Текст книги "Крушение империи"

– Вот, посмотри, Мустафа, какое сокровище привёз Селим в подарок его величеству, – представил суть дела великий везирь.

Главный евнух посмотрел на Ребекку взглядом человека, который приценивается к товару перед покупкой.

– Как тебя зовут? – обратился он к ней.

– Меня зовут Гёзал, – ответила девушка с тяжёлым вздохом.

– Это имя тебе дал Селим. А как звали тебя раньше?

– Я еврейка, а имя моё Ребекка, – с гордостью ответила девушка.

– Эта наложница вполне достойна, чтоб предстать перед высочайшим взглядом, однако я должен удостовериться в её непорочности перед тем, как предложить султану.

Сказав это, Мустафа распорядился отвести девушку к евнуху -экиму с целью её осмотра. Слуга увёл Ребекку, а дворцовый повар стал подавать в кёшк трапезу. За несколько минут слуги разложили аппетитные блюда: великолепную долму из красного перца, завёрнутого в виноградные листья, холодные бараньи мозги, баклажаны, начинённые тёртыми орехами и пряным сыром, мясо ягнёнка, прожаренное в тонире. Визирь и главный евнух приступили к еде, не обращая внимания на стоящего в стороне Селима. Всё это они запивали кислым айраном, неустанно чавкая и фыркая от удовольствия, после чего перешли к сладостям.

В это время к ним подошёл евнух -эким. Халал и Мустафа вопросительно взглянули на него, тот утвердительно кивнул головой и сказал:

– Она не тронута, мой господин, тело её великолепно и без малейших изъянов.

– А где же сама наложница? – поинтересовался Халал у экима.

– Она лишилась чувств, но скоро придёт в себя, – успокоил его эким, цинично улыбаясь.

Селим, который стоял всё это время молча, вопросительно взглянул на Халала.

– Пожалуй, мы покажем твой подарок султану, – вынес решение визирь, – ступай, как только его величество вернётся в столицу, возможно, пожелает увидеть тебя.

Селим вздохнул облегчённо. Сказанное Халалом означало, что ему прощается его неудача, и наложница принимается в гарем. Селим повернулся и пошёл прочь из дворца.

Визирь и евнух продолжили трапезу.

– Надо в донесении описать эту прекрасную девушку. Зная нашего султана, я уверен, что это заставит его непременно вернуться, – сказал Халал, заканчивая трапезу, – позаботься, чтобы её содержали достойно, и до приезда его величества тщательно подготовили во всех отношениях.

– Не беспокойся. Мы своё дело знаем, – пропищал в ответ Мустафа и кисло захихикал.

Затем Халал велел слуге тотчас позвать дворцового ншанджи, который явился в кёшк с готовыми пером и бумагой. Великий визирь обратил внимание на ладно сшитый кафтан опрятно одетого ншанджи. Халал начал диктовать письмо султану. После него надиктовал донесение главный евнух. Закончив работу, ншанджи с поклоном удалился к себе. Там он аккуратно сложил оба донесения и скрепил дворцовой печатью. Затем достал ещё одну бумагу и переписал в неё оба донесения слово в слово. Он спрятал переписанное в карман и вышел из дворца.

Второй месяц продолжалась безуспешная осада высокогорной крепости Круи многочисленной армией турецкого султана Мурада Второго. Правитель Османского государства тщетно пытался разгромить эту неприступную крепость христианского мира. Турки несли большие потери, армия была сильно измотана и морально подавлена. Янычары, которые надеялись на быструю победу, теперь после неудач сильно приуныли и уже не рассчитывали на лёгкую добычу. Сломить оборону крепости, которую возглавлял отважный Скандербег, они были не в состоянии.

