Текст книги "Доминум"

Глава XV
Так родится новая эра

Вокруг была кромешная обсидиановая тьма, и лишь доносился плеск воды.

Стоило приподнять веки, как впереди вспыхнуло алое свечение. Я сощурился и, только свыкнувшись с его яркостью, увидел перед собой человеческий образ. Он сидел лицом ко мне, весь в сполохах красного света. Тело его полностью состояло из них, даже контуры одежды и плащ, струящийся по камню, на котором мы сидели. Идеально круглый островок в черных водах – таких же непроглядных, как и все вокруг. Отрезанный от всего мира.

Образ открыл глаза – единственное, что четко выделялось на горящем лице. Два бледных огонька.

– Это душа? – спросил я, вяло оглядываясь.

– Ее прах, – спокойно ответил Антарес, словно поведал мне простую истину. – Всего лишь тлеющие останки. Моей или твоей – уже не разберешь.

Я лишь сейчас понял, что его голос был непостоянным и тонально колебался. До этого, когда Антарес говорил только внутри моей головы, я не обращал внимания.

– Я никогда не видел своей души. Или не помню, как она выглядит. – Я хмурился и, лишь когда до меня медленно и неохотно донеслось эхо минувших событий, затравленно уставился на Антареса. – Я… мы ведь не умерли?

Он пожал плечами и отвернулся.

– Еще не знаю. Ты провалился сюда, чтобы избежать боли и воспоминаний о смерти. А внутри душ время идет так медленно…

Откуда-то из черноты бездонной пропасти, что значилась небом, медленно посыпались серые крупицы. Я выставил ладонь, поймал одну и размазал по коже. Пепел.

– Ты ведь видишь их и знаешь, каково это, – тихо сказал Антарес. – Странствовать сквозь души. Тебе не страшно?

– Нет. – Я так и не оторвал взгляда от серого пятна на руке. – А должно быть?

– Ты постигаешь истинную их суть. Легко начать терять себя, пользуясь подобной силой, забыв о морали.

– Мне тяжело погружаться в самые потаенные воспоминания. Кажется, я трачу на такое собственный эфир, это бы объяснило слабость. Но… – тут я замялся, пытаясь правильно подобрать слова. – Я люблю видеть образы и эмоции, все, что окружает Центр души. А не тайны, которыми можно было бы воспользоваться в корыстных целях. Я не хочу постигать людей таким способом.

Антарес кивнул, а я вновь заволновался. Он это почувствовал и сказал:

– Возможно, мы не умрем.

– Тебе легко говорить! Ты же богоподобная заоблачная сущность, живущая миллионы лет. Умрешь и воскреснешь, как и все вы, а у меня второй попытки не будет. Вы ненормальные.

Огни его глаз сузились.

– Ненормальные? Сколько людей – и сколько эквилибрумов? Вас на этой планете лишь несколько миллиардов. Пыль в сравнении с нашим числом. Так чей отрезок жизни более частотен и естествен для Вселенной? Это не мы аномальны. А вы.

Я замер.

– Мы живем достаточно, чтобы понять себя и весь доступный нам мир, – продолжал Антарес. – Мы способны пересекать целые эпохи, видеть различные народы и культуры, миры, разбросанные по всему космосу. И мы никогда не торопимся. Мы успеем все. Жизнь для нас – возможности. Для вас же – попытка ухватить все по верхам. Запертые в границах одной планеты и не ведающие, что это неправильно, что все то пустое над головой живет и доступно душам целиком и полностью. Все необъятные пространства. Я никогда не понимал, как приземленные смиряются с таким положением вещей. Как можно в подобных границах и сроках полюбить, постигнуть целый мир?

Он поднялся. Уставился в бесконечную чернь.

До меня донеслась душащая тоска с его половины души.

– Ты скучаешь по этому?

Антарес не ответил. Вокруг зарябили размытые образы далеких планет и невиданных просторов, монументальные строения, затерянные в глубинах космоса, гул празднеств Света, странствия на ладьях под сияющими парусами, гром и лязг битв, причудливые существа и долгое, невероятно долгое время, проведенное наедине с самим собой.

– Тоскую я или нет – сейчас не так важно.

