Текст книги "Резня Спека. Шокирующая история психа, зверски убившего 8 медсестер"

03. «Рожден, чтоб адом сделать жизнь»

Единственной константой в последующие несколько лет жизни Ричарда были перемены. После того как семья целый год обустраивалась на новом месте в Санто, Карл снова решил переехать, следуя своей обычной схеме: переселялся из одной дешевой квартиры в другую без долгих раздумий.

В 1951 году они поселились в Восточном Далласе, переезжая с места на место. Но все квартиры объединяло одно: каждый раз они были в ужасных гетто. Мэри воспринимала все это стоически, но дети постоянно приходили в ужас от новых глубин нищеты, в которые толкал их отчим. Даже после стычки в доме Санто Карл все еще не мог перестать издеваться над Ричардом при каждом удобном случае, но впервые осознал опасность, которая может быть связана с тем, что ребенок выходит за рамки и съезжает с катушек. Он стал чаще разъезжать по работе, выпивать в барах, а не за кухонным столом, и все больше отдалялся от новой жены.

Ни Ричард, ни Карл никогда не говорили об инциденте с молотком. Когда мать спросила его об ужасном синяке, который расползся на пол-лица, Ричард заявил, что упал с качелей на корень дерева у пруда. Но даже когда боль и синяк исчезли, последствия этого удара не ослабли.

Ричард, который всегда старался сдерживать свои худшие проявления в память о невозмутимой фигуре отца, теперь просто вышел из-под контроля.

Он по-прежнему терпеть не мог внимания, но теперь набрасывался на любого, кто, как ему казалось, невежливо пялился на него.

Этот новый, эмоциональный Ричард впервые проявил себя в начале 1952 года, когда из Иллинойса пришли новости о его старшем брате Роберте. Он, как обычно, ехал на работу на своем мотоцикле, когда его сбил пьяный водитель. Роберт умер еще до того, как его привезли в больницу. Это вернуло все прежние страдания Ричарда по поводу смерти отца, и они снова начали преследовать его. Он не видел старшего брата с тех пор, как они переехали в Техас, и каким-то странным образом ему казалось, что их отсутствие стало причиной его смерти, будто возвращение в Иллинойс могло предотвратить такой поворот событий. В этом, как и во всех других трудностях, он винил Карла.

Но как бы сильно Ричард не презирал отчима, этот человек по-прежнему оказывал чрезмерное влияние на образ мыслей мальчика. Он был единственным примером взрослого мужчины в мире Ричарда, населенном властными женщинами, и именно ужасному примеру Карла он начал следовать с 12 лет.

В доме всегда был алкоголь: остатки виски, пиво, спрятанное в холодильнике, даже целые бутылки ликера, про которые Карл забывал. Ричард выпивал все, а когда запасы иссякали, оказывался в центре одного из худших районов Далласа всякий раз, когда поднимал глаза. Выпивку легко было достать на каждом углу, как и более сильные наркотики – таблетки и порошки, которые снимали остроту страданий, наполняли его чувством гордости и силы. Пристрастие к целому ряду наркотиков началось еще в детстве и только усугублялось по мере взросления, как потому, что у него появлялось больше денег, так и потому, что все больше дилеров были готовы иметь с ним дело, как только он стал выглядеть взрослее.

Ричард почти перестал посещать школу и проводил все больше и больше времени в состоянии алкогольного опьянения или под воздействием наркотиков. В 1955 году, в возрасте 13 лет, его арестовали в первый раз. Когда он слишком много выпивал или принимал какую-нибудь новую таблетку, отправлявшую его в волшебное путешествие, которое он хотел пережить в одиночестве, Ричард часто вламывался в недостроенные жилые комплексы, разбросанные по Восточному Далласу, и использовал их в качестве убежища. Его арестовали в 1955 году за незаконное проникновение на частную территорию во время одной из его дневных прогулок на заброшенном строительном объекте, но это был лишь первый случай из многих. В последующие годы Ричарда арестовывали почти за все мелкие правонарушения, которые только могла вообразить местная полиция.

Его лицо было известно каждому патрульному, и всякий раз, когда совершалось какое-нибудь мелкое преступление, все, что нужно было делать, – это прогуляться по заброшенным домам, пока они не замечали его в нетрезвом состоянии или попытках потратить пригоршни своих неправедно нажитых денег.

