Текст книги "Шторм света"

– Крах интернет-компании, – эхом откликается Ниа. – Компания твоего отца?

– Лежит в руинах, – говорит он. – Павшая империя. Самое невероятное заключается в том, что все построенное моим отцом до сих пор где-то существует. Отец по-настоящему опередил свое время. Он вбил себе в голову, что создаст виртуальную утопию, в которой люди смогут общаться онлайн, вот только в те времена никакого «онлайн» не существовало. Он все закодировал, свой виртуальный город. Планировал назвать его «Оз», потому что, понимаешь ли, был повернут на «Чуде».

– «Мы идем все вперед, нас волшебник ждет», – поет Ниа.

У нее выходит так мило и непосредственно, что Кэмерон живо представляет, как берет ее за руку и кружит, как они танцуют на улице. Парень уже почти протягивает к ней руку, но в следующую секунду девушка слегка подпрыгивает и делает шаг в сторону, в ее движениях столько легкости, что она кажется невесомой. Кэмерон отдергивает протянутую руку – момент упущен, благоприятная возможность ускользнула.

«Проклятье».

Ниа останавливается, поджидает, пока он ее догонит.

– Итак, что же случилось с Оз? – спрашивает она.

– Когда бизнес рухнул, веб-порталы запечатали, но вся структура, все коды по-прежнему на месте. Просто войти нельзя.

Ниа слегка улыбается:

– В любую систему можно войти.

– Ага, да только я ее не нашел, даже если она и существует, – вздыхает Кэмерон. – Перед тем как исчезнуть, отец много говорил про Оз, про то, какой огромный потенциал у этого места. Я был совсем маленьким и мало что понимал, а несколько лет назад стал задумываться: что, если отец пытался мне что-то сказать? Вдруг он что-то там спрятал, какую-то подсказку, которая объяснила бы, почему и куда он уехал. Я приходил домой из школы и часами пытался найти вход и взломать. У меня ничего не вышло. – Он качает головой. – Конечно, как только мама узнала о моих попытках, то сразу запретила этим заниматься.

– Запретила? Но почему?

– Потому что она не хотела, чтобы я зря тратил время, питал ложные надежды, а потом разочаровался. В любом случае она была права. Если бы отец хотел дать нам знать о себе, то оставил бы записку. Он не стал бы прятать информацию в куче древних кодов, за дверью, которую никто, кроме него, не может открыть.

– Неужели на свете и правда есть дверь, которую ты не можешь открыть? – Ниа улыбается так, будто уже знает ответ.

– Ну, с тех пор многое изменилось, – отвечает Кэмерон, улыбаясь в ответ.

Тут он абсолютно серьезно начинает думать об их прогулке как о свидании. Смотрит на ее руку и представляет, как их пальцы переплетаются. Однако желание прикоснуться к Ниа вытесняется другой, более насущной потребностью. Кэмерон озирается по сторонам. Дом, из которого они ушли – и, что самое главное, находящиеся в нем ванные комнаты – остался самое меньшее в двадцати минутах ходьбы позади. Так долго он не продержится. Но если отойти в сторонку, подальше, за вон ту вереницу деревьев…

– Эм, Ниа? Ты не могла бы подождать здесь секундочку, пока я… В смысле я недавно пил пиво и теперь… кхм. Вот. Подожди здесь.

Не дожидаясь ответа, он поворачивается и шагает в кусты, радуясь тому, что сейчас темно и Ниа не видит, как покраснело его лицо. Он уходит немного дальше, чем нужно, потому что одно дело извиниться перед девушкой и отойти пописать, и совсем другое – допустить, чтобы она услышала журчание, – после такого проще сразу застрелиться.

Минуту спустя – Кэмерон готов поклясться, что отсутствовал всего минуту, самое большее две – он выбирается из зарослей и снова выходит на залитую лунным светом улицу.

Лунный свет, и больше никого.

Ниа исчезла.

– Ау! – зовет он.

