Текст книги "Крушение империи"

– Значит, их главаря зовут Селим? – спросил Иосиф.

– Да. Он главарь банды, – ответил Диего и добавил, – все они отъявленные головорезы. Лишить человека жизни для них так же просто, как выпить чарку воды. Но самым непревзойдённым мастером этого дела является человек по кличке Кяр. Он глухонемой, не слышит ни криков, ни стонов своей жертвы. Даже сам Селим побаивается своего безмолвного палача.

– Ну ничего, хвала Богу, мы отправили этих негодяев на корм рыбам, – произнёс Иосиф.

– Это не совсем так, – возразил Диего, – вам удалось потопить судно, которым командовал Аслан. Второе судно, на котором были Селим и Кяр смогло удрать

– Да, жаль конечно, – присоединился к разговору Давид, – расскажи-ка нам, чем занималась эта банда в Смирне.

– До прибытия в Смирну им удалось напасть и разграбить ещё одно торговое судно с пшеницей. На этот раз эта была арабская багала. В Смирне они распродали награбленное добро по бросовым ценам.

– Так вот кто сбил мою торговлю! – возмущённо воскликнул Иосиф, – мало того, что они грабят торговые суда, ещё и сбивают нам цены.

– Чем же ещё они занимались в Смирне? Ведь, как я понял, турки ещё долго находились там после того, как сбыли награбленное.

– Они там что-то искали. Что они ищут, я не могу сказать, но их отплытие из Смирны было связано с вами.

– Неужели то, что они ищут, находится на нашем судне? – удивился Давид, – лично мне это кажется странным. Я думаю, Иосиф, нам не стоит плыть в Эфес.

– Как это не плыть? А с пшеницей, что прикажешь делать? Везти её обратно в Александрию?

– Обратно её везти, конечно, не имеет смысла, но и в Эфес мы не поплывём. Там нас ждёт засада, которую устроят пиратские недобитки, – заключил Давид.

– Ты сильно преувеличиваешь. Надо быть безумцем, чтобы после сегодняшней трёпки снова сунуться на нас.

– Сегодня мы взяли верх своей внезапной артиллерийской атакой. В следующий раз эффекта внезапности у нас уже не будет, и потому сегодняшняя победа может больше не повторится. Одно мне ясно: турки хотят захватить нас любой ценой. Зачем? На этот вопрос пока сложно ответить, – заключил Давид.

В делах такого рода он оказывался всегда прав, и потому Иосиф вынужден был с ним согласиться.

– Ну и где же мы выгрузим оставшийся товар? – спросил требовательно шкипер.

– Пшеницу мы продадим на Кипре. Может, не так выгодно, как того хотелось, но зато безопасно, – ответил помощник, и решение это больше не обсуждалось.

На исходе третьего дня «Ангел» у острова Родос обогнул Анатолию взял курс на Кипр. Когда наступила ночь четвёртого дня и море погрузилось в темноту, судно приблизилось к Финикийскому заливу. Ночь была безлунной, и вокруг стояла непроглядная тьма. При слабом свете звёзд вдали, за левым бортом судна, едва проглядывалась жиденькая каёмка берега. При таком отличном звёздном небе шкиперу было легко держать правильный курс. Соломону, который уже научился управлять судном по звёздам, доверили вахту рулевого. Юноше было приятно осознавать, что огромный корабль повинуется его воле. В окружении многочисленных звёзд, которые служили ему ориентиром, он себя чувствовал полновластным хозяином Вселенной.

Вдруг вдали едва проглядывающего берега Соломону показалось, что он видит огни. Он стал внимательней всматриваться в темноту и достаточно чётко разглядел мерцающий свет.

– Дядя Иосиф! – крикнул он.

– Что случилось? – откликнулся шкипер и подошёл к Соломону.

– Там вдали какие-то странные огни, – сказал юноша, указывая в сторону берега.

– Это огни Химеры, – объяснил шкипер, указывая вдаль, – там глубоко в земле лежит побеждённая сатана Химера. У неё огнедышащая голова льва, тело козла и хвост с головой змеи на конце. Она хоть и побеждена, но извергает из скалы огонь, который ты видишь. Местные жители панически боятся этого места и держатся стороной.

