Текст книги "Курсант. Назад в СССР 5"

– Погодите? – Горохов отставил чашку с чаем. – Так вас на восемьдесят рублей всего обманули?

Я тоже подумал, что формат не наших мошенниц. По мелочи они не размениваются. Тем более, игра в долгую была – со свиданиями и всеми вытекающими интимными продолжениями.

Но профессор, кажется, даже немного обиделся.

– Нет, что вы? Да разве бы я вас стал беспокоить из-за такой мелочи?

– А восемьдесят рублей для вас – это мелочь? – вмешался я.

– Не то что бы совсем мелочь, но Галина у меня хорошо получает, как руководитель. И у меня приработок репетиторством, как две зарплаты выходит. Вот и копили мы на машину. Уже почти пять тысяч набралось. Деньги хранили в ванной, в вентиляционной шахте. Там решетка снимается, пойдемте, покажу, как чай допьете. Так вот, сходил за деньгами, а воровка эта смекнула, где они хранятся. За восемьдесят рублей меня отблагодарила по полной, что я потом на кровати отлеживался и в себя приходил. А она в ванну юркнула.

Мы тем временем уже прошли по коридору, к санузлу. За чаем, конечно, никто рассиживаться не стал – не для того пришли.

– А потом эта Женя вышла и вдруг засобиралась быстро. Сказала, что завтра позвонит, и скоренько смылась. И тут я понял, что сумочка у нее, когда заходила, тощенькая была, а ушла она с раздутой, – вздохнул профессор. – Я бегом в ванну, отодвинул решетку, сунул руку, а там пусто. Вот, сами посмотрите, ничего здесь нет, – профессор, стоя на чугунной ванне, шарил рукой в дыре вытяжки. – Галина меня убьет!

– А где она живет, вы, конечно же, не знаете? – спросил я.

– Нет, – беспомощно пожал плечами светило науки.

– И фамилию свою не называла? И в какой деревне родители, тоже не говорила?

– Да как-то не до разговоров нам было… Все так завертелось неожиданно, – в мечтательных глазах престарелого ловеласа появился масляный блеск.

Вернулись в комнату, и спросил уже Катков:

– К чему прикасалась мошенница? Где могли остаться ее пальчики?

– Даже не знаю, – Синицын растерянно покрутил головой. – Постойте, бокал из-под вина подойдет?

– Конечно, – кивнул Катков, доставая небольшую сумочку, приспособленную для изъятия следов. Внутри тканевого саквояжика с отсеками оказались алюминиевые баночки с дактилоскопическими порошками и кисточки для них. Естественно, пушистая колонковая и магнитная, больше похожая на невзрачный толстый фломастер.

Профессор приволок из кухни желтенький бокал, благоговейно держа его за длинную ножку. Алексей с важным видом взял его кончиками пальцев за донышко, повертел на просвет, поставил на журнальный столик и достал из сумки баночку с надписью “Сапфир”. Взял магнитную кисть (палочка в подпружиненном кожухе) и макнул кончик в открытую емкость. Мелкодисперсный порошок вмиг встал на конце кисти округлым ежиком. Частицы образовали топорщащуюся полусферу буро-черного цвета.

Катков провел краешком сферы по бокалу. Порошок стал налипать на стенки в местах скопления жировых следов, проявляя на наших глазах папиллярный рисунок.

– Чудо какое! – профессор раскрыл рот. – И теперь вот по этим завитушкам можно человека установить? Не бывает одинаковых узоров на пальцах?

– Не бывает, – уверенно заявил Катков. – Даже у близнецов разные…

Криминалист осмотрел следы, выбрал наиболее четкие, вырезал фрагменты светлой дактилопленки, отклеил от них защитный слой и приложил липким желатиновым слоем к следам. Плотно прижал, пригладил и отлепил. Следы с бокала чудесным образом перешли на дактилопленку.

– Первый раз вижу, как криминалисты работают, – восхитился Синицын.

– А что, разве группа, что осмотр делала, не снимала следы рук? – поинтересовался я.

– Так я им этот бокал не давал. Он в раковине стоял, забыл про него совсем, а они и не спрашивали. А ваш эксперт, – профессор кивнул на Каткова, – молодец. Сразу вопрос правильный задал…

Алексей от таких слов даже немного надулся, продолжая старательно упаковывать вещдок в бумажный конверт.

– Да печать-то не лепи, – осадил его Горохов. – Мы же неофициально следы изъяли.

– Если след годный, то можно дополнительный осмотр запланировать, когда материалы дела у нас будут. И впишем потом его тем числом в протокол. Делов-то…

Мы все с удивлением переглянулись, а Алешка-то не так прост, как кажется.