Сын албанского князя христианского происхождения Скандербег всю свою юность провел в качестве заложника при дворе турецкого султана. Он был обращен в ислам, обучен военному делу и служил в турецкой армии под именем Искандер-бек. Однако будучи патриотом, Скандербег не захотел сражаться во имя пророка, бежал из турецкой армии, чтобы воевать за собственную веру. Обладая большими организаторскими способностями, он сумел сплотить вокруг себя своих боевых товарищей, возглавив мощный очаг сопротивления турецкой экспансии в Европе. Из своей неприступной крепости в Круи Скандербег с помощью эффективной партизанской войны сильно досаждал турецкому султану и был для османов такой же головной болью, как отважный Хуньяди в Венгрии.

Турки уже завоевали почти всю Малую Азию и большую часть Византии. Завоевания турок в Европе носили пока эпизодический характер, ибо существование христианского Константинополя мешало широкомасштабной экспансии. Поход против Скандербега, предателя исламской веры, был делом чести мусульман. Вот почему Мурад решил лично возглавить военную кампанию и летом 1450 года осадил крепость Круи в Албании.

Крепость Круи, расположенная высоко в горах, имела два ряда мощных оборонительных стен, возвышающихся на отвесных скалах, подойти к которым можно было только по узкой и крутой горной тропе. Эта единственная тропа хорошо контролировалась с двух сильно укрепленных крепостных башен, где денно и нощно дежурили защитники крепости, предотвращая любую попытку противника прорваться к воротам. В тех местах, где в подножии стен можно было сделать подкоп и подложить пороховые мины, были предусмотрительно сооружены выступные каменные балконы, так называемые мушараби. Последние имели в полу отверстия, через которые защитники заливали турецких минеров кипящей смолой или расплавленным свинцом.

Осадная артиллерия турецкой армии была практически бессильна в таких условиях. Ядра либо не достигали своих целей, либо не причиняли крепостным стенам серьезного урона, ибо сами пушки, или как их тогда называли– бомбарды, в силу наличия сильно пересечённой местности были дислоцированы на неудобных для стрельбы отдалённых позициях.

Между тем дерзкие вылазки Скандербега, отлично ориентирующегося на местности, наносили турецкой армии существенный урон. Предполагалось, что крепость сообщается с внешним миром через неизвестный для османов тайный ход, хорошо замаскированный в горных расщелинах. О наличии этого хода красноречиво говорил тот факт, что осаждённые практически не испытывали недостатка в снабжении провиантом и оружием и могли в любой момент появляться в турецком тылу, нанося контрудары.

Крепость Круи могла бесконечно долго выматывать турецкую армию под своими стенами и легко переносила осаду турок. Воины Скандербега были хорошо организованы, храбро и умело защищались. Султан приказал вырезать и угнать в рабство всё окрестное население крепости, которое могло бы поддерживать осаждённых. Однако эта мера не принесла сколько-нибудь ощутимых результатов. Защитники продолжали получать помощь извне только им ведомыми путями.

Зелёный шатёр турецкого султана находился на безопасном расстоянии от места осады и был хорошо укрыт в тени ветвистых деревьев. Снаружи шатёр круглосуточно охранялся самыми преданными янычарами, готовыми предотвратить малейшую опасность, угрожавшую их повелителю. Сам султан, сидя на мягких подушках и слегка прищурив глаза, слушал послание своего великого визиря Халала, присланное ему из столицы Османского государства– Адрианополя. Послание было написано на арабском языке, ибо в то время турецкий язык существовал лишь в разговорной форме, а для письма турки использовали арабскую письменность. Писать и читать на языке ислама мог лишь ограниченный круг лиц, преимущественно из мусульманского духовенства, которым посчастливилось пройти обучение в школах теологии и исламского права, открытых в Бурсе, которая была отвоёвана турками у Византии в 1326 году и превратилась после этого в важнейший центр высшего мусульманского духовенства Османского государства.

