Текст книги "Картина Сархана"

6

Лиза проснулась буквально за секунду до звонка будильника и выключила звук. Какое-то время она не могла понять, где находится. Водила взглядом по потолку, пытаясь за что-то зацепиться. Потом поняла, что дышит так, будто только что бежала. Да и чувствует себя примерно так же. Наконец мозг справился с реальностью. Она резко встала с кровати, пошатнулась от головокружения. Посмотрела на часы. Половина пятого.

Она вышла из спальни, в гостиной мимоходом нажала кнопку, и шторы поползли в стороны, но тут же передумала, нажала на выключатель снова. На улице было еще слишком светло. Болезненно светло. На кухне Лиза закинула капсулу в кофемашину, хмуро покосилась на две пустые бутылки вина на столе и пошла в душ.

Проходя мимо картины, она вдруг остановилась. Подошла ближе и заглянула за нее, проверив, как она крепится к стене. Сняла ее, перевернула и повесила на место. Сделала шаг назад. Честно говоря, лучше не стало. Какая вообще лодка? Бабочка была интереснее. Лиза фыркнула и пошла в душ. Через пятнадцать минут вернулась на кухню. Посмотрела на часы. Время шло. Кофе уже остыл. Лиза вылила его в раковину и закинула новую капсулу.

Быстрым шагом пошла в гардеробную. Прошла в самый конец комнаты, к огромному зеркалу, натянула рукав на ладонь и нажала на правую часть. Раздался громкий щелчок. Стекло подалось вперед. Лиза подцепила пальцами край и потянула на себя. Зеркало открылось, как дверь, обнажая бетонную стену. В стене на неудобной для Лизы высоте располагался небольшой сейф.

Лиза набрала код, чувствуя, как головная боль булькает где-то в основании черепа. Она действительно казалась жидкой. Пожалуй, если двигать головой аккуратно, то она не расплещется. Лиза открыла дверцу сейфа и почти не глядя достала оттуда несколько конвертов. Вынула из них деньги, пересчитала купюры. Сложила бо́льшую часть в один конверт. Он распух и очень неприятно потяжелел. Остальное положила обратно. Закрыла сейф и так же, натянув рукав на руку, прижала зеркало к стене. До щелчка.

Вернулась на кухню, кинула конверт на стол, взяла чашку кофе. Прикрыв глаза, втянула аромат. В этот момент раздался звонок. Девушка вздрогнула, дернула рукой и буквально выплеснула кофе на белую стену. Зло поставила чашку, ругнулась под нос. Взяла конверт со стола дрожащей рукой и пошла в прихожую. Несколько секунд стояла перед дверью. Потом неторопливо открыла ее. На пороге стоял незнакомый, ничем не примечательный мужчина. Удивительно невыразительное лицо, подумала Лиза, почему-то вспомнив Саймона.

Она молча протянула конверт. Мужчина так же молча его взял. Заглянул ей в глаза и коротко кивнул. Убрал конверт во внутренний карман куртки, на какую-то долю секунды замер, будто бы собираясь что-то сказать, потом развернулся и пошел к лифту.

Лиза закрыла дверь и тут же рухнула на колени, потом согнулась, уперлась лбом в холодный пол и зажала рот ладонями. Ей казалось, что если она закричит, то этот человек услышит. Он наверняка не ушел, он стоит там, за дверью, и слушает. Лиза почувствовала, как изо рта в ладони течет слюна, и задрожала. Это были даже не рыдания, просто крупная дрожь, которая становилась все реже и резче. Колени уже пронзала боль. Лиза чувствовала ими мелкие соринки на полу. Она вся как будто превратилась в это ощущение, в эту жгучую резь.

Лиза поняла, что не дышит. Она уже выдохнула весь воздух и почему-то пыталась выдохнуть еще. Тогда она лихорадочно и глубоко вдохнула, тут же закашлялась, поперхнувшись слюной. Быстрый неглубокий кашель выворачивал ее наружу. Лиза оперлась на руки, но встать уже не могла. Никак не получалось отдышаться: едва Лиза успевала вдохнуть, как кашель выбивал из нее весь воздух.