Его послужной список увеличивался с каждым днем – единственный реальный рост, который происходил в жизни мальчика. Он по-прежнему время от времени посещал школу по просьбе матери. Хотя он потерял к ней уважение после ее бракосочетания с Карлом, она все еще имела над ним власть, которой завидовали многие другие родители в городе. Если у кого-то когда-либо возникали проблемы с молодым преступником, все, что требовалось, – это сказать пару слов его матери, и он, пристыженный, приползал извиняться. Его успеваемость не улучшилась из-за алкоголя, и в восьмом классе он был вынужден остаться на второй год, в немалой степени потому, что страх перед публичными выступлениями достиг апогея в тот момент, когда одноклассницы начали превращаться из девочек в девушек. Внутреннее напряжение, которое всегда сопровождало его отношения с женщинами, достигло максимума, когда к этому добавился прилив подростковых гормонов. Он перешел от отвращения и обиды на женское внимание к его отчаянной жажде по причинам, которым у него все еще не было никакого рационального объяснения. Он ходил за девушками по пятам, пялясь на них, но любая попытка вовлечь Ричарда в разговор приводила к тому, что он убегал, краснея от смущения. В то самое время, когда он все больше зацикливался на девушках, его тело, казалось, взбунтовалось, а лицо покрылось прыщами. Антисанитарные условия жизни в его доме, ужасное питание и некоторое невезение с генетикой привели к тому, что все лицо было покрыто прыщами и фурункулами на протяжении большей части подросткового возраста. Но и после того как состояние кожи начало улучшаться, его лицо навсегда осталось обезображено шрамами от угревой сыпи.

Даже общение с сестрой дома становилось для него трудным. В кишащей тараканами квартире было очень мало места для уединения, и он обнаружил, что чувствует влечение к Кэролин. Он не понимал социальных табу, призванных удерживать его подальше от нее, а любая мораль, которая могла бы обуздывать нездоровый интерес, была выбита из него ударом молотка много лет назад. Он никогда не поддавался ни одному из сбивающих с толку импульсов, которые пробуждало в нем пребывание в непосредственной близости от его сестры-подростка. Его страха перед противоположным полом все еще было достаточно, чтобы Ричард не перешел к активным действиям. Но из-за растущего сексуального влечения даже единственная отдушина – общение с сестрой, которым он всегда наслаждался, – теперь исчезла.

Осенью 1957 года Ричард поступил в старшую техническую школу Крозье в Далласе. Это должно было стать новым началом для мальчика, шансом пообщаться с детьми своего возраста, которые еще ничего не знали о его странностях. Но это событие показало, что он вряд ли когда-то заживет нормальной жизнью. В то время как в средней школе были только рады переводить мальчика из класса в класс, если он проявлял хотя бы малейшие способности, порядки в старшей школе были значительно строже. К концу первого года обучения Ричард полностью завалил все школьные предметы. Вместо того чтобы вернуться и попытаться еще раз, 16-летний одиночка навсегда порвал с образованием и отправился в мир зарабатывать деньги.

За этим последовали череда арестов за различные мелкие кражи, пьянство и хулиганство, хранение наркотиков и развивающаяся привычка местной полиции наведываться к нему домой всякий раз, когда совершалось какое-либо преступление, просто на тот случай, если он как-то замешан в деле.

Когда Ричард оказывался в комнате для допросов, он рассказывал полицейским все, что они хотели знать. Как будто он не знал, что должен лгать о своей преступной деятельности. Казалось, он почти радовался, что ему было с кем поговорить.

В течение трех лет Ричард слонялся по Далласу, создавая проблемы себе и всем, кто попадался ему на пути, официально все еще живя с отчимом и Мэри. В основном он проводил дни и ночи на улицах в поисках следующего способа избавления от постоянного напряжения, которое, казалось, начинало преследовать его каждый день в момент пробуждения.

О любом другом мальчике можно было бы сказать, что он попал в дурную компанию, но правда заключалась в том, что Ричард был ядовитым семенем для любой социальной группы, достаточно глупой, чтобы принять его. Даже среди других мелких преступников его тихо презирали, а наркоманы и алкоголики Далласа и в лучшие времена были не самыми приятными людьми. И все же кому-то он, должно быть, нравился, потому что за эти три года кто-то потратил время и силы, чтобы сделать татуировку по всему его предплечью со словами «Рожден, чтоб адом сделать жизнь».

