Текст книги "Профессионал"

Глава 12

Валлийская марка – старинное название областей, лежащих на границе Англии и Уэльса. Здесь обрывистые склоны Блэк-Маунтинз сменяются полями хмеля, садами и цветущими живыми изгородями. Глубокая пойма реки Уай рассекает лес Бишоп-Форест, а строгий городок Херефорд, известный своим средневековым кафедральным собором, получившим прозвище Король Марки, процветает, несмотря на любые потрясения и спады в остальных частях Великобритании.

Сонный маленький Херефорд – дом и сердце полка SAS. Многие пивные в самом городе и его окрестностях уже давно стали излюбленным местом встреч десантников, как бывших, так и тех, кто остается на службе, однако посторонний с первого взгляда не поймет, кто перед ним, ведь в большинстве своем это тихие, любезные люди, которые гордятся своей анонимностью и в отличие от элитных бойцов других стран почти никогда не ввязываются в потасовки с гражданским населением.

В 1988 году здание в северной части города, где располагалась пивная «Гроздь винограда», было признано аварийным, вследствие чего заведение закрылось. Таким образом, десантники в штатском лишились своей любимой гавани. Однако 11 февраля 1977 года в обоих залах бурлило веселье и гремела музыка. В углу главного общего зала на первом этаже Боб Беннет, приехавший в отпуск из своей части, расквартированной в Германии, вместе со своим другом Кеном Бортуиком поднял кружку пива «Джон Смит» за здоровье королевы.

– Долгих ей лет, – провозгласил Кен. – Да хранит ее Господь!

Кен состоял в добровольном резерве территориальной армии и служил в полиции соседнего графства Вустершир. Они с Бобом встретились в «Грозди», чтобы вместе с друзьями отметить серебряный юбилей ее величества, – в тот год подобные торжественные встречи проходили по всей Великобритании.

– Ваше здоровье, ребята, – присоединился к ним Тони Берберри, хозяин заведения. – Давненько я тебя не видел, Кен. Как служба?

Тони, шумный, веселый малый, всю жизнь проработал в пивных и никогда не служил в армии. Его личное обаяние, а также умение держать язык за зубами привлекли братство десантников сначала в «Империал», паб, где он работал барменом в середине шестидесятых. Затем Тони перебрался в «Гроздь», и десантники последовали за ним. Лучших завсегдатаев нечего было и желать, ибо десантники платили щедро, пили в меру и вели себя пристойно, а их репутация охраняла заведение от менее приятных посетителей.

Была в этом и обратная сторона – постоянное ожидание взрыва бомбы, подложенной террористом из ИРА, однако ребята сами несли дежурство, обеспечивая собственную безопасность, а бдительностью и опытом они нисколько не уступали самым дорогостоящим охранным предприятиям в мире.

Тони был знаком с тремя поколениями бойцов SAS: одни послужили в Малайзии, другие на Борнео, а третьи совсем недавно вернулись из Омана. Воспоминания о вместе пройденных войнах связывало их неразрывными узами. Разумеется, всем им довелось побывать и на других театрах военных действий, а также в горячих точках, которые ненадолго привлекали внимание Министерства иностранных дел и Министерства по делам Британского Содружества, но только небольшими группами по два-три человека. Эти люди не имели права рассказывать о «локальных конфликтах» даже своим, не то что посторонним; оттого братство коммандос имело слишком мало почвы для общих воспоминаний, помимо трех относительно крупных кампаний, в которых участвовали целые батальоны.

Боб Беннет, уроженец Херефорда, хорошо знал многих местных знаменитостей. Он принялся обсуждать их с Кеном Бортуиком. Время шло, и компания понемногу рассасывалась, друзья отправлялись догуливать в другие пивные. К столику подсел валлиец с местной красоткой, обнимающей его за талию. Девушка была пьяна в стельку, но валлиец еще мог говорить членораздельно. Он усыпил подружку, спев ей колыбельную своей родины, и был вознагражден за усилия восторженными криками десантников.