Послание читал личный ншанджи Мурада, который ведал всей входящей и выходящей документацией султана. В его обязанности входило составление высочайших указов и их заверение оттиском подписи повелителя. Ншанджи читал послание по-арабски в уме и, с ходу переводя текст, уже зачитывал его вслух для Мурада по-турецки. Причем делал он это настолько умело, что султан даже не замечал, как ншанджи, помимо чтения, ещё и занят синхронным переводом. В силу этого он читал письмо довольно медленно, но достаточно внятно и без пауз. Со стороны могло показаться, что султан вообще не внемлет этому чтению, однако Мурад молча слушал, медленно поглаживая свою седеющую бородку.

Мурад был султаном уже тридцать лет. За это время ему удалось полностью восстановить былое могущество Османского государства, пошатнувшееся после нашествия Тамерлана и многолетних междоусобиц.

Имея в руках подчинённое лично ему войско, Мурад взялся за расширение границ своего государства.

В Европе ему противостояли две силы: Венгрия, стремившаяся к созданию огромной славянской империи вместе с Константинополем, и Венеция, воевавшая за господство на море. Мураду удалось за короткий срок взять важный стратегический порт на Средиземноморье – византийский город Фессалоники. Причём, чтобы сохранить внутреннюю инфраструктуру, ему пришлось выкупать у собственных солдат богатых жителей города. Ослабить же военную мощь Венгрии Мураду удалось после победы своей армии на Косовом поле. Потом он решил завоевать Константинополь, впервые использовав осадную артиллерию. Однако попытка оказалась неудачной, и город остался не порабощённым.

В народе Мурада любили за его простоту и просвещённость. За годы своего правления он сумел установить покой и порядок в государстве, за что османы его очень уважали.

В своем послании к султану великий везирь Халал подробно докладывал о сборе податей с захваченных территорий, о подавлении смуты в центральной Анатолии, о ходе строительства мечетей в столице и тому подобное. Закончив с посланием великого везиря, ншанджи приступил к донесению, присланному главным евнухом Мустафой. Последний докладывал о событиях непосредственно во дворце султана и в заключение уведомил, что в гареме появилась новая наложница, прекрасная юная еврейка по имени Гёзал. Услышав об этом, Мурад вскинул густые брови и в глазах его появился юношеский блеск. Рука султана перестала поглаживать бородку, сам он выпрямил спину, втянул живот и внимательно слушал, жадно впитывая каждое слово.

– Кожа у неё белее и глаже чем мрамор, – продолжал читать донесение евнуха ншанджи, – глаза у неё красивые и отдают морской голубизной, походка, как у молодой лани, шея длинная и нежная, как у лебедя.

Заканчивалось донесение словами: «Твоя новая наложница ждет с нетерпением возвращения своего повелителя».

Это был очень верный прием, ибо царедворцам, которым надоело долгое отсутствие его величества, очень хотелось добиться его скорейшего возвращения в столицу. Им это почти удалось. Мурад по натуре был человеком миролюбивым, и ему страшно наскучила эта бессмысленная осада в Круи. Султану вдруг сразу захотелось покончить с пребыванием в этом походном шатре и очутиться в своих роскошных дворцовых покоях вокруг своих очаровательных наложниц. К тому же лето – основной сезон для военных кампаний, уже заканчивалось и начиналась осень с ее дождями, размывающими дороги и превращающими их в непролазную грязь. Однако он быстро вспомнил, какое огромное расстояние разделяет его от Адрианополя и с какой целью он здесь находится.

Необъяснимо дурное предчувствие вдруг охватило султана. Ему показалось, что эта безуспешная осада не только военная неудача, а еще что-то непоправимо худшее, которое он, однако, еще в состоянии предотвратить. Мурад встал во весь рост, жестом велел секретарю удалиться и сильно хлопнул два раза. Тотчас же в шатер вбежал его слуга и, не смея смотреть в лицо султану, упал на колени.

– Приказываю разыскать и немедленно привести ко мне царевича! – приказал Мурад, и слуга бросился выполнять высочайшее повеление.

В походе на крепость Круи султана сопровождал его сын и потенциальный наследник турецкого престола царевич Мехмед, которому тогда едва исполнилось семнадцать лет.