Ричард был на пути к саморазрушению, и если бы за эти три года ничего не изменилось, вполне вероятно, что его криминальная карьера свелась бы не более чем к мелкому воровству и ранней смерти в холодных объятиях тяжелых наркотиков. Но перемены, произошедшие с мальчиком, не остались полностью незамеченными. Его мать была в отчаянии, а игнорируемая сестра умоляла привести свою жизнь в порядок. Однако ни у кого из них не хватало сил вернуть его домой. В центре этой семьи все еще была гноящаяся рана, которая никак не заживала, и звали ее Карл Линдберг.

По странному стечению обстоятельств на самом деле именно Карл спас Ричарда от бесславного конца, хоть, конечно, и не преднамеренно. Карл все больше разочаровывался в своей новой жене и семье, которую она привезла с собой, в частности в молодом негодяе Ричарде. Он все еще живо помнил тот день в Санто, когда маленький мальчик замахнулся молотком прямо на него с выражением убийственной ярости в глазах. Теперь этот ребенок вырос в ненавистного молодого человека, тощего, но с рельефными мышцами. Карл больше не был уверен, что победит в драке, а если бы дело дошло до серьезной стычки, он знал, что проиграет и, скорее всего, ее не переживет. Он унижал мальчика все эти годы, говорил ему, что тот никчемный и бесполезный. Было настолько очевидно, на ком лежит вина за мировоззрение Ричарда, что Карл даже не мог ее отрицать.

Карл начал проводить все больше и больше времени вдали от дома, якобы работая, но на самом деле просто выпивая и распутничая, разъезжая по каждому городу, в котором было бы реально продать страховой полис. Он исчезал на недели, затем на месяцы, прежде чем наконец начал новую жизнь в Калифорнии с какой-то молодой матерью, у которой хватило глупости впустить его в свой дом. Чем дольше он отсутствовал, тем чаще Ричард возвращался домой по ночам, и когда Карл исчез навсегда, не оставив ничего, кроме открытки из Калифорнии, Ричард полностью отказался от уличной жизни, чтобы вернуться в лоно семьи, сделав вид, будто за прошедшие годы ничего не произошло.

После ухода Карла он стал хозяином дома и взвалил на свои плечи финансовое бремя заботы о семье. На следующий день после получения открытки он отправился на завод по розливу 7Up и устроился на работу.

У него не было ни стандартов, ни требований, поэтому его отправили заниматься тем тяжелым физическим трудом, который определил жизнь его биологического отца.

Платили за это плохо, но все равно это было лучше, чем его предыдущая жизнь. И когда начальство увидело решимость и стремление к работе, его постепенно стали переводить на менее трудные задания на длительные периоды сверхурочной работы. Он приносил домой меньше денег, чем Карл, но и не пропивал половины, даже не дойдя до входной двери. Во всяком случае казалось, что тяжелое положение семьи улучшилось с устранением отчима-паразита, вцепившегося в них мертвой хваткой. Если Мэри и плакала ночью в одиночестве на супружеском ложе, это не касалось ее детей.

Избавившись от гнетущего присутствия Карла, их грустная лачуга в Восточном Далласе снова стала чем-то вроде дома – местом, куда ни Мэри, ни Кэролин больше не стыдились приводить друзей. Несмотря на то что Ричард был изгоем, Кэролин оказалась его противоположностью. Всю среднюю школу она была очень популярной, душой компании, хорошо училась и привлекала внимание огромного количества поклонников. Когда в доме наконец-то воцарился хоть какой-то порядок, у нее хватило смелости привести одного из них домой, чтобы познакомить с матерью.

Ричард ввалился в столовую в середине ужина и обнаружил, что на его месте за столом сидит другой мужчина. И хотя он, возможно, боялся и ненавидел Карла за то, что тот занял место его отца, Ричард обрадовался, увидев, что кто-то другой занял его место в жизни сестры. Его дискомфорт и растерянность рядом с ней с годами только росли, а ее физические проявления привязанности с тех пор, как он начал приводить свою жизнь в порядок, беспокоили его. У нормального брата поцелуй в щеку или короткое объятие в знак благодарности не вызвали бы никакого беспокойства, но сильно подавленному Ричарду они напоминали о неприятной реальности, где его желания никогда не смогут быть удовлетворены. Если у нее появился парень, на которого она могла излить всю свою нежность, тем лучше для Ричарда. Он сможет воспользоваться новообретенной свободой.

