Текст книги "Казахи и Россия"

В последующей переписке с ханом В. Н. Татищев заявил, что арест был произведен самовольно и без его ведома. Абулхаир, авторитет которого после такого инцидента среди башкир сразу снизился, был вынужден покинуть Оренбург и удалиться в свои кочевья. Довольный собой, В. Н. Татищев доложил в Петербург, что Абулхаира удалось вновь нейтрализовать с помощью дипломатических мер.

Но в столице этого не оценили. «Мы с великим удивлением и неудовольствием усмотрели, каким образом от бунтующих башкирцев новые замешания начались, а наипаче, что и хан Абулхаир с ними соединился и имеет злое намерение атаковать Оренбург, чего мы никогда не надеялись. Сим нашим указом наикрепчайшее подтверждаем, что всемерно надлежит вам со всею командою к Оренбургу поспешить без всякого отлагательства, а ежели под оным городом учинятся гибель или людям урон, то особливо вы в том перед нами дадите ответ, ибо мы оную крепость отнюдь потерять не хотим», – говорилось в указе Анны Иоанновны.

Опасения, связанные с возможным нападением Абулхаира на Оренбург, оказались напрасны. Разочаровавшиеся в нем предводители восстания искали другого кандидата из числа казахских чингизидов на роль объединителя Башкирии. В секретном письме майора Л. Д. Угримова капитану К. Брандту от 11 мая 1738 г. сообщалось, что башкиры «ни в чем Абулхаир-хана не слушают, и положились во всем на киргизского хана Барак-салтана и на сына его Шигая, который-де поехал к отцу своему и обещал он, Барак-салтан-хан быть башкирцам на помощь во многом собрании киргизцев»[12]12
  Эти ожидания также не оправдались. В итоге повстанцы провозгласили своим ханом якобы кубанского султана Гирея, вошедшего в историю под прозвищем Карасакал (Черная борода). В 1740 г. после подавления башкирского восстания Карасакал бежал к казахам и стал выдавать себя за джунгарского принца Шоно.


[Закрыть].

После выволочки от императрицы В. Н. Татищев решил летом 1738 г. организовать новую церемонию присяги для Абулхаира, чтобы подтвердить или опровергнуть возникшие подозрения. Хан, чувствуя за собой вину, ехать на встречу опасался. Более того, в казахских кочевьях распространились слухи, что к Оренбургу подтягивается шеститысячный отряд калмыцкой конницы, с помощью которой будет организована карательная экспедиция против казахов.

После настойчивых приглашений и заверений в отсутствии у российских властей недобрых замыслов хана удалось зазвать в Оренбург. Вместе с Абулхаиром и многими известными вождями Младшего жуза прибыла делегация из Среднего жуза, возглавляемая батыром Джанибеком и авторитетным найманским бием Шуреком. Всего присягу на верность помимо Абулхаира принесли 56 старейшин Среднего и Младшего жузов.

Весь август Абулхаир прожил вблизи Оренбурга, часто встречаясь с В. Н. Татищевым. Тогда же хан решил вместо Ералы, находившегося в аманатах, отдать другого своего сына, несостоявшегося башкирского хана Кожахмета. Абулхаир также обязался выдать всех русских пленников, находившихся в степи, и обеспечить охрану караванов. Но В. Н. Татищев понял, что данные обещания вряд ли могут быть выполнены по причине слабой власти хана и необходимо завязывать более тесные отношения с уважаемыми батырами и биями.

В донесении правительству наместник писал: «Хан, по-видимому, великое усердие и покорность имеет, ибо его в том польза, но очень непостоянен, его же мало слушают, а более всех силы имеют Средней Орды Джаныбек батыр (аргынского рода), да Чурек, а в Меньшей – Букенбай батырь (табынского рода), которых я, как казенным, так и моим довольно одаря, отпустил».