– Неужели это страшное существо до сих пор живо? – стараясь скрыть страх, тихо произнёс Соломон.

– Живо или нет, не знаю, но огонь этот, сколько я здесь ни проплываю, всегда горит, – сказал Иосиф уже тоном человека, который не верит в сатанинские истории.

Соломон ещё долго смотрел на всё удаляющиеся огоньки, и в глубине души радовался тому, что находится в море, вдали от страшной Химеры.

Едва избежав гибели, Селим с оставшейся бандой на потрёпанной галере срочно причалил к пустынному берегу острова Хиос. Кяр, которого оглушила сломанная мачта, начал потихоньку приходить в себя. Хотя удар и был сильным, однако крепкое тело Кяра выдюжило и жизни глухонемого больше ничто не угрожало.

«Может, было бы лучше, если бы этот палач сдох», – подумал про себя Селим,

Банда Селима понесла ощутимые потери. Была уничтожена одна из лучших его галер и, что самое досадное, вместе с его верным Асланом утонула большая часть галерников, а без них длительное плавание на вёсельном судне становилось практически невозможным. Понимая это, Селим решил кое-как добраться до Эфеса.

Залатав дыры на разбитой галере, они медленно отправились в путь. Для ускорения хода бандитам пришлось самим взяться за вёсла. Селим, проклиная всех иудеев на свете, изнывая от палящего солнца, вынужден был выполнять роль галерника.

В течение следующих трёх дней они, крайне изнеможённые и на собственной шкуре познавшие тяжёлый труд галерника, наконец приплыли в Эфес. На следующий день он собрал команду и сказал:

– Золото, которое мы ищем столько времени, находится у иудеев в Александрии. Тому свидетельство – вот эта редкая монета, которой они расплатились в Смирне. Мы плывём в Александрию и там захватим это золото.

– Как ты захватишь золото в чуждом арабском городе. Лично я не желаю сидеть у мамелюков в тюрьме или того хуже лишиться головы от рук их палача, – начал возражать пират Баязед, который после гибели Аслана стал не доверять Селиму.

– Я вижу, в тебе заговорила трусость. Если ты боишься, то можешь отправляться домой и есть халву вместе с женщинами.

– Я ничего не боюсь, – быстро исправился Баязед.

Он отлично знал, что его ждёт, если вернётся домой с пустыми руками. Во всяком случае, не пахлава с хурмой.

– Вот так-то лучше, – сказал самодовольно Селим.

Продав оставшуюся пшеницу на Кипре, команда «Ангела» решила передохнуть на живописном острове и только потом вернуться в Александрию.

Соломон уже торопил время и ветер, чтобы побыстрее встретить родных. Прошло не более месяца, как он распрощался с ними, но за это время успел здорово соскучиться, особенно по сестре. А как она обрадуется подарку – чудесному колье, которое он выменял у Иакова в Смирне.

– Не терпится? – сочувственно спросил его, подошедший Диего, – вот и я всякий раз, когда возвращался домой, думал, что время ползёт очень медленно. Теперь уже один Бог знает, когда я снова попаду в Барселону? – тяжело вздохнул кастилец.

С тех пор, как Диего попал на борт «Ангела», не расставался с инструментами судового плотника. За несколько дней кастилец смог привести в божеский вид запущенное хозяйство на «Ангеле».

– Этот Диего работает настолько умело, что порой мне кажется, будто судно смастерил именно он. О лучшем плотнике я не мог бы мечтать. Не зря мы его спасли, – нахваливал Иосиф.

Тем временем «Ангел» приближался к берегам Египта. Ветры, дующие с севера на юг, всячески способствовали этому, и скоро на горизонте появилась бледная каёмка родного берега. Вся команда вышла на палубу, предвкушая скорую встречу с родными. К этому чувству примешивалась также тревога за состояние тех, кого они покинули месяц назад. Каждый в глубине души боялся, что по прибытии вдруг узнает дурную весть.

