Текст книги "Безродная. История семьи перформансистов"

Глава 8

Смотря на Никиту с неким презрительным выражением лица, молодой человек произнёс, легко указывая на неё рукой:

– Это – взлом с проникновением. А это – Теперь он указывал на свою рубашку по-прежнему смотря прямо в глаза воровки. – Уже порча чужого имущества. Смотрю цену себе набиваешь?

– Дай мне уйти, и мы разойдёмся мирно. – Сказала Никита грубо и сделала шаг вправо. Но хозяин дома явно не собирался отпускать её просто так и сделал шаг вбок одновременно с ней.

Никита подняла нож немного повыше и крепче зажала рукоять отчего она – перемотанная чёрной изолентой – скрипнула в её руке.

Молодой человек обратил внимание на это холодное оружие надменно ухмыльнувшись начал медленно расстёгивать пуговицы своей рубашки. Мокрая ткань, соприкасаясь с телом не приносила совершенно никакого удовольствия.

– Каждое твоё последующее действие увеличивает тебе, дорогуша, тюремный срок. Выбирай, что посчитаешь более выгодным. Я бы, на твоём месте предпочёл взлом с проникновением, порчу чужого имущества и нападение с парой не смертельных ножевых ранений. За убийство человека дают не мало.

Главное в суде не вздумай заикнуться про состояние аффекта, а-то знаешь, как бывает, отправят сначала в дурку, потом уже полу-овощем в ГУЛАГ на ПМЖ.

Такая уверенность, какую она видела в этом человеке, не могла не удивлять. Она даже пугала.

«Он только задерживает меня. Что он мог сделать за то время, что я тут нахожусь? Вызвать охрану? Возможно, но я так не думаю. Для чего стоять тут и разглагольствовать? Я же в любой момент могу напасть на него с ножом.»

Словно прочитав мысли воровки, молодой человек, сминая в руках безнадёжно испорченную рубашку произнёс:

– Поджидаешь подходящего момента, чтобы всё-таки напасть на меня с ножом?

В его серых глазах Никита увидела отражение самого ада. Столько в его голосе было холодности и расчётливой уверенности, каких она ранее не встречала, что на мгновение, ей и вправду стало страшно. Мало-ли, может он какой-то маньяк и она весьма «удачно» попала к нему в руки?

Едва он снял рубаху, она беглым взглядом оценила его тело.

«Блядь. Попала же. Стоит ему только выбить из моих рук нож, достаточно мне только один раз не удержать равновесия… впрочем, одного его удара хватит, чтобы отрубить меня.

Повезло, если ещё не знает куда бить, тогда шансы у меня есть, а до тех пор, остаётся надеяться, что драться он не умеет. Сука, вот дерьмо, прижал! Ненавижу таких людей! С виду худой, а в руках силы хватит, чтобы задушить.»

Это была чистая правда. Эндрю много лет занимался плаванием и верховой ездой.

Этот молодой человек всегда держал себя в отличной форме и был готов скрутить воровку в любой момент.

Пока она судорожно оценивала свои шансы на побег, её неожиданный собеседник осматривал её с ног до головы. Взгляд его был настолько «живым», что Никита буквально чувствовала, как он пробегается по её телу.

– Тебе интересно почему я говорю с тобой и не вызвал охрану не так ли?

Никита восприняла это как риторический вопрос.

– Если хозяин дома задаёт вопрос, на него следует незамедлительно ответить. – Теперь в голосе звучало раздражение.

«Хорошо. – На лице её появился лёгкий прищур, и она выпрямилась, убирая нож в ножны. – Посмотрим, что ты скажешь».

– Ну допустим интересно. – Огрызнулась воровка.

– Мы можем помочь друг другу. Буду честен, я никогда не встречал богатых воров. А по твоей одежде и виду можно сказать, что ты пошла на это дело ради выживания ведь так? Я не очень-то и альтруистичен, но мне нравиться извлекать из любого дела выгоду. Если я не сдам тебя, то в этой ситуации выгода меня ждёт внушительная.

– И чего ты хочешь? – С осторожностью кошки, находящейся на плоту в открытом море, спросила Никита.

