Текст книги "Курсант. Назад в СССР 7"

– Хрен с этими убийствами, Андрей Григорьевич, – я даже через трубку видел, как Горохов трясет головой и мнет в пальцах куцый окурок. – У нас самое главное – по цыгану раскрыть, иначе разгонят всех к чертям собачьим и на заслуги прошлые не посмотрят.

Голос его мне совсем не понравился.

– Я понимаю, – всё-таки решил я настаивать, – но копнуть поглубже надо. Чую, что там нечисто. Может, и по Дицони что-то всплывет прицепом. Сами знаете, как у нас иногда бывает, куда только кривая не выведет.

– Ладно… Твои предложения?

– Продлите мне командировку, с гостиницей я сам вопрос решу. Но самое главное, оформите приказом Главка цель командировки, как оказание практической помощи в раскрытии особо тяжких преступлений, совершенных с прошлого года по настоящее время. Вы ведь это сможете.

– Вот любишь ты нагружать себя, Андрей, ненужной работой, – вздохнул следователь. – Ладно, будет тебе новый приказ и новое командировочное удостоверение.

– Если можно, то завтра с водителем отправьте.

– Вот ты шустрый! Там приказ-то согласовывать надо, по кабинетам побегать. Еще вопрос, подпишут ли его вообще, в свете последних событий.

– Ну, я же знаю, Никита Егорович, вашу пробивную способность. Надеюсь на оперативное разрешение этого вопроса, – бодро улыбнулся я в трубку.

Глава 7

На следующий я день решил снова наведаться к отцу Березовой Олеси, к той девушке, что успела закрутить быстротечный роман с Дицони. Может быть, в этот раз застану его дома.

От гостиницы его дом был совсем близко. Решил прогуляться пешком. Длинная пятиэтажка с еще незастеклёнными балконами и подъездами, выкрашенными в цвет молодой петрушки. Еще чистые и не замшелые. Только на площадке второго этажа красной краской вкривь и вкось выведен текст с потеками: «Вожатая дура!».

Наш человек всегда любил писать на заборах. Как там у Высоцкого в зарисовке? «… в общественном парижском туалете есть надписи на русском языке».

Нажал кнопку звонка, особенно и не надеясь, что кто-то мне откроет. От двери этой несло нежилым. От других квартир пахло жареной рыбой, подгоревшим молоком или просто был слышен гул телевизора и визги детей да брань супругов. А тут тишина. Мертвая.

Но, на мое счастье, замок щелкнул, и на пороге появился хмурого вида мужик в затертой до дыр тельняшке и вытянутых трениках. От него пахнуло водкой и солеными огурцами. Все-таки есть жизнь в квартире Березовых. Отлично.

Несмотря на свой гардероб, алкаш оказался подтянут, гладко выбрит, а морда будто вырезана из базальта. Правильные углы черт, как шахтер или комбайнер с плаката.

– Здравствуйте, – я раскрыл удостоверение. – лейтенант милиции Петров. Березов Александр Александрович?

– Он самый, – хозяин зыркнул на меня недобрым взглядом и добавил, будто докладывал. – Одна тысяча девятьсот тридцать седьмого года рождения.

– Можно войти? У меня есть несколько вопросов по поводу вашей дочери.

– Входи, начальник… – хмуро кивнул тот и зашагал в зал.

Я разулся и огляделся. Холостяцкая берлога выглядела просто, но чисто. Только темновато. Видно, шторы задернуты.

Я вошел в комнату за хозяином. Тот уселся в кресло, продолжая на меня коситься исподлобья. Но молчал. Что же он так меня невзлюбил прямо с порога?

– Вам знаком этот человек? – я показал фотокарточку Дицони.

Александр безразлично пожал плечами.

– Это Артур Дицони, – добавил я.

– Цыган, что ли? – нахмурился Березов, играя желваками. – И почему я его должен знать?

– Потому что он встречался с вашей дочерью. Недолго. Примерно полгода назад. Вспоминаете?

– А-а… Так тот самый артист? Заезжий.

– Вы его все-таки знаете? – карточку я все ещё держал в руке, чтобы хозяин квартиры мог всмотреться, если все-таки захочет.

– Дочь что-то рассказывала. Когда жива была, – ровно проговорил Березов.

– Его убили в Москве. Неделю назад.

– Туда ему и дорога, – буркнул тот.

– А что так? – я внимательно следил за его реакцией.

– Приехал, хлыщ столичный! Поматросил и бросил.

Он зло, размашисто махнул рукой. Кажется, стена показного безразличия начала рушиться.

– Расскажите про вашу дочь. Какой она была?

– Зачем? Я думал, вы пришли по поводу ее самоубийства. А вы смерть этого урода расследуете? При чем тут моя Олеся?

– Почему сразу урода?

– Я даже свою дочь не хоронил, – прошипел Березов. – А вы ко мне с этим цыганом прицепились.

Он воткнул взгляд в пол, в потертый линолеум.

– Мне жаль, – сказал я искренне, – как так получилось?

– А то ты не знаешь, лейтенант, – скривился Березов.

Интересно – звания отец Олеси хорошо различает, да и людей в форме, кажется, недолюбливает.

– Нет, – коротко объяснил я. – Я здесь в командировке. Из Москвы.

Сейчас не нужно было ничего объяснять, нужно было дать ему заговорить. Собственно, если б мог, я бы и столицу нашей родины не упоминал. Но Березов посмотрел на меня каким-то другим взглядом. Может, понадеялся, что я тут “за старшего”? И в чем-то таком разберусь…

– А-а… – смягчился тот. – В СИЗО я проторчал. Месяц целый. Как раз, когда дочь погибла. Чтоб всем пусто было…

Зубы его скрипнули, слова как будто не шли на язык, но он продолжил, хоть и коротко:

– Дело мне шили твои коллеги. Но отделался штрафом.

– Что за статья? И почему избрали против вас такую меру пресечения, как арест, если в итоге штраф получили? – недоумевал я.

– Водки будешь? – неожиданно предложил Березов.

Я на секунду задумался. Разговор как-то у нас с ним не клеится. Может, если чокнемся разок-другой, как водится в нашей могучей и необъятной, и дело лучше пойдет? После совместного возлияния люди братьями сразу становятся, и разговоры за жизнь по накатанной прут.

– Наливай, – кивнул я. – И давай на «ты». Меня Андрей зовут.

Березов поморщился, но промолчал. Ну, теперь хотя бы понятно, почему он ментов недолюбливает.

Он сходил на кухню, принес початую бутылку «Столичной», два граненых стакана и банку соленых огурцов.

Выставил снедь на журнальный столик, который когда-то был детским. Но сейчас лак облез, а цветочки и ягодки потускнели.

Молча налил сразу по полстакана и, не чокаясь, выпил залпом свою порцию. Даже не поморщился. Захрустел кривым огурцом, отплевываясь от ветки укропа.

Я последовал его примеру. Сегодня у меня все равно что-то вроде вроде выходного. В ГОВД без нового командировочного делать нечего.

Березов закурил. Я не торопил его с рассказом. Он задумчиво потер виски и начал излагать:

– За спорт меня посадили, гражданин начальник.

– Как – за спорт? – горячительное теплом прошлось по жилам, мне уже самому захотелось поговорить с этим мрачным человеком. Не из-за работы. А просто понять…

– Статья такая есть, незаконное обучение карате, – мышцы Александра под тонкой тканью тельняшки напряглись и вздулись буграми, теперь на алкаша он был совсем не похож.

– Осенью в прошлом году ввели, – кивнул я. – Добавили пункт в 219-ю. Посчитали, что спорт такой воспитывает жестокость в советских гражданах и растит хулиганов. Но, насколько мне известно, на практике за такое редко сажают. Не припомню, что наши рейдовали, отыскивая подпольные секции.

– У нас в стране несколько миллионов человек занимались этим спортом до запрета. Представляешь, если всех сажать, какой резонанс поднимется? Я тут с друзьями по Федерации разговаривал, многих все-таки из них прижали, кто с размахом занятия вел. Но не за карате. Кого за незаконное получение прибыли, налоги же они с секций не платили. Кого за хранение валюты. Был бы человек, а повод найдется – тебе ли не знать. Вот такая вот практика, – хмыкнул Березов.

Но поговорить ему все-таки хотелось, и он продолжил рассказ:

– Я вообще бесплатно обучал. Но у меня в секции сынок одного шишки из Горкома занимался. Гадкий пацан. Папашей кичился и младших обижал. Я его хотел турнуть, но директор школы за него лично попросила. Не мог я ей отказать, ведь занимались мы в школьном подвале. Да и, как бы, руководитель она мой была. Это я сейчас кочегар, а до СИЗО в школе работал. Военруком. Так вот, однажды этому недомерку в спарринге нос свернули. Недоглядел я маленько. Буча поднялась знатная. Директор сразу от меня открестилась, что, мол, знать не знала о подпольной секции. Ей гороно выговор влепил за халатность. Я не стал ее за собой тянуть, легко отделалась. А мне приписали незаконное получение денежных средств – и под арест взяли. Якобы с ребятишек я плату брал. Ладно бы это еще не в школе случилось, а где-нибудь в подвале клуба. Вот и взялись за меня по полной. Я ведь не дурак. Сказал, что не карате это вовсе, а рукопашный бой. Ребятишки у меня многие без кимоно занимались. Не было у них возможности его купить или сшить. Деньги мне приписать так и не смогли, как ни старался папашка того пацана. В общем, промурыжили меня знатно. Зато пошли по всякой ботве педагогической. Дескать, занятия проводились на низком методическом уровне и без соблюдения техники безопасности. И как тренер я не аттестован в Минспорте. Всех собак на меня повесили и следствие затянули. Вот так бывает на практике… В итоге дело в конце концов прекратили, а я месяц в СИЗО за просто так прочалился. Вышел, а дочи нету уже… Вот такие дела, лейтенант. Давай помянем… – Березов съежился, посмотрел пустыми глазами в стену, тряхнул головой и налил нам ещё водки. – Не чокаясь.

– Н-да… – я передернул плечами. – Скверная история. Извини, конечно, за такой вопрос. Но почему Олеся покончила с собой?

Березов опрокинул стакан, залпом выпил. И стукнул им об столик. Выдохнул и проговорил:

– А кто ее знает… Меня-то рядом не было.

– Извини еще раз. Она и правда ждала ребенка?

– Цыган ее с пути сбил, – кивнул Александр. – Сказала, что его ребенок. Я хотел морду ему набить, да только где ж его сыщешь? Он тут недолго ошивался, а потом исчез.

– А что он тут вообще делал? Что-нибудь слышал об этом? Ведь ты знал, например, что он артист.

– Не знаю… Олеся не рассказывала. Да и сама, наверное, не знала. Что мне про него говорить! Олеся, она вообще у меня была девочка тихая, скромная. Простая даже. Хотя училась хорошо. После ПТУ на фабрике швейной работала. И вот в двадцать лет ее не стало… А мне теперь всю жизнь гадай. Что же произошло? И кто виноват…

– Это несчастный случай, Александр Александрович. Но если кто-то и виноват, и я об этом узнаю – обещаю, приму меры.

Тут уж я не выдержал и перешел на официальный стиль общения. Это обещание было торжественной клятвой отцу, оплакивавшему свою дочь.

– Спасибо, гражданин начальник, – каратист улыбнулся, но сделал это как-то горько. – Хороший ты человек. Сразу видно.

– Я Андрей, а не гражданин начальник.

– Привычка, – пожал плечами Березов. – Чуть уркой не стал, штрафом отделался. Судимости нет, но теперь один хрен в школу не берут работать. Вот только в кочегарку и смог устроиться.

– А что тебя здесь держит?

– В каком смысле?

– Езжай в другой город, смени обстановку. В стране кочегарок хватает. У меня друг в Новоульяновске как раз одну держит. И ресторан еще. С работой поможет.

– Да нет, – отмахнулся Березов. – Здесь я родился, здесь и сдохну.

Дзинь! – мы допили бутылку.

* * *

Я вышел на улицу. На душе остался неприятный осадок после встречи с Березовым. Теперь он совсем один. Главное, чтобы не спился. Хотя не должен. Мужик крепкий, и взгляд у него такой твердый. Есть в нем стержень. Вот так жил не тужил, и система все под откос пустила. И сможет ли теперь совладать со своим горем, с обидой?

Задумался я и о своей жизни.

Вышка есть, звание есть, надо потихоньку вперед двигаться. Главное, с этим чертовым Дицони разобраться. О словах Никиты Егоровича я не мог не думать, хотя сам его и утешал. Если нашу группу действительно расформируют, то мне прямая дорога в опера. Хорошо если в Главк попаду, а если “на землю” – с нуля подниматься долго будет.

Размышляя о жизни, вдруг вспомнил, что вот уже несколько дней не звонил Соне. Развернулся и пошлепал на почту – заказывать переговоры с Новоульяновском. Она сейчас в отпуске, должна быть дома.

В этот раз для звонка мне досталась почему-то кабина не пятая, а третья. Ну и ладно.

– Алло, – на другом конце провода ответил мне знакомый мелодичный голос.

– Соня, привет!

– Ты почему не звонил? – резануло из трубки.

– Да знаешь, дел навалилось, я тут даже не в Москве сейчас.

– А где? – настороженно спросила девушка.

– В Зеленоярске.

– Не знаю такого города, – фыркнула трубка. – Опять там с этой своей психологичкой в турне поехал?

– Да один я… Горохов и остальные в Москве.

– Знаю я вас. Завтра к тебе все приедут, как пить дать. Не смогут они без тебя. А психологичка тем более.

– Да что ты прицепилась к Свете, она же замужем. Разве забыла?

– Ой, долго ли развестись? Такая на одном мужике не остановится!

– С чего бы ей разводиться? – с некоторой надеждой усмехнулся я.

– Не ее этот брак, не дорожит она им.

Ничего себе, какие выводы.

– Это тебе кто такое сказал?

– Ты.

– Я?

– Забыл? Подпил как-то и стал рассказывать мне про своих сослуживцев. А про Ожегову эту вашу больше всех трещал.

– Не помню… Пьяный, наверное, был совсем, – попытался я обратить все в шутку. – Мало ли наболтаешь. Ты не всё слушай.

– Мне ты не звонишь, – продолжала наступать Соня. – Где ты шляешься, я не знаю. Мне все это надоело, Андрей. Почему нельзя в Новоульяновске работать? Переведись.

– У Сафонова?

– Да хоть у него.

– Не-е – у нас с ним стойкая взаимная аллергия друг на друга, – сказал я, а про себя подумал, что истинная причина, почему я не хочу прирасти к «земле», заключается совсем в другом.

Не скажу же я Соне, что вторую жизнь я по-другому должен пройти. Хоть и избрал тот же путь мента. Но он будет совсем иным. Чтобы в будущем я смог поменять не только свою жизнь, но и нечто большее…

– Ты всегда думаешь только о себе, – даже через трубку я увидел, как Соня надула пухлые губки. – Я из-за тебя весь отпуск просидеть в квартире не собираюсь.

– Ну не получилось у меня отпуск вместе с твоим взять. Я же говорил. Нам дело срочное поручили. Как раскроем, так сразу рапорт напишу на отпуск.

– А мне к тому времени уже на работу выходить! Ну уж нет… Маме на работе путевки дали. В Ялту. Мы завтра в санаторий поедем.

– Без меня? – я изобразил обиженного, чтобы хоть как-то реабилитировать свое положение.

Впрочем, меня уже тянуло закончить разговор. Делами заниматься было приятнее.

– Без тебя, Андрей, – фыркнула Соня. – Сам виноват. Обещал мне отдых на море, и пропал.

– Ладно, не ругайся… Когда-нибудь вместе отпуск проведем.

– Слабо верится, все, пока.

Пип-пип-пип, – донеслось из динамика.

Я вздохнул и повесил трубку. Вот такая доля ментовская. Не каждая жена выдержит. Хотя Соня ведь мне не жена. Ну и правильно, что пока не расписались. Для семьи лейтенант Петров признан временно не годным. А если подумать, у нас все такие в спецгруппе. Погодин, Катков – холостяки. Горохов – разведен. И только Света повелась на женский инстинкт и выскочила год назад замуж за какого-то друга семьи. Молодого, перспективного, но тоже вечно занятого, как и сама Ожегова. Она никогда не жаловалась. Так… По обрывкам разговора я мог догадаться, что не все у них гладко. Муж на работе, Света часто в командировках. Какой тут семейный очаг, какие дети? Неужели я что-то такое взял да вслух высказал? От таких мыслей на душе потеплело. А может, это все водка?

* * *

Тук-тук-тук! Я открыл один глаз, потом второй в поисках настырного дятла. Но гостиничный потолок не походил на лес. Показалось, наверное. Перевернулся на другой бок. Стук снова повторился. Только сейчас дошло, что барабанили в дверь моего номера.

Тряхнул головой и сел на кровать. Вечерело. После разговора с Березовым и Соней на душе как-то было погано. В баре «Меридиана» я намахнул еще полста грамм и завалился вздремнуть.

Получается, малость переборщил со сном. Проспал до вечера. Бывает. Давненько у меня такого не было. Обычно молодой организм сбоев не дает, если нервы в порядке.

Я подошел к двери и повернул защелку замка. Гость, не дожидаясь, пока открою дверь, резко распахнул ее сам, чуть не пришибив меня. Я уже хотел заехать ему в глаз, думая, что на меня напали, но посетитель сгреб меня в охапку и прижал к себе:

– Андрюха! Здорово!

– Федя, ё-моё! – его братские поползновения отдавали в голове молоточками. – Ты что меня тискаешь, будто сто лет не виделись?

– А ты что, не рад? Твоего друга к тебе на подмогу прислали!

– На подмогу? – приподнял я бровь. – Я думал, ты копию приказа привез и командировочное мое.

– Я в этом приказе тоже есть! – сиял Погодин. – Короче, на, читай… Там старший лейтенант Погодин Федор Сергеевич в составе группы инспектирования направлен в ГОВД Зеленоярского горисполкома.

– А что? Ты в Москве не нужен?

– Горохову ты нужнее. Он хочет, чтобы ты скорее вернулся. Вот и послал меня в помощь.

Я развернул бумажки, сощурил глаза, перед которыми все слегка расплывалось, и через несколько секунд с удивлением посмотрел на Федю:

– Ого, ты сам-то читал?

Глава 8

– А что там? – Погодин вытянул шею. – Служебное задание, командировочное удостоверение твое, ну и на всякий случай я взял копию приказа.

– А вот это что за бумажка?

– Где?

– Федя, – покачал я головой. – Ты даже не смотрел, что везешь?

– Да смотрел я… Только эту бумажку не заметил. Горохов мне ее всучил, я думал, там какая-то формальная ерунда. А, вспомнил! Он что-то там про Черненко сказал. Точно…

– Это наш козырь, Федя, – я радостно помахал листочком перед носом Погодина.

– Ну что там, не томи! – попытался выхватить он у меня бумажку.

– Тут написано, что начальник милиции Караваев М. О. состоит сразу в нескольких гаражных кооперативах.

– И что? – Погодин недоуменно почесал облезлый нос (везет ему, загорал недавно). – Интересно. Зачем ему столько гаражей?

– Гараж построить у нас не так просто, нужно много порогов обить, еще и в очереди отстоять за место в кооперативе. А подполковнику кто откажет? В таких небольших городках, как Зеленоярск, все вась-вась.

Федя впился глазами в текст.

– И смотри, шрифт странный. Отпечатано без реквизитов. Будто анонимка какая-то.

– Похоже, что Никита Егорович попросил помощи у подполковника Черненко. Видел я у конторских подобные бланки. Где и когда – не помню, но это точно не официальная выдержка из оперативной базы МВД.

– И что нам это дает?

– Увидишь, Федя… – я уже читал служебное задание, где подробно разложены были цель и задачи моей командировки.

Улыбка растянулась на моем лицо, все, как я и хотел, прописано. Вот только…

– Федя! Маркс твою Энгельс! – зыркнул я на Погодина, а тот виновато «поджал хвост». – Я не понял… Это с каких щей ты стоишь главным в нашей командированной группе?

– Как – главным? – Погодин сделал недоумевающее лицо, даже рот открыл для проформы, посмотрел в бумаги, типа не знал, кем он там значится. – А-а… Это-о… Да какая разница, кто из нас старшим обозначен, Андрюха? Все равно ты рулить будешь. Так просто оформлять командировку было проще, и на руки мне получить бумажки, как старшему группы. Ты же не присутствовал.

– А я думал, ты меня подсидеть хочешь.

– Да ты что, Андрюх? Да ни в жисть.

– Лан… шучу я. Ну, раз ты главный, пойдешь со мной в ГОВД к начальнику завтра. Надо будет ему обрисовать сложившуюся ситуацию.

– Конечно, – пожал печами Погодин. – Только говорить ты будешь.

* * *

– Разрешите? – я распахнул черную пухлую дверь и, не дожидаясь приглашения, вошел внутрь.

За спиной послышался гул недовольных сотрудников, что толклись в очереди к начальнику уже давно. Кажется, с третьего раза меня даже кто-то запомнил – я успел уловить недовольное “опять этот… ”.

– Петров? – с удивлением уставился на меня Караваев, оторвавшись от разговора с начальником кадров (видел я его до этого мельком, в кабинете с табличкой "Начальник ОК").

Рыжий майор что-то напевал своему шефу. Судя по бегающим глазкам, скорее всего, стучал на личный состав – но вряд ли впервые. Скорее, по заведенному порядку. Кто во сколько на работу пришел, у кого вид с утра подозрительно помятый. Кто что в курилке про начальство говорил, кто за новенькой следачкой увивается. В общем, сливал инфу о жизни большого коллектива, чтобы шеф мог в нужный момент за правильные ниточки подергать, и сотрудниками управлять, используя их слабые стороны. Обычная практика в МВД. Человека надо сначала сделать виноватым, а потом задачи ему такие нарезать, чтобы пикнуть против не мог.

– Вы разве не уехали? – прищурился Караваев. – Подождите в коридоре. Я занят.

Кадровик с усмешкой глянул на нас с Федей. Два молодых парня без животов и седых висков доверия и тем более пиетета ему не внушали, а после того, как начальник нас осадил, так вообще принял нас, наверное, за оперков из соседнего района.

– Михаил Олегович, – я шагнул вперед. – Мы тоже не рыбку шелушим. Вот наше служебное задание. Ознакомьтесь, распишитесь. И попрошу выполнять все то, что там написано.

У Караваева чуть очки с носа не упали. Но он вовремя их подхватил. Несколько раз моргнул на меня выпученными как у филина глазами, сглотнул и впился взглядом в протянутую бумажку.

– Михаил Олегович, – продолжал я ровным голосом, в то время пока старший нашей группы, Федор Сергеевич Погодин, переминался где-то позади. – Я не хочу с вами конфликтовать. Это непродуктивно для общего дела. От вас лишь требуется оказывать во всем нам содействие. Как и указано в документах. Ведь вам же это не будет сложно?

– Много вас таких, умных, – пробурчал начальник милиции.

Кадровик молча ему поддакивал, кивая, но уже не смотрел на меня с насмешкой, увидев, как его шеф переменился в лице.

– Вы меня не поняли, – я повернулся к рыжему и добавил. – Товарищ майор, оставьте нас одних, пожалуйста. Нам с вашим начальником кое-что обсудить надо.

Сказал я это голосом низким, не позволяющим возражений. Кадровик дернулся на стуле, собираясь встать, но Караваев его осадил:

– Сиди, Егорыч. Будет мне еще в моем кабинете какой-то лейтенант указывать.

– По какой цене вы продаете гаражи? – в лоб спросил я Караваева.

Тот открыл рот, но осекся, а я продолжил:

– Две? Три тысячи? Люди годами в очереди стоят, а вы, смотрю, целый бизнес открыли.

Я не знал наверняка, что Караваев торгует гаражами, но здраво предположил – иначе зачем ему состоять сразу в нескольких гаражных обществах? Будь у него, скажем, две машины и мотоцикл, он ставил бы их рядышком, в одном обществе, верно? Судя по его реакции – попал в яблочко.

– Это вас никак не касается, – пробормотал начальник, но уже не так уверенно.

Он кивнул кадровику, и тот рысью вскочил со стула и покинул его кабинет. Как только дверь за ним захлопнулась, я продолжил:

– Меня лично – нет, а вот руководство обкома может заинтересовать, как начальник милиции, используя свое служебное положение, без очереди получает места в кооперативах. Или у вас тут все повязаны? Но, думаю, если надо, я найду, куда сообщить сей нелицеприятный факт.

– Что вам от меня нужно? – Караваев снял огромные очки и принялся натирать их кончиком галстука.

– Полного содействия, Михаил Олегович, как и указано в служебном задании. Иначе мне придется принять меры и вызвать сюда всю нашу межведомственную группу. Но во ведь как это устроено – тогда вы перейдете в оперативное подчинение к товарищу Горохову. Поверьте, он сможет это устроить, если будет на то необходимость.

– Мы не с того начали, Андрей Григорьевич, – начальник вдруг широко улыбнулся, – я всегда за продуктивное сотрудничество и укрепление социалистической законности, так сказать. Не думал, что в Москве такие умелые и знающие сотрудники работают.

– Давайте без лозунгов, Михаил Олегович. Вас никто не заставляет сыпать мне комплименты.

Улыбка сползла с лица Караваева. Тактика, которую он успешно использовал с проверяющими и вышестоящим руководством, со мной не прокатила.

Погодин уже по-хозяйски уселся за приставной стол и покачивал ногой, многозначительно поглядывая на Караваева. Дескать, я тут вообще старший над Петровым. Молчу пока, потому как мой подчиненный и так неплохо справляется. Если уж подчинённый так загибает, то на что старший способен!

Что ж, этот спектакль играл мне на руку.

– Вы лучше мне расскажите вот что, – продолжал я. – Березова Олеся, которая повесилась месяц назад у себя в квартире и на момент смерти была беременна. Вы сказали, что девка гулящая была, непутевая. Я тут побеседовал с ее отцом и с соседями по подъезду – их мнения диаметрально противоположны вашему. По месту работы, правда, еще не посещал. Но говорят, что на швейной фабрике она на доске почета висела даже. Так как же?

– Что-то я напутал… Наверное, – подполковник натянул на лицо глупую улыбку и пожал плечами.

– Слабо верится. Далее. Когда я вас спрашивал про Дицони, вы сказали, что он просидел ночь в обезьяннике за дебош в ресторане «Меридиан», однако там его охарактеризовали как культурного посетителя, что был завсегдатаем заведения. Даже пел там у них за бесплатно, чтобы девочек клеить. Может, это не благотворительность – но и не нарушение порядка, согласитесь. Снова напутали?

– Простите, где просидел ночь? – серьезно уточнил Караваев, будто и вправду не понял или не расслышал.

– В КПЗ.

– Так он действительно там провел почти сутки. И на него даже протокол составлен. Он штраф уплатил.

– Протокол и состряпать можно, вам ли это объяснять. Вопрос только – зачем…

– Андрей Григорьевич, я не обязан помнить каждый протокол и каждого задержанного, для этого у меня есть люди.

– Не думайте, что это все. Теперь мы хотим ознакомиться с делами по убийствам девушек в вашем городе. Звоните в прокуратуру, договаривайтесь.

Я вовремя вспомнил про Погодина и про то, что мы должны выглядеть командой.

Подполковник вздохнул и потянулся-таки к трубке, но телефон зазвонил, опередив его.

– Слушаю, Караваев… Так. Где? Угу. Группу собрали? Сейчас выезжаем, – начальник положил трубку и, повернувшись ко мне, проговорил. – У нас убийство, Андрей Григорьевич. Я лично должен проконтролировать работу и выехать на место.

– Дайте угадаю, – прищурился я. – Потерпевшая женщина, а причина смерти – колото-резаные повреждения?

– Как вы узнали?

– Работа такая. Мы с вами поедем. Какой адрес?

* * *

Двор дома 48 по улице имени 30 лет ВЛКСМ был ничем не примечателен. Металлические качели, карусель и песочница сейчас пусты. Но вот возле детской площадки, в зарослях сирени, столпился народ. Толпа была приличного размера – ППС-ники теснили зевак, что набежали посмотреть, что дают, создавая подобие очереди за колбасой.

Тут уже расхаживали руководящие чины Зеленоярска. Их в глубинке не так много: прокурор, начальник милиции и пара непонятных людей в штатском.

Криминалист и судмед в первых рядах, а Караваев больше для виду (рисовался перед прокурором и коллегами) прохаживался вдоль места происшествия и давал указания постовым, чтобы не пускали на место посторонних. Те только кивали, но и без него прекрасно знали свою роль и держали оборону, охраняя уже достаточно широкий пятачок.

Вот и у нас на пути встал молоденький сержант, решительно выбросив вперед руки, пытаясь остановить. Не сбавляя хода, я ткнул перед собой удостоверением и подошел к трупу.

Молодая женщина, на вид лет двадцати – двадцати пяти, лежала на спине в кустах, раскинув руки. Футболка вся пропиталась кровью, которая теперь засохла в корку.

– Ее что? – Погодин вытаращился на тело. – Зарезать долго не могли? Всю вон как истыкали.

Я осмотрелся. Прилегающий газон порос травой, почва безнадежно задернована и не оставляла шансов найти следы обуви.

Рядом пыхнула вспышка криминалиста. Где-то сбоку мелькнул кинолог с собакой. Шансов у Шарика взять след тоже ноль. Уже куча народу рядом прошлась.

– Андрей Григорьевич? – к нам подошел моложавого вида парень и протянул руку.

Чернявый, с бесхитростным лицом, но прозорливыми зелеными глазами. Смуглый как Дицони, но одет просто, и под пиджаком выпирал знакомый силуэт кобуры. С близкого расстояния видно, что парнишка вовсе уже не молод, силуэтом просто не стареет, а на лице сетка морщин и следы тягот службы в виде намечающейся проседи в районе висков.

– Вахрамеев Сергей Антонович, – представился незнакомец. – Старший инспектор уголовного розыска. Меня к вам Караваев приставил, сказал помогать вам.

Я пожал руку, вспомнив, что подполковник отзывался о нем, как о лучшем сыскаре. С виду не похож на такого, хотя внешность бывает обманчива.

– Давай на «ты», Серега, – я указал на напарника, – это старший лейтенант Федор Погодин. Мой помощ… Э-э… Старший в нашей командированной группе.

– Я думал, старший вы? – Вахрамеев с удивлением на меня посмотрел и поспешил протянуть руку Феде.

– Да не слушай ты его, Серега, – Погодин пожал в ответ ладонь. – Я главный только по бумажкам, а так – Андрей Григорьевич всем заправляет. Теперь будет меня всю жизнь подкалывать. Ты как к нам? В качестве консультанта или в команду?

– Как скажете, – пожал плечами Вахрамеев. – Лучше, конечно, в качестве консультанта, у меня и своих висяков хватает.

– А мы свои темнухи не привезли, – улыбнулся я. – Ваши будем распутывать. Так что забудь про «твое-мое». Дело общее, и будешь с нами в группе.

Было что-то в этом опере искреннее, не как у местных, с кем пришлось столкнуться. Проникся к нему я сразу и решил, что помощь опытного «аборигена» нам совсем не помешает.

– Как скажешь, – кивнул Вахрамеев, – С чего начнем?

– С этого убийства, конечно, – кивнул я на труп, возле которого копошился судмед, надиктовывая прокурорскому следователю описания ранений.

– Тут дело странное, – начал рассказ Вахрамеев, попутно отмахиваясь от прожужжавшей мимо мухи. – Погибшая – Ларина Евгения. Двадцать три года. Детей нет, не замужем. Жила в этом доме с бабушкой. Ту сейчас на скорой увезли. Сердце не выдержало.

– А что странного?

– Сережки и цепочка на шее целые. Не грабеж. Одежда не тронута, предварительно признаков изнасилования нет.

– Да, – кивнул я. – И истыкана, будто в пьяной драке.

– Точно, а мотива нет. Кому она могла помешать? Вчера вечером пошла собачку выгулять и не вернулась. Бабуля только наутро хватилась, спала уже. И проснулась от того, что собачка в дверь скребет. Пошла искать внучку, знала, где они с псинкой гуляют обычно, и обнаружила тело.

– Какие следы изъяли? – кивнул я в сторону молоденького парня без формы с фотоаппаратом наперевес. – Криминалист, вижу, не слишком опытный, все больше фоткает, а не следы ищет.

– Да это вольнонаемный фотограф, – отмахнулся Вахрамеев. – Начальник экспертов уже лично все осмотрел. Вон он, в штатском, стоит. Нечего тут изымать, ни следов, ни орудия убийства.

– Окурки, фантики, обертки от жвачки? – спросил я, вспомнив, как в прошлой жизни поймали мы одного насильника как раз по этим самым фантикам.

Он, когда жертву в парке караулил, любил барбариски грызть. Там, где его «лежка» была, всегда находили горсть красных фантиков. Вот из-за них-то он и попался. На бумажках этих следы его ДНК нашли. Пробили по базе и вычислили сладкоежку. Сейчас ДНК-экспертиз ещё, к сожалению, нет, но такие мелочи, как обертки, могут рассказать многое о пристрастиях преступника. Какие сигареты курит, какие конфеты трескает.