– Молодец, – Горохов одобрительно вскинул на него бровь. – Соображаешь.

– У меня просьба, товарищи… – Синицын просяще на нас посмотрел. – Супруге моей, пожалуйста, ничего такого не рассказывайте… Ей скажу, деньги украли, а кто – не знаю. Пришел домой, дверь открыта.

– А почему мы должны скрывать обстоятельства преступления от вашей супруги? – язвительно спросила Света. – Я так понимаю, это и ее сбережения были?

– Ну ошибся я раз в жизни, – взмолился профессор. – С кем не бывает? Оступился на старости лет.

– Понимаю, – ухмыльнулся Горохов. – Седина в бороду, бес в мошонку…

– Нет, что вы? – замах руками Синицын. – У меня такое в первый раз! Влюбился, как мальчишка!

– Сомневаюсь, – тут уже вступила в разговор Света. – Одна только борода чего стоит.

В комнате воцарилось зловещее молчание. Света же продолжила:

– Судя по вашей аккуратной бородке с витиеватыми контурами, своему внешнему виду вы уделяете очень много времени. Даже сейчас вы при параде – выглаженная рубашка и галстук. Одеколоном надушены. Стены комнаты завешаны вашими грамотами, какими-то наградами, вымпелами, вон их сколько. Вы любите себя. На настенных фотографиях, сделанных, вероятно на каких-то раскопках, вы всегда в центре и в окружении молоденьких девушек. Кто это? Аспирантки, студентки. Вон на том фото девушка даже тянется к вам, будто хочет взять вас за руку, – наша психолог помолчала секунду и затем пригвоздила Синицына последним выводом: – Она была вашей прошлой любовницей?

– Как вы узнали? – растерянно пробормотал профессор. – Вы вообще кто?

Синицын таращился на Свету, будто увидел привидение.

– Светлана Валерьевна тоже сотрудник милиции, – поспешил успокоить его Горохов. – Просто методы работы у нее немного отличаются от традиционных. Так что прошу больше от нас ничего не скрывать…

– Я это уже понял, – удрученно вздохнул Лев Аркадьевич. – Но вы же мне поможете? Раз у вас методы такие…

Глава 9

Горохов распахнул окно кабинета и закурил, утренняя планерка только началась. Он, держа в одной руке кружку с кофе, в другой сигарету, задумчиво спросил:

– Что думаете, товарищи? Есть мысли по дальнейшим мероприятиям?

Первым взял слово Катков. Он уже ерзал на стуле, очень не терпелось высказаться:

– Никита Егорович, разрешите? Пальчики, что я изъял вчера с бокала, пригодные для идентификации оказались. Признаков там частных достаточно. Узоры четкие. Судя по размерам следов и четкости папиллярных линий, похоже на женские. Я сравнил их с имеющимися следами по другим делам.

Катков сделал интригующую паузу.

– Ну и? – Горохов обернулся. – Не томи уже, Алексей.

– Они совпали с пальцами, изъятыми по нашим мошенничествам. Не по всем, конечно, по двум, где изъятие было, – торжественно выдал Катков.

– То есть, мы имеем дело не с группой женщин, а всего с одной мошенницей? Исполнитель был один?

– Получается, что так…

– Замечательно, – довольно закряхтел следователь. – Уже что-то.

На самом деле такая деталь, конечно, многое меняла.

– Никита Егорович, – в разговор вступила Света. – Я тоже хотела высказаться по этому поводу. Честно сказать, меня такое открытие даже не удивляет.

Алексей хотел было возмутиться, но Светлана уверенно продолжила:

– Везде прослеживается почерк одного человека. То, как она себя ведет. Я тут набросала даже ее психологический портрет коротенько… Возможно, он не совсем соответствует действительности, информации не так много, но все же может нам пригодиться.

– Ну-ка, ну-ка, – потирал руки Горохов. – Интересно…

– Подозреваемая – молодая женщина до тридцати лет, но уже достаточно повидавшая. Ради наживы сближается с клиентами вплоть даже до интимной близости. Значит, сексуальные контакты для нее барьером не являются при достижении цели. Скорее всего, она выросла в неблагополучной семье, где имела место половая распущенность. Возможно, мать занималась проституцией. Учитывая то, что подозреваемая способна перевоплотиться практически в любого человека, начиная от абитуриентки и заканчивая заведующей столовой, она имеет богатый жизненный опыт и высокий интеллект. А также владеет актерским мастерством и навыками изменения внешности. Скорее всего, использует парики. Возможно, выпускница театрального училища. Она всегда знает, что у жертвы имеются сбережения, значит, тщательно готовится к преступлению. Либо ей помогает наводчик – не исключено, что есть сообщники или сообщница. Но если она проворачивает это все в одиночку, то ее умственные способности и хватка находятся на высочайшем уровне.