– Для начала представиться. Можешь обращаться ко мне Эндрю. Эндрю Харман.

Его выжидающий взгляд намекнул на то, что он ждёт того же и от неё.

Серые глаза смотрели пристально, тело положения не меняло; он был на голову выше самой Никиты, а потому, смотрел на неё сверху вниз, что не могло в определённой мере не раздражать её.

Нехотя она выдавила из себя:

– Никит`а.

– Редкое имя для девушки. Тем более в наше время. – Произнёс он это больше с насмешкою нежели с удивлением. – Будь так добра и фамилию.

– Нет такого желания. И доброй я быть не собираюсь. – Сквозь зубы грозно ответила ему Никита.

– О, ну раз так, то тебя повяжут быстрее, чем ты произнесёшь вслух слово «благоразумие».

Как же её вымораживал вид его этой дерзкой улыбочки! Простой, но леденящей душу.

Она пробирала до костей. Окажись на её месте любой другой человек, он безошибочно бы описал эту встречу как стычку с хищником. Ведь именно им он и был. С виду спокойный, но всегда бдительный и решительный в своих действиях, такой человек по степени опасности сравним с истребителем.

И действует также – быстро и неотвратимо.

Всё больше эти люди опасны тем, что они умны, крайне умны. Умение мыслить не на два, а на четыре шага вперёд даёт им небывалое преимущество. Ты можешь уметь виртуозно драться, но к чему тебе это умение, если такой человек от одних твоих ударов увернётся, а ожидая других ударит первым?

– Иктина. Ударение на вторую «и».

– Хм. Звучит красиво. Никит`а Икт`ина. Благодарю за честность. Встретить честного вора поистине редкость.

– С чего ты взял, что я не напиздела?

– А смысл? Тебе с твоей лжи ничего не перепадёт. – Устав держать в руках рубашку, хозяин дома подошёл к барной стойке и перекинув через неё смятый кусок бордово-белой ткани попал ею прямо в раковину. После этого телодвижения он облокотился спиной о стойку и глядя на Никиту продолжил разговор:

– Послушай, в эту квартиру не так-то уж и просто попасть, но у тебя получилось. Что говорит, несомненно, о прекрасных навыках коими ты обладаешь. Мне пригодится человек владеющий такими навыками. А ты ещё и девушка, к тому же, довольно недурственно выглядишь.

– Так чо от меня нужно? – Уже начиная стервенеть от ярости, пробуждающейся в ней по отношению к этому воспитанному красавцу. Больно умён.

«Бесячая падла. Ну и чего ж ты хочешь от меня сукин сын»?

– Самую малость. Хочу, чтобы ты работала на меня.

На некоторое время в кухне повисла тишина. За ней последовал раскатистый смех. Обычно, девушки не смеются таким «грубым» смехом, но Никите было на это совершенно наплевать. Это был её фирменный – искренний смех.

– Чува-ак. – Протянула она перестав хохотать. – Ты кого наебать пытаешься? Я за просто так не работаю, а ты, по-видимому, просто избалованный богатенький мальчик. Сколько тебе? Двадцатка? Меньше? Сам подумай, я с лёгкостью могу сейчас скрыться и идёшь ты нахуй со своими предложениями. – Высказавшись, она приготовилась к ответу.

– Даже если ты меня убьёшь, выйти из этого здания у тебя не получиться. Обнаружив, что в мою квартиру кто-то вломился, я включил сигнализацию обратно. Хочешь расскажу, что будет, если ты попытаешься меня убить?

В одном из всевозможных вариантов развития событий у тебя это и вправду получиться. Затем, ты направишься к двери и, о неожиданность, что же это? Пароль на системе охраны? Ты трижды наобум вводишь неверный и сюда выезжает наряд, состоящий из троих обученных охранников. Бежать тебе некуда.

Дверь уже не открыть так просто, ведь её тоже заблокирует система. Случайность, связанная с моей неосмотрительностью, привела тебя сюда, но выйти отсюда она тебе уже не поможет. Выбирать тебе.

Никита оглянулась. Чёртов парень был прав. Бежать не получиться.

