Текст книги "Желтая долина, или Поющие в терновнике 4"

Англичанин был весь мокрый от пота.

Ему кое-как удалось, втянув в себя скользкую шею, вырвать голову из этого страшного кольца.

Боксеры мгновенно разъединились, но разрыв этот был так силен и внезапен для обоих, что англичанин, не сумев сохранить равновесия, шлепнулся на ринг в сидячем положении, а Брайен мелкими и частыми шажками пошел в противоположную сторону.

Но вдруг…

Ирландец как-то нелепо взмахнул рукой и грузно упал на ринг, на спину.

Несколько раз Шоу делал усилие, чтобы подняться и продолжить бой, поднимая свое туловище и вновь со стоном прилипал к рингу.

– Пять, шесть, семь, – принялся отсчитывать секунды рефери.

Но девятой секунде англичанин наконец-то поднялся, размазывая боксерской перчаткой по своему страшному лицу пот и кровь.

– Восемь…

Брайен делал судорожные движения, чтобы подняться, однако это ему так и не удалось.

– Девять…

– Стоп! – воскликнул рефери, подняв руки вверх. – Перерыв.

И лишь только одна секунда спасла ирландца от поражения.

Его секунданты бросились к нему, желая помочь своему подопечному подняться на ноги.

Но он коротким движением руки остановил их и, тяжело вздохнув, произнес:

– У меня сломана нога…

По залу пронесся вздоху изумления.

– Что? – не понял секундант.

– Нога сломана, – упавшим голосом повторил Брайен. – Но… Что это?

Один из секундантов нагнулся и поднял с ринга маленькую, растоптанную ногой Брайена, скользкую кожуру от банана…

Невольно взгляды зрителей обратились в сторону Томпсона.

Он направлялся к выходу с обычным для себя важным и чуточку надменным видом. В руке у него было несколько желтых бананов – то, что осталось от грозди…»

Когда аббат завершил свой рассказ, ресторан уже закрывался. Последние посетители выходили оттуда, официанты убирали со столов приборы и гасили свечи.

Аббат поднялся.

– Ну что – может быть, немного прогуляемся? – предложил он Лиону.

Тот, подумав, согласился.

– Хорошо…

И они, выйдя из двери ресторана, неспешно пошли по улицам ночного Лондона.

Перед ними, позади них и сбоку плыло великое множество огней – проезжавшие автомобили и автобусы слепили их фарами, Неоновые огни рекламы, казалось, взбесились – от их пестроты и постоянной переменчивости рябило в глазах.

Город жил своей обычной ночной жизнью, и никому не было дела до провинциального католического священника, прибывшего в Лондон, его приятеля.

Они шли вдоль улицы.

Некоторое время и О'Коннер, и Лион молчали. Затем Хартгейм, видимо, только лишь для того, чтобы поддержать разговор и как-то отвлечься, спросил:

– А что было потом?

Аббат не понял вопроса.

– С кем?

– С этим Брайеном.

О'Коннер с горечью произнес:

– Как и следовало ожидать, ему было засчитано полное поражение, и англичанин стал победителем. Не стоит и говорить, как сказочно обогатился на своих ставках его тренер и покровитель Брайена Томпсон…

Лиону очень хотелось сказать собеседнику что-нибудь приятное, и потому, немного подумав, он не нашел ничего лучшего, чем предположить:

– Надеюсь, что теперь победа будет на стороне ирландцев…

Тяжело вздохнув, Джон согласно кивнул.

– Да, и мне тоже хочется в это верить… Когда и эта тема была исчерпана, Лион, покачав головой – не словам аббата, а каким-то своим мыслям, которые неотступно преследовали его, вновь замолчал.

Они прошлись до угла, после чего, постояв на перекрестке, словно размышляя, идти ли им дальше, не сговариваясь, развернулись и пошли обратно.

Наконец, Лион несмело спросил:

– Какие у нас на завтра планы?

Этот вопрос оживил О'Коннера.

– Да, как раз об этом я и хотел бы с вами поговорить.

Лион прищурился, словно бы от яркого света – хотя теперь проезжавшие навстречу автомобили уже не слепили его фарами, и световая реклама не казалась Хартгейму такой назойливой и настырной.