Об этом менее всех думал Соломон. Он ни на минуту не сомневался, что его семья в целостности и сохранности, и с нетерпением ждёт его возвращения. Ближе к полудню судно медленно вошло в александрийский порт и причалило к своему постоянному месту на Большой пристани.

– Соломон, ты отправляйся домой. Я приду вслед за тобой, как только улажу все дела на таможне, – скомандовал Иосиф, чувствуя, что юноше не терпится поскорее увидеться с родными.

Соломон спрыгнул на пристань и почти бегом направился к еврейскому кварталу. Когда он приближался к своей улице, ему повстречался пекарь Самуил. Соломон радостно поприветствовал его и удивился, что тот не ответил, а только хмуро опустил голову. Не придав этому особого значения, Соломон поспешил в сторону своего дома. Первое что его удивило это настежь открытая дверь.

Соломон вбежал вовнутрь но не заметил никаких признаков жизни. Чувство недоумения постепенно переросло в тревогу. Вдруг он увидел быстро приближающегося Иосифа в окружении команды и жителей их квартала. Лицо дяди выражало такую озабоченность, что сердце у юноши защемило от нарастающей тревоги. Иосиф с бледным от волнения лицом подошёл к растерянному племяннику и произнёс:

– Соломон, они убили Моисея!

Юноша вздрогнул, сознание его на мгновение омрачилось, но в следующий момент он взял себя в руки и уже с чувством нарастающего гнева спросил:

– Кто это они?

– Пираты, которых мы не добили. Я в этом почти уверен. Они убили твоего отца и похитили Ребекку, – добавил Иосиф, и его мужественное лицо исказилось гримасой ненависти.

Тут только Соломон осознал, что случилось непоправимое. То, что произошло, он не мог себе представить даже в страшном сне. В одночасье он лишился самых дорогих для него людей. Эта страшная весть сильно потрясла душу юноши, и он сотрясаясь от безудержных рыданий, упал на грудь своего дяди.

В этот тяжёлый час вся команда «Ангела» была рядом со своим шкипером и не расходилась по домам. Иосиф обратился к ним:

– Страшное горе обрушилось на наш дом. Враг осквернил и разорил наш очаг. Я полон решимости отомстить за содеянное и спасти мою племянницу. С этой целью я отплываю на «Ангеле» вдогонку за бандитами. Мы не вернёмся обратно до тех пор, пока не отомстим за Моисея и не вернём Ребекку. Вас же я не имею права отрывать от ваших семей, ибо путешествие будет долгим и опасным. Если кто-либо сейчас решит остаться дома, я никогда в жизни не упрекну его за это. Он может получить своё вознаграждение за службу сейчас же.

Давид подошёл к нему и сказал:

– Ты прости меня, дружище. В этот тяжёлый час я не смогу быть рядом с тобой. У меня большая семья, и если что случится со мной, они останутся одни.

Давид был отцом пятерых детей, и младшей его дочке только пошёл второй год.

– Ты всегда был для меня верным другом и таким же останешься в моём сердце. Оставайся здесь и будь опорой для остальных, – сказал Иосиф и заключил в объятия своего помощника, – прощай, мне будет очень тебя не хватать.

Староста общины подошёл к Иосифу и сказал:

– Бандиты искали что-то очень важное, но, кроме ювелирных украшений Моисея, больше ничего не нашли.

– Что? Что же они хотели найти, из-за чего убили Моисея? И потом, почему именно в нашем доме? – в сердцах произнёс Иосиф.

– До тех пор, пока ты не найдёшь их, эта тайна останется неразгаданной, – сказал староста и добавил, – отведи Соломона на наше кладбище. Пусть простится со своим отцом.

Затем он достал золотой перстень Моисея с шестиконечной звездой и передал его Соломону со словами:

– Этот перстень был на правой руке Моисея. Бандиты не заметили его в темноте. Носи его как вечную память об отце.

Соломон сжал в руке перстень. Он вспомнил последние напутственные слова отца, сказанные ему месяц назад на пристани, когда тот провожал его в первое плавание. Кто знал, что они окажутся пророческими?