Раздражённо вздохнув признавая своё поражение, Никита села на белоснежный диван и уставившись в огромное окно не видящим ничего взглядом сказала:

– Что я должна буду делать?

– Для начала – сними обувь. В этом доме любят чистоту. Мне наплевать в каком бомжатнике ты пребывала до этого, но теперь ты забудешь свои вульгарные хабальные привычки. Как я понял, вино было хорошим? Налить тебе бокал? – Он спрашивал на полном серьёзе. Никита повернулась, смотря ему в лицо. Он стоял на полу босиком, правая нога была чуть впереди левой перекрывая её, торс голый, грудная клетка медленно сужается и расширяется, собранные на затылке в небрежный пучок тёмно-русые волосы едва подрагивают от вздохов, а серые глаза продолжают заострять своё внимание на каждой мелочи в образе Никиты.

Она уже открыла рот чтобы ответить, как вдруг его глаза в самой невыносимой на вид манере закатились и полный сарказма голос прокатился по кухне:

– Ах да, я бы налил тебе вина, если бы один из бокалов не был безжалостно тобою разбит. Бокал, что ты разбила, был из настоящего хрусталя немецкого производителя, который никогда не делает дубликатов. Их было шесть и каждый стоил больше обеих твоих почек, а теперь их осталось только пять. А эти осколки? Неужели ты думаешь, что я буду убирать тот беспорядок, что ты здесь навела своим появлением?

Никита посмотрела на пол. Благо хрустальный бокал разбился не на совсем уж мелкие части, а на несколько больших.

Эндрю смотрел на неё ехидно улыбаясь:

– Веник ты найдёшь за дверцей под раковиной.

Шёпотом ругнувшись, Никита встала с дивана дабы исправить собственную оплошность. Времени это заняло немного, но, находясь под пристальным взглядом Эндрю, Никите показалось, что прошла целая вечность.

Когда же руки её были свободны, а пол чист – она встала за барную стойку с обратной стороны напротив хозяина дома и сказала:

– И это всё? Собираешься изводить меня унижениями?

Голос она при этом старалась лишить всех эмоциональных окрасов. Это была максимально сухая и грубая фраза.

– Ты похожая на бомжа цыганка, куда уж ниже? Быть настолько среднестатистической – вот что значит быть униженной. А я всего лишь попросил тебя исправить то, что ты тут устроила. Стоимость бокала я вычту из твоей оплаты.

– Может уже перейдём к делу?

– Изволь. Видишь ли, я живу в непростой семье. Мои родители, скажем так, не очень-то и ладят. Располагая немалыми средствами, я лишён возможности видеться с отцом. А его ко мне и на сто метров не подпускает мать. Мой отец – хороший человек, но их совместное прошлое не даёт матери покоя. Она безмерно любит меня и старается оберегать забывая, что у меня есть своя голова на плечах и свои желания, которые в корне противоречат её собственным.

Мне же, хотелось бы наконец узнать не только кто из них прав, но и иметь возможность, пускай и не на прямую, но связываться с отцом. Он живёт в огромном доме, который два раза в неделю навещает маленькая группа уборщиц. Но, ему было бы гораздо проще, платить деньги всего одной.

И эта самая уборщица могла бы быть своего рода моими глазами и ушами. Подумай Никита, денег ты получишь достаточно, чтобы через год-другой уехать в другую страну, получишь на это время жильё и пропитание. Это выгодное предложение как ты не крути. Пусть оно и сделано под давлением. Выбор есть всегда. Нужно просто сделать его правильно и решить ты должна прямо сейчас.

«Странный тип. И ситуация странная. Блядь, здесь где-то есть ёбаный подвох, которого я не вижу».

– То есть ты хочешь, чтобы я была шестёркой, которая следит за твоим папашей?

– Поуважительней. – Чуть повысил он голос. – Задачу ты поняла верно. По поводу оплаты можешь не беспокоиться. Всё будет задокументировано и каждый месяц на твоё счёт будет поступать фиксированная сумма.

Никита понимала, что, если сейчас согласиться, потом у неё будет возможность свалить.

– Согласна.

– Молодец. Адрес этот ты помнишь хорошо?