– Но это твой мир, – удивился я. – Ты так много для него сделал. И хотел сделать больше, верно?

Он отвернулся, подойдя к самому краю островка, а я добавил:

– Это правда, что ты хотел остановить Бесконечную войну?

Ответ был дан тяжело и не сразу:

– Безумные мечты.

– Как можно вообще было думать о таком? Загасить подобный конфликт? Я много читал о вашей истории: никто и никогда даже близко не подбирался к полному перемирию.

– Но на что-то же Вселенная дала мне такую мощь Света. Я не знаю, как платить за это миру лучше, чем пытаться сделать все для его спокойствия. – Он вскинул голову вверх, подставляя лицо пеплу. – Война раздроблена на множество локальных конфликтов. Иногда возникают иные войны по самым разным причинам, и каждая несет все больше смертей. Мы не верим в завершение Войны, ведь не знаем, кто мы без нее. Воскресаем и воскресаем, словно лишь для ее продолжения, а не постижения всего сущего. Но мы научимся жить без бойни, адаптируемся. Как и обычно. Все должно заканчиваться, все должно меняться, так нам говорят законы Вселенной. Даже Бесконечная война однажды найдет свой конец. Справедливый для всех. Так родится новая эра, величайшая из всех. И я бы хотел быть причастным к этому.

Мне вспомнилось, как благоговейно Бетельгейзе рассказывала об Антаресе. Как она верила в него. Слушая его речи и глядя на его гордый: усталый силуэт, я понял, о чем говорила Паладин. И видел целые легионы, когда-то преданно следовавшие за Антаресом в пекло сражения, где Тьма и Свет сталкивались, разрывали каменные породы и раскаляли воздух до такой степени, что легкие человека сгорели бы от одного лишь вдоха. Видел тысячи взглядов, замерших на Антаресе в ожидании его слова, в полнейшей тиши Зеркального Шпиля.

А затем все тени прошлого растворились, как марево. Я похолодел. Часть его мира открылась мне всего на секунду, и она тревожила. Раньше Антарес не давал даже такой слабины. Неужели мы все-таки постепенно сливаемся?

Похоже, он все понял.

– Этого не остановить. – Антарес заговорил увереннее, от мощи его голоса по воде пошла рябь. – Мы станем едины, и наши мысли сплетутся в общем потоке, определяя цели и страхи, неразделимые и непонятные, слитые из мелких осколков. Назад пути не будет: перемешанные разумы, превратившиеся в общий, нельзя разорвать. Здесь останется лишь один, Максимус. И он не будет ни тобой, ни мной.

– Но… – у меня резко сел голос. – Но я был слит с твоим осколком до этого, его легко отделили! Даже слишком легко!

– Потому что нет ничего сложного в разделении осколков души, но слитые сознания разорвать невозможно. Даже протекторша из вашей Манипуляционной легко освоила теорию, ведь ее почти и нет. Душа – одновременно самая простая и самая сложная наша часть. Бетельгейзе потому и оставила наше слияние. Оно бы не принесло вреда ни тебе, ни мне. Но при условии одного разума в оболочке. Два одновременно сосуществовать не могут.

Я вскочил на ноги.

– Мы должны прервать это как можно скорее! Нужно отыскать остальные твои части и…

– И вернуть меня на небеса, да? Таков был план.

Тон его точно переломил воздух ударом хлыста.

Нарастало жужжание гневного роя. Смешанные эмоции Антареса иглами вырывались из него, отравляя все вокруг. С гулко бьющимся сердцем я спросил:

– Зачем ты спрятался, раз сам знаешь, что нужен им? Ты же понимал с самого начала, что после битвы за Люксорус Свет без тебя начнет угасать.

Он молчал и не оборачивался. Пепел сыпал и сыпал, словно кто-то скидывал его на нас целыми ведрами. Мороз сковывал все сильнее.

– Ты… ты вообще хочешь вернуться?

– Ничто не рождается просто так и без причины не умирает, – глухо отозвался Антарес. – И судьбы наши давно начертаны в бесконечных витках горизонта.

Пепел скрыл его, обратив свет во тьму.

Глава XVI
Самое справедливое наказание

Я вдохнул так, словно не дышал неделю.

– О звезды, Макс! – воскликнул кто-то. – Он жив!

