Текст книги "Синие косточки съеденного яблока"
Автор книги: Полин Ригель
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
По моим словам
Не брат, а настоящий сундук, в котором золото – многочисленные таланты. Пока он очаровывает души и захватывает сердца людей, я сижу в тени огромной пальмы и наблюдаю издалека за его перформансами. Все думают, что я завидую младшему брату. В лицо мне улыбаются, а за спиной опасаются моего молчаливого неодобрения за их лицемерие, а за спиной шуршат фантиками из легенд о том, как будто бы готовлю план по умерщвлению настоящего гения.
Я плюю на вас, я плевал. Я слюни свои растрачиваю не на тех, присматривая за маленьким человеком, что мне дорог. Маленький человек, улыбка которого для меня важнее, чем ваше незнание о нас.
Версты назад, когда маленький человек научился ходить и оступался, он познавал камни вместо аплодисментов. Он травился и не выдерживал жестокосердия. Маленький человек вставал со мной рядом, а я, наклоняясь к нему со своим большим чувством, вглядывался в его глаза. Требовал: «Рассказывай». Он, изувеченный, молчал, наполняясь слезами невыговоренного.
Со спокойной житейской мудростью заглаживал ему раны и дарил слова, в которых не сказать, что была чистая правда, но была вера. По моим словам, как по карте, он шел смело, зная, что обретет клад. По моим словам он приобретал своего гения. По моим словам он искал себя и, проходя пути, испытывая время, он достигал желаемого, чувствуя мою любовь и силу, что была всегда рядом. Он бежал, опережая линейку защиты. Он знал, что защита останется в двух шагах, ему всего лишь нужно обернуться, чтобы ее найти.
Из отсталого ребенка, который поверил в мою неправду, случился гений, признанный всеми. Гений, которого он себе придумал и о котором всегда мечтал. Достаточно верить, чтобы обрести дистанцию и перешагнуть границу.
А те, кто льют на чей-то чистый союз гадости, никогда не добьются высшего пути, потому что такие слова будто смола. Слова помощи – мудрый свет.
Забег
Каждому при рождении по крылу Гермес[4]4
Гермес – в древнегреческой мифологии бог торговли, прибыли, хитрости, разумности, ловкости и красноречия, дающий богатство и доход в торговле. Покровитель магии, алхимии и астрологии. Посланник богов и проводник душ умерших в подземное царство Аида.
[Закрыть] на сандалии.
Они заходят в вагон и рыщут глазами, как первоклассные ищейки. Куда бы сесть в этом транспорте? Есть ли свободное место? Поезд несется в жизнь. Всех раскачивает. Заняты черт-те чем. Улыбаюсь, блуждаю в пространстве, точно пьяный самолет, залетевший в наземный транспорт. Поезд катит тела по маршруту опасному. Поезд устремляется вдаль. Поезд знает конечную станцию, но знают ли они? Пассажиры. Прячут лица в принадлежности, карманы, сумки, шарфы. Прячут пальцы в кулак. Задумчивые. Закрытые. Будто едут не вперед, а назад.
Не называется путешествием сидение. Не путешественники те, кто перемещают свои тела, но не смотрят хотя бы на пейзаж за окном. Не путешественники те, кто цыкают и не рады тому, что дано природой и прогрессом.
Путешественники благодарны.
Они заходят в вагон и бьют по всем энергией силы.
Шагая размеренно, твердо. Сила вся в ногах.
Путешественники не рыскают, они уверены в том, что любую дистанцию выстоят.
Выстоят.
Пройдут.
Пробегут.
Вскарабкаются.
Сила ног – настоящий дар.
Тот, кто рыскает, намеки на упрощение, а нужна ли сила вам, что была дана?
Все, чем не пользуетесь, за что не благодарите, будет отобрано и передано тем, кто не прячет лица2 и идет открыто странником, путешественником. По земле. Или над.
Кто не сможет идти, того Гермес понесет на своих крыльях до царства Аида. С бегущими Гермес будет соревноваться в смехе и радости, Парс Фортуны сдвигая на восьмой дом[5]5
Парс (колесо) Фортуны олицетворяет собой успех и отсутствие проблем. Иное его название – Точка Счастья. Астрологические дома или дома гороскопа – в астрологии это сектора эклиптики, в общем случае неравные между собой, характеризующие в гороскопе различные сферы жизни и проявления человека или объекта, для которого составлен гороскоп.
