Текст книги "Казахи и Россия"

Многочисленность отряда Барака смутила сторонников Абулхаира. Однако хан решил и в такой критической ситуации проявить подлинный батырский характер. Все советы бежать были отвергнуты. Барака хан назвал бабой, и тот, кто собирался от него бежать, по мнению Абулхаира, становился совершенным ничтожеством. Пылкие речи хана никак не повлияли на бóльшую часть отряда, положившуюся на быстроту копыт своих коней. С ханом осталось 5–6 человек, с которыми он и ринулся в последний бой.

Быстро окруженный со всех сторон врагами, Абулхаир сражался до последнего, но развязка была неизбежна. Раненный сначала копьем, затем топором, хан был выбит из седла, и султан Барак, спешившись, несколько раз всадил нож в сердце бывшего боевого товарища.

Утвержденный

Хан Нуралы

Мавзолей для Абулхаира

Месть Бараку

Казахи, Россия и Хива

Башкирское восстание

Смена губернаторов

Набеги Нуралы

Смерть хана Абулхаира всколыхнула казахскую степь. Его сыновья жаждали мести и готовились к войне не только с султаном Бараком, но, если понадобится, и со всем Средним жузом. Но ни найманы, ни другие племена Среднего жуза не желали втягиваться в конфликт. Такие влиятельные политические фигуры, как Аблай, Кабанбай, Казыбек, Шурек, объявили семье Абулхаира, что они осуждают Барака и не собираются его защищать. Еще недавно казавшийся всемогущим султан, дружбы которого искали и русские, и джунгары, был вынужден бежать из собственного улуса. Если бы его не приняла небольшая ветвь племени конырат из 500 семей, кочевавшая на реке Сарысу, то Барак остался бы без опоры.

Однако оказывать поддержку сыновьям Абулхаира в Среднем Жузе тоже никто не хотел. Племя керей немедленно отрешило от власти сына Абулхаира – хана Ералы, который был вынужден так же, как и Барак, спешно покинуть недавних подданных. Даже верный тархан Джанибек вел себя уклончиво, не желая помочь отомстить за отца детям своего соратника. Чингизидским кланам давали понять, что все дальнейшие шаги являются их личным делом.

В такой обстановке семья покойного Абулхаира решила заняться другим насущным вопросом. Старшая жена покойного хана Бопай в письме, отправленном И. И. Неплюеву сразу после убийства, сообщала: «Нурали солтану отец приказал после себя быть ханом, и звать его уже поехали, коего и ожидаем, а как приедет, то чрез посланных от себя он, Нуралы, уведомит».

Это письмо было получено И. И. Неплюевым 28 августа, на следующий день он снарядил посольство к семье Абулхаира. Руководителю миссии Якову Гуляеву было поручено удержать султанов от мести Бараку, принять участие в выборах нового хана, поддержав наиболее сильного кандидата, и добиться, чтобы избранный правитель не именовался ханом до утверждения его в этом звании императрицей. Практически со всеми поручениями Яков Гуляев успешно справился.

2 октября на берегу реки Каинды состоялся курултай, новым ханом был избран старший сын Абулхаира Нуралы. Процедура выборов прошла в непривычном порядке. Людей было немного, поскольку бóльшая часть кочевников готовилась к зиме. Но более существенным было нежелание вождей обсуждать с Нуралы поход на Барака. Не приехал на выборы даже батыр Есет. Джанибек-тархан прибыл, но стал под благовидными предлогами уговаривать сыновей Абулхаира отложить поход на весну. Всем было понятно, что старый батыр не желает принимать участия в этом деле. Это было выражением общего мнения.

Известный бий Толебай, комментируя вероятность похода ополчения Младшего жуза против султана Барака, сообщал российским властям, что казахи «хотя б де, по желанию ханскому несколько с ним в поход и пошли, но не дошед до того места куда надобно, все или болшая половина назад разбегутся, разве б такое дело и предприятие было в котором народная потребность есть, яко то освобождение из народа их пленных, общая их добыча или что другое, тому подобное, а не партикулярное ханское».