– Я весь внимание…

– Ведь, если как следует разобраться, – начал О'Коннер, – если как следует разобраться, мы не подготовились к этой поездке должным образом…

В этот самый момент Лион поймал себя и своего собеседника на том, что вот уже целый день они настойчиво обращаются друг к другу исключительно на «вы», хотя уже неоднократно общались запросто.

Видимо, ответственность предстоящего мероприятия настраивала их на серьезный лад, а серьезности всегда сопутствует такая форма обращения друг к другу.

Лион наморщил лоб.

– Подготовиться? Вы сказали – подготовиться?

Джон закивал в ответ.

– Да.

– Необходимо все самым тщательнейшим образом продумать.

– Простите, мистер О'Коннер, но я не совсем понимаю ваши слова – что значит продумать?

– Например, куда именно будет подложено взрывное устройство…

– А-а-а… – протянул Хартгейм таким тоном, будто бы знал об этом и сам, но только позабыл. – Теперь понятно.

Неожиданно аббат обернулся к собеседнику и произнес – лицо при этом у него стало очень серьезным:

– С одной стороны, взрыв должен быть достаточно мощным – ведь я получил взрывчатку большой силы… А с другой – я уже в который раз повторяюсь, акция должна обойтись без человеческих жертв.

– Вы хотите сказать, что надо продумать, куда именно подложить это? – спросил Лион, не в силах выдавить из себя страшное слово «взрывчатка».

Джон наклонил голову в знак согласия.

– Именно, мистер Хартгейм… Именно. Немного поразмыслив над словами собеседника, Лион обескураженно произнес:

– Да, насколько я понимаю, задача не из легких… Ведь с одной стороны, если я правильно понял замысел ваших друзей из ИРА, – с одной стороны действительно должен прозвучать мощный взрыв… А с другой – без человеческих жертв.

– А для этого место, куда мы подложим, – аббат, искоса взглянув на Лиона, поправился, – то есть, куда я подложу это, – он имел в виду полученное от Уистена взрывное устройство, – должно быть многолюдным. Но с другой – без жертв…

Лион начал предлагать:

– Может быть, фойе аэропорта?

Джону это предложение пришлось не по вкусу, и он, отрицательно покачав головой, отверг его:

– Нет, это невозможно.

– Почему?

– Во-первых, в аэропорту дежурят полицейские патрули с собаками, нюх у этих животных настолько тонок, что они наверняка обнаружат взрывное устройство, как бы тщательно оно не было замаскировано…

– А во-вторых?

Аббат продолжал:

– Во-вторых, в фойе аэропорта всегда многолюдно… Конечно, можно изловчиться и попытаться настроить взрывное устройство на время, когда в аэропорту мало людей… Но ведь это так трудно предугадать! Встречающие, провожающие, персонал… Кроме того, время от времени рейсы задерживаются, и в аэропорту бывает толчея… Нет, аэропорт отпадает, об этом не может быть и речи.

Лион снова наморщил лоб.

– Что же тогда?

– Не знаю…

– Может быть, вокзал?

– Нет, не пойдет.

– Почему же?

– По той же самой причине.

Тогда Лион предложил:

– Какая-нибудь улица?

– Тоже нет. Ведь никто не может сказать заранее, когда по этой улице пройдет запоздалый пешеход, а когда она будет пустынной.

Они еще немного поспорили, перебирая все вероятные места проведения будущей акции – кафе, пабы, рестораны, автобусные остановки, спортивные залы, но так и не пришли к какому-нибудь удовлетворившему обоих решению.

Дойдя до двери гостиницы, Джон, внимательно посмотрел на своего спутника и предложил:

– Ладно, сегодня, как я понимаю, мы все равно ничего не придумаем…

– Согласен, – ответил Хартгейм.

– А потому, мне кажется, что надо отложить этот разговор до завтрашнего утра…

И они поднялись наверх.

– Спокойной ночи, мистер Хартгейм, – произнес О'Коннер.

