Текст книги "Капитан Мак"

Глава 5. Охота

Дон Фелипе был человек предусмотрительный. Он послал самого быстрого гонца в Шамбор, чтобы предупредить главного ловчего его высочества герцога Орлеанского. Берейтор так спешил, что, когда король подъехал к столбу, именовавшемуся Королевским и стоявшем на перекрестке шести дорог, где обычно собиралась охота на кабана, все доезжачие были уже на конях и своры на поводу.

Среди доезжачих Людовик увидел старого псаря, которого очень любил покойный король, его отец, – этот человек в молодости Людовика был его главным ловчим.

– А, вот и ты, мой старый Ля Бурре? Не ждал меня увидеть?

– Нет, сир, – ответил старый берейтор, – но как только я узнал, что ваше величество соизволили вспомнить о Шамборском лесе, я не терял ни минуты.

– Ну, и кого же ты поднял? – спросил король.

– Трехлетку, сир, но он очень силен и, судя по всему, одиночка. Он долго будет сопротивляться собакам.

– Ты думаешь?

– Да, сир, и не нужно терять времени, – продолжал Ля Бурре, – потому что с горизонта надвигается хорошенькая гроза.

И доезжий показал рукой в сторону Амбуаза, вниз по течению Луары. И вправду, на горизонте, там, где лазурные небеса четко отделялись от черной земли, виднелась белесоватая полоска.

– Да, ты прав, – сказал король, – часов в одиннадцать-двенадцать дождь пойдет.

– Но мои собаки, – сказал герцог Орлеанский, – поведут кабана так хорошо, что и к одиннадцати мы его возьмем.

– В погоню, господа! – воскликнул король.

Кабана подняли в густых колючих зарослях, и собаки взяли его след.

С самого начала кабан оправдал ожидания доезжего Ля Бурре: как старый матерый самец, он пустился бежать прямо перед собой. Собаки очень дружно пошли по следу.

Король пустил лошадь галопом, а его юный паж скакал рядом с ним.

– Решительно, – сказал ему король, – я сегодня развлекаюсь, как старый ландскнехт, дорогой мой.

Но, преодолев межу, король взял неправильный путь. И вдруг он остановился.

– Ого! – воскликнул он. – А это кто еще?

Сквозь деревья он увидел всадницу, которая неслась точно вслед за сворой.

Она сидела на черной лошади, и по шее животного, по его маленькой головке, по скорости сразу было видно, что это один из тех замечательных испанских жеребцов, покупка которого по карману только принцам.

– Кто эта женщина? – спросил Людовик у де Сабрана.

– Не знаю, сир.

– Пресвятое чрево! – воскликнул король, охотно пользовавшийся любимым проклятием Генриха Великого. – Сейчас я это сам узнаю!

И он бросил лошадь в галоп, преследуя амазонку, которая, перепрыгивая на лошади через изгороди и рвы, выказывала чудеса храбрости.

Однако, когда кабан, преследуемый по всем правилам, выскочил из лесу и ринулся через поле, она замедлила аллюр, и король смог ее догнать.

И Людовик увидел юную, прекрасную женщину, покрасневшую от смущения.

Габриэль де Сабран, который никак не участвовал в заговоре герцога Орлеанского и его фаворита дона Фелипе, подъехал прямо к ней и сказал:

– Сударыня, это король.

При этих словах амазонка изобразила величайшее смущение, легко спрыгнула на землю и прошептала:

– О, сир, простите мне невольную дерзость! Я думала, что это охотится герцог Орлеанский, и хотела присоединиться к охоте.

Король, потеряв дар речи от ее красоты, смотрел на нее с восторгом.

– Ну что же, сударыня, кто бы вы ни были, добро пожаловать!

По знаку короля Сабран спешился, встал на одно колено и помог амазонке сесть в седло.

– Сир, – продолжала она, – меня зовут донья Манча, я сестра дона Фелипе д'Абадиоса, и его королевское высочество соблаговолил разрешить мне жить в Шамборском замке и принимать участие в его охоте.

– Сударыня, – ответил король, – мой брат отлично сделал.

И, с изяществом поклонившись ей, добавил:

– А теперь, сударыня, в галоп! Мы должны прибыть первыми к моменту, когда кабана затравят!