Какое-то время в их доме царило состояние, очень похожее на мир. Ричард работал сверхурочно, беря все смены, какие только мог, чтобы прокормить семью. Со своим новообретенным стремлением к тишине он все равно появлялся в жизни женщин Линдберг и исчезал из нее, как призрак. Иногда он присутствовал в доме, но это мало что меняло в обычном распорядке дня. Без него все погрузилось бы в нищету и беспорядок, но поскольку у него не было способности к общению или желания утвердить контроль над семьей так, как настаивали предыдущие мужчины в доме, его вскоре стали воспринимать как нечто само собой разумеющееся.

Подобное отношение оказалось ошибкой, по крайней мере для Мэри. Когда она слишком пренебрежительно отнеслась к Ричарду во время семейной дискуссии, он тут же набросился на нее с кулаками. Он ввязывался в драки в барах с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы их посещать. И хотя внешне он казался спокойным, в нем кипела ярость, чаще всего направленная на окружающих его женщин, которых он считал вероломными и недостойными хорошего обращения. В итоге он поставил матери синяки под оба глаза, и вся семья вновь обрела уважение к мнению тихого молодого человека, когда он решил его высказать. Полицию вызывать не стали, но Мэри пришлось обратиться к врачу позже на этой неделе, когда выяснилось, что Ричард сломал ей скулу.

Этот эпизод стал официальным свидетельством первой вспышки насилия у Ричарда по отношению к женщинам.

Привычка Ричарда к выпивке ослабела с тех пор, как он устроился на работу на завод по розливу, но он по-прежнему позволял себе больше нормы. Он страдал от мучительных головных болей, из-за которых прибегал к алкоголю для самолечения. Травма от молотка, полученная в юности, нанесла необратимый ущерб структуре его мозга, повредив часть, отвечающую за контроль импульсов и эмоций, в результате чего по мере заживления повреждения образовывались странные связи. Вероятно, именно сбой в работе нейронов в поврежденном мозге привел к головной боли, и употребление алкоголя скорее усугубляло ее, чем помогало заглушить.

У него болела голова, потому что он пил, и он пил, потому что у него болела голова.

Если он приходил домой, пропахший виски, Кэролин и Мэри знали, что от него следует держаться подальше. Ему даже в голову не приходило причинить боль сестре – в его глазах она по-прежнему была идеальна и чиста. Но это не означало, что она не могла случайно спровоцировать его на одну из яростных тирад, характерных для его мрачного настроения.

Он был пьян, когда напал на мать, и ни одна из женщин не хотела, чтобы подобное повторилось. Странно, но это, казалось, напугало Кэролин больше, чем Мэри, которая видела насилие и ненависть в Ричарде всю его жизнь. Она осознала, что у него больше не осталось к ней никакого уважения после того, как она вышла замуж за Карла, и поняла, что противостояние неизбежно. Она не ожидала, что сын нападет с кулаками, но подозревала, что это было не хуже того, чего она заслуживала. Кэролин, с другой стороны, всегда видела в Ричарде только лучшее и получала всю его доброту и нежность, защищенная от любого намека на тьму внутри него. Ричард и Мэри приложили сознательные усилия, чтобы скрыть от нее его темную сторону. Отношения с сестрой были одной из немногих областей в жизни Ричарда, где он, казалось, был способен сохранять хоть какую-то сдержанность.

Несмотря на это небольшое нарушение спокойствия в доме, отношения Кэролин с молодым человеком продолжались, и чаще всего Ричард возвращался домой, слыша звуки смеха. На лицах его матери и сестры были улыбки, и после первоначального дискомфорта, который причинял долговязый и тихий Ричард, его будущий шурин принял его как чудака с добрым сердцем. Даже после того как Кэролин вышла замуж, они с мужем остались в доме в Восточном Далласе вместе с Ричардом и его матерью. С появлением второй зарплаты ситуация из напряженной превратилась во вполне комфортную. Жизнь семьи Линдбергов резко улучшалась, а для Ричарда вот-вот должна была стать еще лучше.

Существовало немного вещей, которые могли бы выманить Ричарда из дома, когда ему не нужно работать, помимо вечного зова спиртного. Но одним из событий в календаре, способных вывести его к людям, которые заставляли его чувствовать себя так неуютно, была ярмарка штата Техас, проходившая каждый октябрь. Время проведения ярмарки было выбрано идеально, как раз тогда, когда погода становилась достаточно прохладной, чтобы он был не против провести на улице весь день, но еще до того, как начинались дожди. Вся большая семья вставала с рассветом и целый час ехала, чтобы добраться до огромного поля, до отказа заполненного аттракционами, сценами для музыкантов, кокосовыми пальмами, тирами и палатками. Именно на ярмарке, где раздавалось шипение еды, а также хриплый смех, обычно заставлявший Ричарда съеживаться – ведь молодой человек предполагал, что насмехаются именно над ним, – он впервые увидел женщину, которая станет его женой.

