Текст книги "Свободен!"

Глава 6

Это прозвучит наивно, но я никогда не обсуждал с Габи вопросы контрацепции. Когда ты подросток, ты сначала занимаешься сексом, а потом уже все обдумываешь. Но, по понятной причине, при встрече со взрослой женщиной ты считаешь, что она знает, что делает, и если предпочитает секс с презервативом, то наверняка скажет об этом. Кроме того, я был уверен, что видел в нашем доме ее таблетки. Я, правда, ни разу не замечал, чтобы она их глотала, но какая в сущности разница.

Кроме того, оставался вопрос менструации. По опыту (довольно ограниченному) я знал, что женщины, которые занимаются сексом во время менструации, не понимают тех, кто этого не делает, и наоборот. Мужчины обычно не проявляют любопытства и не спорят, они просто принимают женскую точку зрения на этот счет. Я думал, что у Габи эти периоды очень коротки, потому что у нее не было никаких признаков недомогания и она редко не интересовалась сексом.

Теперь возникал вопрос, когда она забеременела.

– Наверное, в самом начале, – ответила она. – Прости.

– Не надо извиняться. Я просто интересуюсь, вот и все. – Я ее обнял. – Это замечательно. – Но я не сказал этого сразу, потому слова прозвучали неубедительно.

Мы принялись обсуждать общие темы, связанные с родительскими обязанностями и нашим будущим, но скоро она неожиданно заявила:

– Вообще-то, мне не хочется об этом говорить. Я слишком потрясена.

– Ясно.

– Скажи, – проговорила она. – Почему ты не подошел, когда был недавно у меня на работе?

– Что?

– Ты заходил в мой бар, но даже не захотел со мной поговорить.

– Не понимаю, о чем идет речь, – заявил я.

Габриэль потерла лицо:

– Ты приходил в бар, где я работаю? Да или нет?

– Нет.

– Я бы тебя познакомила с коллегами. Там много людей, которые наверняка бы тебе понравились.

В глубине души мне очень хотелось спросить, была ли она беременна, когда решила выйти за меня замуж. Но такой вопрос был бы ей неприятен. Я достаточно знал об отношениях, чтобы понять, что для их сохранения иногда стоит поддержать женщину. Сказать что-нибудь простое и позитивное. Мне очень хорошо с тобой. Все чудесно, дорогая.

Прошло несколько дней, и я получил еще одно письмо. Думаю, именно в тот момент я испугался. Я слишком долго не отдавал себе отчета в серьезности проблемы. Любой человек заметил бы это раньше, но у чужих есть преимущество – со стороны видишь всю картину. Письма, визит бывшего мужа, или кто бы он ни был, сложности на работе. Но все это произошло не сразу, и этот период был наполнен большими переменами и волнениями; я был убежден, что рядом со мной восхитительная женщина, и меня ожидает блестящее будущее. Каждый новый день походил на жизнь в раю. Мы облетали окрестные скалы на маленьком самолете, арендованном Габриэль, устраивали пикники на соседнем пляже. Меня встречал запах Габи в комнате, где она только что была. Мы смеялись, попивая текилу, рассказывали друг другу о своей жизни, я гладил спину Габриэль и любовался ею. Чего еще я мог желать?

На конверте нового письма в левом верхнем углу стояла цифра четыре. Там было написано:

В основном красный с пятнами желтого в левой части. Бирюзовый и серо-бирюзовый справа. Оранжевый впереди. Самый лучший. Думаю, мой любимый, когда я смотрю вокруг и сравниваю.

Ни малейшего представления, что это могло значить. Я снова взглянул на конверт. Письмо отправлено в Испании. И набрано на компьютере. Я почувствовал, как из желудка поднялся ужас и прошел через диафрагму к груди. Я сделал несколько вдохов, стараясь сдержать слезы. Я страстно желал, чтобы все закончилось. Наверное, первые письма были слишком сюрреалистическими, чтобы принимать их за настоящую угрозу; как будто это происходило с кем-то другим. Но последнее послание переполнило чашу. Мне стало страшно до дурноты.

Я постарался сконцентрироваться. Целый час я смотрел на письмо, не понимая, что ищу. В нем не было ничего особенного; по-моему, бумага довольно дешевая, хотя вообще-то я в этом не разбираюсь. На свет – никаких водяных знаков. Буквы слегка растекались, особенно буква «О». Очевидно, письмо было напечатано на струйном принтере.