Всего в выборах Нуралы приняли участие 33 бия и батыра из Среднего[13]13
  В выборах приняли участие один бий из племени керей и делегация из пяти биев от рода шакшак, племени аргын, возглавляемая тарханом Джанибеком. Поэтому участие элиты Среднего жуза было символическим.


[Закрыть] и Младшего[14]14
  Знать Младшего жуза была представлена биями и батырами из родов шомекей (3 чел.), каракесек (1 чел.), шекты (8 чел.), торткара (5 чел.), алаша (2 чел.) и кете (9 чел.).


[Закрыть] жузов. Фактически это было утверждение решения, принятого внутри семьи Абулхаира. Бии приглашали принять участие в курултае главу другого могущественного чингизидского клана Младшего жуза – султана Батыра. Его кандидатура тоже могла быть рассмотрена главами родов, но он, зная, что исход выборов предрешен, ехать отказался.

Недовольный Батыр решил провести собственные выборы. Через две недели состоялся еще один курултай, где на белой кошме был поднят Батыр. Его выборы прошли еще более скромно. В них принял участие всего 21 представитель степной элиты из родов шомекей, шекты, торткара и карасакал. Среди них был, к примеру, Мамет-аталык из рода шомекей, принимавший участие в только что прошедших выборах Нуралы.

Батыр был сватом и другом Барака. Это было главной причиной слабой поддержки данных выборов со стороны степной элиты. Как и в Среднем жузе, большинство биев и батыров решило занять нейтральную позицию. Однако Батыр вскоре организовал суд, где приближенные к нему бии рассмотрели дело об убийстве Абулхаира. Барак был признан невиновным. Дети Абулхаира это решение не признали, поскольку не принимали в нем участия. У них была только одна цель – добиться выделения военных отрядов от российских властей для мести Бараку.

Ради этого Нуралы был готов на все. В соответствии с пожеланием оренбургского губернатора 5 октября новоиспеченный правитель отправил письмо на имя императрицы с сообщением о своем избрании: «И хотя оной народ в ханы меня и выбрали, токмо я, яко верноподданной Вашего и. в., без особливого Вашего и. в. всеподданнейше прошу, дабы высочайшим Вашего и. в. указом повелено было мне на место родителя моего по выбору онаго нашего народа быть ханом и на оное ханство наградить меня Вашего и. в. высочашею за залатою печатью грамматою».

Он отправил делегацию во главе с султаном Джанибеком ко двору императрицы. Делегация должна была обратиться с «всеподданнейшим прошением о всемилостивейшем онаго нашего избрания подтверждении». Нуралы просил права именоваться «ханом Средней и Меньшей Киргиз-Кайсацкой орд».

Право на этот титул Нуралы обосновывал тем, что принявший участие в выборах тархан Джанибек якобы был уполномочен представлять интересы всего Среднего жуза. По сведениям российских властей, Джанибек действительно утверждал, что участвует в выборах от всего жуза. Они полагали, что так он говорил, чтобы польстить семье покойного хана, переживавшей горестное событие.

Прошение признать за Нуралы титул хана двух жузов подтверждал и А. И. Тевкелев, как никто другой среди российских чиновников владевший информацией о ситуации в казахской степи. Его связывала многолетняя дружба с семьей Абулхаира, дети которого называли А. И. Тевкелева своим дядей.

Признав эту часть прошения неуместной, российское правительство опасалось, что, отказав прямо в прошении Нуралы, оно может оттолкнуть единственный лояльный чингизидский клан казахской степи. Поэтому в указе императрицы Нуралы назывался просто «киргиз-кайсацким ханом» без указания жузов.

По инициативе И. И. Неплюева были приняты и другие новшества, которыми должно сопровождаться утверждение ханского титула. 10 июля 1749 г. вблизи Оренбурга впервые состоялась церемония конфирмации[15]15
  Confirmatio (лат.) – утверждение.