Глава 6. Кардинал не дремлет

– Итак, король влюблен? – спрашивал в тот же вечер один из пажей его величества у Габриэля де Сабрана.

– Безумно влюблен, – ответил Габриэль. – Впрочем, эта испанка действительно очень хороша.

– Ах, – сказал первый паж, – ив самом деле? Красивее, чем мадемуазель де Отфор?

– О, без всякого сомнения! Король только о ней и говорил на обратном пути с охоты.

– Так она не вернулась в Блуа?

– Нет, король не хочет, чтобы она показывалась при дворе.

– Почему?

– Чтобы не будить подозрения господина кардинала, который считает, что король должен заниматься только двумя вещами.

– И чем же в первую очередь? – спросил Марк де Морвер.

Так звали пажа.

– В первую очередь, политикой.

– А во вторую?

– А во вторую заботиться о том, чтобы род его продолжился, и у трона был наследник.

– Да, и поскольку мы совсем рядом с Амбуазом, а королева находится именно там…

– Тсс!.. – прошептал де Сабран. – Может быть, его величество именно поэтому не хочет, чтобы донью Манчу видели?

– А, эту красотку зовут донья Манча?

– Да.

– И где же она?

– В Шамборском замке, живет в покоях Месье.

– Так я полагаю, – подхватил с улыбкой второй паж, – король теперь иногда будет охотиться в Шамборском лесу?

– Да, каждый день, черт возьми! – ответил де Сабран.

Этот разговор мальчики вели в королевской комнате, а король в это время, только что пообедав, прогуливался со своим братом герцогом Орлеанским по одной из террас замка. В это время дежурный мушкетер стукнул прикладом мушкета о плиты пола. Это был обычный знак.

– А вот и король, – сказал Гастон.

И действительно вошел король в сопровождении своего брата.

– Ах, и в самом деле, честное слово, – говорил король, обычно такой бледный и мрачный, а сегодня сияющий улыбкой, – мне надо было приехать в Шамбор, чтобы немного встряхнуться. Я себя сегодня превосходно чувствую, и охвачен такой приятной усталостью, что просплю без просыпу до завтрашнего утра.

– Конечно, завтра ваше величество охотиться не будет? – лукаво спросил Гастон.

– Но почему же? Напротив…

– Тогда, значит, на этот раз в лесу в Блуа?

– Нет, нет, в Шамборе, как и сегодня. Мы затравим еще одного кабана.

И король приказал снять с себя плащ и сапоги.

– Я вижу, вашему величеству пришлась по вкусу моя кабанья свора, – сказал Месье.

– И ваш ловчий, братец, – добавил король. – Любезный человек ваш дон Фелипе. Откуда вы его извлекли?

– Из Испании, сир.

– И он к тому же еще архитектор?

– Да, это он перестроил левое крыло замка.

– Ну, так скажите ему, что, когда вам больше не понадобятся его услуги, я с удовольствием возьму его к себе.

– Сир, сколь бы ни полезна была мне помощь дона Фелипе, я буду счастлив уступить его вашему величеству.

Принц поклонился и распрощался с королем, который улегся в постель. Паж Габриэль де Сабран лег, как обычно, в комнате короля, а его товарищ; Марк де Морвер, вышел.

В каждом из королевских дворцов рядом с малыми покоями, как тогда говорили, у пажей была комната, и король всегда мог иметь их под рукой. Но де Морвер, вместо того, чтобы пройти в смежную комнату, которая была приготовлена для пажей в замке Блуа, скользнул в коридор, и быстро поднялся по большой лестнице на третий этаж, где расположился кардинал и весь его дом.

По-видимому, де Морвер часто приходил к кардиналу, поскольку, завидев его на пороге передней, один из гвардейцев его преосвященства, дежуривший там, подошел к нему, поклонился и поспешно сказал:

– Господин де Морвер, его преосвященство ждет вас.

Марк улыбнулся и позволил провести себя к кардиналу. Услышав шум шагов де Морвера, кардинал поднял голову.

– А, это ты! – сказал он. – Ну, и что ты сегодня новенького принес, голубчик?

– Король влюблен! – ответил де Морвер.

Эти два слова, такие простые и обыкновенные, заставили кардинала подпрыгнуть. Если бы ему сообщили, что Париж в руках испанцев, он бы и то не отреагировал более живо. Он остановил на де Морвере властный взгляд своих бесцветных глаз и спросил:

– Ты в этом хорошо уверен, дружочек?