– Конечно жив, я же качественно проделала операцию.

Все ныло и пульсировало. Я зашелся в кашле. Сморгнув с глаз влагу, я разглядел отдельную комнату в Манипуляционной.

– Что… – прохрипел я жалким, но определенно собственным голосом.

Фри рухнула мне на грудь.

– Я так боялась, светлые звезды, так боялась! – она всхлипнула. – Это было ужасно! Тебя подобрали таким…

Она не договорила и бросила взгляд на соседнюю койку. Там никого не оказалось – только серебряная кровь, насквозь пропитавшая обивку и лужами разлившаяся по полу.

– Где тело? – сдавленно спросил я, отодвигая Фри.

– Его тебе лучше не видеть, – сказала Ламия. – На нем живого места не осталось. Если бы на тебя оперативно не наложили манипуляции, ты бы не дотянул досюда.

Да что там было видеть, когда я все чувствовал? Голова страшно кружилась. Я перевернулся на бок, пытаясь встать, но вместо этого упал на облицованный плиткой пол. Ладони коснулись разлитой крови. Меня пробрала дрожь.

Фри верно все предугадала и успела подсунуть ведро, прежде чем меня вырвало. Я с трудом соображал, руки тряслись как у припадочного. Нет, это было уже слишком. Крови пролилось столько, что никто бы не выжил при таких потерях. Я прислонился к койке и как в помешательстве стал ощупывать рукой ребра, где меня полосовали, осмотрел ноги, от которых мало чего должно было остаться, и руку, которую та тварь…

– Все хорошо, – Фри опустилась на колени рядом со мной и крепко обняла. – Теперь все будет в порядке. Все позади.

Пальцы нервно вцепились в звезду-подвеску, которую на меня вновь повесили.

– Сколько я спал? Как вы нашли меня?

Фри качнула головой.

– Уже почти сутки. Мы нашли тебя, когда услышали, как ты… кричал. Если бы там не оказался Дан, мы бы не успели. Он первым туда переместился и вырвал тебя из лап этих тварей.

– С вами все в порядке?

– Лучше о себе позаботься.

– С вами все в порядке? – с большим нажимом повторил я.

Фри отстранилась.

– С Даном не совсем.

– Что?! – Я подскочил и врезался затылком в бортик койки. Потерев ушибленное место, спросил: – Он ранен?

– Не смертельно, – откликнулась Ламия. – Макс, ты расскажешь мне, что с тобой происходило? Во имя науки. Я же помогла вам, и меня теперь наверняка ждет наказание от Коула.

– Кстати, о нем. – Фри отвела глаза. – Он хочет тебя видеть. Прямо сейчас.

Я поднялся на ватные ноги.

– Отлично. Где он?

– В своей комнате, – сказала Ламия. – Там и остальные. Проводят свое привычное заседание, – при этих словах она усмехнулась. – Восьмая башня, вторая комната. Так ты потом дашь мне подробный отчет?

– Дам, – проворчал я. – Все скажу.

Прежде чем куда-то соваться, я завернул в закуток Манипуляционной, где стояла раковина. Прополоскал рот, умылся трясущимися руками. Бросил подавленный взгляд в зеркало. Сейчас я узнавал себя еще хуже, чем когда был в теле Гектора.

До самой башни я добрался быстро. Меня не переставала распирать решимость. Я был готов понести любое наказание, но какое право Коул вообще имел мне что-то предъявлять?! Дело сделано, трансфер теперь у нас! Конечно, все прошло не без затруднений, но я остался в живых, а чего еще желать? Дрожать перед Коулом после пережитого казалось глупым. Заседание он там проводит? Тогда самое время нарушить его отборным скандалом.

С этими мыслями я постучал в дверь.

– Заходи, – раздалось оттуда.

Я решительно вошел, пожалуй, в одну из самых чистых и примечательных комнат Соларума. Здесь пахло какими-то пряностями и табачным дымом, который испускал Стеф. Мой взгляд тут же зацепился за присутствующих, сидевших за круглым столом. Они играли в карты.

– Кого я вижу! – обрадовался Дан. – Проспал двадцать часов, тебе точно этого хватит после той встряски?

