Текст книги "Блаженны милостивые. Благотворительная деятельность Великой княгини Елизаветы Федоровны"

Марфо-мариинская обитель милосердия

История сестричества

В 1908 году проект создания Марфо-Мариинской обители милосердия увидел свет и сразу вызвал бурю эмоций и сомнений в обществе. Великая княгиня Елизавета Федоровна хотела совместить две главные заповеди: любовь к Богу и любовь к ближнему; служение святой Марфы и сестры ее Марии. Такое единение было новым в благотворительной деятельности того времени, а потому казалось чем-то чужеродным, неправильным. Ни монашество, нацеленное на исполнение первой заповеди и имеющее образец служения святой Марии, ни светские общины, несущие исключительно завет второй заповеди, равной по значению первой, и подражающие святой Марфе, не могли найти в себе силы объединиться.

Великой княгине пришлось встретить на своем пути много препятствий и упреков, но она не остановилась, а всецело положилась на Божию волю. Ей предстояла тяжелая работа, нужно было выстроить связь между монастырем и светским служением, и пришлось выбирать из опыта христианского милосердия те зерна, которые были способны принести плод. Взять самое лучшее и исправить недостатки.

Елизавета Федоровна обратилась к прошлому и решила возродить древний институт диаконис. Она приступила к этому делу, тщательно обдумывая все до мельчайших подробностей. Но в своем начинании Великая княгиня не была одинока. К счастью, ее окружали люди, как и она, искренне верующие в богоугодность этого дела.

Так, 20 ноября 1908 года на рукописи «Временного устава Марфо-Мариинской обители», сданной в Синодальную типографию, митрополитом Московским Владимиром было написано: «Устав сей утверждается с призыванием Божия благословения на благоуспешную деятельность возникающей обители милосердия». Чуть позднее вышло «Пояснительное слово об открываемой в Москве Ее Императорским Высочеством Великой княгиней Елизаветой Федоровной Марфо-Мариинской Обители Милосердия», в котором объяснялась необходимость подобного служения: «В настоящее время строй жизни ушел далеко от заветов древнего христианства, и современное общество в большинстве лишь сохранило свое название “христианского”, и благодаря этому упадок веры и забвение заветов Христа сделали жизнь невыносимо тяжелой, создали недовольство ею и понизили ценность ее как среди бедных классов, так и в достаточных».

5 декабря 1908 года Елизавета Федоровна писала Императору Николаю II: «Я занята, работаю больше головой и пером, чем практически, ведь так много надо обдумать. Потихоньку двигаться вперед – это надежнее, когда собираешься создать нечто такое, что нельзя просто скопировать». И действительно, приходилось объяснять как Синоду, так и всем остальным людям, для чего создавалась Марфо-Мариинская обитель: «Название “Обитель” дано для выражения главной мысли, что каждый работающий здесь должен сердце свое, душу свою сделать обителью, вместилищем Любви Христовой, милосердия и что все учреждения обители должны обслуживаться настолько самоотверженно и бескорыстно, что именно должны сделаться вместилищем Любви Христовой, милосердия. Христос сказал: Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам. Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. 14, 21, 23). Название «Марфо-Мариинская обитель» является соответствующим евангельскому сказанию о двух сестрах: Марфе и Марии, в которых выразились понятия о христианской любви и милосердии. Стремясь прийти на помощь нуждающимся в ней, учредительница обители милосердия, по мере своих слабых человеческих сил, стремится к осуществлению этих христианских идеалов и объединяет в устраиваемой ею обители милосердия ряд соответствующих учреждений, в которых сестры обители милосердия будут посильно работать». Цель устраиваемой обители Елизавета Федоровна определила такими словами: «помощь ближнему во всех ее видах, но помощь не только материальная, но и нравственно-духовная в чисто христианском православном смысле, и ближайшей целью обители милосердия является стремление удовлетворить обращающихся к ней в одинаковой степени как по запросам духовного мира человека, так и помощи бедному больному, голодному и обездоленному ближнему».

За всю историю существования человечества людям приходилось лечить больных и заботиться о близких. Еще в Древней Греции и Риме был широко распространен институт акушерок. Во время войн раненых воинов располагали в богатых домах и за ними ухаживали женщины. Чувство жалости и сострадания к ближнему вообще присуще человеку. Но яркая милосердная деятельность появилась вместе с христианством и расцвела в период гонений.

