Электронная библиотека » Понсон Террайль » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Тайны Парижа. Том 1"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 18:12


Автор книги: Понсон Террайль


Жанр: Литература 19 века, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Шрифт:
- 100% +
XIV

Десять минут спустя Гектор Лемблен был уже на лошади и ехал во главе эскадрона, которым он командовал. Была темная ночь, одна из тех дивных темных африканских ночей, блещущих звездами, но безлунных, когда только на незначительном расстоянии можно различить землю, несмотря на ярко освещенное небо. Маленький отряд въехал в долину, после нескольких изгибов переходящую в громадную равнину. Чтобы бежать, капитан должен был исполнить свой замысел раньше, чем колонна достигнет этой равнины.

Эскадрон ехал по два человека в ряд, а во главе их находился лейтенант. Гектор ехал в последнем ряду, рядом с унтер-офицером, давно уже служившим под его командой, который год назад видел, как он упал, тяжко раненный, на поле битвы. Вдруг в ту минуту, когда весь эскадрон исчез за крутым поворотом, внезапная мысль осенила Гектора.

«Солдат, который едет рядом со мною, уже спит на своем седле; я соскочу на землю, моя лошадь, как и все кавалерийские лошади, пойдет рядом с его, не обращая внимания, что идет без всадника. Когда солдат проснется, он подымет тревогу и признается, что спал. Тогда предположат, что я продрог и упал без чувств на краю дороги, и начнут искать меня. Но меня не найдут, а потому решат, что арабы убили меня и бросили мое тело в кустарник».

Гектор соскользнул на землю, и все случилось так, как он предполагал: его лошадь продолжала идти рядом с лошадью солдата. Капитан был хорошо знаком, как уже известно, с местностью.

Он знал, что в трех лье оттуда, в горах, он встретит одно из кочующих племен арабов, расположившееся у ручья, и направился к дуару[1]1
  Деревня кочующих арабов.


[Закрыть]
пешком, прячась за кустарниками и останавливаясь при малейшем шуме. Он боялся уже встречи не с арабами, а с каким-нибудь французским солдатом.

На рассвете он достиг дуара. Часовой-араб прицелился в него.

– Стой! – закричал он по-арабски. – Я друг и притом один.

Араб опустил ружье, а капитан бросил саблю. Этого было вполне достаточно, чтобы пройти в дуар, не получив пулю в грудь. Гектор знал, что человек священен для араба с той минуты, как вступит в его палатку. Он прошел в палатку начальника племени, которого застал за чисткой оружия, и сказал ему:

– Я хочу доверить тебе свою тайну и полагаюсь на тебя.

– Говори, – отвечал начальник, – если ты голоден, то вон еда; если ты чувствуешь жажду, вон козье молоко.

Араб всегда великодушен, когда взывают к его сердцу и его воображению.

– Я прошу оказать мне большую услугу, – сказал Гектор, – мне нужна твоя помощь, чтобы закрыть глаза моему умирающему отцу, призывающему своего сына.

– Где твой отец?

– Во Франции.

– Так почему же ты не поехал обычной дорогой и не обратился к своим соотечественникам?

– Потому, что мой начальник, – сказал Гектор, – не разрешил бы мне уехать из армии. Мне нужна лошадь и бурнус, какие носят арабы. Я за все вам заплачу.

У Гектора было с собою двести луидоров, зашитых в кожаный пояс. Из них он заплатил десять луидоров начальнику арабов за лошадь и платье туземцев. Два дня спустя капитан Гектор Лемблен, переодетый арабом, прибыл в маленький порт Бужи и сел на мальтийское судно, отходившее в Марсель. Но ветер был противный, судно было плохое, буря задержала его на ходу, и только 23-го вечером оно вошло в Марсельский порт. Один день был потерян. Не было никакой возможности проехать двести лье, отделявших его от Парижа, в одни сутки. Но Гектор надеялся, что владелец рокового письма подождет день, и он приедет вовремя. Капитан отправился, и через двое суток входил в Вавилонскую улицу, где жила баронесса.

Было десять часов вечера 25-го числа. Марта была одна и лежала на кушетке.

Она казалась разбитой горем и едва узнала Гектора, когда он вошел.

– Вот и я! – вскричал капитан. – Марта, вы спасены! Марта покачала головой со спокойствием, которое ужаснуло капитана.