Насколько еще непрочны были позиции российских властей в регионе, предстояло убедиться совсем скоро. В. Н. Татищев решил воспользоваться пребыванием в Оренбурге Абулхаира. Он попросил его сопроводить караван с товарами на сумму около 20 тысяч рублей в Ташкент. Караван возглавлял поручик К. Миллер, который должен был завязать отношения с ханом Жолбарсом и всей элитой Старшего жуза. Но неподалеку от пункта назначения караван был разграблен батыром Койгельды, с которым не мог справиться ни хан Жолбарс, ни Толе-бий.

В начале 1739 г. В. Н. Татищев был отозван в Петербург, где оказался под следствием по обвинению в казнокрадстве и взяточничестве. Основанием для этого стали жалобы А. И. Тевкелева. В июне того же года новым начальником Оренбургской комиссии был назначен князь В. А. Урусов. В перечне наиважнейших поручений, данных ему при назначении, было указание наладить тесные связи с казахскими Средним и Старшим жузами.

Оренбургские чиновники уже знали, что хан Жолбарс был убит весной 1739 г., а Толе-бий оказался изгнан из Ташкента и вел борьбу с захватившим город Косек-беком. По этой причине было решено сконцентрироваться на сближении с элитой Среднего жуза. В. А. Урусов вступил в активную переписку с Абулмамбетом, который в том же году был избран ханом.

С целью установления личных связей в августе 1740 г. в Оренбурге была организована церемония присяги. Это событие привлекло многих старейшин. На этот раз подтвердить или принять российское подданство пожелали 399 представителей степной элиты. Однако не все прошло гладко. В соответствии с заданным курсом В. А. Урусов стал уделять повышенное внимание хану Абулмамбету и султану Аблаю. В результате инициаторы объединения с Россией, лидеры Младшего жуза, оказались в тени.

Хан Абулхаир выехать в Оренбург не смог, направив для встречи с российскими властями двух своих сыновей – Ералы и Нуралы. Они должны были получить ответ на прошения хана о помощи оружием, военной силой и о строительстве города для Абулхаира на Сырдарье неподалеку от развалин древнего Жанкента. В просьбе о военной помощи было отказано, о возведении города был дан ответ, что требуется время для выбора места строительства.

В итоге Нуралы и Ералы, почувствовав себя задетыми более пышной встречей представителей Среднего жуза, 31 августа уехали в родные кочевья, не простившись с В. А. Урусовым. По этому поводу хан Абулхаир позднее писал оренбургским властям: «При свидании с покойным генерал-лейтенантом князем Василием Алексеевичем Урусовым о Абулмамет и Аблай салтанах сказывали мне дети мои Нурали Ерали салтаны и сообщники их, что они возымели честь лутчее и более детей моих, о чем оные дети и сумневались, ибо моя служба Вашему и. в. наиболее была, что-де после родителя нашего, меня, им честь такая ж будет, и в том были печальные, а я оному Ерали-хану, уговаривая, сказывал, что я о том деле несведом, только надеюсь: кем дело зачато, тем напоследок и вершится».

Обида сыновей Абулхаира привела к столкновениям между двумя чингизидскими группировками в степи. Польщенный приемом русских властей, хан Абулмамбет по возвращении узнал, что подчинявшиеся его воле уаки, кереи и таракты пожелали создать собственный улус, избрав своим ханом сына Абулхаира – Ералы. Предводители этих племен имели претензии к Абулмамбету и решили расквитаться с ним подобным образом. Такое событие не могло быть случайным. Вероятно, Абулхаир давно готовился к нему, и церемония присяги в Оренбурге лишь помогла решиться на последний шаг, чтобы продемонстрировать свое превосходство во влиянии на степные племена. Конечно, даже объединившись, эти племена не могли составить серьезную конкуренцию тем же аргынам, но, по словам А. И. Тевкелева, «сии три рода, хотя в Средней орде всех родов безсильнея, да всех богатея». Абулмамбету ничего не оставалось, как до поры смириться с волеизъявлением своих недавних подданных.