Помимо него и Стефана, в комнате находились Коул и техник Пабло. Я с некоторым удивлением оглядел их всех, вмиг позабыв о своем праведном гневе. Сидели они в расслабленной обстановке, сложив мундиры на диване. Я ожидал увидеть что-то серьезное – командный штаб, например, – а они тут ставки делают.

Уже собрался ответить Дану, как вдруг голова снова закружилась, а ноги подкосились. Я бесчувственно хлопнулся на плетеный ковер прямо у входа.

– Света ради, поднимите его кто-нибудь, – устало вздохнул Коул.

– Мне лень, сам встанет, – ответил Стефан. – Раздавай лучше.

Кто-то со скрипом отодвинул стул и помог мне встать. Пабло.

– И не стыдно вам? – укорил остальных протектор. – Он через ад прошел.

– Он жив, так что поводов для драмы не вижу, – фыркнул Водолей.

В душе Пабло я нашел странный мирок – пещеру в леднике, через холодные и прозрачные стены которой пробивались десятки цветущих лилий. Откуда-то доносился птичий щебет, под ногами текла вода. Центром был ледяной фонтан.

Протектор усадил меня за свободное место у стола, по левую руку от Коула и по правую от Стефа. Там я приходил в себя еще минут десять, бездумно пялясь на панно, изображающее горы. Вообще комната, в которой обнаружилось много красного, была довольно приятно обставлена восточными диковинами: на полках стояли несколько расписных ваз, горели благовония, кровать заправлена бордовыми простынями. В углу даже нашелся горшок с бамбуком и небольшой сад камней. А еще от Коула очень сильно пахло то ли каким-то одеколоном, то ли теми самыми пряностями. На самом деле этот запах всегда был его верным спутником. Уж не знаю почему, но Змееносец явно перебарщивал с ароматом.

Мне подвинули чашку, заполненную чем-то коричневым.

– Это что?

– Пей, – ответил Дан.

Я послушался и чуть не обжегся.

– Чай?

– Ага, – бросил Стеф, мрачно глядя в свои карты. Он сидел, уперев ногу в край стола. – Этот жлоб ничего покрепче не нальет.

– Он долго заваривался. – Змееносец невозмутимо налил чаю и себе. Сервиз на столе был выполнен в едином стиле и украшен птицами. – Так что твои замечания не оправданы.

Стеф с недовольством поглядел на чайник.

– Коул, вот ты англичанин, а чаек-то не «Эрл Грей». Азиатский какой-то. Какого хрена?

– Китайский, – поправил тот.

– Да хоть монгольский.

– Карты у тебя плохие, значит? – вкрадчиво поинтересовался Дан.

Стеф ответил ему грубым ругательством, включавшим в себя ближайших родственников Дана. Тот только хмыкнул. Парни играли, Водолей делал самые отчаянные ставки в течение нескольких раздач, а я заметил стоящие рядом с Даном костыли и только затем сильно забинтованную правую ногу, на которую была наложена шина.

– Тебя задели? – спросил я.

– Ага, – кивнул он. – Пожевали немного. Небольшой перелом, ничего такого.

– «Ничего такого» было, пока ты не начал упорно опираться на ногу, доказывая ее целостность, – заметил Пабло. – В результате чего перелом стал основательным. А все потому, что, как обычно, в Лазарет идти не хочешь. Сколько ты уже нелепых шрамов получил, лишь бы избежать похода туда?

Дан прожег его неодобрением.

– Больно ты умный.

– Стараюсь.

Протекторы нагнали еще один круг ставок. Только предлагали они странное – едва заметно мерцающие стеклянные шарики, каждый размером с монету.

– Это что за мусор? – нахмурился я.

Дан прямо поперхнулся.

– Мусор?! Я тут прямо от сердца последнее отдираю!

– Неужели почти три сотни лет твоей жизни были так скучны, что одна игра отбирает у тебя последнее? – Коул сдержанно вскинул черную бровь.

– Память еще подводит? – спросил у меня Пабло и кивнул на шарики. – Это местная, а точнее, Вселенская валюта. Бумажки и сталь бесполезны, зато есть воспоминания, чувства и истории: их энергия – единственное, что имеет значение в конце жизни.