– Нет, – отвечала она. – Слишком поздно! Я погибла!

– Слишком поздно!

Слова эти вырвались из горла Гектора наподобие хрипа.

– Да, – продолжала Марта, – слишком поздно… он уже был… сегодня утром… я все еще ждала вас… я умоляла его… стояла на коленях перед ним… я держала его руки… понимаете, Гектор, я держала руки этого негодяя… он был неумолим… неумолим… «Прощайте, сударыня, – сказал он мне, – прощайте, я отправлюсь сейчас же в Алжир». После этого, – добавила Марта, – я сделалась, как помешанная.

Глаза капитана гневно сверкнули.

– Ну, хорошо! – вскричал он. – Я настигну его на дороге… Бог даст мне крылья… Но если он приедет раньше меня, то я успею убить его прежде, чем он отдаст роковое письмо. Ничего не значит, что я никогда не видал этого негодяя, я все равно узнаю его!

Капитан, вне себя от гнева, ушел от баронессы, не подумав даже пожать ей руку. Он отпустил свою карету и пришел в отель, как простой посетитель, а потому должен был дойти пешком до набережной.

В десять часов вечера Вавилонская улица пуста и темна. Гектор шел очень быстро и размышлял со спокойствием, внезапно наступающим после крайнего нервного напряжения. Приходилось немедленно возвращаться в Африку, присоединиться к генералу, который теперь, конечно, уже считал его дезертиром, и всеми силами помешать незнакомцу явиться ранее его, иначе Марте грозила смерть. Вдруг Гектор натолкнулся на человека, шедшего ему навстречу.

– Болван! – грубо выбранился прохожий.

– Сами вы болван, – ответил Гектор сердито.

Прохожий схватил его за руку и сказал:

– Вы оскорбляете меня, сударь!

– Очень возможно! Но оставьте меня, мне некогда, я спешу.

– Сударь, – холодно возразил незнакомец, – вы толкнули меня, и у вас должно найтись время дать мне удовлетворение.

– Удовлетворение!

– В противном случае я сочту вас за труса.

– Сударь, – ответил капитан, – оставьте меня; если бы у меня было свободное время, я наказал бы вас за вашу дерзость.

– А! Если так, то я буду считать вас за труса до тех пор, пока вы не дадите мне удовлетворения. Я тоже военный.

Гектор вздрогнул. Драться значило потерять время, которое ему уже не принадлежит, и рисковать быть убитым… А кто же тогда спасет Марту? Он взял за руку прохожего, подвел его к фонарю и сказал:

– Сударь, взгляните мне в лицо. Похож ли я на труса?

– Нет.

– Однако я не могу драться с вами.

– А! Отчего это?

– Жизнь моя не принадлежит мне.

– Так кому же?

– Женщине, которую я люблю.

– Вы женаты! – усмехнулся прохожий.

Гектор, в свою очередь, посмотрел на прохожего и вздрогнул. Перед ним стоял пожилой человек с холодной насмешливой улыбкой и сверкающими глазами. Этот человек был одет во все черное, а в петлице у него был знак Почетного Легиона.

– Сударь, – продолжал Гектор, – дайте мне слово молчать о том, что я вам скажу. Только под этим условием я могу объяснить вам причину, отчего я не могу драться с вами.

– Даю вам честное слово, говорите.

– Ваше имя, сударь?

– Полковник Леон, офицер в отставке.

– Ну, слушайте, – сказал Гектор. – Я еду от женщины, которая любила меня. Письмо этой женщины, адресованное ко мне, попало в руки негодяя, желающего продать его ей за баснословную сумму. Она просила отсрочки и написала мне. Это письмо застало меня в Африке в разгар экспедиции, накануне сражения. Я дезертировал, обесчестил свои эполеты, проскакал безостановочно пятьсот лье, но все-таки опоздал. Я решил вернуться на театр военных действий, чтобы нагнать негодяя, который повез мужу письмо жены.

Полковник весьма спокойно выслушал рассказ Гектора.

– Сударь, сказал он, – вам не поспеть вовремя, да кроме того, вы уже объявлены дезертиром, и, если бы даже предположить, что вас не арестуют во Франции, вы все же будете арестованы, как только вступите на африканскую территорию.

Гектор вздрогнул.

– Письмо дойдет по назначению. Но вы хорошо сделали, что толкнули меня, а затем доверили мне свою тайну.