Вспотевшая ладонь скользнула по плитке, и Лиза чуть не упала лицом в пол. Чудом вывернулась и рухнула на бок. Она все время пыталась подавить кашель, но он, кажется, от этого только усиливался. Несмотря на все старания, она раз за разом проигрывала в поединке со своим телом. А там, за дверью, наверняка стоял этот человек, слушал и улыбался.

Зазвенел домофон. Его трель стала нитью Ариадны, с помощью которой Лиза выбралась из мрачного лабиринта в реальность. Мир как будто бы расширился, обрел звуки и цвета. Лиза глубоко вдохнула, выдохнула и еще пару раз кашлянула, теперь скорее по привычке, чем по необходимости. Потом встала. Голову прострелила такая сильная боль, что в глазах на секунду потемнело. Она хмыкнула, прочищая горло, и взяла трубку.

– Мисс Ру, добрый день. Прошу прощения за беспокойство, но к вам пришел курьер и…

– Скажите, пусть оставит посылку у вас, – перебила Лиза, положила трубку, привалилась к стене, будто после какого-то безумного усилия, и помотала головой.

Боль сразу же расплескалась. Лизе почему-то представилось, что у нее в голове что-то вроде коньяка, оставляющего маслянистые разводы боли на стенках бокала-черепа. Она решительно пошла в спальню, по дороге споткнулась о туфли, непонятно что делавшие в гостиной, ругнулась и зло пнула их ногой. Боль снова расплескалась по черепу, будто наказывая девушку за вспышку гнева.

Лиза добралась до спальни, открыла сумочку, достала аптечный пузырек и замерла. Пусто. Она отбросила упаковку и села на кровать. Взялась за голову и хмыкнула. Все и сразу, все и сразу! Она встала и пошла в ванную. Открыла шкафчик над раковиной, придирчиво осмотрела содержимое. Хотя бы аспирин, мысленно повторяла она, ну хоть что-нибудь!

Ничего. Лиза зло захлопнула дверцу шкафчика. Зеркало тут же прочертила трещина. Лиза посмотрела на свое отражение, мысленно отметив, что если бы мама была жива, то разразился бы скандал. Смотреть в разбитое зеркало – плохая примета. В некотором смысле мама была права: в отражении было то еще зрелище. Красные глаза, распухшие веки и, что удивительно, бледное лицо. Как такое вообще возможно?

Девушка вдруг подумала, что вот таким должно было быть ее лицо на фотографии Сархана. Это было бы по-настоящему, по-честному. Лиза хохотнула вслух и снова пошла в спальню. Взяла телефон и дрожащими пальцами, не попадая в буквы, написала:

Мне нужны таблетки, срочно.

Посидела какое-то время, глядя на экран, будто бы ожидая чуда. Вдруг ответ придет прямо сейчас? Увы. Лиза встала и пошла на кухню, мысленно подсчитывая, сколько нужно времени курьеру. Подсчеты получались очень оптимистичными, в целом за час можно решить этот вопрос. При определенной доле везения, конечно.

Она сама не заметила, как оказалась на кухне. Автоматически сунула новую капсулу в кофемашину, поставила чашку и уперлась взглядом в коричневую кофейную кляксу на светло-серой стене. Вздохнула, но как-то спокойно, скорее для проформы. Лиза смотрела на кляксу, а клякса на нее. Девушка изумленно приподняла брови, как бы удивляясь наглости кляксы, и взяла чашку кофе из кофемашины. Спокойно и с достоинством, легко выдерживая взгляд кляксы, сделала маленький глоточек кофе.

В этот момент на нее обрушился позавчерашний вечер. Она поняла, что у нее обожжены горло и язык. Лиза скривилась от отвращения. Посмотрела на чашку с кофе, потом на кляксу на стене. Клякса будто бы ехидно улыбалась. Лиза, сохраняя непроницаемое выражение лица, спокойно и с достоинством выплеснула на стену, ровно в кляксу, вторую чашку кофе. И расхохоталась.