– Это ценсумы, – сказал Дан. – Энергия эфира исчисляется в праетерах. Можно срезать с воспоминаний слой и измерить его в них. Дальше – пустить на манипуляцию или поместить в ценсум и использовать как деньги. Но чем больше слоев ты отсечешь от воспоминания, тем меньше эфира оно будет создавать. Естественно, самые яркие моменты из жизни дороже и мощнее. Конечно, ты можешь и разом продать целое воспоминание. Выручки больше, но станешь слабее. Ты буквально продаешь частичку души. В общем, не советую отсекать слои от воспоминания больше пары раз – оно становится блеклым, а может и вообще забыться.

– То есть всю душу целиком можно измерить в этих праетерах?

– Да, и даже целиком использовать ее как ресурс. Духовная мощь и богатство здесь равные сущности. – Протектор усмехнулся. – Люди гоняются за кучей макулатуры, когда на самом деле чем больше ты пережил, тем ты зажиточнее.

– Ну хоть где-то философия превращается в материальную выгоду, – сказал Стеф.

Вскоре игра завершилась. Пабло ушел с большим кушем.

Водолей снова закурил и с раздражением скрестил на груди руки.

– Еще отыграюсь, Матадор.

– Ага, удачи. – Пабло с наглой полуулыбкой загреб выигрыш. – Ты и так всем подряд должен.

– Иногда мне кажется, что тебя стоит оградить от азартных игр, Стефан, – призадумался Коул. – И это не только мое мнение. У тебя с этим уже проблемы. Но лучше ты будешь делать это здесь, чем опять уйдешь в свой отпуск, пустишься во все тяжкие с приземленными и огребешь очередных бед с коллекторами. Не стань ты протектором, все состояние твоей семьи вмиг бы пустилось на ветер.

Стеф помрачнел, но ничего не ответил.

Дан гордо выпрямился, взяв при этом чашку, и обратился к своему бывшему подопечному:

– Брось, нужно уметь принимать поражение по-джентльменски. Мы же здесь только ради игры, а не победы. Кстати, – обратился он к тасовавшему карты Коулу, – Пабло был твоим учеником, и из него вышел неплохой техник, но зато как я своего-то воспитал! Давай, Стеф, покажи себя.

– Пшел на хрен, – лаконично показал себя тот.

– Какой ты, однако, неинициативный, Стефан, – нахохлился Дан, отпивая из чашки.

Коул начал раздавать карты. Делал он это по-прежнему в одной перчатке, и ловкость его рук вызывала восхищение. Я не сразу обратил внимание, что Змееносец раздает и на меня.

– Эй, погоди, я не хочу играть!

– Но будешь. Я же тебя пригласил.

Я немного замялся.

– Мне думалось, ты решишь меня наказать.

– А я это и делаю, – заверил тот, закатывая рукава рубашки. На левой руке у него обнаружился крупный шрам от ожога. – Ты получишь моральное унижение, когда проиграешь.

– Но… но как же реальное наказание? Я пошел туда, подставил всех, ослушался твоих прямых приказов!

Я всмотрелся в Змееносца: худое лицо, зачесанные назад черные волосы, немного крючковатый нос, родинка на левом виске. Аристократично бледный. Телосложением больше напоминал цаплю или аиста, пускай и достаточно матерого. Молодой, но при этом такой старый… Коул печально натянул уголок рта, с отстраненным сочувствием посмотрев на меня.

– Тебя там уже наказали. Причем сполна. А вот Стефан и Дан пойдут служить на север.

– Эй! – возмутились они в один голос.

Меня снова пробрала сильнейшая дрожь, когда в голове вспыхнули воспоминания о метеороидах.

– Это какая-то жесть, – качнул головой Пабло, потирая светлые полоски шрамов на лбу. – Испытать такое… Врагу не пожелаю.

– Какие вы неженки, – произнес Стеф. – Если тебе ничего ни разу не оторвали, то ты, считай, и не работал тут. Я одних пальцев лишался раз десять.

Коул сделал первую ставку и с иронией произнес:

– Это не из-за сплитов, а потому что ты показываешь не те жесты не тем протекторам.

– Тем-тем. Как раз поэтому и показывал. Вообще ни о чем не жалею.

Очередь дошла до меня.

– Мне и ставить-то нечего, – признался я.

