Текст книги "Соль и сахар"

Педро вздыхает.

– Ларисса, у меня был долгий день, поэтому я действительно не хочу тратить вечер на ссору с тобой. Мои друзья сказали мне, что ты им не поверила, поэтому я просто зашел, чтобы сообщить тебе как президент кулинарного клуба: ты можешь к нам присоединиться.

– Что?

Он все так же неловко пожимает плечами, как будто сам пытается заставить себя поверить в собственные слова.

– Я не собираюсь становиться причиной того, что кто-то провалит занятия у Пиментель. Так что… давай, вступай в клуб. Просто держись от меня подальше, ладно?

Он кивает мне и уходит, направляясь обратно в «Сахар».

– Держись от меня подальше! – кричу я в его удаляющуюся спину.

Мои руки покрываются гусиной кожей, и я понимаю, что это не только из-за ветра. Это могло бы стать решением моих проблем с мамой. В клубе я действительно могу научиться готовить. Однажды я могла бы удивить маму и показать ей, что могу помогать в «Соли», не создавая новых проблем. Мое умение готовить могло бы стать настоящим мостом между нами.

Единственная проблема – это Педро.

Я не могу позволить ему узнать, что я на самом деле не умею готовить. Но если мы будем держаться друг от друга подальше, насколько трудно будет скрывать мой секрет?

16

ПОНЕДЕЛЬНИК, 2 МАЯ

– Опаздываешь, – обвиняюще бросает мне Педро, едва я захожу в кухню кафетерия.

Вот тебе и «держись подальше» …

Остальные при виде меня взволнованно поднимают глаза, но Педро тут же прикрикивает, чтобы они возвращались к работе.

– Что происходит? – спрашиваю я Синтию, которая с ошеломленным видом проходит мимо меня, выходя из кухни с картонными коробками в руках. Виктор следует за ней по пятам, неся высокую стопку, которая так и норовит потерять равновесие. Я поправляю его коробки как раз вовремя, и он одаривает меня улыбкой, от которой у меня мурашки бегут по коже.

– Мы несем это к велосипедам, – говорит она из кафетерия.

– К велосипедам?

У Синтии нет времени объяснять. Я разворачиваюсь, чтобы пойти за всеми, но Пэ-Эс хватает меня за плечи.

– Можешь присмотреть за сковородкой бригадейро? – Он с абсолютно безумным видом кивает на плиту позади меня. – И еще, добро пожаловать! – весело добавляет он, выходя.

В оцепенении я ковыляю к плите.

– Я… могу, – отвечаю я пустой кухне, и я ненавижу, как неуверенно это звучит.

Я смотрю на бурлящую смесь для бригадейро.

Шоколадную пасту можно ложкой съесть горячей прямо со сковороды. Из нее можно накрутить трюфелей и покрыть их обсыпкой. Ее также можно использовать в качестве глазури на торте. Но мы не продаем в «Соли» бригадейро – в нашем районе это рецепт «Сахара», – поэтому я чувствую, что мне вообще не следует находиться рядом.

Я смотрю на пустые банки из-под сладкого сгущенного молока на прилавке и начинаю учащенно дышать.

Оглядываюсь через плечо, ожидая, что Педро вернется на кухню и накричит на меня. Но он ушел к велосипедам вместе с остальными, несущими коробки. Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить мысли. Не то чтобы мне нужно это готовить. Пэ-Эс просто попросил меня присмотреть. Думаю, это нормально. Я не нарушаю десятилетний договор.

Это просто… бригадейро.

Бурление усиливается.

«Деревянная ложка», – говорю я себе, вспоминая, что сказала мама в тот вечер в «Соли». Начинаю помешивать. И внезапно останавливаюсь. Что, если я не должна это мешать? Бульканье усиливается, как будто смесь отвечает на мой вопрос.

Я возвращаюсь к помешиванию, и бригадейро замолкает, словно умиротворившись.

Пот уже стекает у меня по спине. Насколько тяжело присматривать за бригадейро? Я вспоминаю о маминой яичнице-болтунье и о том, что да, трудно не дать еде подгореть. В панике я вытаскиваю из кармана телефон и ищу советы о том, как узнать, что смесь для бригадейро готова.

«…Когда перестанет прилипать ко дну сковородки», – читаю я.

А?

Как что-то может не прилипать ко дну сковородки, если это «что-то» – сгущенное молоко? Оно что, рассеется как облачко или что-то в этом роде? Как по волшебству?

