Текст книги "Женщина и война. От любви до насилия"

Немецкий романс

Мама Анжелы Ивановой наполовину немка, наполовину украинка. В начале девяностых через германское посольство в Киеве она пыталась разыскать своего отца.

Меня заинтересовала её история, и, когда Соня, бабушка Анжелы, жившая в Гайсине (районный центр Винницкой области), приехала в Одессу навестить внучку, я с ней встретился.

Её жизнь изменилась в 1942-м, когда немцы начали вывозить украинских девушек на работу в Германию. Работала она на фабрике в пригороде Берлина, жила в общежитии для перемещённых лиц совместно с польками, которые, по её словам, украинок недолюбливали. Польки и украинки враждовали, иногда случались меж ними словесные перепалки – не более, до рукопашных дело не доходило; девушки получали зарплату, могли выйти в город, пройтись по магазинам и запастись обновками. Многие в Германии принарядились и даже отправляли домой посылки.

– Были ли изнасилования или попытки насилия со стороны немцев? – поинтересовался я.

– Нет, местные жители, с которыми я работала на фабрике, относились доброжелательно, подкармливали иногда. Молча клали рядышком завернутый в газету бутерброд и отходили.

– А со стороны Красной армии?

Она кивнула головой. Разговорилась не сразу.

– Началось с празднования капитуляции 8 мая. Стреляли в воздух, стояла такая канонада, что уши, казалось, лопнут от грохота. Из общежития на улицу никто не выходил, боялись шальной пули. Ближе к вечеру к нам ввалились пьяные солдаты. Они разлили водку, заставили девочек выпить за победу, а затем сдвинули кровати. Девушки пытались сопротивляться, а они возмущались и стыдили их: «С немцами спала, а с нами отказываешься. Мы же ваши освободители». Девочки плакали, но куда там. Никакие мольбы не помогали. Я сумела отбиться, выпрыгнула в окно со второго этажа и подвернула ногу. В темноте не стали меня искать, и до утра я пряталась в кустах, слышала крики и плач. Утром выяснилось: все девочки были по много раз изнасилованы. Некоторые не могли ходить и отлёживались от болей. Я не стала дожидаться организованной отправки домой – опасалась повторения предыдущего вечера – и ушла, решив самостоятельно пробираться на Родину…

…Соня вернулась на Украину, в родную деревню, и вскоре сбежала от оскорблений – односельчане называли её «немецкой подстилкой», ей ставили в упрёк то, чего не было, – сожительство с немцами. С такой репутацией надежд создать семью не было. Она завербовалась на восстановление шахт Донбасса. Жила в бараке, рядом с бараком, в котором жили немцы-военнопленные. Никто пленных не охранял, понимая, что деться им некуда. И здесь к ней пришла любовь. Втайне от всех (сожительство с военнопленным приравнивалось к измене Родины) она стала гражданской женой Курта. О беременности Соня узнала в больнице, куда после аварии на шахте попала с переломом ноги.

Сообщить новость Курту она не успела: когда её выписали из больницы, выяснилось, что пленных куда-то вывезли. Она никогда не рассказывала дочери, что её отец – немецкий военнопленный, знала, как отразится это на её биографии, и призналась лишь в горбачёвскую перестройку, в эпоху гласности, когда продолжилась начатая при Хрущёве реабилитация депортированных народов и очередь дошла до российских немцев. Попытка дочери через германское посольство в Киеве разыскать своего отца за давностью лет успехом не увенчалась…

«Свои» против «своих». Топчем всех

На Ялтинской конференции обсуждался вопрос о репатриации «перемещённых лиц», так называли угнанных на работу в Германию (около 3,4 миллиона, в основном женщин) и военнопленных, оставшихся в живых (около 1,8 миллиона). Одни находились на территории, оккупированной Красной армией, другие – на территории, занятой союзниками, но все они, согласно ялтинским договорённостям, подлежали возврату на Родину. Там несчастных ждали проверочно-фильтрационные лагеря НКВД, в которых решалась дальнейшая судьба человека: последует ли он домой или на 5–10 лет в сибирский концлагерь. Зачастую такой была участь бывших военнопленных.