[Закрыть].
Фонарь, озаривший пространство
Иногда, бывает, идешь по улице. Чаще всего, конечно, это случается зимой и чуть ли не в кромешных потемках, когда мозг возбужден от морозной свежести и мысли прыгают туда-сюда. Так вот, шагаешь себе по хрустящему, девственному снегу и нащупываешь ногами устойчивое положение, вдруг вспыхивает фонарь. Да как это ярко и красиво! Вся тьма пораженная искажается и сворачивается уроборосом вокруг пусть и неестественно природного, но светила. Случается, то ли от слишком сильного потока энергетического всплеска, то ли от технических неполадок, что фонарь начинает мигать. И ладно, если мигает! Лишь бы не погас. Как здорово наблюдать снежинки, пританцовывающие на свету, как изумительно видеть это теплое пятно в холодном мире ощущений зимы. Нервное мигание будто бы освещает всю меня. И точно свет уже мною движет, а не индивидуальное самосознание.
Иду, радуюсь. Мелочь, а так приятно. Прохожие шагают вокруг да рядом и глаза выкатывают в мою сторону, я непроизвольно улыбаюсь им, но бездумно проскальзываю сквозь весь этот эшелон незнакомцев. Нечаянно мои плечи врезаются в их углы, я из своих мыслей на секунду выпадаю вместе с извинениями о задумчивой неуклюжести телес. В себя падаю обратно. И вижу, как в кромешных потемках мои руки спешат за ногами и светятся, как тысячи лун. Смыкаю их в восторженном испуге и кладу ладони на сердце. Светится. Свечусь. Но не просвечиваю. Озаряюсь чем-то новым, мне неведомым. Смотрю на снег, тот от моих следов освещается сам. Деревья, небо.
Я – теплый фонарь. В голове моей мысль. И все ей озарилось, сначала я сама, после мир, весь мир, окружающий меня. Мигание страстное – знак во тьме после долгой непроглядности. Смотрю ясно. Испытующе. Готова делиться мыслью и создавать. Пусть остальные фонари зажгутся от моего электричества, мне не жалко. Этого внутреннего света хватит на всех. Зажгитесь от моих ламп и осветите путь другим. Пусть это мигание стеклышек не прекращается, а снежинки, что вальсируют к озаренному, будут нашими событиями. Пусть не тают до того, пока мы не успеем их испытать и наградить прожектором импульса радости, разливающегося по телу, как лимонад. Очень вкусный напиток эмоций неподдельного восторга и предвкушения нового.
Прежде всего в людях нас привлекает энергия.
На поиски волнам
Фехтую.
Они презирают пирата, что мирно плыл на корабле. Они, благородные леди и джентльмены, проносили свой корабль рядом и то ли из неприязни, то ли из невоспитанности изобрели про меня неуместный жест. Моя мачта ловит гранату. Чертовы ублюдки подрывают деревянный пол, чтобы спустить меня на ту плоскость, где пола нет, есть только дно и общество крабов, высота камбалы.
Я мирный мореплаватель, любящий птиц. Птиц своих не держу в неволе: летают тут и там и радуют слух и глаз. Птиц своих берегу, как будущее золото, и если пострадает хоть одна…
Ждать долго не пришлось. Ранили самую яркую, что моя любимица. Кровь за кровь. Фехтую. Подрываю. Разношу на щепки. Прими, океан жизни, тот дар, что сам напросился на неизящную участь.
Хождение по мукам – круг. Всего лишь трусы, боящиеся перемен. У меня нет круга. Все или ничего.
У масс, не признающих новое время, есть лишь «древние» позиции. Не покушаюсь на старое, не граблю, не расхищаю. Я лишь мирный мореплаватель. У меня по палубе летают птицы славные – попугаи слов. Нападете хоть раз, и мыслей своих от меня уже не спасти. Я оперением их захвачу.