Кухня медленно наполняется сильным ароматом шоколада.

Ликующая улыбка расплывается на моих губах. Получается. Мне удалось не испортить стряпню Пэ-Эс. Если я буду особенно осторожна, например, буду следовать инструкциям, как при решении математической задачи, думаю, я смогу приготовить эту штуку.

Сковородка внезапно шипит на меня.

Я пораженно моргаю.

Кажется, рановато я раздухарилась.

Я пытаюсь выключить плиту, но вместо этого пламя усиливается. Мне требуется всего мгновение, чтобы повернуть ручку в другую сторону, чтобы уменьшить температуру, но уже слишком поздно. Смесь для бригадейро, прилипнув к стенкам сковороды, начинает чернеть и покрываться трещинами, и сколько бы я ни скребла ее ложкой, к прекрасному шоколадному аромату добавляется запах горелого.

Я в панике смотрю на дверь, молясь, чтобы Пэ-Эс вернулся. Мое сердце бьется в такт с музыкой, которую он оставил играть в фоновом режиме, и я помешиваю быстрее, пытаясь отлепить смесь или что там еще означает «отлепить», прежде чем все это подгорит.

Я выключаю плиту, хотя и не уверена, готово это блюдо или нет, и беру тарелку, чтобы начать перекладывать булькающую, плюющуюся смесь для бригадейро, пока я не испортила все окончательно. Но сковородка тяжелая, а я ненадежно ухватилась за ручку левой рукой. Запястье начинает сводить судорога.

В правой руке я держу тарелку, которая становится все более горячей из-за дымящейся смеси бригадейро, которую я в нее выкладываю.

Я ставлю сковородку на плиту и в отчаянии поворачиваюсь, чтобы поставить тарелку на стол, из-за чего немного бригадейро проливается мне на руку. Я чертыхаюсь от внезапной боли и инстинктивно выпускаю из пальцев та– релку.

И смотрю, как она падает, как в замедленной съемке, и разбивается у моих ног. Бригадейро разлетается в разные стороны.

Мое зрение затуманивается от слез. Я устроила полную катастрофу!

Я поворачиваюсь, чтобы взять тряпку, но натыкаюсь бедром на ручку кастрюли, сдвигая ее в сторону, и оставшийся бригадейро выплескивается на горячую конфорку, пузырясь и дымясь.

– О господи!

Сдерживая слезы, я опускаюсь на колени, чтобы вытереть пол тряпкой, прежде чем вернутся остальные. Моя рука пульсирует и покраснела, но я не обращаю внимания на боль.

– Что случилось? – возникает из-за прилавка Педро. Я и не заметила, как он вернулся.

– Я… я просто… – заикаюсь я, поднимаясь на ноги, но ударяюсь обожженной рукой о край плиты и снова чертыхаюсь от боли.

– Ты обожглась! – Он жестом велит мне поспешить к раковине. – Иди сунь руку под холодную воду.

Где я уже это слышала?

– Я в порядке, – говорю я.

– Нет, не в порядке, – парирует он, поворачивая кран. – Это моя кухня. Я не могу допустить, чтобы кто-то получил травму и не получил первую помощь.

Я прикусываю нижнюю губу, стараясь не смотреть ему в глаза, и подставляю руку под струю. При контакте с холодной водой обожженное место на коже печет еще сильнее, но я не позволю ему увидеть, как я потею.

Педро оборачивается и бросает взгляд на бригадейро на полу, прижимая одну руку ко лбу, как будто у него мигрень.

– Я отошел на секунду, а ты уже устроила огромный беспорядок.

– Не начинай, – тихо прошу я.

– Как твоя рука?

Мои брови удивленно взлетают вверх. Он беспокоится? Кожа все еще пульсирует, но я сжимаю пальцы, чтобы показать ему, что я в порядке.

– Жить буду.

– Тогда ты можешь начать объяснять, как, черт возьми, моя кухня оказалась вся в бригадейро.

Его глаза яростно блестят.

Нет. Я была не права.

Остальные входят, и у них отвисают челюсти, когда они видят беспорядок по всему полу. Я краснею от унижения.

– Мне так жаль, – говорю я им. – Я все уберу.

– Больше ничего не трогай, – говорит Педро. – Если бы я не знал твою семью, я бы подумал, что ты не умеешь готовить. Пытаешься устроить на моей кухне диверсию или что-то в этом роде?

Я останавливаюсь, сжимая кулаки.

– Кто сказал, что я не умею готовить? Это вышло слу– чайно!

– Ты слишком резок, – говорит Виктор, обходя стойку и становясь рядом со мной. – Ну и что с того, что она сожгла сковородку с бригадейро? Это случается. Расслабься. Это клуб. Мы не профессионалы.

Лицо Педро становится таким красным, что я понимаю: Виктор задел его за живое.

– Выходит, это просто развлечение и игры? – выплевывает Педро. – Это не просто клуб, где любой может убить время после школы. Организации, с которыми мы работаем, зависят от нас и заслуживают уважения. Я не собираюсь позволять кому попало присоединяться и готовить далеко не идеальную еду. – Он хмуро смотрит на меня. – Этот клуб очень много значит для меня. Пожалуйста, не втягивай в это проблемы наших семей, если это то, что ты делала. Ту еду, которую ты видела в коробках, и бригадейро, которое ты сожгла, мы жертвуем общественным организациям общины. Многие семьи рассчитывают на эти блюда. Так что, какие бы проблемы у тебя ни были со мной, моей семьей или «Сахаром», умоляю тебя, Ларисса, просто не делай ничего, что могло бы испортить работу, которую мы здесь делаем.

Неужели он действительно верит, что я настолько ужасный человек? Я чувствую, как к глазам подступают слезы.

– Я бы не стала делать ничего подобного. Но, конечно, ты будешь думать обо мне самое худшее!

Я разворачиваюсь и убегаю, прежде чем он увидит, что я плачу.

17

ПОНЕДЕЛЬНИК, 2 МАЯ

Рука болит, и я все еще дрожу от гнева, но боль от обвинений Педро гораздо сильнее. Он всегда делает обо мне скоропалительные выводы, и обычно мне все равно, что он там себе думает, но на этот раз он ударил по самому больному. Я бы никогда не причинила вреда своей общине только ради того, чтобы отомстить.

У аптеки на углу я поворачиваю налево и начинаю подниматься в гору, направляясь домой, и тут замечаю маму и донью Эулалию, кричащих друг на друга посреди улицы. Я останавливаюсь, мое сердце подскакивает к горлу.

– Ты мерзкая тварь! – кричит донья Эулалия, тыча пальцем маме в лицо. – Вот кто ты такая! Мерзкая тварь!

– Убирайся с моих глаз, – кричит в ответ мама. – Это ты – единственная мерзкая тварь в районе!

Я боюсь, что это может перерасти в физическую потасовку. Несмотря на дрожащие ноги, я бегу к маме.

Она так удивилась, увидев меня, как будто забыла, что сегодня днем я задержалась в школе. Мама обнимает меня за плечи и начинает подталкивать в сторону «Соли», практически оттаскивая меня от доньи Эулалии, которая продолжает орать у нее за спиной.

Мама в спешке закрывает дверь «Соли», и на секунду я беспокоюсь, что донья Эулалия попытается силой ворваться внутрь, но, один раз ударив по двери открытой ладонью, она разворачивается и марширует обратно в «Сахар».

– Это все еще из-за того свадебного торта? – спрашиваю я, мое сердце бешено колотится в груди.

Мама сидит за стойкой, массируя виски. Ее пучок волос рассыпался, пряди падают сбоку на лицо.

– Эулалия просто закатила истерику, потому что услышала, что я встречалась с клиенткой, которую она у нас переманила. Донья Фернанда, помнишь? Ее дочь выходила замуж.

Я ахаю.

– Ты с ней встречалась? Зачем?

– Чтобы поговорить о лжи, которую распространяла Эулалия. – Должно быть, мое волнение проступает у меня на физиономии, потому что мама делает такое лицо, как будто я ее отчитываю. – Я должна была это сделать. Ты же знаешь, как эта ложь отравила последние дни твоей ба– бушки.

В моем горле образуется комок.

– Что она сказала?

– Донья Фернанда дала мне шанс объяснить, – говорит мама, завязывая на талии фартук с узорами в виде подсолнухов, который сама сшила, – и не только. Она упомянула, что ее дочь в следующем месяце хочет устроить вечеринку по случаю дня рождения. Они рассматривают возможность нанять нас.

– Правда?

– Похоже, так и будет. Они наняли «Сахар», но я сказала им, что мы можем сделать скидку на конфеты, – говорит мама, немного довольная собой. – Наконец-то все по-честному.

Я перестаю улыбаться.

Мы с Педро уже спорили из-за той эмпадиньи, испеченной в «Сахаре», когда они украли у нас последний заказ. Теперь мы украдем их заказ и испечем по их рецептам?

Не думаю, что мы должны это делать.

Кроме того, это не похоже на маму. Она не мстительна. Зачем сражаться с Молиной теми же методами, которыми они сражаются с нами?

– Донья Фернанда собирается послать кого-нибудь осмотреть нашу кухню, чтобы успокоить сердце своей дочери, – говорит мама, и ее глаза впервые за несколько месяцев блестят, – но я могу сказать, что она поверила мне, когда я сказала ей, что это просто Эулалия вставляет нам палки в колеса. Filha[50]50
  Filha (португ.) – доченька.


[Закрыть], мы снова займемся обслуживанием! Я должна немедленно начать готовить образцы бригадейро и бэйжиньо![51]51
  Бэйжиньо (португ. beijinho) – «поцелуйчик» – популярные в Бразилии конфеты.


[Закрыть]

Мама врывается на кухню, горя желанием приступить к работе и совершенно забыв о том, что донья Эулалия несколько минут назад оскорбляла ее. Этот прилив энергии великолепен, как вновь обретенная надежда, но меня беспокоят последствия. Судя по реакции доньи Эулалии на эту новость, они не смирятся с тем, что потеряли из-за нас клиентку.

Я иду за мамой на кухню.

– А мы не можем найти другой заказ? Это ухудшит отношения с Молиной.

– Не позволяй им напугать тебя. Пришло время Молине попробовать свой собственный яд. Они распускали слухи. Ты помнишь, как было больно твоей бабушке? Я – справедливый человек. Я не собираюсь ни у кого красть работу, но я должна очистить репутацию твоей бабушки. Репутацию «Соли». Если клиентка решила дать мне еще один шанс, я не откажусь от него.

Она уже приняла решение.

Это будет первый заказ «Соли» без бабушки. Еще одна причина, по которой мне отчаянно нужно научиться печь. Несправедливо, что мама должна нести эту большую ответственность на своих плечах в одиночку.

– Я помогу тебе во всем, – предлагаю я.

Она останавливается, выглядывает из кладовки, чтобы посмотреть на меня.

– Как прошла сегодняшняя консультация? Это будет еженедельно?

Мы не обсуждали нашу последнюю стычку и не извинялись друг перед другом. Просто замели все под ковер. Поэтому я сказала ей, что посещаю консультации, вместо правды – что я учусь печь, чтобы помогать ей. Таким образом, мы больше не будем ссориться.

– Все нормально. И, да, это будет еженедельно, – го– ворю я.

Она улыбается, и это первая искренняя улыбка, которую я вижу за долгое время. Я улыбаюсь в ответ, чувствуя, как в горле набухает болезненный комок. Мама возвращается к копанию в кладовке.

Без посредничества бабушки единственным мостом между нами стала ложь.

18

ВТОРНИК, 3 МАЯ

На следующий день после ужина я сижу в «Соли» за домашним заданием.

Некоторые покупатели тоже стоят у прилавка, рассеянно макая в кофе масляные печеньица из тапиоки и слушая вечерние новости по телевизору, висящему на стене. Диктор бубнит о все новых дождях и затопленных дорогах. По его словам, сезон дождей в этом году начинается рано: рекордное количество осадков вызывает оползни.

Мама замечает, что я смотрю на экран.

– Сосредоточься на домашней работе, – говорит она, глядя через мое плечо на лабораторный отчет, который я только что закончила. Качает головой. – Если бы у нас был компьютер, это выглядело бы намного лучше, не так ли? Получилось очень неорганизованно. Тебе нужно скрепить эти заметки.

Я пожимаю плечами.

– Я считаю, выглядит прекрасно.

– Нет. Иди скрепи страницы. Твоя бабушка держала в кабинете степлер.

Она ждет, пока я встану и, волоча ноги, обойду стойку и войду в старый бабушкин кабинет.

– Мама? – окликаю я, просматривая вещи на столе. – Где он?

– На столе! – отзывается мама из пекарни.

Стол завален кулинарными книгами. Здесь нет степлера. Но я не хочу торопить события и говорить маме, что не смогла его найти. Она просто войдет сюда и своей материнской магией обнаружит, что он лежит на самом видном месте. У меня будет еще больше неприятностей.

Я плюхаюсь в офисное кресло. В воздухе витает едва уловимый аромат цитрусовых, розы и… томатов. Я улыбаюсь про себя, вспоминая о том, как от бабушки иногда пахло томатным соусом после долгого дня на кухне.

– Нашла? – кричит снаружи мама, пугая меня.

– Ищу!

Я в спешке открываю ящик стола, и оттуда, как чертик из табакерки, вываливается тонна счетов. Когда я протягиваю руку, чтобы поднять их с пола, я понимаю, что один из них – уведомление об отключении. Электроэнергетическая компания угрожает отключить нам электричество, если мы не заплатим до конца июня.

– Степлер на… – начинает мама, ее голос звучит гораздо ближе, чем раньше.

Я не успеваю спрятать счета. Мама подходит ко мне и спокойно их собирает, а затем запихивает обратно в ящик.

– Мам, у нас все в порядке? Эти счета. И уведомление об отключении.

Она на меня не смотрит.

– Ничего. Это просто счета.

– Да, но их так много.

– Долги – обычное дело, когда управляешь пекарней.

– Я знаю.

Мама смотрит на меня, сжав челюсти.

– Так что тебе не о чем беспокоиться.

И тут я замечаю.

«Сделки-Сделки». Визитная карточка «Сделок». Я тянусь за ней, но мама хватает ее раньше меня. Она засовывает ее в карман, пытаясь притвориться, что это совсем не странно.

– Зачем ты ее сохранила? – спрашиваю я. – Мы же не рассматриваем возможность продажи «Соли»?

– Это просто визитная карточка, – говорит она, но я понимаю, что она не ответила на мой вопрос. Мама хватает степлер с картотечного шкафа и вкладывает его мне в руку. – А теперь хватит валять дурака, иди заканчивай домашнюю работу.

Мама так усердно работает, чтобы кухня «Соли» была безупречно чистой для осмотра доньей Фернандой, готовит образцы пирогов и закусок, и я задаюсь вопросом, не важнее ли этот заказ, чем кажется.

Иначе зачем бы ей наступать «Сахару» на пятки, чтобы получить работу?

Это не просто вопрос очищения репутации «Соли», не так ли? Если это также наш единственный шанс оплатить все эти счета, мама сделает все возможное, чтобы спасти пекарню. Но что произойдет, если мы не сможем получить эту работу? Если мы не сможем оплатить эти счета?

Просто визитная карточка, сказала она.

И я хочу ей верить, но не могу избавиться от ощущения, что «Сделки-Сделки» дышат нам в затылок, готовые наброситься, едва мы окажемся загнанными в угол.

19

ЧЕТВЕРГ, 5 МАЯ

В четверг мы собираемся в клубе на экстренное заседание. В прошлый раз Педро был таким придурком, но сколько бы я ни смотрела на него, он никогда не извинится за то, что так со мной обошелся. Особенно сейчас, когда мама пытается выиграть кейтеринговый заказ на день рождения, который «Сахар» уже забронировал.

– Крахмал, пармезан, вода, растительное масло, молоко, яйца… и соль, конечно. – Он зачитывает вслух ингредиенты, которые нам сегодня понадобятся. – Сегодня мы готовим пау де кейжу[52]52
  Пау де кейжу (португ. pão de queijo) – сырный хлеб.


[Закрыть] и фасуем свежие фрукты.

Эти сырные хлебцы всегда были любимым лакомством в «Соли» – они хорошо сочетаются с горячим шоколадным кофе. В детстве я часто задерживалась на кухне, наблюдая, как бабушка скатывает тесто в маленькие шарики. Оказавшись в духовке, они наполняли всю пекарню сильным сырным ароматом, который привлекал покупателей со всего Альто-да-Се.

Странно слышать, как Педро сейчас зачитывает ингредиенты. Интересно, он выбрал этот рецепт, чтобы подшутить надо мной? «Сахар» не продает пау де кейжу. В нашем районе это эксклюзивный рецепт «Соли». Однако он хорошо скрывает свои истинные намерения, читая рецепт, как любой другой.

– Почему мы не можем испечь хлебцы в понедельник? – шепчу я Виктору.

Он наклоняется, чтобы ответить:

– Кто-то связался с Педро в последнюю минуту, попросил помочь с мероприятием сегодня днем. Поэтому мы посылаем им это.

– Заканчивайте трепаться и приступайте к работе. – Педро свирепо смотрит на нас с Виктором, как будто Пэ-Эс и Синтия не стоят прямо у него за спиной, болтая о будущем «Звездных войн». – Все приступайте к работе. Я займусь инвентаризацией, потому что сегодня днем приедет поставщик овощей.

Он исчезает в кладовой.

– Удачи, – шепчет мне Виктор, прежде чем присоединиться к Синтии на одном конце прилавка, чтобы начать собирать фруктовую смесь. Я бросаю на них задумчивый взгляд. Нарезать кубиками фрукты кажется проще, чем печь пау де кейжу …

Пэ-Эс тянет меня за рукав, чтобы я присоединилась к нему у плиты.

– В прошлый понедельник мы спешили, – говорит он, ставя передо мной большую кастрюлю. – Но сегодня я буду тренировать тебя лично. Считай это большой честью.

– Я так сожалею о том беспорядке… еще раз.

Мне все еще стыдно за катастрофу с бригадейро. Пэ-Эс делает жест рукой, как будто все это в прошлом.

– Бывает.

– Он будет унижать меня каждый раз, когда такое будет случаться? – Я киваю в сторону кладовой.

Пэ-Эс хихикает.

– Да. Но не бери близко к сердцу. Он просто пытается убедиться, что мы на кухне в безопасности. Директор Оливейра возлагает на него большую ответственность за то, что он – президент клуба и профессиональный пекарь, понимаешь? Так мы получаем возможность работать без присмотра учителя. – Затем он одними губами произносит: – Слава богу!

Я не думала об этом с такой точки зрения. Как бы Педро меня ни раздражал, я вынуждена признать: то, как строго он следит за соблюдением правил безопасности, имеет смысл.

– А теперь забудь о понедельнике. Сегодня новый день! – подытоживает Пэ-Эс, включая музыку на телефоне. Кухню наполняют первые аккорды «Anunciação»[53]53
  Anunciação (португ.) – Благовещение.


[Закрыть] Альсеу Валенсы[54]54
  Альсеу Валенса (род. 1 июля 1946 г.) – бразильский композитор, писатель, исполнитель, актер и поэт.


[Закрыть] – песни, которую бабушка пела вслух каждый раз, когда ее слышала. Тексты песен несут в себе столько надежд и обещаний, что помогают задать тон послеобеденной выпечке.

Пэ-Эс протягивает мне рецепт, который Педро оставил на прилавке.

– Ты приспособишься быстрее, чем думаешь. Доверься мне, – говорит он. – Можешь достать бутылку масла? А я пока принесу в кафетерий пакеты с молоком.

– Где находится масло? – спрашиваю я.

– В кладовой, – игриво подмигивает Пэ-Эс.

В кладовой? Но именно там находится Педро!

Пэ-Эс уходит прежде, чем я успеваю попросить его поменяться со мной задачами.

Я делаю глубокий вдох. Просто не обращай внимания на Педро. Если он что-нибудь скажет, игнорируй, игнорируй, игнорируй. Вот моя сегодняшняя мантра.

Я осторожно захожу в узкую комнату в задней части кухни, заполненную консервами, продуктами и пакетами с мясом и крупами. Педро возится у дальней стены, высокий силуэт в полумраке освещен только светом, льющимся из кухни. Он занят, косится на полки и что-то записывает в блокнот, так что, возможно, он даже не обратит на меня внимания.

У меня желудок немного скручивает от нервов.

Я тянусь к выключателю, но подвесной светильник не включается.

– Лампочка перегорела, – меланхолично сообщает Педро, но, подняв взгляд от своего блокнота и сообразив, что это я, быстро разворачивается и присаживается, чтобы начать инвентаризацию нижней полки.

Я пытаюсь найти в полумраке бутылку масла, но не знаю, где что находится. Я трачу слишком много времени, случайно сбрасывая предметы с полок во время поиска.

– Что тебе нужно? – немного раздраженно интересуется он.

– Растительное масло.

Он неохотно указывает ручкой на место у себя за плечом.

Здорово.

Я направляюсь в глубь кладовой, чтобы взять бутылку масла.

Осторожно обхожу Педро стороной, и тут он говорит:

– Твоя мать готова сделать практически все, чтобы лишить мою семью средств к существованию, не так ли?

Я стискиваю зубы.

– Что ты только что сказал о моей матери?

Он встает и прислоняется спиной к полке, чтобы увеличить расстояние между нами.

– Твоя мать ждет не дождется, чтобы увидеть, как «Сахар» пойдет ко дну. И это после того, как она хвасталась всем соседям, что «Соль» возглавляет бойкот «Сделок», чтобы защитить семейный бизнес. Как можно быть более лицемерной?

Меня трясет.

– Как ты смеешь?

У Педро каменно-холодное выражение лица, черты затенены.

– Я почти не поверил, когда до меня дошел слух, что донья Элис печет праздничные пирожные, чтобы показать их клиентке, но вспомнил, как ты говорила, что «Соли» следует подумать о выпечке пирожных. Я думал, ты подшучиваешь надо мной, но это была реальная угроза, верно? Думаешь, я такой дурак? После того как ты прочитала мне лекцию об эмпадинье, которую испекли в «Сахаре»?

Но это не было угрозой. Моя семья всегда только и делала, что защищалась от их жадности и предательства. Конечно, на этот раз я не согласна с мамиными методами. Но я не могу сказать ему этого.

– Сперва твоя семья украла у нас клиентку, – огрызаюсь я.

Ненавижу, когда у меня дрожит голос.

Ненавижу то, что вот-вот расплачусь и что он, вероятно, это видит.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но тут у меня открывается второе дыхание, и я разворачиваюсь обратно.

– Для протокола, моя семья действительно поддерживает небольшие семейные предприятия! Мы не трусим встретиться лицом к лицу с волками! Можешь ли ты сказать это о своей семье? Вы, ребята, даже не подписали бойкот!

– Мы не подписывали ваш список, – подтверждает Педро, и его голос по-прежнему спокоен и тверд, – потому что до «Сахара» дело так и не дошло. Но это не значит, что мы тоже не бойкотируем «Сделки-Сделки».

Я готова продолжать спор, но его слова сбивают с толку.

– Вы?

– Конечно!

Мы пристально смотрим друг на друга. Неловкое молчание затягивается, и у меня в груди возникает странное чувство. И вообще, почему мы до сих пор препираемся в этой кладовке?

– Я не обязан объяснять тебе что-то про себя или свою семью, – говорит Педро, нарушая молчание. Его глаза смотрят поверх моего плеча на бутылки с кетчупом, которые я опрокинула, когда искала масло. – И если ты собираешься работать на моей кухне, тебе лучше начать запоминать, где что находится.

Его покровительственный тон выводит меня из себя.

– Знаешь что, я не верю, что вы бойкотируете «Сделки-Сделки». Непохоже, чтобы вы испытывали трудности, как все мы. Твоя прабабушка, должно быть, действительно получила достаточно денег, предав мою прабабушку несколько десятков лет назад. А может быть, вы вообще в сговоре со «Сделками»! Кто знает, чем занимается твоя семья. Но то, что у вас все еще большой штат сотрудников, в то время как наши соседи закрывают двери по всей нашей улице, говорит о многом!

Он открывает рот, как будто подыскивает слова для ответа.

– Что?! – Вот и все, что он выдает.

– Бизнес моей семьи страдает, – говорю я. – Сейчас у нас недостаточно клиентов. В нашем распоряжении нет нескольких пекарей. Накапливаются счета. И мы даже не можем позволить себе арендовать кейтеринговый фургон, в то время как ваша семья хвасталась таким фургоном вечером того дня, когда мы хоронили мою бабушку! Никогда не прощу тебе этого!

Я разворачиваюсь, чтобы выбежать из кладовой, но спотыкаюсь о пакет на полу и падаю на него. Он разрывается, обдавая меня облаком крахмала.

Повисший в воздухе порошок вынуждает Педро разразиться приступом кашля.

– Ну почему – кхе – ты всегда – кхе – такая неук– люжая?!

У меня саднит в горле, глаза слезятся, и я кашляю так, словно мое тело пытается вытолкнуть легкие. Я пытаюсь встать, и в тот момент, когда туман рассеивается, открываю глаза. Я снова на ногах. Прямо передо мной – Педро. И я понимаю, что он держит меня за руку.

Он испуганно смотрит на наши руки и тут же отпускает меня.

Я смотрела на него слишком долго, и теперь мое лицо горит, как от солнечного ожога.

Я выбегаю из кладовки, радуясь, что здесь темно и он не может видеть мое покрасневшее лицо. От смущения мое сердце бьется так быстро. Этот внезапный физический контакт между нами был… странным. Я продолжаю ждать, что случится что-то космически плохое, например, небо пересечет красный метеор.

– Что, черт возьми, произошло? – интересуется Пэ-Эс, замечая весь этот блеск на моих волосах. – А где масло?

Музыка, которую он включил на своем телефоне, была такой громкой, что я думаю, он не слышал, как мы с Педро спорили в кладовой.

Я хлопаю себя по лбу.

– О нет! Я забыла!

Пэ-Эс бросает на меня любопытный взгляд.

– Не объясняй, – он сам направляется в кладовую и возвращается с бутылкой масла. – Давай вернемся к работе.

Все еще немного ошеломленная, я помогаю Пэ-Эс налить масло в кастрюлю с водой, а затем мы ждем, когда оно начнет закипать.

– Новенькая, ты меня слушаешь? – спрашивает Пэ-Эс, и, судя по его тону, он уже некоторое время пытается привлечь мое внимание.

– Ах, извини, что ты сказал?

Он поднимает бровь, глядя на меня.

– Я спросил, хочешь ли ты быть ответственной за перемешивание?

– Что?

– Перемешивание, – повторяет Пэ-Эс, забавляясь. Он наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня. – Так. Что-то случилось. Ты вся перепачкалась. Когда я ходил за маслом, шеф-повар был весь в крови. Я умираю от любопытства!

– Ничего не случилось, – отвечаю я, мой голос немного повышается от волнения. – Мы просто… Мы немного поспорили. И, пожалуйста, я знаю, что ты на его стороне, но разве мы не можем просто, ну знаешь, сосредоточиться на приготовлении пищи?

– Конечно, – говорит он, выглядя как мем из «Властелина колец» – «храни свои секреты». – Извини, что доставляю тебе неприятности. И он мой друг, но я не на его стороне. Я имею в виду, что я и на твоей стороне тоже.

Я моргаю.

– Ты?

– Я ведь на коленях умолял тебя вступить в клуб, верно? – Пэ-Эс кивает на кастрюлю. – Итак, ты хочешь быть ответственной за перемешивание или нет? Я думаю, мы можем начать добавлять крахмал.

Я инстинктивно делаю шаг назад, страх наполняет мою грудь. Пакет с крахмалом разорван, и мы с Педро держались за руки. Вот вам мое кулинарное проклятие.

– Я вижу, чем ты занимаешься, – говорит Синтия Пэ-Эс, присоединяясь к нам у плиты. – Перестань пытаться свалить на нее всю работу.

– Прошу прощения. Я ее тренирую. – Пэ-Эс толкает меня локтем в плечо. – Добавь крахмал.

Но я все еще заморожена. Мне нужно только помешивать, но это дело внезапно становится похожим на ракето– строение. И вдобавок ко всему, что, если до остальной школы дойдет слух, что мне нужно учиться кулинарии? Что они начнут говорить о «Соли», если услышат, что я не умею печь?!

Я должна начать действовать как профессионал, и быстро.

– Мне не нужно обучение, – быстро говорю я. – Я умею готовить. Я из «Соли», помнишь?

– Я никогда не говорил… – Пэ-Эс выглядит смущенным из-за моего колючего тона. Я тоже его слышу и мысленно пинаю себя за это.

– Ладно. Если ты разволновалась из-за спора с Педро, сделай небольшой перерыв. Но позже будешь помогать с замесом!

– Вот именно. – В моем голосе все еще звучат оборонительные нотки. – Мне нужен короткий перерыв. Я помогу тебе позже. – Я опускаю взгляд на рецепт. – Т-теперь ты должен добавить крахмал.

Виктор отворачивается от прилавка, где он упаковывает последнюю порцию фруктов, и протягивает мне пакет с крахмалом. Все еще пребывая в состоянии паники, я передаю его Синтии, как горячую картошку.

Пэ-Эс и Синтия переглядываются, он хватает миску, высыпает в нее крахмал и заливает его кипящей смесью воды и масла.

Синтия перемешивает содержимое миски, пока оно не загустело и не превратилось в комковатое тесто. Когда смесь становится гуще, она начинает добавлять молоко. Пэ-Эс протягивает руку через ее плечо и добавляет щепотку соли. Из них получается такая отличная команда.