– Блестяще, Светлана Валерьевна! – Горохов чуть не зааплодировал, но сдержался. – Только с ваших слов получается, что проще Фантомаса изловить, чем такого продвинутую и проницательную преступницу…

Мы с Катковым неожиданно хором вздохнули. Картинка действительно вырисовывалась непростая, но ведь, если вдуматься, Светины выводы действительно были небезосновательны. Теперь, когда я всё это услышал, хотелось сказать – да, я всё это и так знал.

– Она человек, – успокоила она наше отчаяние. – У каждого человека есть слабости. Если мы найдем ее слабость, мы найдем и ее…

Зазвонил телефон. Следователь взял трубку:

– Слушаю, Горохов. Узнал – и что? – голос Горохова стал недовольным. – Не понял… Куда? Знаешь что, Евгений Сергеевич, иди туда сам! А я в твой кабинет заселюсь. Согласен? И я не согласен переезжать. Значит, так, Женя… Никуда я отсюда не поеду. Между прочим, документация в сейфе служебная, ключи только у меня. Если в кабинете в наше отсутствие появятся посторонние, и плевать, что они маляры, отвечать будешь за нарушение режима секретности. Ты меня понял? Кабинет теперь мой!

Трубка жалобно звякнула, ударившись о корпус аппарата.

– Вот, сукин сын! – Горохов встал и вытащил снова сигарету. – Ревягин затеял ремонт в нашем РОВД. Двадцать лет ничего не делалось, а тут вдруг срочно понадобилось его провести. Ни раньше ни позже.

Горохова так всё это задело, что он даже позабыл галантно извиниться перед дамой, как делал всегда.

– Это он специально, – закивал Алексей. В кои-то веки я был с ним согласен.

– Ясен пень! – пыхал клубами дыма следователь. – Предложил нам переехать в задницу города, на окраину. В какой-то участковый опорный пункт, не удивлюсь, если там вообще ничего нет, кроме навеса из соломы. А стены только на словах и по документам… Если уж тут всё так! Будем держать оборону, товарищи. Это наш кабинет. Никого сюда не впускать. Увидите штукатуров и прочих врагов, гоните взашей. Режим повышенной бдительности.

– Может, замок сменить? – предложил Катков. – Я умею…

– Это лишнее, – отмахнулся Горохов. – Не замками мы должны сдерживать недругов, а авторитетом своим. Запомни, Алеша, жизнь нужно прожить так, чтобы даже после смерти враги боялись твоего памятника.

– Ну, моего точно никто бояться не будет, – вздохнул криминалист. – Я и на фотографии-то смешным получаюсь.

Телефон снова задребезжал.

– Да! – Горохов недовольно сдернул трубку. – Кто? – уже более сдержанно спросил он. – Здесь он… Сейчас дам трубку.

Следователь с удивлением повернулся ко мне:

– Это тебя, Андрей, не понял кто. Но кто-то из Индии, что ли…

Я взял трубку и, прикрыв динамик рукой, обвел присутствующих взглядом:

– Вы позволите наедине переговорить?

– Конечно, – Горохов направился к выходу, недоуменно пожимая плечами. – Но не думал, что у тебя секреты…

– Это по личному, Никита Егорович.

– Все, уходим, – прощебетала Света и потянула к выходу Каткова, что никак не хотел вставать с насиженного стула.

Горохов пробурчал уже в дверях что-то про то, что устроили тут балаган не только враги, но и…

– Алло, – сказал я трубке, оставшись, наконец, один в кабинете.

– Привет, Курсант, – ответила та голосом Гоши Индия. – Как жизнь молодая? Сто лет тебя не видел, совсем ты Новоульяновск забыл. Ко мне тут твой друг Погодин заскакивал, телефончик твой дал, просил с тобой связаться. Случилось чего?

– Привет, Гоша, рад слышать. Думаю, ты уже догадался, по какому поводу я тебя искал.

– Если ты про отца спросить, то я сам удивлен. Мутная история какая-то… Работенка у него непыльная была у меня в ресторане. Деньгами я не обижал. И вдруг раз – и исчез. Говорят, из города даже смылся.

Нет, мне врать Гоша бы не стал. Человек, который подозревал меня в убийстве дочери, и с которым мы вместе искали настоящего маньяка, абсолютно точно был сейчас честен.

– Согласен, странно все это… Он тебе ничего не должен? – в мой голос закралась тревога.

– Да нет, даже наоборот. Я ему ползарплаты как бы выплатить еще обязан… И скажу сразу, чтобы ты не сомневался, терок у нас с твоим батей не было. Старое забыли. Даже выпили пару раз вместе в ”Октябре”. Прошлое повспоминали.

Да, у них с отцом была своя история.

– Он больше ничего не рассказывал? – продолжал я тем временем расспрашивать. – Куда собирается, чего хочет…

– Даже близко такого не говорил. Все тобой хвалился, дескать, первый курс заканчиваешь, а уже тебя откомандировали на какую-то спецпрактику в Москву, как самого способного курсанта. Ну, в тебе-то я не сомневался. Далеко пойдешь. Кстати, ко мне пойти не надумал? Нет, ты доучивайся, конечно, спокойно, а потом, как решишь, жду… Милости просим. Есть у меня мыслишки, как деньги заработать. Да ты не подумай, все легально. Почти… Но это уже не телефонный разговор.

Таким предложением новоульяновский криминальный авторитет только подтверждал, что считает меня другом, да чуть ли не родным.

– Спасибо, Гоша, но деньги – это не мое.

– Знал, что так скажешь, – чувствовалось даже по голосу, что катала улыбался. – Но попробовать стоило. А с отцом что делать собираешься? Искать будешь? Могу по своим связям пошерстить.

– Бегать за ним не собираюсь, – буркнул я, затаив всё-таки обиду на пращура из-за оставленной в очередной раз матери. – Не маленький уже. Но знать надо, во что он вляпался. Может, помощь нужна. Если что узнаешь, будь другом, маякни мне.

Я уже собирался прощаться и звать обратно своих прекраснодушных коллег, когда Гоша добавил:

– Постой! Вспомнил. Однажды он что-то пробубнил про излучение, когда мы с ним мировую выпивали. Я значения не придал. Думал, опять какие-то басни журналистские травить будет. Сам знаешь, какой у тебя батя. Григорий Яковлевич всегда на язык востер был. Но в этот раз будто осекся. И больше про излучение не вспоминал. А я переспрашивать не стал.

– Какое еще излучение? – озадаченно проговорил я.

Что это еще за физика или шизотерика?

– Ума не приложу, смертельное, говорил, вроде… Но если смертельное, то получается, что-то с ядерной хренью оно связано, я так понимаю. Узнаю Григория Петрова. Не может жопу в тихой заводи прижать и жить себе спокойно. Обязательно надо приключений искать на жопу эту самую. Но сам понимаешь, все, что с этой темой радиоактивной связано у нас в стране – за семью печатями, и правды не добьешься… Вот теперь сам беспокоюсь, как бы не вляпался он куда. Где и я не помогу.

– Спасибо тебе, Гоша… Вот и я переживаю. Ты уж пробей по своим каналам. Может, еще что вспомнишь. Я пока на этом телефоне…

– Добро, бывай, Курсант. Кстати, слышал про Зинченко-старшего?

Я удивился, как спокойно Гоша произнёс это имя.

– Нет, а что?

– Расстреляли гада.

– Туда ему и дорога, только на нем же один труп был? За такое, вроде, не расстреливают.

– Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах суд усмотрел. Потому как делишки сыночка прикрывал. А это – вышка. Так что Зина полностью отомщена, – голос из трубки дрогнул. – Спасибо тебе еще раз, Курсант… Бывай…

– Пока, – я положил трубку, когда из нее уже раздавались гудки.

Куда пропал мой отец? На душе скребли кошки. Не просто так они скребут – закапывают то, что нагадили…

Слова Гоши про излучение совсем меня озадачили. Что такого батя мог узнать? В СССР не было ядерных катастроф. Их замалчивали. Не смогли замолчать только Чернобыль, и то из-за масштабов последствий. Но до сих широким массам ничего не известно, например, про Кыштымскую катастрофу, она же авария на химкомбинате «Маяк», что случилась в конце пятидесятых в закрытом посёлке Челябинск-40, который даже не отмечен ни на одной карте.

Там на секретном военном заводе ядерные заряды для атомных бомб собирали. Ядерные отходы хранили здесь же. Одна из емкостей с отходами однажды не выдержала и взлетела на воздух. Перегрелась, вроде, из-за неполадок в системе охлаждения, одарив местность 20 миллионами кюри радиоактивных веществ. Радиоактивное облако прошло над Челябинской, Свердловской и Тюменской областями, образовав так называемый Восточно-Уральский след, который и ныне живет да здравствует и медленно убивает людей, ведь период полураспада изотопов – треть столетия, а их милую привычку накапливаться в костях и влиять на костный мозг никто не отменял.

Конечно, по-тихому были эвакуированы десятки деревенек, а все произошедшее контора немедленно засекретила. А светящееся радиоактивное облако выдало за северное сияние. Северное сияние, мать его, на Урале. Нет, оно там бывает раз в триста лет, но не в таких масштабах. Специально для подтверждения такой утки газета “Челябинский рабочий” в то время выдала эпическую заметку об уникальном явлении, прекрасном полярном сиянии, что чудесным образом пришло в их края. Только большинства населенных пунктов, над которым просияло чудо – давно уже нет. Жители были переселены, а животные убиты. Этот случай я хорошо помнил еще из прошлой жизни. Мне его рассказывал сослуживец, который в шестидесятых был маленьким мальчиком и любовался на это самое сияние. Дожил он до сорока, а потом сгорел как свеча. Лейкемия догнала его спустя почти тридцать лет.

И это не единственный случай радиационных катастроф, что десятками лет замалчивались в СССР. Что там нарыл мой неугомонный папаша? Конечно, сказать людям правду – мероприятие благородное, но опасное, когда дело касается гостайны…

* * *

На следующий день к нам в кабинет несмело постучали

– Открыто! – гаркнул Горохов.

Дверь скрипнула, и внутрь протиснулся Стариков. Вид у начальника РОВД был такой, будто он с похорон вернулся.

– Здрасьте, товарищи, – пробормотал он, но дальше порога не стал входить.

Мы поздоровались, а Горохов, уже чуя подвох с его стороны, лишь хмуро кивнул.

– Тут такое дело… – Степан Федорович, несмотря на солидный возраст и майорские погоны, мялся, как двоечник у доски. – Машину вашу “ВАЗ-2101” Главк запросил. Из автохозяйства ведомственного бумага пришла. Вот…

– Что за бумага?

– Списать ее хотят по пробегу и по износу.

– Что?! – Горохов вскочил.

Я подумал, что он сейчас швырнет в Старикова стул. Майор, очевидно, тоже так подумал и втянул голову в плечи:

– Ну, а я что могу сделать, Никита Егорович? Мне что начальство сказало, я то и делаю… Но я вас без машины не оставлю… Я вам УАЗ отдам. Он даже лучше.

– А на происшествия суточные на чем группа добираться будет? – скривился Горохов. – На палочке верхом?

– Да нам не привыкать, – замахал руками Стариков. – Как-нибудь справимся. У некоторых личный транспорт имеется. Опять же, мотоциклы есть, тепло уже.

– А взамен списанной разве новый транспорт не предполагается?

– Обещали “Волгу” дать. Но только она на распределении еще в Москве застряла.

– Мда-а… – Горохов поскреб макушку. – Чувствую, до вас она только после Олимпиады придет. Сейчас в Москве каждая машина на счету.

– Ну, так я же и говорю, берите “бобик”.

– Так не пойдет… – Горохов задумался. – В общем, так, Степан Федорович, машина у тебя на балансе числится?

– Ну, да…

– Вот и списывай ее сам. А в Главк бумажки предоставь соответствующие, что, дескать, нет такой больше рухляди у меня на балансе. А мы ей пользоваться будем по-тихому. Списанной. Под мою ответственность, так сказать…

Мы помолчали, и где-то через минуту Стариков ответил:

– Ну попробовать можно, только если что, я вам списанный автомобиль не давал. Мне его все равно потом в течение месяца надо в автохозяйство сдать.

– Месяц длинный. Мы раньше управимся. Вот и договорились.

Горохов проговорил всё это слитно, не дав местному и слова вставить в опровержение. Стариков обреченно кивнул и вышел из кабинета.

– Что у вас такого произошло с этим Ревягиным? – спросила Света.

– Ничего такого, – отмахнулся Горохов.

– Судя по его козням, это самое ничего очень даже чего, – вмешался Катков. – Уж расскажите нам, Никита Егорович…

– Ай, ладно… – Горохов вытащил очередную сигарету и уселся поудобнее на скрипучем стуле. – Свинью он мне подложил в свое время. Причем дохлую.

– Как – дохлую? – удивился я.

– Расскажу вам. Но только чтобы ни слова никому. Ясно?

Мы дружно закивали в ожидании интереснейшего рассказа.

– Учились мы с Женькой на одном курсе на юрфаке, – начал Горохов.