Иосиф благодарно посмотрел на старосту и, обняв Соломона за плечи, направился в сторону кладбища. Здесь юноша вновь не сдержал слёз и припал к плечу Иосифа. Тело Моисея, убитого два дня назад, согласно еврейскому обычаю, пока не было погребено и покоилось в мавзолее, рядом с могилой его жены

– Клянусь, Соломон, мы отомстим за них! – сказал шкипер, – они ещё горько пожалеют о содеянном!

Соломон уже не рыдал.

За эти несколько часов в нем произошли невероятные изменения. Из некогда жизнерадостного юноши он превратился во взрослого мужчину, душа которого была ожесточена коварным ударом судьбы. Иосиф сразу заметил перемену в своём племяннике.

– Клянусь, что найду и покараю убийцу моего отца! – сказал Соломон.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ОСМАНСКИЙ МАРШ

Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состарится.

Библия (притча 22, 6)

Всю обратную дорогу в Адрианополь Селим провёл в тяжких раздумьях. Порой ему казалось, что не стоит туда возвращаться вообще. Он не выполнил высочайшее поручение и должен был предстать перед оком своего повелителя с пустыми руками. Это могло вызвать гнев султана, чреватый непредсказуемыми последствиями. Селим не нашёл золота ни в Смирне, ни в Эфесе, ни даже в Александрии, и спасти его могло только одно – он должен был непременно задобрить сердце султана каким-нибудь особенным подарком. Такой подарок он вёз из Александрии с величайшей осторожностью.

Тогда, в доме Моисея, в темноте он не смог внимательно рассмотреть Ребекку. Её похитили по инерции вора, который стремится утащить всё ценное, что попадётся под руку в момент кражи. Будь его воля, он вовсе бы не обременял себя в этот момент подобным грузом. Однако привычка грабителя взяла своё, и девушка была похищена.

Уже утром, когда их судно было далеко от египетского берега и солнце осветило девичий лик, только тогда Селим смог внимательно рассмотреть свою живую добычу. Первое, что его восхитило, это глубокие голубые глаза Ребекки. Длинные шёлковые волосы, ниспадающие на гибкий девичий стан, и мраморная шея буквально ошеломили Селима. Будучи зрелым мужчиной, успевшим повидать всякое на своём веку, он был поражён этой неземной красотой. Стоя на палубе, Ребекка пугливо озиралась на окружившую её банду похотливых головорезов. В их раздевающих взглядах просматривалась звериная жадность. Даже у невозмутимого Кяра нездорово заблестели глаза при виде беззащитного женского тела.

– А ну, ишаки вонючие! Прочь от царского подарка! – закричал на разбойников Селим, угрожающе схватившись за рукоятку кривой сабли.

– Это же наша общая добыча! Мы заслужили её! – начал зло огрызаться Баязед.

– Ты заслужил, чтоб твоя голова была брошена на съедение вонючим псам! – с яростью закричал на него Селим.

– Это от чего же? – обиделся пират.

– Оттого, что ты, безмозглый осёл, никак не можешь понять, что это подарок для великого султана. Мы принесём его вместо золота, которое не смогли найти. Эта девушка – спасение для ваших верблюжьих голов. Они непременно полетят, если вы вернётесь с пустыми руками. Так что берегите её пуще зеницы ока. Если хоть один волосок упадёт с её головы или кто-либо из вас посмеет пальцем тронуть её, то, клянусь Аллахом, его голову я отправлю на корм рыбам, – пригрозил напоследок Селим.

Все знали, что он слов на ветер не бросает, и нехотя попятились по своим местам.

Селим вплотную подошёл к испуганной девушке. Он посмотрел в её красивые, отдающие морской синевой глаза, и произнёс:

– Аллах свидетель, ты так прекрасна, что можешь затмить собой блеск любого золота. Пускай иудеи хранят у себя все сокровища мира, мне уже на это наплевать. Я унёс у них сокровище намного дороже, – почти шёпотом восторгался Селим, пожирая Ребекку глазами.

Девушка буквально онемела от страха и с ужасом смотрела на своего похитителя. Селим не отводил с неё восхищённого взгляда.

– Я никогда в жизни не видел таких прекрасных глаз. Мы назовём тебя турецким именем – Гёзал.

Когда Ребекка очнулась на незнакомом судне, сперва безудержно и долго рыдала, но потом от ощущения безысходности замкнулась в себе и едва прикасалась к пище и в конце плавания сильно истощилась. Обеспокоенный этим Селим по прибытии в Адрианополь сразу же нанял служанку – арабку Фатиму, которой велел всячески присматривать за ней.

Фатима долго охала, когда к ней привели чахнущую Ребекку. Девушка, увидев её, вспомнила свой родной очаг и разрыдалась, выплеснув, наконец, наружу накопившиеся эмоции. Фатима всячески её успокаивала, приговаривая по-арабски:

– Не изводи себя понапрасну. Ты так молода и прекрасна. Тебе надо смириться с тем, что неизбежно. Поверь мне, никто не причинит тебе зла, наоборот, твой хозяин, достойный Селим-ага, сделает всё, что ты пожелаешь.

– Больше всего на свете я желаю только одного – очутиться в моём родном доме

Фатиме было очень жаль эту несчастную еврейскую девушку. В глубине души она ненавидела Селима, однако ничего поделать не могла. Вскоре Фатима приодела и причесала Ребекку на турецкий манер и начала обучать местным обычаям и языку.

По ночам Ребекке снились кошмары. Она часто кричала и вскакивала от страха. Её новая няня клала ей под подушку маленький ятаган. По турецким приметам он должен был непременно отогнать злых духов и успокоить девушку.

Потихоньку Ребекка начала приходить в себя. Она уже не отказывалась как прежде от пищи и воспринимала происходящее более трезво.

Время —лучший лекарь. Эта присказка во все времена безотказно применима для всех. Ребекку тоже не обошло стороною целительное свойство доктора-времени. Благодаря Фатиме её жизнь стала входить в нормальное русло. Поняв, что ничто не в силах изменить, Ребекка начала приспосабливаться к новому образу жизни в незнакомой среде, стала привыкать к своему турецкому имени и даже откликалась на него, однако всепоглощающая тоска по родному дому никак не покидала девичью душу, отчего её взгляд казался отсутствующим, а на лице ни разу не засветилась улыбка.

Селим ни словами, ни действием не смел обидеть свою пленницу. Наоборот, он буквально дрожал над нею, всячески выполняя любые указания требовательной Фатимы, и не смел появляться в женских покоях дома.

Прошёл месяц с тех пор, как Ребекка стала Гёзал. Она жила в новом месте и в совершенно новом для себя измерении. Турецкая речь постепенно становилась понятней, а новые привычки и одежда уже не были в тягость. Одетая в закрытое платье, с прибранными волосами и с тоскливым безразличием во взгляде, Ребекка из безмятежной, по-детски наивной еврейской девушки, превратилась в молодую турчанку редкой, не восточной красоты.

Где-то в конце лета Селим, который почувствовал, что девушка уже окрепла, велел Фатиме подготовить её к визиту во дворец султана.

– Надо Гёзал приодеть надлежащим образом, предварительно ублажив в хамаме. Не скупись на красивые наряды. Возьмёшь столько золота, сколько необходимо. Она должна выглядеть божественно, – наказал Селим служанке.

Ранним утром Ребекка и Фатима с бохчами, отправились в хамам. Они шли по улицам Адрианополя, который без малого сто лет назад превратился в столицу Османского государства -город Эдирне. Рядом с главной площадью города османы соорудили красивую мечеть с тремя галереями. Она была построена в стиле персидской архитектуры, очень модной для того времени. Рядом с мечетью была расположена турецкая баня – хамам – воплощение роскоши и неги.

Для человека, который долгое время душой и телом был заточён в ограниченном пространстве, хамам являлся настоящим спасением. Ребекка, которая понятия не имела, что такое хамам, с опаской зашла в помещение, освещавшееся лишь через круглые окна в куполах. В центре мраморного пола женской раздевалки бил фонтанчик. Женщины раздевались, оставляя свои бохчи на деревянных скамейках, и, обернувшись в разноцветные покрывала, проходили через узкие двери в жаркие парилки. Оттуда через широкий проход можно было попасть в большой зал, где вокруг стен стояли мраморные ванны, заполненных тёплой водой. Под зданием хамама была мощная котельная, откуда подавалось наверх тепло и горячая вода.

Фатима с Ребеккой вдоволь напарились, затем долго лежали в мраморных чашах, заполненных тёплой ароматной пеной, сдобренной различными благовониями и хитроумными добавками. Затем Фатима велела Ребекке лечь на горячий мраморный стол, к которому подошла по-восточному усатая женщина – кисачи и стала грубой рукавицей из козьей шерсти безжалостно тереть нежное девичье тело. Она скоблила Ребекку, сменяя её омертвевшую потную кожу на молодую, здоровую, отчего девушка буквально линяла, подобно змее. Другая, жилистая, с орлиным носом, не то женщина, не то мужчина, кзыоглан, начала взбивать специальной пальмовой мочалкой пышную пену, забила ею полотняный продолговатый мешок и начала массировать тело Ребекки. Затем тщательно и долго мыла длинные золотистые волосы попеременно тёплой и холодной водой. В конце всех этих пыток Ребекка лежала, завёрнутая в зелёные простыни, и сладостная нега разливалась по её будто заново родившемуся телу.

Впервые в жизни еврейская девушка познала всю прелесть турецкого хамама. Приятно истомлённая и расслабившаяся Ребекка чувствовала себя великолепно, на время позабыв о своём горе, отчего долгожданная улыбка наконец пробилась на её раскрасневшемся личике. Фатима не могла не заметить перемены в настроении своей подопечной.

– Ты самая красивая девушка, которая когда-то переступала порог хамама, – не смогла скрыть своего восторга Фатима, которая всё это время восхищалась великолепным телом Ребекки, – ты воистину достойна высшего созерцания.

– Мне ничего не надо, Фатима. Единственно, о чём я мечтаю – это вернуться в Александрию, – ответила снова взгрустнувшая пленница.

– Поверь мне, когда я переехала сюда, почти насильно, из Палестины, мне казалось, что весь мир перевернулся. Однако, как видишь ничего, жива и даже процветаю. Тебе же выпало счастье перебраться из скучного арабского города во дворец турецкого султана и стать женой могущественного владыки.

– Ты когда-нибудь видела счастье в заточении? Для меня свобода дороже любой роскоши, – ответила Ребекка, и на её глазах снова показались слёзы.

– Прошу тебя. Ради меня. Не порть своё прекрасное личико. Я же так старалась сделать из тебя настоящую красавицу.

– Прости меня, Фатима, – грустно ответила девушка, – я не хотела тебя подводить. Больше ты не увидишь ни слезинки на моём лице.

В хамаме женщины провели почти весь день, не преминув там же подкрепиться. Вообще, хамам для турка – это не просто баня. Хамам – это и отдых, и место встреч для друзей, это, если хотите, обновление жизни путём омовения. После хамама каждый себя чувствует будто заново рождённым. С таким же чувством возвращалась домой и Ребекка.

Дома Фатима принесла купленное специально для Ребекки платье, вдоль и поперёк расшитое золотом. В этом одеянии она выглядела действительно божественно, ибо оно очень подходило к её золотистым волосам. Сама Ребекка смотрела на себя в зеркало и постепенно душа её наполнялась той гордостью, которая присуща женщинам, уже чувствующих магическую силу своей красоты. Это чувство придавало ей уверенность в себе, вселяло надежду.

Фатима глядела на свою подопечную гордо и одновременно несколько с завистью. Ей, по-восточному смуглой дурнушке, не довелось в течение всей жизни испытать на себе трепетного мужского взгляда, ибо природа не смогла её наделить хотя бы крупицей той красоты, какая была у Ребекки.

Селим, взглянув на приодетую Гёзал, понял, какое бесценное сокровище он отдаёт во дворец к султану. Эта девушка, поразившая с самого начала своей непревзойдённой красотой, здесь, в его доме, ещё больше расцвела, прибавив ко всему истинное царственное великолепие. С каким упоением он присвоил бы её себе, бросил бы всё к её ногам, всё без остатка. Однако долг и страх заставили его лишиться столь прекрасной наложницы, не воспользовавшись ею хотя бы раз.

Вот уже больше двух месяцев, как османский султан отсутствовал в столице. Он выехал со своим войском ещё в начале лета, чтоб захватить крепость Круи, расположенную высоко в горах Албании, однако до сих пор не вернулся, ибо крепость оказалась неприступной. Долгое отсутствие султана всегда вызывало чувство тревоги и неуверенности у его великого визиря Халала, который в отсутствие высочайшей особы ведал государственными делами. Сам Халал происходил из знатного османского рода амасийских пашей. Он являлся самым приближённым человеком султана и был вторым лицом в Османском государстве.

Великий визирь ведал практически всеми государственными делами, включая самое важное – сбор податей с покорённых земель. Его многочисленная армия давтарчи денно и нощно разъезжала по стране и была занята самым популярным делом во всех веках и странах – выколачиванием налогов. Имея сильное влияние на самого султана, Халал часто самолично решал многие важные вопросы, тем самым сконцентрировав в своих руках огромную власть.

Сам султан Мурад Второй был человеком мирного нрава. Он уже дважды отрекался от престола в пользу своего сына Мехмеда, желая уединиться в тиши садов загородного дворца. Однако, обеспокоенный, что с уходом Мурада уйдёт и его всесильная власть, Халал буквально насильно возвращал султана обратно на престол. Больше всего его возмущал импульсивный и непредсказуемый характер царевича, который, став султаном, отстранил бы великого визиря от управления государственными делами. Халал неоднократно уже сталкивался со строптивым нравом этого юноши, которому только недавно исполнилось семнадцать лет. Великий визирь ежедневно молил Аллаха о сохранении доброго здравия и благоденствия своему султану как гаранту его же, Халала, благополучия, и потому долгое отсутствие его величества вызывало у него вполне оправданное чувство тревоги. В донесениях, посылаемых им еженедельно из столицы, он сообщал ему о текущем состоянии дел в государстве, всякий раз призрачно намекая на затянувшееся отсутствие.

Приняв с утра у себя главного давтарчи и ознакомившись с количеством взимаемых налогов в государстве, всесильный визирь решил пройти в дворцовый сад, чтобы там, в тени и прохладе великолепных деревьев, спокойно предаться трапезе. Зайдя в уютный кёшк и устроившись поудобней на великолепном персидском ковре с многочисленными подушками, Халал уже хотел распорядиться подать ему еду, как дворцовый слуга сообщил, что Селим, порученец султана, просит принять его.

– Какой Селим? – не сразу вспомнил Халал, – а это тот пират, которому великий султан поручил найти золото храма Артемиды. Помню, помню. Если явился, стало быть, нашёл. Ладно, пускай заходит, – велел слуге визирь, устраиваясь поудобнее на мягких подушках.

– Приветствую тебя, мой господин! – с поклоном вошёл Селим.

Визирь легко кивнул головой, с любопытством рассматривая вошедшего и стремясь проникнуть в его тёмную душу своим проницательным взглядом.

– Раз ты посмел сюда явиться, стало быть, принёс много золота для его величества? Тебе удалось найти богатства царя Крёза? – с иронией в голосе спросил Селима Халал, сразу угадав, что у того не всё ладно.

– Золото Крёза так глубоко упрятано, что невозможно обнаружить. Мы не нашли никого, кто бы смог указать на его местонахождение, – начал с опаской оправдываться пират.

Халал и раньше недолюбливал этого прохвоста, а сейчас, поняв, что тот потерпел неудачу, в глубине души даже обрадовался, что наконец представился повод наказать его.

