Текст книги "Республика Дракон"

Она ощутила боль в груди. Тот Катай, которого она знала, извинился бы.

Все трое надолго умолкли. Нэчжа уставился в стену, Катай себе под ноги, и никто не осмеливался посмотреть Рин в лицо.

Наконец Катай вытянул руки, будто ждал, что их свяжут.

– Лучше отведите меня в карцер, – сказал он. – Вы же не хотите, чтобы пленные разгуливали по палубе.

Глава 7

Вернувшись в свою каюту, Рин заперла дверь изнутри на все четыре задвижки, а на всякий случай еще и подперла ее стулом. И только тогда легла на кровать, закрыла глаза и попыталась расслабиться, на краткий миг почувствовать себя в безопасности. Ведь она среди друзей. Никто не собирается ее убивать.

Но сон не шел. Что-то было не так.

И через секунду Рин поняла, что именно. Ей не хватало раскачивания кровати на волнах. «Неумолимый» был так велик, что палубы напоминали твердую землю. Наконец-то поверхность под ногами не качалась.

Она ведь именно этого хотела, правда? Ей было где жить и было куда двигаться. Больше Рин не металась, в отчаянии продумывая планы, которые все равно наверняка провалятся.

Она уставилась в потолок, пытаясь утихомирить колотящееся сердце. Но никак не могла избавиться от чувства, что что-то неправильно, глубоко угнездившегося замешательства, вызванного не только отсутствием качки.

Началось все с покалывания кончиков пальцев. Потом ладони начали нагреваться, и жар пополз по рукам к груди. Через минуту заболела голова, от вспышки боли Рин заскрежетала зубами.

И тогда ощутила под веками огонь.

Она увидела Спир и Федерацию. Увидела пепел и кости, полыхающие и плавящиеся, а к ней двигалась одинокая фигура, прекрасный и стройный юноша с трезубцем в руках.

– Ты просто дура, – прошептал Алтан и бросился к ней, обвил пальцами ее горло.

Она распахнула глаза, села и сделала глубокий вдох, затем выдох, медленно и отчаянно, пытаясь справиться с внезапной волной паники.

И тут поняла, что не так.

На этом корабле у нее не будет опиума.

Спокойно. Успокойся.

Однажды в Синегарде, когда Цзян учил ее закрывать разум перед Фениксом, наставник показал ей способ очищать мысли и проваливаться в пустоту несуществования. Цзян научил ее представлять себя мертвой.

Тогда она избегала этих уроков. Сейчас постаралась их вспомнить. Рин заставила себя проговорить мантру, которую Цзян заставлял ее произносить часами. «Пустота. Я ничто. Я не существую. Я ничего не чувствую. Я ни о чем не сожалею… Я песок, я пыль, я прах».

Ничего не вышло. Через спокойствие все равно прорывалась паника. Покалывание в пальцах усилилось, как будто в них впивались ножи. Рин горела, каждая частичка ее тела мучительно полыхала, и отовсюду доносился голос Алтана:

«На моем месте должна была быть ты».

Она метнулась к двери, пинком отбросила стул в сторону и как была босиком побежала в проход. В глазах пульсировала боль и вспыхивали искры.

Она прищурилась, всматриваясь в полутьме. Нэчжа сказал, что ее каюта в конце прохода… Значит, здесь, наверное… Она забарабанила по двери, пока та не приоткрылась.

– Рин? Что ты…

Она схватила Нэчжу за грудки.

– Где ваш лекарь?

Он вскинул брови.

– Ты ранена?

– Где он?

– На первой палубе, третья дверь справа, но…

Рин не дождалась окончания фразы и помчалась к трапу. Она услышала за спиной шаги Нэчжи, но ей было все равно, главное сейчас – раздобыть немного опиума или лауданума – чего угодно.

Но лекарь не впустил ее к себе. Он загородил дверной проем, положив одну руку на косяк, а другой стиснув ручку.

– Приказ наместника, – сказал он, как будто ожидал ее прихода. – Я не должен тебе ничего давать.

– Но мне нужно… Боль… Я не могу ее выносить, мне нужно…

Лекарь начал закрывать дверь.

– Придется тебе как-нибудь справиться.

Рин всунула ногу в щель.

– Хотя бы чуть-чуть! – взмолилась она. Как бы жалко это ни звучало, но ей нужен был опиум, хоть что-нибудь. – Прошу вас!