– Да, монсеньор.

– Кто тебе это сказал?

– Любимый паж короля, Габриэль де Сабран.

– Так король не ездил охотиться в Шамборский лес?

– Напротив, ездил. И там произошла встреча.

– Ага!

– Кажется, он встретил там иностранку, прекрасную как утренняя заря, испанку, по-видимому, и влюбился.

– А как имя этой женщины, ты знаешь?

– Ее зовут донья Манча. Она сестра архитектора брата короля.

Кардинал нахмурился и стал перелистывать таблички, покрытые таинственными письменами, которые разбирать умел он. один.

– Как зовут этого архитектора? – спросил он, перевернув несколько табличек.

– Дон Фелипе д'Абадиос.

– Да, тот самый, – прошептал кардинал, видимо, нашедший какие-то записи относительно фаворита Гастона Орлеанского.

– А где сейчас, – спросил он, – эта расчудесная донья Манча?

– Она осталась в Шамборском замке.

– Прекрасно! Король завтра едет на охоту?

– Да, он предупредил об этом его высочество.

В глазах кардинала мелькнула молния.

– Ну вот, теперь король в компании со своим братцем вступает в заговор против себя самого!

И, поглядев на де Морвера, спросил:

– Ты ведь из окрестности Амбуаза?

– Да, монсеньор. Моя матушка живет в двух лье от Амбуаза, в крохотном имении, составляющем все ее состояние.

– И как давно ты ее не видел?

– Два года, монсеньор.

– Хотел бы ее увидеть?

– Ах, конечно, монсеньор, – ответил мальчик.

– Я даю тебе отпуск на четыре дня.

– Но, – возразил де Морвер, – король меня хватится…

– Я беру все на себя.

– И я завтра могу ехать?

– Нет, не завтра, а сегодня вечером. Ты только заедешь в Амбуазский замок и вручишь королеве записку, которую я тебе дам.

И кардинал тут же написал записку Анне Австрийской, о которой король, казалось, думал не больше, чем о турецкой или китайской принцессе.

Через час Марк уже скакал по Амбуазской дороге, везя письмо и тяжелый кошелек, потому что кардинал щедро платил за услуги, которые ему оказывали.

Глава 7. Король развлекается

На следующее утро король встал очень рано. Как и накануне, он надел охотничий кафтан и натянул замшевые сапоги. Месье, уже давно одетый, при сапогах и шпорах, присутствовал при туалете короля.

– Ах, поспешим, господа, – сказал Людовик. – Если через десять минут мы не будем сидеть на конях, явится господин кардинал и начнет меня утомлять делами королевства и требовать моей подписи под тысячей указов и ордонансов.

– Сир, – прошептал Габриэль де Сабран, пристегивая плащ короля, – может быть, и так уже слишком поздно.

И вправду, Людовик состроил ужасную гримасу, потому что на пороге комнаты появилась красная тень кардинала.

– Государь, – произнес вошедший, – простите мне, что я позволил себе явиться пожелать вам удачной охоты. Вот уже два дня, как я не имел счастья видеть ваше величество, и я поспешил осведомиться о его здоровье.

– Благодарю, господин кардинал, но, как вы сами видите, я сегодня охочусь и не имею времени заниматься делами.

– Э, сир, – добродушно воскликнул кардинал, – да кто же говорит о делах вашему величеству? Благодарение Богу, королевство спокойно, общество благоденствует и уж, конечно, король Франции приехал в Блуа не делами заниматься, а, напротив, отдохнуть от утомительной политики.

Эти льстивые речи кардинала повергли короля в некоторое недоумение.

– Как, – спросил он, – ваше преосвященство совершенно во мне сегодня не нуждается?

– Зачем утомлять ваше величество разными пустяками?

– Значит, я могу весь день охотиться?

– Конечно, сир! И сегодня, и завтра, и последующие дни.

– Ну превосходно, – произнес Людовик, – воистину, ваши враги клевещут на вас, когда утверждают, что вы ужасный первый министр для своего несчастного государя.

Кардинал поклонился, сделал шаг к двери, потом обернулся.

– Сир, – произнес он, – сказав только что, что вам совершенно нечего сделать в замке Блуа, я, может быть, несколько преувеличил.

