы не выдать себя с потрохами. С ее ли трусостью идти на подобные подвиги? «Ну, помоги же мне!» – взывали не только ее сердце и глаза, полные надежды и нетерпения, но и вся ее жаждущая плоть.

И они как бы застыли на месте в робком мину тном ожидании, смотря друг на друга с нежностью. Он приоткрыл рот в соблазняющей улыбке, и на его смуглом загоревшем лице обнажилась полоска белых зубов. И в этот раз он, однако, не поцеловал ее в губы.

Спартак аккуратно открыл шампанское, крепко держа пробку, когда извлекал из горла бутылки, разлил светлый шипучий напиток ей и себе в удлиненные стаканы. И предложил за встречу короткий тост: рад, мол, тебя видеть и будем здоровы и все такое. Но что слова! Миг для нее волшебный, таинственный, решающий. Катя слушала Спартака, но стук сердца ее отвлекал. Они чокнулись звонкими хрустальными бокалами. Спартак выпил до дна, будто утолял жажду, она же не смогла осилить даже треть шипучки. Он забросил себе в рот виноградину и, жуя, смотрел на то, как она морщится от кисло-сладкого напитка.

– Ты похудел? – Катя будто нашла какие-то изменения на его лице, и укорила себя за то, что не смогла осилить некрепкий напиток и, стало быть, не осмелится настроить себя на интимный подвиг.

– И мама так считает.

– Но тебе очень идет. Придает аристократическую, так сказать… – невольно получилось вычурно, и она поспешила упростить фразу.

– Как в старину, что ли… Под нашим солнцем и обильным угощением быстро восстановишься. Здесь это умеют…

– Мама грозится меня откормить.

– Не вздумай поддаваться! – запротестовала Катя. – Сейчас иные платят, чтобы похудеть. А наши норовят раздать нас вширь…

– Причуды южан, – усмехнулся Спартак и взял под защиту родителей. – Старших понять можно, – он долил ей еще немного и себе почти до верха, и пояснил свою мысль. – Выпало на их долю всего. Хотят осчастливить детей. У меня такое ощущение, что основное удовольствие наших людей заключается в пирушках. Будто нет других увлечений. Замечаешь, все наши праздники, загородные вылазки, как правило, держатся на застолье. Не так ли?

– Точно! – Катя усмехнулась. – Вспомнила дядю Матвея. Пить он совсем не может, а дядя Кира цыкнет на него… Ходит потом по комнате, сам не свой. И тетя Анна мужа обвиняет. Одному застолье, а другому головная боль. Известны тебе наши кавказские приколы…

– Хотела бы жить в Москве?

Вопрос показался Кати настолько неожиданным.

– Не знаю… – растерялась она.

– Совсем иная там жизнь.

– Наверно, – пожала она плечами. – Столица, страна в стране…

– Другие возможности…

Спартак смотрел на нее так, будто проверял ее, и ее охватила легкая паника. Ритка, ушлая, и такой вариант предусматривала: а вдруг у него в столице завелась подружка, стращала, и вот он решил ее испытать. Откажется или согласится покинуть родных и близких, привычный жизненный уклад и все такое?..

– Перспектива… – он, казалось, смотрел ей в самую душу.

– Еще бы, – неуверенно поддержала его Катя. – Москва есть Москва. Не то, что наша периферия. Но… согласись, и здесь мы приноровились, вернее прижились, – поправилась она, – живем. В своей, как говорится, тарелке. А там, огромной столице, – потеряемся…

– Люди отправляются жить за границу и ничего, – и опять этот оценочный его взгляд, холодящий ее душу. – Не теряются, если знают, зачем едут, готовы дерзнуть, чтобы чего-то в жизни добиться… – и голос увлекающе заманчивый.

– Но разве нам здесь плохо? – И она решила использовать свою женскую хитрость: возможно, не такую изощренную, но вполне сойдет в целях самообороны.