– У меня приказ, – отчеканил он. – Ничем не могу помочь.

– Да чтоб вам всем провалиться! – выкрикнула Рин.

Лекарь вздрогнул и захлопнул дверь, но Рин уже бежала в обратном направлении, шаги гулко отдавались по палубе.

Она выбралась на верхнюю палубу, подальше от всех. Зловещие воспоминания, которые она так старалась подавить, впивались в мозг осколками стекла, кусочки мозаики ярко вставали перед глазами – трупы в Голин-Ниисе, трупы в исследовательской лаборатории, трупы на Спире, а еще солдаты, все с лицом Широ, они скалились в усмешке, отчего ярость Рин все росла и росла…

– Рин!

Ее наконец догнал Нэчжа и схватил за плечо.

– Что происходит?

Она развернулась.

– Где твой отец?

– Кажется, встречается со своими генералами, – запинаясь, ответил Нэчжа. – Но я не…

Рин оттолкнула его. Нэчжа хотел схватить ее за руку, но Рин увернулась и бросилась бежать по коридору и вниз по трапу, к каюте Вайшры. Она дернула за ручку – заперто. Тогда Рин яростно замолотила по двери ногой, пока ту не открыли.

Увидев ее, Вайшра ничуть не удивился.

– Господа, – сказал он, – оставьте нас наедине, будьте добры.

Все находящиеся в каюте молча встали со своих мест. Никто не взглянул на Рин. Вайшра запер дверь и обернулся.

– Чем могу быть полезен?

– Вы приказали лекарю не давать мне опиум.

– Верно.

– Мне он нужен… – произнесла она дрогнувшим голосом.

– О нет, Рунин. – Вайшра покачал пальцем, словно журил малое дитя. – Совсем забыл об этом предупредить. Это условия твоей службы у меня. Я не терплю в армии опиумных наркоманов.

– Я не наркоманка, я просто…

Голова снова раскололась от очередной волны боли, и Рин зажмурилась.

– Если ты будешь под кайфом, от тебя нет проку. Ты нужна мне трезвой. Мне нужен человек, способный проникнуть в Осенний дворец и убить императрицу, а не какой-то одурманенный опиумом мешок дерьма.

– Вы не понимаете, – сказала Рин. – Если я не приму наркотик, то спалю всех на этом корабле.

Вайшра пожал плечами.

– Тогда мы выбросим тебя за борт.

В ответ Рин просто тупо уставилась на него. В этом не было никакого смысла. Как он способен оставаться таким раздражающе спокойным? Почему не съеживается, трясясь от ужаса? Ведь именно так должно быть – она угрожает и получает желаемое, как всегда случалось до сих пор.

Почему он ее не боится?

В отчаянии она начала умолять:

– Вы не представляете, какая это боль. Он у меня в голове… Бог постоянно у меня в голове и мучает меня…

– Это не бог. – Вайшра подошел к ней ближе. – Это гнев. И твой страх. Ты впервые увидела сражение и с тех пор не можешь успокоиться. Постоянно боишься. Тебе кажется, что все хотят причинить тебе боль, и сама желаешь, чтобы они этого хотели, потому что так ты получишь повод ответить. Это не проблема спирцев, такое случается со всеми солдатами. Опиумом это не излечить. Убежать от этого невозможно.

– Тогда что…

Вайшра положил руки ей на плечи.

– Прими это как данность. И борись.

Как он не понимает, что она пыталась? Он думает, это легко?

– Нет, – сказала она. – Мне не нужны…

Вайшра наклонил голову в сторону.

– Что значит «нет»?

Язык еле ворочался во рту у Рин. Она вспотела, капельки пота выступили на ладонях.

– Хочешь оспорить мои приказы? – повысил голос Вайшра.

– Я… – судорожно выдохнула она. – Я не могу… Не могу это побороть.

– Ох, Рунин. Ты не понимаешь. Теперь ты мой солдат и выполняешь приказы. Если я велю тебе прыгнуть, ты можешь лишь спросить, на какую высоту.

– Но я не могу, – раздраженно повторила она.

Вайшра поднял левую руку, посмотрел на свои пальцы и влепил Рин пощечину.

Она отшатнулась, скорее от неожиданности, чем от силы удара. Боль она не почувствовала, только резкое жжение, словно в нее ударила молния. Рин поднесла палец к губе и увидела на нем кровь.