Король нахмурился, а Ришелье продолжал:

– Ваше величество унаследовали от своего предка короля Святого Людовика великое чувство справедливости, и слава об этом так распространилась, что один дворянин обратился ко мне с просьбой, чтобы ваше величество разобрали тяжбу, возникшую между ним и его сестрой.

– Кто этот дворянин? – спросил король.

– Это сир Юбер Готье де Бовертю, бывший капитан гвардейцев покойного короля Генриха IV.

– Но я его, черт возьми, знаю, и его сестру тоже! – воскликнул Людовик. – Это не та барышня, которая…

Кардинал улыбнулся.

– Как, – промолвил он, – разве с мадемуазель де Бовертю была какая-то история?

– Хе-хе, – хмыкнул Людовик, – кажется, я припоминаю кое-какие слухи, которые можно было когда-то слышать о ней при королевском дворе. Ведь кажется, мадемуазель де Бовертю была фрейлиной?

– Да, сир.

– А теперь у нее какие-то разногласия с братом?

– Да, относительно имения их родителей. Сир де Бовертю ссылается на права первородства, желая сохранить поместье и имение родителей нераздельными. Мадемуазель де Бовертю требует себе половину. Оба решили представить этот спорный вопрос на суд вашего величества.

– И хорошо сделали, – ответил король.

– Тогда в какое время вашему величеству будет угодно назначить им аудиенцию?

– Где они?

– В своем поместье, в двух лье отсюда.

– Хорошо, господин кардинал, пригласите их сюда сегодня вечером. После ужина я их выслушаю.

Кардинал поклонился и вышел.

– Уф! – пробормотал Людовик. – Нынче утром мне повезло. По коням, господа!

И король отбыл в Шамбор. На этот раз Месье привез охотничий экипаж из Блуа, а дон Фелипе приказал, чтоб на заре подняли оленя. Но, хотя король и был страстным охотником. он выслушал донесение весьма рассеянно. Все дело в том, что на месте встречи охотников присутствовала прекрасная донья Манча. Она сидела на своем великолепном испанском жеребце, которым она управляла с необычайным изяществом. Людовик улыбнулся ей и направил к ней своего коня.

Охота была великолепна и проведена по-королевски. Король скакал прямо следом за сворой, а донья Манча слева рядом с ним.

Олень напился из большого пруда и тут же повернулся мордой к своре, готовясь дорого продать свою жизнь. Но Людовик соскочил с коня и прикончил его ударом охотничьего ножа; потом он отрезал у оленя левую ногу и поднес ее покрасневшей донье Манче.

В это время с громкими звуками рога подскакали Месье и свита короля. Гастон Орлеанский, наклонившись к дону Фелипе д'Абадиос, сказал ему на ухо, указывая на донью Манчу:

– Ну, теперь только от нее зависит, станет ли она королевой с левой руки.

– Она ею станет, – ответил дон Фелипе.

И действительно, вечером, когда они доехали до берега Луары, король сказал прекрасной испанке:

– Синьора, я приглашаю вас завтра принять участие в охоте на дикую козу в Шамбонском лесу, и, следовательно, прошу вас провести эту ночь в замке Блуа.

Желание короля было законом. Донья Манча поклонилась. Через два часа она въехала справа от короля во двор замка Блуа.

Кардинал, спрятавшись за жалюзи, видел эту сцену при свете факелов.

– О, – сказал он себе, – думаю, самое время принять меры!

Глава 8. Подарок короля

Ни паж, ни дежурный мушкетер не могли припомнить короля Людовика XIII в таком веселом расположении духа.

Он послал просить к ужину господина кардинала, но кардинал принес извинения, ссылаясь на больной желудок, и за ужином не появился. Но он воспользовался случаем, чтобы напомнить его величеству, что он обещал вечером аудиенцию сиру де Бовертю и его сестре.

Едва Людовик уселся за стол, как доложили о приезде его ювелира.

– Как?! – воскликнул король. – И наш славный Лоредан тоже здесь?

– Да, сир, – ответил, входя, золотых дел мастер. – Разве ваше величество не вызывали меня к себе?

– Я? – удивленно переспросил король. – Да ни в коем разе.

– И однако его преосвященство, – ответил ювелир, державший под мышкой небольшой кожаный футляр, – уезжая из Парижа, настоятельно рекомендовал мне быть точным.

