Текст книги "Сокровище гугенотов"

XIV

За час до этого наваррский король шел тон же дорогой в сопровождении как раз того человека, которого так опасался Келюс, то есть герцога Крильона.

– А я все-таки не думаю, государь, – тихо сказал Генриху герцог, – что вы, подвергаясь такой опасности, прибыли в Блуа только для того, чтобы попытаться направить короля Генриха на путь истинный. Конечно, ваши речи должны были произвести на него сильное впечатление.

– О, я уверен, что он о них и не думает больше, а если и было какое-нибудь впечатление, то герцог Гиз уже давно рассеял его.

– Но в таком случае…

– В таком случае вот что: я обещал королю Карлу IX, находившемуся уже при смерти, что постараюсь отговорить его преемника от той же политической ошибки, которую сделал, или – вернее – в которую вовлекли его самого. Я исполнил свое обещание, хотя и не верил в то, что мои речи увенчаются желанным результатом. Но раз я все равно приехал в Блуа…

– Да я вовсе не знаю, для чего же вы приехали сюда? Не для того, надеюсь, чтобы повидать герцогиню Монпансье?

– Нет, хэ-хэ-хэ! Герцогиня по-прежнему от всей души ненавидит меня! Впрочем, от ненависти до любви – один шаг, и даже меньше, так что я надеюсь… Но, конечно, у меня была цель посерьезнее, чем забавное любовное приключение! Выслушайте меня, герцог! Наверное, вы слыхали, что в течение сорока пяти лет вожди гугенотов прикапливали грош за грошом, надеясь образовать из этих сбережений фонд на случай войны.

– Да, я слыхал об этом, а также о том, что «сокровище гугенотов», которое представляется мне мифическим, достигло. громадных размеров.

– Это сокровище существует на самом деле, герцог, и находится оно здесь, в Блуа!

– Ну-ну! Я предпочел бы, чтобы оно сберегалось в более надежном месте!

– Вот за этим я и приехал сюда! – и Генрих рассказал своему спутнику все то, что читатели уже знают из предыдущих глав.

– Хорошо! – сказал тогда Крильон. – Но неужели вы думаете, что в бочках золото будет сохранено надежнее?

– Нет, но… бочки путешествуют иногда!

– Как это, государь?

– По Луаре ходят большие барки, так называемые шаланды, служащие для перевозки сена. Я приобрел одну из таких шаланд. Ее команда состоит из моих приближенных, переряженных матросами. Таким образом, мне будет очень легко сплавить золото на этой шаланде. Но вот перетащить его из дома на барку гораздо труднее, и тут я уже рассчитываю на вас.

– Приказывайте, государь!

– Ну, так слушайте внимательно. Вы пойдете вот по этой улице до самого конца, затем свернете налево и выйдете на береговой откос. Так вы увидите уединенный дом. Это большая харчевня под вывеской: «Гостиница „Добрый Сеятель“«.

– Я ее знаю.

– Несмотря на полицейский час, она открыта всю ночь. Вы постучите в дверь, а когда трактирщик выйдет к вам, спросите у него, прибыло ли его божансийское вино. Если он ответит, что да, вы войдете и застанете там компанию знакомых, которых и приведете ко мне.

Крильон отправился выполнять поручение. Указания Генриха Наваррского отличались большой точностью, и Крильон указанным путем скоро добрался до гостиницы. Сказав хозяину условленный пароль и получив надлежащий ответ, Крильон вошел в общий зал гостиницы, где за уставленным бутылками столом сидело с полдюжины матросов.

Впустив Крильона, трактирщик нерешительно остался сам на пороге, с крайним недоверием посматривая на посетителя. Но один из матросов крикнул:

– Ба, черт возьми, да ведь это – герцог Крильон! Запри дверь, друг мой Трепассе, этот господин из наших!

Трепассе запер дверь, а Крильон в полном недоумении подошел к окликнувшему его матросу.

– Да ведь это граф де Ноэ! – воскликнул он наконец.

– Он самый, герцог!

Крильон посмотрел на другого матроса и с удивлением воскликнул:

– А вот и мсье Лагир!

– Ну разумеется!

– А эти господа?