В темных кустах позади него что-то шуршит, какое-то животное, но Ниа не появляется. Он смотрит по сторонам, вглядывается в темноту – может, Ниа ушла по улице? Мало-помалу его удивление сменяется тревогой. Ниа ведь не могла просто взять и уйти? Или могла?

«Может, она тоже отошла пописать?»

С другой стороны дороги тоже темнеют заросли. Кэмерон гадает, не там ли сейчас Ниа и не позвать ли ее еще раз. Тут на экране его телефона высвечивается имя Ниа. Он читает сообщение и разочарованно вздыхает.

Отец позвонил. Мне пришлось уйти. Извини.

Кэмерон перечитывает текст трижды: первый раз мысленно, пока сообщение несется по Сети, второй раз, когда оно выводится на его линзы, и в третий раз на экране мобильного – просто чтобы удостовериться, что не упустил какой-то нюанс, который помог бы ему не чувствовать себя отвергнутым.

Потом он поворачивается и идет обратно на вечеринку. Один.

* * *

Сказать по правде, Кэмерон начинает ненавидеть отца Ниа, особенно эти его безумные правила касательно того, с кем Ниа можно общаться и когда. Подруга говорит о возможности выйти из своего дома так, как люди рассказывают о побеге из тюрьмы. То немногое, что известно Кэмерону о ее детстве, не может не удручать: никаких праздников в честь дня рождения, никаких пижамных вечеринок, никаких занятий спортом. Ниа упоминает о своих лишениях, как о чем-то само собой разумеющемся, даже после того, как Кэмерон говорит ей, что любой порядочный родитель хотел бы дать своему ребенку нормальную жизнь, подразумевающую кроме всего прочего общение с другими людьми. С другой стороны, ему льстит тот факт, что Ниа использует редкие возможности ускользнуть из дома для встреч с ним, хотя могла бы выбрать других своих друзей, в том числе парней. Если ему нужно ждать, пока их отношения перейдут на новый уровень – что же, он готов. Все равно он может общаться с Ниа, хоть и урывками. К тому же они разговаривают целыми днями. Вовсе не обязательно находиться с человеком в одной комнате, чтобы быть с ним, чувствовать связь.

Однако обратное утверждение тоже верно: можно быть рядом с человеком, но совершенно не знать и не понимать, что он думает и чувствует. Именно поэтому Кэмерон даже не замечает, что происходит с Жако, а когда у него открываются глаза, становится уже слишком поздно.

13. Друг в беде

УВИДЕВ КРАЕМ ГЛАЗА, какой удручающей жизнью живет Жако, а вернее, поняв, что у него нет никакой жизни, Кэмерон неизменно заглядывает украдкой в телефон друга, когда тот заходит их навестить. А происходит это раз в неделю. Положение вещей ничуть не улучшилось, но, по крайней мере, и хуже не стало.

«К тому же кто я такой, чтобы судить?»

Можно подумать, Кэмерон сам умеет справляться с горем: ни шиша он не умеет. Он был совсем еще ребенком, когда его отец пропал, хотя исчезновение нельзя приравнять к смерти. В зависимости от того, с какой точки зрения на это посмотреть, отсутствие в его жизни отца можно даже посчитать удачей. Вот Жако, например, ни под каким соусом не сможет сделать вид, будто его мама просто уехала в отпуск и в один прекрасный день может вернуться. Жако присутствовал на похоронах матери. Кэмерон полагает, что затянувшееся одинокое путешествие друга по краю пропасти – не что иное, как нормальный процесс переживания скорби.

* * *

– Кэмерон?

Голос матери раздается над лестницей, и Кэмерон недовольно хлопает глазами. Еще не прошло и суток с тех пор, как он, облегчившись, вышел из-за деревьев и обнаружил, что Ниа ушла. Всякий раз, как он об этом думает, его негодование разгорается чуточку сильнее. Чтобы хоть как-то отвлечься от жгучего желания настрочить ей миллион сообщений, Кэмерон с головой погружается в создание новой игры.