– И вам того же…

Зайдя в номер, Лион тщательно закрыл за собой дверь двойным поворотом ключа и подошел к письменному столу. Взгляд его упал на телефон – черный, с тусклой матовой поверхностью, со старомодным абрисом линий – таких телефонных аппаратов уже давно не выпускали.

Позвонить домой, в Оксфорд?

Как там Джастина, как дети?

Наверное, волнуются…

Он уселся на стул и в нерешительности пододвинул к себе аппарат. Снял трубку, рука его уже потянулась, чтобы набрать код Оксфорда, но в самый последний момент Лион положил трубку обратно на рычаг.

Позвонить или не позвонить?

Да, уезжая, он оставил Джастину в сильном волнении – она и не подозревает, зачем, с какой целью он отправился сюда, в Лондон.

Хартгейм посмотрел на часы – было без десяти минут полночь.

Что она теперь делает?

Спит?

Просто лежит в кровати с открытыми глазами?

Волнуется, наверное…

Нет, все-таки, что ни говори, а так приятно сознавать, что в мире есть люди, которым ты нужен, что есть люди, которые любят тебя, которые волнуются за тебя…

И рука Лиона невольно потянулась к телефонному аппарату.

Набрав номер, он долго ждал, и наконец после длинных гудков из трубки послышалось такое знакомое:

– Алло…

Это была Джастина.

Лион, стараясь придать интонациям своего голоса как можно больше уверенности и спокойствия, поздоровался:

– Добрый вечер, Джастина…

– Добрый вечер, – послышалось из трубки. – Это ты, Лион?

В голосе ее прозвучало неподдельное беспокойство.

– Это ты?

– Да, я…

– Откуда ты звонишь?

– Из Лондона, – ответил Лион. Джастина, казалось, не поверила своим ушам.

– Из Лондона?

Он закивал – точно так, как если бы Джастина в этот момент была не за несколько десятков миль от него, а здесь, рядом, в его номере, и сидела напротив.

– Да, из Лондона.

– Но что ты там делаешь? Набравшись мужества, Лион постарался произнести как можно спокойней:

– У меня дела… Я ведь говорил тебе, что отправлюсь на несколько дней в столицу.

– Дела?

Лион совсем не умел врать, и потому его жена без особого труда уловила фальшь в его интонациях.

– У тебя дела в Лондоне? – переспросила она, – какие могут быть у тебя дела в Лондоне?

– Джастина, – примирительно ответил Хартгейм, – это не телефонный разговор. Когда я приеду, то сразу же все объясню…

– Лион… – голос Джастины зазвучал необыкновенно взволнованно, и взволнованность эта быстро передалась мужу. – Лион…

– Да.

– Возвращайся немедленно…

– Но, дорогая, я не могу… Она не дала ему договорить:

– Я прошу – возвращайся немедленно… Ты слышишь меня, Лион?

– Да, дорогая, но это невозможно…

Джастина немного подумала, а затем спросила:

– Ты там один?

Теперь врать не имело никакого смысла, потому что Джастина знала наверняка, что в Лондон он отправился в обществе аббата О'Коннера; кроме того, это было очень легко проверить, стоило Джастине только подойти к окну и посмотреть на окна дома напротив – аббат жил один, и в случае его отсутствия в доме не горел свет.

Она повторила вопрос:

– Ты с кем поехал в Лондон?

– С мистером О'Коннером, – после непродолжительной заминки ответил Лион, – с его преподобием отцом Джоном…

– Так я и знала, – крикнула Джастина, да так громко, что в трубке послышался какой-то щелчок, – Лион, немедленно все бросай и отправляйся домой…

– Но, дорогая, я никак не могу оставить аббата… Это было бы верхом неучтивости с моей стороны, – принялся оправдываться Хартгейм.

Неожиданно она замолчала – Лион слышал только прерывистое дыхание; настолько этот разговор взволновал ее.

Потом она глухо спросила:

– Хорошо… Когда тебя ждать?

– Я и сам не знаю, – ответил Лион, – думаю, что очень скоро… Ни сегодня-завтра я вернусь в Оксфорд…

Из трубки послышались короткие гудки, возвещавшие, что разговор окончен.