– Точным? Но в чем? – заинтересованно спросил король.

– В сроке исполнения серег, которые ваше величество мне заказали.

– Совсем странно! – воскликнул король. – Я меня нет об этом ни малейшего воспоминания!

– Может быть, – продолжал Лоредан, – его преосвященство заказали мне их от вашего имени?

– Но это совсем уж странно!

– Я очень спешил, – продолжал Лоредан, – и выехал вчера утром из Парижа к моей дочерью – я верхом, а она в носилках, но поскольку мулы ехали медленней, чем моя лошадь, то я опередил ее, чтобы не заставлять ждать ваше величество.

Два человека – король и дон Фелипе д'Абадиос – внимательнейшим образом слушали этот рассказ. Когда Лоредан сказал, что его дочь сейчас находится на дороге в Блуа, в глазах дона Фелипе д'Абадиос промелькнула молния.

А король в это время спрашивал сам себя:

– Но какого черта господин кардинал заказал серьги? Для кого они предназначались?

Потом, обратившись к Лоредану, спросил:

– Ну, и где эти серьги?

– Сир, вот они.

И ювелир открыл перед королем футляр, который он принес.

– Дьявольщина! – воскликнул Людовик. – Работа превосходная, и бриллианты самой чистой воды!

– Самые прекрасные, какие только нашлись во Франции, – сказал Лоредан.

– Но ведь это, наверное, невероятно дорого?

– Да, сир, его преосвященство сам мне назначил цену.

– Кажется, – сказал, улыбаясь, король, – я богаче, чем думал.

И, взяв серьги, он сказал донье Манче:

– Синьора, вы ведь поблагодарите господина кардинала?

И сам продел великолепные серьги в уши испанки, подумав при этом:

– Вот я и сыграл с господином кардиналом еще одну прекрасную шутку.

После ужина он отвел в сторону герцога Орлеанского.

– Братец, – спросил он его, – не знаете ли вы где-нибудь неподалеку от Блуа уединенного домика, где бы можно было побеседовать без помех?

– Безусловно, сир, это гостиница «У Единорога».

– Там нет народу?

– Никогда, особенно ночью.

– Прекрасно, – сказал король. – Попросите донью Манчу подождать меня там.

– Когда, сир?

– Сегодня, в полночь. Господин кардинал так долго меня не задержит. Приготовьте мне оседланную лошадь у ворот замка.

– Хорошо, сир.

Король потребовал плащ и трость.

– А теперь, – сказал он, – пойдем вершить правосудие и мирить сира и мадемуазель де Бовертю!

И он отправился к кардиналу.

Глава 9. Признание мадемуазель де Бовертю

Было ровно десять часов, когда король вошел к его преосвященству, которого он нашел в одиночестве перед столом, заваленном пергаментами, печатями и указами. При виде короля сумрачное лицо кардинала разгладилось и приняло то же приветливое выражение, что и утром. Он поцеловал руку короля, как поцеловал бы руку женщины, и сказал:

– Сир, история наречет вас Людовиком Справедливым, потому что вы покинули развлечения и лишили себя отдыха с единственной целью восстановить справедливость.

– Господин кардинал, – ответил король, усевшись в глубокое кресло и закинув ногу на ногу, – не надо меня хвалить…

– Почему же, сир?

– Потому что спор между сиром и мадемуазель де Бовертю, который я должен разобрать, не единственная причина, приведшая меня к вам сегодня вечером.

– Ваше величество желало бы побеседовать со мной о государственных делах?

– О, сохрани меня от этого Бог! – пробормотал король.

Ришелье взглянул на стенные часы своего кабинета.

– Возможно, сир де Бовертю несколько задержится, – сказал он. – Его поместье неблизко от Блуа, и потом этот сеньор – страстный охотник: может быть, когда посланный прибыл, он был в лесу.

– Весьма возможно, – ответил король.

– Ваше величество, – продолжал Ришелье, – любит шахматы и благоволит считать меня неплохим игроком: возможно, вы подумали, сир, что в ожидании господина де Бовертю…

– Нет, не в этом дело, господин кардинал.

– Ах так!

И Ришелье, казалось, стал ждать, чтоб король объяснился.

– Меня заставило прийти к вам раньше времени любопытство.