– Вы меня ударили, – опешила она.

Вайшра схватил ее за подбородок и поднял ей голову. Рин была слишком ошеломлена, чтобы злиться. Но она испугалась. Никто прежде не осмеливался вот так с ней себя вести. Уже очень давно до нее никто не дотрагивался.

После Алтана.

– Мне уже доводилось усмирять спирцев. – Вайшра провел по ее щеке большим пальцем. – Ты не первая. Землистый цвет кожи. Запавшие глаза. Ты убиваешь себя опиумом. Кто угодно это заметит. Знаешь, почему спирцы умирали молодыми? Вовсе не из-за пристрастия к постоянным войнам и не из-за своего бога. Они губили себя опиумом. Сейчас, думаю, тебе осталось не больше полугода жизни.

Он с такой силой вонзил пальцы ей в кожу, что Рин охнула.

– Я положу этому конец. Больше никакого опиума. Можешь накуриваться до смерти, когда выполнишь то, что мне от тебя нужно. Но не раньше.

Рин в растерянности уставилась на него. По лицу начала растекаться боль, поначалу легким жжением, а потом запульсировала в щеке. Из горла чуть не вырвался всхлип.

– Но мне так больно…

– Ох, Рунин. Бедняжка Рунин. – Вайшра смахнул волосы с ее глаз и наклонился ближе. – Наплюй на боль. Нет ничего такого, с чем не справилась бы дисциплина. Ты способна изгнать Феникса. Твой разум сам построит линию обороны, ты еще этого не сделала только потому, что предпочла опиум как более удобный способ.

– Потому что мне нужно…

– Тебе нужна дисциплина. – Вайшра задрал ей голову еще выше. Тебе нужно сосредоточиться. Укрепить разум. Я знаю, ты слышишь крики. Научись с этим жить. Алтан же как-то сумел.

– Я не Алтан, – сказала Рин, почувствовав вкус крови на губах.

– Так научись им быть.

И потому Рин страдала в одиночестве, запершись в своей каюте, а снаружи по ее же собственной просьбе сторожили три солдата.

Она не могла просто лежать на кровати. Простыни царапали кожу, и все тело начало чесаться. Рин свернулась на полу, зажав голову коленями, и раскачивалась туда-сюда, кусая пальцы, чтобы не закричать. Ее трясло и колотило, боль прокатывалась волнами, как будто кто-то медленно дубасит по каждому внутреннему органу.

Судовой лекарь отказался давать ей снотворное, сославшись на то, что она просто заменит опиум на чуть более слабое средство, и потому Рин нечем было заглушить голоса в голове, нечем отогнать видения, вспыхивающие перед глазами, стоило только зажмуриться – бесконечные кошмары, насылаемые Фениксом, и ее собственные галлюцинации.

И конечно, Алтан. Он снова и снова появлялся в ее видениях. Иногда горящим на пристани, иногда привязанным к операционному столу, где он стонал от боли, но порой он был невредим, и эти видения терзали сильнее всего, потому что тогда Алтан с ней разговаривал…

Щека горела от удара Вайшры, но в видениях Рин казалось, что ее ударил Алтан и жестоко улыбнулся, когда она ошалело уставилась на него.

– Ты меня ударил, – сказала она.

– Пришлось, – отозвался он. – Кто-то должен был это сделать. Ты заслужила.

Может, она и правда это заслужила? Рин не находила ответа. Но значение имело лишь то, что так считал Алтан в ее видениях, Алтан считал, что она это заслужила.

«Ты неумеха», – говорил он.

«Тебе со мной не сравниться», – говорил он.

«Это ты должна быть на моем месте».

И под всем этим сквозил невысказанный приказ: «Отомсти за меня, отомсти за меня, отомсти…»

Иногда видения ненадолго превращались в извращенные фантазии, где Алтан не мучил ее, а любил, и его удары становились ласками. Но это было совершенно немыслимо, ведь внутри Алтана полыхал тот же огонь, который его поглотил – он не мог не сжигать все вокруг.

В конце концов от изнеможения Рин все-таки засыпала, но лишь урывками, как только она начинала клевать носом, то с криком просыпалась, и лишь скрючившись в углу каюты и прикусив пальцы, ей удавалось молчать.