Лион, недоуменно посмотрев на трубку, повертев ее, положил на прежнее место и, подперев рукой подбородок, задумался…

Наверное, впервые за все это время до него дошло, что своей внезапной поездкой он нанес травму Джастине, заставив его так сильно разволноваться…

Лион, как и большинство современных мужчин, в глубине души радовался, когда за него переживали, и логика его была понятна: если Джастина волнуется за него, если она переживает из-за того, где он находится и что делает, значит он ей все-таки небезразличен, значит, она любит его.

Его, Лиона…

А раз так – следовательно, его есть за что любить…

Может быть это чувство, чувство своей нужности любимой женщине тешило самолюбие Лиона, может быть ему было просто приятно упиваться своей значительностью в глазах жены – как бы то ни было, но теперь, после разговора с Джастиной, Лион решил, что эта поездка – к лучшему.

Ничего, пусть поволнуется.

Это пойдет ей только на пользу.

Он разостлал постель, лег и взял в руки какую-то книгу – он захватил ее из дома, даже не взглянув на название.

То, что прочитал Лион, заставило его невольно вздрогнуть:

«Удивительно! Опыт погибших не идет впрок тем, кто стоит на краю гибели. Ничего тут нее поделаешь. Все погибнут.»

Он захлопнул книгу и, прежде чем выключить свет, взглянул на обложку – это был альбом художественных репродукций с произведений Гойи, который он в свое время так часто видел на ночном столике своей жены…

Решение пришло неожиданно: взрывное устройство следует подложить в кинозал.

Это было первое, что услышал Лион после того, как на следующее утро Джон О'Коннер сказал ему «здравствуйте».

Лион удивленно взглянул на аббата.

– В кинозал?

Тот закивал.

– Ну да.

– А почему именно туда?

Аббат принялся терпеливо объяснять:

– Это – идеальное место – для того, чтобы достичь желаемого результата. С одной стороны, это будет выглядеть весьма внушительно, а с другой – если рассчитать время, то никаких жертв не будет.

– Рассчитать время? – переспросил Хартгейм, все еще не понимая, как это возможно.

– Да.

– Но каким образом?

– Кинозал – это и есть как раз то место, где собираются люди… Много, очень много людей. Но ведь люди не постоянно находятся там. В перерывах между сеансами, а это – где-то полчаса – в кинозале никого не будет.

– И в это самое время, по вашему замыслу, должен прозвучать взрыв?

– Да.

– Но какой же будет от этого толк?

– Общественное мнение, мнение полиции и ответственных лиц, подогреваемое телевидением и газетами, будет уверено, что бомба, взрывное устройство было подложено с целью убить как можно большее количество людей… Однако по каким-то независящим от террористов причинам взрыв прозвучал раньше или позднее положенного срока. И потому пострадавших не будет. Понимаете мою мысль?

– С одной стороны – покушение на убийство, а с другой – тонкий расчет на то, что как раз в это самое время в зале не будет никого?

Аббат кивнул.

– Именно, именно…

– А это самое взрывное устройство, – произнес Хартгейм с такой опаской, словно бы он уже держал его в руках, – это взрывное устройство, оно не может сработать раньше положенного?

Отрицательно покачав головой, Джон решительно сказал:

– Нет.

– Почему?

– Это – обыкновенная бомба с часовым механизмом. Устройство взорвется именно в то время, на которое мы заведем часы, – объяснил он, – а завести его не труднее, чем обыкновенный будильник, с этим может справиться любой…

Лион посмотрел на собеседника с некоторым недоверием, которое, однако, было совершенно естественным в его положении.

– А жертвы?

– Я же говорю – никаких жертв не будет. Сделав небольшую паузу, словно просчитывая что-то в уме, Хартгейм спросил:

– А дальше?

О'Коннер недоуменно посмотрел на него.

– Что значит дальше?

– И что будет дальше?

– Ну как это что… Сядем в машину и отправимся обратно в Оксфорд.

– Нет, я не о том.

– А о чем же?

– Я о том, что дальше предпримут ваши друзья… Ну, из ИРА.