– Твой ответ не сулит тебе ничего хорошего. Великий султан, да хранит его вечно Аллах, терпеть не может неудачников, и твоё присутствие может вызвать его праведный гнев. Думаю, было бы справедливей, чтобы ты вообще не появлялся перед его ясными очами, тем самым избежав немилости.

Халал уже предвкушал позорное исчезновение этого мерзкого пирата, пригретого султаном только ради выполнения его тайных помыслов.

– Куда же мне уйти? Здесь мой повелитель, которому я предан целиком, всей душой, – ответил Селим.

– В таком случае тебе придётся держать ответ за то, что посмел явиться сюда ни с чем.

– Я не пришёл с пустыми руками. Я принёс бесценный подарок, – гордо ответил Селим.

– Подарок? – заинтересовался Халал, – что за подарок ты осмелился принести султану?

– Я привёз для своего высочайшего повелителя, да хранит его Аллах вечно, красавицу-наложницу, – с победой в голосе ответил Селим.

– Ты привёз для гарема новую наложницу? – удивился визирь, – так где же она?

– Она здесь, мой господин, вели впустить её.

Халал немедленно распорядился об этом, и вот уже Ребекка, медленно шагая из глубины сада, величаво приближалась к кёшку. Лучи полуденного солнца хорошо пробивались сквозь густые ветвистые деревья дворцового сада, как бы нарочно освещая неповторимую красоту Ребекки. Халал внимательно всматривался в великолепно сложённую женскую фигурку, затем быстро встал, подошёл к ней и откинул прикрывающую лицо тёмную паранджу. Прекрасное лицо Ребекки, окаймлённое золотистыми волосами, на мгновение сильно поразило визиря. Он сразу понял, что подобной красоты в гареме у его величества никогда не было. В следующее мгновение он, уже совладав с собою, повернулся к Селиму и спросил:

– И где же ты раздобыл этот подарок?

– В египетской Александрии.

– С какой же целью ты там оказался?

– Мы искали золото царя Крёза.

Такого сюрприза Халал явно не ожидал от Селима. Пожалуй, этот подарок заставит султана простить пирату его неудачу. Мурад не только не накажет его, но к тому же ещё больше приблизит к себе. Сей возможный вариант явно не нравился великому визирю, который терпеть не мог Селима. С другой стороны, появление в гареме такой великолепной наложницы непременно заставит его величество вернуться в столицу, о чём так мечтал Халал.

– Твой подарок непременно порадует его величество. Однако я боюсь, что твои головорезы не оставили её без внимания и успели позабавиться ею. Если это действительно так, то тебе стоит сразу же удалиться. Султан никому не прощает подобных шуток.

– Это можно легко проверить, мой господин, – уверенный в себе заявил Селим.

– Да, действительно, – сказал Халал и приказал рядом стоящему слуге, – позвать сюда баши– евнуха.

Главный евнух дворца султана, Мустафа, был грузным человеком с круглым безбородым лицом и писклявым голосом.

Мусульманская религия запрещает любую кастрацию для своих верующих, и потому евнухов турки набирали среди представителей иной веры и стран. В основном это были выходцы из народов Кавказа, вывезенные оттуда торговцами живым товаром. Кастрированные до полового созревания, они утрачивали способность не только к зачатию, но и к совокуплению, навсегда теряя присущий для мужчины облик, превращаясь в толстых, неповоротливых существ с гладкой кожей и тонким голоском.

Мустафа ведал женской половиной дворца – гаремом. Никто из мужчин не имел права заходить туда. Мустафа бдительно охранял от любых посягательств многочисленных жён и наложниц Мурада. Он лично отвечал за благосостояние и сохранность каждой из них, за что пользовался неограниченной благосклонностью своего повелителя. Ключи от тяжёлых засовов гарема он всегда держал при себе, не доверяя никому. Должность главного евнуха при дворе Мурада Второго была приравнена к рангу великого визиря, и потому, когда Мустафа зашёл в кёшк, то уселся напротив Халала, тем самым показывая своё иерархическое равенство.