Первые упоминания о женском диаконате на Востоке можно найти в «Западной Церкви», каноническом сборнике, составленном в III веке н. э. в Сирии или Северо-Восточной Палестине. Появился этот вид служения для посредничества между мужским клиром и женской частью общин: диаконисы для соблюдения благопристойности помогали при крещении женщин – после помазания елеем лба крещаемой остальные части тела помазывала диакониса. Также они помогали вступающим в Церковь, обучали их основам веры. Но главными обязанностями диаконис была забота о бедных и больных. Во время гонений на христианство диаконисы служили мученикам и мученицам в темницах.

Уход за больными считался еще у первых христиан богоугодным делом, ему посвящали себя почти все члены общины, но в основном женщины. Потому как у постели больного женщины чаще, чем мужчины, проявляют выдержанность и легче переносят беспокойные ночи и дни, полные тревог и забот о больном.

По постановлениям Халкидонского Собора, в диаконисы поставляли женщин не моложе сорока лет и то лишь после тщательного испытания. При некоторых Церквах число диаконис было весьма значительным: так, при Константинопольской Церкви, по постановлениям Юстиниана и Гераклия, положено быть 40 диаконисам.

В литургической практике существовал особый чин доставления женщин через хиротесию. Однако он не давал права участвовать непосредственно в Таинствах. «В конце первого тысячелетия посвящение могло производиться у алтаря с возложением на женщину диаконского ораря двумя концами вперед. Не исключено, что существовали упрощенные чины доставления диаконис, без рукоположения, о чем может свидетельствовать и 19-е правило Никейского Собора (325 г.) о перекрещивании павликиан».

В Восточной Церкви доставление диаконис прекращается в XII веке как следствие изменений литургической практики: постепенно перестают крестить взрослых женщин, не всегда строго соблюдается в храмах разделение на мужскую и женскую половины; «Постановления апостольские» – главный юридический источник служения диаконис – утрачивает свое значение; изменяется состав низшего клира: диаконисы сменяются вновь возникшим чином иподияконов. Кроме того, в связи с борьбой Византии с богомильством, а возможно, и под влиянием Западной Церкви начинают опасаться еретического искажения этого женского служения.

«Исчезновение женского диаконата объясняется частично изменением церковной практики, так как Трулльский Собор признал “Постановления апостольские” – основной сборник, регламентировавший деятельность диаконис, – затронутыми ересью». «Кроме того, главная функция диаконис – помощь при крещении – постепенно утратила свой смысл с распространением практики крещения младенцев. Как кажется, главную роль в упразднении этого чина сыграло распространение женского монашества. Диаконисы хранили целомудрие и избирались из дев или однобрачных вдов не моложе 40 лет, фактически являлись монахинями или ставились в один ряд с последними.

Впрочем, предположительно с VIII–IX вв. функции диаконис сильно изменились и могли непосредственно соприкасаться с некоей литургической практикой, аналогичной диаконской, поскольку женщине на шею возлагался орарь и в алтаре она брала в руки Чашу. Это могло вызвать со стороны Церкви опасения в возникновении ереси. А в XII веке слово “диакониса” уже в полной мере превратилось в почетное звание.

Западная Церковь не знала женского диаконата в той развитой форме, в какой он существовал на Востоке. На Западе диаконисам предписывалось строгое безбрачие, ими становились вдовы, возможно, и девы. Посвящение диаконис, очевидно, производилось через возложение рук. В раннесредневековую эпоху слово “диакониса” стало почетным званием настоятельницы женского монастыря, аббатисы. Отсутствие разработанности данного чина и раннее его запрещение, относящееся к V веку, можно объяснить опасением Западной Церкви того, что женщины превысят свои полномочия и будут претендовать на священнические функции. Для этого были основания, потому что, в частности, уже святой Ириней Лионский писал о некоем еретике Марке, последовательницы которого совершали Евхаристию».

Но документов об официальном злоупотреблении женщинами привилегиями диаконата нигде нет. «Диаконисы давали обет целомудрия, много молились Богу. Предание донесло до нас житие сподвижницы Иоанна Златоуста святой Олимпиады (конец IV – начало V века, память 25 июля (7 августа)). Олимпиада, женщина знатного происхождения, была поставлена в диаконисы после ранней смерти мужа. Святой Иоанн любил Олимпиаду за добродетели и не только духовно наставлял ее, но порой умерял ее излишний пыл. В 404 году, после изгнания Златоуста, в Константинопольском храме случился пожар, и Олимпиада была обвинена в поджоге. Кроме того, она не пожелала подчиниться новому архиепископу.

Изгнанная из Константинополя Олимпиада удалилась в Кизик. Диаконисе приходилось бороться с большим унынием, и святой Иоанн, утешая ее, отправил в Кизик 17 писем, дошедших до нас. Он напоминал о трудах, которые она переносила ранее: “С первого возраста до настоящего дня ты непрестанно питала алчущего Христа, напояла жаждущего, одевала нагого, гостеприимно принимала Его странником, посещала больного…”» «И Сам Христос, показывая, насколько важнее девства милостыня, скипетр которой ты сама крепко держишь и за которую давно стяжала себе венец, изгнал из того сонма половину дев, так как они вошли без этой добродетели, лучше же сказать, потому что не владели ею в достаточной степени, – потому что масло у них было, но не в достаточной мере, – а тех, которые вошли без девства, но облечены были добродетелью милостыни, принял с великой честью, называя их и благословенными Отца и призывая к Себе, даруя им участие в Царстве Своем и провозглашая (об их добродетели) перед всей вселенной (см. Мф. 15), в присутствии ангелов и всей твари не отказывался назвать их питавшими Его и оказавшими гостеприимство».

В греческих рукописях сохранился чин поставления в диаконисы в IX веке, но уже в XII говорится о его упразднении. «В Церкви многое меняется не формально, а является следствием развития живого церковного организма. Уже к XI–XII вв. в связи с массовыми крещениями младенцев перестали крестить взрослых (во всяком случае, это было редкостью). Перестало соблюдаться и разделение на женскую и мужскую половины храма, отпала практика присутствия третьего человека при исповеди. Теперь помогать могли просто благочестивые прихожанки или монахини».

Тем не менее само дело женского служения милосердию не только не исчезло, но, наоборот, развилось и расцвело.

На Западе (Нидерланды, Германия и др.) в XI веке появились так называемые общины женщин и девиц для служения делу милосердия и ухода за больными. В летописях этих стран упоминается о многих женщинах, принадлежащих даже к княжескому роду, которые посвящали свою жизнь уходу за прокаженными в первых общественных больницах. Так, Великая княгиня Елизавета Федоровна была крещена в честь католической святой, жившей в XIII веке, графини Елизаветы Тюрингенской, и, уже приняв Православие с именем святой праведной Елисаветы, матери святого Иоанна Крестителя, Елизавета Федоровна продолжала невольно подражать графине, настолько сильно в ней было сострадание к страждущим. Елизавета Тюрингенская отличалась глубокой религиозностью и любовью к людям. Она всю свою жизнь посвятила служению делу милосердия. В возрасте 20 лет графиня на свои средства построила госпиталь, организовала приют для подкидышей и сирот, в которых сама много работала. В 1235 г. Елизавета была причислена к лику святых, и в ее честь была основана католическая община елизаветинок. В мирное время сестры общины ухаживали только за больными женщинами, а в военное время – и за мужчинами, нуждающимися в медицинской помощи. Много сделала община и для прокаженных.

В Средние века в католических странах создавались различные светские и духовные рыцарские ордена, члены которых считали основной своей целью уход за больными. Например, основной функцией ордена Святого Лазаря (отсюда – лазарет) в Иерусалиме был уход за прокаженными. Ордена тамплиеров во Франции и немецких рыцарей покровительствовали паломникам и заботились о больных и неимущих. Членами ордена могли стать и женщины.

Орден Святого Иоанна, основанный в Иерусалиме, опекал больных. Первой его настоятельницей в 1099 г. стала римлянка Агнесса. Сестры давали обет проводить все свое время в уходе за больными, в посте и молитве и трудиться на благо ордена. Деятельность женщин этого ордена распространилась и на Италию, Испанию, Францию, Англию, где ими были созданы монастыри. Особенно известными иоаннитки стали в Париже. В 1348 г., во время большой эпидемии чумы, члены общины показали пример самопожертвования.

Современники этих событий описывали такую картину: «Всеми оставленный больной лежал один со своими муками. Родные боялись приблизиться к нему, врач страшился вступать в его жилище, и даже священник лишь со страхом причащал его. Со стонами, разрывавшими сердце, призывали дети родителей, отцы и матери – сыновей и дочерей. Но тщетно! Даже и до трупов родные прикасались лишь потому, что никто не соглашался исполнять последние желания за деньги… ничто не могло собрать родных и знакомых на обряд погребения. Трупы самых знатных и заслуженных лиц относились в могилы самыми бедными людьми, потому что невыразимый страх отталкивал от гроба их друзей и товарищей». Тем весомее выглядят многочисленные примеры самопожертвования сестер орденов при оказании помощи больным. Только в Париже за время эпидемии умерли более 500 сестер этих орденов, но эту опасную работу продолжали делать другие сестры.

Много сделали по уходу за больными и сестры ордена, так называемые госпитальерки. Введении этих сестер находились крупные госпитали – святого Людовика в Париже, а также в других городах Франции. Только один Отель-Дье (дом Божий) в столице вмещал 6000 пациентов. Сюда принимались люди с любыми заболеваниями, даже заразными.

В XVII веке во Франции священник Винсент де Поль основал Католическое общество дочерей милосердия, служанок бедных. Еще в 1668 г. оно приобрело церковно-юридический статус католической конгрегации, устав и правила которой почти не отличались от монашеских орденов. Впоследствии российские общины заимствовали у католиков название «сестры милосердия», по-французски «soeurs», «filles de charite», «de la misericorde». Это словосочетание, привычное для россиян уже в конце XIX века, поначалу звучало несколько не по-русски, и недаром народ переиначивал его в «милосердных сестер». Подобное словосочетание немного резало «православный слух», как типичное название католических орденов и конгрегаций: «Дочери Страстей Христовых», «Сыновья Непорочного Сердца Девы Марии», «Сестры Святого Семейства» и т. п.

В «Правилах дочерей милосердия, служащих бедным больным» записано: «Принципиальная цель, для которой Бог призвал и устроил дочерей милосердия, – почтить Господа нашего Иисуса Христа как источник и образец всякого милосердия, служа телесно и духовно Ему в лице бедных, будь то больные, дети, заключенные или другие… Поэтому, если они хотят соответствовать столь святому призванию и подражать столь совершенному Образцу, они должны стараться жить свято и трудиться с большой заботой, чтобы снискать совершенство, соединяя упражнения духовной жизни с внешними обязанностями христианского милосердия по отношению к бедным».

Общее управление конгрегацией осуществлял глава (superior) мужской священнической конгрегации Миссии (лазаристов), а также настоятельница (superioressa). Первой из них была Луиза де Марийяк, 7 апреля 1642 года давшая вместе с другими сестрами монашеские обеты безбрачия, бедности и послушания. Эта дата ежегодно торжественно отмечается как праздник конгрегации дочерей милосердия. Общество состояло из отдельных общин, которые имели в больших городах собственные дома под управлением настоятельницы. Винсент де Поль предписывал «служительницам бедных» вести жизнь более совершенную, чем монахиням. Он говорил: «Монастырь сестер – это больница». В своих воспоминаниях начальница Крестовоздвиженской общины сестер милосердия Екатерина Михайловна Бакунина писала о дочерях милосердия («des Soeurs de St. Vincent de Paul»): «У них все очень строго, хотя они произносят обет на один год, после пяти лет de professorat[5]5
  Professorat (франи,) – окончательное вступление в конгрегацию с принятием пожизненного обета.


[Закрыть] (не знаю, как перевести это слово)». Впоследствии Винсент де Поль и Луиза де Марийяк были канонизированы Католической Церковью.

Особенность соединения двух начал в служении-мирского и монашеского – пытались осуществить также и союзы бегинок.

В Германии в первой половине XIX века лютеранским пастором Теодором Флиднером была возрождена община диаконис. В 1833 году в городке Кайзерверт близ Дюссельдорфа он устроил в беседке своего дома приют для женщин, отбывших срок заключения в тюрьме. И в 1836 году это начинание переросло в общину под названием «Союз для ухода за больными в Рейнской провинции и Вестфалии». «Основной задачей союза было оказание помощи беднякам; в первый год в общину входили всего четыре диаконисы. Согласно разработанному Т. Флиднером уставу, диаконисой могла стать женщина не моложе 25 лет; над ней совершался особый обряд посвящения – возложение рук, сопровождавшееся чтением молитвы. Диаконисы обязывались трудиться в общине пять лет, но не были связаны обетом и в зависимости от обстоятельств могли в любой момент покинуть союз; если же выходили замуж, то вернуться уже не имели права. Каждая испытуемая обучалась элементарному ведению домашнего хозяйства, что было необходимо для реальной помощи бедным, которых приходилось посещать; училась письму, счету, чтению, особенно вслух, опять же ради больных. После общего курса испытуемая могла стать “сестрой по уходу” и работать в госпитале либо “сестрой по обучению” и работать в школе. Диаконисы имели право владеть собственностью и распоряжаться ею по своему усмотрению; жалованья не получали, но имели бесплатное питание, деньги на мелкие расходы, одежду – рабочую и выходную».

Флиднер распространяет свой «Союз» далеко за пределами Германии, он едет в Америку, Ближний Восток, Англию и везде основывает «дома» с диаконисами. К началу XX века в одной Германии существовало более 80 общин диаконис с персоналом до 20 тысяч человек. «Подобное служение возникло и в Англиканской Церкви в середине XIX века, можно сказать, из него выросло современное женское священство, не соответствующее никаким нормам жизни древней Церкви».

В Русской Православной Церкви диаконис никогда не было, несмотря на то что деятельность русских женщин в самых различных сферах церковной жизни становилась все более активной и разнообразной.

Впервые женский уход за больными в госпиталях и лазаретах появился при Петре I. «По его указу в приютах для зазорных младенцев должны были служить женщины, которым из государственной казны платилось по три рубля, три копейки и три деньги. Параллельно они привлекались и для ухода за ранеными и инвалидами». Потом постепенно эта практика прекратилась и возникла вновь в середине XVIII века. Там работали «бабы-сидельницы», но официальный статус они так и не приобрели.

И лишь в 1803 году, когда Императрица Мария Федоровна создала в Москве и Санкт-Петербурге вдовьи дома, появилось сестринское дело. Его главной задачей была не только благотворительная деятельность, но и подготовка опытного женского санитарного персонала для ухода за больными и ранеными как в военное, так и в мирное время.

Помимо вдовьих домов, Императрица основала институт «сердобольных вдов». Если вдовьи дома возникли как учреждения общественного призрения, то институт «сердобольных вдов» – скорее частная инициатива Марии Федоровны, поначалу лично ею и финансируемая. Церковь в лице одного из членов Святейшего Синода благословила это начинание и позволила «сердобольным вдовам» принимать специальное обещание (присягу), сопровождаемое церковным обрядом (посвящением). «Сердобольные вдовы» не составляли общин, а выделялись в особый разряд пансионерок вдовьих домов российских столиц и занимались уходом за больными. В Петербурге «сердобольные вдовы» по очереди несли двухнедельные дежурства в палатах Мариинской больницы для бедных, получая в придачу к полному содержанию во вдовьих домах небольшую плату: 1,5 руб. серебром, особый стол и рюмку водки. Во внеслужебное время они подчинялись довольно строгим, внешне почти монастырским правилам вдовьих домов.

Первые российские общины сестер милосердия заимствовали у «сердобольных вдов» основной текст присяги, особое почитание Петербургской чудотворной иконы Богородицы «Всех скорбящих Радость» и ношение наперсных крестов. «Последняя черта была, вероятно, перенята из католических миссионерских орденов как свидетельство исповедания христианства. Обещания, которые давались при вступлении в первые общины сестер милосердия, вторят обещанию “сердобольных вдов”: “Обещаю… что, доколе сил моих достанет, употреблять буду все попечения и труды на богоугодное служение болящим”. Эта формулировка позволяла сестре милосердия оставлять общину под благовидным предлогом: нездоровья или семейных обстоятельств. Так, в Свято-Троицкой общине “менее одной трети сестер (не касаясь умерших) в состоянии были вынести эту службу более 10 лет”. Этот факт необходимо учитывать при сравнении обещания или присяги сестры милосердия с пожизненными монашескими обетами».

Так, в уставах православных женских монастырей целью выступает добровольное неуклонное выполнение христианских заповедей и основных монашеских обетов, среди которых важнейшее место занимают: нестяжание, девство и послушание. Обет нестяжания утверждается на словах Христовых: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19, 21). Пища, одежда и другие необходимые предметы должны служить лишь сохранению жизни и здоровья, а не удовольствию и похоти, а потому должны употребляться с большим ограничением. Обет девства состоит в постоянной безбрачной жизни, т. е. в совершенном воздержании от всего, дозволяемого в жизни супружеской, а также в постоянном хранении души от нецеломудренных мыслей и пожеланий. Дающий обет девства утверждается на следующих словах Священного Писания: Кто может вместить, да вместит (Мф. 19, 12); незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом и духом (1 Кор. 7, 34). Обет послушания состоит в постоянном добровольном смиренном подчинении себя воле другого с решительным отвержением собственной воли и собственного разумения. Истинный послушник выполняет послушание именно так, как ему указано, ничего не опуская и не прибавляя. Дающий обет послушания утверждается на словах Священного Писания: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16, 24).

Эти основные положения стали основанием для создания первых общин сестер милосердия и проявились в так называемых «послушнических монастырях». Их «внешняя деятельность заключалась в различного рода благотворительности. Они стали возникать после закрытия более половины российских женских монастырей указом Екатерины II от 1764 г., когда монахини упраздненных монастырей переводились в штатные монастыри, а послушницы, оставленные без средств, создавали обители нового типа. Насельницы этих послушнических монастырей имели монастырский устав, но монашеских обетов не давали. Для рукоделия и пропитания они открывали богадельни и больнички, где ухаживали за больными и престарелыми, приюты для сирот, странноприимные дома, школы и ясли для детей. Число таких женских общин, игнорируемых гражданскими и церковными властями, росло за счет частных пожертвований и значительного числа желающих в них поступить».

Одна из таких общин, существовавшая в г. Задонске Воронежской губернии с 20-х гг. XIX века, в 1851 году обратилась к митрополиту Московскому Филарету (Дроздову) с просьбой помочь ей законно утвердиться как «Тихоновское общество сестер милосердия». Митрополит Филарет сказал: «И хорошо, что Тихоновское общежитие образовалось не по иностранным образцам, но в простоте духа православного и русского». Эта женская община была признана Синодом в 1860 году под именем Тихоновского дома сестер милосердия и позднее была превращена в монастырь.

«Еще один пример самобытной общины представляла Иосифовская женская община (Екатеринославская губерния), устав которой приводится в сборнике уставов общин сестер милосердия, изданных в 1879 г. в качестве образцовых. В Иосифовской общине, утвержденной Синодом еще в 1845 г., “особенные сестры, которые именуются сестрами милосердия, ухаживают за больными в лечебнице общины под руководством врача”. Кроме того, община, обязанная согласно уставу служить благотворительным целям, имела на воспитании “10 малолетних нищих-сироток”, которых сестры обучали грамоте. В 1885 году община была превращена в Иосифовский внештатный женский монастырь».

«В начале XIX в. церковные женские общины (общежития) с благотворительным “уклоном” приобретают все большее распространение уже с утверждения, а иногда и по инициативе церковных властей. Начинается процесс “феминизации” русского монашества, значительный рост числа женских обителей, увеличение численности не только собственно монашествующих, а в еще большей степени послушниц. Поступая в женскую общину, послушницы не спешили принимать постриг, а жаждали участия в делах благотворительности. Эти особенности женского монашества XIX–XX вв., описанные многими исследователями, вызваны самыми разнообразными причинами: экономическими, социально-политическими, аскетическими и т. п.».