– Сволочь Вайшра, – шептала она. – Сволочь, сволочь!

Но почему-то она не могла ненавидеть Вайшру. Возможно, от истощения – Рин была так измучена страхом, горем и злостью, что уже ничего не чувствовала. Но знала, что ей было нужно именно это. Все те месяцы, пока она убивала себя, ей не хватало силы воли взять себя в руки, а единственный человек, способный ее остановить, погиб.

Рин нужен был тот, кто способен ее контролировать, как Алтан. Как ни горько было это признавать, Вайшра, возможно, был для нее спасением.

Днем становилось хуже. Солнечный свет бил молотком по голове. Но если Рин осталась бы в каюте, то сошла бы с ума, и потому Нэчжа повел ее наружу, крепко схватив под руку, пока они гуляли по палубе.

– Как ты? – спросил он.

Это был глупый вопрос, заданный скорее, чтобы прервать молчание, потому что ее состояние было очевидно: Рин не спала, ее все время трясло и от истощения, и от ломки, и она надеялась, что в конце концов просто рухнет без сознания.

– Поговори со мной, – попросила она.

– О чем?

– О чем угодно. В буквальном смысле.

И совсем тихо, чтобы у нее не разболелась голова, Нэчжа принялся рассказывать истории из придворной жизни – банальные сплетни о том, кто трахает жену наместника и кто настоящий отец того или иного его сына.

Пока Нэчжа говорил, Рин наблюдала за ним. Если ей удавалось сосредоточиться на самой крохотной детали его лица, это отвлекало от боли, хотя бы чуть-чуть. Например, его левый глаз теперь стал чуть шире правого. Она рассматривала изгиб его бровей и шрамы, скрученные на правой щеке в подобие цветка мака.

Нэчжа был намного выше ее. Рин приходилось выворачивать шею, чтобы на него посмотреть. Когда это он стал таким здоровенным? В Синегарде они были примерно одного роста и одинаковой комплекции – до второго курса, когда он начал немыслимыми темпами наращивать мускулы. Но в Синегарде они были просто детьми – глупыми, наивными, которые играли в войну, но никогда всерьез не верили, что она превратится в реальность.

Рин отвернулась к реке. «Неумолимый» шел в глубь страны по Мурую. Они двигались черепашьими темпами, хотя гребцы изо всех сил налегали на весла, толкая корабль по вязкому илу.

Рин прищурилась, глядя на берег. Она не была уверена, что это не галлюцинации, но чем ближе они подбирались, тем четче она различала вдали маленькие фигурки, похожие на ползущих по бревну муравьев.

– Это что, люди? – спросила она.

Да, это были люди. Теперь Рин ясно их видела – согбенные под тюками спины взрослых, бредущих босых детей и привязанных в бамбуковых корзинах к спинам родителей младенцев.

– Куда они идут?

Нэчжа слегка удивился вопросу.

– Они беженцы.

– Откуда?

– Отовсюду. Федерация опустошила не только Голин-Ниис. Мугенцы разрушили всю страну. Пока мы бессмысленно обороняли Хурдалейн, они пошли на юг, сжигая деревни, после того как разграбили их.

Рин уцепилась за первую фразу:

– Так Голин-Ниис не был…

– Даже близко.

Она не могла и вообразить, сколько смертей это означает. Сколько человек жили в Голин-Ниисе? Если умножить это количество на число жителей провинции, цифры приближались к миллиону.

А теперь по всему Никану беженцы возвращались к своим домам. Человеческий поток, схлынувший от опустошенных войной городов к пустынному северо-западу, обратился вспять.

– «Ты спрашивал, как велики мои печали», – продекламировал Нэчжа. Рин узнала строчки из поэмы, которую она учила целую вечность назад, последние слова императора, ставшие наказом для будущих поколений. – «И я ответил – как весенняя река, текущая к востоку».

Пока они плыли по Мурую, с берега к ним тянулись многочисленные руки, люди кричали тем, кто находился на «Неумолимом»:

– Прошу, подвезите хотя бы до границы провинции…

– Возьмите моих девочек, только моих девочек…

– У вас же есть место! У вас есть место, будь вы прокляты!..

Нэчжа мягко потянул Рин за рукав.

– Давай спустимся на нижнюю палубу.

Она покачала головой. Ей хотелось это видеть.

