Текст книги "Начальник милиции 1"

Присутствующие глянули на мокрую штанину Трубецкого и сдавили смешки ладошками, прижатыми к губам.

Оперативник что-то прошипел себе под нос, зыркнул на меня недобрым взглядом и поспешил ретироваться. Оно и понятно, с мокрой брючиной западло ходить. А в помещении так вообще вонять будет.

– Морозов! – из окна второго этажа свесился начальник. – Быстро ко мне в кабинет!

Если кто и мог видеть мои умышленные действия по освобождению пса из «плена», то это Кулебякин. Похоже, мне амба.

Уволит? Жаль, что нет…

Я вошел в кабинет начальника. Даже постучал в дверь.

– Морозов! Ты совсем охренел! – с порога вызверился на меня шеф. – Это что было вообще?!

– Понимаете, товарищ майор, – я включил режим послушного простачка, даже стараться особо не пришлось, мой предшественник был рохлей, и как-то сейчас само собой все выходило, – я клетку открыл, а она как побежит, как побежит!

– Кто побежит?

– Мухтар.

– Ты дебил, Морозов? Во-первых, Мухтар не она, а он.

– Я имел в виду, что собака…

– Отставить! Во-вторых, не клетка, а вольер. Если собака сбежала, поймаешь, вернешь, иначе из зарплаты ее стоимость балансовую вычтем и выговор влепим. И в-третьих… При чём тут вообще собака? Я тебя не об этом спросил. Какого рожна ты самовольно планерку покинул? Ядрёна сивуха!

Майор еще поорал. Побрызгал слюной – и послал меня в кадры зачем-то.

Я рад был смотаться из его кабинета, бесит он меня, похож на младенца – лысый и все время орёт. И главное, в морду не дашь и перцем не сыпанешь – начальник ведь.

Кабинет отделения кадров оказался тоже на втором этаже. Дверь нараспашку, у раскрытого окна стучала по клавишам пишущей машинки старший лейтенант Вдовина Мария Антиповна.

Увидев меня, она нехотя оторвалась от клавиш. Критически оглядела с головы до ног, будто прицениваясь ко мне, как к мужчине, поморщилась и вздохнула:

– Садись, Морозов, пиши объяснение.

Ее изящный пальчик указал на стул возле еще одного стола, заваленного бумагами. Там явно никто никогда не сидел, стол предназначался для номенклатурного хлама, железного электрического чайника и прочих кабинетных нужностей. И посетителей кадров там размещали ещё, таких как я сейчас. Вдовина была в кабинете одна, единственный кадровик ГОВД. Оно и понятно, отдел Зарыбинской милиции совсем небольшой, как, впрочем, и сам городок.

Я деловито раздвинул кипы бумаг (какие-то представления, характеристики, личные дела сотрудников и прочий мусор) и уселся на скрипучий стул, который был еще крепок, но явно старше меня нынешнего.

– Петр Петрович сказал взять с тебя объяснение, почему ты самовольно ушел с планерки, – женщина снова глянула на меня и вздохнула, мол, свалился на мою голову, нет чтобы нормального мужика ей в кабинет заполучить, побеседовать, а тут малохольный кинолог. Хм… я глянул на ее пальцы, кольцо обручальное не на правой, а на левой руке. Вдова, получается, у нас Вдовина? В поиске… вот откуда у нее эти игривые искорки в глазах. Но пока она глядела на меня, они у нее потухли. Что же ты за человечек такой был, Саша? Что никто тебя всерьез не воспринимал? Даже такие интересные и не слишком требовательные женщины, как птичка-кадровичка. Ну нет, так дело не пойдет! Это надо исправлять. Срочно…

Я подошел к инспеткорше, свесился над ее столом и тихо грудным голосом проговорил:

– Подскажи, Мария Антиповна, а как правильно писать: -тся или -ться?

– А какое слово?

– Козёл…

Она коротко хихикнула и переспросила:

– А почему козёл?

– Начальник ваш… то есть наш, козёл. Все время тиранит вас… нас. А вы молчите.

Видно, задел за живое. Вдовина на миг погрустнела, задумалась, а потом моргнула и снова заулыбалась:

– Петр Петрович – человек неплохой, где-то в глубине души. Просто ему тяжело на такой должности… И с таким личным составом.

– Хм… На какой такой должности? – тихо, заговорщически проговорил я и наклонился еще ближе, уже чувствовал дыхание кадровички. Сладковатое-помадное.

– Ну-у… Непросто быть руководителем среднего, так сказать, полета. И сверху спрашивают, и личный состав неприятностей доставляет…

Она снова вздохнула. Мол, не ставь меня в неудобное со всех сторон положение.