– Достаточно хорошо. – Передразнив его манеру речи огрызнулась Никита.

– Тогда я жду тебя здесь ровно через две недели в час дня. Пошли, открою тебе дверь.

Никита невольно запомнила, когда ей нужно будет сюда вернуться. Две недели – это довольно большой срок. Можно доехать попутками до другого конца России. Но, навряд-ли он просто так дал ей столько времени подумать.

Конечно, он будет ожидать что она не вернётся, а это значит, что он мог как-то подстраховаться.

Открывая дверь воровке, надевающей на себя потрёпанную куртку, Эндрю тихо ликовал оттого, что так просто смог реализовать свои давние планы.

«Пусть думает, что она всецело в моей власти. Тогда и желание бежать у неё отпадёт».

– И да, Никита.

Уже стоя в коридоре, она обернулась и во взгляде её было достаточно злобы, чтобы убить человека.

– Что?

– Не забывай, что в доме тоже могут быть камеры. – С этими словами Эндрю улыбаясь закрыл дверь.

– Блядь. – Выругалась шёпотом Никита. – Мразь ебаная. Подстраховался-таки.

«Хер с ним. Нужно валить отсюда».

Глава 9

…Компания Xenon в партнерстве с Teva и Genentech разрабатывают три препарата, которые теоретически смогут блокировать каналы NaV1.7. Но разновидностей таких каналов у человека девять, и работают они в мозгу, сердце и нервной системе. Так что создать средство, которое будет воздействовать только на один вариант натриевого канала и только в конкретном месте травмы, – задача нетривиальная.

31 Декабря.

Их разговоры, как и много раз до этого начинались по инициативе Эндрю. Иначе просто не могло быть. Глория бы не позволила.

Ещё в самом начале процесса по их разводу она запретила Пэтру звонить сыну самостоятельно. Никаких законных ограничений не ставилось, всё было аргументированно её короткой фразой: «Будешь пытаться сам ему позвонить – лишишься вообще любого общения с моим сыном.»

Конечно, у неё не было никакой возможности запретить ему общаться с сыном совсем, но она могла ужесточить свои действия по отношению к нему едва он её ослушается.

Что он мог ещё ответить ей тогда? Пэтр дал своё согласие и, заглушая собственные, приходящие время от времени порывы, терпеливо ждал очередного звонка от сына.

Мог ли Пэтр поступить иначе? Честно говоря – да. Но он не делал этого из-за любви к сыну и из-за того, что, помня, сколько Глория пережила, понимая, как трудно ей смириться с чем-то подобным, не в его манерах было позволить себе иного поведения нежели то, какое он проявлял по отношению к ней.

Куранты ещё не пробили двенадцать, но заветный час был всё ближе и Пэтр был приятно обрадован его звонку. Проведя пальцем по экрану телефона, он заговорил первым:

– Никогда не поздно позвонить отцу правда?

Голос его при этом был даже доброжелательным.

В нём отсутствовала та холодность, с какой он говорил со всеми прочими. И Эндрю улавливал такие перемены.

На лице молодого человека появилась довольная ухмылка. Слышать голос отца было приятно. Приятно знать, что он всё тот-же – приятный и уверенный каким он всегда и был.

Хмыкнув, Эндрю ответил:

– Ты и сам прекрасно знаешь, что, если бы всё сложилось иначе, мне не приходилось бы тебе звонить. Мы могли бы сидеть втроём за одним столом и отмечать новый год как все нормальные семьи.

Динамик телефона Эндрю издал тихий вздох:

– Но мы не можем. Мне кажется, Эндрю, такие затеи остались только в наших мечтах.

– Мой отец что? Сдаётся? – Это был больше не вопрос, а вызов.

– Тактическое отступление. – Спокойно ответил Пэтр.

– Уступаешь маме? – А в этом вопросе больше было сдержанного удивления.

– Своего рода да. Это уступка. Она считает, что я монстр (и в чём-то она права) поэтому хочет оградить своего любимого сына от самой большой для него угрозы.