Мехмед родился в «черное время», когда вовсю свирепствовала чума. Его мать была рабыней христианского происхождения, что сильно сказалось на контрастной внешности царевича. Будучи младшим сыном, у него не было никаких шансов стать наследником престола. Однако, когда его старшие братья преждевременно скончались, Мурад решил серьезно заняться запущенным воспитанием будущего султана.

Учитывая, что Мехмед был капризным и трудным учеником, отец разрешил учителям применять при воспитании сына телесные наказания. В результате чего царевич рос жестоким и деспотичным юношей, рано познавшим власть силы и готовым применить ее в любой момент для достижения собственной цели. Он с ранних лет усвоил для себя, что человеческая жизнь в его окружении не представляет никакой ценности.

В Османском государстве лишить жизни человека не представляло особого труда, ибо сразу же место убитого занимал другой, а про погибшего уже никто и никогда не вспоминал.

Мехмед находился на линии осады крепости и наблюдал, как артиллеристы заряжают бомбарду, которая представляла собой толстую трубу, сваренную из железных полосок и скреплённую обручами к деревянной колоде. Заряжать бомбарду было хлопотным делом и требовало немало времени. С одного конца трубы вставлялось каменное ядро, а другой конец закрывался приставным дном, предварительно заполненным пороховой мякотью. Дно замазывалось глиной и подпиралось тяжелыми брёвнами, чтобы его не вырвало во время выстрела. Порох поджигался раскалённым железным прутом, и бомбарда производила выстрел. Количество пороха определялось на глаз. Малый заряд делал выстрел неэффективным, а слишком большой мог разорвать пушку на части, уничтожив обслуживающий персонал. Орудие не имело откатного устройства и потому после выстрела сильно отдавало назад, часто калеча орудийную прислугу.

Вот и сейчас бомбарда произвела выстрел, в результате которого ядро даже не долетело до стен крепости к всеобщему ликованию ее защитников, которые внимательно следили за действиями вражеских бомбардиров. Подтащить орудие поближе к стенам было невозможно, ибо тогда турки попадали под град смертельных стрел арбалетов неприятеля. Наблюдавший за всем этим Мехмед приказал удвоить порцию пороха в бомбарде, чтобы ядро, наконец, смогло бы пробить брешь в неприятельской стене. Главный бомбардир-ага турецкой армии поспешил воспрепятствовать этому опрометчивому решению.

– Мой господин! – взмолился он, – прошу тебя, отмени свое приказание, ибо бомбарда не выдержит такого заряда пороха и взорвётся, покалечив всех нас.

Мехмед с ненавистью посмотрел на умудрённого опытом бомбардира. Во взгляде юного наследника кипела злоба, от чего на контрастном лице Мехмеда стали превалировать азиатские черты, и его орлиный нос стал выделяться еще больше.

– Ты– жалкий трус! – с презрением произнёс Мехмед, – из– за таких, как ты, мы второй месяц не можем взять эту крепость. Твои бомбарды настолько слабы, что вызывают насмешки у наших врагов.

Бомбардир-ага, который принимал непосредственное участие в изготовлении бомбард для армии и знал какую максимальную нагрузку сможет выдержать это железо, с пунцовым от обиды лицом ответил:

– Мой господин! Бомбарды достаточно мощны, но их позиция крайне непригодна для эффективного бомбометания. Вокруг этой крепости нет какой-либо высокой площадки по уровню хотя бы совпадающей с уровнем крепостных стен. Этим и обусловлены наши неудачи, – оправдывался бомбардир -ага.

– Вот потому нам придётся увеличить количество пороха, чтобы возместить слабость нашей позиции, – с видом знатока заявил Мехмед и тоном, не терпящим возражения, приказал прислуге орудия, – заряжай двойным!

