Текст книги "Писатель: Назад в СССР"

Глава 7

– Ты чё?! Охренела! – заорал тот и замахнулся.

Я дернул Ангелину на себя и в сторону, одновременно перехватывая руку парня. Тому бы, почувствовав железную хватку пролетарского поэта, поостыть, но он попытался меня ударить свободной конечностью под дых. Пришлось заломить ему руку за спину, припечатав мордой в стол. Ведь если бы я ему двинул в рыло, то он посшибал бы собой девчонок, что оказались позади него. На самом деле, я в тот момент обо всем этом не думал, а действовал инстинктивно, как и полагается в «хорошей» драке. Тарелки и кружки жалобно звякнули, но устояли. Олег поспешил на подмогу. Хотя мне и самому тут делать было уже нечего.

Замахнувшийся на мою спутницу уродец тут же обмяк и только жалобно сопел, скорчившись в три погибели. Мне его стало жалко, и я его отпустил. Парень выпрямился и, ни на кого не глядя, принялся пробираться к выходу. Девчата брезгливо от него шарахались, а парни откровенно ржали. Добравшись до прихожки, схватив свою куртку и шапку, потерпевший поражение противник не придумал ничего более умного, нежели выкрикнуть с безопасного расстояния:

– Мы еще с тобой встретимся, Маяковский хренов! – и выскочил на лестничную клетку.

Теперь заржала вся компания. Инцидент был исчерпан, и пирушка продолжалась. Ангелина, не стесняясь присутствующих, меня поцеловала, чем доставила лишние переживания Лиде. Как бы там ни было, это маленькое происшествие сделало меня героем дня. Парни захотели со мною выпить, а девушки – потанцевать. Тем более, что стол уже сдвинули к стене, табуретки засунули под него и врубили магнитофон. Никогда особо не разбирался в музыке, но, судя по энергичному ритму и англоязычному тексту – это был импортный рок-н-ролл.

Вся компания принялась отплясывать. Меня тоже вовлекли в это дрыгоножество, хотя я бы с большим удовольствием потоптался с Лидочкой в обжимку. Впрочем, я был не одинок. Как обычно – парни предпочитают медляки, а девчонки – наоборот. Правда, сегодня и девчонки были не прочь потоптаться под что-нибудь лирическое. Особенно – со мною. Так что пришлось менять партнерш по несколько раз за танец. Наконец, дошла очередь до Лиды. Она положила мне руки на плечи, а я обнял ее за талию.

Лида смотрела на меня снизу вверх, и глаза ее поблескивали. Мне тоже было хорошо с ней, но чувства мои были не столь бескорыстны, как ее. В голову полезли авантюрные мысли – где бы нам уединиться? Увы, в СССР нельзя снять номер на час, да и вообще затруднительно со свободными местами в гостиницах. Не говоря уже о том, что мужчину и женщину могли поселить вместе только при наличии штампа в паспорте, подтверждающего, что они супруги. Такая вот охрана морали.

В дни первой своей молодости я частенько сталкивался с этой проблемой. К себе, в коммуналку, не водил женщин из принципиальных соображений, в гостиницу не попадешь. Оставалось надеяться на приятелей. И лишь получив однушку, я мог больше не ломать над этим голову. Сейчас же мне не на что было рассчитывать. Даже незаметно исчезнуть с Лидочкой я не мог. Совесть не позволяла бросить Ангелину одну, в новой компании, в этом отдаленном районе. Так что придется отложить романтическое развитие событий до лучших времен.

Компания стала понемногу расходиться, когда стемнело. На сей счёт не действовало никаких правил и ограничений. Просто завтра понедельник – одним идти на работу, другим – на учебу. В конце концов, в квартире остались только мы с Ангелиной, хозяин да Лида. Девушки принялись убирать со стола, а мы с Олежкой пошли на балкон, проветриться. Он захватил пачку болгарских сигарет «Опал», а я, как некурящий, одну из заныканых дружком бутылок и пару стаканов. Мы уже были под градусом, так что усердствовать особо не стоило. Так, чисто для сугреву…

Небо налилось быстро темнеющей синевой. С высоты третьего этажа открывался не слишком роскошный вид на пустырь, оставленный строителями, но в сумерках, да еще заметенный снегом, даже он выглядел живописно. Будто в сказке.

Вдали виднелись освещенные окна новостроек, по проезжей части улицы скользили лучи автомобильных фар. Было довольно холодно, тем более – когда на тебе только рубашка и брюки. И я поспешно наполнил стаканы. Литвинов, попыхивая цигаркой, благодарно кивнул, принимая свой.

– Я вижу, ты запал на Лидку, – пробормотал Олег.

– Классная девочка, – сказал я. – У нее есть кто-нибудь?

– Есть, – подтвердил дружок. – Я.

– Прости, не знал…

– Да брось ты! – отмахнулся он. – Ничего серьезного.

– Ну-у, все равно.

– А хочешь – махнем, не глядя?

– Как это – махнем? – удивился я. – Что на что?

– Моя Лидка – тебе, а твоя Ангелинка – мне…

– Прикалываешься?

– Нет, я серьезно, – откликнулся Литвинов. – Или ты и эту хочешь, и ту?.. Ты скажи, я пойму.

Под хмельком было сложно соображать серьезно, но всё же я нахмурился и чуть подался назад.

– Да нет… Да, мне Ангелина нравится, но… Они же не вещи какие-нибудь, это как-то неправильно.

– Но она же не поймет, если ты будешь разрываться между нею и другой? – подхватил дружок.

– Примерно… – буркнул я. – Ты как хочешь, но я ее здесь у тебя не оставлю.

Я подумал, что Ангелина и так уже тут натерпелась страху, а хозяин не торопился её защищать, пока я придурку руки не заломал.

– Сам не гам и другим не дам, – хмыкнул Олег.

– Нет, просто не хочу быть подонком, – пробурчал я. – Лучше вот тебе наводка. Ангелина медсестрой работает в нашем заводском медпункте. Ее фамилия Дорохова. Так что давай, дерзай. Если нравится – сможешь ее найти и на нормальное свидание позвать.

– Ну так и ты тоже того… – предложил он. – Лидка учится в политехническом, на втором курсе. Ее фамилия – Смирнова…

– Вот так будет по-мужски! – кивнул я.

– Согласен!

Мы брякнули стаканом о стакан. Выпили. Сразу стало теплее. Однако разговор как-то угас. Я понял, что пора по домам. Тем более, что девушки все убрали и вымыли. И даже уже успели одеться. Увидев, что и Лида стоит в прихожей, в шубке и сапожках, Олежек приуныл. Видимо, он рассчитывал на большее, но ему не обломилось. Может, мой армейский дружок приврал, утверждая, что Лида Смирнова – его девушка? Во всяком случае, провожать ее Литвинов желанием не горел. Отозвал меня в сторонку и сунул в руку червонец.

– Поймай тачку, развези девчонок по домам, ладно? – попросил он меня.

– А сам-то – что?

– Устал я… – зевая, пробормотал он. – Завтра вставать рано…

– Ладно, развезу, – пообещал я.

– Ну и отлично!

– а деньги… Половину я тебе отдам.

– Да не стоит, – отмахнулся друг.

– Нет, пятерка твоя.

– Ладно, как скажешь… И откуда ты такой правильный, Краснов? Циничнее надо быть и наглее… Иначе так и будешь всю жизнь на заводе прозябать.

– Ничего, прорвемся, – улыбнулся я и похлопал дружбана по плечу.

Уж чего-чего, а цинизма, взращенного старыми невзгодами, во мне хватает… Правда, он пока особо не проявляется, дремлет, наверное, убаюканный сознанием молодого и энергичного комсомольца. Вот ведь интересная штука. В кругу этих людей я особенно четко понял – я не только изменился физически, но и «химия» чувств немного другая стала. Хотя Литвинов прав – либо ты серая масса, либо раздвигаешь локтями конкурентов в движении наверх. Уж мне ли не знать…

Я тоже оделся, и хозяин с облегчением и прощальной улыбкой выставил нас из дому. Мы спустились на первый этаж, вышли из подъезда и увидели такси, высаживающее пассажиров. Это он удачно подъехал. Я кинулся к водиле.

– Шеф, свободен?

– В парк, – буркнул тот.

– Ну так все равно же поедешь через центр.

– Зачем? – пожал плечами таксист. – Могу и по Окружной.

– Нужно девчонок развезти по домам, замерзнут они, покуда доберутся на перекладных…

Водила заколебался.

– Сколько? – спросил он.

– Чирик! – ответил я.

– Ладно, садитесь…

Я помахал девчонкам. Они тут же кинулись к машине. Ну да, в чулочках-то не долго на морозце постоишь. Я открыл заднюю дверцу, и они с радостью залезли в теплый салон. Я же сел рядом с шофером.

– Ну, куда едем? – спросил тот.

– Вы где живете, Лида? – повернувшись к девушкам, уточнил я.

Она назвала адрес.

– Сначала – туда, – сказал я таксисту, – а потом… – и я назвал адрес Ангелины.

Шофер кивнул и дал по газам. Пробуксовывая на плохо расчищенной мостовой, уже не новенькая двадцать первая «Волга» покатила со двора. Я обратил внимание, что счетчик таксист не включил. Рискованно, если учесть, что первый же постовой мог его тормознуть. Ведь когда в салоне такси сидят пассажиры, зеленый огонек за лобовым стеклом должен быть погашен. А за такие вот проделки статья по линии БХСС светит. Впрочем, это не мои проблемы. Тем более, что вскоре я задремал. Что ни говори, а посидели сегодня душевно. Проснулся я только, когда машина остановилась возле Лидочкиного дома.

Девушка выбралась из салона, помахала нам с Ангелиной. Дверца захлопнулась, и такси продолжило путь. Я оглянулся на свою единственную теперь спутницу, но она не захотела взглянуть на меня, уставилась в окошко на проплывающие мимо городские огни. Странно, а мне почудилось, что они нашли с Лидочкой общий язык. Хотя одно другому не мешает. Девушки, даже соперницы, вполне могут между собой подружиться и даже – объединиться против того парня, из-за которого только что готовы были выцарапать друг дружке глаза. Но при этом они понимают, что в конце останется только одна…

В полном молчании, словно чужие, доехали мы до дома, в котором живут Дороховы. Я расплатился с водителем и вышел вместе с Ангелиной. Хотел проводить ее до подъезда, но она, не оглядываясь, быстро пошла вперед, бросив дежурное «пока», и догонять я ее не стал. Ну что ж, так даже лучше. Обойдемся без тягостных объяснений. Я теперь знаю адрес Лидочки, ее фамилию и место учебы. Все остальное – дело времени и техники. Хорошая девочка Лида… А чем же она хороша? Скоро узнаю…

Я вернулся к себе и сразу же, совершив положенные гигиенические процедуры, завалился спать.

Третий в моём 1975 году день выдался бурным. То ли еще будет… Рано утром, как все работяги, я отправился на завод. В первую смену. С небольшого похмелья настроение у меня было средненькое. И мысль, что придется еще прозябать в литейке два месяца – совсем не радовала. Надо что-то с этим сделать. Я писатель, а не литейщик… Конечно, в СССР почетно быть выходцем из рабочей династии, но мои предки достаточно поработали, чтобы их потомок получил возможность прославить свой род на иной стезе.

С этими мыслями я и пошел к начальнику цеха. В кармане у меня лежал сборник стихов и записка, которую написал Мизин секретарю редакции. Я рассчитывал на то, что сочетание этих двух аргументов подействует на заводское начальство, и оно своими средствами поспособствует тому, чтобы меня отпустили с миром, а не мурыжили до мая месяца. Ведь могут же они оформить мое увольнение, как перевод? Или – нет?.. Плохо я помнил советское трудовое законодательство – кто же знал, что оно мне вот так понадобится. Начальника я встретил у входа в литейный цех.

– Товарищ начальник! – обратился я к нему. – Разрешите обратиться?

– Да мы, вроде, не в армии, – пробурчал тот. – Что у тебя?

– Да вот, хочу перейти на другую работу, Сергей Петрович, – сказал я и протянул ему записку главного редактора журнала.

Он развернул и прочитал ее вслух:

– Подателя сего зачислить в штат редакции, на должность литературного сотрудника, с окладом в соответствии с должностью. Мизин С. М., – и недоуменно на меня уставился. – Что это, Краснов?

– Записка секретарю редакции журнала от главного редактор Мизина Станислава Мелентьевича, – ответил я.

– Мизина? Того самого, что «За Калужской заставой» написал?

– Совершенно верно!

– А почему он тебя в свою редакцию берет? – удивился начальник цеха. – Ты что у нас – писатель?

– Есть немного, – кивнул я. – И поэт… Вот моя книга.

И я протянул ему свой щуплый сборник.

– Надо же… – покачал головой Сергей Петрович. – Чего же ты уходить собрался? Нам на заводе свои писатели и поэты тоже нужны. Для стенгазеты там или многотиражки…

– Вы подпишете моя заявление об увольнении? – без обиняков спросил я.

– Ну что ж, подпишу, – вздохнул тот. – А вот отпустят ли тебяе без отработки, не знаю… Ладно, подходи в контору в обед. Я переговорю с директором.

– Спасибо, Сергей Петрович!

– Пока не за что… – пробурчал начальник цеха.

Кажется, он от меня чего-то ожидал. Я немного напрягся – какое он может спросить алаверды за свою помощь?

Наконец, начальник выговорил:

– Ты вот отрази в своих стихах там или рассказах нашу работу, вот и будет от тебя спасибо.

– Постараюсь, – слегка покривив душой, сказал я.

Литераторов, воспевающих трудовые подвиги, итак пруд пруди. Да и подвигов особо на нашем предприятии не наблюдалось. Обычный завод. Если не пьешь в рабочее время и на смену не опаздываешь, то уже, считай, герой.

– Ну а пока иди, трудись!

На этом мы распрощались, и я пошлепал в литейку. Эх, не мешало бы мне сейчас на облегченную работу перейти, как в прошлый раз предлагали. Хоть организм и молодой, но еще не оправился до конца после вчерашних посиделок. Да вот только к Ангелине лучше не соваться – сам как-нибудь приду в себя.

Богдан Михайлович, бугор мой, опять поставил меня чушки таскать. Надо сказать, эта работа прочищает мозги лучше опохмелки. К обеденному перерыву я был уже как огурчик. И вместо столовой побежал в заводоуправление. И прямиком в приемную директора. Секретарша недоуменно на меня уставилась, хотя верхнюю суконную робу я, само собой, снял. Остался в спецовке, а она у меня чистая.

– Вам что, товарищ?

– Не подскажете, начальник литейного цеха уже был у директора? – спросил я.

– Сергей Петрович и сейчас там, – ответила девушка.

– Можно я его здесь подожду?

– Ждите… – пожала она плечиками, обтянутыми розовой блузкой модного в этом году покроя.

– Спасибо!

Я сел на стул. В голове роились разные мысли – интересно, что там за дверью происходит? В мою пользу разговоры или нет? И тут высокая, обитая кожзамом дверь директорского кабинета распахнулась, и появился Сергей Петрович, увидел меня и сказал:

– Ты уже здесь?.. Наш пострел везде поспел… – кажется, начальник был несколько неприятно поражен. – Ну что ж, пляши! Директор разрешил, в исключительном случае, написать заявление об увольнении задним числом. Раз уж, говорит, талант, не имеем права препятствовать… Валечка, дайте этому писателю перо и бумагу, пусть заявление напишет, и отнеси его Тенгизу Вахтанговичу, он завизирует… Автографом своим…

Секретарша выдала мне листок и ручку, и я написал заявление об увольнении. Начальник цеха велел мне поставить дату 24 декабря 1974 года. Как будто я эту заяву два месяца назад написал. Директор, выходит, брал на себя риск, нарушая порядки. Валечка отняла у меня листок и передала Сергею Петровичу, а когда тот накарябал: «Не возражаю» – унесла в директорский кабинет. Вернулась она довольно скоро и отдала листок мне.

Я хотел было поблагодарить начальника цеха, но того и след простыл. Тогда я достал свою книжку, сделал дарственную надпись и подарил сборник секретарше. Та зарделась и в знак благодарности охотно объяснила мне, что я должен делать дальше. И я отправился по кабинетам. В бухгалтерии мне выдали обходной лист, и пришлось попотеть, собирая подписи самых неожиданных людей – от завсклада до библиотекарши. Не говоря уже – всяких там профкомах, месткомах и так далее. Пришлось также сняться с комсомольского учета.

На все это у меня ушел остаток рабочего дня. И то еще мне повезло, что я застал всех тех неожиданных людей, от которых, как оказалось, зависел процесс увольнения, на рабочих местах. Так что, когда кончилась смена, на руках у меня была уже трудовая книжка, а в кармане лежало восемь хрустящих красных червонцев выходного пособия. Слегка обалдевший от столь стремительного освобождения от работы на заводе, я даже не полез в переполненный трамвай, решив пройтись пешком. Морозный воздух свободы пьянил не хуже водки.

Я шел по заметенной набережной, думая о том, что вот теперь просто обязан сделать головокружительную писательскую карьеру. Плагиатом я заниматься не собирался, переписывать еще не рожденные шедевры не хотел. Не интересно. Во мне огнём горело желание доказать, прежде всего, самому себе, что я чего-то стою и смогу изменить судьбу.

Перед возвращением домой я на радостях заскочил в гастроном, накупил разной снеди, а также – «Киевский» торт и бутылку шампанского. Надо отметить с дорогими соседями перемену в моей биографии. Кстати, я решил не торопиться устраиваться в редакцию. По закону я мог месяца три балду гонять, но, во-первых, так долго без зарплаты мне не протянуть, а во-вторых – балластиться я не привык. Особенно сейчас, когда молод и здоров. Однако две недельки «отпуска» я мог себе позволить, ведь надо освоиться в этом новом старом мире. Я многое подзабыл, и некоторые вещи будто узнавал заново.

Хотя, конечно, не «отпуска», а напряженного творческого труда и обивания порогов редакций, с целью пристраивания в журналы своих рассказов. Эх, жаль не успел перепечатать хотя бы первые два, которые уже записал. А с другой стороны – надо посмотреть объявления. Ведь есть же машинистки-надомницы, которые за относительно приемлемые денежки готовы качественно и быстро перепечатывать рукописи. А может – не тратить зря трудовые доходы? Вот устроюсь литсотрудником и буду строчить целыми днями на казенном агрегате!

В общем, много разных мыслей порождал в моей голове этот самый воздух свободы. Я вошел в свой подъезд, погрузился в кабину лифта, ибо был увешан покупками. Пришлось даже позвонить в дверь собственной квартиры, чтобы кто-нибудь из соседей открыл, пока у меня заняты руки. Сделал это Телепнев. Я поблагодарил его, попросил взять у меня покупки и отнести их на кухню, чтобы я мог освободить руки и раздеться. Савелий Викторович охотно выполнил мою просьбу, правда, при этом как-то странно на меня посмотрел.

Повесив пальто на крючок вешалки, забросив шапку на полку для головных уборов, я тоже направился на кухню, чтобы разобрать свертки и кульки – и объяснить соседу, по какому случаю пир горой. Однако едва я появился там, как Савелий Викторович меня огорошил:

– Тёма! – воскликнул он. – А ведь вас гостья дожидается!

Глава 8

– Какая еще гостья? – удивился я.

– Молодая, интересная, – усмехнулся сосед.

Неужто Ангелина приперлась? А я-то думал, она на меня в обиде. Вот так сюрприз! Что ж, придется выкручиваться…

Я подмигнул Телепневу, направился в свою комнату и открыл дверь в полной уверенности, что увижу Дорохову. Но… в моем обиталище оказалась совершенно мне незнакомая девушка. Она сидела на стуле и читала мой сборник. Видимо, взяла один из тех экземпляров, что валялись на столе.

Услышав скрип дверных петель, она обернулась. И медленно поднялась. На вид ей было лет восемнадцать-двадцать. Невысокая, аккуратная фигурка, одета скромно. Коричневая кофточка. Длинная, плиссированная синяя юбка. Рыжеватые косички свернуты двумя крендельками на затылке. Глаза зеленые. На носу веснушки.

Кто это? Откуда? Морща лоб, я порылся в памяти, но не нашел никого похожего. Неужели я забыл о такой симпатичной девчонке? Странно…

– Здравствуйте, – пробормотал я.

– Здравствуйте, Тёма! – откликнулась она.

– Простите, но разве мы знакомы?

– Нет, – сказала девушка, – хотя мы с вами родственники…

– Ого! А как вас зовут?

– Надя…

– Честно говоря – не припоминаю.

Насколько я был осведомлен, родственников у меня не осталось – даже переписываться не с кем.

– Ну, мы не совсем родственники, – смутилась незнакомка Надя. – Я дочь от первого брака Василия Павловича Федорова, мужа вашей тети Зины.

– Ага…

О муже тети Зины, которая жила в Куйбышеве, я имел весьма смутное представление. Тем более – о том, что у него есть дочь. Как бы то ни было, эта девушка в некотором смысле приходилась мне кузиной, так что простая вежливость требовала выяснить, что именно привело ее ко мне.

– А вы, выходит, приехали из Куйбышева?..

– Да, но не сегодня. Я учусь здесь, в Мичуринской академии, – принялась объяснять кузина. – На первом курсе… Я давно хотела к вам зайти, но столько всего надо учить… Я первые месяцы с ног валилась, а потом еще и сессия… Вот только сейчас вырвалась.

– Ну и правильно сделала! – кивнул я и спохватился: – Ничего, что я на «ты»?

– Конечно! – обрадовалась Надя. – А то я чувствую себя как на экзамене…

– Считай, что ты его уже сдала! – улыбнулся я. – И если не возражаешь, пойдем, познакомлю тебя с соседями, они очень милые люди… Ну и заодно поужинаем.

– Что? – переспросила она.

– Поедим. Я там кое-что принёс, был хороший повод. Вот только ужин еще надо приготовить…

– Ну так я и приготовить могу! – обрадовалась девчушка.

– Неудобно как-то. Ты же гостья.

– Очень даже удобно, – пробормотала она и метнулась из комнаты.

Я отстал всего на десяток шагов, но когда вошел в кухню, там уже дым стоял коромыслом. Бедняга сосед приткнулся за своим столиком и с недоверием старого холостяка наблюдал, как моя новоявленная родственница хозяйничает. Надя быстро рассортировала мои покупки, сваленные на столе. Заглянула в холодильник, безошибочно угадав, который мой, принялась вытаскивать из него то, что, с ее точки зрения, могло пригодиться в приготовлении ужина.

– Познакомьтесь, Савелий Викторович, – несколько запоздало произнес я. – Это моя кузина Надя…

– Очень приятно, – пробурчал тот.

Вряд ли по нему бы кто сейчас сказал, что ему приятно.

– Мужчины! – почувствовав неловкость, объявила девушка. – Вы можете пока заняться своими делами, а когда все будет готово – я вас позову!

Телепнев пожал плечами, поднялся и поплелся к выходу из кухни. Я его перехватил в коридоре.

– У меня сегодня небольшое событие, – сказал я, – так что буду рад отметить его с вами.

Савелий Викторович округлил глаза:

– Вы имеете в виду – это?! – он мотнул головой в сторону кухни.

– Нет, что вы! – хохотнул я. – Боже упаси!.. Я сегодня с завода уволился.

– Уф, – выдохнул сосед, – а я уж было подумал…

– Нет, она мне и в самом деле кузина, – поспешил его заверить я.

– В прошлом веке женились и на кузинах, – парировал Телепнев.

– Мы все-таки не в прошлом веке, а в нынешнем, – сказал я, не желая развивать эту шутку. – И потом, мы с нею знакомы минут пятнадцать, не более…

– Надо как-то предупредить Марианну Максимовну, – пробормотал сосед. – До сих пор она хозяйничала на нашей кухне безраздельно.

Чувствовалось, что это вторжение в святую святых нашей домашней гастрономии он и вправду переносит с некоторым шоком.

– Буду держать дверь в комнату открытой, – пообещал я. – Услышу, как она входит, и успею ее предупредить.

– Правильно! – одобрил Савелий Викторович и поспешил укрыться в своем обиталище.

Столь стремительное появление Нади Федоровой, о которой я прежде и не слыхал, немного спутало мои мысли. Нет, никаких планов менять я не собирался. Еще чего! Сейчас вот посидим с соседями, поедим, выпьем шампанского, поболтаем, и отправлю гостью в общагу. У себя мне ей постелить негде, а в комнату родителей я ее не пущу – и сам там не лягу. И вообще – мне нужна полная свобода. Зря я, что ли, с завода увольнялся?.. Ну, может, пару раз погуляем с кузиною, сходим в театр, в кино, в галерею какую-нибудь, покажу ей город. Все-таки я его хорошо знаю, за столько-то лет.

Чтобы не терять времени даром, я уселся за стол и принялся записывать следующую «откровенную сказку». Я взял листок бумаги и вывел заглавие «ЛЕДЯНОЙ ДОМ ПЕНСИОНЕРА МИТЬКИНА». Всякий, кто читал роман Ивана Лажечникова «Ледяной дом», помнит эту страшноватую историю о потешном дворце, который построили в Петербурге для развлечения императрицы Анны Иоанновны. В моем рассказе никаких императриц не было, зато был предприимчивый пенсионер Митькин, который решил построить домик изо льда.

Митькин считал, что соседские детишки уж слишком увлекаются наукой и техникой и не верят в чудеса. Близился Новый год, и Митькин торопился совершить задуманное, но ему начали вставлять палки в колеса представители дворовой общественности, которые на поверку оказались лешими и кикиморами, принявшими человеческий облик. Тогда пенсионер привлек к воздвижению сказочного сооружения местных детишек и неравнодушных взрослых. Дом был построен, и в Новогоднюю ночь в него вселились Дед Мороз со Снегурочкой. Самые настоящие, из сказки!

Я так увлекся работой, что пропустил всё-таки приход соседки. А когда спохватился, было уже поздно. Видимо, услыхав возню на кухне, Юрьева решила полюбопытствовать, кто же это там орудует, в её царстве? Нет, скандала, достойного «вороньей слободки» не возникло. Марианна Максимовна слишком воспитанная женщина для того, чтобы поднимать шум, обнаружив незнакомую бесцеремонную девицу. Уж не знаю, что она подумала, но как истинная леди принялась помогать незнакомке. А потом, пусть и с опозданием, на кухне появился я.

– Марианна Максимовна, познакомьтесь, это Надя – моя родственница! – выдал я.

Соседка взглянула на меня с благодарностью. У нее явно отлегло от сердца. Видимо, поначалу она решила, что эта бойкая девица – пассия Телепнева. Хотя вроде и не по возрасту, но мысли у нее такие явно успели проскочить.

И словно в подтверждение того, что все сегодня пройдет на высшем уровне, мне было объявлено, что мужчины приглашаются за стол. Я отправился за Савелием Викторовичем. Оказалось, что тот давно готов выйти к столу, ибо когда я постучал в его дверь, на нем уже был светло-серый костюм и синий с алой искрой галстук.

Пришлось и мне переодеться. Правда, надевать пиджак я не стал. Ограничился выходными брюками, рубашкой и галстуком. А когда я опять появился на кухне, стол поражал красотой сервировки и обилием яств. Уж не знаю, сама ли Юрьева поделилась своими запасами или моя внезапная кузина вытащила их из ее холодильника без спросу, но к купленным мною в гастрономе докторской колбасе, сыру и селедке добавилась жареная курятина, салат оливье, отварная картошечка и маринованные грузди в только что порезанных кольцах лука.

Телепнев от себя добавил свою изысканную наливочку и баночку красной икры. В общем, пир вышел на славу. Я вкратце рассказал своим сотрапезникам об изменениях, произошедших в моей жизни, и своих планах. Они меня искренне поздравили. Марианна Максимовна поделилась впечатлениями о моих стихах, которые уже успела прочесть в сборничке, а Наденька, не желая отставать от нее в литературных познаниях, поведала, что, ожидая Тёму, прочитала не только его – мои, то есть – стихи, но и очень смешной и в то же время грустный рассказ.

По своему немалому писательскому и жизненному опыту я хорошо знал, что похвала близких немногого стоит, когда речь идет литературных произведениях, ведь они – самые предвзятые читатели. Но мне все равно было приятно. Давненько я не слышал теплых слов о своем творчестве. Давненько отгремела моя слава. В конце концов, и соседка, и моя кузина – те самые простые читатели, ради которых только и стоит браться за перо.

Сколько же я сил потратил, во времена моей первой жизни, на то, чтобы угодить высоколобым критикам, снобам-литераторам! А они на меня все равно свысока смотрели по первости. Да ладно бы только – критикам, но интеллигенции, которая искала в моих книжках фигу в кармане и впадала в ярость, если не находила. А если находила, начинала превозносить до небес, тем самым портя мои отношения с идеологическими органами. Но это путь в никуда – теперь я понимал, что настоящий ценитель литературы – это обычный читатель, а не «комитет по выдаче литературных премий» и прочие «нобелевские» сборища.

Ладно, зачем об этом думать сейчас? А Наденька-то оказалась милой девушкой… И рассказик мой ей понравился… Может, сказать кузине, пусть остается?.. Ну чего ей в общагу тащиться через весь промороженный февральской стужей город?.. Переночует, а утречком в свою академию и поедет… Только переночует, на диванчике, а себе я на кухне раскладушку поставлю. И ни-ни… Мы все ж таки родственники, пусть и не кровные.

А вечер между тем продолжался. Савелий Викторович принес гитару, что делал нечасто, и, пока дамы резали торт и разливали чай, спел «Было так, я любил и страдал…» и «В далеком созвездии Тау Кита…» Владимира Высоцкого.

И я вспомнил, что видеть на сцене и в кино Владимира Семеновича мне приходилось, а вот в жизни – не довелось, но ведь сейчас, в 1975 году, он еще жив, а значит, у меня есть шанс… Эх, было бы здорово… Признаться, я никогда особенно не лез к знаменитостям, даже когда сам был знаменит, а ведь зря!

Не тщеславия ради, а для того, чтобы приобщиться к чему-то такому, что возвышается над будничной суетой, как горы над равнинами. Мне всегда претило хвастовство некоторых моих знакомых, которые любили рассказывать, как они пили с тем-то и с тем-то, а у того вот бабу увели, а у энтого – выгодный заказ… Дурачье!.. Бездарь – он все равно останется бездарью, даже если ему удалось раздавить пузырек с великим поэтом или попользоваться женскими прелестями после великого актера, и уж тем более – разок лишить великого художника возможности заработать на очередной халтуре…

Я по-прежнему не собираюсь набиваться в друзья к знаменитостям, но если повезет пообщаться, попробую понять, что именно делает их великими?

К счастью, у меня есть уникальное знание будущего, а это величайшее сокровище, если пользоваться им рачительно. Вмешиваться в чьи-то жизни или вообще в ход событий я не собираюсь. Как знать, что из-за вмешательства в исторический процесс не станет еще хуже?

Где-то я прочел мудрую мысль – у отдельных людей судьбы могут складываться по-разному, но человечество всегда идет по некому среднему пути, между самым хорошим вариантом развития и самым плохим. Идеальное общество никогда построено не будет, но и абсолютно бесчеловечное – тоже. Как ни странно, и первому и второму, препятствует стремление людей к покою, достатку и личному счастью. Вот так вот. Можно смеяться над мещанством, но выходит, что именно тепло, уют и пресловутый «дом – полная чаша» – это гарант стабильности общества. И в число этих радостей, кстати говоря, входит развлекательная литература, которой в Союзе частенько не хватало. И оный пробел я намерен восполнить. Прибавить стабильности через комфорт.

– Хочу танцевать! – заявила вдруг кузина.

– Хорошая мысль! – неожиданно поддержала ее Юрьева. – Тёма, у вас же есть магнитофон.

Я с охотой поднялся и сходил за своим катушечником. У меня было несколько пленок с танцевальной музыкой, но так как катушки подписаны не были – в первой молодости я, видимо, помнил и так, что на чем – пришлось ставить наугад.

«У моря, у синего моря, со мною ты, рядом со мною, и солнце светит, и для нас с тобой целый день поет прибой…» – донеслось из динамиков. Надя вытащила меня из-за стола, а Марианна Максимовна – Телепнева. И мы принялись дружно отплясывать.