– Пап, честно, мне всё равно что вы друг о друге говорите. Я хочу, чтобы вы были счастливы – прежде всего. Моя любовь к вам ровно одинаковая. Хочу, чтобы семейные праздники мы отмечали вместе. Но, видимо, счастье вас обоих заключается не друг в друге и не в семье.

– Это сложно Эндрю. – Попытался сгладить углы Пэтр.

– Я понял, ты опять хочешь увести разговор в другое русло ведь так да? Я правильно понял?

Короткая пауза.

– Послушай, я люблю твою маму. Сколько бы гадостей она мне не сказала и кем бы не считала, она ошибается, зная это, я искренне хочу, чтобы она наконец увидела меня. Меня, а не тот образ, который она себе составила. Только это трудно – увидеть.

– Я мог бы ей помочь если бы ты только рассказал мне о вашем прошлом.

– Не стоит это ворошить. Там уже ничего не изменится.

– Зато в моей жизни может.

– Мне понятны твои благие побуждения Эндрю, но в этом мы с твоей матерью должны разобраться вдвоём.

– Но это и меня касается тоже! – В этот момент он повысил голос дабы придать этим словам важности.

– Верно. Именно поэтому ты не должен влиять ни на кого из нас. Знаешь, я никогда не дам ей развода. И это затянется на долгие годы. А у тебя впереди вся жизнь и ты не обязан выбирать кто из нас лучше.

Просто прими факт того, что мы уже не можем быть вместе. Это не делает нас меньшей семьёй. Я по-прежнему буду твоим отцом, а Глория – твоей мамой, этого никто не сможет изменить. Как и изменить наше мнение друг о друге. Даже ты.

Как бы мы оба не дорожили своим сыном, в моменты, когда он говорит о том, что мы оба хорошие, мы всё ещё помним – что это далеко не так. А насильно жить вместе – идиотизм, который не приведёт ни к чему хорошему.

На двух телевизорах (одном стоящем в полумраке и другом в ярко освещённой экзотической люстрой комнате) одновременно с миллионами других по всей стране, куранты сделали первый удар.

– М-м-м, затянулись мы с тобой. Слушай, я искренне хочу, чтобы у моего сына было всё хорошо. Не переживай, скоро ты отучишься и уедешь работать, тогда уже будет не до наших с мамой ссор.

– Мне всегда будет до вас дело пап. Спасибо конечно. – Куранты уже сделали девятый удар. – Я люблю тебя пап.

– И я тебя! – Последний удар. На часах: 00:00. – С новым Годом Эндрю!

– С Новым Годом!

На этом их диалог мог завершиться, но Эндрю через пару секунд спросил у отца:

– Слушай, пап, на сколько я помню, тебе ещё нужна уборщица?

Пэтра не удивила настолько быстрая смена темы в такой неподходящий момент. Но для самого себя он мысленно отметил, что это было странно, однако всё так же невозмутимо ответил сыну:

– Ты всё верно помнишь. А к чему этот вопрос?

– Кажется, я нашёл тебе уборщицу. – Коротко, с ухмылочкой, ответил Эндрю и завершил разговор.

Глава 10

1 Января.

Их разговоры, как и много раз до этого начинались по инициативе Эндрю. Иначе просто не могло быть. Глория бы не позволила. Ещё в самом начале процесса по их разводу она запретила Пэтру звонить сыну самостоятельно. Никаких законных ограничений не ставилось, всё было аргументированно её короткой фразой: «Будешь пытаться сам ему позвонить – лишишься любого общения.»

Конечно, у неё не было никакой возможности запретить ему общаться с сыном совсем, но она могла ужесточить свои действия по отношению к нему едва он её ослушается.

Что он мог ещё ответить ей тогда? Пэтр дал своё согласие и, заглушая собственные, приходящие время от времени порывы, терпеливо дожидался звонка, или любой другой весточки от своего сына.

Последний их разговор заставил Пэтра задуматься. Эндрю хороший мальчик, но он никогда никому не помогал просто так. (В этом они с отцом были очень похожи).

Не то чтобы оба были настолько циничны, просто оба искали выгоду. Без выгоды вообще ничего не делается в этом мире.