– Почему кто-нибудь не пошлет за ними шлюпку? – спросила она. – Почему мы не можем отвезти их домой?

– Они идут не домой, Рин. Они бегут.

В груди Рин разлился страх.

– И сколько их еще там?

– Мугенцев? – Нэчжа вздохнул. – Это не армия, разрозненные подразделения. Мугенцы продрогли, оголодали, и им некуда идти. Теперь они стали ворами и бандитами.

– И сколько их? – повторила она вопрос.

– Немало.

Ее руки сжались в кулаки.

– Я думала, что принесла мир…

– Ты принесла нам победу, – ответил Нэчжа. – Это случилось после. Наместники с трудом держат под контролем собственные провинции. Продовольствия не хватает. Процветает бандитизм, и это не только бывшие солдаты Федерации. Никанцы готовы перерезать друг другу глотки. Хотя ты тут ни при чем.

– И ты, конечно, считаешь, что сейчас самое время начать новую войну.

– Очередная война неизбежна. Хотя мы можем предотвратить большую войну. Республика столкнется с многочисленными проблемами. Но если исправить фундамент, если создать нужные структуры, то следующее вторжение станет менее вероятным и мы спасем будущие поколения. Если, конечно, у нас все получится.

Фундамент. Многочисленные проблемы. Будущие поколения. Все это – абстрактные понятия, которые не объяснить простому крестьянину. Кому есть дело до того, кто сидит на троне в Синегарде, когда главные течения империи лежат под водой?

Детские крики внезапно показались ей невыносимыми.

– Мы можем дать им хоть что-нибудь? – спросила она. – Денег? У вас разве нет запасов серебра?

– И на что им тратить деньги? Можно завалить их серебром, только купить на него нечего. Нет товаров.

– Может, дать им еду?

– Мы пытались. Они разрывают друг друга на части, чтобы схватить подачку. Малоприятное зрелище.

Рин положила подбородок на ладони. Толпа отдалялась – брошенная на произвол судьбы и преданная.

– Хочешь, расскажу шутку? – спросил Нэчжа.

Она пожала плечами.

– Миссионер из Гесперии как-то сказал, что обычный никанский крестьянин похож на человека, стоящего в пруду, когда вода доходит ему до подбородка, – сказал Нэчжа. – Достаточно легкой ряби, чтобы он захлебнулся.

Когда Рин глядела на берег Муруя, это высказывание не казалось ей забавным.

В тот вечер она сама решила утопиться.

Это не было обдуманным решением, скорее актом чистого отчаяния. От боли она заколотила в дверь своей каюты, моля о помощи, и, когда охранник открыл дверь, Рин бросилась мимо него вверх по трапу на главную палубу.

Охрана побежала за ней, криками вызывая подкрепление, но Рин ускорила бег, грохоча по деревянным доскам голыми ногами. Занозы кололи кожу, но это была приятная боль, отвлекающая от воплей в голове, хотя бы на долю секунды.

Фальшборт на носу доходил Рин до груди. Она схватилась за него и попыталась подтянуться, но руки совсем ослабли, она не помнила, что когда-либо была так слаба, и Рин плюхнулась на палубу. Она попробовала еще раз, и теперь ей удалось свеситься через борт. Секунду она висела так, глядя на расходящиеся от «Неумолимого» темные волны.

Чьи-то руки обхватили ее за пояс. Рин брыкалась и отбивалась, но хватка становилась только крепче. Рин все-таки стянули вниз. Она обернулась.

– Суни?

Суни пошел обратно к носу, неся ее в охапке, как ребенка.

– Отпусти! – выдохнула она. – Отпусти меня!

Суни поставил ее на палубу. Рин собралась уже сбежать, но он вывернул ее руку за спину и заставил сесть.

– Дыши, – велел Суни. – Просто подыши.

Она подчинилась. Боль не ослабевала. Крики не затихали. Рин задрожала, но Суни ее не выпустил.

– Просто дыши, а я расскажу тебе историю.

– Не нужны мне твои говенные истории, – огрызнулась она.

– Отбрось все желания. И мысли. Просто дыши. – Голос Суни был таким спокойным и умиротворяющим. – Ты слышала историю про короля обезьян и Луну?

– Нет, – всхлипнула она.

– Тогда слушай внимательно. – Он слегка ослабил захват – только чтобы перестали болеть ее руки. – Однажды король обезьян увидел богиню Луны.