Клякса изменилась, приобрела новые, резкие черты. Она перестала быть цельной: добрую половину стены покрывали мелкие коричневые капли. Настолько мелкие, что даже не растеклись. Казалось, будто проклятая клякса лопнула от собственной важности. Ошметки разлетелись вокруг, а все, что было в прошлом напыщенной кляксой, уныло стекло на пол, изнывая от жестокой реальности и жалея себя.

Лиза опять рассмеялась, взяла новую капсулу, хотела сунуть в кофемашину, но остановилась. С интересом заглянула в коробочку, откуда эти капсулы брала. И с удовольствием отметила, что помимо черного кофе там было что-то еще. Интересно, соответствует ли цвет упаковки цвету содержимого?

Лиза выбрала кремовый и задумчиво покосилась на стену. Кремовый на светло-сером? Само по себе сочетание блеклое, но ведь клякса коричневая. Это усилит контрастность. Лиза сунула капсулу в кофемашину и нажала кнопку. Бинго! В чашку потекло что-то кремового цвета, не совсем того, который она ожидала, но тоже неплохо. Лиза еле дождалась, когда последняя капля упадет в чашку, и взяла ее в руку. Повернулась и рассмотрела композицию. Что-то заставило ее опустить руку на уровень пояса, сделать шаг вперед и в этот же момент вскинуть руку, выплескивая кофе снизу вверх, почему-то с резким выдохом, будто она рисовала своим дыханием.

Кремовая линия разрезала коричневую кляксу пополам снизу вверх. Причем каким-то чудом верхняя часть разделилась. Получились как бы ветки. Из останков гордости напыщенной кляксы проросло кремовое дерево. Прекрасно! И что немаловажно, светло-серый цвет стены стал играть определенную роль. Он превратился в серый мир, который не симпатизировал ни кляксе, ни дереву, но позволял им проявляться на его фоне. Лиза тут же повернулась к кофемашине и внимательно осмотрела ее.

– Так, железо, ты умеешь делать капучино?

Железо умело. Лиза нетерпеливо провела все необходимые манипуляции и изящным движением нажала на кнопку. Красиво развернулась на месте и взялась за подбородок, подражая карикатурным художникам.

– Нет-нет, это никуда не годится! Тут нужен другой инструмент! – Лиза изо всех сил грассировала, пародируя французский акцент.

Потом она рассмеялась, развернулась и стала открывать все ящички на кухне в поисках подходящей тары. Обнаружились полки, которых Лиза не замечала до этого, и кухонные приборы, о существовании которых она даже не догадывалась. Лизу это удивило. Понятно, что хозяйственной она не была, но уж собственную-то кухню можно было изучить. Прохладные, приятные на ощупь дверцы открывались с шипящим звуком, стоило лишь слегка коснуться их в определенном месте. Лиза увлеклась процессом, забыв о цели поисков, но вдруг обнаружила очень знакомую железяку. Ручка от выдвижного ящика, в котором лежат столовые приборы. Но что она тут делает? Запасная, что ли? Девушка вернулась к поискам подходящего для творчества инструмента, но так и не нашла то, что искала.

Некоторое время она задумчиво стояла и смотрела в стену. Лиза ни о чем конкретном не думала, скорее просто изнывала от странного, похоже даже нового для нее ощущения. Как будто зудело что-то, находившееся за пределами ее тела, но вместе с тем бывшее частью нее. Это чувство не давало покоя. Лиза наконец поняла, что нужно делать. Взяла ложку, сняла пену с капучино и подошла к своей кофейной картине. Мысленно представила движение и его последствия. Сделала взмах «кистью». Над одной из веток появилась пенная крона. Лиза покачала головой. Кривовато; тут, конечно, практика нужна. Но что поделать! Мысленно прикинула. Понадобится еще три чашки капучино.

Через несколько минут Лиза отошла от стены и окинула взглядом результат своих трудов. Дерево, на котором растут облака. Какая глупость! Лиза улыбнулась. Какая замечательная глупость!

Зазвонил телефон. Девушка, не отрывая взгляда от дерева, взяла трубку:

– Да?

– Ну ничего себе! – раздался голос Николь.

Лизе вдруг показалось, что он скорее мужской, чем женский.

– Кто-то соизволил взять трубку!

– А-а-а… – Лиза едва не хлопнула себя ладонью по лбу. Зачем вообще надо было отвечать на этот звонок? – Я была занята, извините.