Артиллеристы вопросительно посмотрели в сторону главного бомбардира. Тот понял, что для наследника личные амбиции важнее человеческих жизней и никакие доводы не смогут убедить Мехмеда, у которого в этот момент тщеславие преобладало над здравым смыслом. Бомбардир– ага резко повернулся к артиллеристам и обречённо приказал:

– Немедленно выполняйте волю царевича!

Начался трудоёмкий и длительный процесс заряжения бомбарды. Мехмед с довольным видом наблюдал, как выполняют его приказ, и ждал, когда бомбарда, наконец, пробьёт крепостную стену.

Понимая чем грозит этот выстрел, бомбардир-ага решил сам поджечь фитиль, дабы не подвергать своих подчинённых смертельной опасности. Он подошёл к личному чаушу Мехмеда и тихо проговорил ему:

– Уведи наследника подальше от этого места, а то может случиться непоправимое.

Пока чауш пытался сообразить, что предпринять, к ним подбежал слуга султана и сообщил, что повелитель хочет немедленно видеть сына. Мехмед с большой неохотой поспешил в сторону султанского шатра. В этот момент раздался сильный выстрел, и бомбарда разлетелась на куски. Бомбардиру-аге железо снесло полчерепа. Царевич резко обернулся в сторону взрыва, и это спасло ему жизнь – огромный кусок железа прошипел мимо его головы и врезался в землю. Второй, намного меньше, угодил ему в правое предплечье, вызвав нестерпимую боль и кровотечение.

Мехмеду показалось, что он теряет сознание. Переборов себя, он вновь зашагал в сторону отцовского шатра, но в следующее мгновение колени его подкосились и он упал, лишившись чувств. Так в одночасье из-за легкомыслия Мехмеда турки лишились своего самого опытного бомбардира.

Царевич очнулся в шатре султана, и первое, что он увидел, было лицо врача -экима, который с облегчением вздохнул, когда наследник открыл глаза. Экиму удалось с помощью прижигания остановить кровотечение, а для предотвращения нагноения раны он периодически обрабатывал её уксусом. Столь примитивные медицинские мероприятия смогли спасти жизнь Мехмеду, хотя не последнюю роль в этом сыграл его молодой организм.

В то время из-за отсталости медицинской науки человек, получивший ранение, в большинстве случаев был обречен на медленную мучительную смерть, и потому не удивительно, что воины предпочитали погибнуть на поле боя мгновенно, чем, получив увечье, умереть в страшных муках.

Мехмед с трудом поднял больную руку и почувствовал, что его пальцы почти не двигаются. Затем он обратил внимание на то, как бледны его ногти. Он с тревогой посмотрел на экима.

– Твои пальцы не смогут двигаться, мой господин, пока не срастутся мышцы на больной руке, – успокоил его эким, – а для этого понадобится время и покой.

– У царевича будет достаточно времени для того, чтобы глубоко осознать, что же с ним произошло?

Тут только Мехмед увидел, что рядом с экимом стоит его отец.

Мурад произнёс эти слова с укором в голосе, однако не скрывая своей радости по поводу начавшегося исцеления сына. Он был до мелочей проинформирован о случившемся и теперь понял, что предчувствие тогда не обмануло его – жизнь наследника престола висела на волоске.

– Отец, я хотел быстрее ворваться в крепость и разгромить всех неверных, – по-юношески начал оправдываться Мехмед.

– Эта крепость ничто перед той опасностью, которой ты подверг свою жизнь, – прервал его Мурад, – наследник не имеет права поступать так не разумно. Ты тот, кому придется после моей смерти нести тяжёлое и ответственное бремя власти. Твоя жизнь не принадлежит тебе, ибо ты избран Всевышним для того, чтобы нести нашу веру в ещё непокорённые народы. Хвала Аллаху, что он сумел сохранить тебе жизнь.

Мурад заметил, что его сын ещё очень слаб и плохо воспринимает его речь.