Однако под властью Абулмамбета находился богатый Туркестан. Абулхаир же оставался только ханом кочевников, что его очень беспокоило. В ноябре 1740 г. ему, казалось, улыбнулась удача: он сумел занять хивинский престол. Но через несколько дней он был вынужден оставить его ввиду приближения персидского шаха Надира. Единственное, чего смог добиться казахский хан, – это признание старшего сына Нуралы правителем Аральского ханства – небольшого владения, отколовшегося в 1721 г. от Хивы. Позднее Нуралы удалось на некоторое время завладеть хивинским престолом, но вскоре и ему пришлось с ним расстаться.

Амбиции Абулхаира простирались намного дальше достигнутого. Осенью 1740 г. он отправил посланника к джунгарскому нойону Сары-Мандже «с тем объявлением, чтоб он, Сарыманджа, с ним ханом, не дрался. И ежели он, Абулхаир-хан, будет произведен в Торкустан ханом, то он отдастся в подданство контайшинскому Галдан-Черену, и в том для уверения намерен он, хан, отдать сына своею Ачювака». Впрочем, как считает И. В. Ерофеева, эти переговоры были частью политической игры. Абулхаир не пытался скрыть своих контактов от оренбургской администрации, объясняя их отсутствием реальной помощи со стороны России.

В начале 1741 г. казахи Младшего жуза оказались втянуты в ожесточенный конфликт с туркменами, вторгшимися на территорию Мангыстау (Мангышлака). В одном из боев погиб прославленный батыр Бокенбай – один главных инициаторов принятия российского подданства. Тем не менее, отряды казахских батыров сумели добиться перевеса в свою пользу и в течение нескольких месяцев вытеснили туркмен с полуострова.

В тот же период улусы Среднего жуза подверглись нападению джунгарских войск. В ходе боев султан Аблай попал в плен, Абулмамбет бежал на территорию Младшего жуза и оказался на Яике. Захваченный Туркестан Галдан-Церен отдал во владение сыну Самеке Сеиту, выставив жесткие требования казахским правителям. Они должны были признать себя его подданными, предоставить в аманаты своих сыновей и выплачивать ежегодную дань.

Стало понятно, что Абулхаиру в такой ситуации рассчитывать не на что. Все его планы потерпели крах. Ни русские, ни джунгары не собирались отдавать ему столь желанный город. Вероятно, именно поэтому Абулхаир стал искать варианты дальнейших действий. В 1741 г. его посланцы Котыр-батыр и Байбак, находясь в Петербурге, навестили турецкого посла и заявили ему, что казахи желают вступить в подданство Османской империи.

В свою очередь, один из приближенных Абулхаира – батыр Мойнак говорил одному из русских посланников: «Нам нечего таиться, ежели паче зюнгорцы будут киргис-кайсаков разорять, то они киргис-кайсаки, намерены на Кубань идти для того, что кубанцы, приезжая, их к себе зовут». Возможно, это были не серьезные намерения, а лишь попытки оказать давление на российские власти.

Выбранная политика оказалась неудачной, способствуя ухудшению отношений Абулхаира с Оренбургом. К тому же летом 1741 г. скончался В. А. Урусов, на его место в начале следующего года заступил И. И. Неплюев, у которого было своеобразное видение целей и методов российской политики в казахских степях.

В ходе переговоров, происходивших с осени 1741 г. до весны 1742 г., под давлением батыра Малайсары хан Абулмамбет, султан Барак и султан Батыр согласились выполнить часть требований джунгарского хунтайджи. Абулхаир доносил об этом И. И. Неплюеву и просил войск, чтобы проучить «изменников». Однако оренбургский наместник не отнесся всерьез к этим сведениям. По поручению Коллегии иностранных дел он готовил новую церемонию присяги для казахской знати. Абулмамбет подтверждал свое участие в этой церемонии.

Тогда же прибыло посольство Галдан-Церена к Абулхаиру, которое потребовало от него признать себя джунгарским подданным и предоставить аманата в ургу. Хан оповестил об этом И. И. Неплюева, который попросил доставить посланцев в Оренбург на намеченную церемонию. Абулхаир только этого и ждал: ему было важно продемонстрировать и джунгарским посланцам, и собственным подданным уважение российского двора.