Джон принялся рассказывать о том, что ему в свою очередь поведал Кристофер перед арестом:

– А дальше все будет очень просто: несколько звонков в полицейские участки… Да хоть в Министерство внутренних дел или в парламентскую Комиссию по проблемам католического населения Ольстера – неважно! Так вот – всего несколько звонков, звонивший поставит ультиматум: или в британской столице начнется самый настоящий террор, или же все заключенные, арестованные в последнее время, будут выпущены, и правительство смягчит свою политику по отношению к католическому населению Белфаста… Я ведь уже говорил несколько раз, что правительство дышит на ладан, они ни за что не захотят скандала, и потому, чтобы не отправиться в полном составе в отставку, примут наши условия и удовлетворят хотя бы часть этих требований…

Лион молча выслушал Джона.

Теперь, когда все, включая место действия, было решено, когда до «акции» оставались считанные часы, его неожиданно охватило предчувствие чего-то недоброго, нехорошего…

По большому счету Лион не верил в то, что говорил ему Джон – особенно в то, что правительство примет этот ультиматум террористической организации, которая стала на Британских островах притчей во языцех.

Однако Джон держался спокойно, уверенно и даже бодро – он явно не разделял сомнений своего компаньона и, судя по всему, надеялся на успех.

Спустя несколько минут они поднялись в гостиничный номер аббата.

Тот, выглянув в коридор, чтобы убедиться, что за ними никто не следит, тщательно закрыл двери и, еще раз оглянувшись, словно в его комнате мог быть кто-нибудь посторонний, вытащил из-под кровати небольшой атташе-кейс, ничем не примечательный черный чемоданчик, с которыми обычно ходят на службу средней руки клерки и мелкие бизнесмены.

– Что это? – спросил Лион догадываясь, что может храниться внутри.

Джон положил дипломат на кровать и, щелкнув никелированными замочками, раскрыл его.

Лион, лишь мельком взглянув на его содержимое – какую-то коробку ядовито-желтого цвета, от которой к белому циферблату со светящимися фосфорическими стрелками шли какие-то проводки, тут же поймал себя на мысли, что в последний раз он видел взрывное устройство наверное году в сорок четвертом или сорок пятом…

Аббат, вопросительно посмотрев на своего спутника, поинтересовался:

– Вы понимаете что-нибудь в этом?

Лион виновато улыбнулся.

– Честно говоря – не очень.

– Вы что – никогда не имели отношения к военному делу? – удивился аббат.

Тяжело вздохнув, Лион ответил:

– Имел… – и тут же добавил: – к большому несчастью… Я ведь уже говорил вам, что в свое время служил в вермахте…

– Извините, – пробормотал О'Коннер, – я совсем забыл… – он немного помолчал, пристально глядя на содержимое чемоданчика, а затем, вынул откуда-то сбоку листок бумаги; это была подробнейшая инструкция, оставленная ему Кристофером) и принялся изучать ее.

– И все-таки, Джон, надо признаться, что вы действительно не очень хорошо подготовились к этой поездке… – заметил Лион, криво улыбаясь.

Тот отложил инструкцию.

– Почему это?

– Я понял, что вы даже не ознакомились с этим, – он кивнул на листок, – раньше, до поездки.

Джон смущенно отвел глаза.

– Не было времени… Кроме того, человек, который мне передал все это, – он кивнул сперва на дипломат, а затем на инструкцию, – человек этот утверждал, что я разберусь за какие-то пять минут…

Лион сел рядом и, пробежав листок глазами, произнес успокоительно:

– Я уже разобрался.

– Вот как?

– Ну да.

– И что же требуется сделать?

– Все очень просто: сперва надо завести часы, таким образом, каким заводится будильник – тут вы правы… А затем нажать на красную кнопку. И все – с этого момента взрывное устройство будет в готовности, и ничто уже не сможет остановить его и предотвратить взрыв…

– То есть – его нельзя будет разрядить? – поинтересовался О'Коннер.

Лион, еще раз внимательнейшим образом перечитав инструкцию, решительно заявил:

– Тут написано, что нет… Впрочем, прочитайте и убедитесь сами…

После долгих размышлений местом действия предстоящей «акции» был избран кинотеатр «Форум» – он стоял в густонаселенном районе, рядом располагался полицейский участок и протестантская церковь – и это, по замыслу аббата, должно было придать «акции» особый смысл.