Омываю чаем шпагу. Пересчитываю птиц. Благодарю душевный компас за правильный путь. В бинокле не вижу оппонентов, чей злостный язык привык изображать мне судьбу фехтующую, разбойную. Глупые. Я пират, а по-гречески пиратство – поиски счастья.
Золото моментов кладу в сундук сердца. Устремляюсь вдаль.
Не прячься за свои отрицания
Они ненадежны.
Имея вместо языка гремучий хвост, что сокрушается в дискуссиях о вере и воспевает атеизм. «Не верю! Яростно не верю!» Ты верующему твердишь. Доказываешь сумасбродства слепотатство, по факту – святотатство для него. Ты снаряжен дыханием дракона и тигра хваткой оснащен.
Кипишь кастрюлей, где слова – вода.
«Не вытекай из берегов спокойствия», – мягко ответит оскверненное лицо.
А ты в ответ гремишь своей посудой. И для кого?
Ты прям и горд. Сила откуда эта страстная в тебе? Из знаний? Или из исканий? Может, из бед? От воспитания? Судьба бежит по нас легким фриссоном. Моменты радости, игры. На сердце звезды. В руках море. Любви. Алхимия-судьбы. Судьба-котенок. Мурлыкает с запутанным клубком и иногда, нечаянно вонзает. Пронзает боль. У болевых порогов грани разные. Не каждую царапину возможно зализать. Есть те, что обретают формы страшные. Их знать навечно. И впредь поминать.
* * *
Он укатился, он почти сорвался. Он нитками цепляется за сонм. Реальность – это пропасть настоящего. Сонм – облако.
И Он
За облако мысль к Богу посылает,
Он пишет через подсознание письмо:
«Йезус, Мария, Йозеф, Дева святая и святой ангел. Отец Бог. Помоги. Я твой сын, я у края…»
Яблоком самосознания из райского сада скатывается послание:
«За бога не прячься, выставляя червивый свой плод, за веру,
Ибо по нашим идеалам дано будет нам».
Подпись: Бог
* * *
Просите искренне, и дано будет вам,
Не научены искренности, ищите сами.
Я убеждений вам своих не выверну.
Как знать, карманы ль не пусты?
Смешон мне тот, кто Бога отрицает
И верует в него в момент беды.
Экспедиция на дно
Мы погружались на дно по собственной инициативе. Запасаясь всеми атрибутами для экспедиции в самый низ, в зловещую пропасть по маршруту, с которого возвращаются лишь единицы.
Мы. Храбрые и вызывающие легкое неодобрение. Мы. Ускользающие и убегающие от простоты, ловим заманчивую разность. Прыгаем с сачком за бабочками неприятностей и впадаем в передряги, в которые не попадают даже алкоголики и наркоманы, мы – бестолковые и безбашенные, стремящиеся все узнать, почувствовать, попробовать, переиначить, а после рассказывать да так, чтобы у слушающих дух захватывало.
Мы – живые. Мы – гимн. Мы – мир.
Я кладу руки на сердце, вскидываю к небу, а после прыгаю в самый низ. Ты за мной бросаешься в объятия дна. Но как до дна дотянуть тому, кто прыгает в нарукавниках? Ах! От твоего безумия только слово. Я машу тебе на прощание ластами, как рыбьим хвостом. Целуй сушу и будь доволен. Ты визжишь, как девчонка от злости, ты кипишь и свистишь, как металлический чайник, сбрасываешь нарукавники, проглатываешь ярость в горле, она генерируется по пути твоей глотки в зеленый нектар и протекает в сердечную мышцу. Воодушевленным, поборовшим страх, ты плывешь за мной и чувствуешь жизнью трезвонность, по венам текущую.
Дно. Ступни идут по пескам, наступают на камбалу. Ра– зум чешется. По телу бегут мурашки. Я смотрю в призму и вижу соседнее дно, на котором много костей.
Люди не всплывшие. Бездыханные. Захлебнувшиеся в полете вниз.
Я смотрю на тебя, отталкиваюсь пятками и возвращаюсь в мир.
Рыбы на прощание пускают нам пузыри вместо пожеланий на удачу.
Где-то в костях трещит:
Захлебывайся
временами года
счастьем
любовью
захлебывайся
ныряй на самое дно
вбирая воздух
из волн и соли
захлебывайся
если твердо знаешь, что потом всплывешь
захлебывайся
откачают
не откачают, откачаешь сам.