– Почему?

– Потому, что я могу спасти и вас, и ее.

Голос полковника звучал спокойно и убедительно.

– Вы! – вскричал Гектор. – Но кто же вы такой?

– Я уже сказал вам: меня зовут полковник Леон, вот и все.

– Но то, что вы обещаете мне, невозможно!

– Бели вы желаете убедиться в противном, я к вашим услугам.

– В таком случае говорите! Полковник вынул часы.

– Теперь одиннадцать часов, – сказал он, – вернитесь к особе, от которой вы идете, и скажите ей, что она спасена. Затем в полночь будьте на балу в Опере, в домино, с зеленым бантом на плече. Там вы узнаете, как я могу сдержать свое обещание.

– Сударь, – спросил Гектор, – знаете ли вы, что, посмеявшись надо мною, вы сделаете страшную подлость?

Минута была торжественна, а лицо полковника серьезно и благородно.

Гектор был побежден.

XV

Благодаря этой встрече капитан Гектор Лемблен и очутился на балу в Опере в домино, с зеленым бантом на плече, и затем присутствовал на заседании «Друзей шпаги», где он дал полковнику Леону клятву, обязавшую его навеки сохранить верность ужасным статутам этого общества.

* * *

Прежде чем следовать за событиями этой истории, необходимо перенестись в Африку на целый месяц вперед.

Ночь спускалась с высоты Атласа на ту часть африканской территории, где уже было пролито так много благородной крови; часовые и конные караульные стояли на своих постах; солдаты в полной амуниции спали в палатках, а в лагере царила мертвая тишина.

Генерал был один. Он сидел грустный, задумчиво склонив голову на грудь; на столе перед ним лежал начерченный им план кампании. Глаза его, однако, давно уже не видели его: мысли его были далеко от Африки, они перенеслись за море, туда, где находился туманный берег его родины, и он мысленно переживал последние три месяца своей жизни.

Сначала старый воин увидал себя в Бургундии, в Бельвю, в хорошеньком маленьком замке, построенном на берегу Ионны; он сидел там между стариком и молодой девушкой; эта девушка улыбалась ему той грустной улыбкой, которая привлекает к себе сердца, и его сердце, зачерствевшее в треволнениях битвы, затрепетало от неведомого дотоле волнения.

Затем мысли генерала, перелетев пространство, остановились на Нормандии, на мрачном, печальном замке, затерянном среди скал безграничного моря и однообразных огромных равнин, кое-где усеянных яблонями, растущими под туманным серым небом.

Там он снова увидал молодую девушку, все еще печальную и погруженную в думы, и приписал эту грусть и эту задумчивость первому горю женщины, для которой мух один должен заменить так долго любимых ею лиц ее семьи.

Генерал вспомнил вдруг, как она побледнела, когда он объявил ей о своем отъезде, и при этом воспоминании сердце его забилось от радости.

Потом от туманной Нормандии мысли генерала де Рювиньи перенеслись в Париж – в Париж, где царят суета и вихрь веселья, в современный Вавилон, где все самое святое может встретить оскорбителя, в Париж, гигант из грязи и кирпича, где беспрестанно сталкиваются порок и добродетель и искушение является под всевозможными видами.

Генерал увидал маленький отель, который он отделал, омеблировал, украсил исключительно для своей молодой жены, подобно зимородку, иногда выщипывающему свои перья, чтобы устроить из них гнездо для возлюбленной.

Отель был освещен как бы для праздника, во дворе было множество экипажей с гербами и целая толпа слуг; в первом этаже танцевала элегантная толпа гостей – все избранное общество, разодетое в бархат и шелк, царицей которых была Марта. И подобно тому, как у всякой королевы бывает двор, так и вокруг Марты крутился рой молодых людей с медовыми речами, говоривших ей тысячи льстивых слов – голодные волки, шныряющие вокруг дома, который охраняла честь солдата. И он почувствовал, как кровь приливает у него к сердцу, и этот человек, проведший в битве весь день на коне и жаждавший отдохновения, захотел перенестись через пространство и очутиться возле жены.

Генерал ревновал не потому, что не верил Марте, а потому, что ему было сорок пять лет, а ей едва минуло девятнадцать.