Они купили билеты на предпоследний сеанс и Джон, помахивая своим атташе-кейсом, вместе с Лионом направился в фойе.

На удивление, там было довольно многолюдно: в основном – парочки влюбленных, которым было все равно, куда идти и что смотреть, лишь бы остаться вместе.

Никто – ни билетерша, ни кассир, ни молодые люди при всем своем желании не смогли заподозрить в этом аббате, одетым во все черное, и его респектабельном спутнике людей, замышлявших нечто недоброе.

Джон посмотрел на часы.

– Теперь половина десятого. Сеанс начинается через пятнадцать минут. Я справился – он должен закончиться где-то без двадцати пяти двенадцать…

Лион, вопросительно посмотрев на него, переспросил:

– Незадолго до полуночи?

– Да.

– И что же с того?

– Следующий сеанс, последний, начинается в четверть первого ночи. Значит, люди начнут заходить в кинозал около двенадцати. Если завести часовой механизм на без четверти двенадцать, а еще лучше – на без десяти…

– То взрыв произойдет как раз в то самое время, когда в зале никого не будет, – догадался Хартгейм.

– Именно так, – произнес в ответ О'Коннер, – это как раз и станет той самой счастливой случайностью… Но, как вы поняли – заранее спланированной…

Попросив своего спутника немного подождать, Джон отправился в уборную, и через несколько минут вернулся оттуда, помахивая чемоданчиком.

Хартгейм, вопросительно посмотрев на него, поинтересовался:

– Ну, что?

– Завел, – сказал Джон.

Лиону в этот момент показалось, что голос его спутника почему-то задрожал, и Хартгейм списал это на естественное волнение.

– Завел? – переспросил он.

– Да.

– На сколько же?

– Взрыв должен произойти без десяти двенадцать, – ответил О'Коннер, поминутно оглядываясь по сторонам, – Я просто уверен, что в это время в зрительном зале не будет ни единого человека…

Хартгейм с опаской посмотрел на О'Коннера, но ничего ему не сказал.

Прозвенел звонок, и они двинулись по истертым ступенькам наверх, в зрительный зал.

Лион давно уже не был в кино, и потому с интересом посматривал на экран – они попали на какую-то мелодраму, и сюжет заинтересовал его.

Неожиданно он поймал себя на мысли, что Джастина сыграла бы роль главной героини много лучше той актрисы, которая старательно изображала страсть, снедавшую всю ее, и при этом выглядела холодной.

Да, у Джастины подобные роли получались куда лучше и убедительней.

Только ли роли?

Наверное, это было как бы продолжением ее натуры, страстной и абсолютно искренней в своей страсти.

Лион так увлекся, что не сразу расслышал шепот аббата:

– Мистер Хартгейм, нам пора. Он с неудовольствием обернулся.

– Что, что?

– Нам пора…

Точно очнувшись от сна, Лион переспросил:

– Что – пора?

– Надо уходить, – произнес аббат свистящим шепотом.

– Из зала?

Он кивнул.

– Да.

– А как же чемоданчик?

– Я оставлю его тут, под сидением, – ответил аббат и опасливо посмотрел по сторонам.

Спустя несколько минут они, пригибаясь, чтобы не мешать остальным зрителям (а зал был заполнен приблизительно наполовину) вышли из зала.

Лион, остановившись у выхода, облегченно вздохнул – ему никак не верилось, что теперь все завершилось, и он с О'Коннером может спокойно возвратиться назад, в ставший родным для него Оксфорд.

Однако Джон, словно угадав его мысли, произнес негромко, но выразительно:

– Нам еще рано возвращаться. Лион встрепенулся.

– Почему?

– Надо все проконтролировать… Убедиться, что взрывное устройство сработало…

– Но ведь вы сами утверждали не далее, чем сегодняшним утром, что если оно заведено, то сработает обязательно… – вспыхнул Лион, с опаской поглядывая в сторону кинотеатра, неоновые вывески которого переливались над его головой всеми цветами радуги, – да и сам я об этом читал… Ну, в той инструкции…

Однако Джон был непреклонен.