Подвал кишмя кишит чирикающими, пучеглазыми розовыми существами, похожими на обросшие мехом баскетбольные мячи: это проекция с его линз расширенной реальности, но для Кэмерона они – часть реальности, если только не касаться их. Изначально он планировал создать высокотехнологичную игру, накрывающую весь город, похожую на «ударь крота» – если стукнуть прямо по розовому существу, оно взрывается с громким хлопком, – но Кэмерон устал, взвинчен, не может выкинуть из головы Ниа, ошибся где-то в коде и никак не может понять, где именно. Тем временем существа все прибывают, слишком быстро, так что он не успевает от них избавляться. Час назад в подвале был всего один розовый мяч, а теперь их дюжины, и все они перекатываются по помещению, прыгают по столу, скачут по лестнице… какое счастье, что никто, кроме самого Кэмерона, их не видит. Один из прыгунов пытается взобраться по его ноге, и, казалось бы, волноваться не следует, ведь существо даже ненастоящее, однако Кэмерон начинает закипать.

Он закрывает глаза, погружается еще глубже в программу, выискивая фрагмент, порождающий ошибку…

– Кэмерон, мне нужно, чтобы ты немедленно поднялся наверх.

«Забудь об этом», – думает Кэмерон и отправляет весь проект в мусорную корзину. Розовые пушистики беззвучно исчезают, хотя он мог бы поклясться, что шустрик, взбиравшийся по его ноге, напоследок одаривает своего создателя очень мрачным взглядом.

Поднявшись наверх, Кэмерон видит, что мать смотрит в окно, и мрачное выражение ее лица вполне гармонирует с серой пеленой дождя за стеклом. На столе стоит накрытая фольгой кастрюля. В воздухе витает аппетитный аромат тушеных баклажанов, чеснока и орегано.

– В чем дело? – спрашивает Кэмерон.

– Только что звонил Жако. Сказал, что сегодня не приедет.

– О. – Кэмерон чувствует легкое разочарование.

Он ждал встречи с Жако. Рассчитывал, что спросит у друга совета насчет ситуации с Ниа. Это дало бы ему возможность немного похвастаться – небольшая перестановка ролей в их общении, ведь это Жако обычно выступал в роли сердцееда. Однако посокрушаться об упущенной возможности ему не дают: мать смотрит на него в упор.

– Я хочу, чтобы ты съездил к нему.

– Что? Мам, сейчас хлынет, как из ведра. Нельзя мне просто…

– Кэмерон. – Резкие нотки в голосе мамы действуют на него как ушат холодной воды. – Он твой друг, и с ним что-то не так. Когда мы разговаривали по телефону, у него был очень странный голос, не говоря уже о том, что он уже несколько недель сам на себя не похож. Неужели ты настолько занят, что ничего не заметил?

Кэмерон чувствует, как жар приливает к ушам. По правде говоря, юноша ничего не замечал, и они оба это знают. Вот только он один знает истинную причину своей рассеянности, и она еще хуже, чем безразличие. Кэмерон стал слишком самонадеянным. Посчитал, что новые способности делают его сверхпроницательным, но забыл, что у любой силы есть границы, как определенные секреты прячут так глубоко, что их не узнать, взломав почтовый аккаунт, раскрыв фальшивую личность или просмотрев историю браузера. Некоторых своих секретов люди настолько стыдятся, так страшатся их раскрыть, что боятся признаться в их наличии даже самим себе и уж тем более не доверяют их электронной почте и поисковику. Они остаются запертыми у человека в голове, там, где никто их не видит: отравляют все вокруг себя, подобно яду замедленного действия, пока разум не сгниет и не развалится на части. И если человек ни с кем не поговорит о том, что его мучает, не сможет никому довериться…

– Ты права. Я поеду. В смысле скоро вернусь, – говорит Кэмерон, поворачивается и мчится обратно в подвал.

У него появилась идея.