– Да мне, в общем-то, не горит, – уже более спокойно сказала Николь. – Я хотела спросить: ты на похороны пойдешь?

Лиза нахмурилась:

– Какие похороны?

– Тебя не пригласили, что ли? – ехидно хмыкнула Николь.

– Не уверена. А кто умер?

– Ты вообще где была эти сутки?! Все только об этом и говорят!

– Кто все? – глупо переспросила Лиза.

– СМИ!

– Я как-то… Да что случилось?

– Парсли свел счеты с жизнью.

– Как? – Лиза опешила.

– Сунул пистолет в рот и спустил курок, – пояснила горько-ироничным тоном Николь.

– Боже, я не это имела в виду, когда спрашивала, как… – Лиза села за стол и растерянно посмотрела на пустые бутылки. – Почему он это сделал?

– А что, для этого нужна особая причина? – так же горько усмехнулась Николь. – Тут вопрос скорее в другом: почему он не сделал этого раньше. Но вчерашняя новость его, кажется, добила. Последняя капля, понимаешь?

Лизе показалось, что Николь злится. Почему?

– А что вчера произошло?

– У меня такое ощущение, будто ты сидишь на героине где-нибудь в дешевом мотеле в Небраске! Вчера Хёст опубликовал фото.

– То самое?!

– Нет, селфи запилил! Конечно, то!

– Подождите, но ведь, я так понимаю, с ним был связан судебный процесс. Де Йонг и Парсли хотели…

– Не только они, – перебила Лизу Николь. – Вчера утром все, кроме тебя, подали иски, поняв, в чем идея де Йонг. А буквально через несколько минут после того, как поступило последнее заявление, представитель Хёста опубликовал фото.

– В чем логика?

– Дослушай. Теперь на фотографии замазаны все лица, кроме твоего. И от этого фото стало еще более жутким, поверь. Хуже того, мы в некотором смысле получили по жопе.

– Что вы имеете в виду?

– Ну вот подумай. Мы хотели, чтобы наших лиц не было на фото, – их нет. Но ведь все и так знают, кто на фотографии! А позы там были не менее говорящие, чем лица, как помнишь.

– То есть там теперь только я?

– В некотором смысле да. Ты-то хорошо получилась, а теперь вообще что-то запредельное. – Николь горько усмехнулась. – У меня такое ощущение, что меня трахнули в душу. Нет, не так! Будто я сама себя трахнула в душу! – Николь расхохоталась.

– Как-то не смешно, – заметила Лиза.

– Абсолютно! – мгновенно сменив смех на ярость, согласилась собеседница. – Это перешло все границы! Кем бы ни был этот Сархан, он, кажется, слишком много себе позволяет!

– Вы были знакомы с Парсли?

– Лично – нет. Читала что-то из его книг, в фейсбуке была подписана. Он, в общем-то, был хорошим парнем. И талантливым.

Лиза снова вспомнила вечер с зятем мэра.

– Хорошим парнем он точно не был.

– Может, и так, – легко согласилась Николь. – А ты была с ним знакома?

– Совсем чуть-чуть. Но этого хватило, чтобы понять…

Лиза вспомнила смутное чувство тревоги, возникшее в тот вечер. Стала вспоминать детали монолога Парсли, будто бы нанизывая их, как билетики на иглу. Он ведь уже тогда собирался…

– Подруга, ты там уснула, что ли?

– А, нет, простите!

– Ладно, черт с ним, с Парсли. В некотором смысле это лучшее, что могло с ним случиться. Вопрос в другом…

– Это в каком смысле? – удивленно вскинув брови, спросила Лиза.

– Ну слушай… Он же писатель, у них так принято. Даже больше, чем у нас.

– У кого – у нас? – поинтересовалась Лиза. Ей казалось, что она попала в какое-то поле тупости.

– У музыкантов! Я тебе серьезно говорю, подруга, героин тебя доконает!

– Я не употребляю наркотики, – полуавтоматически отмахнулась Лиза. – Что значит «это лучшее, что могло с ним произойти»?

– Слушай, вот ты сейчас хочешь лекцию про суициды? – разозлилась Николь.

– Да, – спокойно сказала Лиза.

– А ты мне нравишься! – Собеседница усмехнулась. – Вся такая холеная, из высшего света, всегда на «вы», но своего не упустишь!

Лиза промолчала, просто потому, что не знала, что сказать.

– Суицид для писателя – это почти священный ритуал. Говоря символически, это превращение в текст. Хотя бы и в виде некролога. Писака становится тем, чем жил. Это как бы его последнее слово. Вот так. Сейчас все о нем вспомнят, будут писать посты в соцсетях, цитаты всякие. Возможно, даже книги читать начнут. В общем, он станет всем нужен. И знаешь, что забавно?

– Что? – почти шепотом спросила Лиза.

– Он сейчас там же, где был, когда не был никому нужен.

– Это где?

– В аду.

Наступила гнетущая тишина.

– Ладно, черт с ним, с Парсли, ему уже на все плевать. Ему и при жизни-то было на все плевать, кажется, ты на…

– Ему было не плевать, – с удивлением отметила Лиза. – Как оказалось.

– Да забудь уже! – В голосе Николь снова зазвучала злость. – Есть такая африканская поговорка… Вафа вафа, васара васара.

– И что она значит? – спросила Лиза, понимая, что паузу Николь сделала именно ради этого вопроса.

– Кто умер – тот умер, кто остался – тот остался.

Николь снова сделала паузу, видимо впав в пафосно-театральное настроение.

– Ладно, скажи, ты на похороны собираешься? – ожила наконец она.

– Я не уверена, что меня приглашали. – Лиза тут же вспомнила о курьере, который приходил недавно.

– А я почти уверена, что приглашали. Парсли позвал всех, насколько я понимаю.

– Всех, кто был на фото?

– Нет, весь город! – хмыкнула Николь. – Так ты пойдешь?

– Не знаю, а почему вообще возник этот вопрос?

– Записку его предсмертную ты тоже не читала, я так понимаю?

– Нет.

– Если коротко, то он написал, что на его могилу не придет Сархан. Или как-то так. Погугли, если интересно.

– И вы решили, что это я? – удивилась Лиза.

– Ну просто предположение. И нельзя сказать, что оно нелогичное, заметь! Ты вообще в этой истории самая странная. И очень выгодно выделяешься, понимаешь? Вот сидим мы там все, цирк уродов, иначе не назовешь, первые буквы наших имен составляют слово «Сархан», а за нашими спинами ты. Вся такая молодец. Почти селфи. Без обид.

Лиза почему-то понимала, что Николь действительно не хочет ее обидеть. Она просто была до боли прямолинейна.

– Я, пожалуй, понимаю, что вы имеете в виду. В этом случае мне, наверное, стоит прийти. Когда похороны?

– Примерно через час. – Николь хмыкнула. – Не думаю, что ты успеешь, если еще не в дороге.

– Он же только этой ночью… Умер.

– Велел похоронить его до захода солнца. – Николь усмехнулась.

– Ну должны же быть какие-то… процедуры, какая-нибудь бумажная волокита…

– Он зять мэра, – напомнила Николь. – При определенном желании его могли бы похоронить еще до самоубийства.

– Какое кладбище?

– Монтефиор, но…

– До встречи.

Лиза положила трубку. И открыла «Убер». Построила маршрут. Нет, конечно, на машине по пробкам за час не успеть, но на вертолете… Главное, чтобы кладбище располагалось удобно и были свободные слоты.

Лиза почему-то злилась. Ничего, она еще посмотрит на удивленное лицо Николь. Бинго! Есть окно! Машина подъедет за ней через пятнадцать минут. Лиза рванула в ванную, на ходу размышляя. Полет – восемь минут. Инструктаж, взлет, посадка – ну еще минут пять. От аэропорта до кладбища минут пятнадцать или двадцать с учетом посадки в такси. Должна успеть.