– Это все наши друзья… наши и «его». А вы, наверное, тоже пришли от «него»?

– Да. Шаланда прибыла?

– Прибыла. А бочки?

– Их наполняют. Дело за вами! Ноэ обратился к трактирщику и сказал:

– Друг мой, Трепассе, запряги поскорее в телегу трех лошадей – мы отправимся за вином, которое должны свезти по назначению. Трактирщик вышел. Тогда Ноэ сказал:

– Не правда ли, герцог, вы не рассчитывали встретить нас в таком наряде?

– Нет! – ответил Крильон.

– Но если мы и сняли дворянский костюм, зато шпаги остались при нас! – и Ноэ показал пальцем на шесть добрых шпаг, укромно стоявших в углу.

XV

Придя к Гардуино. Генрих Наваррский первым делом осведомился, что с герцогиней. Узнав, что она крепко спит, он решил заняться бочками, в которые тем временем Гардуино и Рауль уже ссыпали сокровище гугенотов. Теперь Генрих с помощью Рауля стал вытаскивать их наружу. Но как раз во время этого на улице вдруг послышался шум.

Услыхав его, Генрих с молниеносной быстротой погасил лампу и, приказав Раулю и старику хранить тишину, стал прислушиваться. Он услыхал шум шагов, затем голос, сказавший: «Вот тут!» – и ответ Келюса.

«А! – подумал наваррский король, – Этот голос я как будто слыхал сегодня утром в замке!» Затем он отвел в сторону Гардуино и шепотом спросил:

– Мэтр, найдется у тебя добрый аркебуз?

– Найдется целых два!

– Они заряжены? Да? Ну, так пойдем! – и он повел Гардуино и Рауля во внутренние комнаты как раз в то время, когда снаружи раздался первый стук в дверь. Вскоре они вошли в кабинет прокурора. Тогда Генрих сказал:

– Теперь я все понимаю, друзья мои! Король Генрих III, осыпавший меня сегодня утром ласками, теперь хочет отделаться от меня. Будем защищаться! Ты, Гардуино, поди достань свои аркебузы, а я пока пойду на стражу.

Генрих спустился к выходной двери и приник там к крошечному смотровому оконцу, которое было замаскировано и невидимо снаружи. Келюс, троекратно постучав в дверь, держал теперь совет.

– Псаломщик обманул тебя! – сказал д'Эпернон. – Если бы это была гостиница, нам давно открыли бы!

«Эге! – подумал Генрих Наваррский. – Вот еще голос, который хорошо знаком мне! Это – д'Эпернон!»

– Надо постучать посильнее! – сказал Шомберг. «Великолепно! Знаю и этого!» – подумал Генрих.

– А если двери все-таки не откроют?

– Ну, так мы высадим ее!

– Гм… Она кажется очень солидной и окована на славу! Генрих, не отрывая глаз от смотрового отверстия, увидел, что к двери приближается гигант Теобальд.

– Вы уж не беспокойтесь, господа, – сказал он, – как бы солидна и хорошо окована ни была эта дверь, передо мною она не устоит! Не раз приходилось мне высаживать дверь единым напором плеча!

Келюс обнажил шпагу и снова постучал в дверь эфесом, крикнув:

– Эй, вы, негодяи! Откроете ли вы наконец людям короля? Ответа не последовало. Тогда Шомберг сказал:

– Да ну же, Теобальд, продемонстрируйте-ка свой «единый напор плеча»!

– Ладно! – сказал рейтар и уперся в дверь спиной так, что его поясница пришлась как раз против смотрового отверстия.

«Что поделаешь! У всякого человека – своя судьба!» – подумал Генрих Наваррский, и так как спина рейтара закрывала ему вид, то Генрих обнажил шпагу и ткнул ее в смотровое отверстие.

Теобальд с силой напер на дверь, но вдруг вскрикнул и упал. Келюс и его товарищи подумали, что от напряжения у гиганта лопнул какой-нибудь сосуд; однако они поняли ошибочность своего предположения, когда один из рейтаров, приподнявший начальника, закричал:

– Кровь! Кровь!

– Тише! – прикрикнул Келюс, услыхав шум телеги, заворачивавшей в улицу.