– А надо, – настоял Стеф.

Дан неожиданно выложил на стол мой синий блокнот. Должно быть, стянул из Манипуляционной.

– Эй, это мое!

– Вот именно, – согласился протектор. – Тут же твои воспоминания? И ты ставишь их на кон. Буду читать твои секреты на досуге.

Я подавил едкое замечание и спросил у Коула:

– А что теперь будет с Гектором?

– Его оболочка не подлежит восстановлению. Там и восстанавливать-то нечего. Душу отпустим.

– Отпустите? – удивился я.

Коул кивнул.

– По дальнейшему пути. Тихая смерть. Отвоевался. Но зато, как только это произойдет, знак Цербера вновь освободится и вернется на небеса, а мы сможем встречать восемьдесят девятого протектора. Люди вспомнят об этом созвездии, будто и не было тех лет, что Гектор просиживал у падших. Это можно и отметить.

– Чаем? – едко осведомился Стефан.

Я откашлялся, решаясь задать следующий вопрос.

– А когда мы выдвигаемся?

– В Лунный дом? – уточнил Змееносец. – Сейчас Сара собирает нужных людей. Многих не возьмем, не думаю, что там возникнут затруднения.

– Не думаешь? Почему же тогда вы не возвращались туда до этого?

– Разрухи много, – ответил за него Пабло. – Восстанавливать слишком затратно. Да и Лунный дом утратил для протекторов всякое стратегическое значение. Он служил больше исследовательским центром, но после того происшествия с Шакарой решили, что лучше будет проводить их поближе к Соларуму.

– Я же могу пойти? Если там все равно нечего бояться. Да и если есть чего – отпугну всякую дрянь.

– Ты ведь понимаешь, что я не могу отпустить тебя? – отозвался Коул. – В «Белом луче» иного выхода не было, но сейчас незачем так тобой рисковать.

– Но я должен быть там. Чтобы сопровождать Луну. Что, если с ней что-то случится?

– Для этого мы возьмем в отряд самых лучших протекторов. – Тут он искоса глянул на Стефа с Даном и замялся. – Из тех, что сейчас доступны. А ты еле стоишь на ногах.

Я понял, что уговаривать его бессмысленно, и сменил тактику.

– Хорошо, но давай так: если я сейчас сыграю с вами и выиграю, то ты пустишь меня в Лунный дом.

Коул снисходительно надо мной посмеялся.

– Наивное дитя. Мы здесь засиживаемся уже не первый десяток лет.

– Тогда что ты теряешь? – Я развел руками.

Коул неопределенно качнул головой, при этом давая свое ироничное согласие.

Полчаса спустя я пододвинул к себе выигрыш – никто не выходил из игры до самого конца.

– Быть не может, – вырвалось у Дана.

– Ты где так научился? – изумился Пабло.

– Ничего особенного. – Я пожал плечами. – Я почему-то патологически неспособен проигрывать в любые игры, вам бы хорошо это знать на будущее.

На самом деле пока все сидели с каменными рожами, я замечательно чувствовал их эмоции. Потому и выигрывал.

– Вот дерьмо, – произнес Стеф, который все еще не верил в произошедшее. В этот раз он остался ни с чем. – Да ты жульничал!

– По-джентльменски, Стефано, проигрывай по-джентльменски, – напомнил ему Дан.

Протектор ожесточился.

– Еще раз так меня назовешь…

– Как? – невинно осведомился тот. – Твоим полным именем? Стефано Джеронимо Феррари?

– Я тебе сейчас реально двину.

– Не успеешь, – усмехнулся Дан, откидываясь на спинку стула. – Меня тут уже не будет. Я совершу транзит.

– Боюсь, что нет, – вмешался Коул, налив себе еще чая. – Мне начало действовать на нервы, что ты врываешься ко мне в комнату без предупреждения, потому я попросил Пабло поставить здесь поле против любых тран– зитов.

– Чего?! – Дан резко побледнел.

В ту же секунду ему прилетел сильнейший удар в челюсть. Пока Дан с грохотом падал, он ухватился рукой за стол, отчего все с шумом полетело в разные стороны. Только один Коул с невозмутимым видом успел спасти чашку.