[Закрыть]. Под грохот пушек Нуралы был официально утвержден в ханском звании, ему был вручен специально изготовленный патент «на ханское достоинство». От лица императрицы в подарок хану были пожалованы богато украшенная сабля, парчовая шуба на собольем меху и шапка из меха черно-бурой лисицы. Чтобы произвести впечатление на кочевников, церемония была пышно обставлена. Праздничные гулянья длились неделю и обошлись казне примерно в три тысячи рублей, хотя первоначально отпускалось втрое меньше.

Объясняя значительный перерасход, И. И. Неплюев указал, что сделал это сознательно, чтобы «по состоянию и обычаям киргис-кайсацкого народа, при сем первом случае для основания и утверждается онаго права на всегдашние времена и чтоб во оном степном и диком народе самовольные их произведения в ханов, как то прежде бывало и ныне недавно над Батыр-салтаном некоторые учинили, вывесть из обычая, а по меньшей мере таковых от народа производимых ханов, пред конфирмованным от е. и. в. и впредь таким же образом конфирмуемых, унизить и обезсилить за потребно признал, чтоб как Салтанов, так и старшин и бывшей при том народ награждениями и милостию е. и. в. так удовольствовать, чтоб столько никакой их владелец или салтан учинить не мог».

Но Нуралы мало интересовали торжества, он с братьями упорно просил выделить регулярные войска для похода на султана Барака. В ответ хан обещал охранять караваны, разыскать и освободить всех русских пленников в степи и быть самым добропорядочным подданным ее величества. И. И. Неплюеву стоило больших трудов объяснить хану и султанам, что по целому ряду причин исполнить эту просьбу он не сможет. В итоге Нуралы обменял находившегося в аманатах Айшуака на другого своего брата Адиля и был вынужден вернуться в свои кочевья, где должен был состояться поминальный ас по случаю годовщины смерти Абулхаира.

Во время аса Нуралы вновь попробовал склонить собравшуюся знать к походу на Барака, но вновь потерпел неудачу. Бии и батыры открыто заявили, что драться за его интересы не собираются. Когда стало ясно, что подданных ему не уговорить, по степи разнеслась весть: Барака под свою опеку взял знаменитый Толе-бий и решил избрать его ханом в Старшем жузе.

В августе И. И. Неплюевым было получено письмо от семьи Абулхаира. В письме Бопай, Нуралы и другие члены семьи просили губернатора выделить две или хотя бы одну тысячу рабочих для постройки мавзолея высотой в сорок саженей (около 85 метров) над могилой Абулхаира на р. Олькейек. Для примера, высота одной из великих мусульманских святынь Центральной Азии – мавзолея Ходжи Ахмеда Яссави в Туркестане – составляет всего 44 метра. Огромный и красивый мавзолей, воздвигнутый в степи, быстро превратился бы в священное место, его постройка серьезно укрепила бы репутацию фамилии. В случае отказа ханское семейство собиралось вырыть тело Абулхаира и перезахоронить его в Туркестане.

Следует отметить, что часть известных историков была введена в заблуждение текстом данного письма и попыталась увязать его с общей картиной взаимоотношений хана Нуралы с оренбургской администрацией. Так, В. Н. Витевский писал: «Надеясь, что Неплюев испугается угроз киргизцев откочевать к Туркестану, Хан думал, что он согласится на построение памятника над могилою Абул-Хаира в том виде, как это было ему предложено, и даст от одной до двух тысяч рабочих, которыми Нуралы предполагал воспользоваться, вместо войска, для отмщения Бараку».

Но Нуралы не думал угрожать И. И. Неплюеву. В письме говорилось: идея о перезахоронении Абулхаира в Туркестане принадлежала его вдове Бопай. Для построения такого огромного здания действительно нужны были сотни человек. Нуралы продолжал писать вполне доброжелательные и верноподданнические послания к губернатору. 12 сентября он отправил письмо с просьбой взять под арест несколько десятков казахов – родственников известных глав родов и племен. Иначе, говорил хан, освободить русских пленников будет невозможно.