Барон Флар Рювиньи полюбил свою молодую жену так, как любят люди, продолжительное время прожившие под тропиками, девственное дотоле сердце которых любило прежде одну только славу и которые, несмотря на свою силу, хотят покорно и ласково склониться перед маленькой и хрупкой молодой девушкой, белокурой и подобной видению.

Легкий шум послышался у входа в палатку. Рювиньи поднял голову.

– Генерал… – сказал молодой офицер, поклонившись.

– Ну, что случилось? – спросил Рювиньи.

– Взвод егерей напал на дуар и привел нескольких пленников.

– Отлично! Где же они?

– В лагере, генерал, но это неважно. Один из пленных арабов разговорился дорогою с лейтенантом, командующим отрядом, и рассказал нечто очень странное, имеющее отношение к исчезновению капитана Лемблена.

Услышав это имя, Рювиньи вздрогнул.

– Как! – сказал он. – Араб знает, что случилось с несчастным капитаном?

– Да, генерал, по-видимому, это так.

Капитан был прекрасный офицер, – сказал генерал, люди, которыми он командовал, видели его замыкавшим отряд при входе в ущелье. Солдат, который ехал рядом с ним, задремал, а когда проснулся, то капитана уже не было, седло его было пусто, а лошадь шла одна. Что сталось с ним? Быть может, он упал сонный в кустарник, где арабы убили его?

Адъютант взглянул на генерала.

– Ну, посмотрим, что теперь вы мне скажете?

– Если только араб не ошибается в числах, то какой-то французский офицер явился в дуар, где этот араб был начальником. Офицер пришел один и, по-видимому, изнемогал от усталости. Он просил у арабов оказать ему гостеприимство и отдал себя под покровительство их начальника; потом он попросил у него одежду, за которую заплатил, и, переодевшись таким образом, уехал к морю. Араб предполагает, что он поехал во Францию.

– Это невозможно! – вскричал генерал. Адъютант промолчал.

– Пошлите ко мне этого араба, – приказал Рювиньи. Офицер поклонился и хотел уже исполнить приказание, когда новое лицо появилось на пороге палатки.

Это был человек лет тридцати пяти, с окладистой бородой; он был одет в фантастический мундир, какие носят в Африке туристы, сопровождающие армию с научной целью.

– Извините, генерал, – сказал вошедший, здороваясь по-военному.

Де Рювиньи ответил на поклон и знаком попросил войти, с любопытством взглянув на вошедшего. Он раньше никогда не видал его.

– Что вам угодно, сударь? – спросил он.

– Генерал, – сказал незнакомец, – я могу дать вам сведения о капитане Лемблене.

Генерал вздрогнул.

– Еще один! – вскричал он. – Вы явились, значит, опровергнуть клевету, не правда ли? Скажите мне, что он умер, что арабы убили его… скажите мне, наконец, сударь, что капитан не мог дезертировать.

– Генерал, – сказал незнакомец, – позвольте мне переговорить с вами с глазу на глаз.

Де Рювиньи сделал знак. Адъютант вышел и приказал часовому, стоявшему у входа в палатку, никого не впускать в нее.

Незнакомец сел с фамильярностью, которая оскорбила генерала, и на губах его мелькнула улыбка, как у человека, уверенного в важности своего сообщения.

– Генерал, сведения, которые я хочу сообщить, так важны, что я должен просить вас дать мне честное слово.

– В чем? – спросил его генерал.

– Что я выйду отсюда, несмотря ни на что, здрав и невредим.

– Даю вам слово, – сказал генерал, помимо желания нахмурив брови и спрашивая себя, о какой подлости этот человек намерен еще сообщить ему.

– Хорошо, – сказал незнакомец и, приняв удобную позу рассказчика, продолжал. – Капитан не умер, генерал.

– Что вы сказали?

– Капитан дезертировал.

– Это невозможно!

– Однако это правда, генерал.

– Сударь, мне нужны доказательства.

– Вы получите их, если выслушаете меня.

– Говорите, сударь.

– Капитан бежал, потому что веские причины призывали его во Францию и время не терпело.

При этих словах лицо генерала выразило страшное удивление.

– Гектор Лемблен, – продолжал незнакомец, – оставил во Франции одну из тех привязанностей, ради которых приносят в жертву все: честь, обязанности, семью, отечество.

– Дальше, сударь! – сказал генерал, сердце которого сжалось от какого-то неясного предчувствия.

– Эта женщина была в опасности, и она написала капитану.