Зная это, не трудно сделать вывод, что Эндрю почему-то было выгодно найти отцу уборщицу. Он нашёл её сам, значит это может быть его знакомая. В таком случае, она могла бы стать неплохой ниточкой к более-менее нормальному общению. Зависит от ситуации которой ещё предложит сложиться.

Такие рассуждения стороннему человеку могут показаться излишне самовлюблёнными. Отчасти – так оно и есть. Но Пэтр слишком хорошо знает своего сына, именно поэтому более чем уверен, что Эндрю сказал это не просто так и не просто так нашёл ему уборщицу.

Это конечно, не очень-то и трудно, но на это нужно время и желание.

Больше всего в жизни его сын хочет спокойной и дружной семьи. Ради этой цели он готов на многое. Было бы странно, если бы он сделал это просто так. Слишком странно и совершенно не похоже на него. Несмотря на весь свой ум – Эндрю весьма предсказуем. Не для всех – только для Пэтра. Причина тому весьма проста – он на месте сына поступал бы точно также.

Гадать нету смысла. Теперь нужно только дождаться следующего звонка от сына и, возможно, у них появится вскоре шанс увидеться.

Пэтр встал из-за тяжёлого дубового стола, за которым печатал на новеньком ноутбуке очередную книгу и широким шагом вышел из своей комнаты, в которой единственным источником света являлась небольшая настольная лампа с красным абажуром.

Проходя через комнату к двери, он краем глаза видел, как подпрыгивают длинные тени и смещается луч света, отражённого от поверхностей различных раритетных предметов.

Его любовь к раритету была явно нездоровой.

Его в этом доме было слишком много. Но всё было эксклюзивное и хорошего качества, а главное – гармонично смотрелось во всех комнатах.

Самому себе эту тягу к дорогим и редким старым предметам (в основном 18-го века) перфомансист объяснял своей привязанностью к прошлому и тягой контролировать всё вокруг себя.

Складывалось впечатление, что, держа в руки вещицу из прошлого века ты словно держишь в руках само время. Будто так или иначе управляешь им.

Пройдя на кухню что находилась на втором этаже, Пэтр щёлкнул выключателем и под потолком загорелись две огромные люстры с плафонами в виде квадрата. Разогревая себе нехитрый ужин, он продолжал думать.

Книгу сегодня допечатывать уже нет желания.

На часах десятый час, на улице дьявольски рвёт и мечет ошалевший ветер, из головы пропали мысли о сюжете – с таким набором глава не напишется.

И в приоритете стоит прежде всего сын, а не книга. В ожидании закипающего чайника Пэтр присел за белый обеденный стол и уставился в витиеватый узор на шторах не моргая думая о жене.

Сын позвонил ему прямо под бой курантов, а это значит, что Глории не было рядом. Она бы просто не позволила ему позвонить отцу.

Она слишком ценит время, которое проводит в компании сына и просто ненавидит, когда эту «идиллию» кто бы то ни было прерывает.

Значит Эндрю планирует что-то без ведома матери. Его он, впрочем, тоже в свои планы не посвятил.

Будучи окружённым прошлым, не редко становишься его заложником. Зачастую добровольным, но не всегда довольным. Живущие прошлым, в подавляющем большинстве своём, несчастны.

Ленинград. 19 лет назад…

Стук каблуков раздался где-то в глубине коридора и стремительно приближаясь увеличивал свою громкость.

Высокий седовласый директор медленно размешивал кофе звонко стуча ложкой о стенки небольшой белой кружки с его инициалами.

Водя именной ложкой в быстрорастворимой жидкости, он неожиданно подумал о том, как же удачно звон ложки, разбавляющей кофе синхронизировался со суком каблуков какой-то торопливой девушки.

Это точно была девушка. Дамам в возрасте не под силу ходить с такой скоростью.

Едва подобные мысли пронеслись в голове директора, как шаги смолкли прямо перед его дверью, и он поднял голову одновременно с резким – торопливым стуком в дверь.

– Да-да. – Отозвался он на стук в дверь. Облизав горячую ложку, директор отложил её в сторону.

Когда он поднял голову во второй раз, перед ним уже стояла подтянутая зеленоглазая брюнетка.