захлебывайся, пока не скажешь: «Я жизнь познал, я всю жизнь познал».
Охота
Притворяюсь, что не вижу. Иду, насвистываю. Глаз один зажмуриваю, вторым невзначай ловлю ее. Ах, вертехвостка! Ах, вертекрылая! Не дразни меня, я до тебя хоть рукой. Будешь потом моей, несвободной. Посажу тебя в роскошную клетку из настоящего золота. Ну же. Подлетай ближе. Ну же. Или лети от меня за сто городов.
Летишь за мной, красивая. Я бы преследовал тебя, если бы ты сама не напала на мой след. Что ты высматриваешь, внимательная? Спрашиваю единожды: кто тебя послал? Не дразнись предо мной. Я таких, как ты, стаями. Прижимал.
Надо мной кружишь. Ладно, знаешь ведь, особенная. Меня манишь, не отпускаешь, но не сдаешься мне. Истинная женщина. Описать тебя словом и… руками отнять себе.
Я тебе улыбаюсь своим желанием, своими мечтами, воображением. И ты вообрази свои возможности, если мы прильнем друг к другу на этом пыльном пути.
Не разбрасывай свои перья, не щекочи мои чувства.
Я искусство.
Ты искусство.
Шагай ко мне.
Я широк на поступки и в сознании густо. Будь моей.
Птица, птица.
Надо мной кружится.
Не бегу за ней. Отвернется, и я, как охотник, брошу свою сеть.
Прежде выстрелю в нее взглядом. Пусть псы мои схватят, слетающую на поверхность моих ног, за горло и несут ко мне. Аккуратно. Не умертвляя. Мне она живая нужна. И скорей.
Пока желание горячо. И шаги легки. Пока во тьме не ужасно мое преступление. Я с рассветом расскажу о ней. Миру. Сейчас мне нужно. Время.
Птица – мысль.
Кружит. Ласкаю кокетку взглядом и словом. Она сейчас надо мной, но вскоре будет в моих оковах. Золотая клетка ума моего, бесценных извилин. Я тебя обязательно. Рукой, пусть даже силой.
Кисть художника занесена над мольбертом. Друг без друга никак. Мы вместе – боги. По отдельности – смертные. Падай на мои колени, сиди у меня на руках.
Мы вместе – новый мир. Мысль желанная, нам не быть нельзя. Предвкушаю тебя нетерпением. Будешь моей. Кружись, птица. Я твой жадный зверь.
Спортивное мероприятие
Внешнее проявление или же внутреннее осознание. Смех души, хохот толпы, торжество, победа! Моя душа кричит, а перед глазами – пелена.
Поле боя. У соперников не просто спортивный интерес, а желание доказать силу сильных, слабость слабых. Вознести себя до небес, втоптать в землю недостойную сторону.
Я здесь в качестве журналиста и беспристрастного зрителя, в блокнот записываю и жду завершения битвы, чтобы взять интервью.
Толпа нужна для того, чтобы сохранялась торжественность выигрыша. Если нет толпы, тогда тихий смех души, обращенный вовнутрь, бессмыслен. Судьи нужны толпе. Настоящим сражениям не требуются судьи. В настоящих сражениях идут на вы и не просто идут, а доходят и наступают.
Сегодня у кого-то сбудется мечта. Сегодня у кого-то мечта разобьется. Мяч упадет в корзину, кулак заведет в нокаут, ракетка выпадет из рук, шайба залетит в ворота. Это спорт. Это жизнь.
Люди думают, что в игре всегда двое: побежденные и проигравший, но нет, самая главная категория – зрители и их интерес.
Я записываю в блокнот что-то с умным лицом и делаю вид волнительный, но по сути, мне все равно.
Соревнующиеся сражаются. Летят искры взгляд на взгляд. Временами они посматривают на зрителей, чтобы ощутить заряд, мотивацию, электричество. Зрители не хохочут и не шумят. Замерли. Ждут секунды конца.
Кто? Кого? А?
Я рисую в блокноте рожицу. Я – зритель. Я – судья. Я – выигрыш. Я – интервьюер.