– Ах! – вскричал Рювиньи, вдруг вспомнив. – Он получил письмо за час до экспедиции.

– Совершенно верно.

– Теперь я понимаю это бегство, сударь. Но откуда вы узнали об этом? Быть может, вы друг капитана и обращаетесь к моему великодушию, чтобы спасти его от участи, которая его ожидает.

Незнакомец покачал головой; генерал вздрогнул, заметив ироническую улыбку на его губах.

– Сударь! Капитан Лемблен нанес мне одно из тех оскорблений, которые не могут быть смыты целыми потоками крови, и я поклялся сделать с его честью то же, что он сделал с моею. Теперь вы видите, что я не могу желать его спасения.

– Чего же вы в таком случае хотите? – спросил генерал, лоб которого нахмурился.

– Какое мне дело до того, какого мнения вы будете обо мне: я мщу за себя.

– Дальше? – сухо спросил де Рювиньи.

– Я рассчитал, – холодно продолжал незнакомец, – что если любимая женщина призовет его на помощь, то он бросит все. Мне удалось украсть у моего врага единственное письмо, которое ему написала эта неосторожная женщина.

– Какая подлость! – прошептал генерал.

– Я мщу, – спокойно заметил рассказчик.

Генерал бросил взгляд, полный презрения, на своего собеседника.

– Сударь, – сказал он ему, – вы поступили умно, взяв с меня слово отпустить вас целым и невредимым.

Незнакомец пожал плечами.

– В противном случае я приказал бы расстрелять вас. Незнакомец улыбнулся, как человек, который безразлично относится к угрозам и даже предвидел их.

– Однако, – продолжал генерал, – мне непонятно, для чего вы рассказываете всю эту историю мне?

– Быть может, она заинтересует вас?

– Нисколько, уверяю вас.

Между тем де Рювиньи почувствовал, как дрожь пробежала у него по телу, у него, храброго воина, когда незнакомец пристально посмотрел на него.

– Неужели вы думаете, что история капитана Лемблена вас не касается?

– Сударь!

– Генерал, вы знаете мужа этой женщины.

– Я?

В этом единственном слове, вырвавшемся под влиянием удивления, звучала угроза.

– Как я уже сказал вам, – холодно продолжал незнакомец, – вы знаете мужа, даже очень близко, а так как я должен передать ему письмо…

– Ну так и обращайтесь к нему! – вскричал с лихорадочным нетерпением де Рювиньи.

– Я это и делаю, – отчеканил свои слова незнакомец.

Ни раскаты грома, раздирающие тучи, ни землетрясение, конвульсивно колеблющее землю, ни Везувий, поглотивший города в потоке своей лавы, не произвели бы на генерала такого впечатления, как четыре слова незнакомца: «Я это и делаю».

Итак, он был этим мужем.

Сначала он бессмысленно взглянул на человека, стоявшего перед ним, затем подумал, что он попросту сделался игрушкой кошмара. Из груди его вырвался крик, глаза засверкали от гнева и, схватив пистолет, он зарядил его и направил на незнакомца.

– Сударь, я изменю своему честному слову: я убью вас. Незнакомец и бровью не повел: он спокойно вынул из кармана бумажник, отыскал там письмо и положил его перед генералом.

Де Рювиньи взглянул на почерк, и пистолет выпал из его рук. Затем, взяв письмо, он внимательно прочитал его с начала до конца, прочитал и подпись, которую поставила неблагоразумная женщина. Марта написала свое имя полностью, равно как и адрес капитана Гектора Лемблена, что служило доказательством, что письмо назначалось именно ему.

У генерала закружилась голова. Он вскочил и, как тигр, заметался по палатке, судорожно запуская ногти в грудь, с лицом, покрытым холодным потом, конвульсивно искривленными губами и дыбом вставшими волосами. Потом, повернувшись к незнакомцу, как гром, обрушившемуся на него, смерил его взглядом, полным презрения и ненависти, и рукою указал ему на дверь палатки.

– Пошел вон! – приказал он. – Вон, негодяй!

И этот человек с железной волей, которого солдаты прозвали львом, как приговоренный к смерти, упал на колени; слезы ручьями бежали у него из глаз, он глухо прошептал:

– О, Марта!.. Марта… вы, которую я так любил!..