Рин закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на голосе Суни. Она никогда прежде не слышала от него такую пространную речь. Он всегда молчал, погрузившись в себя. Рин и забыла, как мягко звучит его голос.

– Богиня Луны только что спустилась с небес и летела так близко от земли, что можно было разглядеть ее лицо. Она была так прекрасна.

В голове у Рин всколыхнулись воспоминания. Она знала эту легенду. Эту сказку рассказывали детям в провинции Петух каждую осень, во время Лунного фестиваля, когда дети ели лунное печенье, разгадывали загадки, написанные на рисовой бумаге, и запускали в небо фонарики.

– И он влюбился, – прошептала она.

– Точно. Короля обезьян охватила пагубная страсть. Либо он будет обладать богиней, решил он, либо умрет. И тогда он послал своих лучших солдат, чтобы отнять ее у моря. Но им это не удалось, ведь Луна жила не в море, а на небе, солдаты просто утонули.

– Почему? – спросила Рин.

– Почему они утонули? Почему Луна их убила? Потому что они не взобрались за ней на небо, а нырнули в воду за ее отражением. Они пытались поймать иллюзию. – Голос Суни посуровел. Он по-прежнему говорил шепотом, но с таким же успехом мог бы и кричать. – Ты всю жизнь гоняешься за иллюзией, считая ее реальностью, и в конце концов понимаешь, какой ты дурак, и если сделаешь еще хоть шаг, то утонешь.

Он выпустил Рин.

Она повернулась к нему.

– Суни…

– Алтану нравилась эта история, – сказал он. – В первый раз я услышал эту легенду от него. Он рассказывал ее, когда хотел меня успокоить. Говорил, будет лучше, если король обезьян станет для меня просто человеком, глупым и легковерным, а не богом.

– Король обезьян – просто придурок, – сказала Рин.

– А богиня Луна – стерва. Она сидела на небе и смотрела, как внизу тонут обезьяны. И как это ее характеризует?

Рин засмеялась. На мгновение она посмотрели на Луну. Полумесяц скрывался за дымкой темных облаков. Рин не могла представить Луну проказливой и коварной женщиной, готовой обмануть мужчин и заманить их на смерть.

Она накрыла ладонью руку Суни. Его рука была массивной и грубее древесной коры, вся в мозолях. В голове у Рин крутились тысячи вопросов без ответов.

Кто сделал тебя таким?

И, что важнее, сожалеешь ли ты об этом?

– Тебе необязательно страдать в одиночестве, – сказал Суни и медленно улыбнулся, что случалось с ним редко. – И ты не единственная.

Рин хотелось улыбнуться в ответ, но тут накатила волна тошноты. Рин согнулась, и палубу забрызгала рвота.

Пока Рин сплевывала на доски палубы мокроту с кровью, Суни круговыми движениями гладил ее по спине. Когда приступ закончился, Суни смахнул с глаз Рин вымазанные рвотой волосы, а она глотала воздух, судорожно всхлипывая.

– Ты такая сильная, – сказал он. – Что бы ты ни видела, что бы ни чувствовала, ты сильнее этого.

Но ей не хотелось быть сильной. Ведь если она сильная, то должна оставаться трезвой, а если она трезва, то должна осознавать последствия своих действий. Придется заглянуть в бездну. И Федерация Муген перестанет быть расплывчатым пятном, а жертвы – просто ничего не значащими цифрами. Тогда придется признать значение одной смерти, а за ней другой, а потом еще и еще…

Рин хотелось бы признать это значение, но тогда пришлось бы что-то с этим делать, чувствовать что-либо, кроме гнева, а она боялась просто рассыпаться на части, если исчезнет гнев.

Рин заплакала.

Суни отбросил волосы с ее лба.

– Просто дыши, – прошептал он. – Дыши, хорошо? Вдохни пять раз.

Раз. Два. Три.

Суни по-прежнему гладил ее по спине.

– Нужно только продержаться всего пять секунд. А потом еще пять. И так далее.

Четыре. Пять.

И еще пять. И как ни странно, эти пять вздохов были чуть более сносными, чем предыдущие.

– Ну вот, – сказал Суни, когда число вздохов дошло, наверное, до пятидесяти. Его голос был едва громче шепота. – У тебя получилось.

Она дышала и считала вдохи, понимая, что Суни наверняка знает, о чем говорит.

Наверное, он уже и сам через это проходил, еще при Алтане.

– Она справится, – сказал Суни.

Рин подняла голову, чтобы посмотреть, с кем он говорит, и увидела стоящего в тени Вайшру.

Тот откликнулся на призыв солдат. Он что, стоял здесь с самого начала и просто молчал?

– Я услышал, что ты решила подышать воздухом, – сказал он.

Рин вытерла рвоту с щеки ладонью. Вайшра перевел взгляд на ее заляпанную одежду, а потом обратно на лицо. Рин не могла разобрать, о чем он думает.

– Я справлюсь, – прошептала она.

– Правда?

– Я о ней позабочусь, – сказал Суни.

После короткой паузы Вайшра быстро кивнул.

Еще через секунду Суни помог Рин встать и отвел обратно в каюту. Он обнимал ее за плечи, и его рука была такой теплой, крепкой и успокаивающей. Корабль качнулся на высокой волне, и Рин бросило на Суни.

– Извини, – сказала она.

– Не извиняйся. И не беспокойся. Я с тобой.

Через пять дней «Неумолимый» проплывал над затопленным городом. Поначалу, когда Рин увидела торчащие над рекой верхушки зданий, она приняла их за бревна или камни. Но оказавшись ближе, она разглядела изгиб крыши затопленной пагоды и дранку на крышах домов под водой. Из речного ила поднималась целая деревня.

А потом Рин увидела тела – изъеденные, вздувшиеся и бледные, с пустыми глазницами на месте выеденных рыбами глаз. Трупы перегородили реку, их оказалось столько, что корабельной команде пришлось смахивать червей, карабкающихся на борт.

Моряки выстроились на носу и отталкивали тела длинными шестами, чтобы очистить фарватер. Трупы громоздились по берегам. Время от времени матросы спускались и оттаскивали трупы в кучи, прежде чем «Неумолимый» мог двинуться дальше. Эта обязанность вселяла в команду ужас.

– Что здесь случилось? – спросила Рин. – Муруй поменял русло?

– Нет. Взорвали плотину. – Нэчжа побелел от ярости. – Дацзы велела взорвать плотину и затопить долину Муруя.

Это сделала не Дацзы. Рин знала, чья это работа.

Но знал ли еще кто-нибудь?

– И все получилось?

– Конечно. Войска Федерации оказались заперты на севере. Этого времени хватило, чтобы наши северные дивизии превратили их в ошметки. Но вода затопила сотни деревень, и теперь несколько тысяч человек лишились крова. – Нэчжа сжал кулаки. – Какой правитель сотворит такое? С собственными людьми!

– Откуда ты знаешь, что это она? – осторожно спросила Рин.

– А кто же еще? Такие масштабные разрушения делают только по приказу с самого верха. Разве не так?

– Конечно, – промямлила она. – Как же иначе.

Рин нашла близнецов на корме. Они сидели на фальшборте, глядя на проплывающие внизу обломки. Увидев Рин, оба спрыгнули и с опаской обернулись, словно ждали ее появления.

– И каково это? – спросила Рин.

– Не понимаю, о чем ты, – отозвался Чахан.

– Ведь ты тоже принимал в этом участие, не только я, – злорадно сказала она.

– Возвращайся к себе и поспи, – ответил он.

– Тысячи человек! – взревела Рин. – Утонули как муравьи! Гордишься собой?

Кара отвернулась, но Чахан негодующе вздернул подбородок.

– Я только выполнил приказ Алтана.

Рин расхохоталась.

– И я! Я просто выполняла приказы! Он сказал, что нужно отомстить за спирцев, так я и сделала, а значит, я не виновата, это же Алтан…

– Заткнись, – огрызнулся Чахан. – Слушай… Вайшра считает, что это Дацзы приказала открыть плотину.

Рин по-прежнему заливалась смехом.

– Нэчжа тоже так думает.

– Что ты ему рассказала? – всполошился Чахан.

– Ничего, конечно же. Я не такая дура.

– Правду нельзя говорить никому, – отрезала Кара. – Никто в республике Дракон не должен знать.

Разумеется, Рин это понимала. Она знала, насколько опасно давать армии Дракона повод ополчиться против цыке. Но сейчас она думала лишь о том, как это чудесно – не только ее руки в крови многочисленных жертв.

