Текст книги "Запретная любовь. Forbidden Love"

Рафаэль Гругман
Запретная любовь. Forbidden Love
Роман-антиутопия

© Гругман Р., 2020

© ООО «Издательство Родина», 2020

Кто контролирует настоящее, контролирует прошлое. Кто контролирует прошлое, контролирует будущее.

Джордж Оруэлл, «1984»

Документы все до одного уничтожены или подделаны, все книги исправлены, картины переписаны, статуи, улицы и здания переименованы, все даты изменены. И этот процесс не прерывается ни на один день, ни на минуту. История остановилась. Нет ничего, кроме нескончаемого настоящего, где партия всегда права.

Джордж Оруэлл, «1984»

Запретная любовь. Forbidden Love
Книга первая

Первобытные женщины обзаводились потомством без участия самцов, их дети развивались из яйцеклетки без оплодотворения и были генетическими клонами праматери рода человеческого. Веками на Земле рождались женские особи, изредка мужские, но в процессе эволюции человека размножение партеногенезом исчезло. Эволюция создала современного человека, двуногого, бесхвостого, прямоходящего. Мужчину и женщину. Прошли тысячелетия…

По заказу Пентагона в Лос-Аламосе американские учёные создали бомбу любви, которая при взрыве выделяла вещество, вызывающее у солдат противника непреодолимое сексуальное влечение друг к другу. Во время испытаний по неизвестной причине началась неконтролируемая цепная реакция, вышедшая за пределы военного полигона. Антивируса и возврата в прошлое не было.

Прошли столетия. Двадцать третий век. США.

Пролог
Исповедь второсортного мужчины

Нас всё меньше и меньше. Над нами подсмеиваются. Унизительные насмешки осточертели. Мы стараемся их не замечать и прячем от чужих глаз и ушей личную жизнь, понимая, что поддержки ждать не от кого – мир против нас. А всё потому, что мы – секс-меньшинство, недочеловеки, или, как радужные о нас говорят, недоразвитые особи мужского пола, сохранившие неконтролируемые разумом половые инстинкты животного мира. Как испокон веков заведено? Мужчины создают семьи с мужчинами, женщины – с женщинами, а мы, гетеросексуалы, равнодушны к общечеловеческой морали однополой любви и пылаем страстью к противоположному полу.

Радужные клеймят нас позором и требуют ужесточения уголовного кодекса Соединённых Штатов: за злостное сожительство с особью противоположного пола ссылать провинившихся в исправительно-трудовые лагеря. Женщин – в женские, мужчин – в мужские. Опыт далёкой России свидетельствует: три года изоляции в здоровой однополой среде излечивают девяносто процентов больных, и человек обретает сексуальную ориентацию, заложенную матушкой-природой. Мальчик рождён любить мальчиков, а девочка – девочек.

Правозащитные организации – «Врачи без границ», «Международная амнистия» и «Красный Крест» иногда вспоминают о нас и требуют послабления для недочеловеков, нерадужных американцев, отправившихся по собственной инициативе в исправительно-трудовой лагерь. Они предлагают сохранить за неофитами на время лечения прежнее место работы, применить по отношению к ним «Закон о праве на забвение», и после трёхгодичного испытательного срока удалить из персональных данных упоминание о грехах молодости.

Найти друг друга нам нелегко. За напечатанное мелким шрифтом объявление «Мужчина ищет женщину для любви и гражданского союза», или наоборот – «Женщина нуждается в близком друге» – соседи побьют стёкла, обольют нечистотами дом, повредят электромобиль…

Как нам знакомиться? И где? В кафе или в библиотеке пристально всматриваешься в глаза, ловишь лёгкое шевеление губ, сердце вздрагивает в предчувствии: «это она!» – Но когда после осторожного прощупывающего разговора робко намекаешь о дружеской встрече, шарахаешься, как от чумы. Оказывается, она лесбиянка…

Радужной семье легко обзавестись детьми, – как обычно, они зачаты в пробирке. Несложная технология позволяет лаборанту медицинского офиса за пятнадцать минут подобрать нужный набор хромосом, и осчастливить женскую семью девочкой, а мужскую – мальчиком. Желание заказчика – закон для исполнителя. В руках лаборанта цвет кожи, глаз и волос. Заказчик выбирает расу: эфиопскую, европеоидную, семито-аравийскую или монголоидную, но пока выбор ограничен тридцатью разновидностями. Затем он по каталогу подбирает черты лица. В моде красноволосые мальчики и зеленоглазые девочки с голубыми волосами, восточным разрезом глаз и кожей цвета молочного шоколада.

В Калифорнии в медицинских офисах внедряется новая технология – программирование кода смены цвета волос. Можно заказать радугу – и через заданный в настройке временной интервал (модники предпочитают двадцати четырёх часовой цикл) цвет волос на голове становится красным, оранжевым, жёлтым, зелёным… можно заказать другую палитру, но пока это дорого и не всем по карману. Технология не отработана и случаются медицинские ошибки – в радуге зелёный цвет сменяется фиолетовым, проскакивая голубой, а вместо красного возникает оранжевый…

В лесбийской семье ребёнка вынашивает одна из женщин. А если супруги мечтают о двойне, в творческий процесс вовлечены обе женщины. Для мужской семьи в процесс деторождения вовлечена суррогатная мать.

У нас – по-другому. Никогда не знаешь заранее, кто появится на свет – девочка или мальчик. Блондин или брюнет. А как нам встречаться? Как избежать чужих глаз? Как уединиться, если профессия связана с шоу-бизнесом или с миром искусства, и требует постоянного пребывания на виду? Как спрятаться от пристального внимания папарацци, жаждущих заполнить страницы таблоидов новым скандалом? Питер Чаковски, прославленный американский композитор, застрелился, когда достоянием гласности стал его роман с исполнительницей модных эстрадных песен.

Те, у кого есть высокооплачиваемая работа, находят выход из затруднительной ситуации. Две разнополые пары маскируются под радужные, берут кредит в банке и покупают двухсемейный дом. На людях к ним сложно придраться. В гости, в кино, на прогулку – женщины шествуют с женщинами, а мужчины с мужчинами. Под ручку, в обнимку – кому как заблагорассудится. Но когда стемнеет, двери заперты и шторы опущены – на час-другой разбегаются по разным спальням.

Впрочем, в отличие от остального мира, на северо-восточном побережье США не всё так строго, если речь не заходит о создании семьи.

На дворе двадцать третий век. 2254 год. В северо-восточных штатах мужчине не возбраняется, без вторжения в личное пространство женщины, пройтись с ней по улице, пообедать в ресторане и, бросая вызов, блюстителям нравственности, соблюдая разумную дистанцию, станцевать латиноамериканское танго. Когда-то вызывающие поступки были редкостью, дерзкими выходками раскованной и избалованной молодёжи, ради эпатажа готовой на смелые и необдуманные проделки. Не так давно в общественных местах: в театрах, в ресторанах, в автобусах – повсюду висели предупредительные таблички – «только для мужчин», или, наоборот – «только для женщин». Даже улицы прежде были разделены – одна сторона для пешеходов-мужчин, вторая – для женщин.

Многое изменилось за последние годы. В северных штатах уходят в прошлое остракизм и охота за ведьмами. В «Мэдисон-сквер-гарден», в амфитеатре, прежде разделённом на два изолированных сектора, мужской и женский, появился третий сектор, смешанный. А в спортивных танцах и фигурном катании помимо выступления мужской и женской пары завоевал зрительские симпатии смешанный дуэт. Ожидается, что в 2260 году его включат в программу зимних Параолимпийских игр в Ванкувере. И для Голливуда общество сделало исключение – закрыло глаза на бисексуальные связи, привычные для артистической среды, ищущей острые ощущения, – секс с инопланетянами или с роботами. Но вне мира кино семейные ценности неизменные, увековеченные в Билле о правах 1791 года: традиционный брак – однополый, союз двух мужчин или двух женщин. «Прелюбодеяние мужчины и женщины нарушает гендерное равноправие; сожительство мужчины и женщины запрещено».

Но мы же не виноваты, что природа создала нас другими. Во всём остальном мы нормальные люди! Белые, чёрные, двурукие и двуногие, бесхвостые и прямоходящие, с глазами, симметрично расположенными по обеим сторонам переносицы, ничем не отличающиеся от девяностопроцентного радужного мира, не желающего принять нас такими, какие мы есть! Мы не андрогины, не перволюди, сочетавшие в себе признаки обоих полов, и циклически превращающиеся в женщин или мужчин. Даже мормонам предоставлено больше прав и свобод. Федеральное правительство разрешило мормонской церкви регистрировать полигамные однополые браки. Но когда Марио Берлускони, школьный учитель из Бостона, обратился за разрешением зарегистрировать Церковь Разнополых Союзов, Конгресс переполошился и принял закон, возбранявший создавать религиозные объединения, противоречащие одиннадцатой заповеди Библии, запрещающей секс между мужчиной и женщиной. Весь мир против нас! Разнополые браки разрешены только в Нидерландах, объявленных Конгрессом «государством-изгоем».

Мы побаиваемся своих же детей. По наивности они могут проговориться. В средней школе, когда у подростков формируется сексуальное мировоззрение, их подготавливают к взрослой жизни: на уроках «Истории древнего мира» преподают Ветхий Завет, требующий смертной казни, уличённых в гетеросексуальной любви. И хоть эта заповедь не воспринимается буквально, как и заповедь, «око за око и зуб за зуб», тыльная сторона обложки школьного учебника напоминает о библейском запрете разнополой любви. «Кто ляжет с женщиною, как с мужчиной, то оба они сделали мерзость: и побитием камнями будут преданы смерти». С приближением восемнадцатилетнего возраста мы вынуждены раскрыть детям правду. Не все способны понять, простить и пережить удар. Для многих это чудовищный стресс. Как жить с клеймом, что ты зачат не в пробирке! Случались самоубийства – узнав о своей неполноценности, подростки вскрывали вены или травились наркотиками… Но другого выхода у нас нет – при получении водительских прав на удостоверении личности под фотографией печатаются зашифрованные номер пробирки и генетический код. Зачатые иначе – люди второго сорта. Им не позволено создать семью с полноценными людьми, генетически чистыми и лишенными наследственных болезней. Непробирочные обречены на гражданский союз только с такими же, как они.

Наверно, историю моей жизни следует назвать иначе. Исповедь несчастного гетеросексуала, потерявшего любимую женщину и ребёнка.

Глава I
Любовь гетеросексуала

Я работал программистом в небольшой компании в Гринвич-Виллидже и, если позволяло время, заходил перед работой в «Старбакс» на чашечку кофе. Там я познакомился с Лизой. Внимание она привлекла сразу. На вид лет двадцать пять. Стройная. Рост около пяти с половиной футов. Тонкое, продолговатое лицо, аристократическое, благородное. Такие лица завораживают глаз художника-портретиста. Она сидела за соседним столиком, собралась уходить и предложила мне свежий номер «Нью-Йорк Пост», который только что просмотрела. В этом не было ничего подозрительного, но в её очах – взгляд не обманешь – я поймал на секунду блеснувший огонь и принял вызов. Так в давние времена световой азбукой Морзе передавались короткие сообщения.

Почти месяц мы встречались в «Старбаксе». Я осторожно проверял первоначальное ощущение, боясь оступиться. Такое случалось – подкладывалась «подсадная утка», попытка флирта с которой заканчивалась наручниками и радостными воплями в теленовостях: очередная успешная операция нашей доблестной полиции нравов. Лиза также боялась раньше времени рисковать и запустила пробный шар.

– Крис, моя невеста, занесла в домашний компьютер вирус. Ты можешь помочь?

Рискованное предложение, но я его принял, оставив путь к отступлению:

– У Майкла, моего друга, вечером занятия в колледже, и я свободен после шести.

Естественно, я выдумал Майкла, но если она из полиции, сигнал подан – я нормальный мужчина, радужный.

В тот вечер ничего не случилось, хотя мы близко подошли к роковой черте: невинно сидели у компьютера, нечаянно наши колени коснулись друг друга и застыли. Не дёрнулись. Я слышал учащённое биение своего сердца и боялся шелохнуться. Колени прилипли, и стоило немалого труда их оторвать. Дрожащим от волнения голосом Лиза шепнула: «На сегодня хватит». Прощаясь, я постеснялся протянуть руку – ладонь повлажнела от пота. Но уже на втором свидании – с компьютером якобы вновь случилась беда – в полуосвещённой комнате, Лиза с придыханием прошептала: «лампочка перегорела, а у меня нет запасной», – повторила трюк с коленями, и тормоза отказали. Ударило током, и мы ринулись в объятия. В безумную, звериную страсть мужчины и женщины.

Так продолжалось около полугода, пока Лиза не сообщила, что её друзья, Даниэл и Хелен, как и мы, одержимы безумием, наблюдаемым в природе у диких животных, и предложила купить двухсемейный дом. На первом этаже поселились женщины, второй этаж отдан мужчинам.

Для окружающих, мы образцово-показательные семьи. В мэрии заключили однополые браки и сыграли свадьбы. Мы соблюдали осторожность, нас трудно было заподозрить в обмане. Мужчины прилюдно дарили друг другу цветы, и нежно держась за руку, гуляли по набережной, а когда пришло время обзаводиться детьми, записались на приём к доктору Хансену.

Это одна сторона медали. Для публики. В действительности, нам не требовался доктор Хансен. У Лизы под сердцем уже стучал ножками плод нашей любви. Хелен и Даниэл не отставали – разница между зачатиями составила пару недель.

В ноябре обе женщины родили. Лиза – девочку, Хелен – мальчика. Так что не пришлось прибегать к ухищрениям – девочка воспитывается в семье Лизы и Хелен, а мальчик – в семье мужчин. Младенцы родились темноволосыми с карими глазами. Но и этому нашли объяснение – родители старомодны и пользовались каталогом двадцать первого века. Мы понимали, отсутствие сертификата доктора Хансена с указанием номера пробирки и генетического кода повредит карьере наших детей, но ничего не могли поделать. Прежде бывали случаи изготовления фальшивых сертификатов, но когда медицинские офисы обязали ежемесячно представлять отчёты в Вашингтонский Центр Семьи и Брака, и номера сертификатов внесли в общенациональную базу данных, обман стал невозможен. Родители, пойманные на мошенничестве, получили по три срока пожизненного заключения, а дети – позор и презрение общества. Ещё был случай лет тридцать назад, прогремевший на всю страну судебный процесс в Далласе. Некий предприимчивый врач продавал медицинские сертификаты и неплохо на этом зарабатывал, пока не попал в сети секретного агента полиции, под видом покупателя запросившего требуемый документ. Десять пожизненных заключений без права амнистии – по одному за каждый поддельный сертификат – для врача, и пожизненное заключение для родителей – суровый приговор отбил желание обойти закон.

Но зачастую ребёнок, родившийся в неполноценной семье, ещё в детском саду впитывает общечеловеческую мораль и по достижении половой зрелости избавляется от родительских генов. Даже если у него нет медицинского свидетельства, доказывающего, что его зачали в пробирке, для неофитов все двери открыты. Закон предоставляет «новым людям» множество льгот: гранты на бесплатное обучение в колледже, налоговые послабления на первые десять лет, но главное – они получают удостоверение личности с зашифрованным фальшивым генетическим кодом, исключающее дискриминацию по сексуальному признаку (государство любую фальсификацию может себе позволить). В дальнейшем неофиты создают розовые семьи и наслаждаются жизнью полноценных людей. Пока же нашим детям, Ханне Конде и Виктору Грину, предстояла нелегкая жизнь. Ханна приобрела фамилию Лизы – в лесбийской семье ребёнок приобретает фамилию женщины, родившей его, а Виктор унаследовал фамилию Даниэля, биологического отца. Привычные американские семьи: в одной – две мамы, в другой – два отца.

Я виделся с дочерью ежедневно – женщин она называла «мама Лиза» и «мама Хелен». Виктор обращался к нам «папа Роберт» и «папа Даниэл». Роберт, пора снять со своего лица маску, нерадужный второсортный мужчина.

Брожение в умах начинается с мелочи. Полгода назад шестидесятилетний мужчина обратился в Конституционный суд с заявлением, – поведав о детских страданиях, потребовал внести в семейное законодательство, что «каждый мальчик имеет право кого-то назвать „мамой“». «Кого из отцов?» зашёл в тупик суд и предложил родителям-мужчинам полюбовно меж собой сговориться. Разумную идею отверг мужской общенациональный референдум, и тогда сенатор Гитсон, либерал-демократ от штата Иллинойс, предложил называть мамой суррогатную медсестру. Но и здесь возникли проблемы. Федеральный закон защищает медсестру от судебных исков, требующих выплаты алиментов в случае смерти одного или обоих супругов, и запрещает без согласия медсестры разглашать её имя. Профсоюз суррогатных матерей также выступил против любых поправок к закону, остерегаясь изворотливых адвокатов, способных найти лазейку и нанести материальный ущерб медсёстрам. С влиятельным профсоюзом ни одна политическая партия ссориться не осмеливается. Пока ведутся дебаты, у Виктора мамы нет. Когда он достигнет совершеннолетия, узнает, что Хелен – его суррогатная мать, и её, если не будет стесняться, он назовёт «мамой».

Ещё с одной проблемой пришлось столкнуться. Учебник по детской психологии настоятельно рекомендует родителям брать иногда ребёнка в свою постель, вырабатывая у него подсознательные навыки нормального сексуального поведения и – добавлю от себя – предотвращая трагедию, случившуюся когда-то в семье Лизы Конде. Она родилась в радужной семье, воспитывалась в соответствии с общепринятыми нормами морали и нравственности, а в шестнадцать лет её как подменили, Лиза закрутила тайный роман с одноклассником. Чтобы их разлучить, родители переехали в другой город, возили дочь к психологам, подружили с хорошей девочкой, радужной, отличницей, спортсменкой, но все усилия оказались тщетны. Лизу тянуло к мальчикам. Поступив в колледж, она переехала в девичье общежитие, и всё закружилось сызнова; её вылавливали в соседней обители, в комнатах мальчиков, офицеры полиции нравов составляли протоколы о проникновении на запретную территорию, выписывали штрафы и предупреждали о серьёзных последствиях. Впустую. Родители от неё отказались – не вынесли позора.

Просыпаясь, маленькие дети просятся в родительскую постель, в которой они чувствуют себя защищёнными, и, пробуждаясь, Виктор заходил иногда в нашу комнату. Хотя мы с Даниэлем спим раздельно, наши кровати стоят вплотную друг к другу. Но чтобы объяснить сыну, почему отказываем ему в естественной просьбе, солгали, что страдаем кожным заболеванием, внешне невидимым: прикосновение чужого тела раздражает оболочку мозга и провоцирует рак кожи.

– А что такое «рак кожи»? – полюбопытствовал малыш.

– Нехорошая болезнь. Будут делать уколы. Ты ведь не любишь уколы шприцом.

– Не люблю, – нервно подтвердил Виктор и на всякий случай пустил слезу.

Даниэл отвлёк его компьютерной игрой, но радовался напрасно, – на следующий день Виктор вернулся из садика с выстраданной за день серией детских вопросов.

– А как же ты берёшь меня на руки? Ты не заболеешь?

– Нет, – успокоил он малыша, – пока ты не достиг пяти лет, я могу безбоязненно брать тебя на руки. Но спать ты должен в своей кровати.

На другой день воспитатель детского сада для мальчиков спросил Даниэля:

– Что у вас с кожей? Почему вы не укладываете Виктора в вашу постель? Мальчик страдает…

Даниэл покраснел, замялся, но это не вызвало подозрений и воспринялось с пониманием.

– Современная медицина делает чудеса, но в ряде случаев она бессильна.

– А что у вашего супруга? – настойчиво спросил воспитатель.

– Та же болезнь. Вот, спаровались два инвалида, товарищи по несчастью.

Воспитатель сочувственно покачал головой. – Бывает. – И рассказал об отце Фрэнка, страдающего схожей болезнью. Мы догадались: отец Фрэнка «наш». Я видел его несколько раз, когда он приходил в садик за сыном, но не подозревал, что одних мы кровей.

С дочкой обычно я виделся на детской игровой площадке. По выходным вшестером мы ходили в сквер, оборудованный аттракционами и детскими спортивными сооружениями и, пока Виктор под наблюдением Даниэля лазил по турникетам, я помогал Лизе катать Ханну на качелях. Хелен читала книгу, а Лиза рассказывала о шалостях и маленьких хитростях нашей дочери.

Сложнее сохранить в тайне интимные встречи. Мы жили в одном доме, но чтобы попасть из одной квартиры в другую, нужно выйти наружу и проскочить два лестничных пролёта. Каких-нибудь двадцать секунд. Но как объяснить детям ночные перебежки из одной квартиры в другую? – рано или поздно они нас застукают. Нашла выход Лиза. Пролистывая «Семейную газету», обратила внимание на объявление, на первый взгляд странное.

– Как тебе нравится? – Она вслух зачитала: «для особо прихотливых заказчиков: быстро и качественно выполняю любые строительные работы, включая установку потайных дверей».

– Тебя задело слово «прихотливых»? Он мог написать капризных заказчиков, с прихотями, привередливых, взыскательных, придирчивых.

Лиза недоверчиво покачала головой.

– Нет, дело в ином. Необычный сделан акцент. – Как опытный психолог, выискивающий скрытые пружины того или иного поступка, Лиза предположила. – Объявление закодировано. Потайная дверь. Это то, что нам требуется.

– Хочешь проверить? – шутливо спросил, не ожидая, что Лиза отреагирует моментально.

– Почему бы и нет?

Не моргнув глазом, она открыла сумочку, вытащила портативный сканер и провела по газетному объявлению. На телефонном дисплее рядом с номером абонента высветился профиль мужчины. Ниже имя – Ричард Меллони.

Лиза на секунду задумалась и глянула на меня.

– Рискнём?

– Как хочешь.

– Не дрейфь, старина, прорвёмся, – улыбнулась она и нажала кнопку «Разговор».

Два длинных звонка, на третьем – откликнулись.

Лиза пояснила, что хочет соединить находящиеся на разных этажах детские комнаты, чтобы девочки могли приходить друг к другу в гости, без суетливой беготни по лестницам. Безобидную ложь о девчонках Лиза произнесла с лёгкостью – искусству лгать гетеросексуалы научились с того дня, когда осознали себя изгоями общества.

Собеседники быстро поняли эзопов язык, второй по популярности после языка жестов. Для оценки объёма работ Лиза назначила строителю встречу на воскресенье. Когда он появился в нашем доме, я ахнул. Подателем объявления оказался Ричард, отец Фрэнка. Оказалось, он также шестым чувством вычислил меня, но помня о конспирации, себя не выдал. Спальни находились одна над другой. Ричард предложил в дальнем углу платяного шкафа разобрать пол, а на первом этаже в платяном шкафу в потолке сделать потайное окно, внешне неразличимое. В нужное время окно автоматически открывается, а дальше на выбор: складная лестница, трап-подъёмник или домашний дрон с грузовой платформой.

Три года мы прожили в любви и согласии. Затем Лиза мне изменила – сошлась с Ричардом, развелась с Хелен и переехала с Ханной в Бей-Ридж. Поближе к Ричарду. В лесбийской семье при разводе девочка остаётся с женщиной, которая её родила. Хелен не возражала – её отношения с Даниэлем остались прежними, и она ежедневно виделась с сыном. А я? Остался ни с чем. То, что Ричард, разлучивший меня с Лизой, наказан судьбой – ему не позволено видеться с Фрэнком – не служит мне утешением. Его ситуация была сродни нашей, и он также жил в двухсемейном доме. Пока его жене не надоело бегать по этажам, и она стала нормальной женщиной – радужной.