Стеф отшатнулся и стал трясти ушибленной рукой, шипя и ругаясь.

– Настолько хотелось воспользоваться моментом? – кисло осведомился Пабло.

– Да, когда он у меня еще будет?!

– Я же калека… – простонал Дан, пытаясь подняться. Его левая скула уже начала краснеть.

– Так, когда мы там выдвигаемся? – спросил я у Коула.

Внезапно дверь открылась, да так громко и быстро, словно ее вышибли ногой.

– Вы какого черта тут сидите, идиоты?! – Паскаль рассерженно ввалился в помещение.

– О, а мы тебя ждали, – сказал Пабло, вставая. – Даже стул подготовили.

Протектор уже был во всеоружии и хотел рвать и метать, но тут увидел распластавшегося по полу Дана и потирающего кулак Стефа. Паскаль замер, склонил голову набок и стал рассматривать лежачего как произведение искусства.

– Твоя работа? – поинтересовался он у Стефа, указывая на Волка.

– О да.

– Подойди.

Водолей нехотя повиновался. Паскаль выставил перед ним ладонь.

– Уважаю, – кивнул он.

Стеф с подлой усмешкой дал ему «пять».

– Ну и козлы же вы, – буркнул Дан откуда-то снизу.

Скорпион ехидно оскалился, огромный шрам исказил его лицо. После этого маленького обряда он вновь ожесточился и указал на всех нас разом, поочередно оглядев каждого.

– Чтоб через десять минут были на первом этаже, иначе я вас всех покалечу.

Он ушел так же быстро и внезапно, как и ворвался. Коул повернулся ко мне.

– Похоже, выдвигаемся прямо сейчас, – спокойно сказал он, отвечая на мой вопрос.

* * *

Вскоре я снарядился в оружейной и помогал Пабло дотащить кое-какое оборудование из техотдела.

– Там устройства, которые помогут быстро восстановить аппаратуру в Лунном доме, – пояснил он, когда мы пешком шли на первый этаж, потому что, видите ли, Пабло боялся, что из-за транзитного круга его приборы дадут сбой. Такого кадра еще поискать. Но дело свое он, конечно, любил и относился к нему ответственно.

– Знаешь, я всегда мечтал попасть в Лунный дом, – сказал Пабло, поправляя сумку на плече. – Там осталось множество сведений о незавершенных исследованиях, да и место само по себе интересное. Я бы хотел помочь в его восстановлении. Думаю, круг Тринадцати одобрит это, когда мы сходим на вылазку.

– Мы первые, кто будет там спустя… сколько? Десяток тысяч лет? – хмыкнул я.

– Может, и больше.

– И что же, Тисус и Шакара – последние, кто посещал Лунный дом?

Пабло закивал.

– Тисус, кстати, немного говорил об этом месте.

Я перевел взгляд на живые витражи в окнах атриума. Мы медленно, но верно спускались вниз.

– А что там произошло между ним и Шакарой, не знаешь?

Протектор немного сник. Он даже со стороны выглядел бесхитростным и простодушным, и каждая его эмоция легко определялась.

– Да эту историю тут каждый знает, – уклончиво ответил он. – Но особо ее не обсуждают.

– Я вот не знаю, – намекнул я.

– Чего не знаешь? – послышался за спиной знакомый хриплый голос.

Тисус собственной персоной.

– Меньше знаешь – дольше дышишь, – сообщил он мне, проходя мимо.

За ним, перескакивая через несколько ступеней разом, следовала Ламия, несшая большой рюкзак. Протекторша даже форму надела, что было непривычно: в Манипуляционной она носила повседневную одежду. Поравнявшись со мной, Близнецы поспешила поделиться распиравшей ее радостью.

– Мы вместе идем в Лунный дом! Здорово, а? Там столько можно узнать!

Ламия прямо захлопала в ладоши от восторга.

– Вот и я ему то же самое сказал, – усмехнулся Пабло. – Восстановить да изучить!

– Я хочу исследовать зал Центрума… – Ламия, как всегда, тараторила так быстро, что некоторые слова буквально сливались в одно. – А еще…

В общем, она говорила – он с восхищением ловил каждое ее слово и дополнял новыми идеями. Два сапога пара. Я догнал Тисуса.