– Как-то ты корректно выразилась, Мария Антиповна, – улыбался я. – Так и говори, что тяжело быть начальником-середняком. И выше тебя придурки, и ниже тебя придурки.

– Ха-ха, – закрыла смешок ладошкой женщина. – А ты с юмором… Можно просто Мария.

– Хорошо… просто Мария, – подмигнул я.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Кудрявый.

– Маша!.. э-э… Мария Антиповна! – выдохнул он, увидев, что я сижу на столе кадровички на расстоянии от нее слишком близком, чтобы это было случайностью. – А что здесь происходит?..

Глава 10

– Антон Львович?! – вскочила со стула женщина и зачем-то одернула юбку, будто она могла стать длиннее и закрыть колени. – Саша, то есть Александр Александрович, тут объяснение пишет. А ты… вы что хотели? И что у вас с лицом. Это шишка?

– Объяснение? И долго он будет писать объяснение? – с нескрываемым раздражением кивнул на меня Трубецкой.

– Буду писать, пока не напишу, – вставил я.

Но Трубецкой мой ответ проигнорировал, обошел меня, как мебель и как-то бочком приблизился к кадровичке, проговорил нарочито сухо, но настойчиво:

– Мария Антиповна, можно вас на минуточку попросить в коридор выйти? Мне тут надо проконсультироваться по рапорту на секретку. Сами понимаете, – он еще раз кивнул на меня, – что товарищи, что не имеют допуска, нам не нужны…

– Антон Львович, – женщина вырвала локоток из пальцев оперативника. – Я занята, не видите, у меня человек. Придите, пожалуйста, потом, или излагайте при товарище Морозове. Уверена, что рапорт на секретку – документ вовсе не секретный.

– Хорошо, Мария… Антиповна… – проскрежетал зубами милиционер. – Я тогда позже зайду.

Он пошел на выход, бросив на меня через плечо многозначительный взгляд. Мол, не лезь, собачник, не твоего поля ягодка. Ну-ну.

– Чувствуете? – поднял я голову и втянул воздух ноздрями.

– Что? – спросила старлейка, а оперативник замер в дверях.

– Попахивает, будто от столба.

– Какого столба? – недоуменно вскинула изящно выщипанную бровь Маша.

– Который собаки метят…

– Хи-хи, – кадровичка не выдержала и, опустив глаза, сдавленно засмеялась.

Хоть инспектор угрозыска и переоделся (теперь он вынужденно был одет по гражданке), но все ГОВД уже знало, что Мухтар утром его пометил. Такие новости разлетались со скоростью звука. В век, когда не было интернета, о всех локальных событиях узнавали немедленно – через сарафанное радио.

Трубецкой зло зыркнул на меня, но ему ничего не оставалось, как быстренько покинуть кабинет.

Я дописал объяснение. Шапку в документе накалякал, списав ее с образца, который мне сунула Мария. Поставил максимально упрощенную подпись – отдаленно похожую на ту, что в нынешнем паспорте. Если что, то можно сказать, что у меня два варианта подписи – сложный и упрощенный. Довольный собой, протянул листочек инспекторше.

– Маша, посмотри, так сойдет? Или подробнее расписать? Думаю, нормально, а то ведь из рассказа повесть получится.

Та взяла серый листочек холеными пальчиками, увлажненными «Балетом» для рук (тюбик я заметил на столе), и стала читать вслух, будто кроме нас еще кто-то был в кабинете.

Но я не против декламаций, готов был послушать, как мои перлы со стороны воспринимаются. Ведь в объяснении я написал сущую правду. Давно в этой жизни понял, что правда лучше всего – если не забывать, что у каждого свое представление об этой правде…

– По существу сообщаю, – с чувством, с толком, с расстановкой начала зачитывать Маша, – что второго июня сего года я прибыл на работу с опозданием, так как всегда просыпаюсь на работу с криком соседского петуха. А вчера сосед петуха зарезал, о чем меня не предупредил. Придя в кабинет начальника, я понял, что планёрка уже закончилась, и что планирование оперативных и рабочих задач на день уже прошло мимо меня, поэтому свое присутствие на собрании посчитал не таким уж и необходимым. Тем более, что при этом, опять же из кабинета начальника майора Кулебякина П.П. я услышал собачий вой. Несомненно, это был голос Мухтара, моей служебной собаки инвентарный номер такой-то. Я вспомнил, что не покормил его с утра, как делал это обычно до планёрки. Если Мухтара не покормить, то он делается чрезвычайно злым и неуправляемым, и может причинить вред не только вольеру как социалистическому имуществу, но и личному составу как ценным кадрам. Учитывая эти обстоятельства, я принял решение экстренно спуститься во двор ГОВД, чтобы покормить пса. Я настолько был занят этими мыслями, что не слышал приказ майора Кулебякина не покидать его кабинет. Здоровье и жизни товарищей по службе на том момент для меня были важнее и занимали все мое сознание. Выйдя на улицу, я обнаружил, что щеколда, на которую заперт вольер, сломана, а калитка кем-то самонадеянно подперта доской. Я оценил обстановку, провел анализ потенциальной опасности и вероятности возникновения несчастного случая. По результатам умственного анализа пришел к выводу, что указанная доска является крайне неблагонадежным запорным устройством. В это время планерка закончилась, и во дворик вышли сотрудники ГОВД. Один из них – инспектор уголовного розыска лейтенант милиции Трубецкой А.Л., был одет в форменную одежду, но не пострижен, как полагается сотруднику советской милиции. Лейтенант Трубецкой был излишне кудряв, патлат и держался в развязной манере, что крайне не понравилось вверенному мне псу Мухтару. Учитывая, что собака была еще раздражена голодом (покормить, как и изложил выше, я еще ее не успел), она бросилась на калитку и выбила запорную доску. Собака кинулась на лейтенанта Трубецкого, который, услышав лай, спрятался в кустах сирени. Я понял, что его жизни и здоровью угрожает опасность. Оценив обстановку, я принял, на мой взгляд, единственное правильное стратегическое решение. Как кинологу мне известно, что не все хищники потребляют падаль. В том числе и мой Мухтар – не падальщик. Я схватил доску и швырнул в лейтенанта с самыми благими намерениями. Мой расчет оказался верным. Доска попала Трубецкому в лобную область черепа, промеж кудрей, и он упал. Подбежавший к нему Мухтар его лишь обнюхал и пометил, как собственность, но повреждений лично пёс никаких не нанёс. После чего убежал. Таким образом, лейтенант Трубецкой был спасен. Дата, подпись.

Инспекторша закончила читать, давясь от смеха, наконец, собравшись с силами, нагнала на лицо офицозу и проговорила:

– Что ж… Выглядит очень правдоподобно и логично, Саша, но… Но так смешно, что я не знаю, как это Петру Петровичу показывать. Ф-ух… Хи-хи…

– Так не показывай.

– Ну как же? А служебная проверка? Он велел провести разбирательство и наказать виновных, так сказать. То есть тебя…

– Ну так проводи эту проверку, я что, против? Я же правду написал. Так всё и было. Там куча очевидцев подтвердить могут.

– Да… Но если твою версию случившегося указать в заключении служебной проверки, то… Хи-хи…

– То проверяющие из главка, или кто там будет читать документ, порвут со смеху кишки, ты это хотела сказать?

– Да… Петр Петрович будет недоволен таким объяснением, ведь он утверждает результаты проверки, а тут – над ним вся область смеяться будет. Может, перепишешь? Чтобы не так смешно было?

Переписывать я не собирался. На то и был мой расчет, что такой фельетон в служебную проверку не включат, а следовательно, махнут рукой и замнут инцидент. Но вслух я сказал другое.

– Нет уж, Мария Антиповна, – я гордо встал и одернул китель. – Понимаешь, не могу я переписать… В то время когда партия и правительство проявляют постоянную требовательность и всестороннюю заботу об укреплении авторитета и общественного престижа органов внутренних дел. Такое внимание не позволяет мне, как сотруднику советской милиции, говорить или писать неправду или излагать без должной старательности. А я написал в объяснении чистейшую правду.

Кадровичка уставилась на меня круглыми глазами, будто открыла нового для себя человека. И в этих глазах уже не было потухших искорок, как несколько минут тому назад. А зарождались интересные игривые огоньки.

– Ну хорошо, – улыбнулась Маша, – попробую Петру Петровичу сунуть такой вариант. Ой, что будет! Хи-хи… Но собаку надо найти, – проговорила женщина. – Вернуть Мухтара обязательно.

– А… списать его разве нельзя? – поинтересовался я, подумывая, что собака с возу – кинологу легче.

Мне мороки явно меньше.

– Ну нет, это тогда у тебя с зарплаты вычтут, как у материально-ответственного за животное.

– И сколько вычтут?

– Не знаю. Надо в бухгалтерии уточнять, но не меньше ста рублей, я думаю.

– Сколько? – я прищурился. – Сотку за шавку?

Мария Антиповна покачала головой.

– Это не шавка, Мухтара нам из области, из Угледарска прислали. Его прошлый инструктор-кинолог погиб при выполнении долга. Он ему как хозяин был. Говорят, Мухтар очень хорошо показал себя в работе.

– Что же такого ценного хвостатого работника в Зарыбинск отправили? – скептически спросил я. – Пусть бы в области и работал.

– После смерти кинолога он никого к себе не подпускал. Никто с ним ладу не мог найти.

– А я, значица, кинолог от бога? Раз мне доверили трудного пса. Так получается?

– Ха-ха…

– А что смешного? – почуял я неладное.

– Не знала, что ты так шутить умеешь… Ты же следователь, а на сержантской должности кинолога поставлен, потому что вакансий других нет. Будто сам не знаешь.

– Следователь? Я? С чего ты взяла?

– Хи-хи… Опять шутишь. Я же кадровик. У тебя в дипломе об окончании красным по синему прописано: «Высшая следственная школа МВД СССР». Да, в общем-то, и все знают об этом.

Интересно девки пляшут, выше носа ляжкой машут… Это что получается? Меня, выпускника ведомственного ВУЗа, целого лейтенанта, запихали на сержантскую должность собачника? Мда-а… Что-то все хуже и хуже думаю я о своем предшественнике. Что же ты, Саша, сотворил такое, что вселенная тебя не жалует? Ну да ничего, теперь у тебя есть я. Вернее, я – теперь это ты. Или ты – теперь это я? Короче, мы теперь… Тьфу, блин, запутался!

– Маша, золотце, скажи… Если я не найду Мухтара, меня следователем сделают?

– Скорее всего, да, кинолог без собаки, что женщина без помады. Заберут тебя в область, обратно в Угледарск, откуда ты и перевелся. У нас свободных единиц ведь нету. А там народу не хватает в следствии, потому что нагрузка большая. Область все-таки. Но подожди, а как же… – кадровичка озадачилась. – Ты же сам там не хотел служить, вот и согласился на кинолога, сказал, собак любишь. Забыл? В следствии у тебя не пошло. Извини, Саша, но я тебе по секрету скажу… Ты только не обижайся. В Угледарске от тебя просто избавились, когда предложили перевестись в Зарыбинск.

– Это почему? – я снял фуражку и поскреб затылок. – Дай угадаю… я что-то накопал такое, неудобное начальству? Да?

Инспекторша вздохнула и, глянув мне в глаза честно и открыто, проговорила:

– Всем хочется героями быть. Саша, а ведь ты просто заволокитил сроки по нескольким делам и материалам, получил представление из прокуратуры за это, был привлечен к дисциплинарной ответственности за нарушение норм УПК, и…

– Погоди, – прервал я. – Шучу я. Конечно, я знаю, почему я здесь. Просто иногда хочется услышать это от других…

– Да? – с лёгким раздражением, но снова игриво переспросила Мария. – А я уж думала, это ты меня проверить решил, что ли. А зачем от других?

– Понимаешь, Маша, чтобы, как это называется, пробрало… До самых недр души. Чтобы встрепенулось внутри все по-комсомольски. Чтобы мог я осознанно избрать путь исправления и личностного роста, как молодого строителя коммунизма, и не быть разгильдяем в рядах ваших… кхм, наших органов. Сама знаешь, что общественное мнение и институт коллектива у нас в стране играет важную роль в формировании личности, сотрудника, работника. Вот я… Хочу, чтобы вы, коллектив – на меня влияли… Ух! Аж пробирает от таких мыслей. Чувствуешь?

– Похвально, – закивала Маша. – Только если ты Мухтара не найдешь, тебя обратно в область заберут. В следственный отдел…

Проговорила она это с некоторым сожалением, будто совсем не хотела, чтобы родной Зарыбинский ГОВД лишился и Мухтара, и кинолога.

Я пораскинул мозгами. Мне в следствие никак нельзя. Это же палево лютое, там меня вмиг раскусят. Я же не смогу составить ни одной процессуальной бумажки. Вот как протокол, мать его в топку, составлять? А этих протоколов разных там и постановлений всяких – больше, чем навоза за колхозной баней. Нельзя мне в следствие, не хочу… И сидеть в кабинете в стул пукать – что за работа такая? Не для того я на волю вышел и попал сюда, чтобы метрами квадратными кабинета следачьего себя ограничивать.

Вот только сейчас до меня дошло, что в ментовке, если уж и придется пересидеть пару лет, то должность кинолога – самое то. А собака? А что собака, в клетке пускай сидит, всем скажу, что не отошел Мухтарка от смерти прошлого хозяина ещё, мол, работаю над приручением. Его история всем известна, поэтому поверят, и мне спокойнее, и следствие Угледарска целее будет. Решено. Найду псину и во что бы то ни стало верну ее. Вот только где ее теперь искать?

В таких думках я вышел из кабинета. Как вдруг из темного закоулка коридора ко мне сзади кто-то подскочил. Не люблю, когда со спины подходят. Резко обернулся и очутился нос к носу с Трубецким.

– Слышь, ты… смотритель вольер, начальник мисок, – прошипел лейтенант, чуть озираясь. – Я тебя закопаю…

– Послушай, Антоша, я тебе уже говорил, что доской кинул из благих намерений.

– Да какая на хрен доска?! – лицо оппонента критично близко придвинулось к моему, казалось, сейчас Трубецкой будто Тайсон укусит меня за ухо. – Ты к Машке… к Марии Антиповне не лезь, понял?..

Первая мысль – двинуть в пах коленкой. Благо дистанция самая что ни на есть удобная. Но второй раз ведь не отпишусь, никто не поверит, что во благо по яйцам стучать можно. Мне в этом отделе, похоже, больше двух лет чалиться. Нужно почву под ногами не раскачивать, а притаптывать.

– Ты Мухтара не видел? – перевёл я стрелки.

– Чего?..

– Я говорю, когда Мухтар на тебя псыкнул, ты не видел, куда он утёк?

* * *

– Мужики, вы собаку не видели? – спросил я примостившихся на лавочке в скверике троих субъектов мужского пола.

Перед ними как раз открывался обзор от ограждения дворика ГОВД, откуда смотался пёс. Я отправился на поисковую операцию и решил, как это там называется, опросить возможных очевидцев и свидетелей. Буду привыкать ко всяким ментовским словесам, ага.

Один из мужиков небрито-похмельной наружности в кепке, второй в спортивном костюме с молчаливым лицом, третий вполне себе интеллигент, даже очки нацепил, чтобы приличнее казаться.

Увидев человека в форме, мужики вдруг засуетились и спешно спрятали эмалированный бидон с вишенкой на боку за лавку, а вяленую рыбу накрыли газетой.

– Ничего мы не видели, товарищ милиционер, – вразнобой пробормотали они. – Мы ничего не брали…

– Так, так! Распиваем в общественном месте? – прищурился я пронзительно, этак по-ментовски – это, кстати, надо будет потренировать еще перед зеркалом. – Документики показываем.

– Да ты что, командир? – развел руками небритый… – Какой выпиваем? Мы же просто передохнуть сели. Не потребляем, а воздухом дышим. Глянь-ка, бидон целехонький, пивко по каемочку налито. Ни глотка не сделали. Из магазина напиток несем. Законом не возбраняется.

– Подтверждаю, товарищ милиционер, – прокартавил интеллигент. – Я дико извиняюсь, но могу дыхнуть.

– Ну дыхни…

– Фух!

– А ну бидончик открой… Ага… Ля вы крысы! Органы дурить вздумали, каемочка у вас посередке тары расположена? Да? Там половины напитка не хватает.

– Командир, не взыщи, – хитро прищурился небритый, доставая откуда-то смятую трёшку. – Может, договоримся? Как говорится, вот наш билетик на волю.

– Договоримся, – кивнул я. – Деньги убери от греха. Короче, слушайте сюда… Из ГОВД сбежала овчарка, окрас обычный, как в кино. На вид злая, в размерах большая, хвост полумесяцем, уши торчком. Запоминайте приметы. Кобель по кличке Мухтар. Характер скверный, при обнаружении сообщить мне. Сейчас сделаем так, вы рассредоточитесь по скверику и прочешете близлежащую территорию. Ясно? Это и будет ваш билетик из медвытрезвителя. Найдете пса – еще такой же бидончик пивка с меня и лещики.

– Корюшка! – вдруг выдал тот, что молчал, в спортивном костюме.

– Не на рынке, товарищ, не торгуемся, – фыркнул я. – Ладно, корюшка, так корюшка. Вперед и с песней.

– Это самое, товарищ милиционер! А нам палкой его можно? Или камнем?

– Отставить камни-палки. Ни в коем разе… Объект брать живым и невредимым. Всем ясно? Не слышу!

– Так точно, товарищ лейтенант, – нестройным хором откликнулись мужики.

– Тогда вперед, товарищи алкоголики и тунеядцы. Помните, что на вас сейчас смотрит вся советская милиция. И поосторожней там, кобель-то злющий, как моя бывшая тёща.

Про тёщу я загнул, но зато распивающие поспешили к скверику ещё бодрее. Операция по поимке Мухтара началась…