Мехмед быстро выздоравливал, но, помимо физической травмы, он перенёс также сильное душевное потрясение. Его жизнь после взрыва бомбарды словно разделилась на две части. До этого несчастного случая он был самоуверенным и циничным юношей, но сейчас понял, что он такой же простой смертный, как и все его окружающие люди, и только счастливое стечение обстоятельств спасло его от неминуемой смерти, и он едва не разделил участи, постигшей бомбардира-агу.

Во время одной из дерзких вылазок защитников крепости туркам удалось отрезать их путь к отступлению и захватить в плен одного из храбрецов. Последний сумел отвлечь противника на себя, предоставив возможность своим товарищам скрыться. Умело отбиваясь от наседавших янычар, этот смелый юноша с улыбкой на лице смог увести за собой отряд турок подальше от потайного лаза, ведущего в крепость, после чего он ещё долго и умело отбивался, пока меч не выпал из его рук. Янычары набросились на него и приволокли к наследнику. Храбрый юноша по-прежнему улыбался и с чувством до конца исполненного долга стоял перед турками без тени страха на лице. Мехмед внимательно осматривал пленного, удивляясь его беспечности.

– Кто ты и как тебя зовут? – спросил царевич.

– Моё имя Сокол, который призван до смерти заклевать всех османских собак, – нагло бросил юноша в лицо Мехмеду.

Царевича поразила бесподобная дерзость пленного, который, зная, что его ждёт, вместо того чтобы молить о пощаде, осмелился так нагло отвечать. Окружённый многочисленными янычарами, у него не было ни малейшего шанса на спасение. Однако, похоже, он об этом и не помышлял. Его смеющееся лицо выражало полное безразличие к своей дальнейшей судьбе.

– Если ты покажешь нам потайной ход, мы сохраним тебе жизнь. Как сын султана я обещаю тебе это, – сказал Мехмед.

Пленный юноша был с царевичем приблизительно одного возраста и своей безграничной храбростью вызывал у него некоторую симпатию.

Услышав это предложение, юноша нагло расхохотался, отчего наследнику стало жутковато, ибо это был уже смех мертвеца. Он ещё больше разозлился и сказал с присущей ему жестокостью:

– Ты умрёшь страшной смертью, от которой твоя нахальная улыбка превратится в ужасную гримасу. Это я тебе обещаю.

Мехмед решил было сперва закопать наглеца по шею в землю, чтобы затем с ходу, с коня одним махом снести ему голову. Подобная казнь захваченного в плен противника часто применялась янычарами в качестве соревнования в умении владения кривым мечом на скаку. Однако потом наследник вспомнил про свою ещё больную правую руку и велел целиком закопать дерзкого юношу в землю.

Янычары бросились исполнять его волю. Сам же Мехмед почему-то не остался присутствовать при казни, хотя это считалось его самым любимым занятием. Он понял, что оно не доставит ему никакого удовольствия, ибо пленный наверняка не будет кричать и молить о пощаде. Смотреть же, как закапывают живьём в землю смеющегося человека, даже для царевича было жутковатым зрелищем, и потому, когда янычары стали рыть глубокую яму, он спешно направился к зелёному шатру своего отца.

Мысленно Мехмед поймал себя на том, что пленный оказался намного сильнее его духом, и доказательством тому было его нежелание присутствовать на казни. От этого он пришёл в ещё большую ярость и, не дойдя до шатра султана, повернул обратно. Обнажив свой ятаган, он решил собственноручно отрубить Соколу голову. Однако этому не суждено было сбыться. Янычары уже старательно закапывали пленного, завязанное тело которого скрылось под комьями земли. Мехмед даже не успел увидеть, как земля падает на его смеющееся лицо, навсегда перекрывая ему дыхание.

В ту же ночь противник предпринял еще одну вылазку. Под покровом темноты небольшой отряд смельчаков незаметно пробрался к шатру царевича и, не подымая шума, вырезал всех находящихся там османов. По счастливой случайности Мехмеда там не оказалось, ибо он в эту ночь находился в султанском шатре.

Эта наглая выходка сильно встревожила Мурада. Было ясно, что противник желал отомстить за казнь Сокола, но Аллаху было угодно и на этот раз уберечь наследника. Поняв, что в третий раз он сможет навсегда потерять сына, Мурад решил не искушать более судьбу и отдал приказ о возвращении войска в столицу, тем самым признавая противника победителем, а Скандербега непокорённым.

Мехмед был сильно расстроен по поводу прекращения осады. Это означало, что он не сможет совершить такого достойного поступка, который бы заставил навсегда забыть тот злополучный случай со взорванной бомбардой. Ему непременно хотелось сделать что-нибудь особенное и тем самым поднять свой пошатнувшийся авторитет в глазах янычар и особенно отца. Сильно взволнованный, он зашел в шатер и воскликнул:

– Отец! Я узнал, что ты приказал снять осаду крепости. Прошу тебя, дай мне ещё одну возможность для штурма и уверяю – мы завоюем эту твердыню гяуров.

Мурад, который не чувствовал себя побеждённым, ответил царевичу:

– Сын мой! Мы уходим не потому, что проиграли эту битву. Моё присутствие в столице намного важнее, чем взятие десяти таких крепостей, как Круи.

– Отец, поверь мне, я смогу завоевать эту крепость.

– Захват любой крепости зависит не столько от её осаждающих, сколько от того, кто её защищает, – начал назидательно охлаждать пыл наследника Мурад, – крепости сдаются тогда, когда сдаётся дух её защитников. Наши доблестные армии завоёвывали множество крепостей, и делали это потому, что каждый раз среди осаждённых находились малодушные, которые от страха или из корысти предавали своих боевых товарищей. Никакие толстые стены не спасут их защитников, если они не будут обладать единым боевым духом. Эта крепость имеет все качества, делающие её неприступной. Помнишь того пленного юношу, которого ты велел закопать живьём?

– Конечно, помню, – ответил Мехмед с неприятным чувством.

– Помнишь, как он смеялся тебе в лицо перед смертью? Этот юноша был сыном старшего брата Скандербега. Ради его спасения он пошёл бы на любые уступки. У нас в руках была прекрасная возможность диктовать свои условия противнику. Твой пленник, зная об этом, умышленно повёл себя вызывающе, чтобы заставить тебя быстро казнить его. Последующая ночная вылазка Скандербега была предпринята с целью отомстить именно тебе за смерть своего племянника. Впредь будь более хладнокровным и не принимай скоропалительных решений.

Мурад замолк, посматривая на виноватого наследника, затем продолжил:

– Внутри этой крепости находятся ещё тысяча таких храбрецов, и никакие армии мира не смогут её покорить. В стратегическом плане захват Круи не представляет для нас никакого интереса. Твои янычары в случае взятия крепости не найдут там ничего, кроме груды камней. А янычар, не получивший заслуженной добычи, становится хуже голодного зверя. Но существует город, завоевание которого превратит Османское государство в великую державу, а имя султана-победителя навсегда войдёт в историю.

– Какой же это город? – взволновано заинтересовался Мехмед, которого более не волновал ни Скандербег, ни его крепость, – уж не Константинополь ли?

– Да, именно Константинополь, – пророчески произнёс старый султан, – это тот город, который не смогли завоевать ни я, ни мои предки. Для того, чтобы покорить его, должны сложиться благоприятные условия. К власти должен прийти султан, у которого хватило бы твёрдости духа и достаточной выдержки, чтобы захватить этот город и тем самым твёрдой ногой вступить на европейскую землю. Это должен сделать ты, мой мальчик. Много лет назад твоему прадеду Осману приснился сон, будто огромный полумесяц соединяет между собой Восток и Запад. Когда он проснулся, то понял, что османы должны непременно завоевать Константинополь, ибо полумесяц– это символ столицы Византии, а после его захвата он станет не только символом Османского государства, но и всего исламского мира. Аллах свидетель, именно ты и есть тот самый великий предводитель из рода османов, который сможет, наконец, покорить эту христианскую твердыню. Я вижу в тебе ту воинственную злость, которой так не хватало мне в течение всей моей жизни.