– Не волнуйтесь, – сказала она. – Я не проговорюсь. Чудовищем останусь только я.

Близнецы были явно ошеломлены, но Рин не могла сдержать смех. Она гадала, как все случилось, когда ударила волна. Люди, наверное, готовили ужин, играли во дворах, укладывали детей спать, болтали, занимались любовью, и тут сокрушительная волна смела их дома, уничтожила деревни и погубила всех жителей.

Вот так выглядит баланс сил. Таким, как она, достаточно взмахнуть рукой, чтобы обрушить на миллионы человек катастрофическую силу стихии, смахнуть их с шахматной доски, словно ненужные пешки. Люди вроде нее, шаманы, похожи на детей, топчущих целые города, словно замки из песка, но и сами они – как стеклянные дома, которые можно легко разбить.

На седьмой день после того, как они покинули Анхилуун, боль отступила.

Рин проснулась, не чувствуя ни жара, ни головной боли. Она осторожно шагнула к двери и с удивлением обнаружила, что твердо стоит на ногах, а все вокруг нее не крутится и не качается. Рин открыла дверь, прошлепала на верхнюю палубу и поразилась тому, как приятно подставить лицо под водные брызги с реки.

Все чувства обострились. Цвета казались более насыщенными. Рин чуяла запахи, которых не различала прежде. Мир вокруг стал выразительным и ярким.

И тогда Рин поняла, что ее разум очистился.

Феникс ее не покинул, нет. Бог еще остался в голове, нашептывая рассказы о разрушениях, пытаясь взять под контроль ее желания.

Но теперь Рин знала, чего хочет.

Она хочет сама его контролировать.

Она стала жертвой желаний бога, потому что ее разум ослаб, пока она гасила пламя временным и ненадежным средством. Но теперь голова была ясной, и когда Феникс подавал голос, Рин могла заставить его умолкнуть.

Она потребовала встречу с Вайшрой. Тот послал за ней через несколько минут.

Когда Рин вошла в его кабинет, Вайшра был один.

– Вы меня не боитесь? – спросила она.

– Я тебе доверяю.

– А не сто́ит.

– Значит, я доверяю тебе больше, чем ты доверяешь себе. – Сейчас он вел себя совершенно по-другому. Тот грубый человек исчез. Голос звучал мягко и ободряюще, напомнив Рин учителя Фейрика.

Она уже так давно не вспоминала учителя Фейрика.

И так давно не чувствовала себя в безопасности.

Вайшра откинулся на стуле.

– Ну, давай, брызни в меня огнем. Попробуй.

Рин подняла ладонь и сосредоточенно посмотрела на нее. Она призвала весь свой гнев и ощутила прилив тепла в животе. Но теперь уже не бурный, неконтролируемый поток, а медленное и злое пламя.

Из ладони вырвался огонек. Он горел устойчиво, и Рин могла увеличить его или уменьшить, если хотела.

Она закрыла глаза и медленно выдохнула, осторожно увеличивая пламя. Оно покачивалось над ладонью, как камыши на ветру. И тут Вайшра скомандовал:

– Хватит!

Она сжала ладонь в кулак. Пламя исчезло.

Только после этого Рин поняла, как быстро колотится сердце.

– Все в порядке? – спросил Вайшра.

Она кивнула.

По его лицу расплылась довольная и гордая улыбка.

– А теперь еще раз. Сделай его выше. И ярче. Придай форму.

Рин попятилась.

– Я не могу. Я не настолько его контролирую.

– Нет, можешь. Не думай о Фениксе. Смотри на меня.

Рин встретилась с ним взглядом, и глаза Вайшры стали якорем.

Из ее кулака вспыхнуло пламя. Дрожащими руками Рин придала ему форму дракона, сворачивающегося кольцами между ней и Вайшрой, так что в воздухе разлилась мерцающая горячая пелена.

«Еще, – сказал Феникс. – Больше. Выше».

Его вопли зазвенели в голове. Рин попыталась заставить его умолкнуть.

Пламя не отступило.

Она задрожала.

– Нет, я не могу, не могу… Уходите отсюда…

– Не думай об этом, – прошептал Вайшра. – Смотри на меня.

Так медленно, что Рин показалось, будто ей это только кажется, красная пелена под веками отступила.