И. И. Неплюев также не воспринял данное послание как угрозу. Он полагал, что казне не следует удовлетворять прошение о возведении надгробной постройки. По мнению губернатора, семья Абулхаира могла воздвигнуть ее собственными силами, конечно, при более скромных размерах.

О другой игре Нуралы вскоре узнали в Петербурге. Сначала посланному в кочевья капитану Яковлеву ханским писарем Алмухамметом Нурмухамметовым была передана копия секретного письма Нуралы к джунгарам. Российские власти уже знали, что Нуралы связывают какие-то отношения с джунгарским хунтайджи Цеван-Доржи, но подробности им известны не были.

Из перехваченного послания выяснилось, что после смерти Абулхаира Нуралы обратился к джунгарскому хунтайджи, заявив о готовности выполнить обязательство отца и породниться с Цеван-Доржи, выдав за него замуж свою сестру, рожденную от калмычки. Летом 1749 г. джунгарское посольство прибыло в Младший жуз, где посмотрело невесту и стало обговаривать условия предстоящего брака. Обратно с джунгарами Нуралы отправил своего посланника Карабас-султана к хунтайджи с письмом. Он просил выдать ему казахских пленников, помочь расквитаться с Бараком, отказаться от власти над Старшим жузом и в качестве калыма отдать Туркестан.

И. И. Неплюев, докладывая об этом в правительство, дал комментарий, что факт тайных переговоров с джунгарами не следует воспринимать серьезно, что это часть политической игры Нуралы-хана. Но в Коллегии иностранных дел отнеслись к этому иначе. И. И. Неплюева подвергли разносу за бездействие в столь опасной, по мнению Петербурга, обстановке. Губернатору приказали назначить тайное жалованье сознательному писарю, немедленно взяться за постройку мавзолея и во что бы то ни стало, не считаясь со средствами, помешать породниться семье Абулхаира с правящим домом Джунгарии.

В Петербурге по-прежнему опасались объединения джунгар и казахов в рамках одного государства, но И. И. Неплюев оценивал ситуацию более реалистично. Он видел, что Нуралы, которому не на кого опереться, кроме России, во многом блефует. История с писарем-осведомителем вызывала серьезное сомнение. Алмухаммет Нурмухамметов пользовался особенным доверием ханской семьи, работал еще с ханом Абулхаиром, и Нуралы горячо просил назначить к нему именно этого писаря. Утечка информации могла быть допущена совершенно сознательно, чтобы побудить российское правительство уделить больше внимания своему вассалу.

И. И. Неплюеву пришлось смириться с указанием сверху. В степь срочно был выслан старый знакомый Нуралы – переводчик Гуляев. Его главной задачей было заставить хана разорвать связи с джунгарами. В качестве компенсации российские власти готовы были построить городок для хана на Илеке либо в другом месте неподалеку от границы. Туда же предлагалось перенести останки Абулхаира, чтобы в воздвигнутом возле нового поселения мавзолее был создан пантеон для всего рода Абулхаира. Кондуктор Кротков должен был согласовать план постройки.

Нуралы с одобрением отнесся к идее постройки нового города, но отказался переносить в него останки отца. Кондуктору Кроткову удалось убедить Нуралы, что мавзолея высотой в 11 саженей (около 23 метров) будет вполне достаточно. Кроме того, Гуляев обнадежил Нуралы, что российские власти в борьбе с похищением людей на границе собираются прибегнуть к практике захвата и удержания влиятельных степняков. Хан был обрадован всеми известиями и сказал Гуляеву: «Когда-де все сие так, как ты объявляешь, исполниться будет то б чрез то и я, бедный человек в орде, яко настоящий хан, правление чинить и по повелениям, хотя по состоянию нашему мало-помалу лутшие исполнения производить – легкомысленных и диких киргис-кайсаков к порядочному и спокойному житью приводить, и тем бы от е. и. в. высочайшую милость и хвалу получить себя удостоил».