Чтобы избежать повторения ситуации с недостаточно почтительным приемом его сыновей в 1740 г., Абулхаир просил И. И. Неплюева провести присягу «церемониею… дабы… мой киргизский народ, видя то, могли принять себе в разум, в какой я милости нахожусь и какою честию российское войско встречает».

И. И. Неплюев учел эту просьбу, и встреча Абулхаира была проведена более пышным образом. Хан третий раз принес присягу, на сей раз на верность Елизавете Петровне. Он вновь продемонстрировал, что является самым верным сторонником российских властей в казахской степи из числа чингизидской знати.

Разрыв: от Абулхаира к Бараку

Отлучение и ответ Абулхаира

Ответ России

Джунгары и калмыки

Рост торговли

Смерть Абулхаира

Несмотря на продемонстрированную лояльность, именно в ходе этого съезда отношения Абулхаира с И. И. Неплюевым были испорчены. Хан хотел обменять своего сына Кожахмета, находившегося в аманатах, на другого сына – Чингиза. Однако И. И. Неплюев, узнав, что предполагаемый аманат рожден от невольницы-калмычки, в этой замене отказал. Хан был возмущен.

Описывая последовавшую сцену, П. И. Рычков писал: «Абулхаир-хан столь озлобился, что с сердца не хотел более у тайного советника сидеть, и встав, со стула, не спросясь, пошел, выговоря притом, что он не из-под сабли, но из воли своей в подданство Ея Императорского Величества вступил, и по многим затруднениям едва успокоился, и остался на том, чтоб тайному советнику о сем его, ханском, требовании писать ко дворцу Ея Императорского Величества, а ему, хану, на то резолюции ожидать».

Хотя стороны расстались внешне благопристойно, обида Абулхаира на нового наместника осталась. И. И. Неплюев, недовольный устроенной сценой и резким нравом хана, также не желал иметь тесных отношений с ним. Он решил делать ставку на султана Барака. В итоге сложилась парадоксальная ситуация. Хан, первым принявший российское подданство, предоставивший в аманаты своего сына и отвергший все притязания джунгарского хунтайджи, оказался не у дел. Султан, находившийся в очень близких отношениях с Галдан-Цереном, стал главным фаворитом российских властей.

Описывая сложившуюся ситуацию, Абулхаир с горечью рассказывал одному из российских посланников: «Киргис-кайсацкие старшины и подлый народ ему, хану, смеются, что он, хан пришел в подданство Е. и. в. ибо де хотя и немалую верность и службу кажешь, а почтения и удовольствия никакого не имеешь».

Когда И. И. Неплюевым в июне 1743 г. была устроена еще одна церемония присяги (на этот раз верность наследнику престола Петру Федоровичу), Абулхаир это событие проигнорировал. На сей раз в Орскую крепость прибыли лишь батыры Джанибек и Есет, которые стремились дистанцироваться от Абулхаира. Последний же, как оказалось, планировал набеги на русскую границу.

Вскоре отряды казахов общей численностью, по разным данным, от тысячи до двух тысяч человек, совершили нападения на окрестности Ильинской крепости и редут Честного Креста, захватив около сотни пленников и отогнав большое количество скота. Один из отрядов пытался пробиться к Сорочинской крепости, где находился ханский сын Кожахмет, но был остановлен. В том же году были совершены набеги на калмыков, где казахи взяли в плен около 300 человек и отогнали много скота.

Абулхаир отрицал свою причастность к этим набегам, но попытка освобождения заложника, а также участие ханского зятя Дербисали как командира одного из отрядов ясно свидетельствовали об обратном. И. И. Неплюев был разъярен. В начале августа в Оренбурге состоялся совет с участием местного военного командования, на котором обсуждались ответные меры.