Я пытался проанализировать предложения. Что это может напоминать? Знаю ли я кого-нибудь, кто выражается в таком стиле? Нет. Письмо было намеренно составлено из разных отрывков, автором мог быть кто угодно.

В эти недели и месяцы больше всего раздражало то, что давление на нас было таким разнообразным и непоследовательным. Мне казалось, что маньяк должен иметь ясный план игры и применять одну тактику, например дышать в трубку или следить за Габи на улице. Но чем дальше, тем более поразительной и непредсказуемой становилась наша история.

Глава 7

На работе я по-прежнему с удовольствием читал дневник моего отца. Он подробно описывал свою жизнь в трущобах недалеко от Бильбао.

Его родители с утра до вечера искали работу в городе, отец пытался устроиться докером, мать – официанткой. Небольшие поселения-трущобы строились из того, что людям удавалось украсть на стройке или найти на свалке за городом. Кусок рифленого железа мог подойти для крыши, но зимой он не спасал от стужи, а летом – от жары. Поэтому детей посылали за камнями, чтобы укрепить крышу. А если никто не присматривал за домом, то приходили соседи и крали камни или всю крышу. Моему отцу и его сестре приходилось целыми днями охранять дом.

Положение усугублялось тем, что Франко запрещал проводить в такие трущобы воду и электричество. Во время Гражданской войны Страна Басков выступила против Франко, и его очень раздражали новые переселенцы из тех мест.

Как обычно, я пытался обсудить это с Олаей, но она никак не реагировала. В первые три часа она хранила гробовое молчание. Потом ее неожиданно прорвало.

Выяснилось, что она расстроена из-за своего парня. Раньше она никогда о нем не упоминала, но, очевидно, теперь была в такой ярости, что даже я сгодился на роль собеседника.

– Вчера вечером я пришла домой после тяжелого рабочего дня. – Она говорила без намека на иронию. – Он ездил в старый город. Сделал на спине новую татуировку, которой, как он выразился, я должна была полюбоваться. Оказалось, это… – она поискала подходящее слово, – ящерица. Черные чернила еще не высохли и линяли.

– Краска растекалась, – непроизвольно поправил я, но она не разозлилась и даже была довольна, что ей помогли выразиться более литературно.

– Он спросил, нравится ли мне татуировка, – продолжала она. – Мне она совсем не понравилась. Но я решила, что нужно ответить что-то другое. Я сказала, что красный глаз ящерицы очень симпатичный, и это был верный ход. Он посмотрел в зеркало на свою спину и как дурак объяснил: «Нет, это просто пятно». Я и так знала, что это пятно, а он добавил: «А тебе, Олая, нужно сделать еще одну татуировку».

– У вас уже есть татуировка? – спросил я, но было очевидно, что ее откровенность не распространяется так далеко.

– И тогда он предложил, чтобы я сделала татуировку на губах.

– На губах?

– Он хотел, чтобы на верхней губе у меня были слова «Я люблю», а на нижней губе – его имя, Анарц.

– Класс.

– Я сказала: а как же работа? Я не могу ходить на работу с такими губами.

– Вполне справедливо, – заметил я.

– Он объяснил, что я могу красить губы, а каждый вечер, когда буду возвращаться домой, он будет меня целовать и татуировка проявится.

– И что вы ответили?

– Я заверила, что выполню его просьбу, как только он сделает татуировку с моим именем на головке своего члена.

Я рассмеялся.

– Проблема в том, – продолжала она, – что он такой идиот, что сделает это. Уверял меня, что так и нужно поступить, чтобы у нас было что-то общее. Потом мы поругались, и теперь единственное, что нас объединяет, – это наша ненависть друг к другу.

Рассказанная история революционным образом изменила мое мнение об Олае. Раньше я считал ее… сам не знаю какой, но уж точно не такой. Я был несказанно рад, что она выбрала меня для этого разговора.

Я обдумывал, что сказать в ответ, боясь испортить эту первую попытку общения. Но случилось так, что я упустил свой шанс высказаться, потому что на мгновение взглянул в окно.

Мужчина, называвший себя мужем Габриэль, смотрел на меня сквозь стекло.

Меня охватил ужас.

Я замер.

Потом я приказал себе перейти в наступление. Я должен был сделать так, чтобы он почувствовал свою слабость.

Я выбежал из кабинета, помчался по коридору и выскочил на улицу. Потратил еще примерно пятнадцать секунд, обегая здание; я старался развить максимальную скорость и лишь надеялся, что он не станет слишком торопиться.

Он вообще не двинулся с места.

– Теперь вы со мной поговорите?

– Вы не имеете права здесь находиться, – заявил я. – Это частное владение.

– Вам нужно со мной поговорить. А мне нужно объясниться с вами.

– Убирайтесь отсюда!

– Не важно, как вы к этому относитесь, – продолжал он. – Нам нужно все обсудить.

Наконец я сдался.

– Может, пойдем куда-нибудь? – предложил он.

– Нет.

В этот момент я с удивлением заметил двух охранников с автоматами, медленно прохаживавшихся неподалеку. Я отвечаю за прием на работу охранников, и при любых обстоятельствах им запрещено ходить по территории с оружием. Однако в тот момент это была наименьшая из моих забот.

– Женщина, с которой вы живете, теперь называет себя Габриэль, – начал незнакомец.

– Сначала назовите свое имя.

– Алекс Лоренс.

– Хорошо, – произнес я. – Мне нужны ручка и бумага. Сейчас я их возьму.

Ситуация получалась довольно глупая, потому что мне нужно было вернуться к своему столу. Я решил, что если убегу, значит, проявлю трусость, но возвращение обычным шагом займет слишком много времени. Поэтому я выбрал промежуточный вариант, небрежно (по крайней мере я рассчитывал, что это так выглядит) прошел до угла, а оказавшись вне поля зрения, бросился во всю прыть к офису. Добежав до кабинета, я стал двигаться очень медленно, на случай, если он наблюдает через окно.

Украдкой я бросил взгляд в его сторону. Он стоял на том же месте. Я обратил внимание, что он стоит неестественно прямо. Только сумасшедшие стоят так прямо и неподвижно.

И вот мы снова лицом к лицу.

Он опустил руку в карман, достал фотографию и протянул ее мне:

– Это она, верно?

На фотографии действительно была Габриэль, но с короткими светлыми волосами. Это была одна из тех шуточных фотографий, которые любят делать спьяну. Она сидела в баре, одетая в желтый обтягивающий джемпер; я не мог оторвать глаз от ее груди. Она выглядела очень пьяной: тяжелые веки и не слишком осмысленная улыбка, которая то ли выражает блаженство, то ли предвещает тошноту. Я спросил себя, не была ли она тогда счастливее, чем со мной.

Сама по себе фотография мало о чем говорила. Габриэль и Алекс могли быть коллегами или знакомыми. Я был почти уверен, что этот мужчина окажется полицейским, он мог работать с Габриэль и любить ее. С другой стороны, как он выкроил время, чтобы проделать долгий путь до Бильбао, если он работает? Он должен был испытывать сильную злость или иметь другие серьезные причины, чтобы… Чтобы поговорить с ней? Надоедать мне?

– Зачем вам разговаривать со мной? – спросил я.

– Мы поженились двенадцатого мая тысяча девятьсот девяносто пятого года, – сказал он. – Зарегистрировались в офисе в Камбервелле, в южной части Лондона. – Он извлек и развернул листок бумаги – фотокопию брачного свидетельства. – Почему вы даже не хотите на него взглянуть? – спросил он.

Я взял листок и некоторое время его изучал. Довольно долго, чтобы показать, что прочел имена и теперь намерен оспорить доказательства, но достаточно быстро, чтобы продемонстрировать, что не собираюсь играть по его правилам. В свидетельстве стояло имя Реджины Габриэль Тримейн.

– Ладно, возможно, вы были женаты.

– Мы и сейчас женаты, – поправил он.

– Если вы утверждаете, что женаты, зачем преследуете меня на работе? – спросил я. – Для чего проделали этот путь до Бильбао? Почему не решили этот вопрос с Габриэль?

– Я имею право бороться за свою жену, – заявил он. – Я должен иметь возможность отстаивать наш брак. А что касается других ваших вопросов, то я сюда переехал. Теперь я работаю здесь.

– Если она предпочла оставить вас и действовала столь решительно, то вряд ли вам удастся что-то поправить.

Мне было досадно, что я сразу признал его главный аргумент и согласился с тем, что они были женаты. Я был слишком испуган, чтобы проанализировать последствия его переезда в Испанию.

Он начал свой длинный рассказ. Он ходил небольшими кругами; иногда казалось, что он говорит сам с собой. У него был вид агрессивного человека, но в то же время грустного и растерянного. Было очевидно, что он много думал об этом и, вероятно, говорил правду. Или ему казалось, что правду.

Я почти не слушал его.

Он говорил, что не замечал, что Габриэль хочет его бросить. Они были счастливы. Планировали совместный отпуск, собирались отдыхать на вилле к югу от Венеции. Он довольно долго громко рассуждал о том, почему мог распасться их брак.

– Возможно, я слишком много времени проводил дома, – говорил он. – Я был счастлив, понимаете? Я стал настоящим домоседом. Она очень энергичная и веселая. Однажды она мне сказала, что я такой пассивный, что ей приходится самой придумывать развлечения для нас двоих. А я ничего не предлагал. Но мне нравится смотреть спортивные передачи по телевизору. И мы не могли постоянно куда-то ходить, это было бы накладно.

Я вдруг стал очень четко осознавать происходящее вокруг; так бывает, когда вот-вот потеряешь сознание. Цвета изменились, звуки были или оглушительными, или еле слышными. Я видел офисный корпус и литейный цех. Складские помещения. Зеленые газоны около входа. Декоративные пруды. Три декоративных пруда. Сосчитай их: один, два, три. Очевидно, этот мужчина в самом деле был женат на Габриэль. Или у него была чертовски богатая фантазия.

С аэродрома неподалеку взлетел самолет. По-моему, этот аэродром расположен слишком близко к фабрике, это небезопасно.

Я различил свои слова:

– Я слушал вас достаточно долго.

Я уходил прочь.

Он что-то говорил, но я не мог разобрать слов.

Я произнес через плечо:

– Вы уже высказались. Спасибо.

И благополучно свернул за угол.

Я продолжал идти и был почти уверен, что он побежит за мной.

Я дошел до двери, миновал коридор и, очутившись в своем кабинете, остановился так, чтобы меня нельзя было разглядеть через окно.

Ко всем неприятностям добавилась еще одна: начала чесаться голова. Я немного ее почесал.

Тут я понял, что Олая по-прежнему сидит за своим столом и в недоумении смотрит на меня. Потом она снова принялась говорить о своем приятеле-идиоте.

Глава 8

Человек так устроен, что скорее поверит словам незнакомца, чем тому, с кем живет, даже если этот кто-то никогда не был уличен во лжи, прилагал постоянные усилия к созданию общего счастья и сделал жизнь почти идеальной. Я почувствовал эту странную закономерность, поэтому мне нужно было подготовиться к разговору с Габриэль о ее прошлом. Если, к примеру, подожду ужина, то может показаться, что я специально рассчитывал время, чтобы заговорить об этом. И я решил приступить к разговору сразу, как только ее увижу, но постараться вести себя непринужденно.

Габриэль вошла в дом с радостной улыбкой.

– Привет, – сказал я.

– Привет, красавчик, – ответила она.

Габи приготовила себе джин с тоником и открыла пачку печенья. Она начала болтать о том, что произошло за день, макая печенье в джин. Я уже несколько раз наблюдал этот трюк в ее исполнении и однажды сам решил попробовать. Удивительно приятный вкус, если напиток достаточно крепкий.

– Это лучше, чем мои пять порций фруктов и овощей в течение дня, – заявила она.

– О чем ты?

– О можжевельнике.

Ей нравилось шутить на тему джина.

– Сегодня со мной произошел забавный случай, – произнес я. Фраза не прозвучала достаточно небрежно. – Ко мне на работу пришел мужчина, который… утверждал, что был женат на тебе.

Я следил за ее лицом. Оно не дрогнуло. Не пробежала тень. Но Габриэль не торопилась с ответом.

– Кто?

У нее было так много мужей?

– Он сказал, что его имя Алекс Лоренс.

– Да, – кивнула она. – Я его знаю.

– Знаешь?

– Но я не предполагала, что он может тебя навестить. Я знаю, кто он. Он всегда уверял окружающих, что мы с ним женаты.

– И он…

– Мы просто жили вместе, – объяснила она.

После этой фразы в воздухе повисло напряжение. Потому что я не знал, что сказать.

– Это было… – начала она и остановилась.

– Это было полной неожиданностью, вот и все, – заявил я. Меня раздражало, что я почти извинялся. Но в то же время я хотел показать, что не собираюсь ее уличать; что бы она ни сделала, было хорошо. Я ей доверял. Впрочем, это была неправда.

Она глубоко вздохнула, собираясь рассказывать.

– Вижу, ты считаешь, что я должна была упомянуть об этом раньше, – сказала она.

– Ты не можешь знать, что я думаю. – Это прозвучало агрессивно.

– Не все люди могут рассказывать о своих предыдущих отношениях. О предыдущих браках – да, но не об отношениях, – настаивала она.

– Значит, вы не были женаты?

– Иногда так случается, люди совершают ошибки. Если все было ужасно, лучше забыть о прошлом и начать жизнь заново. Я переехала к Алексу, и сначала все было идеально. Казалось идеальным. Мы не должны забывать, что пару лет прожили довольно хорошо. Я была моложе, а в молодости многого о себе не знаешь, не понимаешь, как строить отношения, поэтому я не виню во всем только его или только себя. Но ситуация все больше выходила из-под контроля, а нам все труднее было сдерживаться. Что бы я ни делала, он воспринимал это как попытку оттолкнуть его. Он становился все более ревнивым, у него появились навязчивые идеи. Однажды я поняла, что его поведение – не «болезнь роста», не проблемы, с которыми можно справиться, а настоящий кошмар, который нельзя изменить. Это проявлялось и в мелочах, и в серьезных поступках. Алекс был мелочным скрягой, его бережливость доходила до абсурда.

– Ты повторяешься, – засмеялся я.

– Мы все время ругались, – продолжала она. – Хотя тратил деньги только он; и еще он все время хотел подавлять и доминировать. Знаю, ему было плохо. Но это его не оправдывает.

– Так чем он занимался?

– Разным. Начинал одно дело, посвящал ему несколько недель, потом бросал, и нам приходилось браться за что-то новое. Его раздражало, что нашу свободу что-то ограничивает, и мы снова все меняли, планировали путешествие за границу или еще что-нибудь, но на самом деле он не хотел уезжать. Мы постоянно обсуждали наши дела, но все было не то, ему ничего не нравилось. Потом его обошли с повышением. И он становился сам не свой, когда я выходила из дому. Если я собиралась встретиться с друзьями, он придумывал причины, чтобы меня отговорить, или вдруг как бы случайно появлялся в назначенном месте. Он все время меня проверял. Упаси бог оказаться не там, где договорились встретиться, просто потому что мы перешли в другой бар.

Я был поражен тем, что, когда речь шла о работе, ее рассказ в основном состоял из анекдотов, но когда она описывала свой брак, все ограничивалось общими словами. Я не мог понять, что это значило, возможно, личные моменты были более болезненными, и она не хотела вспоминать подробности, или, оглядываясь назад, не могла подтвердить свои слова необходимыми фактами.

– Чем он зарабатывал на жизнь?

– Алекс работал гражданским инженером. Они создавали инфраструктуру в зданиях. Теперь его скорее можно назвать чиновником-бюрократом. Он пристрастился к выпивке. Наверное, это была основная проблема. Он был очень несчастен, нервничал, я это видела, но это не оправдывает его обращения со мной, и, в конце концов, мне нужно было позаботиться о своей жизни и собственном здоровье. Нет ничего плохого в том, что я хотела быть счастливой.

– Конечно, – согласился я. – И как ты поступила?

– Однажды я уехала от него. Просто не вернулась назад. Утром соврала, что пойду на работу попозже, дождалась, пока Алекс ушел из дому, упаковала чемоданы и отнесла их в офис. Я не имела понятия, что буду делать дальше. Осталась у коллеги, но она приютила меня неохотно. Тогда я поняла, насколько мало у меня настоящих друзей. Наверное, потому, что я слишком много времени тратила на отношения с Алексом. Мы не были женаты, но я была в него сильно влюблена, думаю, дело в этом. Я оставила его, но это оказалось серьезным испытанием. Понимаешь, я старалась изо всех сил, но иногда лучше все бросить. Я решила не оглядываться назад и обещала себе, что с этого момента у меня начнется новая жизнь.

– Правильное решение, – кивнул я.

– В общем… – Она смотрела на меня пристально, собираясь сказать что-то важное. – Алекс сумасшедший. Он опасен. Меня пугает, что он нас нашел. Скажи, разве нормально, что он проделал весь этот путь до Бильбао, только чтобы поговорить с нами? Нам нужно позаботиться о безопасности. – Габриэль подлила себе джину. – Может, – рассуждала она, – когда он выскажется, то сразу исчезнет.

– Да, возможно, – согласился я. – Но он делает это уже не в первый раз.

– Что?

– Он приходил ко мне, когда мы были еще в Англии.

Габриэль вспыхнула.

– Он встречался с тобой? – переспросила она.

– Да.

– Почему ты ничего не сказал?

– Не знаю, – ответил я. – Подумал, он просто ненормальный.

– Какой-то тип является и утверждает, что мы с ним были женаты, а ты даже не соизволил упомянуть об этом?

Я молчал. Прошло довольно много времени, прежде чем я нашел, что ответить.

– Я не понял, что речь шла о тебе, – сказал я. – Он говорил, что ищет блондинку, и я подумал, что речь идет о женщине, которая переезжает в наш дом.

– Но ты продал дом мужчине.

– У него могла быть подружка. Я был в замешательстве. – Я скорчил смешную физиономию, желая показать, как запутался.

– Ты врешь, – заявила Габриэль.

– Я вру? Откуда, твою мать, я мог знать, что ты меняешь мужчин вместе с цветом волос!

Я не заметил, как ее рука со стаканом двинулась в мою сторону. Габриэль несколько раз сильно меня ударила. Мне удалось перехватить ее руку, тогда она стала пинать меня ногами. Потом она начала трясти головой из стороны в сторону, и я не успел опомниться, как она уже выбежала из комнаты.

Я удивился, увидев кровь вокруг – брызги, как будто кто-то стряхнул кисть. Потом я заметил разводы по всей кухне – вероятно, я испачкал руку и оставлял следы. Я вышел в прихожую, чтобы посмотреться в зеркало, – у меня на щеке был порез дюйма два длиной, шедший от угла рта вертикально вверх. Крупные капли крови по-прежнему стекали из раны на уже испачканную шею и одежду. Моя рубашка пропиталась кровью. Это была не новая рубашка, и я решил ее выбросить, хотя потом не мог вспомнить, осуществил ли свое намерение.

Я услышал шум: Габриэль поднималась по лестнице. Она топала по доскам пола, хлопала дверьми, затем все замерло, но потом шум возобновился – она хотела произвести впечатление.

Я нашел бумажное полотенце и намочил его под краном в кухне, смыл кровь. Оторвав от полотенца кусок, я крепко прижал комок к ране и лег на диван. Должен признаться, я могу потерять сознание при виде крови.

Я размышлял. Возможно, Габриэль и вправду не была замужем за Алексом. Он ведь показал мне только фотокопию брачного свидетельства, а не сам документ. Он мог легко его подделать.

Я долго разглядывал потолок, а потом и всю комнату, по очереди рассматривая каждую деталь, – так часто поступают люди, когда болеют. В комнате было два больших окна, выходящих в сад за домом; постороннему было бы трудно в них заглянуть.

Я вдруг понял, что означало письмо маньяка.

В основном красный с пятнами желтого в левой части. Бирюзовый и серо-бирюзовый справа. Оранжевый впереди. Самый лучший. Думаю, мой любимый, когда я смотрю вокруг и сравниваю.

Я достал письмо и помчался наверх, держа бумажный комок у своего лица.

– Прочти это. Что-нибудь напоминает?

Габи внимательно прочла письмо. И долго не отвечала. Потом перевернула листок, проверяя, не написано ли что-нибудь с другой стороны.

– Цвета, которыми я раскрасила комнату внизу. Так я оформила места, где отвалилась штукатурка, – сказала она.

– Значит, написавший письмо заглядывал к нам в окна, – добавил я.

Она снова внимательно перечитала письмо.

– Нет, – сказала она наконец. – Красное пятно нельзя увидеть, заглядывая в окно. Тот, кто написал письмо, побывал в комнате. Кто его прислал?

– Не имею понятия. Но полагаю, мне нужно обратиться в полицию.

– Тебе прислали такое письмо, а ты не подумал сказать мне? – опять вспыхнула она. – Черт, что с тобой такое?

– Не знаю.