* * *

Едва подъехав к дому Жако, Кэмерон понимает, почему друг сегодня не приехал. Самого Жако нигде не видно, но его старенькая «Хонда Цивик» – или скорее то, что от нее осталось, – стоит на подъездной дорожке, накренившись под странным углом: все окна разбиты, шины спущены, зеркало со стороны водительского сиденья сбито и висит бесполезным куском металла. Заднее сиденье покрыто осколками: в центре лобового стекла огромная вмятина, от которой, словно нити паутины, в разные стороны расползаются трещины. С неба начинают падать редкие капли – прелюдия к ледяному ливню, обещающему зарядить на целый день, но Кэмерон все равно останавливается и, открыв рот, таращится на раскуроченную машину, гадая, был ли Жако внутри, когда ее постигло такое несчастье. Зрелище настолько живописное, что, похоже, привлекает публику: на другой стороне улицы стоит оборванный мужичок и пялится на Кэмерона как баран на новые ворота – наверное, высматривает, можно ли что-то украсть из машины.

У него за спиной со скрипом открывается дверь дома.

– Твоя мать не приемлет отказов, да? – говорит Жако.

Кэмерон оборачивается, прижимая к груди кастрюлю. Дождь начинает моросить чаще, и на фольге, которой накрыта посудина, появляются капли. Кэмерон не замечает этого: он всматривается в лицо Жако, не такое побитое, как машина, но все равно изрядно подпорченное. Под глазом свежий синяк, такого же темно-фиолетового цвета, что и баклажаны – главный ингредиент любимого блюда Жако.

– Что с тобой приключилось?

Жако игнорирует вопрос и, бросив взгляд куда-то под ноги Кэмерона, слегка пошатывается.

– Здесь сейчас будут сплошные лужи. Помнишь, как мы прыгали по лужам, когда были детьми? Наверное, ты сейчас так не сможешь. Что случится, если эти штуковины на твоих ногах, промокнут? Тебя убьет током?

– Нет, – говорит Кэмерон и еще пристальнее вглядывается в лицо друга. Он не только выглядит побитым, но как-то нетвердо стоит на ногах, а речь его звучит невнятно. – Господи. Старина, ты что, пьяный?

– Недостаточно пьяный. Физиономия чертовски болит. – Жако отворачивается, его широкие плечи ссутулены. – Тебе лучше уйти. Как видишь, я сейчас не в том состоянии, чтобы принимать гостей.

Кэмерон делает шаг вперед.

– Я не уйду, пока ты не расскажешь мне, что происходит.

Жако замирает и снова поворачивается к Кэмерону, пронзает его испепеляющим взглядом:

– Что ты имеешь в виду?

– А сам как думаешь?

Кэмерон чувствует, что начинает потеть, неловкая пауза затягивается. В первый раз после случая на озере он чувствует себя маленьким, потрясенным и беспомощным. Обыкновенным. Сейчас способности ничем не могут ему помочь. Он не умеет читать мысли, и от лежащего в кармане Жако телефона мало пользы. Ни звонков, ни смс. Жако даже не позвонил в страховую компанию по поводу машины. Кэмерон только и может, что смотреть на друга и ждать.

Кажется, молчание тянется целую вечность. Наконец Жако хватается за голову и стонет.

– Ладно, – бормочет он. – Хорошо. Какая, к черту, разница. Заходи. Mi casa es su casa[11]11
  Мой дом – ваш дом (испан.).


[Закрыть], как обычно.

* * *

Внутри домика порядок, но на мебели и полу полно пыли. В гостиной перед большим эркерным окном зияет пустое пространство – в погожий день там должно быть много света и тепла. Кэмерон с тоской вспоминает, что там стояла больничная кровать, на которой мама Жако провела свои последние дни, после того как настолько ослабла, что уже не могла подниматься по лестницам. После ее кончины Жако жил здесь совсем один, а ведь в этом доме даже мебель напоминала о его потере. Тут ничего не изменилось, даже на оклеенных желтыми обоями стенах висят все те же картины. Mi casa es su casa. Вот только, оглядевшись, Кэмерон задается вопросом: а сам Жако считает это место своим домом?

Жако тяжело опускается на диван перед телевизором – он смотрит древний сериал «Сумеречная зона», и, уходя открывать дверь, поставил запись на паузу. Кэмерон инстинктивно использует свои способности и сканирует видеотеку друга. Результат весьма мрачный: огромный список фильмов ужасов и один документальный фильм про «Унабомбера»[12]12
  Теодор Джон Казински по прозвищу «Унабомбер» – американский математик, анархист, террорист, рассылавший по почте бомбы в университеты и аэропорты.