Но, как пишет П. И. Рычков, «…понеже все военные люди, как в Оренбурге имевшиеся, так и во всех крепостях разположенные, с самого начала весны упражнены были многими работами, которых покинуть было невозможно, также многия крепости, а особливо главной город Оренбург, остались без надлежащего укрепления и лошади как у регулярных, так и нерегулярных людей за многими работами были в безсилии, того ради для сих важных вин разсуждено было поступать сперва только оборонительную рукою…».

В связи с этим И. И. Неплюев был вынужден обратиться за дополнительными инструкциями в Петербург. 20 сентября 1743 г. в ответе Правительствующего сената было рекомендовано использовать против казахов яицкое казачество. В ходе карательной операции невозможно было найти и наказать истинных участников нападений, поэтому жалобы от невинно пострадавших были неизбежны. Казаки же были удобны, так как их своеволие было хорошо всем известно. В тексте указа говорилось: «А когда б произошла на них в Оренбургскую комиссию жалоба, то можно тем отозваться, что яицкие казаки учинили то собою без указу за их обиды, по своему обыкновению, и тому подобное».

28 сентября в Петербурге были составлены две грамоты на имя наместника Калмыцкого хана Дондук-Даши. В первой от лица императрицы говорилось: «За такие их кирис-кайсацкие продерзости и часто чинимые ими на подданные наши калмыцкие улусы подбеги над оными противники, тебе, наместнику ханства, отмщение чинить и за тем на оных свои калмыцкие войска и лехкие партии впредь до указу нашего позволяем». Дополнительно Дондук-Даши обещалась поддержка со стороны яицких казаков.

Вторая грамота была секретно отправлена И. И. Неплюеву, который должен был использовать ее в случае начала большой операции против казахов. В ней Дондук-Даши предписывалось собрать все свои военные силы и действовать в соответствии с указаниями И. И. Неплюева. В этой же грамоте калмыкам из Астрахани дозволялось получить свинец и порох в соответствии с необходимостью.

Но, несмотря на все эти меры, намеченные карательные экспедиции той осенью не состоялись. Как выяснилось, яицкие казаки не желали выдвигаться в степь, заявляя, что «и без того от них (казахов – Р. Т.) учреждены крепкие форпосты, коими киргис касак на перелазах ловить удобнее».

Оценив ситуацию и возможные последствия, И. И. Неплюев также обратился в Петербург с просьбой отменить данное Дондук-Даши разрешение совершать легкие набеги на казахские кочевья, пока не будет завершено строительство нового Оренбурга и других укреплений. Наместник уделял большое значение обустройству и укреплению границы, которой до него практически не существовало.

В течение 40-х гг. XVIII в. на Яике было возведено несколько десятков крепостей, форпостов и редутов, образовавших Яицкую и Оренбургскую укрепленные линии. Ранее отряды казахов спокойно переправлялись через Яик почти под самым Яицким городком, теперь же с каждым годом переправа становилась все более трудной. Помимо этого, между Яиком и Тоболом шло активное строительство Уйской укрепленной линии.

И. В. Ерофеева, комментируя деятельность И. И. Неплюева в данном направлении, отмечает: «Таким образом, знаменитые «уральские ворота», через которые в течение двух тысячелетий кочевники двигались с востока на запад, окончательно захлопнулись для массовых движений восточных народов из Азии в Европу, и в результате этого традиционные контакты казахов, каракалпаков, узбеков и туркмен с башкирами, татарами и калмыками были сильно ограничены. С этого времени Яик на всем ее протяжении стала непрерывной границей между казахскими жузами и Российской империей».

Так же основательно начальник Оренбургской комиссии готовился к широкомасштабным военным действиям против казахов. 14 января 1744 г. в Правительствующий сенат было представлено подготовленное тайным советником Неплюевым и генералом фон Штокманом «Краткое изъяснение о состоянии киргис-кайсацкого народа, и притом нижайшее мнение, о приведении онаго при случаях во успокоение и в прямое подданическое послушание».

Согласно этому плану, по казахам предполагалось нанести удары сразу с пяти сторон: из Яицкого городка, Оренбурга, Орска, Уйской и Сибирской линий. Общая численность задействованных в операции войск должна была составить около 25 тысяч человек.

Сенатом данный план был одобрен, но начать кампанию было рекомендовано лишь в случае новых набегов. Тем не менее, начали проводиться приготовления для военных действий против казахов. Стягивались отряды, заготавливались провиант и фураж. Неожиданно отвести угрозу от казахов помогли джунгары.

Сначала по всей Сибирской линии разнеслись слухи о предстоящем нападении Галдан-Церена, собиравшегося отвоевать земли, утраченные вследствие тихого наступления России. Проявляя бдительность, российские власти стали спешно перебрасывать войска из других регионов для усиления крепостных гарнизонов.

Джунгары стягивали свои войска и уводили в глубь территории аулы, готовясь организовать нападение на Усть-Каменогорскую, Семипалатинскую, Ямышевскую крепости и колывано-воскресенские заводы. Джунгарским хунтайджи были отправлены посольства к казахским правителям, чтобы склонить их к войне с Россией.

В результате намеченная российскими властями кампания против казахов была экстренно отменена. Надо было срочно перетягивать казахов на свою сторону. И. И. Неплюев даже стал спешно разбираться в поступающих жалобах казахов об угонах лошадей башкирами. В Башкирию был командирован военный отряд, разыскавший и вернувший хозяевам более трехсот лошадей. Десять конокрадов были биты плетьми в присутствии казахов.

Осенью 1744 г. И. И. Неплюев получил новое распоряжение: склонять казахов к нападению на Джунгарию. Однако казахские правители благоразумно предпочли сохранить нейтралитет, не поддавшись на посулы и уговоры как одной, так и другой стороны.

В итоге ожидаемая джунгарско-русская война не началась, поскольку Джунгария оказалась втянута в конфликт с Конадом. Хан Абулхаир, так и не примирившись с И. И. Неплюевым, продолжал совершать набеги. Российские власти, опасаясь насильственного освобождения султана Кожахмета, решили препроводить его в столицу.

Взбешенный Абулхаир уже не ограничивался набегами на селения, ответственность за которые можно было возложить на неизвестных злоумышленников, и стал проявлять враждебность открыто. Он задержал российского посланника Д. Гладышева вместе с каракалпакским посольством и отнял грамоту российской императрицы. Заподозрив, что эти переговоры были направлены против него, Абулхаир совершил набег на каракалпаков и нещадно их разорил. Затем хан ограбил российский караван, направлявшийся из Астрахани в Хиву.

В 1745 г. хивинская знать предложила вступить на престол своего государства султану Нуралы. Так хивинцы, вероятно, пытались защитить себя от сокрушительных набегов его отца Абулхаира. Кроме того, хан Абулгази, ради которого хивинцы свергли Нуралы, с течением времени показал крутой нрав своим эмирам. Кровь лилась рекой, и уцелевшие в репрессиях сановники пожалели об изгнании Нуралы, что и вынудило их обратиться к казахам.

Но российские власти, с которыми консультировался Абулхаир, высказались против подобного шага. 21 октября 1745 г. последовал указ о запрете казахским чингизидам как российским подданным вступать на престол Хивы, находившейся под протекторатом Персии. К тому же приглашающей стороне не доверял и сам Нуралы.

Продолжались мелкие стычки между казахами Младшего жуза и калмыками. В сентябре 1745 г. небольшой отряд калмыков, переправившись через р. Яик, увел свыше тысячи лошадей из близлежащих аулов. Около двухсот лошадей было захвачено и из казачьих табунов. Яицкие казаки сумели настичь калмыков, отбить бóльшую часть лошадей и возвратить их владельцам. Тем не менее многие казахи стали призывать к мщению, и оно состоялось.