Генрих Наваррский, тоже услыхав этот шум, подумал: «Теперь наши силы будут равны, так как мои добрые друзья-матросы спешат мне на помощь!»

XVI

Возглас рейтара, приподнявшего Теобальда и сейчас же бросившего его вновь, удивил Келюса с товарищами.

– Кровь? – повторил миньон.

– Ну да, смотрите сами! – ответил рейтар, показывая окровавленные руки.

Действительно, из широкой раны на спине Теобальда бежала кровь, хотя до этого не было слышно ни малейшего шума и дверь не открывалась.

– Кровь! Кровь! – повторил Келюс, никак не бывший в состоянии понять происшедшее.

Но тут телега, шум которой они слышали перед тем, въехала в улицу, и д'Эпернон сказал:

– Стойте-ка, господа, сначала пусть эта телега проедет, а потом мы уж примемся за обследование двери, которая убивает одним прикосновением. Только пусть телега проедет! Не будем связываться с горожанами, а то поднимется такой шум, что хоть святых вон выноси!

Все согласились с этим и прижались к стене. Но оказалось, что телега вовсе не собиралась проезжать далее; наоборот, она остановилась как раз перед домом.

Келюс был немало удивлен. Что могло понадобиться здесь этим людям?

– Проезжайте своей дорогой, друзья мои! – сказал он. – Полицейский час давно пробил, и теперь не время болтаться по улицам! В ответ на это насмешливый голос произнес:

– Мы и не болтаемся, барин, а остановились, приехав, куда нам надо.

– Проезжай! – в бешенстве крикнул Келюс. Он обнажил шпагу и двинулся к телеге, товарищи и рейтары последовали за ним.

– Вот как? – продолжал тот же голос. – Я вижу, что вы в большой компании, сударь!

– Проезжай! – крикнул в свою очередь Шомберг, стараясь схватить одну из лошадей под уздцы.

Но в то же время в первом этаже дома одно из окон открылось, и оттуда послышался голос гасконца, крикнувшего:

– Эге! Да это Ноэ!

– Я здесь! – ответил тот, который вступил в препирательства с Келюсом.

– Слава богу! Ноэ, милочка, я сосчитал их – их девять. Одного я убил, осталось восемь. А вас сколько?

– Семеро! – ответил Ноэ.

– Значит, на четыре больше, чем нужно, чтобы разогнать весь этот сброд! Мы с Гардуино очень просим, избавьте нас от этих господ!

В то время как Генрих говорил это, блеснула молния, послышался звук выстрела, и мимо уха Генриха просвистела пуля.

– Вы ужасно неуклюжи, господин д'Эпернон! – насмешливо крикнул наваррский король. – Стреляя так неловко, не выслужишь орденочка!

– Это он! Это гасконец! – заревел Шомберг.

– За дело, друг мой Ноэ! Задай им трепку и прогони их пинками до самого замка!

Но приказ был излишен: Ноэ, Лагир и остальные юные гасконцы уже спешили с обнаженными шпагами навстречу отряду

Келюса. Остался на месте только седьмой из спутников Ноэ, величественно восседавший на козлах. По-видимому, он спокойно ожидал момента, когда его товарищам понадобится подкрепление.

Несмотря на свою изнеженность, Келюс мог быть при случае храбрым. Только один Крильон внушал ему бесконечный ужас, но ведь и то сказать – Крильон не знал себе соперника в то время и пользовался к тому же чрезвычайным авторитетом. Поэтому теперь он спокойно поджидал натиска Ноэ с товарищами.

Рейтары, увидев приближавшихся гасконцев, встретили их залпом. Но они поторопились, плохо прицелились, и из среды противников выбыл из строя только один. Вторично зарядить аркебузы рейтары не успели, и им пришлось вступить в рукопашную.

Келюс, д'Эпернон и пятеро рейтаров сцепились с гасконцами, но те в первый же момент выбили из строя двоих рейтаров. Поэтому сразу установился парный бой, в котором не принимали участия со стороны гасконцев кучер, а со стороны миньонов – Шомберг. Последний от нечего делать занялся высаживанием двери дома Гардуино.