Мехмед напряжённо слушал и буквально впитывал каждое слово отца.

– Всё сказанное тобой никак не укладывается в моём воображении. Разве смогу я претворить в жизнь то, что не смогли сделать мои великие предки?

– Сможешь, – уверенно сказал султан, – для этого ты должен обладать сильной и абсолютной властью. Тебе придётся умертвить всех возможных претендентов на царский престол. Это необходимо сделать для исключения междоусобиц и борьбы за престолонаследие. Так поступали все наши предки, и от этого только сильнее становилось наше государство. Следующее, что тебе надо сделать, это усилить свою армию. Твои янычары должны всегда воевать, захватывать новые страны, порабощать народы. Ты станешь самым богатым султаном, твоя империя расширится до невиданных размеров, а янычары набьют свои походные хурджины. Не бойся, если их погибнет больше, чем надо. Янычары для того и существуют, чтобы умирать за нашу веру, и они хорошо об этом знают. Если этого не произойдёт, то они непременно обратят своё оружие против тебя.

Султан на мгновение умолк и некоторое время задумчиво поглаживал свою бородку.

– Никогда не убивай полезных для себя подданных, даже если они иноверцы. Христиане из-за ереси сжигают на костре своих мудрецов, не обращая внимания на ту большую пользу, которую те приносят. Мы же никогда не убиваем того, кто приносит нам благо. В этом и есть наше преимущество. Если ты будешь истреблять всех гяуров без разбора, то некому будет шить тебе одежду и печь хлеб, некому будет возводить дворцы и топить хамамы, некому будет строить для тебя суда и изготавливать прекрасные ювелирные украшения. Мы, турки, умеем только повелевать и потреблять, всё остальное за нас делают иноверцы: греки, евреи, армяне, болгары. Воевать за нас – и то удел янычар. Даже жёны наши в основном не турецкого происхождения. Однако семя османов, брошенное в их благодатное чрево, дарует нам достойных наследников, – сказав это, султан лукаво посмотрел на своего сына, мать которого была наложницей-христианкой.

Царевича не смутил прямой намёк отца и он продолжал его слушать с величайшим вниманием. Мурад, чтобы сгладить свою оплошность, продолжил свои наставления на другую, более захватывающую для Мехмеда тему:

– Когда ты войдёшь победителем в Константинополь, не разрушай этот великолепный город, который созидался на протяжении целого тысячелетия. Его прекрасные дворцы и сады будут под стать твоему величию, ибо ты непременно объявишь Константинополь столицей своей империи, и это будет великий город для мусульман, блистательнее самого Багдада.

– Отец, захватить Константинополь невозможно. Его будет защищать весь христианский мир.

– Отнюдь, – покачал головой Мурад, – в христианском мире сейчас царит раскол. В их религии нет того единства, которое присуще мусульманам. Я почти уверен, что если сейчас император Константин запросит помощь у Папы, тот наверняка ответит ему отказом. Разногласия, существующие между католическим миром Запада и православием, центром которого является Константинополь, сильно разобщили христиан и будут всячески способствовать твоему успеху. В настоящее время, благодаря нашим завоеваниям, Византия потеряла былую мощь, и для захвата Константинополя сложились очень благоприятные условия. Упустить такую судьбоносную возможность было бы огромной глупостью. Взятие византийской столицы и превращение её в столицу Османской империи станет поворотным моментом не только в истории нашего государства, но и всего мира. Ты станешь монархом огромной империи, простирающейся на двух континентах и контролирующей важные морские и торговые сообщения между Востоком и Западом. Перед тобой откроется удобный плацдарм для завоевания богатств христианской Европы. Сильнейшие её монархи попадут к тебе в вассальную зависимость.