[Закрыть].

– Хочешь чего-нибудь выпить? – спрашивает Жако.

– Обойдусь. – Кэмерон идет на кухню и, открыв холодильник, ставит кастрюлю рядом с единственной имеющейся внутри вещью: покрытой жирными пятнами коробкой с китайской едой навынос. – Твой холодильник – самое печальное из всего, что я когда-либо видел.

Жако не улыбается:

– Я не умею готовить.

Кэмерон садится на другой конец дивана и говорит:

– Итак.

– Что именно ты хочешь знать?

– Что у тебя с лицом?

– То же, что и с машиной. Еще вопросы?

Кэмерон молчит. Жако вздыхает, откидывается на спинку дивана и, прикрыв глаза, говорит:

– Ладно. У одного парня из нашей округи, Сержа, есть кузен, который держит клуб смешанных боевых искусств рядом с парковкой на Флетс. Он все спрашивал, не хочу ли я принимать участие в боях, говорил, что будет меня тренировать. Я согласился. Выступаю по вечерам в пятницу. Уже какое-то время.

У Кэмерона непроизвольно открывается рот. Жако всегда вступался за Кэмерона, если кто-то начинал его доставать, но он всегда помнил о своих силе и росте. Чтобы Жако начал драться нарочно или ради развлечения? Ничего глупее Кэмерон в жизни не слышал.

– Ты что, шутишь? Ты в… чертовом бойцовском клубе? Что, за деньги?

Жако пожимает плечами.

– Иногда. Платят неплохо, если выигрываешь. Но раз уж я разоткровенничался, ты, наверное, знаешь… – Он открывает глаза и смотрит на Кэмерона в упор. – Может, мне просто хотелось кого-нибудь избить или получить по морде. Я в этом отношении неразборчивый.

– Бардак, – говорит Кэмерон.

– Сказал парень, у которого мать жива, – откликается Жако с безрадостным смешком. Кэмерон морщится. – В общем, пару недель назад меня поставили против парня – и я сразу понял, что не стоит этого делать, ясно? Было очевидно, что у него мозги, как у питекантропа. По одному его взгляду я понял, что, если побью его, он это примет на свой счет. Так и вышло.

Жако делает глубокий вдох и снова закрывает глаза.

– И знаешь, что самое странное? Мне почти полегчало. Я все время ходил и оглядывался, думал, не прикупить ли оружие или еще что.

«Так вот почему ты искал в Интернете оружие», – чуть было не выдает Кэмерон, но вовремя прикусывает язык.

– Но теперь все закончилось. Он явился за моей машиной. Представляешь? За клятой машиной. Ну и придурок. И по счастливому стечению обстоятельств я забыл дома каппу, вернулся и увидел, как этот урод разбивает фары бейсбольной битой.

– Он ударил тебя битой?

Объятый праведным гневом, Кэмерон делает попытку вскочить, но не может удержаться на ногах и падает обратно на диван.

Секунду Жако смотрит на него, а потом начинает смеяться: на этот раз совершенно искренне, с размаху хлопает себя ладонями по коленям, пока его хохот не переходит в кашель.

– Проклятье, Кэмерон. Не смеши меня, больно. И, да, он ударил меня битой, но, как видишь, сделал это всего раз.

Кэмерон смотрит на заплывший глаз друга, потом переводит взгляд на окно.

– Знаешь, дождь заливает салон твоей машины, – замечает он.

Жако пожимает плечами:

– Возможно, это к лучшему. Тот дебил помочился на заднее сиденье, после того как разбил стекла. Я уже упоминал, что с этим типом что-то не так?

Кэмерон не может сдержать смешок и ловит себя на мысли, что это самый длинный его разговор с другом за последние несколько месяцев.

– Не могу поверить, что ты вступил в подпольный бойцовский клуб.