В светском же обществе, по-видимому, это не было широко известно, и вместо того чтобы искать образцы сестричества в России, благотворители брали пример с лютеранских диаконис. Таким образом, учреждались новые общины сестер милосердия. Первой такой общиной стала Свято-Троицкая, учрежденная Великими княгинями Марией и Александрой Николаевнами совместно с принцем Петром Георгиевичем Ольденбургским и его супругой Терезией Васильевной. Они заявили, что берут в пример лютеранские сестричества. «Отчасти это можно объяснить тем, что члены Императорского дома Ольденбургские были лютеранами. В Комитет общины поначалу входила и лютеранка княгиня Мария Федоровна Барятинская, вскоре основавшая свою общину Литейной части (с 1890 года – во имя Христа Спасителя). Указание на диаконис было, вероятно, предпочтительнее по причине большей веротерпимости при дворе и в высших кругах общества к лютеранам, чем к католикам».

«Уставом первой общины сестер милосердия от кандидаток и сестер требовались “набожность” и “удостоверение в хорошей их нравственности” и не предписывались никакие духовные правила в традициях Православия». В то время как «одно из первых правил Винсента де Поля для дочерей милосердия призывало их ценить спасение своей души превыше всех земных вещей».

У католиков правила «детально регламентируют все необходимые для этого духовные и телесные упражнения, в том числе и поведение с больными, их родственниками, духовниками. В служении больным сестры должны стяжать добродетели, которые католики называют “сверхдолжные”, т. е. обязательные только для монахов, а не для всех христиан».

В правилах лютеранских диаконис особо подчеркивалось, что служение вовсе не позволяет им считать, что они имеют перед Богом какие-то «сверхдолжные» заслуги. «Никто не должен полагать, в ошибочном и не евангельском мнении, что в призвании диаконис (Diakonissenbernf) легче найти покой для души в Доме диаконис или что служение в таковом призвании приятнее Богу, чем в своей собственной семье или в других христианских призваниях». В 1910 году Правила и устав общин диаконис – «исключительно религиозного содержания». Естественно, в требованиях к сестрам и диаконисам как католики, так и протестанты исходили из особенностей собственного вероучения, в то время как в правилах для первых российских сестер можно усмотреть лишь некоторые предписания нравственно-гуманного характера.

Еще одной особенностью российских общин сестер милосердия была их межконфессиональность. В них на равных правах принимались православные, лютеранки и католички. Так, например, при Свято-Троицкой общине были построены две одноименные церкви – православная и лютеранская, в которой также совершались католические богослужения, а первой настоятельницей общины стала англичанка Сарра Биллер, из квакеров, после литургии читавшая и толковавшая сестрам Писание. В 1848 году в общине состояло 12 сестер милосердия православного вероисповедания, 5 лютеранок и 3 католички.

Об этом обстоятельстве Свято-Троицкой общины стало известно митрополиту Московскому Филарету, которому учредители общины прислали устав на рассмотрение. Он деликатно на это ответил: «В уставе нет правила, которое допускало бы в состав общины лиц, не принадлежащих к православному вероисповеданию. Хорошо, если так и на деле. Разность вероисповеданий препятствует сгармонизировать общину в духовно-нравственное единство, одушевить одним общим духом и дать ей внутреннюю силу».

Действительно, «объединение в одну общину сестер разных конфессий было тогда немыслимо даже на Западе. Когда во время Крымской войны легендарная Флоренс Найтингейл собрала в своем отряде для ухода за ранеными англиканок и католических сестер милосердия, это вызвало возмущение со стороны “протестантских духовных фанатиков” и сестер пришлось разделить. Из первых общин межконфессиональными были и общины во имя Христа Спасителя, Крестовоздвиженская и, возможно, Никольская».

Первые общины сестер милосердия были созданы по инициативе особ из Царского Дома и знатных дворянских родов. Это «княгиня М.В. Барятинская, Великая княгиня Елена Павловна, Великая княгиня Александра Петровна, княгиня Софья Степановна Щербатова, княгиня Наталья Борисовна Шаховская. Основательницы, особенно на первых порах, выступали также главными попечительницами (т. е. строителями и содержателями) своих общин. Их громкие имена и безупречная репутация привлекали и других благотворителей в пользу общин, как из высших сословий, так и простых граждан».