Команды ко мне подходят и спрашивают, у кого возьму интервью? А мне, если честно, и те и другие противны. По воле жребия, хоть ты. Ликует чемпион, подрывается на восторженный всплеск.
Соревнующиеся не только ради спортивного интереса, осознаете ли вы, что даже в радости победы не всегда стоите выигрыша, но всегда ли выигрыш стоит вас? Ошибается тот, кто думает, что ответ – да.
Путешествие на льдине сердца
Вначале был холод. За холодом – привыкание. Человеческий организм приспосабливается практически ко всему. Кожа приняла мороз легче, чем разум. Он, испытавший шок, еще долго не мог примириться с правдой. В одиночестве, в раскатывающем молчании, судорога от потрясения постепенно проходит и переходит в монотон. Спокойно. Прямо. Бездушно. Ровно.
Иней, сугробы, лед.
Мне на своей льдине жилось отлично. Даже в холодных пещерах можно создать уют. Скульптуры высечь из глыбы. Любоваться замерзшим миром, застывшим, неторопливым, но еще зачем-то живущим и деятельным.
Кровь бегает подо льдом.
Некоторые выстраивают иллюзии тепла, вышивают ситуации на пяльцах, но без наперстка. Укалывают пальцы. Кричат «ай», а потом, после искусственно вызванного чувства, смакуют боль весь день, рассказывают друзьям, улыбаются зараженно, стучат челюстями от страха, целуют грань.
Ловлю белый цвет и нахожу разноцветие. Белый, как и черный, сжирает цвета, потом не разглядеть, что тут было.
По холодному миру звенит эхо смеха, нервного и лирического. Я поддаюсь настроениям, тоже смеюсь. Устремляюсь глазами в небо и черчу линию от верха до низу. Вижу реку. Опускаю палец. Морозная. Закидываю свою льдину. Стремлюсь по течению. Несет. Уносит. Закрываю глаза.
Мироощущение подозрительно.
Через какой-то промежуток времени просыпаюсь. Жжет разум. Касаюсь макушки. Напекло. Раскрываю глаза. Ускоряю пульс из-за неожиданности ситуации. Льдина тает. Сейчас провалюсь, захлебнусь, носом встречусь с дном и не смогу всплыть, захваченная холодным объятием. Льдина трескается. Кричу. Помогите! Кричат птицы в ответ и уносят крылья. Проваливаюсь в течение. Теплое. Разгребаю воды руками. Что-то тянет ко дну. А! Скульптурки в кармане. В первом и втором. Достаю груз, без сомнения с себя сбрасываю воспоминания вниз. С облегчением восторгаюсь. Живу еще. Вздрагиваю. А берег где? Вздрагиваю. А что за корабль хочет меня потопить?
Я от него в обратную сторону, он за мной пятясь. Сейчас захлебнусь от ужаса.
Эта мощь на меня катит, подхватывает якорем и уносит с собой.
Подставляет меня под солнце капитан пиратского корабля. Спрашиваю: «Вы зачем меня похитили?» Отвечает: «Чтобы ваша дрожь прошла». Задаю: «Вы зачем меня оттаяли?» Сердце жмет. Сейчас упаду.
Командир корабля улыбается. Хватаюсь за палубу. Глаза закатываю.
Не падаю. Стучит. Горячее. Громкое.
Оттаяло. Улыбаюсь. Вижу берег и первый цветок.
Стремление к идеалу
Он был влюблен в звездное небо. Ему нравилось изучать, как все устроено в этой сети Млечного Пути, до которой невозможно было дотянуться рукой – только взглядом… Когда-то ему подарили телескоп, и тут вспыхнуло.
Через толстую линзу он смотрел на звезды, которые дрожали от соприкосновения с его взглядом. Ему казалось, что он их поддерживает ресницами, так, на всякий случай, и именно это не дает возможности далеким и светящимся нарушить неземную красоту.
Но среди дрожащих и сомневающихся всегда была звезда, которая светила ярче остальных, и даже при самом сильном ветре космической пыли не перемещала треугольники своих звезд. Он верил в эту звезду, потому что считал ее особенной. Ему казалось, что от ее стойкости зависит весь космический порядок и вся хрупкость космоса. И на самом деле будто бы это она, а не его устремленные в небо ресницы поддерживает паутины сети.
Иногда главная звезда разрешала маленьким звездам падать с неба, когда те находили человека, которому хотели бы подарить желание. Встречаясь глазами с землянином, они скользили из темноты космической в темноту человеческую и посвящали себя одному-единственному полету-горению. Бывало, обманувшись, звезды напрасно падали, ослушавшись наставления главной звезды, очаровывались не теми, и не было радости в их самосгорании, только боль.
Мальчик верил в свою особенную звезду. Большая звезда знала, что это ее землянин, но упасть ради него она не могла, потому что звезды мудрые и не падают и не дарят желаний. Они разрешают лишь любоваться собой издалека. И он был терпелив к такому положению. Мечтая когда-нибудь отправиться в космос и коснуться ее ослепительной красоты.
Шли годы. Всякому надоест смотреть на то, что неподвижно, точно давно умерло. Он реже обращался к телескопу, занимаясь своими земными, важными делами. Звезда, что была в него влюблена, тосковала по своему землянину. Звезда чувствовала не звездную боль, а боль, равную человеческой. Ей хотелось упасть в самосожжении, но она не имела на это права. Звезды настоящие не падают, они исчезают. Тогда звезда исчезла, оставив на своем месте лишь пустоту.
В ту ночь, когда уже не мальчик, а мужчина, стал выискивать через толстую линзу расстояний свою звезду, он пришел в ужас, который отозвался болезненным чувством в груди. Звезды на небе перемешались и дребезжали своими треугольниками в разные стороны, устраивая звездопад из смеха и радости. Бардак. Он искал свою особенную звезду. Он соорудил для нее ракету из мыслей с посланием о скорби. Каждый день, с наступлением темноты, он рвался к телескопу и выискивал ту особенную. И в один из дней ему повезло, он нашел след, на месте которого раньше светила ему она с высоты своего блеска. Послав путь из надежды на ее появление, звезда стала постепенно проявляться. Это было ему прощение.
Каждый заслуживает второго шанса перед своим идеалом. Каждый должен быть терпелив к своему идеалу. В вере, доверии и стремлении к нему. На то он и идеал.
Дистанция
Перешагивая за черту, я теряю ощущение страха. Старт! Без оглядки бег. Спринт. Трасса. Пятками раскаляю холодный асфальт. Бегу и не останавливаюсь. Мысли вместе с ногами несутся опять. Я бегу. Совмещаю спринт и бег на выносливость. Никаких эстафетных палочек не передам. Это мой забег, мои легкие. А впереди – мой финал.
Оставляю позади пройденное. Подпускаю к себе опыт. Воспоминания в мешке из памяти не волоку. Перепрыгиваю через преграды. Радуюсь. Бег превращается в высоту.
Я лечу над городами, стаями. Точный, спланированный самолет. Разрезаю воздух руками. Оборот. У себя же спрашиваю: сколько силы в легких? Сколько страсти в моих ступнях? Тело – бога, разум – воина. Меньшее – не для меня.
И спешат мои ноги вовсю и в полную. Мысли обогнав. Но какой-то камень то ли словом, то ли действием сшибает с плацдарма. Разбитые колени. Время. Терпение. Но я не сдамся. Никогда.
Вот он мир. Оглушенный из-за топота моих шагов. Вот он, мир современных, смотрит. Удивляется, не успевая за мной.
Я пробегала истории прошлого этого мира, я каждый камень толкала под суд. Я любила. Я люблю. Я пробежала новое этого мира. Обогнав свой инновационный век. Я не понимала и не любила, после принятие. И вновь бег.
Зажившие коленки. Я не сдамся. Новая линия. Испытующих страх – восторг. Площади, судьи. Сто шагов, миллион шагов.
Никаким камням не под силу сбить меня навсегда с дорог. Разгоняюсь и с новой силой пробиваю свой потолок. Если мне понадобится передышка, я сама себя остановлю, чтобы рассмотреть окружающее, улыбнуться и опять продолжить свою игру.
Игра в дистанцию.
Старт объективен.
Финал открыт.
Но закрытие будет, только тогда будет, когда кончится дистанция – жизнь.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?