– Знаю, – отвечает Жако. – Это безумие, саморазрушение, и я уверен, твой мозгоправ много чего может сказать по этому поводу. Только, старина, пока я жил в доме один после смерти мамы… ты просто не представляешь, каково это. И хорошо, что не представляешь. Но ты не поймешь.

– Ты мог бы переехать, – говорит Кэмерон. – Почему ты не нашел другое жилье? Продай этот дом, обзаведись симпатичной квартиркой где-нибудь в деловом районе.

Жако качает головой:

– В другом месте будет еще хуже. Здесь у меня, по крайней мере, остались добрые воспоминания.

Лучшего начала разговора нельзя и желать. Кэмерон улыбается и говорит:

– Тогда у меня для тебя кое-что есть.

* * *

Двадцать минут спустя Жако встает и медленно идет в кухню. Дойдя до двери, он останавливается как вкопанный и с такой силой хватается за дверной косяк, что костяшки пальцев белеют. Возле раковины стоит невысокая черноволосая женщина с круглыми бедрами, в руках у нее полотенце, она вытирает тарелку и тихонько напевает себе под нос. Услышав звук шагов, она поворачивается и улыбается.

– Привет, chiquito[13]13
  Малыш (испан.).


[Закрыть], – говорит она. – Вот, посуду мою. Ты голодный? Как дела в школе?

Жако тяжело сглатывает. Его глаза за стеклами очков дополненной реальности увлажняются.

– В школе все хорошо, Amá.

Милана Веласкес лучезарно улыбается сыну, поворачивается, чтобы убрать тарелку. Дверца шкафа остается закрытой, но женщина этого, похоже, не замечает. Рука, держащая тарелку, исчезает в дверце, потом появляется снова, но уже без тарелки.

– Рада это слышать.

Сидящий на диване Кэмерон спрашивает Жако:

– Ты ее видишь?

– Да, – говорит Жако, поспешно вытирая слезы. – Да, она здесь.

* * *

Жако остается в кухне еще несколько минут, потом возвращается на диван, снимает очки дополненной реальности и бережно сжимает их в ладонях, словно боится сломать. Какое-то время парни молчат.

– Она выглядит моложе, – наконец говорит Жако.

Кэмерон кивает:

– Все видеозаписи, что я нашел, были сделаны несколько лет назад, в основном когда мы с тобой были детьми. В последнее время она почти ничего не писала на своих страничках в соцсетях. Если у тебя есть более поздние записи, я могу подправить.

Жако качает головой:

– Нет, в смысле она отлично выглядит. Не нужно ничего менять. Просто… я даже не понимаю, что только что произошло. Она всегда будет на кухне?

– Нет, она пойдет туда, где находишься ты, пока на тебе очки. Для первого раза я использовал мытье посуды – мне показалось, что так ваша встреча пройдет более непосредственно.

Жако медленно кивает, как человек, находящийся в трансе:

– Я учился в седьмом классе, когда снял это видео. Просто играл с камерой, знаешь? Никогда не думал, что…

Он умолкает, и Кэмерон подскакивает:

– Итак, значит, мы договорились. Это статичная программа, а не искусственный интеллект. Что-то вроде домашнего видео, с которым можно поговорить, или…

– Как та голограмма в виде Дэдпула, зазывавшего всех на сеанс и махавшего рукой в сторону очереди к билетной кассе, – продолжает Жако.

Кэмерон смеется:

– Ага, что-то вроде того. Разница в том, что ты увидишь ее, только когда запустишь программу и наденешь очки. Обещаю, она никогда, никогда не покажет тебе свою задницу. – Жако заметно расслабляется. – Она может с тобой говорить, – продолжает Кэмерон, – но ее словесный репертуар ограничен. Если ты попытаешься вести с ней долгий разговор, она начнет повторяться. Короче говоря, она не станет новой личностью, суперкомпьютером из «Космической одиссеи»[14]14
  «Космическая одиссея» – научно-фантастический роман Артура Кларка.


[Закрыть] и даже персонажем из «Мира Дикого Запада»[15]15
  «Мир Дикого Запада» – американский фантастический сериал.


[Закрыть].

Жако бросает на Кэмерона испуганный взгляд:

– Пожалуйста, больше не упоминай в одном предложении мою маму и секс-роботов из «Дикого Запада».

Кэмерон смеется:

– Извини, плохой пример.

Жако качает головой:

– Ты просто нечто. В смысле как тебе удалось такое сделать? Неужели ты сам сумел? Забавно, она давным-давно не называла меня chiquito.

– Я могу это исправить, – поспешно предлагает Кэмерон, но Жако улыбается и снова качает головой:

– Нет, не нужно. Мне так больше нравится. Мне не нужен андроид, считающий себя моей матерью, а то еще начну проводить с ним слишком много времени и сам поверю, что это мама. Мне просто хочется запомнить ее такой, какой она была до болезни. – Парень умолкает, улыбается и становится похож на себя-прежнего, хоть и с фингалом. – Просто невероятно. Ты как будто создал маленький интерактивный музей памяти моей мамы.

Какое-то время царит уютное молчание. Жако переводит взгляд с очков дополненной реальности на кухню и обратно. Наконец он осторожно кладет устройство на журнальный столик, потом поворачивается к Кэмерону.

– Итак, – произносит он. – А у тебя что нового?

* * *

Теперь Кэмерон уже и не знает, чего ждал от Жако. Сначала друг страстно желает узнать о Ниа побольше и немедленно, так что Кэмерон принимается в деталях описывать их отношения. Тут Жако, до сего момента выглядевший заинтригованным, вдруг фыркает и принимается хохотать:

– Она на домашнем обучении? О, боже мой, чувак. Это худшее объяснение в истории. Если уж ты решил выдумать себе воображаемую девушку, имей хоть каплю самоуважения и рассказывай что-то вроде «она модель, живет в Канаде» – и то правдоподобнее выйдет.

Кэмерон возмущенно хрюкает:

– Она не моя девушка… Пока что. Но я ее не выдумал! Слушай, старик, у нас даже было свидание.

– Ага, конечно. Все мои свидания с девушками заканчиваются тем, что я убегаю пописать в кустики, – фыркает Жако, потом вскидывает руки, заметив, что Кэмерон хмурится. – Ладно-ладно, извини. Уверен, что все волшебно. Просто… ты это серьезно? Ты даже не попытался ее поцеловать?

– Я слишком ее уважаю, – восклицает Кэмерон.

Жако снова начинает смеяться:

– Впервые слышу такой занятный синоним слова «трусость».

– Я и не ждал, что ты поймешь. У нас с ней иной уровень связи, – говорит Кэмерон. Он молчит, потом тихо добавляет: – И сделай скидку на то, что это моя первая в жизни девушка.

Жако неуклюже хлопает его по спине:

– Ладно, ладно, извини. Я понял.

– Я вообще никогда не целовался с девушками, знаешь ли. В щечку не считается.

– Ну, может, эта Ниа твоя судьба. Но тебе нужно получше ее расспросить. Будь настойчив, но не навязчив. Только помни, девчонкам нравится, когда за ними бегают, а хорошеньким девчонкам тем более. Она ведь хорошенькая, а?

Кэмерон протягивает приятелю телефон.

– Сам посмотри. Она все время присылает мне фотки.

Жако рассматривает фотографию:

– Буфера маловаты.

– Жако.

– Шучу! Да, старик, она хорошенькая. Бледная, но милая. Вообще-то мне кажется, я ее уже где-то видел.

– Наверное, где-то в городе, – предполагает Кэмерон.

Жако хмурится:

– Вряд ли. Думаю, она скорее похожа на… – Он еще секунду вглядывается в фотографию, потом пожимает плечами. – Ладно, не важно. Вспомню как-нибудь.

Телефон, который Жако все еще держит в руках, гудит, и юноша, посмотрев на экран, усмехается.

– Ну вот, только помянешь хорошего человека, и он тут как тут.

– Что?

Жако возвращает Кэмерону телефон и многозначительно выгибает бровь.

– Это твоя девушка. – Он несколько раз быстро поднимает и опускает брови. – Хочет знать, готов ли ты.