– Пока были юными, под родительским крылом.

– Не знаю… – Катя почувствовала себя такой беспомощной оттого, что не могла ему возразить. – У тебя были такие планы, – ласково продолжала она, окончательно теряя надежду на то, что может что-то получиться из затеянного подругой плана. Господи! Да и о каком соблазне может идти речь, если назревает конфликт и даже расставание! – Готовил проект, чертежи, такие великолепные рисунки… – подчеркнула она так, чтобы не сдаваться без боя, и из явно проигранной ситуации хотя бы с достоинством выйти.

И это, похоже, возымело действие:

– Дадут ли построить культурный центр? – заговорил он уступчиво о своих опасениях.

– Почему же нет?! – она попыталась приободрить себя шампанским, сделав в этот раз более решительный глоток, другой.

– Кира намерен строить предприятие на этом участке…

– Начнешь с него, – осторожно предложила Катя. – А потом видно будет. Надо ли из-за каких-то даже временных трудностей уезжать?

– Если заставят обстоятельства…

– Здесь все наши родные, друзья… места. Все, все…

Глаза ее невольно наполнялись слезами.

– До чего же ты красивая…

То ли она услышала, то ли ей показалось, и, вновь схватив стакан, она пылко заверила:

– И Москва не сразу строилась! – жарко выпалила Катя. – Я на твоей стороне… – жертвенно добавила она. – Добьемся! Куда они денутся…

Она смолкла, утопая в его нежном поцелуе.

8

Родные и близкие утверждали, что Дима, единственный сын Анны и Матвея, изменился, возмужал, после армии остепенился, стал выше ростом, обогнав даже дядю Кира. В чем-то, может быть, правы. Но что значит, «остепенился»? Разве до армии он был хулиганом, рэкетиром? Просто, рос резвым пацаном, энергичным парнем, а не тихушником.

Мать приставала к отцу, когда сердилась на сына, и с упорством дотошного сотрудника правопорядка доискивалась, пытаясь во что бы то ни стало установить, кто в отцовском роду был таким не сносным живчиком, полагая, что все дурное переходит к детям непременно по линии отца. В такие минуты она не замечала, что сын – в мать, а характером скорее похож на ее родного брата, Киру, у которого днюет и ночует он с самого детства.

С учебой у Димы не вышло, как того хотели родители, особенно отец. Закончил школу, утомительную одиннадцатилетку. И не пожелал более садиться за надоедливые учебники. Зубрить, если он не решил, куда поступать, если не знает, кем хочет стать. На стороне племянника всегда оказывался дядя Кира:

– Время покажет. И я не заканчивал института и что же? А все ко мне тянутся за советом. Дело наладил. И наши семьи, и семьи моих компаньонов всем необходимым для жизни обеспечены. Время деловых и удачливых наступило. Отслужит в армии. Физически и духовно окрепнет. И вольется в наши ряды…

Мать во всем с братом соглашалась. Отец приуныл: растворялась его призрачная мечта – спал и видел сына с высшим образованием. Он ставил в пример Спартака, одержимого строительством, как и его отец. Здорово рисовал парень. Одаренный. У Димы же – еще не прояснились способности, не сформировалась, что ли, его призвание.

Провожали в армию – накрыли обильный стол, будто отправляли на фронт – произносили патриотические речи: помни, не осрами семью! Вернулся из армии – снова застолье. Дядя Кира торжественно возвестил: теперь, мол, перед тобой открыты все двери! Однако Диме нужна была лишь одна дверь, дверь Риты, его девушки. И конечно, тачка.

Теперь она у него есть, и он был на седьмом небе: «Мерседес» – подарок, который он дождался, как манны небесной, и мог отправиться, куда хотел, вырваться на волю, как заточенный в клетке щегол.

– Можем отправиться хоть на край земли! – выпалил Дима, крепко обнимая девушку и указывая на новую иномарку.

Маршрут оговорили заранее: посетить новый ресторан в ущелье. Давно собирались, наслышанные не столько о замечательной кухне, сколько о живописном месте, где выстроили это своеобразное заведение. Но раньше не получалось из-за того, что не было своей тачки.

Дима со скрежетом машины сворачивал на очередном серпантине крутой дороги и горделиво смотрел перед собой. «Мерседес» надежный транспорт, что надо! Мечтал о такой тачке и дождался.

Ресторан показался издали, как башня на верхотуре. Площадка вокруг была выстелена плитами. Вокруг чудесные ели. Райский уголок.

И внутри был вид привлекательный: танцевальная площадка, хоть и небольшая, столики, расположенные месяцем, оркестр исполнял милое танго. И две пары покачивались в центре, тесно друг к другу прильнув.

– А здесь очень мило, – сказала Рита, чуть задержавшись внутри ресторана.

И ее возвышенное настроение разлилось в его душе бальзамом.

Стены повествовали о былых ратных подвигах южан с иноземцами.

– Пойдем? – предложила она, указывая на пары.

– Наберемся пара, потом, как говорит мой дядька Кира, – потянул Дима подружку к свободному столу у окна.

На площадке тем временем оказались еще две пары, и плавно передвигали ноги в спокойном танце.

Обслужили их быстро, поскольку посетителей было немного. Дима был сыт, но заказал всего понемногу. И после нескольких стаканов красного вина пригласил на танец Риту.

Тонкая и стройная, как кипарисы, что виднелись из огромного окна, она тянулась вверх, словно стремилась дотянуться до губ Димы. Влюбленными и хмельными глазами смотрела на него, безмерно счастливая.

– Если бы ты знал, как мне хорошо с тобой! – она прижималась к нему, обвивая его шею тонкими руками.

– Знаю! – Он крепче прижал ее к груди. – И я испытываю тоже самое!

Они танцевали, почти не двигаясь, лишь слегка качаясь. Кончилась мелодия и он повел ее не к столу, а к окну. И, отойдя чуть в сторону, обхватил ее и стал целовать порывисто, признаваясь:

– Я больше не могу! Жутко хочу тебя! Уйдем поскорее!

От крепкого объятия захрустели ее косточки.

– Сумасшедший! Раздавишь меня, – она пыталась высвободиться. – И я хочу, но зачем же душить меня, как Дездемону?

– Пошли. Здесь шикарные номера в гостинице, – предложил он.

– С тобой – хоть на край света. Но… мы только что пришли, – кокетливо покосилась Рита на накрытый стол, подле которого стояли. – Наберемся пара… – шутливо напомнила она.

– Тогда еще по бокалу и – все!

Они поднялись по дощатым ступенькам двухэтажного коттеджа. Вошли внутрь комнаты. Он включил свет. «Фу!» – выдохнула она, не взглянув на дорогостоящий гостиничный люкс. Легла на широкую кровать и, распростерев руки, сбросила с ног туфли.

– Полежи, пока приму душ, – Дима на ходу расстегивал рубашку.

– И меня возьми с собой, а то – усну.

– Айда, моя крошка, – он взял ее на руки и унес в ванную.

Снял с нее платье и повесил на вешалку. Перехватив в огромном зеркале отображение ее красивого обнаженного тела, он порывисто повернул ее к себе.

– До чего же ты аппетитна! – он хищно впился губами в ее упругие груди с острыми сосками. – М-м… сладенькая моя.

– Ну, Дима, – жеманно сопротивлялась Рита. – Душ, а потом – я вся твоя…

Она сладко визжала под душем, когда он направлял сильные струи воды в чувствительные места ее тела, замурлыкала от удовольствия, когда он стал нежно обтирать ее махровым банным полотенцем.

Дима унес ее и уложил на широкую кровать и, разглядывая ее порозовевшее тело, восторженно воскликнул:

– Неужели все это мое? Настоящий клад! Ошалеть можно!

Он был в ударе. Рите казалось, что от ее вздохов и стонов сбегутся гостиничные клиенты и работники, но не могла сдерживать себя от его сладострастных проникновений. Кровать мало-помалу превратилась в борцовский мат.

Сидя в машине, Рита продолжала жить страстными минутами.

– Ты окончательно меня покорил, разбил, уничтожил, – призналась она. – Боже! Как можно лишать себя такого удовольствия?! – вспомнила и о своей подруге.

– Бес в меня вселился. Ты зажигаешь так, что можешь спалить! – он смотрел на Риту, разомлевшую на сидении рядом, точно намеревался снова наброситься.

– Ты – настоящий хищник! – и она глянула на него с очарованием. – Тигр! Тело будто не мое…

– Отныне я буду купать тебя – так возбуждает!

– Ты всегда будешь таким?

– У меня к тебе бесконечное половое влечение! – Дима отпустил руль, чтобы привлечь к себе Риту. – Никогда ты мне не наскучишь!

– С ума сошел! – запротестовала она. – Смотри на дорогу…

– Иди ко мне, садись на колени…

– Перестань! Мы разобьемся…

– Мы еще не занимались любовью в такой позе. В движении… Такой это будет кайф! В одном американском фильме показывали. Меня это очень заинтересовало. Непременно надо попробовать. Ко мне лицом повернись, – усаживал он ее удобнее. – Вот так, мое сокровище. А теперь помоги мне.

– Какой ты ненасытный, – она полезла ему в ширинку. – Просто, настоящий тигр…

Из-за угла неожиданно показался нос такси.

Дима надавил на тормоз, но было поздно. Раздался треск…

9

После пьянящего поцелуя зыбкая задумка напрочь выветрилась из головы Кати, и, похоже, она уже не принадлежала себе. Спартак доливал ей коварный напиток, который поначалу казался безобидным, а она смелела и охотнее отпивала, не думая о последствиях. В итоге раскраснелась, как клуша, щеки горели и ее в жар бросало. Шампанское, которым увлеклась, исподволь делало свое черное дело, и внезапно придало ей шальную решимость. Она пересилила неловкость и переместилась на подлокотник кресла, на котором сидел Спартак.

Она уже не та малышка с косичками и белым бантиком, которую он прежде знал и наставлял. Она выросла из короткой юбки и готова доказать свои окрепшие с годами к нему чувства. Вот только нужно переступить ей последний барьер нерешительности. Однако и он мог бы взять на себя инициативу, разве не видит, не чувствует, как она тает в его объятиях?!

– Честно говоря, Москва – настоящий дурдом, – как будто не к месту возобновил Спартак разговор о столице, но чуть позже прояснилось. – Все куда – то спешат. В метро, как в муравейнике. Особенно на станциях, где вокзалы, и съезжается масса людей с периферий. Вечно что-то тащат. Какие-то неподъемные баулы. Толпа теснит, давит. На эскалаторе спотыкаются, переступая…

Явно утрировал он, чтобы не просто ее рассмешить, выдать ситуацию поярче и забавнее, но намеренно вкладывал определенный смысл в суматошную жизнь мегаполиса. Спартак согласен с ней и это чудесно, и сгущал краски, принимая ее сторону. Хорошо там, где нас нет.

Катя улыбалась, довольная таким разворотом событий и осторожно уложила руку ему на плечо.

Спартак как будто услышал зов ее сердца, развернулся к ней лицом и коснулся губами ее губ. Правда, уже не так страстно, как до этого, а как-то трепетно, словно остерегался продолжения. И она вынуждена была обнять его, прильнуть к нему, чтобы продлить наслаждение и придать ему смелости. «Я твоя, твоя», – взывало ее сердце. Катя не ожидала от себя такой дерзости, по-серьезному взялась за свою усложненную роль, и, кажется, добилась своего. Ухватившись за его шею, она оказалась в крепком кольце его рук, не соображая уже, как ей поступить дальше… Глухим стуком отдавались в ее висках и в груди дерзкие напутствия Риты:

«Начнешь его раздевать…»

Боже! Как это сделать, когда руки у нее были заняты, она не могла и не хотела отпускать от себя Спартака, – шампанское, похоже, больше расслабило ее в итоге, нежели придало ей решимости.

– Тебе не жарко? – шепнула Катя первое, что пришло ей в голову.

Ей было нестерпимо душно, стала какой-то ватной, обессиленной. Никогда она столько не пила. Не полагала, что такой неказистый вроде бы напиток может сделать ее столь податливой, как пластилин.

Но вдруг вспомнила, что не заперла дверь на ключ. Могла заявиться уже не тетушка Анна или клиенты, но дядя Кира. И это будет уже не тихий ужас! А грандиозный скандал. «Без обручения и свадьбы!» – разразится грозным воплем тетушка Анна, всегда и во всем поддерживая брата, и тогда, уж точно, Катя себе такое не простит.

Спартак ее не отпускал, да и она не могла шевельнуться, разомлев в кольце его крепких рук. Смотрела на него с беспомощной нежностью. Не могла и не хотела покидать столь сладкое пленение. Мысли отступали под властью неудержимого желания.

И в этот миг зазвонил ее мобильник. Она вздрогнула, высвобожденная из его объятий, и машинально покосилась в сторону двери. Сообразив, что это разрывается бравурными ритмами телефон, неохотно включила связь.

– Да! – Катя откликнулась, едва сдерживая недовольство, однако немного погодя голос ее резко осел, изменился. – Что-о? Что ты говоришь?! – она резко поменялась в лице. – Как?

Бледное лицо Кати насторожило Спартака:

– Что случилось?

– Дима столкнулся с такси…

10

Таксист вывалился из машины и, не разгибая до конца спины, на изогнутых от потрясения ногах ошалело рассматривал крепкую вмятину на носу своей машины.

– Что ты наделал, придурок? – завопил он, размахивая руками. – Новая машина! Где были твои глаза? Прешь на красный свет, как бык, на красное полотно!

Дима, напуганный и оглоушенный, вышел навстречу таксисту; он то ли держался за голову, то ли приподнял руки вверх, как бы принося свои извинения таким капитулянтским способом.

– Так получилось, браток, – он попытался по-хорошему разрешить обстановку. – Уплачу, возмещу убытки, как полагается…

– Что мне твои деньги! Хозяин фирмы изживет меня со света! Вызову полицию… – он полез в боковой карман пиджака, достал мобильник.

Дима не дал ему набрать номер, повиснув у него на руке.

– Только не полицию, я тебя прошу! – завопил он. – Сами разберемся! Уплачу сколько хочешь! Только доберемся до дому. При мне не будет столько денег…

– На кой хрен мне твои деньги! – отмахнулся таксист.

– Что ты такой нервный! – Дима терял терпение. – Все мы здесь друг друга знаем. Как говорит мой дядя – одна половина наши родственники, другая – близкие друзья. Из какой половины будешь ты? Не делай из мухи слона. Бери деньги по-доброму!

– Долго еще будешь с ним базарить? – прокричала из машины Рита. – Я тут отбила себе задницу, а он еще что-то пиликает там…

– Сейчас! – прокричал Дима. – Не видишь, уперся рогами…

– Перед кем ты рисуешься, молокосос?! – вспыхнул таксист. – Хочешь показаться перед бабой своей смельчаком? Давно перестал писать в штаны?

– Какая муха тебя укусила? – Дима надеялся миром уладить конфликт. – Не можем по-доброму разойтись?

– Развелось деток богатеньких! – завелся таксист. – Палец о палец в своей жизни не ударили, а на дорогих машинах разъезжаете. И думаете, что весь мир вам принадлежит. Вбей себе в башку, бездельник! Ты – никто! Дурно воспитанный и плохо кончишь…