Текст книги "Запретная любовь. Forbidden Love"

Глава V
Сила фейковых новостей

У судебных репортёров хлеб щедро намазан маслом. А у государственных журналистов хлеб щедро намазан маслом с обеих сторон. Благодаря им информация об аресте Роберта Маркуса, подозреваемого в умышленном убийстве бывшего офицера полиции, вошла в каждый дом.

История гомо сапиенс состоит из баек, легенд, притч и придуманных новостей. Какие-то, едва родившись, через час умерли, не успев оказаться в папирусах, какие-то прожили десятилетия, и даже столетия, закрепились в электронных архивах, и всё же стёрлись из памяти человечества, а какие-то стали катехизисом, Библией, неприкасаемой Священной коровой. Они выбиты в камне египетских пирамид, прописаны на несгораемой бумаге и закодированы в световых сигналах небесных светил. Вошедшие в школьные учебники, охраняются законом о фальсификации истории. Пять лет тюремного заключения получил профессор Стэндфордского университета, подвергший сомнению неопровержимый исторический факт: Христофор Колумб – первый человек, вышедший в открытый космос, и ступивший на поверхность Луны. По версии лжеучёного, космополита и предателя Родины, им был русский майор, Юрий Гагарин.

Архивы засекречены, научные дискуссии не проводятся, и трудно установить, что и как было на самом деле. Но теперь и я стал жертвой государственных журналистов. В бассейн фальсифицированной истории, в котором фальшивые новости чувствуют себя вольготно, бросили Роберта Маркуса, не удосужившись привязать к его ногам груз.

Фантазии государственных журналистов, блогеров, парламентариев и служителей культа не ведают границ. Я многое узнал о себе в эти дни. Оказывается, прежде чем убить Джейкоба Стайна, недочеловек обманом пристегнул его наручниками к спинке кровати – якобы это был элемент любовной игры – и принудил к вагинальному сексу с женщиной. Назывались разные имена. Кто-то заявил, что второсортный мужчина обладает даром вызывать дух дьявольских женщин: принцессы Дианы, Мэрилин Монро, Клеопатры, Нефертити, Инессы Арманд и Хиллари Клинтон. Тут же нашёлся свидетель, утверждавший, что второсортный мужчина способен переносить во времени и пространстве их физические тела, и что он заставил старика по очереди, а затем и одновременно, упражняться с ними в любви. Старик умолял о пощаде. Недочеловека его мольбы лишь раззадорили. В какой-то момент сердце старика не выдержало моральных пыток и разорвалось, кровью забрызгав стены до потолка. Писали, что Джейкоб Стайн сочинял втайне стихи, и безвременно ушедшему супругу, Чан Ли, умирая посвятил четверостишие, кровью начеркав на стене:

 
«До свиданья, Чан мой, до свиданья.
Милый Ли, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Не будьте католиками больше, чем папа римский
Обещает встречу впереди».
 

Модный композитор положил четверостишие на музыку, и, повторяемый шесть раз в разной тональности и ритме, музыкальный шедевр стал хитом интернета.

Солидные издания, схватившие вирус фальшивых новостей, смаковали детали и изощрялись в эпитетах, объясняя опасность радикальных гетеросексуалов. CNN заявила, что «Роберт Маркус – тайный агент Гетероинтернационала», и провозгласила священный поход против радикального гетеросексуализма. Поход так поход! В кварталах, выделенных для компактного проживания нерадужных, на древне-венецианском языке называемых гетто, произошли «стихийные» погромы, случавшиеся прежде в дни празднования Пасхи, и которых не было в США со времён парада неофашистов в Нью-Йорке на Парк-авеню в 2139 году. Организаторов погромов не обнаружили. Диверсанты отключили видеокамеры и комплексы анализа гигантского объема видеоинформации, установленные во всех крупных городах США и позволяющие полиции с помощью искусственного интеллекта выявить каждого участника погромов и проследить все его перемещения и контакты. Это вынудило Рудольфа Джу Ли Ана, генерального прокурора штата Нью-Йорк, уважаемого и глубоко порядочного представителя власти, едва ли не единственного радужного, сохранившего в эти дни ясный ум и холодную голову, созвать внеплановую телепресс-конференцию и заявить, что у прокуратуры нет оснований говорить о «гетеросексуальном терроризме». Погромы прекратились, но интернет-тотализатор продолжил принимать ставки: «на какой срок будет осуждён Роберт Маркус», а Голливуд за сутки выпустил мультфильм «Этот ужасный, ужасный, ужасный Роберт», получивший в первый день проката многомиллионную прибыль.

Глава VI
Возвращение Лизы

Сутки на восстановление от «прелестей тюрьмы», по мнению федерального судьи, срок более чем достаточный. Настойчивый звонок в дверь явил судебного клерка, вручившего повестку в суд. Я обречённо вздохнул, расписался в получении, и позвонил Энтони. Ответил секретарь. Сообщил, что адвокат занят, и предложил перезвонить через двадцать минут. Я перезванивал дважды, прежде чем Энтони смог ответить. Энтузиазм его испарился. Он говорил о репутационных рисках, грозящих потерей клиентуры, ворчал, что для похода в суд ему придётся перекроить расписание и отменить ряд важных деловых встреч, предлагал другого адвоката. Я как мог, изощрялся, упрашивая его, и после льстивых и настойчивых уговоров, он с большой неохотой, ценой двойного гонорара, согласился сделать мне «великое одолжение».

Ещё через день в назначенное время мы прибыли в суд. Присутствие обвиняемого оказалось чистой формальностью. Судья задал один лишь вопрос, поинтересовался сексуальной самоидентификацией, первой графой анкеты, минут пять пообщался с Энтони и перенёс рассмотрение дела на две недели.

Незаметно покинуть здание федерального суда нам не удалость, невесть откуда взявшаяся толпа репортёров, столпившихся на лестнице в ожидании «свежего мяса», накинулась с расспросами. Как заправский игрок в американский футбол, Энтони отчаянно бросился головой вперёд. Изворачиваясь от рук с микрофонами, цеплявших с обеих сторон, он затащил подопечного назад за полицейский кордон, и вызвал на крышу здания вертолёт-такси. Пилоту он коротко бросил: «курс на Олбани».

– Поживёшь недельку на моём ранчо вдали от акул компьютерных клавиатур, – пояснил он спонтанно принятое решение.

В здание федерального суда Роберт Маркус вошёл никому не известным программистом, а вышел – «криминальным авторитетом гетеросексуальной мафии». С таким клеймом в атмосфере всеобщей ненависти возвращаться на работу опасно: монитор случайно взорвётся на рабочем столе, неприметный комар воткнёт в шею смертоносное жало или робот-голубь капнет на голову нервно-паралитический яд. Запрашивая у менеджера по электронной почте семь отпускных дней, я подумал, хорошо бы недели две перекантоваться на ранчо. «Одобрено», кратко ответил менеджер и, сделав широкий жест, написал: «до особого уведомления следующие недели работай дома».

Три дня я наслаждался деревенской тишиной – даже не включал телевизор – и с лёгкостью принимал ухаживания Мигеля, домработника Энтони, милого добродушного толстяка, не отходящего от плиты и думающего, какую бы ещё еду запихнуть в гостя. Я никогда не был любителем латиноамериканской кухни, и, туша пожар острых специй, заливал желудок галлонами жидкости. Мигель изощрялся, всякий раз обещая приготовить нечто особенное. Я вежливо отказывался, но его это не останавливало. Если я отодвигал блюдо, объясняя, что сыт и скоро не влезу в брюки, он обидчиво надувал губы и говорил, что старается исключительно для меня. А если я просил приготовить что-нибудь попроще, он всхлипывал и причитал, что я не ценю его внимание и заботу.

На четвёртый день кулинарных пыток позвонила Лиза. Сказала: «Номер телефона я получила от Кована». – Хорошо, – равнодушно ответил я и замолк. Позвонила – пусть объяснит цель. Лизу холодный приём не остудил.

– Навестить тебя?

– Зачем?

Она проигнорировала нарочито безразличный и ледяной тон, и как ни в чём не бывало, защебетала.

– Энтони в пятницу вылетает на ранчо. Если не возражаешь, он захватит меня с собой.

– Хорошо, – меланхолично ответил я, но сердце застучало лихорадочной барабанной дробью.

Под такую музыку лучше отключить телефон, и не позволить разгорячённому языку намолоть грубостей. Нет у меня прошлого, которое хотелось бы вспоминать, чтобы заново пережить и прочувствовать некогда счастливые часы и минуты. Память о прошлом загажена. Ненависть, обида, месть и никуда не исчезнувшая привязанность, – каждое из этих чувств конфликтовало друг с другом, вынашивало собственные планы и толкало к активным действиям несвязанные меж собой части тела, руки, ноги, язык.

Разоблачительные откровения Питера усилили обиду и жажду мести, но озлобление не отменяет решимость установить истину. Злость нейтрализует естественный антибиотик, присутствующий в мозге каждого живого организма, – филия. Его называют по-разному: влечение, любовь, эрос. Кто кого одолеет? Эмоционально-двойственные, противоположные чувства, амбивалентные по-научному, в конфликтных ситуациях неизбежны. Понимая природу противоречий, я склонялся к решению порвать с антиправительственным нерадужным миром. Но стоило Лизе возникнуть… О нет! Я не хочу в тюрьму! Женщине не быть более в моей жизни!

Когда я рассказал Энтони о звонке, он подтвердил, что Лиза позвонила в его офис. Переговорив с ней, он понял, что пока обвинение в убийстве не снято, она ценный свидетель защиты. Ну, раз так… Наденем амуронепробиваемый жилет и электронными доспехами защитим податливые женским чарам слабые части тела.

…В пятницу в манхэттенском офисе Кована много клиентов. Освободился он к четырём часам пополудни, но из-за Майкла, своего супруга, на ранчо прилетел в начале седьмого. Лиза оставила дочь с Хелен – после официального развода за ней сохранились обязательства по воспитанию девочки.

Майкл, холёный, ухоженный, самодовольный толстячок, с тонкими манерами и гладкой кожей, встретил меня приветливо. Вчетвером пообедали – Мигель приготовил сытный ужин, приправленный для аппетита калифорнийским вином. С появлением женщины он надулся, прекратил со мной разговаривать, и бросал на Лизу враждебные взгляды, старательно показывая, что она в этом доме лишняя.

Энтони улыбнулся, хитро подмигнул и, когда Мигель удалился за очередной порцией блюд, подковырнул, обращаясь ко мне:

– Ты пользуешься успехом.

Лиза хмыкнула, прикрыла ладошкой рот, но промолчала.

Уплетая курицу, Энтони сообщил последние новости.

– Следствие зашло в тупик. Анализы обнаружили в крови Джейкоба лошадрин, но у экспертизы нет стопроцентной уверенности, что именно он стал причиной инфаркта. Девяносто девять процентов не убедят суд присяжных. Таблетки «Виагра-Плюс» и лошадрина по цвету и по размеру отличаются друг от друга, и Джейкоб, как профессионал, не мог этого не заметить. Это подводит нас к мысли, что он добровольно принял противопоказанное ему лекарство. Другое дело, где он его взял – в свободной продаже лошадрина нет. Но этим пусть занимается следователь. Нас это не касается.

– C Роберта обвинение снято? – спросила Лиза. – Он может возвращаться в Нью-Йорк?

– Думаю, через несколько дней – максимум неделю – прокуратура закроет дело за недостаточностью улик.

– У тебя хороший адвокат, – Лиза повернула ко мне голову, а затем кокетливо осведомилась у Энтони: «При случае на вас можно рассчитывать?»

– Увы, нет, – сухо ответил Энтони, скосив взгляд на Майкла. – С женщинами я не работаю. Но если вам потребуется юридическая помощь, в офисе «только для женщин» работает опытный адвокат.

– К счастью, пока не надо, – улыбнулась Лиза. – С врачами и адвокатами лучше дружить семьями.

На третье Мигель приготовил яблочный пудинг. Умышленно поставил блюдо возле меня с противоположной от Лизы стороны, чтобы она не могла дотянуться, отрезал большой кусок и положил мне на тарелку. Такого же размера куски он положил в тарелки мужчин. Лиза не обиделась, – яблочный пудинг не вызывал у неё аппетит, – но не удержалась и, показав Мигелю белоснежные зубы, съязвила, растягивая слова:

– Как мило.

Мигель злобно фыркнул по-испански нечто невразумительное, и этим ещё больше раззадорил поймавшую кураж женщину.

– В яблочный пудинг надо добавить грецких орехов – они незаменимы при запорах и ослабленной работе желудка, – елейным голосом посоветовала она.

Майкл прыснул в кулак, но, поймав колючий взгляд Мигеля, пряча смешливый огонёк, блеснувший в глазах, того не желая, c умным видом подлил масла в огонь:

– Ядра грецких орехов при регулярном употреблении восстанавливают потенцию.

– Это то, что необходимо Роберту для поправки здоровья? – спросила озорно Лиза. Когда она кипятилась, издевательства доводила до совершенства.

– Спасибо. Всё было очень вкусно, – громче, чем надо, сказал Энтони. Почувствовав приближение грозы, он встал из-за стола, подошёл к двери и подозвал Мигеля. Вдвоём они вышли из комнаты. Через минуту Энтони вернулся один.

– Я отправил Мигеля в «Кейфуд» за покупками, – спокойно сообщил он и обратился к Майклу: «После обильной трапезы полезно часика полтора погулять возле озера».

– С превеликим удовольствием, – Майкл шумно встал и направился к двери.

«Даёт возможность поговорить без свидетелей» – опустив голову в тарелку, отметил про себя.

– Тряхнём стариной? – предложила Лиза, едва за радушными хозяевами закрылась дверь, и призывно расстегнула брючный пояс.

– Давай поговорим, – сдержанно ответил я, не двигаясь с места.

– Давай, – согласилась Лиза, не став застёгивать пояс, давая понять, что открыта для большего. – Я для этого и приехала. С чего начнём?

Глядя в упор, с каменным выражением лица, сухим голосом я хлёстко влепил.

– Джейкоб – твой отец. Ты от меня это скрыла.

Лиза запнулась, покраснела, брови полезли наверх. Тихо спросила, чуть заикаясь:

– Откуда ты знаешь?

– Питер сказал.

– А-а-а, – помрачнела Лиза.

– Так это правда?

– Да, – смутилась Лиза, окончательно скиснув. – После похорон нет смысла скрывать родство.

– А миллион долларов за то, чтобы ты со мной разошлась и стала примерной лесби. Это тоже не имеет смысла скрывать?

– Но ведь я отказалась…

– Конечно, мы ведь порядочные. А затем, как последняя проститутка, сошлась с Ричардом.

Лиза разрыдалась и выскочила из комнаты.

«Факты сходятся, – подумал уныло. – Грубо, но заслуженно. Поделом. Но зачем Питер сознательно раскрыл тайну своего лучшего друга и настойчиво предлагал признать интимную связь с Джейкобом? Кажись, в этой мерзкой истории он играет заглавную роль».

Энтони и Майкл вернулись с прогулки счастливыми и блаженными. Вскоре появился Мигель, сердитый и сумрачный. Лиза к их приходу отплакалась и сидела, насупившись, с угрюмым лицом уткнувшись в телевизор. Получивший девять Оскаров, многосерийный телевизионный фильм «Анна Каренина» о несчастной любви лесбиянки, не выдержавшей измены ветреной Вронской, и от отчаяния бросившейся под поезд метро, относился к фильмам, которые Лиза смотрела с полуоткрытым ртом. На этот раз любовная драма ей была безразлична. Она погрузилась в собственные переживания, и не следила за действием – тупо вонзила в экран взгляд, как бы повесив на лбу табличку, «Занята делом, не отвлекать».

Энтони догадался, что в его отсутствие гости повздорили, пожелал всем «спокойной ночи» и, обняв Майкла за талию, отправился в спальню. Мигель этим воспользовался и оторвал Лизу от сериала негостеприимным вопросом:

– Когда вы собираетесь уезжать?

– Завтра.

Он удовлетворился ответом и сухо сообщил, что приготовил ей на первом этаже комнату. Лиза поблагодарила, но с места не сдвинулась, упрямо уставилась в телевизор. После получасовой игры в молчанку мы разошлись по комнатам, Лиза – на первый, я – на второй этаж. Мигель остался в столовой, погрузившись в хозяйственные дела.

Афоризм «утро полудня и вечера мудренее» к завтраку не относится. За ночь обида не выветрилась. Не отрывая головы от тарелки, Лиза молча справилась с яичницей с сыром и рассеяно слушала восторженный рассказ Майкла о выставке «История итальянской моды», проходящей в Сохо, в Музее искусств Гуггенхайма. Майкл щебетал без умолку. Его остановил зазвонивший телефон Энтони. Адвокат глянул на номер и вышел из столовой. Вернулся минут через двадцать, когда все уже позавтракали, и с порога объявил:

– Собирайтесь, в полдень мы улетаем.

– Что за спешка? – раздражённым голосом возмутился Майкл и капризно повысил тон. – Мы же планировали покататься на катере!

– Стюарт попал в тюрьму, – вежливо ответил Энтони и, чтобы пояснить, кто такой Стюарт, и почему он оказался в тюрьме, поделился его историей.

– Он мой коллега, адвокат, находящийся в процессе длительного и грязного развода. Супругам есть что делить: дом, дети, акции… Во время одной из ссор супруг Стюарта позвонил в полицию, сказал, что подвергся домашнему насилию и на шесть месяцев получил охранный ордер. Стюарту запрещено появляться в его же собственном доме. Но вчера во второй половине дня… Безмозглый Стюарт, хоть и адвокат, чёрт возьми, нарушил запрет, подъехал к дому, чтобы забрать личные вещи. Он долго звонил в дверь – никто не отвечал. Решив, что никого нет, открыл своим ключом дверь и попался. Супруг стоял за занавеской и ждал его появления. Когда Стюарт вошёл в комнату, тот вытащил пистолет и вызвал полицию. Поскольку у него на руках охранный ордер, выписанный судьёй, на Стюарта надели наручники и отвезли в тюрьму. Ночь он провёл в камере предварительного заключения. Сегодня утром ему позволили сделать один звонок. Теперь я должен срочно вернуться в Нью-Йорк, оформить освобождение под залог.

– Чёрт! – буркнул Майкл, не подозревая, кого призывает на ранчо.

– Это цветочки, ягодки впереди – уверенно предсказал Энтони. – Помимо бракоразводного процесса, на котором из Стюарта выжмут все соки, ему предстоит уголовный суд. И всё из-за дурацкой промашки.

Майкл недовольно проворчал, вставая из-за стола: «Всегда что-то происходит, едва вырываемся за город», – и понуро отправился собирать вещи.

Лиза приехала с маленькой дорожной сумкой, на сборы ей хватило пары минут. Я не успел спросить о дочери, и не мог отпустить Лизу, не примирившись. Ханна нас объединяла, что бы ни произошло. Лиза это понимала, не стала перед вылетом вредничать и сводить счёты. Краткий разговор о дочери сгладил размолвку. Провожая её к вертолёту, – мы неторопливо плелись в трёхшаговой дистанции от Майкла и Энтони, – невзначай осведомился:

– Когда в последний раз ты виделась с Питером?

Лиза нахмурилась, вспомнив вчерашний вечер.

– В день похорон. На следующий день он ушёл на яхте в кругосветное путешествие.

– Когда он вернётся?

– Никто не знает. Он объявил о круизе, когда яхта покинула территориальные воды США. Супруг Питера подозревает, что в плаванье он отправился не один.

– Тебя это не удивляет?

– Что именно?

– Поспешность, с которой Питер уплыл.

– Нет. – Подумала она и неуверенно сказала. – Пахнет супружеской изменой.

– Тебе видней. Ты в этом специалист, – не сдержался и пожалел о реплике, нечаянно сорвавшейся с языка. Из-за шума мотора Лиза упрёк не расслышала и переспросила:

– Что? Что ты сказал?

– Так. Ерунда, – не решился повторить колкость.

Перед посадкой в вертолёт она чмокнула меня в щёку. Энтони и Майкл неодобрительно отвернулись. Смешинка блеснула в её глазах. Она полюбопытствовала шаловливо:

– Ты влез уже в амурные кольца радуги?

– Прилагаю старания.

Лиза возликовала.

– Успехов на новом поприще! Скажешь, когда порозовеешь. Искренне порадуюсь за тебя.

В дом я вернулся со смешанным чувством. Сердце Мигеля, измученное непрошеной гостьей, не вытерпело, и он заговорил о любви. Не так страстно, как Татьян Ларин в письме к Евгению Онегину, или Пьер Безухов к Пете Ростову, в ночь перед Бородинской битвой, прилюдно, в присутствии Кутузова и его генералов. Но близко по смыслу. Красивые глаза испанца слезились.

Подумалось, слушая его: «Всевышний предоставил второй шанс, послал его вместо Джейкоба».

Мигель оценил молчание в свою пользу. Импульсивно прижался, поцеловал в ухо и нежно шепнул.

– Я приму душ и буду ждать тебя в своей комнате. А ты не теряй время, прими душ на втором этаже.

– Хорошо. Но ты торопишься. Я, так сказать, в трауре.

Мигель обрадовался и спустился на первый этаж. Перед тем, как принять душ, я зашёл на кухню, порывшись в напитках, нашёл джин, и, не разбавляя, для храбрости выпил рюмку, открыл холодильник и закусил солёным огурцом, чего никогда прежде не делал. Лучше бы и на этот раз…

Мигель лежал в постели, наполовину накрытый простынёй. Он создал интимную обстановку, погасил свет, зажёг ароматические свечи и включил томную музыку. Французские духи, которыми он надушился, узнаваемы – Лиза использовала такие же.

Я не решился лечь рядом, присел на кровать. Мигель приподнялся, прикоснулся к моей груди подушечками пальцев правой руки и вкрадчивыми кошачьими движениями, разжимая и сжимая ладонь, медленно стал спускаться вниз. Когда его пальцы достигла паха, меня как током ударило, и я сжался от резкой боли в желудке.

– Извини, – процедил я сквозь зубы, и, скрючившись в три погибели, рванул в туалет. Опустошив желудок, вторично принял душ и вернулся. Через тридцать секунд предыдущий сценарий в точности повторился – стремительный рывок в туалет испугал Мигеля, случайно получившего болезненный удар локтем в живот и вскрикнувшего от неожиданности.

Я расслабился. Отдышался. Принял душ. Вернулся к Мигелю. Извинился. Это был не мой день – третья попытка не состоялась из-за постыдного бегства в санузел.

С Мигелем началась истерика.

– Подлец! Ты не любишь меня! Глумишься над моими чувствами!

– Клянусь, это не так, – еле слышно звучало из глубин санузла.

Огурец наслаждался мучениями врага народа и радовался, что не зря накапливал жизненные соки на грядке. Вечер испортился окончательно.

…До утра мы не виделись. Встретились в столовой. Я чувствовал неловкость. Мигель, напротив, предупредительно вежлив. Смущаясь собственного голоса, предположил:

– Ты импотент? – Не дожидаясь ответа, Мигель разразился монологом, суть которого: не следует придавать значения событию, случившемуся на нервной почве. – Проблемы в сексе связаны с перевозбуждением психики и легко излечимы, – уверял он. – Не будем торопиться. Узнаем друг друга поближе, и попробуем ещё раз.

– Хорошо, – согласился бледнолицый Роберт, устав от его настойчивости. – Рассказать анекдот? Он слегка неприличный. В нём замешана женщина.

– Конечно, расскажи, в рамках психологического сближения, – подбодрил Мигель.

– Приходит радужный мужчина в костёл и говорит: «„Падре, я грешен и хочу исповедаться!“ – „Правильный поступок, исповедуйся, сын мой“. – „Во вторник незнакомая женщина подвернула на улице ногу и сломала каблук. Я помог ей дойти до дому, подняться на второй этаж и зайти в квартиру, и тут начался дождь. Она говорит: „Куда ты пойдёшь в непогоду? Останься, пережди дождь!“ Я остался и согрешил“. – „С женщиной это очень большой грех“, глубокомысленно молвил падре. – А вчера в синагоге я ремонтировал крышу. Закончил работу и тут дождь начался. Ребе говорит: „Куда ты пойдёшь в непогоду? Оставайся, пережди дождь!“ Я остался и согрешил! О, падре, простит ли меня Создатель за грех католика с раввином? – И тут от ветра с силой хлопнула входная дверь, и падре закричал нечеловеческим голосом: „Беги домой, сын мой, пока ливень не начался!“»

Мигель засмеялся, побежал в свою комнату и вернулся с толстым альбомом с семейными фотографиями.

– Познакомься с моей семьёй, – сказал он, раскрывая переплетенный чёрной кожей альбом.

– С удовольствием.

Старые снимки – прикосновение ушедшей эпохи, зеркальное отображение будущего. Когда-нибудь последующие поколения также будут рассматривать нас, всматриваться в лица, в причёски, в одежду, выискивая портретное сходство. Кто как. Заинтересованно, бегло, безразлично, с почтением. По-разному, в зависимости от того, какую мы оставим о себе память, они будут разглядывать старинные фотографии.

– Мои родители, – Мигель указал на фото на первой странице. – Они родом из Мексики, но у них испанские корни. Выходцев из Испании у нас называли гальего или галисийцы. Старшие братья, – пояснил он следующее фото. – Пабло, Фернардо, Санчес. У всех обычные человеческие семьи. Один я не устроен.

– Ты ни разу не вступал в брак?

– Дважды. Но всё неудачно. Мой первый супруг, – показал он на мужчину, сидящего верхом на лошади. – Рядом я. Узнаёшь? Мне здесь всего лишь двадцать. Я рано завёл семью. Мог бы ещё погулять.

Лицо всадника показалось знакомым.

– Как его звали?

– Питер. Он был офицером полиции.

Сердце ёкнуло: «Робинсон». Пряча волнение, небрежно спросил:

– Ты увлекался верховой ездой?

– Нет. Питер разводил скаковых лошадей. Он владел небольшой фермой в Коннектикуте. А закон счастливого брака – в умении жить интересами супруга. Ты согласен со мной?

Круг замкнулся. Выяснилось, откуда мог появиться лошадрин. Джейкоба убил его лучший друг? Хотелось бы взглянуть на условия миллионного завещания. Лиза, Лиза! Что же ты натворила, поддавшись на уговоры отца! Лучше бы ты не приезжала вчера!