Она посмотрела на себя в зеркало. Печальная картина, но времени очень мало. Краситься и укладываться некогда. Пришлось быстро расчесаться, скрутить волосы в пучок и ограничиться этим. Лиза вошла в гардеробную, пересекла ее, дойдя почти до самого конца, и открыла небольшой отдел, в котором хранились траурные платья. Лиза задумалась. Шляпа с вуалью… А не слишком ли? Будет выглядеть как вдова. Но не ехать же ненакрашенной! В этот момент коротко прожужжал телефон. Лиза посмотрела на экран.

Можем встретиться через два часа на нашем месте.

Она замерла, держа в одной руке платье, в другой телефон. Потом убрала трубку, стала спешно одеваться и спустилась в холл как раз к тому моменту, когда подъехала машина.

– Мисс Ру, хотите забрать…

– Потом! – отмахнулась она от девочки за стойкой, печатая сообщение в телефоне:

Давай через три часа.

Лиза села в машину, все так же не отрываясь от смартфона. Сначала нашла новость о том, что Хёст опубликовал работу. Его представитель заявил, что мистер Хёст не намерен судиться с людьми, запечатленными на фото, уважает законы и права и бла-бла-бла.

Фотография теперь действительно выглядела жутковато. Лица были замазаны как-то криво, неровно. Будто кто-то маркером начеркал. Забавно, но журналист, который писал об этом, сказал, что это не только не уронит стоимость произведения искусства, но и вызовет ее рост. Хотя бы потому, что фотография обросла историей, а также стала даже более выразительной, чем раньше. У нее появился зловещий подтекст.

Статья, кстати, была написана до самоубийства Парсли. И теперь слова о зловещем подтексте становились совсем уж жуткими. Лиза хотела закрыть статью, но обратила внимание на автора. Томас Хантер. Тут же почувствовала, как заныл зуб. Мысленно поставила пометку записаться к дантисту.

Такси остановилось, Лиза быстро, но без суеты вышла из него и направилась к зданию. Прорезала холл злым вихрем и вошла в лифт. Никого не дожидаясь, нажала кнопку. Подходившие к лифту люди, кажется, и не возражали. Вероятно, никто не горел желанием оказаться в замкнутом пространстве с инфернальной вдовой. Лиза дождалась, пока закроется дверь, и посмотрела на себя в зеркало. Вуаль полностью скрывала лицо, что ее абсолютно устраивало. Она снова углубилась в смартфон. Предсмертная записка Парсли. Судя по всему, он позаботился о том, чтобы она попала в СМИ. Даже тут не обошелся без позерства.

Лизе пришлось прерваться. Лифт остановился. Она тем же злым вихрем вышла на вертолетную площадку. Пилоты несколько удивились ее внешнему виду. Не только траурному платью и вуали, но и одной перчатке. Вторую Лиза пока запихала в клатч. Смартфон на прикосновения в перчатке не реагировал.

Для Лизы хотели было провести стандартную процедуру инструктажа, показать видео и прочее, но она приподняла вуаль. Ее, конечно, знали в лицо.

– Сколько времени займет пересадка из вертолета в такси? – поинтересовалась она, пристегиваясь.

– Вы торопитесь, мэм?

– Очень.

– Думаю, я могу кое-что для вас сделать. Можно ускорить процесс.

– Это было бы очень благородно с вашей стороны.

Она снова вернулась к смартфону. Предсмертная записка Парсли. Есть фотография, есть отдельный текст. На фото, конечно, дорогая бумага с оттисками и ровный, красивый почерк. Неужели он тренировался? Лиза пробежала глазами по тексту.

Теперь, когда мне понятно, что нет на самом деле никаких других, я могу спокойно снять с себя свою гордыню. То, что я сделал, – это не слабость, а высшее проявление свободы воли. К несчастью, в этом никто не виноват. Возможно, единственное, о чем я жалею, – это то, что на моих похоронах не будет Сархана. Ему там нет места.

Рубен Парсли

Лиза прочла текст снова. На этот раз вдумчиво. Не очень-то информативно, если честно. Нет никаких других? Это какой-то референс к Сартру? То, что я сделал? Речь о самоубийстве? Но ведь, когда Парсли писал это, он еще ничего не сделал. Только собирался. Он все-таки умел выражать свои мысли точно. Возможно, кстати, это единственное, что он умел.

Что же ты сделал, Парсли?