XVI

О, каких три ужасных дня пережил генерал на палубе парохода, где, неподвижный, с лицом, обращенным к той части горизонта, за которым скрывалась Франция, он мрачным и грустным взором смотрел на безбрежное море… Какие страшные муки он вытерпел в течение этих трех дней невольного бездействия, погруженный в свои мысли, стараясь улыбаться окружающим, с почтением относившимся к нему, и не в силах будучи ни на минуту забыть того, что сжигало его мозг, – передать все это невозможно.

Отныне жизнь казалась ему безотрадной и мрачной, как то безбрежное море, по которому плыл его корабль.

Одно время барон де Рювиньи пожалел, зачем он уехал из Африки, где его могли бы убить в первом же сражении. Но скоро мысль о мщении овладела им. «Мне нужна жизнь этого человека!» – решил он. И под влиянием этого страстного желания генерал де Рювиньи считал часы, минуты, секунды своего пути и надеялся, что «Нестор», так назывался пароход, войдет в марсельский порт настолько рано, что он будет иметь возможность немедленно получить свой паспорт, так как капитан, по закону, должен, бросив якорь, отправить все паспорта в городское управление, и он тотчас может отправиться в дальнейший путь. Но генерал ошибся в своих расчетах. «Нестор» прибыл в Марсель в воскресенье – день, когда все присутственные места закрыты, и генералу пришлось отложить свой отъезд в Париж до понедельника. Он приказал перенести багаж в «Императорский отель», лучшую гостиницу в Марселе, и был очень удивлен, встретив у входа в отель знакомого, человека лет тридцати пяти, одетого по-дорожному, который протянул руку генералу.

– Как, это вы, дорогой барон? – проговорил он.

– Шевалье д'Асти? – в свою очередь удивился генерал.

– Он самый, – поклонился шевалье.

Шевалье, как уже известно читателю, присутствовал на первом свидании «Друзей шпаги» и вступил в это таинственное и ужасное общество. Д'Асти и генерал близко сошлись в Париже и в Нивернэ в то время, когда первый приезжал к своему родственнику маркизу де Флар Монгори, соседу по имению дяди шевалье, у которого последний провел свое детство.

Вследствие ужасного нравственного состояния, в котором находился генерал, он чрезвычайно обрадовался встрече с шевалье, надеясь хоть немного забыть свое горе в дружеской беседе.

– Куда вы едете? – спросил он его.

– В Париж, генерал.

– А откуда?

– Из Италии.

Генерал почувствовал облегчение при мысли, что шевалье, может быть, еще неизвестно, что он женился, потому что ему казалось, что каждый может прочитать позор, написанный прозрачными буквами на его лбу. Действительно, шевалье имел скромность воздержаться от расспросов о причине возвращения де Рювиньи в Париж.

– Когда вы отправляетесь? – спросил его генерал.

– Завтра утром, в почтовой карете. Рювиньи обрадовался.

– Отлично! – сказал он. – Быть может, вы уделите в вашей карете и мне местечко до Парижа.

Генерал боялся одиночества и был очень рад, что случайно встретил попутчика.

Шевалье д'Асти и генерал пообедали вместе. Вопреки своим аристократическим привычкам, де Рювиньи искал забвенья в стакане шампанского, и это удалось ему отчасти. К тому же шевалье был весел, остроумен и насмешлив.

Как провести долгий вечер в провинции? Д'Асти разрешил этот вопрос, предложив генералу пойти в театр. В этот вечер давали «Семирамиду»; играла итальянская труппа. Генерал согласился.

– Я приказал уже оставить два места в оркестре, – сказал шевалье, – рассчитывая, что вы пойдете со мною.

Говоря это, он фамильярно взял под руку генерала и потащил его в театр.

На тротуаре, у отеля, слуга многозначительно поклонился д'Асти, который быстро шепнул ему на ухо.

– В Большом театре.

Не успели генерал и его спутник пройти длинную улицу, составляющую гордость марсельцев, как лакей дошел до противоположного конца ее и исчез за углом улицы св. Людовика.