04. Мадонна

В 1961 году Ричарду было 20 лет, а Ширли Аннетт Мэлоун – 15. Она приехала на ярмарку с родителями, и то ли тот факт, что Ричард был там с матерью, то ли его болезненная застенчивость, убедили ее в том, что он ее сверстник. Справедливости ради стоит сказать, что половое созревание Ричарда застопорилось, когда он был примерно в возрасте Ширли и начал чаще обращать внимание на девочек из класса и семьи. Ему пришлось подавить растущее влечение к противоположному полу, чтобы сохранить представление о женщинах как о совершенных и чистых. Учитывая его религиозное воспитание и наблюдения за сексуальным миром – в основном ужасающие сцены, когда его мать спала с отчимом, которого он ненавидел, – неудивительно, что его мнение по этому вопросу было немного искаженным.

Удивительно то, что у него оказалось достаточно сдержанности, чтобы контролировать свои порывы, и уважения к чистым женщинам, которых он вожделел, чтобы попытаться сойти с того пути, куда его толкали гормоны.

Ширли принесла первый проблеск надежды в ту одинокую жизнь, на которую он себя обрек; Ричард влюбился в нее так сильно, что совершенно забыл о своем внутреннем конфликте, по крайней мере на некоторое время. У нее были волнистые светлые волосы, как у сестры, и первые зачатки женственности, в точности как у Кэролин в тот момент, когда он оттолкнул ее.

Что бы ни было такого в Ширли, что-то в ее подростковой внешности пересилило его обычную склонность видеть в общении внешнюю опасность для своего душевного равновесия.

Они провели день вместе, с благословения родителей, которые считали зарождающийся роман между их застенчивыми детьми скорее очаровательным событием, чем поводом для беспокойства. Пара бродила по ярмарочной площади рука об руку до захода солнца, а когда пришло время расстаться, чтобы разойтись по домам со своими семьями, пообещали друг другу, что скоро снова увидятся. Как оказалось, Ширли тоже жила в Далласе, хоть и в немного более приятном районе, поэтому пара договорилась встретиться, как только вернутся в город. Они разошлись в разные стороны с широкими улыбками на лицах.

По возвращении в город, вдали от бдительных глаз сопровождающих, отношения стали быстро развиваться. Не имея ни малейшего представления о том, какими должны быть свидания, и желая доказать Ширли, что он настоящий мужчина, а не мальчик, каким его видели все остальные, Ричард повел ее выпивать. Посетив несколько его любимых мест, они обнаружили, что их сдержанность, которой и так почти не было, казалось, совсем растворилась в алкоголе. Он уже вернулся к своей подростковой привычке выпивать днем, поэтому казалось вполне естественным, что после этого нужно отправиться в недостроенный дом, чтобы отдохнуть.

В течение следующих недель они несколько раз выходили куда-нибудь выпить и отдохнуть. Ричард очень долго подавлял сексуальную энергию, которую нужно было выплеснуть наружу, а Ширли все еще страдала от детских иллюзий о том, что такое романтические отношения. Она думала, что они влюблены друг в друга. Как и Ричард, если уж на то пошло.

В его жизни не было примеров жизнеспособных отношений, и он, казалось, действительно верил, что его похоть, наконец-то нашедшая выход, – это любовь.

Идеальный образ Ширли все еще не был разрушен – пока нет. Ричард мог считать то, что они делали вместе, вполне невинным. Он мог притвориться, что это алкоголь заставил ее снять одежду и лечь под него, пока он возбуждался, как животное. Он мог взять вину на себя, притвориться, что он злодей, позволивший своим порочным порывам заставить его взять ее против воли. Пока это оставалось их секретом, ему не приходилось сталкиваться с реальностью ситуации. Ширли была счастлива. Он тоже был счастлив, когда ему не приходилось проделывать умственную акробатику, чтобы объяснить себе, почему Ширли счастлива. Те три недели, что они провели вместе, были самыми счастливыми в жизни Ричарда. У него было все: успешная работа, заботливая семья, идеальная девушка-девственница и секс, которого он жаждал годами. Конечно, долго это продолжаться не могло.

Когда они встретились в очередной раз, Ширли отказалась от похода по городским барам, вместо этого попросив Ричарда отвести ее куда-нибудь в тихое место, чтобы они могли поговорить. Эти двое не получили базового полового воспитания.

Они знали, как заниматься сексом, но не понимали последствий.

Тем не менее из разговоров с друзьями и дальними родственниками Ширли удалось собрать воедино всю правду. Всего через три недели после того, как они впервые переспали, девушка забеременела.

Теперь имелось неоспоримое доказательство того, чем они вдвоем занимались в темноте, и идеальная маленькая фантазия Ричарда начала таять. Когда они были одни, ему удавалось легко контролировать свое представление о Ширли как о чистой, совершенной и незапятнанной, но теперь все обратят на нее внимание. Все узнают, что она не более чем шлюха.

Они сообщили новости своим семьям, и за этим последовала обычная реакция для того времени. Обе стороны немедленно согласились, что молодая пара должна пожениться как можно быстрее, желательно до того, как станет видно, что Ширли беременна. Приготовления делались в спешке, и через несколько месяцев без каких-либо вопросов пара сыграла дешевую свадьбу.

Для Ричарда это был шанс начать все заново. Он перестраивал свою жизнь шаг за шагом с тех пор, как ушел Карл, и теперь казалось, что он продолжает жить ею, вместо того чтобы оставаться в тени на периферии существования других людей. После брачной церемонии он вычеркнул все намеки на Карла и отдал должное любимому покойному отцу. Вместе с женой они стали Ричардом и Ширли Спек.

Несмотря на отсутствие взаимных претензий и в целом доброжелательную атмосферу между двумя семьями, мероприятие все равно безошибочно можно было назвать напряженной свадьбой. Семья Ширли полностью рассчитывала на то, что Ричард возьмет все под контроль и будет заботиться как о матери, так и о будущем ребенке без их помощи.

По-настоящему странным было то, что впервые в жизни Ричард оказался в ситуации, когда он абсолютно точно мог нести эту ответственность. Его работа достаточно хорошо оплачивалась, он пользовался поддержкой матери и младшей сестры, и, несмотря на все оказываемое на них давление, его отношения с Ширли были значительно более прочными, чем можно было ожидать. Она переехала в дом, который он делил с матерью и растущей семьей сестры. Мэри немедленно взяла молодую девушку под свое крыло, научив ее делать все то, чего не умела ее мать, поручив ей всякую легкую работу по дому, чтобы она могла чувствовать, что приносит пользу. Ричард вернулся к работе с удвоенной энергией. У него в семье появился новый рот, который нужно было кормить, и жена ела за двоих, поэтому он брался за любую смену, которая попадалась, стараясь максимально пополнить семейный бюджет до появления ребенка.

У новой семьи Спеков все и дальше шло бы своим чередом, если бы он только мог держать внутренние конфликты под контролем.

Однажды вечером, вернувшись с работы, он обнаружил, что Ширли уже легла спать без него. Он съел остывшие остатки семейного ужина за кухонным столом в угрюмом молчании, а затем удалился в спальню. Ширли спала в их постели, у нее уже начали проявляться первые признаки беременности. Казалось, прямо у него на глазах ее тело преображалось: из красивой стройной девственницы, о которой он всегда мечтал, она превратилась в очередную раздутую жирную шлюху. К своему отвращению, он обнаружил, что возбуждается при взгляде на нее, при виде новых изгибов и припухлостей, которые, как он знал, были признаком ее испорченности и порочности. Он разделся и забрался на нее сверху, и только внезапный сокрушительный вес его тела на ней наконец заставил Ширли пошевелиться.

– Не сегодня, милый.

Она никогда раньше не говорила ему «нет». Никогда. Этого хватило, чтобы подтолкнуть его к краю пропасти. Он прижал ее к кровати за запястья и протиснулся между ее бедер. Она попыталась вырваться, крича: «Ребенок!»

Она глубоко ошибалась, полагая, что ребенок защитит ее от его ярости. Она относилась к нему как к талисману невинности, но для Ричарда ее растущий живот был просто доказательством того, что она шлюха. Грязная шлюха, которая занималась сексом, забеременела и вцепилась в него, как клещ, с каждым днем становясь все больше и больше, по мере того как он чувствовал, что все его силы уходят. Теперь эта шлюха говорила ему «нет». Отказала ему в единственном, на что годятся шлюхи, сказала, что он не может этого получить? К черту все это! Он бил ее снова и снова, еще долго после того, как она перестала сопротивляться и раздвинула ноги, и он проник внутрь, отсчитывая каждый толчок.

Когда все закончилось, она лежала, потрясенная и оцепеневшая, пока он не перекатил ее на другую сторону кровати и не заснул, как будто ничего не произошло. На следующее утро, после того как она всю ночь пролежала без сна, содрогаясь от боли и отвращения, он вел себя так, словно ничего не случилось. По его мнению, ничего такого и не произошло. Все в мире было так, как и должно быть.

С того дня она часто сопротивлялась ему, отказываясь от его ласк и делая все возможное, чтобы остаться в компании остальных членов семьи и помешать его попыткам затащить ее в постель.

Он всегда знал, что его похоть – это яд, из-за которого отношения с женой начали портиться.

Вся нежность, которую он испытывал к Ширли, увяла перед лицом ее отказа выполнять его ночные требования, и чем больше она ему отказывала, тем чаще он избивал ее и насиловал. Возможно, он испытывал к ней сложные чувства, но чувства Ширли не могли быть проще – она ненавидела его. Он превратился из мужчины, которого она любила, в тюремщика и мучителя, и если бы девушка могла уйти сразу же, она бы это сделала, но ей некуда было идти. Семья не приняла бы ее обратно. У нее не было собственных денег. Ее единственной опорой в мире были Мэри и Кэролин, и они были связаны с Ричардом финансово так же прочно, как и она сама.

Эта связь начала ослабевать в следующие месяцы, поскольку его зарплата стала сокращаться. Он перестал брать дополнительные смены. В какие-то дни он опаздывал на работу, а в некоторые не приходил вообще. Его репутация на заводе резко испортилась, но он не мог заставить себя исправиться. Вместе с возвращением его вспыльчивости и страданий вновь появились головные боли, более регулярные и жестокие, чем когда-либо прежде. Он начал пить ежедневно, чтобы попытаться обуздать худшие из своих страданий. И чем больше он пил, тем жестче становился по отношению к молодой жене. Когда выпивка не действовала, он обращался к таблеткам, а когда и они перестали помогать, начал смешивать их, отчаянно ища хоть какого-то облегчения от постоянно преследовавшего смятения. Он все реже и реже появлялся на работе, все реже и реже возвращался домой. В некотором смысле это стало облегчением для остальных членов семьи, но финансовые трудности для мужа Кэролин оказались невыносимы. Он не мог позволить себе содержать двух женщин, тещу и самого себя. Они снова оказались на грани нищеты.

Ричард привык отсыпаться после своих запоев в строящихся домах, и если ему и приходило в голову, что его брак разваливается в том же месте, где он был случайно скреплен, он никогда об этом не говорил.

Полиция снова уделяла Ричарду много внимания, но уже в связи с новым видом преступлений. Если раньше он был мальчиком, пытающимся ориентироваться во взрослом мире наркоманов и дилеров, то теперь стал взрослым мужчиной с деньгами, которые можно было потратить, полностью погрузившись в алкогольную субкультуру Техаса. Он регулярно ввязывался в драки в барах, отчаянно подыскивая какой-нибудь способ выместить дурное настроение на других и просто ища любой предлог, чтобы затеять драку. Когда внимания полиции становилось слишком много, Ричард садился в товарные поезда вместе с бездомными наркоманами, чтобы отправиться в близлежащие города, где был не так хорошо известен представителям закона. Он пил до тех пор, пока не просыпался в городском вытрезвителе или не терял сознание в переулке, а через несколько дней возвращался домой, воняя собственными испражнениями.

Срок родов неумолимо приближался, и Ричард пил все больше. У него уже не было работы и приходилось уходить все дальше и дальше, чтобы найти достаточно глупого бармена, позволившего открыть ему счет. Тем временем Ширли перешла критический рубеж. У нее не было никаких причин продолжать влачить нищенское существование под угрозой возвращения Ричарда, когда она могла с тем же успехом жить в бедности, но где-нибудь в безопасности. И все же какая-то часть ее цеплялась за романтическую идею о том, что Ричард, которого она когда-то знала, все еще где-то внутри жуткого монстра, и когда родится ребенок, он отбросит все эти глупости и образумится.