В одном из них, похожем на медведя, с лапищей, в которой полностью тонула кружка с пивом, Боб узнал сержанта, уроженца Фиджи. Вместе со своим другом сержант вспоминал давно сгинувших на Борнео соратников, и валлиец слушал их, затаив дыхание. Разговор перешел на какого-то фиджийца по имени Лабалаба, которого, похоже, знали все, и затем кто-то упомянул Салалу.

– Я был в Салале, – вмешался валлиец, – служил в Маскатском полку, будучи командирован из валлийских фузелеров. Был инструктором по стрелковому оружию, обучал ребят обращению с новой винтовкой FN. – Он просиял. – Как это здорово – встретить тех, кто тоже побывал там. Право, такое случается нечасто.

Валлиец угостил всех сидящих за столом пивом. Боб Беннет также получил кружку, но Кен к этому времени уже ушел.

В «Грозди» и после закрытия оставались посетители. Наконец валлиец покинул пивную. Держась в отдалении, Боб проследил за его красным «эскортом». Высадив свою подружку в центре города, валлиец выехал на шоссе А-438 и направился на запад. В деревушке Бродбери «эскорт» свернул к крошечной гостинице. Оставив машину на шоссе, Боб скрылся в тени ухоженного сада. Он хорошо знал это место, недавно купленное американской супружеской парой.

Проехав мимо главного здания, «эскорт» остановился перед одним из двух коттеджей. Боб решил, что увидел достаточно. Он возвратился в Херефорд, к своей жене Лин.

Шесть дней в неделю Спайк Аллен тратил утром сорок минут на пробежку по Гайд-парку. Он редко получал удовольствие от этого занятия, однако в свои сорок с лишним был вынужден чем-то компенсировать любовь к хорошей еде, чтобы не присоединиться к большинству сверстников, которые отрастили брюшко и уподобились груше. В тот день Спайк в половине девятого утра вернулся домой; его жена уже ушла в Британский музей, где работала помощником куратора.

Как всегда, первым делом он проверил автоответчик. Там было сообщение с просьбой перезвонить в Вустер. Хотя этот номер не принадлежал никому из «местных», он значился в списке осведомителей. Это были люди, в основном из центральных графств, Уэльса и Южной Англии, добровольно поставлявшие информацию, которая могла заинтересовать Комитет.

Спайку ответили после первого же звонка.

– Привет, Кен. Это Спайк, ты просил перезвонить.

Кен Бортуик, бывший сержант-майор SAS, а ныне констебль, не стал тратить время на любезности.

– Спайк, возможно, ты сочтешь наши опасения беспочвенными, и все же выслушай меня. Вчера вечером я был в «Грозди» вместе с Бобом Беннетом из батальона «B». Он уже в отставке, приехал в отпуск из Германии. Я ушел домой рано, но сегодня утром мне позвонил Боб и сообщил о потенциальной проблеме. Он не знает ни про тебя, ни про наше знакомство. Ко мне обратился просто потому, что я служу в полиции и перед уходом успел посмотреть на этого валлийца.

– На валлийца? – переспросил Спайк.

– Да. У него легкий акцент Марки, и он якобы служил в валлийских фузелерах. Завязал разговор с ребятами и заявил, что в середине семидесятых был командирован в Оман. Сперва Боб не придал этому значения, однако для человека, служившего в армии султаната, этот тип оказался поразительно несведущ. Он упорно называл наши части в Дхофаре SAS, а не УОБА и рассказал про одного офицера из полка, чью фамилию запамятовал, – у того в ординарцах был его кузен. Поскольку ни у одного офицера SAS никогда не было ординарца, это резануло Бобу слух.

– Этого едва ли достаточно, чтобы заклеймить валлийца как нежелательного типа, – заметил Спайк.

– Согласен, однако парень весь вечер болтал про Мирбат и в особенности про заварушку семьдесят второго. Бобу показалось, он закидывает сети, а поскольку сам Боб участвовал в тех событиях, он решил проследить за валлийцем и довел его до маленькой гостиницы у шоссе на Хей.

Последовала небольшая пауза.

– И что? – наконец спросил Спайк.

– А то, что мы, возможно, имеем дело с повторением истории Тима Шэнда. Помнишь парня из батальона «G», которого в прошлом году боевики ИРА выследили у него дома в Россе? Мы неделю наблюдали за ним, но ничего не произошло, и мы успокоились, а через месяц Тим нашел под днищем своего «пежо» два фунта динамита и провод к замку зажигания.

– Но, – возразил Спайк, чувствуя, что от него ускользает какой-то ключевой момент, – по-моему, ты сказал, что этот валлиец прощупывал связи в Дхофаре, а не в Белфасте.

– Бедный Спайк, – сочувственно произнес Кен, – у него климактерический кризис и геморрой головного мозга.

Если бы ты пытался установить, кто из посетителей «Грозди» служил просто в армии, а не в SAS, ты бы стал плести свои ирландские кружева? Разумеется, нет. Так что не надо второпях сбрасывать со счетов «временных»[16]16
  «Временные» – сторонники радикального крыла ирландской партии Шинн-Фейн, выступающего за объединение Ирландии путем вооруженной борьбы.


[Закрыть], дружище. Спайк не обиделся на насмешку.

– Значит, Кен, ты разделяешь опасения своего приятеля?

– Разделяю, – последовал твердый ответ. – Я видел этого валлийца лишь мельком, однако сразу почувствовал неладное. У этого типа недоброе лицо. Послушай, Спайк, мы, ребята в синих мундирах, не можем реагировать на такие смутные подозрения, не имея весомых доказательств. Бесполезно обращаться к начальству, я лишь прослушаю лекцию о нехватке личного состава и необходимости расставлять приоритеты.

– Ну хорошо, – вздохнул Спайк. – Расскажи поподробнее об этой гостинице, и я сделаю что смогу.

Позавтракав овсяной кашей с кленовым сиропом, Спайк выпил чашку отфильтрованного кофе. Жевательный процесс неизменно помогал ему думать. В конце концов он решил поручить дело Джону Смайту, вольнонаемному фотографу, год назад уволившемуся из территориальных войск вследствие резкого повышения спроса на изоляцию крыш. Джон работал аккордно и брался за любые высокооплачиваемые заказы, в основном за возведение строительных лесов, которые можно выполнять без ведома налогового инспектора. Несколько месяцев назад он позвонил Спайку и пожаловался на то, что жизнь стала скучной. Какой смысл быть «местным», если Спайк ни разу ему не позвонил?

Хотя Херефорд, родной город Джона Смайта, находился недалеко от Хичина, где набирал себе пополнение батальон «С» 21-го полка SAS, Спайку вот уже несколько месяцев никто не звонил из тех краев. Спайк решил не беспокоить Даррела Халлета, «местного», которого он обычно привлекал для работы в западных графствах. Он откликнулся на звонок Бортуика, направив по следу загадочного валлийца Джона Смайта.

В условленный час – пять вечера по маскатскому времени – де Вилльерс позвонил в Англию из кабинки в Управлении проводной и беспроводной связью, единственном месте в Омане, где была доступна международная связь.

Дэвис ждал его звонка в бродберрийской гостинице. С помощью условных фраз он объяснил, что десантники – молчаливые и в высшей степени подозрительные сукины сыны, поэтому ему нечего доложить.

– Ничего страшного, – успокоил его де Вилльерс, – зато у нас есть полезная информация, так что ты был нужен нам здесь еще вчера. «Таднамс» сообщит тебе все подробности, но ты должен ускорить получение визы, обратившись в посольство как можно скорее.

Через два часа после того, как Смайт с биноклем и термосом, в машине с радиоприемником, настроенным на музыкальный канал, остановился в Бродбери, красный «эскорт» отъехал от гостиницы, повернул направо и на полной скорости помчался на восток.

Смайт многое узнал об искусстве слежки исключительно благодаря прошлым неудачам. Теперь для эффективной работы он возил с собой коробку со специальными принадлежностями. Когда Дэвис припарковал свой «эскорт» на Требовир-роуд рядом со станцией метро «Эрлс-корт», Смайт остался в своей машине. Как только валлиец ушел, он достал из коробки помятую банку от кока-колы и положил ее перед задним колесом «эскорта». Вернувшись в свою машину, Смайт включил приемник, настроенный на частоту мудреного устройства, спрятанного в банке, и спокойно задремал. На приборной панели замигала зеленая лампочка. Она будет мигать до тех пор, пока под внешним давлением в банке не замкнутся контакты. Тогда лампочка погаснет, и на смену ей придут настойчивые гудки, достаточно громкие, чтобы Смайт очнулся от самого глубокого сна.

Двадцать седьмого февраля 1977 года восемь членов Комитета встретились в Ричмонде, у Боба Мантелла, в тихом уединенном здании неподалеку от ворот Ист-Шин, что ведут в Ричмондский парк.

Встреча была срочно организована по инициативе Спайка, и в числе отсутствующих оказался Блетчли, которого, по словам домоправительницы, положили в больницу на обследование.

Полковник Макферсон, выходивший из себя, когда его беспокоили по воскресеньям, пребывал в отвратительном настроении и не скрывал намерения поскорее закончить заседание. Это полностью устраивало Спайка. Он вкратце рассказал о событиях в Херефорде, которые привели к слежке, организованной Джоном Смайтом.

– На следующий день после приезда в Лондон валлиец отправился в дом шестьдесят четыре по Эннисмор-гарденс, где расположено посольство Омана, и наш «местный» проследил за ним до отдела виз. Оба заполнили заявления на выдачу «разрешительного сертификата», и после длительного ожидания валлийца пригласили в кабинет. Сотрудник посольства выкликнул имя Альфред Джонс. Больше у нас нет никаких подробностей, кроме номера машины, которую валлиец взял напрокат в агентстве «Авис», и нечеткой фотографии, сделанной нашим «местным».

– Когда этот Джонс из Уэльса вылетает в Оман? – спросил Макферсон.

– Вот почему я попросил собрать экстренную встречу, – сказал Спайк. – Я позвонил в офис авиакомпании «Галф эр» и, представившись Альфредом Джонсом, попросил уточнить дату, на которую мой секретарь забронировал билет до Маската. Дескать, я слегка приболел, а мой ежедневник остался на работе. – Прервавшись, Спайк сверился со своими записями. – Джонс должен вылететь в Маскат через Доху и Дубай рейсом ноль-ноль-шесть компании «Галф эр» в следующую субботу.

– У нас есть связи в Омане? – спросил Майкл Пенни.

– Никого, – ответил Спайк, успевший предварительно обсудить это с Мантеллом. – Но у меня есть знакомый в фирме Чарльза Кендалла, который вербует офицеров в Оман. Он устроит визу, не задавая лишних вопросов.

– Зачем нам виза? – Косматые брови Макферсона взметнулись.

– У нас есть только этот подозрительный тип, – объяснил Спайк, – валлиец, чье нынешнее местонахождение неизвестно, потому что наш «местный» потерял его вскоре после того, как он вышел из посольства. Или наш человек поднимется вместе с ним на борт самолета, или мы просто бросим это дело.

– И ничего страшного не произойдет, – язвительно заметил Профессор. – Я вообще не понимаю, почему вы за него взялись.

– В таком случае, Профессор, ваша умная внешность обманчива. – Как всегда, Огест Грейвс был надежным союзником Спайка. – Даже я вижу, что от этого валлийского бродяги ничего хорошего ждать не стоит.

Макферсон поспешил вмешаться, не дожидаясь взаимных оскорблений.

– Спайк проделал определенный путь. Теперь мы должны решить, идти ли дальше. Наблюдение за потенциальным боевиком ИРА, идущим по следу кого-то из Херефордского братства, вылилось в нечто совершенно неожиданное. Перед нами головоломка. Почему кто-то не поленился закинуть сети в излюбленных заведениях десантников, судя по всему, стремясь установить личности тех, кто имел отношение к каким-то давнишним событиям в Дхофаре? И почему этот человек поспешил в оманское посольство, готовый лететь в Маскат, как только у него будет виза? – Макферсон обвел взглядом сидящих за столом. – Есть предположения?

Готового ответа ни у кого не было, и Макферсон не стал ждать, когда начнутся неизбежные домыслы.

– Поскольку у нас нет ничего, – продолжал он, – помимо возможной связи с SAS в каком-то неизвестном контексте, предлагаю отправить подходящего «местного», если таковой есть, с заданием понаблюдать за действиями подозреваемого в Маскате и разузнать о нем как можно больше.

– У меня есть один замечательный человек, который в свое время служил в Вооруженных силах султаната, – тотчас же ухватился за предложение Спайк. – Он не женат и сносно владеет арабским. Если он согласится лететь в Оман, нужно будет оплатить расходы.

Члены Комитета были заинтригованы этим делом, не похожим ни на одно из прежних. Угроза братству коммандос была вполне реальная, хотя и непонятная, и это оправдывало их интерес. Все понимали, что на помощь полиции в подобной ситуации рассчитывать бесполезно, и единственной очевидной преградой были деньги.

– В нашем фонде достаточно средств, чтобы оплатить билет на самолет туда и обратно и три недели проживания, – сообщила Джейн, не дожидаясь, когда ее спросят.

В итоге решение было принято даже быстрее, чем ожидал Спайк. Теперь оставалось только договориться с человеком, наиболее подходящим для этой задачи.

Глава 13

В девять вечера в последний день февраля Мейсон ехал в своем «порше» по улицам Восточного Берлина, соблюдая все требуемые формальности. Мейсон был в форме. Он поужинал вместе со знакомым в истинно берлинском ресторане с непроизносимым названием. Время от времени навстречу из полумрака выскакивал убогий «трабант», и белые лица водителей таращились на «порше» с осязаемой враждебностью.

Проехав по своему удостоверению через контрольно-пропускной пункт «Чарли», Мейсон сразу за Бранденбургскими воротами свернул на Хеерштрассе. Движение по широкой и абсолютно прямой Хеерштрассе регулируется синхронизированными светофорами. Если держать постоянную скорость тридцать миль в час, всю улицу можно проехать без единой остановки. Мейсон быстро прикинул, что шестьдесят миль в час – это лишь простая арифметическая прогрессия. Выяснив, что и на такой скорости можно ездить без запинки, он поспорил со своими сослуживцами на пятьдесят фунтов и выиграл, промчавшись по Хеерштрассе от начала и до конца на ста двадцати милях в час.

Еще две минуты пути на север от Хеерштрассе – и Мейсон приехал в казармы Уэйвелл, где расквартирована основная часть британского гарнизона в Западном Берлине. В марте 1977 года этот гарнизон состоял из воздушно-десантного батальона, батальона валлийской гвардии и бронетанковой роты. Вся броневая мощь англичан в Берлине состояла из двенадцати танков. Союзники, французы и американцы, располагали приблизительно такими же силами, в то время как им противостояло около двенадцати тысяч танков Варшавского договора. Этим объяснялся фатализм подполковника Чарльза Гатри, под началом которого служил Мейсон, и многих офицеров союзных войск.

Мейсон снисходительно относился к соседям, особенно к французам, расквартированным севернее, на чьих складах было полно дешевого отвратительного вина, всего за три недели разъедавшего пластиковую бутылку. Французская группировка состояла в основном из призывников, от которых не было никакого толку. Правда, Мейсон делал исключение для кадровых офицеров и сержантов, многие из них успели понюхать пороху в Иностранном легионе.

О разместившихся к югу американцах Мейсон вкратце отзывался так: «Полно снаряжения, полно денег, и у них непомерно толстые жены, не слезающие с диеты из гамбургеров и прочей дряни».

«Порше» с ревом промчался мимо свинарника, где капрал-тыловик кормил своих питомцев помоями из столовой. Остановившись перед общежитием офицеров, Мейсон вышел из машины и поежился на холодном ветру.

Войдя в фойе, он проверил свой почтовый ящик. Ничего: никто его не любит. Мейсон поднялся наверх, в холл. Даже бильярдный стол был пуст. Появившийся из ниоткуда гвардеец Коулмен, опрятный, словно выстиранный пингвин, предложил Мейсону джин с тоником, не дожидаясь, когда его об этом попросят.

– Господин капитан, для вас сообщение. Поступило с час назад. Пожалуйста, сэр, позвоните в Лондон своему дяде.

Единственный «дядя» Мейсона никогда не бывал в Лондоне. Мейсон вздохнул, тем не менее ощутив знакомую дрожь предчувствия, как бывало всегда, когда ему звонил Спайк Аллен. Он взял со стола свежий номер «Таймс», решив посвятить пять минут смакованию коктейля.

Краткий покой был нарушен двумя шумными лейтенантами, плюхнувшимися в соседние кресла.

– Вчера я чуть не раскрутил Анджелу, – вполголоса похвалился один с тошнотворным самодовольством. – Но вот чертовское невезение, – продолжал младший лейтенант. – Когда очаровательная Анджи уже раздвинула восхитительные загорелые ножки, прямо под окнами квартиры какой-то дикий кабан из Грюнвальда совершил набег на мусорные баки Эверли.

Эверли были супружеской парой из Кента, а по их молодой няне сходили с ума почти все неженатые офицеры в казармах Уэйвелл. Для Мейсона оставалось загадкой, как этому неказистому сопляку удалось завоевать ее расположение. Когда гарнизон в прошлый раз был поднят по тревоге «Детская лошадка» (кодовое наименование для отработки ответных действий НАТО на советское вторжение), тогдашний возлюбленный Анджелы не смог вовремя занять свой боевой пост и, как следствие, был на три месяца лишен возможности покидать гарнизон.

Мучитель Мейсона продолжал жаловаться:

– Грохот мусорных баков разбудил детей Эверли, они подняли крик. Анджела буквально застыла на мне. Она сразу же заартачилась. Этих чертовых свиней надо перестрелять.

Мейсон недовольно буркнул себе под нос, мысленно поздравляя кабанов, любящих мусорные баки, и отправился заказывать телефонный разговор с Англией. Поскольку время было позднее, его соединили практически сразу же. Спайк объяснил подоплеку операции в Маскате. Несомненно, Мейсон как нельзя лучше подходил для этого задания. Спайк уже зарезервировал для него билет на рейс из аэропорта Хитроу пятого марта в десять утра.

– Как всегда, со временем ты подгадал хуже некуда.

Мейсон мысленно выругал свое невезение. Четвертого марта у него начинался ежегодный отпуск. Вместе с приятелем-офицером он собрался провести две недели на горнолыжном курорте в Италии. Мейсон сознавал, что ему ни за что не освободиться от своих служебных обязанностей в Берлине до полудня четвертого марта. С другой стороны, он никогда не подводил Спайка. Решение было принято.

– Я посмотрю, как у меня со временем, Спайк, и перезвоню через час-два.

Мейсон сделал несколько звонков, и его настроение начало потихоньку улучшаться. Второй раз он позвонил Спайку из телефона-автомата, стоящего за пределами воинской части. Телефон в холле офицерского общежития никак не подходил для конфиденциальных разговоров.

– Улизнув в отпуск этак на семь часов раньше положенного, – с некоторым облегчением сказал Мейсон, – подкупив сержанта королевской военной полиции и всю ночь четвертого марта гоня машину на полной скорости, я едва-едва успею на самолет. Мой друг-горнолыжник, если его кто-нибудь спросит, подтвердит, что я был вместе с ним в итальянских Альпах, где мы пили глинтвейн и справлялись с самыми сложными трассами. Полагаю, он решил, что я собираюсь провести две недели в разврате с чужой женой. – Он добавил в голос твердую нотку. – Так что я полностью в твоем распоряжении, Спайк, если только и ты готов нарушить кое-какие ваши правила.

Спайк вздохнул.

– Если собираешься захватить свои «вещички», как это было на Кипре, я согласия не дам.

– Боюсь, Спайк, не будет «вещичек», не будет и Маската. При всем уважении к вашим принципам, смею напомнить, что долгие два года я рисковал жизнью и здоровьем в Омане и остался цел и невредим исключительно благодаря моему принципу самосохранения.

Спайк никогда не тратил времени на бессмысленные споры.

– Я предупредил, чтобы все было по закону. Если у тебя какие-то иные намерения, я о них ничего не знаю.

– Вот и хорошо, – сказал Мейсон. – Второй вопрос – это мои расходы. Билеты туда и обратно, размещение, две тысячи немецких марок в качестве подарка моему другу из военной полиции и все непредвиденные затраты.

– Никаких проблем, – сказал Спайк. – Я воспользуюсь твоим вторым паспортом, чтобы получить «разрешительный сертификат» через фирму Кендалла. Все необходимые документы будут ждать тебя в Хитроу вместе с фотографией валлийца.

Затем Мейсон позвонил в Лондон домой своему близкому другу Патрику Таннеру. Извинившись за поздний час, сказал, что ему нужна помощь Патрика в том же вопросе, что и в прошлом году, причем речь идет практически о том же снаряжении. В ходе дружеской беседы Таннер составил большой список необходимого. Основную часть заказанного предстояло забрать из личной комнаты-сейфа Мейсона в доме его родителей в Оксфордшире. Отец придерживался старых порядков и крайне нелюбезно встречал штатских друзей своего сына, приезжающих в отсутствие самого Дэвида, чтобы переночевать в доме. С другой стороны, Мейсон-старший бесконечно гордился послужным списком отпрыска, поэтому любого собрата-гвардейца ждал самый радушный прием. Вот каким образом в прошлом году Дэвид обеспечил временным кровом Патрика Таннера, выдав его за реального гвардейского офицера по имени Дуглас Эрскин-Крам. Таннер согласился снова представиться Эрскин-Крамом, и Мейсон позвонил родителям и предупредил о том, что его сослуживец приедет завтра вечером. Ему нужно переночевать, но он обойдется без завтрака, поскольку на следующий день рано утром отправится дальше в Шотландию.

Будильник разбудил Патрика Таннера в четыре утра. Оставив на прикроватном столике записку со словами благодарности, он спустился в кабинет за ключом от комнаты-сейфа. Дэвид подробно объяснил, как его найти. Бесшумно, чтобы не разбудить чутко спящего старика, Патрик открыл массивную дверь, отключил внутреннюю сигнализацию и с восхищением и завистью осмотрел расставленное вдоль стен оружие. Он снова порадовался пояснительному списку, которым снабдил его в прошлом году Дэвид. Тогда Патрик взял для него револьвер «кольт-питон» под патрон «магнум» калибра 0,357 дюйма.

Здесь были ружья калибров 20, 16 и 0,410, однако гордость арсенала составляли два ружья фирмы «Перде» 12-го калибра со стволом длиной тридцать дюймов, изготовленные в двадцатые годы, в золотой период английского охотничьего оружия.

Сверившись со списком, Патрик улыбнулся. Дэвид был истинным знатоком. Список представлял собой чуть ли не лекцию.

«Смит-вессон ACP» под патрон 45-го калибра «кольт». Девятизарядный. Хорошая автоматика, быстрая стрельба, но, как и у всех пистолетов, осечки случаются чаще, чем у револьверов.

«Вальтер-PP». Калибр 32. Замечательный малокалиберный пистолет, однако требуется очень меткий выстрел (или 2—3 патрона), чтобы остановить противника. Любой пистолет меньшего калибра, честное слово, не годится ни на что, если только не нужно выстрелить в рот, чтобы поставить новую пломбу.

«Вальтер-LR». Калибр 22. Полуавтоматический карабин-винтовка с устройством уменьшения шума выстрела (глушителем) для охоты на грызунов (идеально для стрельбы по кроликам).

«Кольт-питон» под патрон 0,357 «магнум».

Револьвер. Тяжелый и исключительно очень точный. На дистанции 100 ярдов я добивался кучности в пределах 4 дюймов. Лучший револьвер из всех когда-либо созданных. Стреляет пулями весом 160 гран.

«Стивен-грант» под патрон 22-го калибра «хорнет». Для чуть более крупных грызунов. Отменная точность на дистанции 120—150 ярдов, затем траектория резко снижается. Переделана фирмой «Дж. Ригби и компания» из винтовки калибра 0,250 «для стрельбы по воронам».

«Паркер-хейл» калибра 0,243. Винтовка. Недорогая, но точная. Хорошая настильная траектория для грызунов вне зоны досягания «хорнета».

«Ригби» калибра 0,275. Винтовка с затвором системы «маузер». Таких у меня три, две со стандартным стволом и одна со стволом увеличенной длины. Превосходное оружие, идеально подходит для охоты на оленя. У одной винтовки оптический прицел «цейсс» 4 × 40 мм, у другой оптика «пекар» 4 × 30 мм, а у длинноствольной только открытый прицел.