В феврале 1746 г. сильный казахский отряд, обойдя Яик, по льду Каспийского моря дошел до Волги и напал на зимующие калмыцкие улусы. В результате около 700 человек были взяты в плен, 100 человек убиты, уведено огромное количество скота. Российскими властями в ставку Абулхаира был направлен посланник А. Бекметев для возвращения пленников и возмещения ущерба. Это снова вызвало напряжение между ханом Младшего жуза и И. И. Неплюевым.

Абулхаир даже при желании не смог бы вернуть награбленное и наказать виновных. Ему удалось убедить только небольшое число казахов, принимавших участие в набегах, вернуть 30–40 человек. Абулхаир предложил оренбургским властям решить проблему совсем другим путем. По его мнению, необходимо брать в заложники казахов, ездящих на торг в русские крепости, и потом требовать у их родственников возврата пленных калмыков. В списке лиц, которых предлагал задержать Абулхаир, были посланцы Джанибека, чья популярность среди российских властей вызывала раздражение элиты Младшего жуза.

Этот план был отвергнут, переговоры не увенчались успехом. Вспыльчивый Абулхаир вновь стал писать И. И. Неплюеву гневные письма, после чего посадил под арест российского посланника. Эти меры были вызваны и стремлением угодить своим подданным. Казахи считали, что российские власти необъективны и в большей степени симпатизируют калмыцкой стороне. Справедливость таких выводов подтверждали представители оренбургских властей А. И. Тевкелев и П. И. Рычков.

В январе 1747 г. казахи Младшего жуза, вновь пройдя по Каспийскому морю, совершили еще один набег на калмыков. Однако в этот раз их ожидала неудача. Отдельные казахские старейшины предупредили приграничные власти о планируемом нападении. Заранее оповещенных российскими властями калмыцких улусов в привычных местах зимовий найдено не было. Организаторам тщательно задуманного набега пришлось довольствоваться грабежом лишь нескольких улусов, не предупрежденных об опасности. На обратном пути пришлось с потерями пробиваться через укрепленные казачьи кордоны. Один из казахских отрядов в 500 человек был атакован казаками у урочища Зеленый колок. В ходе боя, продолжавшегося с вечера до полуночи, казахи смогли пробиться к переправе через р. Яик лишь ценой потери 50 бойцов. В довершение всего лед, основательно подтаявший при оттепели, не выдержал нагрузки и проломился под копытами коней, что привело к новым жертвам.

Такая победа не могла удовлетворить российские власти. Их стала раздражать непокорность и воинственность казахских племен. 10 апреля 1747 г. Коллегия иностранных дел обратилась с запросом к И. И. Неплюеву, в котором выражалось глубокое сомнение в пользе для империи подобных подданных.

Ставился вопрос: «Не полезнея ль будет интересам е. и. в. дать волю, как и напредь сего бывало, волским калмыкам, яицким казакам, башкирцам, мещерякам и другим со стороны Сибирской губернии иноверцам и рус[с]ким чинить над ними поиски и, впротчем, самим с ними управляться в том рассуждении, что может быть, оные таким образом от российских границ отбиты будут вдаль и без регулярных войск».

Таким образом, тучи снова сгущались над казахским народом, но надвигающуюся бурю вновь пронесло стороной. За три года до этого нападению российских войск помешала джунгарская угроза, теперь войну остановила набирающая силу торговля. В короткие сроки Оренбург (в этом огромная заслуга лично И. И. Неплюева) стал одним из крупнейших торговых центров Российской империи. Обороты торговли росли с каждым годом, получала прибыль казна, росли доходы купечества, съезжавшегося в Оренбург со всех концов империи. Важно, что торговля велась не только с купцами из Средней Азии (на что с самого начала и делался расчет), но и с казахами, быстро освоившими оренбургский рынок.

В ответе на запрос Коллегии иностранных дел от 15 мая 1747 г. И. И. Неплюев писал: «до киргис-кайсацких товаров принадлежит, то лутшей их товар: лошади, бараны и зверь, то есть волки, лисицы и корсаки, из которого от зверя партикулярная и довольная прибыль купечеству, а от лошадей и многим числом пригоняемых от них баранов не только одним купцам, но и обществу немалая бывает польза, особливо же от лошадей, которые ныне внутрь государства с немалым трудом закупаются, ибо по справке за зписками в последних четырех годах одними купцами около четырнадцати тысяч, кроме жеребят, в том числе в одном 1745-м г. пять тысячь шестьсот осмьнадцадть выменено их да и ныне с начала сего году по 15 майя в вымене 832 лошадей, равномерно же и от боранов, коих нынешнею уже весною в пригоне и в вымене 7977, яко оные по состоянию здешняго места для довольства людскаго также потребны суть, их же рус[с]кие купцы, и в Астрахань отгоняя, с своим авантажем продают».

Военные действия, по сведениям И. И. Неплюева, совершаются, как правило, казахами Младшего жуза, точнее – ханом Абулхаиром. Другие правители к ним отношения не имели. По этой причине 10 августа 1747 г. И. И. Неплюев «гуманно» предложил «одними яицкими казаками один или два улуса вырубить до самого младенца и тем их в страх привести». Это предложение неожиданно было отвергнуто.

В Коллегии иностранных дел, признав справедливость доводов И. И. Неплюева о пользе пребывания казахов в составе империи, решили привлечь к разбирательствам с Абулхаиром его старого знакомого и «названного брата» А. И. Тевкелева, о чем давно просил хан. Однако И. И. Неплюев не мог простить ему многочисленных прегрешений и собирался расправиться с ним любым способом.

Для достижения своей цели оренбургский губернатор решил использовать своего фаворита в степи. И. И. Неплюев стал задабривать подарками Барака, не забывая жаловаться на беспокойства, причиняемые двусторонним отношениям ханом Абулхаиром.

Абулхаир стал надеяться на улучшение своих отношений с российскими властями. В Оренбургскую губернию, наконец, приехал А. И. Тевкелев, о чем давно просил хан Младшего жуза. Давний знакомый, теперь носивший звание бригадира, был командирован для урегулирования конфликта хана с И. И. Неплюевым. Для этого А. И. Тевкелеву было позволено принять в аманаты сына Абулхаира от наложницы-калмычки. Но Абулхаир, обрадованный приездом старого товарища, отказался от прежнего требования и изъявил согласие предоставить одного из своих полноправных наследников.

Прибытие А. И. Тевкелева благоприятно отразилось на репутации Абулхаира. Для народа это был знак, что российская императрица прислушивается к мнению своего степного вассала. В Орске состоялась личная встреча Абулхаира и А. И. Тевкелева, на которой произошла замена аманатов, Кожахмета сменил Айшуак. Переговоры прошли наилучшим образом. Стороны достигли полного взаимопонимания по всем вопросам, но с И. И. Неплюевым Абулхаир видеться по-прежнему не желал. Возвращаясь из Орской крепости, хан не стал посещать Оренбург, где находился губернатор.

По приезде в улус Абулхаир получил сведения, что перекочевывавшие к нему каракалпаки признали власть султана Барака. На самом деле каракалпаки принуждены были к этому шагу силой. В противном случае султан Барак и его брат хан Кучук собирались истребить всех, кто посмеет оказать сопротивление, и обратить в рабство остальных. Беженцы, спасая свою жизнь, подчинились ультиматуму и, изменив маршрут, направились на земли, в которых их собирались разместить найманские правители.

Но Абулхаира подробности не интересовали. Подчинение Бараку было воспринято как подлое предательство, поэтому, спешно собрав под свое знамя небольшой отряд, хан бросился вслед за своими несостоявшимися подданными. В начале августа 1748 г. вблизи р. Олькейек каракалпакские улусы были настигнуты, и ханские нукеры бросились громить несчастные аулы. Султан Барак был готов к подобному развитию событий и находился поблизости, собираясь пресечь любые попытки помешать задуманному. 15 августа (по другим сведениям, 17 августа) стороны встретились.