– Ты как после падших? – спросил он, но как-то без интереса.

– Могло быть и получше.

Слабость до сих пор не ушла, а Антарес так вообще не произнес ни слова с моего пробуждения. Я полагал, что он все еще отходит от заряда, которым Грей по нам двинул. Штука оказалась неприятная, и заоблачнику требовалось время, чтобы восстановиться. Из-за нее были нарушены те душевные области, в которых я ничего не понимал, а подобное казалось удивительным, ведь кто мог знать души лучше меня? А еще я боялся, что Антареса не будет рядом, если вдруг стрясется беда.

– Ламия сказала, что ты не хотел, чтобы я присутствовал при операции, – неожиданно сказал Тисус.

– Я думал, что ты не позволишь нам ее провести, – признался я.

– С чего бы? Я уже никого и никогда не останавливаю, дружок. – Тисус поправил очки. – Это бессмысленно. Вы все уходите, а я остаюсь. Зачем мешать привычному течению дел?

На первом этаже уже собрался полный отряд. Естественно, в Лунный дом выдвигался Коул – он как раз перепроверял содержимое рабочего пояса. И Паскаль – он стоял с таким видом, словно его тошнило от всех окружающих, заряжая пистолет светозарным огнем. Рядом с ним стояла Ханна – высокая худощавая девушка с длинными светлыми волосами и шрамом в пол-лица. Как мне сказали, Дева была тут от Лазарета и промышляла лечебными манипуляциями. Возле Коула я заметил Сару. Ее холодные глаза всего раз зацепились за меня, а я уже почувствовал себя как приговоренный к мучительной смертной казни. Она наверняка продумывала для меня реальное наказание за все грехи. Здесь же нашелся и Стефан, он как раз о чем-то говорил с Коулом. Я все никак не мог понять причину его интереса к подобным вылазкам, ведь Водолей зарекомендовал себя как отборный пофигист, которому только дай волю – и он свалит куда подальше от обязанностей и работы.

Меня отвлекли Фри и Дан – они единственные из всей группы отпускали шутки и хихикали.

Последний, кстати, все еще был при костылях. Из-за ноги он не мог пойти с нами, а потому громко возмущался.

– Это просто смешно и несправедливо! Да я с одной ногой их там всех раскидаю! Получше всех вас!

Фри усмехнулась и обняла друга на прощание.

– Зато ты жив, и все хорошо. А мы скоро вернемся, ты не пропустишь ничего интересного. И нога твоя залечится. В Лазарете же сказали, что нужно подождать всего сутки.

– Да конечно, – проворчал он. – Стоит мне отвернуться, и всё: кого-то захватили, что-то построили, Советский Союз распался… Я, между прочим, не знал об этом года три!

Я подошел ближе.

– Я так и не поблагодарил тебя за то, что ты вытащил меня.

Дан выдохнул и пожал плечами.

– Ты бы сделал то же самое.

Он пожал мне руку. В его душе пенистые волны окутывали черную гальку. И остро ощущалось беспокойство за наш отряд. Я хлопнул Дана по плечу.

– Давай, не хандри тут.

Отойдя, я услышал реплику Тисуса, адресованную Коулу.

– Ламия, естественно, пойдет вместо меня. Я все ей рассказал. Она знает, куда идти и что делать. Доверяю ей как себе.

Мне показалось странным, что он не идет с нами. Кто лучше него мог знать оснащение Лунного дома? Но вместо этого он просто спихнул все на Ламию, что несколько меня раздражало.

Ханна подняла в воздух переносные носилки, на которых лежала Луна. Они зависли над землей без какой-либо поддержки. Лицо заоблачницы уже полностью покрылось болезненной паутиной зелени. У меня сжалось сердце. Оставались считанные часы.

– Всё взяли? Никто ничего не забыл? – спросил Коул, держа в руках трансфер.

Змееносец выпрямился, расправил плечи. Меня пробрало от волнения, когда он начал набирать координаты.

– Если кто-то умрет, другой в пекло не бросается, – громко произнес он, оглядывая нас.

– И продолжает жить ради других, – в один голос ответили остальные.

Змееносец запустил прибор. На полу под нами появился мерцающий круг.

– И пусть Свет озаряет наш путь, – напоследок пожелал он.