Заметив это, возница медленно слез с козел и, подойдя к Шомбергу, сказал: «Простите, сударь, но я вижу, что вы не заняты, а потому…» – и он обнажил шпагу. Шомберг взглянул на него и испуганно вскрикнул:

– Это Крильон!

Келюс, храбро выдерживавший натиск Амори де Ноэ, услышал этот возглас, испуганно обернулся и… пал, пораженный прямым ударом шпаги Ноэ в грудь!

Лагир и Эпернон бились с ожесточением, не уступая друг другу ни пяди земли. Поэтому Ноэ отправился на помощь к самым младшим товарищам, сражавшимся с рейтарами.

Тем временем Шомберг довольно прилично держался против Крильона, который был в отличном расположении духа.

– Дорогой мсье Шомберг, – сказал он, – не скрою, что я очень доволен вами: вы фехтуете на славу!

– Для меня большая честь – возможность скрестить оружие с вами, герцог! – насмешливо ответил Шомберг.

– Поэтому я хочу на некоторое время пощадить вас, чтобы мы могли поболтать друг с другом.

– Убейте меня, если можете, герцог, но не щадите! – сердито ответил Шомберг.

– Какого черта вам здесь нужно, собственно говоря?

– А вам?

– Я пришел на помощь друзьям!

– Вот и я тоже!

– Вот как? Ну, будем продолжать!

Но продолжать им не удалось: шум битвы разбудил весь околоток, и крики горожан, высунувшихся из окон, привлекли внимание дюжины рейтаров, пьянствовавших в соседнем кабачке и сейчас же бросившихся на помощь соотечественникам.

– Черт возьми! – сказал тогда Крильон. – Это настоящее сражение! Надо кончать!

Он сделал выпад, и Шомберг рухнул на землю, как перед тем Келюс.

Эпернон, получивший от Лагира уже три изрядные раны, собирался удрать с поля битвы, но появление рейтаров придало ему храбрости. Вдруг в верхнем этаже дома Гардуино распахнулись два окна и в них показались наваррский король и Рауль с аркебузами на прицеле. Грянуло два выстрела, и два рейтара рухнули на землю. В тот же момент послышался громовый голос Крильона, гаркнувшего:

– А, канальи! Значит, вы забыли, что меня зовут Крильон? Через десять минут после этого шесть трупов лежали на улице. Шомберга и Келюса, которые еще дышали, перенесли в соседний дом, а Энернон, в сопровождении уцелевших рейтаров, обратился в бегство. Тогда Крильон сказал Генриху Наваррскому:

– Поспешим, государь, потому что французский король способен послать на нас целую армию, когда узнает о смерти своих миньонов!

XVII

– Друг мой Крильон, – ответил Генрих, – я сам хотел бы как можно скорее покинуть Блуа, но… мы должны взять с собою старого Мальвена и его внучку Берту!

– Вот как? – улыбаясь отозвался Крильон. – Готов поручиться, что тут уже…

– Как всегда, добрый мой Крильон; как мое ухо чутко прислушивается с радостным трепетом к звону скрещиваемого оружия, так и сердце вечно будет биться навстречу новой страсти! Но и помимо того опасность…

– Да ведь мои родственники охраняют ее, с нею ничего не случится, государь!

– Сегодня да, но завтра? Нет, Крильон, ступай за нею и приведи ее прямо на шаланду!

Крильон поклонился и отправился исполнить поручение. Тогда Генрих приказал вытаскивать бочки с золотом и нагружать их на телегу, что было делом четверти часа. Теперь можно было уже двинуться в путь, но в самый последний момент Генриху пришла в голову новая мысль.

– Вот что, господа, – сказал он, – я решил раздобыть для вас пропуск, который проведет нас через все католические армии мира!

– От кого же будет этот пропуск? – спросил Лагир.

– А вот увидите! – ответил Генрих и, отведя в сторону Гардуино, сказал ему: – Я убедился, что твой снотворный порошок отлично действует; несмотря на страшный шум, герцогиня не проснулась; но хватит ли действия этого наркотика еще на некоторое время?

– Смотря на какое, государь. Что вы, собственно, предполагаете?

– Я хочу закутать герцогиню в плащ, взвалить на плечи и перенести на шаланду!

– О, государь! Вот это – мысль!