Генерал де Рювиньи шел под бременем своего горя; он вошел в зрительный зал и дошел до своего места неровной и резкой походкой человека, который под влиянием овладевшей им мысли безразлично относится к окружающему, и обвел переполненный публикой зал и сцену, где в ту минуту находилась вся труппа, мрачным взглядом человека, всецело ушедшего в самого себя. Но скоро таинственное влияние чудной музыки подействовало и на его страшно натянутые нервы и затуманенный мозг, и генерал де Рювиньи почувствовал, как у него наступает приятная, хотя и печальная реакция, которая часто овладевает наиболее удрученными душами. Помимо воли глаза его наполнились слезами, сердце застучало, и он вспомнил Марту… Он увидал ее, прекрасною и чистою… и ему показалось, что ему приснился сон…

Вдруг имя, произнесенное позади него, названное небрежным тоном, долетело до его ушей, и генерал, быстро обернувшись, увидал двух человек, сидевших за ним. Одному из них было лет пятьдесят; он был одет во все черное, в петлице у него была ленточка Почетного Легиона. Он рассеянно смотрел на сцену. Другому было лет двадцать девять или тридцать; он был страшно бледен, и генералу показалось, что он когда-то видел этого человека, еще в ту пору, когда тот был юношей.

– Итак, – сказал человек с орденом, продолжая лорнировать примадонну, – вы видели беднягу Лемблена?

Услышав это имя, генерал быстро повернулся в то время, как дрожь негодования пробежала по его телу.

– Я оставил его в Париже; теперь он счастливейший человек в мире, – ответил молодой человек, опустив глаза.

Сердце генерала страшно забилось, и он начал прислушиваться с холодным потом на лбу. В это время д'Асти спокойно рассматривал в бинокль красивых женщин, находившихся в зале.

– Бедный Гектор Лемблен, – продолжал человек с орденом, – судя по вашим словам, он сделал страшную глупость.

Сердце генерала замерло.

– Да, действительно, – согласился молодой человек.

Он говорил скорее тоном школьника, отвечающего заученный урок, нежели рассказчика. Но генерал был слишком взволнован, чтобы обратить на это внимание.

– Значит, он дезертировал.

– Да.

– И вернулся в Париж?

– Да, полковник; там его ждала женщина.

– Хороша она?

– Я видел ее только раз.

Если бы в эту минуту оркестр сделал паузу, то можно было бы расслышать, как бьется сердце у генерала Рювиньи.

– Ну, и что же, как вы ее находите?

– Я нахожу ее очаровательной.

– Известно вам, как ее зовут?

При этом вопросе генерал почувствовал, как у него закружилась голова.

Если бы он был в мундире, то он вонзил бы шпагу в грудь молодого человека раньше, чем имя этой женщины слетело с его губ.

– Баронесса де Рювиньи.

Едва молодой человек произнес это имя, как занавес опустился, и генерал, обернувшись, схватил его за руку и сказал:

– Сударь, не угодно ли вам последовать за мною?

Де Рювиньи был страшно бледен от негодования. Казалось, он растерзает молодого человека, если тот осмелится не последовать за ним.

Молодой человек утвердительно кивнул головой и пошел вслед за генералом. За ними шли на некотором расстоянии двое: человек с орденом и шевалье д'Асти.

Генерал увлек своего противника в угол залы.

– Сударь, – сказал он ему, – вы владеете тайной, которая, дойдя до меня, становится вашим смертным приговором.

Сказав это, генерал ударил его по щеке перчаткой.

– Я барон де Рювиньи, – прибавил он.

– В таком случае, милостивый сударь, – отвечал незнакомец, бледный, как мертвец, – до завтра, ровно в семь часов, за Ботаническим садом. Я оскорблен и выбираю шпагу.

Затем, бросив визитную карточку к ногам генерала, он взял под руку человека с орденом и вышел из фойе.

Генерал поднял карточку, даже не взглянув на нее, и побежал к д'Асти.

– Шевалье, – сказал он, – я дерусь завтра утром, в семь часов, на шпагах; бой будет насмерть. Вы мой секундант. Не расспрашивайте меня и ни о чем не старайтесь узнать. Пусть эта страшная тайна останется между мной и моим противником.

Генерал де Рювиньи взглянул на карточку своего противника и прочитал: «Маркиз Гонтран де Ласи».

– Гонтран де Ласи! – вскричал он. – Сын лучшего моего друга, сын человека, спасшего меня три раза от смерти. Ах!..

Генерал зашатался, как человек, которого поразил удар грома, и оперся на д'Асти, чтобы не упасть.

– Пойдемте, – прошептал он хрипло, – пойдемте… Я боюсь сойти с ума!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации