Текст книги "Ночные ястребы"

Раймонд Фейст
Ночные ястребы

ПРОЛОГ. ВЕТЕР ТЬМЫ

Ветер появился ниоткуда.

Звоном рокового молота ворвался он в мир, опаляя жаром горнило, в котором выковывались война и смерть. Он зародился в сердце забытой земли, возникнув в призрачном месте между тем, что есть, и тем, что жаждет быть. Он дул с юга, где змеи еще имели ноги и разговаривали на древнем наречии. Сердитый и колкий, он нес с собой древнее зло, вызывая в памяти давно забытые пророчества. Вырвавшись из пустоты, ветер бешено закружился в поисках пути; затем устремился на север.

Склонившись над шитьем, старая нянюшка напевала простую мелодию из тех, что поколениями передавались от матери к дочери. На минуту она оторвалась от работы, чтобы посмотреть на своих подопечных. Оба малыша безмятежно спали, и на нежных лицах отражались детские сны. Лишь изредка то один, то другой сжимали ручки или причмокивали губами, а затем опять возвращались в состояние покоя. Оба мальчика были хорошенькими, и их няня была уверена, что они вырастут красивыми мужчинами. Повзрослев, они едва ли сохранят память о женщине, что сидела возле них каждую ночь, но сейчас они принадлежали ей не меньше, чем своей матери, которая в этот момент сидела рядом с мужем во главе стола на званом обеде. Вдруг в окно ворвался странный ветер, и, несмотря на духоту, старая женщина вся похолодела. Что-то чуждое нес с собой этот ветер, какой-то разлад звучал в его шуме, едва различимое зло слышалось в его мелодии. Няня поежилась и взглянула на мальчиков. Они зашевелились, готовые с плачем проснуться. Старуха поспешила прикрыть ставни, преграждая этому странному и тревожному ночному ветру доступ в дом. На мгновение показалось, что само время остановилось, а затем, как бы с легким вздохом, ветер стих и ночь опять успокоилась. Няня потуже завернулась в наброшенный на плечи платок, а малыши, еще немного недовольно посопев, погрузились в глубокий и безоблачный сон.

В другой комнате неподалеку молодой человек составлял список сквайров, которые будут прислуживать на небольшом приеме на следующий день, стараясь отложить в сторону свои личные пристрастия. Он терпеть не мог такие задания, но справлялся с ними хорошо. Внезапно ветер швырнул занавеси на окнах в комнату. Как отпущенная пружина, юноша вскочил со стула и застыл, сжимая в руке кинжал, выхваченный из-за отворота сапога. Врожденное чувство опасности сигнализировало об угрозе. Готовый встретить ее, он стоял с бьющимся сердцем, как никогда уверенный в близости смертельного поединка. Поняв, что никого рядом нет, молодой человек медленно расслабился. Момент угрозы миновал. В недоумении подойдя к окну, он ощутил странную слабость. Затем в течение долгих минут он смотрел на север, в ночь, туда, где, как он знал, вздымались горы, а за ними – ждал своего часа враг. Юноша прищурился, глядя во мрак, как бы стараясь обнаружить таящуюся там опасность. Когда остатки волнения и страха рассеялись, он вернулся к работе. Но еще не раз в течение ночи он оглядывался, чтобы посмотреть в окно.

Где-то в городе компания гуляк пробиралась по улицам в поисках еще одного трактира и веселых собутыльников. Ветер пронесся мимо них, и вдруг все остановились и переглянулись. Один из них, закаленный в боях воин, вновь двинулся вперед, но задумался и замедлил шаг. Внезапно потеряв интерес к празднику, он попрощался со спутниками и вернулся во дворец, где гостил уже почти год.

Ветер долетел и до моря, до корабля, который после долгого дозора возвращался в родной порт. Почувствовав крепнущий бриз, капитан, высокий пожилой человек с бельмом на глазу и шрамами на лице, остановился. Он хотел крикнуть, чтобы приспустили паруса, но странный холодок пробежал по его телу. Он повернулся к своему первому помощнику, человеку с изрытым Оспой лицом, – они вместе плавали уже многие годы. Ветер пронесся мимо, а капитан, помолчав, отдал приказ созвать команду наверх, а затем, подумав еще немного, распорядился, чтобы зажгли дополнительные фонари: хотелось рассеять ставшую внезапно тягостной темноту.

Еще дальше на севере ветер пронесся по улицам города, поднимая маленькие злые вихри пыли, в бешеном танце скачущие по булыжным мостовым, кривляясь как сошедший с ума скоморох. В этом городе люди, пришедшие из другого мира, жили рядом с рожденными здесь. В общей комнате солдатского гарнизона один человек из другого мира боролся с приятелем, родившимся всего в миле от того места, где проходил их поединок. Зрители делали ставки. Каждый из борцов уже потерпел поражение в одном раунде, третий должен был выявить победителя. Вдруг налетел ветер, и боровшиеся остановились, осматриваясь. Пыль обожгла глаза, и несколько закаленных ветеранов с трудом подавили дрожь. Не говоря ни слова, борцы прекратили схватку, а зрители без возражений забрали свои деньги – горечь ветра отравила радостное настроение соревнования.

Ветер мчался на север, пока не обрушился на лес, где в ветвях, тесно прижавшись друг к другу, сидели нежные, пугливые, маленькие обезьяноподобные существа. Только так они могли спастись от холода. Ниже, под деревьями, в позе созерцания сидел человек. Его ноги были скрещены, руки ладонями вверх покоились на коленях, а большой и указательный пальцы были соединены в кольца, символы Колеса Жизни, к которому привязано все живое. При первом порыве призрачного ветра глаза человека открылись, и он посмотрел на существо, сидящее напротив него. Старый эльф, на лице которого лишь угадывались признаки присущего его расе долголетия, внимательно наблюдал за человеком и прочел в его глазах невысказанный вопрос. Затем он слегка кивнул головой. Человек поднял лежавшее рядом оружие. Он повесил на пояс длинный и короткий мечи и с одним лишь жестом прощания двинулся в путь через лес к морю. Там он должен будет найти еще одного человека, тоже друга эльфов, и подготовиться к последней схватке, которая начнется очень скоро. Воин шел к океану, и листва шумела над его головой.

Далеко-далеко от них, за бездонной пропастью, полной звезд, вокруг зеленовато-желтого солнца вращалась жаркая планета. На этой планете под полярной ледяной шапкой был лес, точь-в-точь такой же, как тот, по которому шел молчаливый воин. Глубоко в том далеком лесу некие существа собравшись в круг, погруженные в тайны древнего учения, творили магические заклинания. Все они сидели на голой земле, но на их ярких одеждах не было и следа грязи. Над сидящими образовалась сфера мягкого, теплого света. Глаза собравшихся были закрыты, но им было видно все, что нужно видеть. Один из них, настолько старый, что никто из присутствовавших и не помнил его молодым, поднялся над остальными, поддерживаемый в воздухе силой их общего заклинания. Его седые волосы свисали ниже плеч, удерживаемые простым медным обручем с камнем из зеленого нефрита на лбу; руки были вытянуты вперед и повернуты ладонями вверх, а глаза направлены на фигуру в черном одеянии. Поза человека в черном была зеркальным отражением позы учителя, но глаза его во время обучения были закрыты. Он мысленно ощупывал структуру этого древнего эльфийского волшебства и чувствовал, как переплетающиеся энергии всех живущих в этом лесу, с небольшим усилием, но без принуждения, направляли его на достижение цели. Именно так лесные заклинатели использовали свою силу: мягко, но настойчиво сплетая волокна естественных энергий в магические нити. Человек дотрагивался до них мыслью и понимал их. Он осознавал, что его могущество уже вышло за пределы человеческих возможностей, обретя силы, которые по сравнению с тем, что он когда-то считал своим пределом, казались просто божественными. За прошедший год он многое постиг, но вместе с тем понял, как много ему еще предстоит узнать. Однако теперь у него были силы находить источники знаний. Он понял, что секреты, которыми владели лишь величайшие маги – способность с помощью силы воли путешествовать из мира в мир, двигаться сквозь время и даже обмануть смерть – все это было доступно для него. Он понял также, что однажды откроет способ научиться всему этому, если ему будет отпущено достаточно времени. А времени не оставалось. Деревья откликались на шелест дальнего темного ветра, и человек в черном поднял глаза на поднявшегося рядом с ним в воздух учителя. Они оба отвлеклись от процесса обучения. Человек в черном мысленно произнес:

– Пора, Акайла?

Его собеседник улыбнулся, и светло-голубые глаза его засияли. Год назад, когда человек в черном впервые увидел их свет, он был поражен его силой. Теперь он знал, что свет этот рожден внутренним могуществом, равного которому нет ни у кого из смертных, за исключением одного. Но сила, светившаяся в глазах его учителя, была не ошеломляющей мощью того, другого, а успокаивающей исцеляющей силой жизни, любви и надежды. Это существо действительно стало единым целым с окружающим миром. Однако мысли, которыми обменивались собеседники, мягко опускаясь на землю, были полны тревоги.

– Прошел год. Хотелось бы иметь больше времени, но время подчиняется только своим законам, и, может статься, ты уже готов. – Затем он добавил вслух с юмором, который человек в черном понял по структуре его мысли:

– Однако, готов ты или нет, время пришло.

Сидевшие в кругу как один поднялись, и на мгновение человек в черном почувствовал, как они на прощание мысленно касались его сознания. Они отсылали его обратно, туда, где шла борьба, в которой ему предстояло сыграть важную роль. И уходил он с большим запасом знаний и умений, чем тот, которым обладал, когда пришел сюда. Он ощутил последние прикосновения и промолвил:

– Спасибо. Я отправляюсь туда, откуда смогу быстро добраться до дома.

С этими словами он закрыл глаза и исчез. Те, что сидели в кругу, немного помолчали, а затем занялись своими делами. Листья на деревьях все не могли успокоиться, в них долго слышалось эхо злого ветра.

Ветер долетел до тропы у горного хребта над далекой долиной, где в укромном месте притаилась группа людей. На какое-то мгновение они повернулись на юг и всматривались вдаль, как будто пытаясь обнаружить, откуда прилетел этот беспокойный ветер, а затем вернулись к наблюдению. Двое из разведчиков, сидящие у самого края утеса, прискакали издалека, как только получили известие о том, что в долине под знаменами врага собирается армия. Командир, высокий седеющий человек с черной повязкой на правом глазу, присел на камни.

– Все именно так, как мы и ожидали, – тихо проговорил он.

Другой человек, не столь высокий, но более плотного телосложения, почесал черную с проседью бороду и плюхнулся рядом с первым.

– Да нет, хуже, – прошептал он. – Судя по числу костров, там закипает черт знает какое зелье.

Человек с черной повязкой долго сидел молча.

– Ну, мы выиграли по крайней мере год. Я ожидал, что они двинутся на нас прошлым летом. Хорошо, что мы готовились к войне, ведь теперь ее не миновать. – Пригибаясь, он вернулся в укрытие, где высокий светловолосый воин держал его лошадь. – Ты остаешься?

– Да, хочу еще посмотреть, – ответил его собеседник. – Если знать, с какой скоростью прибывает пополнение, можно прикинуть, сколько воинов он приведет с собой.

Командир сел на коня. Светловолосый заметил:

– Какая разница? Когда он подойдет к городу, с ним будут все его силы.

– Просто не люблю сюрпризы, вот и все.

– Долго? – спросил первый.

– Два, самое большее три дня. После здесь будет слишком людно.

– Они уже наверняка выставили дозорных – так что не больше двух дней. – С мрачной усмешкой он добавил:

– С тобой не так уж и весело, но за последние два года я как-то привык, что ты рядом. Будь осторожен.

Второй широко усмехнулся:

– Это и тебя касается. Ты им достаточно досаждал последние два года, так что они были бы рады поймать тебя в сети. Не хотелось бы, чтоб они появились у ворот города с твоей головой на пике.

Блондин сказал:

– Этого не случится. – Открытая улыбка противоречила решительному тону, который был так хорошо знаком его собеседникам.

– Постарайся, чтобы так и было. А теперь поехали.

Отряд отправился в путь, оставив лишь одного всадника в помощь толстяку. Продолжавшему наблюдение. Через некоторое время он тихо пробормотал:

– Что же ты на этот раз задумал, сукин ты сын? Что ты собираешься выдать нам этим летом, Мурмандрамас?

Глава 1. ПРАЗДНИК

Джимми сломя голову мчался через зал. За последние несколько месяцев он сильно вытянулся. В следующий день летнего солнцестояния будет считаться, что ему исполнится шестнадцать, хотя сколько лет ему на самом деле, никто не знал. Похоже, что шестнадцать, а может быть, ближе к семнадцати, а то и восемнадцати годам. Мальчик и раньше был сильным и мускулистым, но за время жизни при дворе он раздался в плечах и вырос почти на целую голову. Теперь он уже выглядел не мальчиком, а настоящим мужчиной.

Однако некоторые качества никогда не меняются, и одним из них у Джимми было чувство ответственности: на него можно было положиться в серьезные моменты, однако его пренебрежение повседневными обязанностями опять грозило превратить двор принца Крондора в хаос. Долг предписывал ему как старшему сквайру первым являться на сборы, а он, похоже, как обычно, будет последним. Пунктуальность почему-то никак не давалась Джимми. Он появлялся либо поздно, либо рано, и очень редко вовремя.

Локлир стоял в дверях Малого зала, который служил местом сбора сквайров, и неистово махал руками, чтобы Джимми поторопился. Из всех молодых придворных только Локлир стал его другом после того, как Джимми вернулся с Арутой из похода за терном серебристым. И хотя Джимми сразу и совершенно справедливо отметил, что во многом Локлир был еще ребенком, младший сын барона Края Земли отличался неистребимой тягой к приключениям, что одновременно радовало и удивляло его друга. Каким бы рискованным ни был план, придуманный Джимми, Локлир всегда соглашался с ним. А когда затеянное Джимми испытание нервов придворных кончалось неприятностями, Локлир с честью переносил наказание, считая его справедливой ценой за неудачу.

Джимми влетел в комнату и, скользя по гладкому мраморному полу, помчался на свое место. Две дюжины сквайров, одетых в зеленое и коричневое, выстроились двумя рядами. Он огляделся, убедился, что все находятся на местах, и замер на своем посту за секунду до того, как вошел мастер церемоний Брайан де Лейси.

Когда Джимми получил звание старшего сквайра, он думал, что оно сулит ему одни удовольствия и никакой ответственности. Однако его быстро вывели из заблуждения. Он стал составной частью, хоть и очень малой, механизма, обеспечивавшего сложную жизнь двора правителя, и в случае сбоев Джимми приходилось на себе испытывать правило, известное чиновникам всех времен и народов: начальство не волнуют причины неудач, их интересует только результат. Поэтому Джимми переживал каждую ошибку, совершенную сквайрами. Пока что этот год был для него не самым безоблачным.

Размеренным шагом, шурша красно-черным одеянием, высокий мастер церемоний величественно прошел через зал и встал позади Джимми, который формально был его ближайшим помощником после главного камергера, но на самом деле был источником бесконечных хлопот. По обе стороны мастера де Лейси стояли два придворных палка в пурпурно-желтой форме. Это были сыновья простолюдинов, будущие дворцовые слуги, в то время как сквайрам когда-нибудь придется занять места среди правящей верхушки Западных земель Королевства. Мастер де Лейси рассеянно постучал о пол посохом – символом своего звания – и сказал:

– Опять еле успел, не так ли, сквайр Джеймс?

Не обращая внимания на сдавленные смешки мальчишек из задних рядов, Джимми серьезно отрапортовал:

– Все на месте, мастер де Лейси. Сквайр Джером отсутствует по причине ушиба.

– Да, я слышал о вашем небольшом споре на игровой площадке, – с ноткой усталой покорности в голосе сказал де Лейси, – Сейчас мы не будем углубляться в ваши постоянные разногласия с Джеромом. Я опять получил записку от его отца. Думаю, в будущем я просто буду направлять эти записки тебе. – Джимми попробовал придать своему лицу невинное выражение, но не смог. – Теперь, прежде чем заняться заданиями на сегодня, я хотел бы напомнить вам одно правило: вы всегда должны вести себя как молодые джентльмены. В связи с этим я считаю необходимым запретить недавно появившееся увлечение, а именно делать ставки на исход игры в мяч, которыми вы развлекаетесь в день отдыха. Я ясно выражаюсь? – Вопрос, казалось, был адресован всем собравшимся, но рука де Лейси легла на плечо Джимми. – Начиная с этого дня, никаких ставок, если только они не делаются по какому-нибудь благородному поводу, как, например, на скачках. Это приказ.

Недружное бормотание сквайров свидетельствовало о том, что все поняли. Джимми торжественно кивнул, в глубине души обрадовавшись, что уже успел поставить на дневной матч. Придворные и знать проявили такой интерес к игре, что Джимми пытался придумать способ брать плату за вход. Если мастер де Лейси узнает, что старший сквайр уже поставил свои деньги, то ему не поздоровится, однако все обошлось. Де Лейси ни словом не обмолвился о тех, кто сделал ставку до его запрета.

Мастер церемоний быстро просмотрел расписание, подготовленное Джимми прошлым вечером. Какие бы жалобы ни сыпались на Джимми из уст де Лейси, они не касались работы мальчика. Проблема заключалась в том, чтобы заставить его взяться за работу. Когда все задания на утро были распределены, де Лейси сказал:

– За пятнадцать минут до второго часа пополудни всем вам надлежит быть у ступеней дворца, так как в два часа пополудни принц Арута и весь двор пожалует на обряд Первого Приветствия. После окончания церемонии вы свободны на весь оставшийся день, и те из вас, чьи семьи находятся здесь, смогут провести это время с ними. Однако два человека должны будут прислуживать принцу и его гостям. Для выполнения этой почетной обязанности я выбрал сквайров Локлира и Джеймса. Вы двое сейчас отправитесь к графу Волнею и поступите в его распоряжение. Это все.

От огорчения Джимми замер и оставался без движения, пока де Лейси не ушел и не разошлись оруженосцы. Легким шагом к нему подошел Локлир и, пожав плечами, сказал:

– Ну, разве это не везение? Все мальчишки будут веселиться, есть, пить и… – он искоса бросил взгляд на Джимми и усмехнулся, – целоваться с девчонками. А мы должны неотлучно находиться при их высочестве.

– Я его убью, – сказал Джимми, давая выход ярости.

– Джерома?

– Кого же еще? – Джимми сделал другу знак следовать за ним и зашагал по направлению к выходу. – Это он сказал де Лейси о ставках, чтобы отплатить за синяк, которым я наградил его вчера.

Локлир покорно вздохнул.

– У наших нет ни единого шанса победить команду Тома и Джеймса, если мы оба не будем играть.

Не менее ловкий, чем Джимми, в умении владеть мечом Локлир уступает только ему. Вместе они были лучшими игроками в мяч, и в их отсутствие победа команды подмастерьев не вызывала сомнений.

– Сколько ты поставил?

– Все, – ответил Джимми. Локлир поморщился. В ожидании этого матча сквайры месяцами копили деньги. – Ну как я мог знать, что в это дело вмешается де Лейси? Кроме того, из-за прошлых наших поражений ставки были пять к двум в пользу подмастерьев.

Он несколько месяцев разрабатывал стратегию проигрышей, чтобы ставки возросли. Джимми задумался.

– Может, мы еще и сыграем. Я что-нибудь придумаю.

Меняя тему разговора Локлир сказал:

– Ты сегодня чуть не опоздал. Что на этот раз тебя задержало?

Джимми усмехнулся, и его лицо просветлело.

– Я разговаривал с Марианной. – И добавил с гримасой. – Мы должны были встретиться с ней после игры, а вместо этого придется крутиться вокруг принца и принцессы.

За прошедший год изменилась не только внешность Джимми. Он обнаружил, что в мире существуют девушки. Внезапно ему стало небезразлично их мнение о его персоне и их внимание. Несмотря на свой жизненный опыт, Джимми во многих вопросах был совсем еще младенцем, особенно в сравнении с другими сквайрами. Но в последние несколько месяцев бывший воришка делал все, чтобы его существование было замечено молоденькими служанками. Марианна была всего лишь последним его увлечением, одной из тех, кого сумел покорить красивый, остроумный и хитрый сквайр. Вьющиеся каштановые волосы, яркая улыбка и блестящие темные глаза сделали Джимми объектом пристального внимания родителей многих девушек из дворцовой челяди.

Локлир пытался сделать вид, будто его это не интересует, но долго оставаться равнодушным он не мог, поскольку и сам часто становился предметом девичьих разговоров. Он рос не по дням, а по часам, и был почти такого же роста, как Джимми. Светлые кудри, васильковые глаза, обрамленные по-женски длинными ресницами, красивая улыбка и дружеское обращение – все это привлекало внимание молодых девушек. Локлир еще не чувствовал себя свободно в их компании, так как вырос в окружении братьев, но за время, проведенное с Джимми, убедился, что в девчонках было нечто большее, чем он привык думать дома.

– Знаешь, – сказал Локлир, ускоряя шаг, – если де Лейси не найдет какой-нибудь предлог, чтобы снять тебя с должности, или Джером не натравит на тебя городских хулиганов, то какой-нибудь ревнивый поваренок или сердитый папаша возьмется за кухонный нож. И ни один из них не помолится за нас, если мы опоздаем в канцелярию, так как граф Волней снимет нам головы. Пошли.

Толкнув Джимми в бок, Локлир со смехом побежал из зала, опережая его всего на шаг. Старый слуга, вытиравший пыль, поднял голову и, проводив глазами пробегавших мальчиков, на минуту задумался о волшебном очаровании юности. А затем, подчиняясь неумолимому времени, вернулся к своим не ждущим промедления делам. Герольды начали спускаться вниз по дворцовым ступеням, и толпа разразилась радостными криками. Люди ликовали отчасти потому, что сейчас увидят принца, которого, несмотря на его сдержанность, глубоко почитали и уважали за справедливость, и принцессу, которую все любили: единственная дочь покойного принца Эрланда, она была символом преемственности, связующим звеном между прошлым и будущим. Но главная причина хорошего настроения горожан заключалась в том, что они оказались теми счастливчиками, которым на пиру будет позволено есть из кладовой принца и пить вино из его погреба наравне со знатью.

Праздник Первого Приветствия проводился через тридцать дней после появления на свет нового члена королевской семьи. Как началась эта традиция, никто не помнил, но считалось, что древние правители города-государства Рилланон должны были показывать всему народу, независимо от звания и положения в обществе, что наследники трона не имели никаких недостатков. Обычай утвердился, и теперь этого праздника ждали, словно дополнительного дня равноденствия.

Все преступники получали прощение; дела чести считались разрешенными, дуэли запрещались на неделю и один день, следующие за Первым Приветствием, все долги, накопленные со дня прошлого Приветствия – когда девятнадцать лет назад родилась Анита, – прощались. В этот день можно было не обращать внимания на звания и титулы; простолюдины ели за одним столом с дворянами.

Когда Джимми занял свое место за герольдами, он понял, что кто-то всегда должен работать: приготовить всю ту еду, которая будет подаваться сегодня, убирать дворец после праздника. А он должен быть готовым услужить Аруте и Аните, если им это понадобится. Вздохнув про себя, он опять подумал о своих обязанностях, которые, казалось, настигали его, сколько бы он ни увиливал.

Локлир что-то тихо напевал, пока герольды занимали свои места. За ними следовал отряд личной охраны Аруты. Когда появились Гардан, рыцарь-маршал Крондора, и граф Волней, исполняющий обязанности лорда-канцлера, стало ясно, что церемония скоро начнется.

Темнокожий седой Гардан кивнул представительному канцлеру и дал знак мастеру де Лейси начинать. Мастер церемоний ударил жезлом о землю, и трубачи и барабанщики заиграли приветственный марш. Толпа притихла. Мастер церемоний ударил оземь еще раз, и герольд объявил:

– Слушайте меня! Слушайте! Его высочество, Арута кон Дуан, принц Крондора, Правитель Западных земель Королевства, Наследник Трона Рилланона!

Толпа приветствовала его громкими возгласами, хотя крики раздавались скорее формы ради, а не из-за искренней радости: Арута вызывал у простонародья глубокое уважение и восхищение, но не привязанность.

Вышел высокий, стройный темноволосый мужчина, одетый в богатый коричневый наряд с красной мантией на плечах – знака его положения. Он остановился, и карие глаза его прищурились, когда герольд провозгласил появление принцессы. Стройная красавица с копной золотых волос присоединилась к мужу, и веселый огонек зеленых глаз вызвал улыбку на его губах, а толпа воистину возликовала: это была любимица горожан Анита, дочь Эрланда, предшественника Ару ты.

Сама церемония была довольно короткой, но выход знатных гостей принца обещал затянуться: почти все они имели право на публичное представление.

– Их светлости герцог и герцогиня Саладорские.

Высокий блондин предложил руку темноволосой даме. Лори, бывший менестрель и путешественник, а ныне герцог Саладорский и муж принцессы Каролины, подвел красавицу-жену к ее брату. Они прибыли в Крондор неделей раньше, чтобы познакомиться с племянниками, и собирались остаться еще на неделю.

Герольды трубили, знатные лица друг за другом выходили на площадь перед дворцом. Наконец настала очередь приезжих сановников. Посланник Империи Великого Кеша Абдур Рахман Хазар-хан появился в сопровождении всего лишь четверых охранников, что не соответствовало обычной для Кеша страсти к помпезности. На посланнике был наряд кочевника из Джал-Пура: головной убор, оставляющий открытыми только глаза, длинный плащ синего цвета поверх белой туники и штаны, заправленные в черные сапоги, доходящие до середины икры. Охранники были с головы до ног одеты в черное.

Затем де Лейси вышел вперед и громко воззвал:

– Пусть подойдет народ!

Несколько сотен мужчин и женщин разного звания, от беднейшего попрошайки-нищего до самого богатого купца, собрались у ступеней дворца.

Арута сказал слова, предписанные ритуалом Первого Приветствия:

– Сегодня в триста десятый день второго года правления нашего повелителя короля Лиама Первого, мы представляем народу наших сыновей.

Де Лейси ударил жезлом оземь, и герольд возгласил:

– Их королевские высочества принцы Боуррик и Эрланд!

Толпа взорвалась криками. Сыновья Аруты и Аниты, близнецы, родившиеся месяц назад, впервые слышали громкие возгласы приветствий. Няня, которой поручили заботиться о мальчиках, вышла вперед и передала малышей отцу и матери. Арута взял на руки Боуррика, названного так в честь его отца, а Анита – тезку своего отца. Оба малыша стойко перенесли публичный показ, хотя Эрланду не все понравилось: он был готов раскричаться. Толпа продолжала ликовать даже после того, как Арута и Анита вернули сыновей няне. Арута удостоил собравшихся одной из своих редких улыбок.

– Мои сыновья здоровы и сильны, они родились без каких-либо недостатков и смогут править городом. Принимаете ли вы их как членов королевского дома?

Собравшиеся криками выразили свое одобрение. Анита тоже улыбалась. Арута помахал толпе рукой:

– Благодарю вас, мои добрые горожане. Приглашаю всех к праздничному пиру.

Церемония была окончена. Джимми поспешил к Аруте, как и предписывали его обязанности, а Локлир подошел поближе к Аните. По званию Локлир был младшим сквайром, но он так часто прислуживал принцессе, что неофициально считался членом ее свиты. Джимми подозревал, что де Лейси старался не разлучать его с Локлиром, чтобы за ними легче было присматривать. Принц рассеянно улыбнулся Джимми, наблюдая за тем, как его жена и – сестра возятся с близнецами.

Посланник Кеша поднял с лица традиционное покрывало и улыбался, глядя на эту сцену; четверо его охранников ждали поблизости.

– Ваше высочество, – сказал кешианец, – вы трижды благословенны. Здоровые дети, к тому же мальчики, и их двое.

Арута не мог отвести глаз от жены, казалось, Анита, стоя рядом с няней и мальчиками, излучала сияние.

– Спасибо, милорд. Для нас ваш визит – приятная неожиданность.

– В этом году в Дурбине ужасная погода, – ответил посол рассеянно, корча рожицы маленькому Боуррику. Внезапно он вспомнил о своем положении и более официально пояснил:

– Кроме того, ваше высочество, нам необходимо закончить разговор по поводу одного небольшого дела, касающегося новой границы здесь, на Западе.

Арута засмеялся:

– С вами, мой дорогой Абдур, небольшие дела оборачиваются большими проблемами. Не могу сказать, что с нетерпением жду возможности опять встретиться с вами за столом переговоров. Но я передам любые ваши предложения его величеству.

– К услугам вашего высочества, – поклонился кешианец.

Арута, казалось, только сейчас заметил охранников посла.

– Я не вижу с вами ни ваших сыновей, ни лорда Дауд-хана.

– Они заняты делами, которыми обычно в Джал-Пуре занимаюсь я.

– А это кто? – спросил Арута, указывая на охранников в черном: черными были даже ножны их ятаганов. По покрою одежда напоминала одеяния других кочевников, но подобного костюма у кешианцев Аруте видеть не доводилось.

– Это измали, ваше высочество. Они всего лишь личная охрана.

Арута ничего не ответил. Измали были известны как великолепные телохранители, лучшая охрана, которую могла себе позволить знать Империи Великого Кеша. Однако ходили слухи, что их использовали и как шпионов, а иногда и как наемных убийц. Об их уникальных способностях слагались легенды. Считалось, что измали могут появляться и исчезать совершенно незамеченными, как привидения. Аруте не нравилось, что люди, которые немногим отличались от профессиональных убийц, находятся в его доме, но Абдур имел право на личную охрану, поэтому Арута рассудил, что посланник Кеша вряд ли приведет в Крондор людей, чье присутствие представляет опасность для Королевства. Если не считать его самого, добавил он про себя.

– Нам еще надо поговорить о последнем запросе из Квега относительно права заходить в порты Королевства, – сказал посол.

На лице Аруты было написано изумление. Однако оно быстро сменилось раздражением.

– Я так понимаю, что какой-нибудь проплывающий рыбак или моряк упомянул об этом в разговоре с вами, когда вы высаживались в порту?

– У Кеша везде есть друзья, ваше высочество, – ответил Хазар-хан, заискивающе улыбаясь.

– Что ж, делать комментарии по поводу работы кешианской службы разведки не имеет смысла, ведь оба мы знаем, что… – Хазар-хан присоединился к нему, и они закончили хором: