Текст книги "Как натаскать вашу собаку по экономике и разложить по полочкам основные идеи и понятия науки о рынках"

Прогулка шестая

Фирмы: монополии, олигополии, сговоры и конкуренция

Поговорим об одном из ключевых игроков в экономике – фирме. Что это такое и какие силы на нее действуют? Как фирмы устанавливают цены? Как обеспечить надлежащую конкуренцию и избежать монополий и олигополий?

– Во время прошлой прогулки мы говорили о спросе. Ты что-нибудь запомнил, Монти?

– Вот что я запомнил: если у нас больше денег, мы покупаем больше вещей. Не обычные вещи вроде колбасы, а предметы роскоши, например дорогие сумки. И бриллиантовые ошейники. И я вроде бы припоминаю, что там пригождается эластичность, причем не для того, чтобы штаны у Философа не спадали. Предполагалось, что люди будут покупать больше свободного времени, но не тут-то было. И все по-прежнему слишком много работают из-за альтернативных поддержек.

– Издержек, альтернативных издержек! Иногда я задаюсь вопросом, зачем я вообще… Ну ладно, ты более или менее прав. На сегодняшней прогулке я хочу поговорить об одном из основных игроков в экономике – о фирме.

– Погоди минутку. Можешь дать краткое определение слова «фирма»?

– Хороший мальчик! Я вечно боюсь что-нибудь упустить. Фирма – это организация, которая стремится получать прибыль, производя или продавая товары или услуги потребителям. Вариаций много: от индивидуального торговца, продающего сланцы на местном рынке, до многонациональной компании, снабжающей смартфонами половину населения мира. Во времена Адама Смита большинство фирм были небольшими, а рынки – локальными. Однако находились и исключения. К началу XIX века на Британскую Ост-Индскую компанию приходилась половина мировой торговли. Впрочем, обычно рынки, знакомые Смиту, состояли из множества мелких продавцов, ни один из которых не обладал достаточной властью, чтобы контролировать цены. Такой тип рынка напоминает модель, которую экономисты теперь называют совершенной конкуренцией.

Времена изменились. Сегодня на многих рынках доминируют очень крупные фирмы. Иногда можно увидеть рынок, где есть только один поставщик, – монополию. Чаще встречаются рынки, где все контролируют несколько крупных поставщиков, – олигополии. Иногда фирмы внутри олигополии жестко конкурируют, как в случае с Coca-Cola и Pepsi. Иногда они вступают в сговор, как, например, аукционные компании Christie’s и Sotheby’s[30]30
  https://www.economist.com/books-and-arts/2004/08/05/what-an-art


[Закрыть].

– В сговор? Звучит неприятно…

– Как заметил Адам Смит, «представители одного и того же вида торговли или ремесла редко собираются вместе даже для развлечений и веселья без того, чтобы их разговор не кончился заговором против публики или каким-либо соглашением о повышении цен»[31]31
  Цит. по: Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Гл. X. С. 174.


[Закрыть][32]32
  Smith A. The wealth of nations ¹⁷⁷⁶ (Vol. 11937). 1937.na. Book I. Chapter X. Part II. (Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо, 2016. Кн. I. Гл. X.)


[Закрыть].

Именно так случилось с Christie’s и Sotheby’s в начале 2000-х годов. История о лжи, Пикассо, частных самолетах и классовой борьбе закончилась тем, что владельца Sotheby’s посадили в тюрьму (жалеть его не обязательно – он прилетел туда со своим дворецким на собственном самолете). К 1990-м годам Christie’s и Sotheby’s создали уютную и эффективную олигополию: 90 % аукционных продаж проходило через них. Затем рынок пережил трудный период, и две компании ожесточенно боролись за место под солнцем, предлагая продавцам все более низкие комиссионные. Однажды кто-то из них (до сих пор неизвестно, кто именно) подумал, что обеим будет лучше установить фиксированную комиссию. Американские власти заподозрили сговор, и Кристофер Дэвидж, генеральный директор Christie’s, продал своего коллегу из Sotheby’s в обмен на неприкосновенность.

– Больше похоже на политическую драму, чем на экономику…

– Так и есть, Монти, но я начала с середины. Давай решим, куда идти, и я начну заново.

– Мы давно не были в Примроуз-Хилл. Там много красивых пуделей. И деревья отличные…

Еще одна короткая поездка на автобусе – и мы уже сидели на скамейке в Примроуз-Хилл, откуда открывался вид на Риджентс-парк и зоопарк, а еще на башни и зиккураты деловой части Лондона.

– Готов?

– Я весь внимание.

– Традиционно наука была сосредоточена на рынках и на том, как продавцы и покупатели взаимодействуют в условиях свободной экономики. То, что на самом деле происходит внутри фирм, никого особенно не интересовало. Но дело в том, что многие наиболее важные для общества экономические решения принимаются не отдельными людьми, решившими купить или продать, и даже не правительствами, если на то пошло, а внутри крупных организаций со сложными бюрократическими структурами для принятия решений.

– Хорошо бы привести наглядный пример.

– Конечно. Очки, которые я ношу, произведены компанией Specsavers, в ней работают около 33 000 человек. В фирме John Lewis, в которой я купила тебе ошейник и поводок, работают почти 100 000 человек. Кофе у меня в руке – из сети кофеен Starbucks, в которой работают 349 000 человек[33]33
  По состоянию на 2020 г.: https://en.wikipedia.org/wiki/Starbucks


[Закрыть]. В американской сети магазинов Walmart работают 2,2 миллиона человек, в McDonald’s – 1,9 миллиона. В этих и в сотнях других крупных компаний ведется масштабная коммерческая деятельность, на которую экономика не обращает внимания. Даже в международной торговле значительная часть операций состоит из действий, происходящих внутри фирмы, а не рыночных обменов между фирмами. Производители автомобилей и самолетов отправляют колеса и крылья с одного завода в Европе на другой в США. И все эти важные многомиллиардные сделки управляются не невидимой рукой рынка, а вполне видимой рукой менеджера.

– Но если эти менеджеры напортачат, то их автомобили, самолеты или что-то еще получатся некачественными, и тогда рынок решит их не покупать. Значит, рынок таким образом «заметит» фирму, верно?

– Да, Монти, но все равно возникает вопрос: как фирмы устроены внутри и есть ли что-нибудь полезное для неоклассической экономики? Или эту область лучше оставить психологам, социологам или даже политологам?

– Или Философам?

– Не будем перегибать палку. На самом деле я считаю, что экономическая наука может сделать по крайней мере два полезных вывода о поведении фирм. Первый касается издержек и ценообразования, второй – структуры различных рынков.

Начнем с традиционной экономической точки зрения на то, как фирмы устанавливают цены. Неоклассическая история выглядела бы примерно так: потребители имеют четкое представление о своих нуждах, и после сравнения цен и своего бюджета они выбирают набор товаров и услуг, которые принесут максимум счастья. Фирмы существуют исключительно для получения прибыли. Каждая фирма стремится максимизировать прибыль одинаковым образом: производя ровно такой объем продукции, при котором затраты на производство еще одной единицы (предельные издержки) равны увеличению дохода от продажи еще одной единицы (предельной выручке).

– Не торопись. Что ты имеешь в виду под предельными издержками и предельной выручкой и что значит «максимизировать прибыль»?

– Сначала следует упомянуть, что экономисты делят издержки на постоянные и переменные. Постоянные издержки приходится нести, даже если фирма ничего не производит. Если открываешь груминг-салон, нужно платить арендную плату за помещение, независимо от того, оказал ты услугу одной или сотне собак. Переменные издержки изменяются в зависимости от объема производства. Для владельца груминг-салона это может быть зарплата работников или стоимость шампуня для мытья собак. Теперь мы подошли к еще двум важным понятиям: средние издержки и предельные издержки.

Средние издержки – это, в общем, средние расходы (общие затраты, разделенные на общее количество подстриженных собак). Предельные издержки показывают, насколько увеличиваются общие издержки, когда ты производишь еще одну единицу подстриженной собаки. Оба вида издержек будут меняться в зависимости от объема бизнеса.

С затратами разобрались. Что касается дохода, то предельная выручка – это дополнительный доход, который ты получаешь от продажи еще одной единицы товара. И если сложить их вместе, выйдет замечательно простая и логичная формула: прибыль максимизируется, когда предельный доход равен предельным издержкам.

– Нет, я потерял нить.

– Подумай, Монти. Если производство и продажа еще одного продукта приносят больше денег, чем добавляют затрат, ты его делаешь. А если нет, то он тебе ни к чему.

– Хорошо, я вроде бы понял. Изготовление вещей требует затрат. Пока затраты меньше прибыли, можно зарабатывать больше.

– Да, все верно. Добавь к этому множество графиков и возню с вычислениями – и получишь неоклассический взгляд на фирму.

– А он близок к реальности?

– Согласна, эта теория – гротескное упрощение. Но опять же, в упрощении вся суть теоретических моделей. Экономика исследует важную часть человеческого поведения, и, поскольку человеческое поведение чрезвычайно сложно, необходимы упрощения, если мы хотим иметь хоть какую-то надежду понять, что происходит. Какие бы этические или иные обязательства ни были у фирмы, если она не получает прибыль, то разоряется. Это относится и к издателям книг, и к разработчикам приложений для смартфонов. Каждый бизнесмен думает о затратах и доходах. А если нет – остается без работы.

– Какой суровый закон…

– Ранее я говорила, что экономисты сосредоточены на рынках, и для фирм чрезвычайно важно, на каком рынке они работают. Со сколькими другими фирмами приходится конкурировать? И еще важнее то, насколько они свободны устанавливать собственные цены. Экономисты называют это структурой рынка. Вначале я упоминала монополии, олигополии, совершенную конкуренцию…

– Да, но лучше повторить еще разок.

– Начнем с совершенной конкуренции. Мы уже обсуждали такой тип рынка: один и тот же продукт продают множество фирм, каждая из которых слишком мала, чтобы напрямую влиять на цену. Если одна фирма пытается установить цену выше рыночной, потребитель делает покупки в другом месте. Существует также свободный вход и выход на рынок, так что невозможно предотвратить появление новых конкурентоспособных игроков. Как следствие, цена снижается почти до себестоимости, а прибыль будет низкой. Это скорее теоретический идеал, чем реальность, – конкуренция редко такой бывает. Но некоторые рынки к идеалу довольно близки – например рынки товаров, таких как пшеница или золото. Или старомодные продуктовые рынки, которые хорошо изучил Смит, – рынок в маленьком городке, куда в базарный день приходят фермеры продавать капусту, сыр или что-то еще. Если фермер Джайлс продает капусту за шиллинг, то, если фермер Боб попытается назначить цену в два шиллинга, к закрытию у него останется полная тележка капусты.

– Для скромного покупателя звучит многообещающе.

– Так и есть. Потребитель сможет заключать выгодные сделки, поскольку цены будут снижены до минимального уровня, чтобы позволить фирме остаться в бизнесе.

– А недостатки?

– Хорошо для потребителей, но тяжело для работников. Производители стараются снизить заработную плату и затраты на условия труда, чтобы повысить свою конкурентоспособность.

– Ой. Вот тебе и честное соревнование. А как насчет монополий и олигополий?

– Мы уже немного о них говорили, давай подведем итог: монополия – это когда только одна фирма контролирует рынок, а олигополия – когда на рынке или в отрасли доминирует небольшое количество фирм. Иногда они действительно будут конкурировать друг с другом, а иногда устроят сговор, как Sotheby’s и Christie’s до того, как поссорились. В мире спортивной одежды и экипировки существует виртуальная дуополия: доминируют Nike и Adidas, и ни одна другая фирма к ним не может даже близко подойти. Почти все пассажирские самолеты в мире производятся либо европейской компанией Airbus, либо американской Boeing.

Если приглядимся повнимательнее, то сможем найти примеры совершенной конкуренции, монополий и олигополий, хотя наиболее часто встречающийся вид рыночного устройства называется монополистической конкуренцией. В условиях монополистической конкуренции фирмы могут не продавать одно и то же, а как-то разнообразить свою продукцию. Это дает определенную рыночную власть: можно немного поднять цены и не потерять всех клиентов. Пример – рестораны в нашем районе. У них разное меню, и каждый выбирает то, что ему по душе. Цена здесь далеко не главное. Кому-то нравится индийская кухня, кому-то – пицца или суши, и предпочтения помогут сделать выбор. Хотя и на стоимость ты тоже наверняка будешь смотреть: если любимая пиццерия вдруг взвинтит цену на «Маргариту», ты просто пойдешь в другое заведение.

Монополистическая конкуренция дает большой простор для создания брендов. Когда компании тратят много денег на логотипы, слоганы, рекламу или на то, чтобы знаменитости носили их одежду или часы, они пытаются создать своего рода монополию, убеждая покупателей, что их продукция не похожа ни на какую другую. Chanel – не просто парфюм, а тот самый, которым пользовалась Мэрилин Монро. Adidas делает не просто футбольные бутсы, а бутсы, которые носил Лионель Месси, величайший футболист мира.

– Ого, неожиданный пример!

– Ну, он довольно милый…

– Сосредоточься! Как я вижу, мы вернулись к монополиям. Значит, это святой Грааль для любой фирмы? Все хотят стать единственным хищником в джунглях?

– Если получается, то да. Как правило, монополии используют рыночную власть для того, чтобы производить меньше и продавать дороже, чем в случае более конкурентного рынка.

На протяжении большей части XX века корпорация De Beers обладала почти полной монополией на алмазном рынке. До конца XIX века алмазы считались редкостью, что наряду с красотой и долговечностью делало их весьма ценными. Но в 1870 году в Южной Африке были открыты крупные алмазные рудники. Инвесторы поняли: чтобы контролировать производство и сохранить иллюзию дефицита, надо объединиться. Так появилась корпорация De Beers, и ей удавалось контролировать цены до конца XX века. В знаменитой рекламной кампании («Бриллианты – это навсегда») De Beers закрепила идею о том, что бриллианты – дар любви, которая тем сильнее, чем крупнее бриллиант. В 1950-х годах, когда обнаружились алмазные рудники в Сибири, De Beers сделала их частью картеля. Сибирские алмазы были намного мельче африканских, поэтому, чтобы создать рынок для мелких драгоценных камней, изобрели «кольцо вечности» – теперь уже традиционный подарок на годовщину отношений. Исследование De Beers показало, что женщины противоречивы. С одной стороны, они признавали вульгарность демонстративного потребления. Однако бриллиант по-прежнему воспринимался как универсальный символ богатства и успеха, и желание им обладать манило с огромной силой. Получая подарок-сюрприз, женщина могла сделать вид, что не принимала решение о покупке, – так она сохраняет и лицо, и кольцо. Последняя часть головоломки заключалась в том, чтобы убедить людей не перепродавать бриллианты. Покупателей нужно было приучать держаться за свои драгоценности, иначе иллюзия дефицита снова развеялась бы[34]34
  Epstein E. J. Have you ever tried to sell a diamond? Atlantic Monthly. 1982. 23. P. 363.


[Закрыть].

– Ловко!

– И все ради того, чтобы установить и поддерживать монополию. В конце концов De Beers потеряла хватку, поскольку производители в Австралии и Канаде откололись от корпорации, и среди покупателей росло беспокойство по поводу происхождения камней (многие из них поступали из раздираемых войной африканских государств – печально известные «кровавые алмазы»), зато у фирмы был необычайно долгий период расцвета. Многие сейчас утверждают, что современные технологические гиганты вроде Microsoft, Google и Amazon последовали сценарию De Beers и стали опасно близки к монополиям.

– Значит, монопольная птичка очень хороша, если сможешь ее поймать. Кстати, а как именно это сделать? И как ее сберечь, если поймал?

– Вообще, чтобы монополия существовала, нужен какой-то барьер для входа. Для этого можно оформить патент на свой продукт или вступить в сговор (вроде алмазного у De Beers), а еще государство может намеренно создавать монополии. Или, как бывает чаще всего, можно добиться естественной монополии за счет масштаба бизнеса.

– Что такое естественная монополия?

– Естественная монополия возникает, когда одной фирме эффективнее обслуживать весь рынок. Ярким примером может служить компания по водоснабжению. Постоянные издержки на создание инфраструктуры для доставки воды огромны, но стоит это сделать, предельные издержки (стоимость доставки одной дополнительной единицы воды) станут крошечными. Для другой компании прокладывать дублирующие водопроводы очень сложно (и неблагоразумно). В общем, большая экономия получается за счет масштаба.

– Объясни, пожалуйста, подробнее.

– Крупные фирмы могут работать эффективнее просто потому, что им дешевле производить товары. Например, из-за больших постоянных затрат, которые приходится нести независимо от того, маленькое или большое у тебя предприятие, как в случае с водопроводными трубами. Другими примерами могут стать расходы на исследования и разработки или затраты на маркетинг. Представь авиастроительную компанию. Спроектировать и построить первый гигантский реактивный самолет – это очень дорого. Но как только ты наладишь и запустишь сборочную линию, каждый последующий самолет будет обходиться намного дешевле. Основная идея в том, что отрасль, в которой наблюдается возрастающая отдача от масштаба, будет склонна к олигополии или монополии. И тогда совершенно конкурентного рынка не получится.

– Я не совсем понимаю почему.

– Потому что растущая отдача означает, что крупные фирмы по сравнению с мелкими имеют огромное преимущество в издержках. Если обобщить, то структура рынка очень зависит от технологии в конкретной отрасли. Уход за собаками – низкотехнологичное занятие с низкими постоянными издержками, поэтому возрастающей отдачи от масштаба ждать не стоит. В этом случае, скорее всего, возникнет рынок с множеством мелких конкурирующих фирм. В отрасли с огромными постоянными издержками фирмы будут крупнее, а их количество меньше.

– Хорошо, я понял.

– У масштабирования есть и другие преимущества. Люди склонны покупать продукт у крупной фирмы благодаря репутации или сетевому эффекту. Пример – технологические гиганты. Я завела аккаунты в Facebook и Twitter, потому что ими пользуются многие люди, с которыми я хочу общаться. Чем больше людей используют Google, тем эффективнее становится его поисковая система, а значит, еще больше людей ее используют. Другими словами, при сетевом эффекте ценность товара возрастает с увеличением числа людей, которые его используют.

Преимущества как в цене, так и в спросе могут привести к тому, что победитель завладеет всем рынком. Кроме того, компании иногда готовы терять деньги в течение очень долгого времени, чтобы «купить» перспективу для будущей монополии. Этот путь прошли Amazon и Uber. Компания Amazon очень эффективно использовала отдачу от масштаба, связанную с логистикой и доставкой товаров, чтобы вытеснить более мелких конкурентов. Каждая поездка в Uber приводит к убыткам у компании, но ее стратегия состоит в том, чтобы вытеснить конкурентов с рынка и в конечном итоге стать практически монополистом.

– Так всегда ли монополия – это плохо?

– Чаще всего – да. Представь, насколько плохо можно относиться к клиентам, если им больше некуда идти за таким же товаром. Основная проблема заключается в том, что в условиях совершенной конкуренции цена очень близка к издержкам производства, а на всех других рынках цены растут. Значит, при монополии цена будет самой высокой. Вот, к примеру, айфон. Вряд ли кто-то назовет Apple монополистом, ведь много и других мобильных телефонов. Тем не менее компания обладает огромной рыночной властью. Когда Рози и Габриэль учились в школе, тот, кому родители не купили айфон, считался среди подростков последним неудачником. Благодаря этой власти Apple может также устанавливать очень высокие наценки. Например, iPhone 11 Pro Max, выпущенный в 2019 году, продавался в Великобритании примерно за 1000 фунтов стерлингов, а его производство стоило около 385 фунтов стерлингов. На совершенно конкурентном рынке розничная цена была бы намного ближе к себестоимости[35]35
  Обратите внимание, что приведены предельные издержки, то есть затраты на изготовление только одного дополнительного телефона, и они не включают фиксированные издержки, такие как разработка устройства. Себестоимость в долларах США была пересчитана в фунты стерлингов по среднему обменному курсу за 2019 г.


[Закрыть].

Государственные монополии часто приобретают еще худшую репутацию. В конце 1970-х мои родители открыли небольшой бизнес, и им потребовалась телефонная линия. В те годы компания British Telecom была государственной монополией, поэтому не особенно утруждалась обслуживанием клиентов. Моим родителям сказали, что ждать новой телефонной линии нужно целый год. Вот почему многие считают, что правительство не должно быть единственным поставщиком каких-либо товаров или услуг, если нет веских причин, по которым частный сектор с этой ролью не справится.

– У меня такое чувство, что сейчас всплывет «но»…

– Ты хорошо меня знаешь, Монти! Монополии получают плохую репутацию из-за взвинчивания цен или плохого обслуживания. Но бывают случаи, когда выгоды от монополий перевешивают их недостатки. Например, в монополиях поощряют инновации. Никто не хочет потратить уйму времени или денег на изобретение, чтобы кто-то другой пришел и скопировал результат тяжелого труда. Патенты дают инвесторам время, в течение которого они имеют исключительные права на продажу своего изобретения. Патенты раньше даже назывались патентными монополиями.

Еще одна проблема монополий – состязательность. Монополии не идеальны, но пока существует потенциальная конкуренция, которая держит монополистов в напряжении, они все же могут приносить пользу потребителям. А вдруг кто-то возьмет и придумает новый превосходный смартфон?

Наконец, при естественных монополиях, когда один крупный производитель может поставлять товар гораздо дешевле, чем несколько мелких, можно достичь высокой эффективности, допустив на рынок только одного поставщика. Бессмысленно проводить к дому несколько газовых труб. Будет дорого (и странно) позволять разным компаниям забирать мусор в одном и том же районе. В таких случаях государство обычно разрешает работать только одной фирме.

– Итак, монополии – обычно плохо. И что нам с ними делать?

– В конечном счете власти сами определяют, когда поддерживать, а когда подавлять монополию. Если есть веские основания полагать, что лучше дать зеленый свет единственному производителю (как в случае с естественной монополией), то остается два варианта. Первый – государственная собственность. Смысл в том, что естественной монополией должны управлять люди и для людей, чтобы не возникло эксплуатации клиентов – например через завышенные цены.

– Звучит разумно.

– Более чем. Долгое время считалось, что государственные компании, как правило, неэффективны и убыточны. Обычная стратегия заключалась в том, чтобы позволить частному сектору управлять естественными монополиями, но регулировать их, например, устанавливая ограничения на цены. Так обстоит дело в Великобритании с коммунальными услугами, такими как вода, электричество и газ.

Однако недавно политический маятник качнулся в другую сторону, и сейчас многие утверждают, что монополии нужно вернуть в государственную собственность. Например, есть разумные доводы в пользу возвращения в государственную собственность железных дорог, приватизированных в 1993 году. Сейчас они разделены на две части. Инфраструктура (пути, сигнальные огни, мосты и станции) находится в собственности у некоммерческой компании. Однако железнодорожные перевозки обслуживаются частными компаниями, как правило, на условиях франшизы. А вот большая часть европейских железных дорог находятся в государственной собственности. Неудивительно, что билеты на поезд в Великобритании стоят дороже, чем в других странах Европы. Кроме того, из-за большого количества разных перевозчиков бывает сложно разобраться в ценах или расписании. Очевидно, что государство могло бы более продуманно подходить к вопросу о том, как управлять железными дорогами. Железнодорожная сеть является естественной монополией, и хорошо функционирующая (и доступная) транспортная система приносит больше экономических и социальных выгод. Государство, вероятно, будет мыслить на более долгую перспективу, чем частные фирмы. Кроме того, ренационализация необязательно будет разорительно дорогой; ее можно проводить постепенно, по мере того, как потребуется обновлять отдельные договоры с существующими железнодорожными перевозчиками.

Там, где монопольная структура не имеет смысла, государство может вмешаться, чтобы сделать отрасли более конкурентоспособными. Порой приходится даже разрушать монополию. Джон Дэвисон Рокфеллер создал Standard Oil в 1870 году, и к 1890-му компания контролировала почти 90 % нефтяного рынка США. В правительстве заявляли, что Standard Oil искусственно занижает цены, чтобы вывести конкурентов из бизнеса, а как только соперников не осталось, цены взлетели до небес. В 1911 году она была объявлена незаконной монополией и разделена на 34 компании. Сейчас крупные IT-компании явно обеспокоены тем, что с ними может случиться то же самое.

Существуют и менее экстремальные способы поощрения конкуренции. Обычно государства следят за отраслями, чтобы фирмы не злоупотребляли рыночной властью. Они будут препятствовать сговорам, когда все участники рынка соглашаются устанавливать более высокие цены, или хищническому ценообразованию, когда фирмы устанавливают низкие цены, чтобы вытеснить конкурентов. Иногда компании, участвующие в торгах, договариваются друг с другом по очереди выигрывать контракты, что тоже незаконно. В одной из южноазиатских стран четыре фармацевтические компании сговорились по очереди поставлять медикаменты для проектов, щедро финансируемых международными спонсорами. Они встречались четыре раза в год, чтобы договориться о том, чья наступает очередь. Фармацевтическая компания из США заметила их уловку и подала заявку с низкими ценами. Тогда четыре фирмы пригласили нового игрока вступить в клуб, что он и сделал[36]36
  https://guide.iacrc.org/case-example-of-collusive-bidding-bycon-tractors-2


[Закрыть].

– Значит, вот почему идет постоянная борьба между властями и крупными фирмами. Кто выигрывает?

– Есть опасения, что рынки стали намного более сконцентрированными и нуждаются в лучшем регулировании. По мнению Элизабет Уоррен, вся экономика США сфальсифицирована. Ленивые продавцы получают монопольную прибыль за счет потребителя. Объяснить это можно по-разному. Сторонники одного лагеря утверждают, что сверхконкурентные фирмы естественным образом оттесняют неподходящих конкурентов, и беспокоиться тут не о чем. Согласно другой точке зрения, дело не в лучшей приспособленности к рынку, а в том, что слабые власти позволяют крупнейшим фирмам избежать наказания за антиконкурентное поведение.

– А какое объяснение правильное?

– Сложный вопрос. Безусловно, нельзя ожидать, что рынки будут работать сами по себе. Контролирующие службы должны очень внимательно следить за происходящим. Как тебе известно, Монти, я преподаю на факультете бизнеса. Часто вижу, как в одной аудитории студентов-экономистов учат эффективности совершенно конкурентных рынков, а в другой учат стратегиям, маркетингу и тому, как не конкурировать вообще. Как сказал венчурный капиталист Питер Тиль, конкуренция – для проигравших[37]37
  Thiel P. A. and Masters B. Zero to one: Notes on startups, or how to build the future. Currency, 2014.


[Закрыть].

– И на этой ноте…

– Да, я вижу, ты дрожишь. Идем домой.