– Не правда ли? Ну, так не проснется ли она прежде, чем мы перенесем ее?

– Нет, государь, действие порошка продлится еще по крайней мере часа три!

– В таком случае за дело! – и, подозвав Ноэ, Генрих посвятил его в свой план. Последний встретил полное одобрение гасконца.

Герцогиня спала глубоким сном, у ее изголовья дежурил паж Амори, который воспылал смертельной ненавистью к друзьям Анны и потому был верным помощником Рауля.

Остановившись около спящей, Генрих некоторое время смотрел на ее прекрасное лицо, и затем сказал:

– Она удивительно красива, Ноэ!

– Это красота тигра, государь!

– Да, но тигр – очень красивое животное, милочка!

– Ах, вот как! Я ведь и забыл, что сердце вашего величества отличается завидным простором и способно вместить еще одну страстишку!

– Гм… гм… Как знать, чего не знаешь, милый друг мой?.. Потом как-никак, а герцогиня – моя двоюродная сестра, и мне приходит в голову целая куча разных мыслей…

– Одна разумнее другой!

– Во-первых, надо обратить герцогиню в протестантство, а для этого прежде всего надо изолировать ее от растлевающего влияния католицизма. С этой целью мы и похитим ее! Расстелика на полу свой плащ, Ноэ!

Ноэ повиновался. Тогда наваррский король, с лица которого не сбегала улыбка, навеянная последней шутливой фразой, взял Анну за голову, а Рауль – за ноги, и они осторожно положили ее на плащ.

– Друзья мои! – сказал затем Генрих, не изменяя своей шутливости даже в такой серьезный, полный опасностей момент. – С принцессой Лотарингской нельзя обращаться как с какой-нибудь женщиной низкого звания! Надо быть принцем крови, чтобы иметь право дотронуться до нее, а потому я сам займусь этим делом! – и, сказав это, он осторожно завернул герцогиню в плащ, взвалил ее себе на плечо, после чего скомандовал: – Вперед!

Гардуино запер дом, поручил его Божьему милосердию и королевскому гневу и через пять минут уже шел по направлению к

Луаре, сопровождая Генриха, несшего герцогиню Монпансье. Шествие замыкали Лагир и Рауль, следовавшие с обнаженными шпагами.

– Ах, что это за очаровательная женщина! – вздыхая, сказал Рауль. – К несчастью, я люблю Нанси…

– Все еще?

– Более, чем когда-либо, мсье Лагир!

– А я, к сожалению, люблю больше всего своего государя, – вздохнув, ответил Лагир, – потому что без этого… без этого я последовал бы за нею на край света!

– Ну, теперь вы можете последовать за нею в Наварру!

– Разве вы думаете, что король отвезет ее туда?

– Еще бы! Это – славный залог!

– Значит, я буду иметь возможность снова попытать у нее счастья, дорогой Рауль!

– Вы очень наивны, дорогой Лагир!

– Наивен?

– Ну еще бы! Если кто-нибудь будет иметь счастье у герцогини, то это…

– Конечно, вы?

– О, нет! Я люблю Нанси!

– Так кто же в таком случае?

– Король Генрих!

– Ну вот еще! Наш король ненавидит герцогиню не меньше, чем герцогиня его!

– Да, но от ненависти до любви – один шаг, да, кроме того, вспомните – король любит забавные приключения!

– Аминь! – сказал Рауль, снова вздыхая при воспоминании о том, что гордая герцогиня была для него когда-то простои влюбленной женщиной.

XVIII

Забрезжили первые лучи рассвета, и на тусклом декабрьском небе выступили гребни прибрежных холмов. Блуа уже давно скрылось из вида, и шаланда быстро неслась по течению.

Посредине палубы устроили палатку, где на кушетке положили герцогиню Монпансье. Старый сир де Мальвен и Берта сидели на корме, провожая взорами края, которые они покидали навсегда. Гасконцы, по – прежнему одетые матросами, направляли движение шаланды, Амори и Рауль сидели около герцогини, сторожа ее пробуждение, а Генрих и Ноэ прогуливались взад и вперед, разговаривая о происшедшем.

– Возлюбленный государь, – сказал Ноэ, – я все еще не понимаю, о каком пропуске говорили вы перед нашим отъездом из Блуа?

– Этот пропуск – герцогиня, друг мой Ноэ!

– Как это?

– До тех пор, пока она будет у нас на шаланде, нас всюду пропустят. Ну, да ты этого не поймешь, это уж мое дело! Скажи-ка лучше, сколько теперь времени, ты ведь у нас немного астроном?

– Теперь около семи часов. А что?

– Если Гардуино не ошибся, герцогиня проспит еще час, в течение же этого времени мы пройдем Сомюр! А ты ведь знаешь, что в Сомюре устроена судовая застава, охраняемая людьми герцога Франсуа, моего прелестного кузена, который ненавидит меня от всей души.

– И прикажет повесить вас, если вы попадете к нему инкогнито в руки, государь!

– Да, но, по счастью, я хорошо ориентирован. Капитан, заведующий заставной стражей, – лотарингец; он отлично знает герцогиню и… Но ты уж увидишь!

Вскоре в утреннем тумане показались строения Сомюра, а Луару, казалось, перерезывала какая-то коса. Это и был заставный мост; от него при приближении шаланды сейчас же отъехала небольшая лодка, в которой сидели четыре матроса и толстый капитан.

Последний поднялся на борт шаланды и потребовал капитана. Генрих сейчас же подошел к нему с приветствием на чистейшем немецком языке.

– Кто вы? – спросил капитан.

– Люди герцога Гиза! – ответил Генрих.

– Куда вы следуете?

– В Нант.

– С каким грузом? Генрих улыбнулся и ответил:

– Вы слишком любопытны, дорогой капитан!

– Что такое? – заревел тот. – Да знаете ли вы, молодой человек, что перед вами сам капитан Герман, состоящий на службе у его высочества герцога Анжуйского и имеющий право знать все!

– Я это знаю, но знаю также, что прежде вы были на службе у Лотарингского дома…

– Совершенно верно, но…

– И следовательно, должны знать герцогиню Монпансье?

– Еще бы! Ведь я состоял в ее личной гвардии!

– Ну, так подойдите и посмотрите! – и с этими словами Генрих на цыпочках подвел толстяка к палатке, откинул полог и показал капитану пальцем на спящую принцессу.

Капитан заглянул туда, испуганно отшатнулся и с низким поклоном поспешил к лодке, чтобы скорее распорядиться пропуском шаланды. Когда снова двинулись в путь, Генрих сказал Ноэ:

– Ну, видишь сам теперь, что мой пропуск надежен? Не будь у нас на борту герцогини, нам трудно было бы отделаться так легко!

– Да, но что вы собираетесь делать с герцогиней? – спросил Ноэ.

– В данный момент ей надо прежде всего приготовить сносное помещение! – ответил Генрих. – Возьми-ка Рауля и займись с ним убранством одной из кают. В трюме найдется кое-какая мебель, а у Рауля – недурной вкус; он изучил привычки герцогини, да и в свое время Нанси немало побилась над ним, чтобы отшлифовать его! Ну, за дело, милый мой, времени не так-то много!

Ноэ последовал приказанию своего государя, и благодаря этому случилось так, что Анна Лотарингская, проснувшись, с изумлением заметила, что находится в каком-то очень уютном, очень красиво и богато обставленном, но – увы! – совершенно незнакомом гнездышке.

– Да где же это я? – с изумлением пробормотала она, протирая глаза и озираясь по сторонам.

Луч солнца ворвался в каюту сквозь шторку, и это отвлекло мысли Анны. Она поспешно откинула шторку и увидела перед собою широкую водную гладь.

Герцогиня провела рукой по лбу и вдруг отчаянно закричала:

– Рауль! Ко мне! Ко мне, Рауль!

Произнеся это имя, Анна Лотарингская поступила по традиции, общей для всех женщин: когда женщина в опасности или предполагает, что она в опасности, она обязательно должна иметь на устах имя последнего мужчины, которого любила!

Но Рауль не ответил на ее призыв. Тогда Анна кинулась к двери, однако дверь оказалась запертой. Напрасно она стучалась, напрасно призывала Рауля, напрасно в припадке бешенства царапала выхоленными ногтями дверь, никто не отзывался на ее неистовство!