Но на просьбу Гуляева о расторжении помолвки сестры хана с джунгарским хунтайджи Нуралы заявил, что только джунгары могут помочь ему отомстить за отца и отказаться от данного союза он не может. Все уговоры были тщетны.

Вскоре все стало происходить наилучшим для российских властей образом. Сначала умерла невеста. Так как Гуляев продолжал находиться в ханской ставке и ему было приказано помешать заключению брачного союза, скоропостижная смерть девушки, конечно, вызывает определенные подозрения. Весной 1750 г. Барак-хан и его сын Шигай-султан внезапно умерли после обеда в доме одного из карнакских ходжей. Можно согласиться с данными некоторых источников об их отравлении не без участия Цеван-Доржи.

Наконец, 30 мая с караваном кашгарских купцов вернулся Карабас-султан, ездивший в Джунгарию. Он сообщил хану, что по пути туда поссорился с джунгарским посланником. В итоге посланник заявил своему повелителю, что ему так и не показали невесту. После уличения в обмане он обвинил казахов в его нарочитом подпаивании. Поэтому он не смог понять, кого ему показывают – ханскую дочь или простую туленгутку.

Помимо недовольства посланника были у Цеван-Доржи и собственные претензии. Ему не хотелось брать в жены дочь Абулхаира от наложницы-калмычки. После ее смерти он просил Нуралы отдать ему другую сестру, рожденную от законной ханши. Однако ко времени получения письма адресатом Цеван-Доржи был уже свергнут своим братом. Так, к радости российских властей, закончилась эта история. В результате были забыты проекты строительства города и мавзолея над могилой Абулхаира. Впоследствии семья хана собственными силами воздвигла на реке Олькейек мазар высотой 4 аршина (около 2,8 метра).

Вероятно, это и стало истинной причиной осложнений в отношениях между ханом и оренбургской администрацией. Формальным поводом стал вопрос об аманатах. В качестве почетного заложника пребывал в то время брат Нуралы Адиль. В замену ему российские власти хотели получить одного из несовершеннолетних сыновей Нуралы, чего он не хотел. Он предлагал снова взять в аманаты Чингиза, по поводу которого в свое время возник конфликт. Как и ранее, И. И. Неплюев категорически отказывался идти навстречу этому предложению.

Недовольный Нуралы грозился напасть на Оренбург, потом откочевать навсегда за Сырдарью, оставив брата, находящегося в аманатах, на волю судьбы. Но после непродолжительной переписки Нуралы сдался, отдав в аманаты своего пятилетнего сына Пиралы.

В отличие от отца, Нуралы не мог позволить себе надолго поссориться с российскими властями. Тем более что сильно осложнились его отношения с главным противником и соперником в Младшем жузе – ханом Батыром и его сыном, хивинским ханом Каипом. Последний запретил хивинским купцам, едущим в Россию через кочевья Младшего жуза, платить традиционную пошлину Нуралы. Сыновья Абулхаира не могли этого стерпеть и стали грабить хивинские караваны.

Это вызвало серьезную озабоченность российских властей. Во-первых, львиная доля торговли России со Средней Азией приходилась на Хивинское ханство. Во-вторых, с 1749 г. из Хивы стало поступать значительное количество дешевых драгоценных металлов и камней, расхищенных в Персии из сокровищницы Надир-шаха после его смерти. В том же году в Оренбург было привезено 1040 пудов (около 17 035 килограммов) серебра, в следующем году – 1500 пудов (около 24 570 килограммов). О богатстве Хивы свидетельствовали и сообщения источников: хан Каип при аудиенциях восседал на золотом троне и в золотой чалме.