– Нет, мистер Хартгейм, надо остаться и во всем убедиться самим…

– Хорошо, – согласился тот и отвернулся. Они немного помолчали, думая каждый о своем, но по большому счету – об одном и том же.

Нервы Лиона были натянуты струной – впрочем, тоже самое можно было сказать и о его спутнике – он постоянно оглядывался, словно бы за ним кто-нибудь следил.

Наконец, приподняв белоснежную манжетку, он произнес тихо-тихо:

– Через десять минут сеанс закончится…

– Через десять?

– Уже через девять…

– Значит, люди начнут выходить минут через пятнадцать…

– А взрыв произойдет без десяти двенадцать, – продолжил его мысль аббат.

И они замолчали.

О, как томительно, как страшно медленно тянулось время, эти проклятые десять минут! Аббат то и дело смотрел на часы.

– Уже восемь…

– Как, прошла только одна минута?

– Мои часы никогда не врут…

Минула еще целая вечность, прежде чем О'Коннер произнес:

– Теперь – семь…

Лион резко обернулся к нему, видимо, желая, что-то спросить, но в самый последний момент передумал.

Джон не стал спрашивать – он был взвинчен и напуган не меньше своего спутника.

– Шесть… Лион молчал.

– Четыре…

О, сколько же это может продолжаться?!

Почему это проклятое время тянется, так томительно, так медленно?

Аббат вновь посмотрел на часы.

– Три минуты…

По идее, теперь из зала «Форума» должны были выходить первые зрители.

Но их что-то не было видно…

Может быть, эта мелодрама была настолько интересной, настолько захватила их, что они решили досмотреть до конца, вплоть до самих титров?

Может быть…

– Две минуты…

– Сколько?

Помедлив, О'Коннер ответил:

– Уже минута…

Да, теперь и ему, наверное, хотелось, чтобы время бежало быстрее…

Аббат начинал заметно нервничать – он никак не думал, что сеанс затянется…

Наконец, он произнес:

– Все. Через пятнадцать минут будет взрыв…

– Послушайте, Джон, может быть ваши часы идут неправильно? – с надеждой в голосе спросил у него Хартгейм.

Аббат поморщился.

– Этого не может быть… Я проверял их перед тем, как мы пошли сюда… Впрочем…

И он кивнул в сторону огромного светящегося табло на фасаде кинотеатра.

Лион невольно поднял голову, и убедился, что часы Джона точны.

– Что же делать?

– Не знаю…

В голосе О'Коннера прозвучали растерянность и настоящая, неподдельная безысходность. Наконец Лиона осенило:

– Одну минутку…

И он побежал по направлению к кассам. Добежав, он первым же делом спросил:

– Простите, а когда закончится этот сеанс?

– Через полчаса, – ответила кассирша. Волосы на голове Хартгейма поднялись дыбом от этого ответа.

Как – через полчаса?

А кассирша продолжала невозмутимо:

– Дело в том, что этот сеанс, так сказать, для взрослых… После фильма будет еще и киножурнал…

Лион заскрипел зубами.

– О, Боже…

И опрометью бросился к аббату. Когда Джон выслушал Лиона, лицо его вмиг сделалось пепельно-серым.

– Что, что? – переспросил он несколько раз и непонимающе заморгал.

Лион вновь повторил.

И тут Джон с необыкновенной прытью бросился к двери выхода и стал трясти ее – дверь была закрыта.

– Подождите тут! – бросил он через плечо и побежал к главному входу.

Хартгейм помчался за ним.

Аббат влетел в фойе, не обращая никакого внимания на билетера, которая сразу же протестующе воздела руки:

– Ваш билет, сэр!

Ей удалось задержать только Лиона…

Однако спустя несколько минут Джон уже бежал обратно, держа по мышкой тот страшный чемодан.

Возможно, от перенапряжения, может быть, от усталости, но Лиону в этот миг показалось, что он слышит неотвратимое тикание часового механизма.

Да, теперь ничего не могло остановить его… Выскочив из фойе, Джон крикнул: – Оставайтесь на месте! И бросился в сторону…

Лион тем не менее последовал за ним – теперь он прекрасно понимал, что хочет сделать его товарищ…

Неподалеку от «Форума» простирался какой-то пустырь – раньше там был дом, пришедший в негодность, его снесли, и теперь пустырь ожидал новой застройки.

О'Коннеру надо было добежать туда и бросить где-нибудь свою страшную ношу – среди почерневших от времени свай, там и сям торчавших, словно сгнившие зубы в пасти какого-то диковинного животного, в котлован, в старый заброшенный подвал, оставшийся от прежнего дома…

Лион видел только спину аббата – Джон бежал на удивление быстро, куда быстрее, чем мог ожидать от него Хартгейм.

Спина все удалялась…

И вдруг…

Вверх, до самого неба, взметнулся огромный сноп пламени, это пламя буквально ослепило Лиона, в лицо ему полыхнуло жаром, и он невольно отпрянул…

В нос резко ударило паленым мясом – запах был настолько неприятным, что Хартгейма едва не стошнило…

Где-то совсем рядом послышался звук разбитого стекла, посыпалась штукатурка, завыла полицейская или пожарная сирена…

Лион, с трудом найдя в себе силы, подошел к котловану – в глубине души он надеялся, что аббат О'Коннер не умер, что он каким-то чудом спасся…

Опустив взгляд, Лион увидел внизу лишь кровавое месиво…

Он долго шел по улице, не видя ни полицейских, ни пожарных машин, не слыша сирен скорой помощи…

В душе его царила опустошенность – теперь ему было все равно, задержат ли его полицейские или нет, безразлично, что с ним станет…

Неожиданно Лион поймал себя на мысли, что он желает только одного – чтобы все поскорее закончилось.

А как…

Умрет ли он или останется в живых, об этом Хартгейм не думал.

Только бы все поскорее закончилось… Только бы завершилось… Хоть как-нибудь.

Лион не помнил, как он добрался до Центрального вокзала, как купил билет, как сел в поезд…

Уже потом, в Оксфорде, он пытался воскресить этот провал в своей памяти, но там зияла бездонная черная дыра – последним в памяти запечатлелся взрыв…

Сидя в мягком кресле, Хартгейм ехал в экспрессе по направлению к Оксфорду.

Сознание постепенно возвращалось к нему.

Нет, теперь он не хотел ни о чем думать, ни о чем вспоминать; Хартгейму хотелось только одного – как можно быстрее добраться до Оксфорда, приехать домой и во всем покаяться Джастине…

Неожиданно взгляд его упал на какое-то бурое пятнышко на рукаве.

Боже, что это?

Сомнений не было – это была кровь, и Лион прекрасно знал, чья именно: кровь аббата О'Коннера, человека, который ценой собственной жизни поплатился за их фатальную, роковую ошибку.

Воровато оглянувшись по сторонам, Лион принялся пальцем стирать это пятно, однако этого ему так и не удалось сделать.

Да, кровь – не вода, и так просто ее не сотрешь – и она, даже засохнув, всегда будет напоминать о себе…

Кровь его соседа, человека, на какое-то время ставшего для Лиона куда больше, чем просто приятелем, человека, который на многие вещи открыл ему глаза.

Аббат Джон О'Коннер…

Лион теперь твердо знал – сколько бы времени ни прошло, какие бы события ни случились в его жизни, он всегда будет помнить этого человека.

Он никогда не забудет ни его, ни его благородного поступка.

Нет, он не будет стирать эту кровь, он оставит пятно, и оно всегда будет служить ему напоминанием о Джоне О'Коннере…

На какой-то станции дверь в его купе открылась, и рядом с ним уселся некий благообразный джентльмен, со свежим номером газеты под мышкой.

Дружелюбно поздоровавшись, он сел рядом и развернул газету.

– Нет! – неожиданно громко воскликнул он, как только взгляд его упал на первую страницу, – нет, вы только посмотрите, что они творят!

Лион, с трудом обернувшись (при этом позвоночные суставы его хрустнули так, что ему сделалось страшно), поинтересовался:

– Кто – они?

Его спутник злобно сощурился.

– Да эти чертовы террористы…

При последнем слове Хартгейм невольно вздрогнул и втянул голову в плечи, однако спутник его был настолько возмущен прочитанным, что не заметил этого.