…В преддверии празднования 65-летия Победы радиостанция «Свобода» провела серию радиопередач – третья, прошедшая в московской студии 24 апреля 2010 года, посвящена была «Великому переселению народов». Владимир Тольц, ведущий программы «Испытание Победой», рассказал, что к июлю 1945-го в пограничных городах Советского Союза для репатриантов было создано 19 проверочно-фильтрационных пунктов. Ожидая решения своей участи, репатрианты жили за колючей проволокой, спали на нарах, а то и на полу (чего не было даже в немецких концлагерях). Тольц огласил отрывок из секретной справки о проверочно-фильтрационных пунктах (ПФП), подготовленной летом 1945-го для секретаря ЦК Маленкова:

«Отдельные работники ПФП ведут себя по отношению к репатриированным непристойно, а иногда просто преступно. От советских граждан, находившихся в ПФП в г. Рава-Русской и Мостикс, поступают жалобы на грубое обращение с ними работников пункта, на вымогательство, а от женщин – на принуждение к сожительству. В Кибартайском ПФП 8 из 25 работников пункта, коммунистов, уже привлечены за подобные злоупотребления к партийной ответственности. На этом пункте одним из сотрудников пункта в ночь с 30 на 31 мая была изнасилована и ограблена репатриантка. Однако начальник пункта, полковник Тимофеев, не придал серьёзного значения этому случаю, заявив работнику Управления пропаганды товарищу Бахмистрову, что молодые женщины, прибывающие из Германии, являются большим соблазном, от которого трудно удержать его подчинённых» (выделено мной. – Р.Г.).

Вот так прямо и сказано: трудно удержать от соблазна. А можно ли увещеваниями или привлечением к партийной ответственности (надо полагать, восьми коммунистам объявили выговор) удержать бандитов от совершения преступлений против гражданского населения, уголовно-наказуемых по уголовному кодексу? (Полагаю, автор не переборщил, назвав бандитами грабителей и насильников?)

Из воспоминаний Николая Никулина о девушках – военнослужащих Красной армии, попавших в Германии «под горячую руку»:

«Военные девочки набросились на заграничное барахло. Форму носить надоело, а кругом такие красивые вещи! Но не всегда безопасно было наряжаться. Однажды связистки надели яркие платья, туфельки на высоких каблуках и счастливые, сияющие пошли по улице. Навстречу – группа пьяных солдат:

– Ага! Фравы!! Ком! – и потащили девчат в подворотню.

– Да мы русские, свои, ай! Ай!

– А нам начхать! Фравы!!!

Солдаты так и не поняли, с кем имеют дело, а девочки испили чашу, которая выпала многим немецким женщинам»[21]21
  Никулин Н.Н., «Воспоминания о войне» – Издательство Гос. Эрмитажа, 2008.


[Закрыть].

Из фронтовых дневников Василия Гроссмана

В книге Энтони Бивора «Berlin. The Downfall 1945» приведены отрывки из фронтовых дневников Василия Гроссмана, специального корреспондента газеты «Красная Звезда», прошедшего войну в рядах Красной армии. Его дневники легли в основу романа «Жизнь и судьба». Главный редактор журнала «Знамя» Вадим Кожевников, негласно сотрудничавший с КГБ, которому в 1961-м Гроссман передал рукопись для опубликования, переправил её на Любянку. На квартире и даче Гроссмана произвели обыск, рукопись романа конфисковали. К счастью, в глубокой тайне у друзей хранилась ещё одна копия. В середине 70-х, после смерти Гроссмана, окольным путём она была переправлена на Запад и впервые опубликована в 1980 году.

Фронтовые дневники Василия Гроссмана со значительными сокращениями – изъято всё, что касалось изнасилований и грабежей, – впервые напечатаны на русском языке в 1989 году издательством «Правда»[22]22
  Будницкий О. В., «Лица войны: война Василия Гроссмана», https://echo.msk.ru/programs/victory/1908628-echo, 14 января 2017 года.


[Закрыть] с примечанием составителя, что дневниковые записи писателя приведены «с небольшими редакционными сокращениями»[23]23
  Гроссман Василий, «Годы войны» – М.: Правда, 1989.


[Закрыть]. Даже в эпоху гласности дневники Гроссмана подверглись политической цензуре. Без купюр они изданы на английском языке в Нью-Йорке в 2005 году[24]24
  Grossman Vasily, A Writer of War, Vintage Books, New York, 2005.


[Закрыть].

Отпраздновали 70-летие Великой Победы, избегая воспоминаний, неудобных для немногочисленных оставшихся в живых ветеранов, – вдруг не к месту всплывёт фамилия какого-либо уважаемого орденоносца. К 75-летнему юбилею Победы, смею надеяться, фронтовые дневники Гроссмана будут опубликованы без купюр, так же как, дождавшись своего часа, в 1988-м были опубликованы запрещённые цензурой роман «Жизнь и судьба» и повесть «Всё течет». Пока же читателям, не имеющим возможности прочесть книгу «A Writer of War», следует довериться Бивору. В его книгу вошли «небольшие редакционные сокращения» из дневников Гроссмана.

Гроссман записал: «Освобождённые советские женщины часто жалуются, что наши солдаты их насилуют. Одна девушка сказала мне в слезах: “Это был старик, старше моего отца”»[25]25
  Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.


[Закрыть].

На другой странице Гроссман записал, как несколько девушек, освобождённых из лагеря, на ночь нашли прибежище в комнате, предоставленной военным корреспондентам. Гроссмана разбудил пронзительный девичий крик, раздавшийся посреди ночи. Один из военкоров вступился за девушек, которых пьяные солдаты пытались выволочь из комнаты. Порядок удалость восстановить после дикой ругани между ним и солдатами. Офицерское звание военных корреспондентов на пьяных солдат не воздействовало. За бабу и пристрелить можно…

Плакат, призывающий воинов Красной армии освободить из неволи женщин, угнанных на работу в Германию.

Через пару страниц Гроссман сделал запись о двухстах пятидесяти девушках, угнанных в Германию из Ворошиловградской, Харьковской и Киевской областей. Начальник политуправления армии сказал ему, что их нашли практически без одежды, покрытыми вшами, с вздувшимися от голода животами. Позднее офицер из фронтовой газеты сообщил ему, что, когда девушек освободили из неволи, они были хорошо и опрятно одеты, но солдаты-освободители отобрали у них одежду и отняли все припасы.

Гроссман отказывался верить, что эти злодеяния совершали стрелковые подразделения, находящиеся на передовой, и писал, что акты насилия и грабежа в основном совершались танкистами, кавалеристами и солдатами тыловых подразделений.

Мы ещё вернёмся к его дневникам, а пока выдержки из доклада заместителя начальника политуправления 1-го Украинского фронта генерала Цыганкова.

Доклад генерала Цыганкова

Не только Гроссман документировал случаи изнасилований советских девушек, оказавшихся в нацистской неволе.

Энтони Бивор приводит отрывки из доклада заместителя начальника политуправления 1-го Украинского фронта генерала Цыганкова о советских людях, угнанных немцами на работу в Германию и освобождённых из вражеской неволи, в котором приводились экстраординарные факты, негативно влияющие на настроения бывших остарбайтеров. Его доклад, пройдя по инстанциям, 29 марта 1945 года оказался на столе Маленкова, начальника управления кадров ЦК ВКП(б).

При освобождении, писал Цыганков, девушки были счастливы и выражали огромную благодарность товарищу Сталину и Красной армии. Затем, докладывал он, начались непристойные действия. В ночь на 24 февраля в женское общежитие в деревне Грутенберг (неподалёку от Ельса) явились тридцать пять советских солдат, возглавляемые батальонным командиром, и изнасиловали всех девушек.

В городе Бунслау, докладывал генерал Цыганков, находилось около ста советских девушек, живших возле здания комендатуры и подвергавшихся по ночам неоднократным изнасилованиям, несмотря на близость охраны. 5 марта в общежитие явилось шестьдесят офицеров и солдат 3-й гвардейской танковой армии, большинство из которых были пьяны. На требование коменданта общежития покинуть помещение, танкисты угрожали ему оружием. Затем они его избили и набросились на женщин. Подобные инциденты, отмечал Цыганков, происходили в Бунслау почти ежедневно. Женщины напуганы и деморализованы, и среди них, докладывал Цыганков, растёт недовольство Красной армией. (Генерал считал, что изнасилованные и избитые женщины должны быть после этого счастливы? – прим. Р.Г.) Он привёл слова Марии Шаповал: «Я ждала Красную армию днями и ночами. Я ждала моего освобождения, а сейчас наши солдаты обращаются с нами хуже немцев. Я не испытываю радости от того, что осталась жива». Другая женщина, Клавдия Малашенко, жаловалась: «Было очень тяжело жить с немцами, но сейчас мы также живём очень плохо. Это не освобождение. Наши солдаты относятся к нам ужасно. Они делают с нами страшные вещи».

Цыганков, отмечая массовые случаи унижений советских женщин, приводит вопиющий факт. В ночь на 15 февраля военнослужащие штрафной роты под командованием старшего лейтенанта окружили деревню, перебили охрану (надо понимать, избили своих же солдат. – Прим. Р.Г.), зашли в дом, где находились спящие женщины, недавно освобождённые из фашистской неволи, и многократно всех изнасиловали.

Во всех случаях, приведенных генералом Цыганковым, офицеры не только не пытались воспрепятствовать изнасилованиям – они их поощряли и зачастую сами были инициаторами. Причём относилось это не только к младшему офицерскому звену.

26 февраля, докладывал Цыганков, три офицера вошли в женскую спальню, расположенную на хлебном складе. Когда комендант, майор Соловьев, пытался их остановить, один из вошедших, также майор, ответил: «Я только что с фронта, и мне нужна женщина». После этого он устроил в спальне дебош.

Девятнадцатилетняя Вера Ланцова насиловалась неоднократно. В первый раз – когда город был захвачен передовыми подразделениям, во второй раз – 14 февраля одним из солдат, а с 15 по 22 февраля она стала сексуальной рабыней лейтенанта Исаева, который её бил, насиловал и угрожал убить в случае неподчинения.

Некоторые офицеры, солдаты и сержанты, рапортовал Цыганков, говорили женщинам, что есть приказ не возвращать их в Советский Союз. Но если всё-таки кого-то туда отправят, то только в Сибирь. Поэтому, рапортовал Цыганков, некоторые женщины стали думать, что им не позволят вернуться в родной дом и с ними, как с «врагами народа», действительно позволено делать всё что угодно – убивать, насиловать, бить.

Что же рекомендовал руководству заместитель начальника политуправления 1-го Украинского фронта генерал Цыганков? Провести с девушками успокоительные беседы? Укрепить воинскую дисциплину и сурово карать насильников и убийц?

Не будем теряться в догадках. Генерал предложил политическому управлению Красной армии и комсомолу улучшить политическую и культурную работу среди репатриируемых граждан, поскольку изложенные факты создали благодатную почву для роста нездоровых, негативных настроений среди освобождённых советских граждан, у которых ещё до возвращения на Родину возникло недовольство и недоверие к Красной армии. Ни слова не сказав о необходимости восстановить дисциплину и жестко пресекать безобразия, генерал рекомендовал закрыть репатриируемым женщинам рот, что было успешно сделано. НКВД умел закрывать рот.

Героический образ Красной армии остался незапятнанным.

В Германии шла третья неделя боев…

Остарбайтерам бесполезно было жаловаться на изнасилования старшим офицерам. У девятнадцатилетней Евы Штуль, пишет Бивор, отца и двух братьев призвали в Красную армию в самом начале войны. Немцы насильственно вывезли её на работу в Германию. Она тяжело работала на фабрике и все годы с нетерпением ждала Красной армии, и дождалась… советские солдаты-освободители лишили её девственности. Плача, Ева пожаловалась старшему офицеру, сказала, надеясь, что это ей поможет, что два её брата и отец находятся в Красной армии – в ответ офицер избил её, а затем изнасиловал[26]26
  Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.


[Закрыть].

Не верится, что безнаказанно Красной армии позволено было совершать злодеяния. Были ли предусмотрены наказания за проступки, которые в гражданской жизни однозначно квалифицируются как преступления? Конечно, были. Об одном таком случае рассказывает Солженицын[27]27
  Солженицын А.И., «Архипелаг Гулаг», том 1 – Вагриус, 2008.


[Закрыть].

Шла третья неделя боев в Германии. Три боевых офицера, танкиста, оказавшись во втором эшелоне, куда их дивизион пришёл ремонтироваться, выпивши, вломились в женскую баню и попытались изнасиловать двух девушек – за сий грех с офицеров безжалостно сорвали погоны, отняли ордена и отдали под трибунал. Спьяну ошиблись танкисты адресом: окажись девушки немками – их разрешено изнасиловать, а затем расстрелять – убиенные жаловаться не станут, и «это было бы почти боевое отличие». Окажись польками или перемещёнными лицами – их, потешаясь, позволено голыми гонять по огороду и хлопать по ляжкам (по утверждению Солженицына, были и такие забавы). Но не повезло парням, не знали они, что в этой же деревне остановился СМЕРШ 48-й армии и одна из девушек, к несчастью, «походно-полевая жена» начальника контрразведки. А за жену начальника контрразведки недостаточно отполировать морду! Да будь ты хоть трижды орденоносец, за евойную бабу на четвереньки встанешь перед начальником СМЕРШа!

Понятно теперь, почему по Германии высшие офицеры передвигались в нарушение всех законов военного времени в автомашинах с зашторенными занавесками? На задних сиденьях «эмок» под задрапированными окнами прятались «фронтовые жёны», которых генералы боялись от себя отпускать. Мало ли что может произойти с боевыми подругами, попадись они на глаза не просыхающим от водки бравым воякам.

Могла ли Красная армия быть иной?

«Советский квадрат: Сталин – Хрущёв – Берия – Горбачёв»[28]28
  Гругман Р.А., «Советский квадрат: Сталин – Хрущёв – Берия – Горбачёв» – СПб.: Питер, 2011


[Закрыть], глава «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата», рассказывает о коммунистической морали конца XIX – начале XX века, не считавшей безнравственным супружескую измену и беспорядочные половые связи. С пропаганды свободной любви стараниями феминисток – Инессы Арманд, многолетней любовницы Ленина с молчаливого согласия Крупской, Елены Стасовой, секретаря (только ли?) Ленина и Сталина, и Александры Коллонтай, будущего посла СССР в Норвегии и Швеции – началась в 1917-м в России Первая сексуальная война, ставшая вскоре частью Гражданской, идеологические основы которой заложили классики марксизма – Бебель, книга «Женщина и социализм», и Энгельс – «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Ошибается тот, кто думает, что кронштадтские матросы захватили для большевиков власть, воодушевлённые эсеровским лозунгом: «Земля крестьянам!» В семнадцатом году Коллонтай агитировала солдат и матросов раскрепоститься и дать волю физическим наслаждениям. Матросов Кронштадта она сорвала с кубриков и бросила в лоно октябрьской революции воззванием: «Дорогу крылатому Эросу!» Но, чтобы сладостные слова, способные любого мужчину свести с ума, не звучали как красивый, но пустой звук, сорокапятилетняя светская дама, генеральская дочь, скинула одежды и рванула в постель к двадцативосьмилетнему председателю Центробалта Павлу Дыбенко. Балтийский флот не смог противостоять натиску красной супер секс-бомбы, и во имя торжества крылатого Эроса бросился на штурм Зимнего дворца и женских гимназий Санкт-Петербурга.

Чем продолжился октябрьский переворот после захвата Зимнего дворца и ареста министров Временного правительства? Победители обыскали двор, попали в винные подвалы дворца. И началось…

Старший унтер-офицер женского батальона, защищавшего Зимний дворец, Мария Бочарникова, вспоминала: «Женщин арестовали, и только благодаря гренадерскому полку мы не были изнасилованы. У нас забрали оружие… Была только одна убитая». Рано радовались. Женщин «употребили» по назначению, когда, безоружные, они разъехались по домам. Пьяные солдаты и матросы ловили их, насиловали и выбрасывали на улицы с верхних этажей[29]29
  Радзинский Э.С., «Сталин» – М.: Вагриус, 1997


[Закрыть].

Если во славу крылатого Эроса женский батальон поимели в ночь политического безвластия под воздействием паров алкоголя, то в Гражданскую войну изнасилования были дозволены и под них подвели идеологическую базу.

«Революционные» солдаты и матросы, которых большевики призывали разрушить до основания прежний мир, «весь мир насилья» – слова из Интернационала, ставшего в 1918-м гимном РСФСР, – получили право грабить, убивать и насиловать. Весной 1918-го власть в Екатеринодаре перешла к большевикам, опубликовавшим декрет «О социализации девушек и женщин в городе Екатеринодаре по мандатам Советской власти», позволявший красноармейцам и начальствующим представителям новой власти «социализировать» (в новоязе оно заменило слово «насиловать») барышень из враждебных пролетариату классов.

В здравом уме понять словосочетание «социализация девушек» невозможно. Большевистский декрет разъяснял, что все девицы Екатеринодара в возрасте от 16 до 25 лет подлежат «социализации». Любой обладатель мандата имел законное право на «социализацию» десяти барышень. По данным «Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков», созданной в апреле 1919 года генералом Деникиным, по этим мандатам за короткий срок были изнасилованы шестьдесят гимназисток, а пятиклассница одной из екатеринодарских гимназий в течение двенадцати суток подвергалась истязанию целой группой красноармейцев, которые затем расстреляли её и сожгли[30]30
  Фельштинский Ю.Г., «Безумие во имя идеи» – М.: Родина, 1990


[Закрыть].

Те, кто в 1941–45 годах командовали дивизиями, армиями и фронтами, службу в Красной армии начинали в Гражданскую войну. С молодости они постигали большевистские уроки политграмоты, нравственности и жестокости, одним из свидетелей которых был Исаак Бабель, сотрудник газеты «Красный кавалерист», прошедший с конармией польскую кампанию 1921 года.

Макая перо в сок пьяной вишни и повторяя рефреном: «Девяти пленных нет в живых», Бабель красочно описал, как хладнокровно рубили будёновцы саблями пленных поляков. Расстрел польских военнопленных в Катыни будет через двадцать лет, но учителя у энкавэдэшников были достойные, доблестные бойцы конармии.

«Офицера́ ваши гады, – сказал эскадронный, – офицера́ ваши побросали здесь одежду. На кого придётся – тому крышка, я пробу сделаю…

И тут же эскадронный выбрал из кучи тряпья фуражку с кантом и надвинул её на старого.

– Впору, – пробормотал Трунов, придвигаясь и пришёптывая, – впору… – и всунул пленному саблю в глотку. Старик упал, повёл ногами, из горла его вылился пенистый коралловый ручей»[31]31
  Бабель И. Э., «Конармия» – М.: Правда, 1990.


[Закрыть].

В другом месте красками, позаимствованными у импрессионистов, Бабель описал расправу будёновцев с мирным населением Берестечко. Назвать расправу «еврейским погромом» советский писатель не мог, и поэтому в колоритном описании убийства, обыденном для красных героев, присутствует привычное для эпохи обвинение в шпионаже:

«Прямо перед моими окнами несколько казаков расстреливали за шпионаж старого еврея с серебряной бородой. Старик взвизгивал и вырывался. Тогда Кудря из пулемётной команды взял его голову и спрятал её у себя под мышкой. Еврей затих и расставил ноги. Кудря правой рукой вытащил кинжал и осторожно зарезал старика, не забрызгавшись. Потом он стукнул в закрытую раму.

– Если кто интересуется, – сказал он, – нехай приберёт. Это свободно… И казаки завернули за угол».

Это не петлюровцы, не нацисты – это рабоче-крестьянская Красная армия и её гордость, будённовцы, устраивали еврейские погромы в каждом украинском и польском местечке! Подробнее без привычных бабелевских прикрас об этом повествует «Конармейский дневник 1920 года», впервые опубликованный в 1990 году.

Беспредел красного казачества советской пропагандой замалчивался. Их командарм, Будённый, один из первых советских маршалов, в годы Второй мировой войны командовал фронтами, а с января 1943-го – кавалерией Красной армии, «отличившейся» в Германии грабежами, изнасилованиями и убийствами. Но могла ли с такими командармами в 1945-м Красная армия быть иной?

Как относились будённовцы к «своим» женщинам, участникам «польского похода»? Бабель, которого за правдивое описание «Конармии» Будённый возненавидел и, по свидетельствам очевидцев, публично угрожал «порубить этого еврея в капусту», рассказывает о забавах красных кавалеристов:

«Там хозяйничала Сашка, сестра 31-го полка. Она копалась в шелках, брошенных кем-то на пол. Мертвенный аромат парчи, рассыпавшихся цветов, душистого тления лился в её трепещущие ноздри, щекоча и отравляя. Потом в комнату вошли казаки. Они захохотали, схватили Сашку за руку и кинули с размаху на гору материй и книг. Тело Сашки, цветущее и вонючее, как мясо только что зарезанной коровы, заголилось, поднявшиеся юбки открыли её ноги эскадронной дамы, чугунные стройные ноги, и Курдюков, придурковатый малый, усевшись на Сашке верхом и трясясь, как в седле, притворился объятым страстью. Она сбросила его и кинулась к дверям»[32]32
  Бабель И.Э., «Конармия» – М.: Правда, 1990.


[Закрыть].

Сочно написано, ничего не скажешь. Но сквозь призму «Конармии» и строк Бабеля: «Нищие орды катятся на твои древние города, о Польша, песнь об единении всех холопов гремит над ними, и горе тебе, Речь Посполитая, горе тебе, князь Радзивилл, и тебе, князь Сапега, вставшие на час!» – слышится страстный голос Эренбурга: «Берлин ответит за всё!», видна изнасилованная «нищими ордами» Германия 1945 и преемственность поколений.

Но почему только Красная армия?! А доблестные партизаны? Они ведь тоже «свои», и им тоже нужны женщины, и им тоже не западло изнасиловать и убить…

Алексиевич, «Время секонд-хенд»: «Была в нашем партизанском отряде Розочка, красивая еврейская девочка, книжки с собой возила. Шестнадцать лет. Командиры спали с ней по очереди… „У неё там ещё детские волосики… Ха-ха…“ Розочка забеременела… Отвели подальше в лес и пристрелили, как собачку. Дети рождались, понятное дело, полный лес здоровых мужиков. Практика была такая: ребенок родится – его сразу отдают в деревню. На хутор. А кто возьмёт еврейское дитя? Евреи рожать не имели права. Я вернулся с задания: „Где Розочка?“ – „А тебе что? Этой нет – другую найдут“. Сотни евреев, убежавших из гетто, бродили по лесам. Крестьяне их ловили, выдавали немцам за пуд муки, за килограмм сахара»[33]33
  Алексиевич С.У., «Время секонд-хенд» – М.: Время», 2013.


[Закрыть].