Директору хватило одного взгляда на красавицу с длинной косой чуть ниже колен, чтобы понять, кого он перед собой видит.

Чёрное платье с идеально выглаженной, скрывающей от взора длинные ноги юбкой и рукавами-фонариками до запястий, смотрелось на ней отменно. Впрочем, эта обворожительная студентка в любой одежде смотрелась просто превосходно.

Это была третьекурсница с факультета театрального искусства. Отличница. Прекрасно отыгрывает все свои роли. Настоящая гордость института. «Чтобы могло ей понадобиться от меня?» – Подумал стареющий джентльмен и вопросительно на неё посмотрел.

Взгляд его был верно ею истолкован и она тут-же заговорила. Голос её был глубоким и мелодичным, звучал с напористой серьёзностью:

– Владлена Астаховна просила передать вам, что ваше присутствие сиюминутно необходимо в приёмной второго корпуса.

Весь вид студентки говорил о том, что на долгие расспросы нету времени и директор задал всего один вопрос:

– Что-то серьёзное?

– Весьма. – Чудный голос. Такая харизматическая красавица с низким пластичным голосом самая удачная находка для любого мужчины, умеющего ценить женскую красоту.

Директор поднялся и последовал за студенткой.

Второй корпус располагался на одной территории с первым. Он был по размеру немногим меньше, но от этого вид его не делался менее привлекательным.

Пройдя по дорожке из серой плитки, директор и студентка быстрым шагом синхронно вошли в распахнутые белые двери второго корпуса.

Первым, что видел каждый сюда входящий был огромный зал с угловатыми колоннами на которых висели зеркала в посеребренной оправе, а у стен стояли большие горшки из обожженной глины, из которых произрастали пышные широколистные растения. И всё это на фоне бежевой лестницы, расходящейся в две стороны полукруглыми пролётами. А под самым потолком, который был и вправду высок, ловя солнечные лучи, пробивающиеся сквозь окна в форме арок отправляя на пол из бежевой плитки разноцветные блики висели хрустальные люстры.

Под всем этим великолепием директора ожидала непосредственно сама Владлена Астаховна, пара преподавателей и молодой человек, лицо которого было директору совершенно не знакомо.

А у него была отличная память на лица.

Владлена Астаховна – старушка пятидесяти лет, настоящий холерик по своей природе, бойко говорящая и резво передвигающаяся для своих-то лет, быстро подбежала к директору стуча тяжёлыми каблуками своих чёрных туфель. Каблуки были совсем невысокие, а стучали так, словно были сделаны из железа.

«Настоящая подкованная вороная». – Подумал директор, глядя на то, как во время бега трясутся чёрные кудри Владлены Астаховны.

Когда её голова оказалась рядом с плечом директора, её сухие губы, которые выделяла только матовая шоколадная помада полушепотом произнесли:

– Честное слово Эдуард Анатольевич, мы ждали его позже. Что ж вы так смотрите-то на него?

В самом деле что-ли не помните?! Да разве ж можно так? Это наш Германский студент по обмену.

Эдуард Анатольевич хотел уж было открыть рот и, как любой человек, который только что понял суть протянуть незамысловатое: «А-а-а»! Но вовремя удержался и перевёл взгляд на иностранного студента.

Он был хорош собой, этот немец. Стоял молча в компании двух других преподавателей и медленным, чутким взглядом оглядывал всё вокруг. Эдуарда Анатольевича при первом же взгляде на студента привлекло именно его лицо, особенно его глаза.

Такие светлые, но отчего-то холодные. Не много директор знал людей с таким умным взглядом, но все они, в большинстве своём были жестокими личностями и совершенно бескомпромиссными.

«Немцы – народ практичный и правильный. Вряд-ли с ним возникнут какие-то проблемы.

А взгляд… Да мало что ли в мире таких взглядов»?

Быстро придумав у себя в голове монолог, с которым обратиться к вновь прибывшему студенту, директор поправил свой пиджак и отодвинув левой рукой Владлену Астаховну вставшую на пути, медленно подошёл к молодому человеку.