– Любопытство, сир? – спросил кардинал; его прозрачные глаза, казалось, пытались прочесть мысли короля.

– Ну да, Господи Боже ты мой! Представьте себе, что во время ужина прибыл Лоредан, мой ювелир.

– Ах, это, – сказал, улыбаясь, кардинал. – Наверное, ваше величество заказал ему какую-нибудь дорогую безделушку, например, перстень-печатку.

– Нет, господин кардинал. Лоредан мне привез не это.

– Так что же, сир?

– Серьги.

– А! – произнес с улыбкой кардинал.

– И поверите ли, – продолжал король, – что я их не заказывал?

– В самом деле?

– Он мне сказал, что заказывали их вы, господин кардинал.

– Сир, – ответил Ришелье, – это правда, и я не стану лгать. Эти серьги Лоредану заказал действительно я. Они, должно быть, прекрасной работы.

– Восхитительной, господин кардинал.

– Впрочем, заказывая их Лоредану, я велел ничего не жалеть.

– Мне кажется, господин кардинал, у вас есть воспитанница?

– Да, сир, внучатая племянница, мадемуазель де Плесси, которую я только что выдал замуж за одного бретонского дворянина, господина Плело.

– Это прекрасно; тогда, может быть, этот болван Лоредан ошибся?

– В чем, сир?

– Он принес мне серьги, предназначавшиеся для вас?

– Нет, сир, – ответил Ришелье, – я не настолько богат, чтобы делать моей племяннице подобные подарки. Я заказал эти серьги от имени вашего величества и надеялся, что ваше величество…

– Их подарит вашей племяннице?

– О, что вы, сир, вовсе нет, но…

– А тогда кому же?

Улыбка сошла с лица Ришелье. Кардинал снова стал тем жестким государственным человеком, перед которым трепетали все, даже его августейший хозяин.

– Сир, да простит меня ваше величество, но для того, чтобы объяснить вам, для чего я заказал эти серьги, я вынужден буду побеседовать с вами о важных вещах.

Король в свою очередь посмотрел на часы.

– Ну а вы уверены, господин кардинал, – спросил он, что сир и мадемуазель де Бовертю приедут?

– Я могу поручиться за это вашему величеству.

Король вздохнул.

– Ну что же, я слушаю вас. Все равно, – что о политике говорить, что о чем-нибудь другом.

– Сир, – продолжал Ришелье, – ваше величество все последнее время жили несколько в отдалении от семьи…

– Да нет, господин кардинал, я как-то этого не заметил.

– Вашему величеству пошел тридцать восьмой год.

– Да, верно. Как время-то идет, господин кардинал!

– А трон не имеет наследника…

Король нахмурился.

– Ах, господин кардинал, – сказал он сердито, – вы опять будете со мной говорить о королеве?

– Но, сир…

– И вы неправы, господин кардинал. Королева покинула двор без моего разрешения и отправилась жить в Амбуаз… Ну что же, пусть там и остается!

– Простите меня, сир, но я подумал…

– Что подумал?

– О том, что от Амбуаза недалеко до Блуа.

– И вы рассчитываете, что я поеду повидать ее?

– В этой надежде, сир, – смиренно ответил кардинал, – я и заказал эти серьги…

Король расхохотался во все горло, что вообще-то было Для него непривычно.

– Господин кардинал, вы плохо все продумали.

– Как так, сир?

– И ваши серьги попали по другому назначению. Я их сегодня же вечером подарил…

Ришелье принял наивный вид.

– Ваше величество решили помириться с мадемуазель де Отфор?

– И вовсе нет, – ответил король. – Я подарил серьги донье Манче.

– А кто такая донья Манча, сир?

– Прекрасная и в высшей степени любезная женщина, которая охотится на оленя, как сама богиня Диана.

– Ах, вот как! – совершенно равнодушно произнес Ришелье.

Король второй раз взглянул на часы. Было половина одиннадцатого.

– Не находите ли вы, господин кардинал, – произнес король, что сир де Бовертю несколько злоупотребляет моим терпением?

– Он приедет, сир, не сомневайтесь. Может быть, все-таки партию в шахматы?

– Хорошо, – безрадостно согласился король.

Ришелье позвал слуг. Двое пажей установили шахматную доску.

Людовик страстно любил играть в шахматы, особенно с кардиналом, который был очень сильным противником. Садясь за шахматную доску, Людовик подумал, что свидание он назначил на полночь, а сейчас только половина одиннадцатого. Партия же в шахматы с кардиналом никогда не продолжалась более трех четвертей часа.

Расставляя на доске фигуры, Ришелье обменялся быстрым взглядом с одним из своих офицеров, в эту минуту как раз появившимся на мгновение на пороге двери, к которой Людовик сидел спиной.

Партия началась; кардинал, несомненно преднамеренно, сделал одну за другой две ошибки, вследствие чего король сразу же получил значительное преимущество.

Когда Людовик проигрывал, то испытывал такое разочарование, что отталкивал доску и говорил:

– Господин кардинал, вам несомненно помогает сам дьявол; это нечестная игра.

И никогда в этом случае не хотел отыграться. Когда же он выигрывал, то напротив, настроение у него поднималось, в он предлагал кардиналу взять реванш. На этот раз кардиналу был поставлен мат за двадцать минут.

– Ах, господин кардинал, – сказал Людовик, – вас уж слишком одолевают политические заботы. Ну как, может еще одну партию?

– Охотно, сир, – ответил кардинал.

И они начали новую партию. Но, несколько минут спустя, один из гвардейцев доложил о сире и мадемуазель де Бовертю.

– Ах, честное слово, – воскликнул король, увлеченный игрой, – они прекрасно подождут, пока я закончу партию.

На этот раз кардинал затянул игру; он не дал так легко себя победить, и партия продолжалась целый час. Когда король объявил мат, пробило без четверти двенадцать.

«Ах, черт, – подумал Людовик, – а мне еще скакать два лье. Ба! У моего братца герцога Орлеанского кони добрые, а донья Манча меня подождет несколько минут.»

И в покои ввели сира и мадемуазель де Бовертю. Эти двое, почтительнейше склонившиеся перед его величеством, являли собой два ярчайших образца провинциального дворянства того времени.

Брат был крупным и крепким мужчиной лет сорока восьми, широкоплечим, с сединой на висках, загорелым; шел он прямо, голову нес высоко и был несгибаем, как швейцарский гвардеец.

Мадемуазель де Бовертю было около сорока лет; лицо ее хранило следы замечательной красоты; во всем ее облике было что-то бесконечно печальное и поникшее; одета она была в траур.

– Насколько мне известно, – сказал им король, – вы хотели бы, чтобы я рассудил ваш спор. Говорите, господин де Бовертю. Позже мы выслушаем вашу сестру.

– Сир, – сказал дворянин, – мы с сестрой всю жизнь прожили в добром согласии в родительском имении. Но однажды мне пришло в голову, что я должен жениться, и с тех пор у нас пошли раздоры и ссоры.

– Так вы женаты? – спросил король.

– Нет, еще нет, но я жду только решения вашего величества. Королю, конечно, известно, что закон требует, чтобы мужские потомки были нераздельными владельцами земель, поместий и прочего имения, составляющих достояние знатной семьи. Но с тех пор, как я решил жениться с единственной целью не дать угаснуть моему роду, моя сестра, вместо того, чтобы остаться жить с нами, хочет разделить в равных долях все имущество, которое нам оставил наш покойный отец.

– Как, как? – переспросил король. – Но мне кажется, что мадемуазель де Бовертю не совсем в своем праве.

– Сир, – ответила она, – если ваше величество окажет мне милость выслушать меня, то может быть, ему будет угодно изменить свое мнение.

– Ну что же, говорите, сударыня, я вас слушаю.

– Ах, – ответила она, – есть вещи, которые я могу сказать только королю, потому что их может знать только король.

– И ваш брат о них не знает?

– Да, сир, и не должен никогда узнать.

Сир де Бовертю был человеком очень порядочным. Он сказал сестре:

– Ну что же, поведайте королю то, что вы хотите ему поведать, и если его величество сочтет, что половина отцовского достояния принадлежит вам, я вам его отдам.

Бледность, таинственная печаль и траурные одежды мадемуазель де Бовертю возбудили в короле некоторое любопытство. Он дружеским жестом попросил кардинала оставить его одного, и его преосвященство вышел вместе с сиром де Бовертю, но перед тем успел бросить взгляд на часы. На часах была почти полночь.