Эти новости вызвали ажиотаж среди российского купечества, которое со всех уголков империи стало съезжаться в Оренбург для торговли с хивинцами. Вскоре спрос превысил предложение, и тертые хивинские купцы резко подняли цены на свой товар. Оренбургским властям пришлось искусственными мерами ограничить доступ туда купечеству из других регионов. Благодаря административному регулированию цены удалось стабилизировать, российская сторона продолжила получать существенную прибыль от торговли с Хивой.

Нападения казахов на караваны наносили серьезный ущерб торговле. Российские власти пытались справиться с этой проблемой через Нуралы-хана, но он и был вдохновителем участившихся грабежей. Отрицая свою причастность, Нуралы намекал, что все беды хивинских купцов начались после отказа платить ему пошлину.

Каип-хан также решил наладить отношения с российскими властями и направил официального посланника в Оренбург. Губернатор И. И. Неплюев оказался в щекотливом положении. Еще в силе оставался указ, запрещающий казахским чингизидам занимать хивинский престол, поэтому Каип-хан был ослушником государевой воли. Для устранения такого положения прежний указ был экстренно отменен, и 13 августа 1750 г. принят новый, позволяющий Каипу и другим казахским султанам избираться ханами Хивы.

Но переговоры все равно закончились неудачно, поскольку пожелания Каип-хана были невыполнимы. Хивинский хан предлагал вести торговлю лишь через улусы своего отца Батыра. Ссора с Нуралы могла слишком дорого обойтись российским властям, поэтому они отказали в этой просьбе. Более того, хивинскому посланнику Ширбеку был не разрешен и визит в Петербург, поскольку Коллегия иностранных дел не имела точной информации о статусе Хивинского ханства.

Хивинскому посланнику было предписано на обратном пути следовать через улусы Нуралы-хана. Это было очень рискованное решение, поскольку подчиненные хану байулинские роды были чрезвычайно озлоблены на хивинцев. Незадолго до приезда Ширбека казахи под началом Байсау-бия разграбили караван из 40 верблюдов. Прибывший хивинский посланник едва не был убит и сохранил свою жизнь только благодаря заступничеству Нуралы-хана.

Тем не менее казахи продолжали требовать смерти хивинца. Чтобы проводить Ширбека в Хиву, Нуралы пришлось обращаться к Карабай-батыру из рода шекты. О защите хивинских караванов не могло быть и речи. Казахи байулинских родов своими нападениями полностью перекрыли торговлю между Хивой и Россией. Лишь самые отчаянные из хивинских купцов решались снаряжать небольшие караваны, которые имели больше шансов пройти незамеченными по степи. Эти купцы по-прежнему избегали Нуралы-хана, о чем тот жаловался российским властям.

В конце концов Нуралы, до той поры сквозь пальцы смотревший на набеги своих подданных, решил сам принять в них участие. В 1753 г. он разграбил несколько небольших караванов, что заставило его противников пойти на попятную. Батыр первым делом пригласил Нуралы для переговоров, но хан отказался от встречи. Очевидно, он опасался ловушки, хотя противоположная сторона искренне хотела примирения. Вслед за отцом к переговорам подключился Каип, через посланника предложив породниться двум самым влиятельным семьям чингизидов в Младшем жузе. Нуралы, который и сам желал разрешить сложившуюся ситуацию, идею поддержал.

Обуздать Нуралы пытались и российские власти. Хан в свою очередь был недоволен отказом российских властей отдавать казахам убегающих из кочевий рабов и строительством в казахских кочевьях Илецкой крепости. В степь снова отправился опытный Я. Гуляев. При встрече хан высказал посланнику накопившиеся претензии, но, в конце концов, согласился сменить гнев на милость.

Причина – самая банальная: хан получал деньгами и подарками более полутора тысяч рублей в год, т. е. больше, чем все другие степные правители. Российские власти предложили увеличить выплаты. Нуралы обещал содействовать умиротворению разбушевавшихся кочевников, охранять караваны и примириться с Каипом.

Воспользовавшись подобным поворотом событий, российские власти снарядили большой караван в Хиву с товарами на сумму 20 тысяч рублей. Нуралы сдержал обещание: под надежной охраной российский посланник Я. Гуляев и купцы были сопровождены до границ Хивинского ханства. Кроме того, Нуралы присоединил к ним свое посольство для переговоров с Каипом.

Но главная проблема заключалась не в безопасном пересечении казахской степи. Российского посланника и купцов в Хиве ожидал неприятный сюрприз. Хан Каип, недовольный реакцией оренбургских властей на свою инициативу, долго не принимал российского посланника. Переговоры ограничились краткой аудиенцией, в ходе которой стороны лишь обменялись приветствиями. Российским купцам было запрещено торговать, бóльшая часть товара была изъята в ханскую казну без компенсации.

Ограбленные российские купцы были отпущены на родину год спустя. Однако это не помешало Каипу вместе с ними отправить в Оренбург своего посланника. К удивлению имперских властей, хивинский посланник стал жаловаться на своего правителя и просить свергнуть его. После размышлений Коллегия иностранных дел указом от 2 апреля 1755 г. отказала в просьбе хивинскому посланнику. Но ему было разрешено вступить по этому поводу в переговоры с казахскими ханами и султанами. Последним было предложено отозваться на просьбу и совершить поход на Хиву, свергнув с престола Каипа. Российские власти хотели установить свой контроль еще над одним государством, не потеряв ни одного солдата. Этот план казался вполне реальным, тем более что султан Ералы не скрывал желания воцариться в Хиве. Он только просил выкупить его, если потерпит поражение и попадет в плен.

Но эти планы рухнули. Оказалось, что воевать с Каипом, а значит, и с его отцом Батыром желающих немного. Немалая часть денег и товаров, собираемая Каипом, шла к казахам Младшего жуза. Хивинский хан не ограничивался традиционно преданными их клану родами алимулы. Выяснилось, что Батыр и Каип сумели задобрить престарелую вдову хана Абулхаира – ханшу Бопай. Не слушая своих сыновей, она решила выдать свою дочь замуж за султана Карабая, сына Батыра. Султан Айшуак, женатый на дочери хана Батыра, тоже не хотел воевать с собственным тестем.

В такой ситуации Нуралы и Ералы не могли оправдать возложенные на них надежды. Нуралы сообщил оренбургским властям, что число верных ему людей слишком мало, и он не сможет противостоять войскам хивинского хана. Кроме того, идти в поход ему и остальным казахам запретил неведомый российским властям ходжа, взявшийся заключить между сторонами мир.

Эти причины, может быть, и не сыграли бы своей роли, если бы не событие, отвлекшее от Хивы внимание и сыновей Абулхаира, и российских властей. В мае 1755 г. началось новое башкирское восстание.

Оно началось с пылких воззваний муллы Абдуллы Алеева, известного под прозвищем Батырша. Проповедник призывал не только башкиров, но и все тюркские народы на борьбу против России. Имперские отряды вскоре разгромили очаг восстания, но значительная часть башкир – около 50 тысяч человек, спасаясь от карательных отрядов, бежала в казахские степи, в основном в кочевья Младшего жуза.

В ответ губернатор И. И. Неплюев обратился к казахам с требованием выдать всех башкирских мужчин и разрешением обратить в рабство их семьи. Кроме того, было назначено официальное жалованье Нуралы в размере 600 рублей (200 рублей выдавались тайно), за каждого выданного башкира отпускалось по кафтану. Разумеется, бóльшая часть мужчин предпочла погибнуть, оказывая сопротивление. Российским властям было передано незначительное число повстанцев.

Больше всех отличился хан Нуралы. Желая засвидетельствовать свою верность, он безжалостно громил башкирские аулы, о чем с гордостью сообщал в письмах российским властям. «Среди башкир руками киргизов был произведен страшный погром, от которого башкирский народ уже не мог оправиться», – писал по этому поводу В. В. Бартольд.

Башкиры, сумевшие спасти свою жизнь бегством, донесли трагические известия до соплеменников, оставшихся в родных местах. Теперь башкирским батырам было не до нападений на российские селения. Всеобщая волна возмущения повлекла за собой жестокие набеги на казахские аулы. Этому потворствовал оренбургский губернатор, не собиравшийся утруждать себя защитой подданных, выполнивших его приказ.

А. И. Левшин писал о тех событиях: «Гнев и ревность немедленно вооружили в Башкирии толпы мстителей, кои просили у начальства позволения ехать за Урал. Неплюев отвечал, что государыня не позволяет переходить границу, а между тем тайным образом велел начальникам крепостей и кордонов не замечать самовольных переходов из Башкирии в степи зауральские. Пользуясь мнимою оплошностию стражи русской, толпы башкиров устремились в орды казачьи, и, нападая на них, грабили, убивали, разоряли, а жен и детей увозили». Под удары мстителей попадали не только роды и племена, запятнавшие себя участием в разграблении башкир.

Отряды казахских джигитов в ответ стали громить башкирские аулы. Так была развязана длительная и ожесточенная вражда между двумя народами, неприязненные отношения между казахами и башкирами сохранялись еще десятки лет. Впоследствии в карательных акциях российские власти нередко сознательно использовали башкир, беспощадных по отношению к казахам.

Война с башкирами повлекла новые неприятности для казахов Младшего жуза. В их аулах находилось множество рабов, давно мечтавших о свободе. В 1750 г. П. И. Рычков отмечал: у казахов «пленников из разных народов, а больши из волских калмык такое множество содержится, что их против киргиз-кайсаков по меньшей мере за пятую или шестую часть почесть можно».

Воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, в 1755 г. эти пленники сумели организовать восстание. Как пишет Г. И. Семенюк, «они убивали своих хозяев, угоняли их скот, убегали в сопки и в камышовые заросли, создавали там шайки и своими набегами терроризировали население целого ханства (жуза), заставив аулы скучиваться для защиты, что приводило к бескормице, заболеваниям и массовому падежу скота».

Многие казахские родоправители понимали, чьи действия повлекли охватившую степь анархию. Дети Абулхаира доносили, что в народе стали сильны антироссийские настроения. Эти сведения подтверждались участившимися нападениями на русские поселения. Казахи убивали казаков и крестьян, отгоняли скот. В результате российские власти вновь стали готовить крупный поход в казахскую степь. Согласно указу от 10 июля 1756 г., составлялась карта, принимались подготовительные меры. Но все планы были сорваны вступлением России в войну с Пруссией, а потом вторжением цинских войск на территорию Среднего жуза.

Небольшой отряд из Младшего жуза под началом султана Ералы выступил в поддержку ополчения султана Аблая, сражавшегося с цинскими войсками. Российское правительство, находившееся в шаге от войны с Цинской империей, планировало привлечь к военным действиям ополчение казахов Младшего жуза. Нуралы обязался собрать под свое знамя 30 тысяч сабель. В 1758 г. в Оренбург поступила грамота императрицы, повелевающая хану выступить в поход, но войны не случилось. Правители Среднего жуза, потерпев несколько поражений в сражениях с цинскими войсками, были вынуждены заключить мир, предотвратив в результате столкновение двух империй.

В целом в 1758–1759 гг. казахско-русские отношения значительно улучшились. Это произошло, прежде всего, благодаря усилиям А. И. Тевкелева, находившегося в постоянном контакте с ханом Нуралы, султанами и старейшинами. Он часто вставал на сторону казахов при их конфликтах с башкирами, казаками, калмыками. В итоге существенно выросла торговля, прекратились набеги.

И. И. Неплюев, страдавший от тяжелых болезней в последние годы своего пребывания в должности, в феврале 1758 г. подал в отставку. Исполнять обязанности главы губернии остался А. И. Тевкелев, который рассчитывал занять этот пост на постоянной основе. Но его ожидания не оправдались. В июле 1759 г. оренбургским губернатором стал ветеран многих войн генерал-майор А. Р. Давыдов.