Директор был человеком высоким, но этот студент оказался на целую голову выше Эдуарда Анатольевича, что, несомненно, его немного смущало. Он был в отличной физической форме, но его худое лицо отчего-то отдавало белой бледностью.

Серые, глубоко посаженные глаза казалось, питались светом, такое впечатление складывалось потому, что его лицо, даже освящённое солнцем, по-прежнему оставалось бледноватого оттенка.

Нельзя не отметить, что эта бледность была не только к лицу юноше, но также и являлась необычайно притягательной. Волосы немца вызывали отдельный приток внимания.

Примерно сантиметр волосяного покрова был сбрит вокруг его головы оставляя светло-русые волосы только на макушке и идущей в бок чёлке. Такие причёски носили в Англии годах в шестидесятых для того, чтобы избавиться от вшей. Видимо в Германии этим причёскам был дан иной смысл.

Выглядел студент эффектно. Белая рубашка с не застёгнутой верхней пуговицей прекрасно сочеталась с брюками тёмно-земляного цвета и лёгким жилетом. В бледно-белых руках за спиной студент держал фетровую шляпу с короткими полями того же цвета, что брюки и жилет. Довершали образ туфли из кожи на тон светлее его шляпы.

Он выглядел дорого. Он был красив. Директору понравился этот студент. Осталось только узнать, как хорошо он говорит по-русски.

– Добро пожаловать в наше учебное заведение. – Эдуард Анатольевич протянул молодому человеку руку. – Меня зовут Эдуард Анатольевич Дымной. Я являюсь директором этого училища, и я рад вас приветствовать.

Немец выдержал паузу, подобно сове медленно опустил взор на руку директора, а потом так же медленно поднял его. Глядя прямо в глаза Эдуарду Анатольевичу, он крепко пожал его руку и произнёс без толики акцента:

– Благодарю за тёплый приём.

Голос студента был не тихим, но и не громким. Постановка речи побуждала прислушиваться к каждому слову. А слова он произносил красиво. Его голос, казалось, рождается где-то глубоко внутри его глотки и пока выбирался наружу, подобно распутной девице, собирающейся на свидание, одевал на себя самое красочное одеяние. Чувствовалась в этом студенте и некая сдержанность, степенность.

– Вы превосходно говорите по-русски. – Комплимент директора был как нельзя кстати.

– Вы тоже. – Ответил немец с едва заметной улыбкой, от которой стало даже как-то не по себе. Это была колкая улыбочка. Так улыбаются люди язвительные и хитрые.

Директор коротко посмеялся и спросил:

– Позвольте узнать ваше имя?

Хотя это был большой промах со стороны директора. Он обязан был помнить имя иностранного студента.

Но немец, не заметил этой промашки. Или сделал вид, что не заметил.

– Мня зовут Пэтр Жозеф Харман.

Он, всё это время, смотревший прямо на директора, медленно перевёл взгляд на человека, который до сих-пор стоял за директором в некотором отдалении от оного.

Она, о чём-то тихо шепталась с Владленой Астаховной, но, заметив, а вернее сказать – почувствовав на себе его проницательный взгляд замолчала и с серьёзным, и осторожным выражением лица посмотрела на него в ответ. Тоже как бы изучая пришельца.

– Что ж, пройдёмте, я познакомлю вас с преподавателями и нашими учебными корпусами… – Но Пэтр слышал речь директора только в пол-уха. Неотрывно смотря на привлекательную девушку; легко кивнул головой и, улыбнувшись улыбкой, что была гораздо мягче той, какой он улыбался Эдуарду Анатольевичу, плавным движением водрузил на голову шляпу и направился за директором.

Студентка за ними не последовала.

О её присутствии директор явно забыл и это облегчало задачу. Нужно было возвращаться к занятиям.

Словно в подтверждение её мыслей раздался громкий и противный звонок, возвещающий окончание первого учебного часа.

Отчего-то, она не смогла заставить себя сойти с того места, на котором стояла. Всё смотрела на удаляющегося к первому корпусу немецкого студента по обмену и не объяснимая, но чёткая уверенность не давала ей покоя – он точно знает, что она смотрит ему в след.