«Дэниел фразер» калибра 0,303. Двустволка. Сделана на заказ. Очень точная.

«Ригби» под патрон 0,350 «магнум». Винтовка с затвором системы «маузер». Старенькая (1920-е годы). Очень надежная. Открытый прицел. На крупного зверя.

«Ригби H&H» под патрон 0,357 «магнум». Переделана из винтовки под патрон 0,350 «спешиэл» (вышедший из употребления калибр). Восхитительная штука – остановит практически все. Отдача – словно мул лягает. Оптический прицел «цейсс» 1,5– 6 × 40 мм.

Две «перде» калибра 0,410. Двустволки. Коллекционное оружие (начало века).

«Ригби» под патрон 0,470 «нитроэкспресс». Двустволка. Фантастическая вещь. Прекрасная работа (около 1930 г.). Очень ценная, в идеальном состоянии. Остановит кого угодно. Звук выстрела сравним с грохотом ядерного взрыва (пуля весом 500 гран вылетает с начальной скоростью 2150 футов в секунду).

Как ты мог заметить по приведенному выше списку, большинство моих ружей изготовлено фирмой «Джон Ригби и компания». На мой взгляд, больше ста лет эта фирма была лучшим производителем охотничьего оружия (таковой она остается и по сей день), хотя, если иметь в виду точность боя, а не общее качество работы, есть и другие хорошие производители.

Что касается армейского оружия, мой любимец – русский автомат АКМ (восхитительно простая конструкция, без излишеств, исключительно надежный, небольшой и удобный, легкие боеприпасы и так далее), а меньше всего я люблю все то, что было принято на вооружение британской армией, после того как она отказалась от винтовки «ли-энфилд» калибра 0,303 и ручного пулемета «брен», за исключением разве что снайперской винтовки L-42 и, с некоторыми оговорками, пулемета GPMG, хотя и то и другое работало бы гораздо лучше, если бы применялся модифицированный патрон калибра 0,303 без ранта, а не «винчестер» 0,308 (7,62 мм НАТО). Самозарядная винтовка FN FAL, пистолет-пулемет «стерлинг» и 9-миллиметровый пистолет «браунинг», отвратительные по конструктивному решению, постоянно отказывают, хотя бесшумная модификация «стерлинга» может кое на что сгодиться…

Патрик отстегнул от стойки «стивен-грант» 22-го калибра и, выдвинув ящик внизу, достал из коробки десять патронов «хорнет». Он взял в соответствующем шкафчике футляр из твердой пластмассы, после чего потратил почти час, набирая всякую мелочь из списка Дэвида. В последнюю очередь Патрик добрался до потрепанного коричневого чемодана с одеждой. Он нашел далеко не все снаряжение, перечисленное Мейсоном, но остальное можно купить в магазине. Положив ключи на место, Патрик вышел из дома, сел в свой микроавтобус «фольксваген» и как можно тише проехал по вымощенной щебнем дорожке Эйншем-парка.

Наступило четвертое марта. Как ни спешил Дэвид Мейсон сдать дела, он лишь к пяти вечера смог покинуть Уэйвелл. Формально он проводил семь часов в самовольной отлучке, поскольку его двухнедельный отпуск начинался только в полночь. Через пятнадцать минут Мейсон уже подъехал к контрольно-пропускному пункту «Браво», ведущему в «берлинский коридор», и нахмурился, увидев длинную вереницу машин, ожидающих проверки документов. Вклинившись в очередь у самого поста, Мейсон протянул документы толстому пограничнику, опешившему от такой наглости. Тут же подошел дежурный сержант королевской военной полиции, и Мейсон передал ему еврочек на две тысячи немецких марок за то, что тот по предварительной договоренности оставил в регистрационном журнале строчку на 16.30 для зеленого «Порше-911», номерной знак британского военного контингента в Германии «EZ-242-B». Сержант занес в журнал данные о Мейсоне, его машине и страховом полисе. Жесткая система контроля гарантировала, что у водителя, миновавшего КПП «Браво» либо с этой, либо с той стороны, не останется неучтенного времени, чтобы свернуть с дороги для противозаконных действий, таких как тайная перевозка местных жителей на Запад.