Текст книги "След молнии"

Глава 10

– Нашел что-нибудь? – спросила я, вернувшись в библиотеку.

Кай удобно расположился за одним из длинных деревянных столов. Перед ним была разложена дюжина дисков, и к каждому приклеены маленькие белые этикетки. Кай делает пометки на полях вырванной из журнала страницы и слушает CD-плеер. Из динамика доносится пронзительный женский голос, говорящий в основном на языке навахо с редкими вкраплениями английских фраз. Я присаживаюсь на ближайший стул и наклоняюсь, чтобы послушать.

– О, я знаю эту историю, – говорю я.

Кай отрывается от своих записей. Я удивлена не меньше его, но эта легенда мне знакома, я уже слышала ее раньше. Она повествует о Койоте и Черном Боге Хаащ’еешжини. Когда-то оба этих плута были лучшими друзьями и однажды получили задание расставить звезды в небе по местам. Хаащ’еешжини, Хранитель Огня, разработал подробный план того, где и какая должна располагаться звезда, и собрался действовать методично и по порядку. Но Койоту план показался скучным, и он одним небрежным взмахом одеяла разбросал звезды по небу.

Женский голос замолкает как раз в тот момент, когда Койот уходит за одеялом, и на проигрывателе начинает яростно моргать маленькая красная лампочка. Кай нажимает кнопку «стоп».

– Аккумуляторы, – говорит он, качая головой. – Впрочем, я даже удивлен, что из этой штуки удалось выжать столько полезного. Сколько лет он тут стоял?

– Зарядника нет?

– В коробке нет. Но даже если бы нашелся – здесь нет электричества.

Я начинаю размышлять, кусая себя за внутреннюю сторону щеки.

– Эта легенда тебе что-нибудь подсказывает?

– Ты услышала часть про огонь?

– Ту, в которой Хаащ’еешжини поделился огнем с пятипалыми? Или когда он зажег звезды?

– Это просто мысль, но… – Кай замолкает, постукивая кончиком карандаша по столу.

– Какая мысль? – подбадриваю я его.

– Не знаю. Я вспомнил про тот пожар. Может, оно как-то связано. А может, и нет. Хотелось бы послушать остальное. – Он проводит рукой по дискам на столе. – Поискать, не найдется ли что-нибудь еще.

Я втягиваю в себя воздух, но колеблюсь с тем, что хочу сказать. Кай смотрит на меня в ожидании.

– Мой трейлер недалеко отсюда, – говорю я ему, – за перевалом. На пару часов ближе, чем Тах. Почему бы нам не поехать туда? Кажется, у меня завалялись батарейки где-то, а если нет, то вернемся в Тсэ-Бонито утром. Наверняка где-нибудь на рынке можно купить зарядник, который подойдет к этой штуке.

Он кивает:

– Вполне толковый план, Мэгз.

– Жаль, что Краун-Пойнт оказался бесполезен.

– Ну не совсем. Теперь мы знаем кое-что о существовании объекта, способного зажечь звезды. А если он может зажечь звезды, то, возможно, как-то связан с тем, что мы ищем. Здесь может находиться ключ к разгадке. А ты нашла что-нибудь?

– Ничего, – отвечаю я, еще не готовая делиться своей гипотезой о Нейзгани.

– Нет догадок, от чего могли образоваться те следы огня на стенах библиотеки?

На мгновение мне кажется, что он сейчас догадается о том, что я кое-что скрываю, но на лице его одно дружелюбие и ни грамма подозрительности.

– Нет.

– Что ж, еще есть шанс найти информацию на CD, – говорит он и начинает складывать диски и проигрыватель в просторную сумку, украшенную логотипом технического колледжа.

– Хорошая штука, – замечаю я.

Он поднимает парусиновую сумку и осматривает со всех сторон.

– Там за стойкой целая гора таких. Хочешь?

– Спасибо, воздержусь.

– А я подумываю, не прихватить ли еще одну для аччея.

– Непременно. Мы приехали в Краун-Пойнт, увидели кучу мертвых тел, узнали о поджигателе звезд, но все, что сумели раздобыть, – только паршивые сумки.

Он смеется. Обычно над моими плоскими шутками не смеется никто и никогда, поэтому против воли я краснею от удовольствия. Перекинув ручки сумки через плечо, он направляется к выходу. Я иду следом. Гляжу, как он бросает последний скорбный взгляд на заброшенную библиотеку и распахивает двойную дверь.

В следующую секунду он замирает. Судорожно втягивает воздух и хватается за дверь пальцами с побелевшими костяшками.

– В чем дело? – спрашиваю я, мгновенно насторожившись. Быстро достаю дробовик из заплечной кобуры и быстро подхожу к нему, используя стену в качестве укрытия. Он стоит не двигаясь, и я опускаюсь на одно колено, чтобы заглянуть за угол, но все, что вижу, – только пандус для инвалидных колясок и пустую парковку с моим одиноко стоящим грузовичком. – Кай?

Он поворачивает ко мне совершенно посеревшее лицо. Шепчет слово, которое я не в силах расслышать. Я придвигаюсь к нему поближе, и он повторяет:

– Призраки.

– Много? – спрашиваю я кратко.

– Десятки, – отвечает Кай. – Или больше. Они обступили весь грузовик.

– Ладно, – говорю я и принимаюсь думать. Пытаюсь вспомнить, что говорил Нейзгани о борьбе с ч’йидии. Изо всех сил стараюсь забыть о фатальности «призрачной» болезни. Потому что если я буду думать об этом слишком много, то рискую полностью потерять контроль. Драться с плотью и кровью – это одно, но бороться с болезнью, которая убивает тебя изнутри, – в этом я не очень сильна.

– У тебя с собой патроны, которые я тебе дала?

Кай медленно отлепляется от двери. Затем лезет в карман и вытаскивает из него два патрона. Рука его дрожит. Он делает глубокий вдох, пытаясь себя успокоить. У меня два патрона в дробовике и еще четыре в патронташе на ремне. Восьми зарядов должно хватить, чтобы прорваться к машине.

Я вынимаю обсидиановый метательный нож из мокасинных ножен, забираю у Кая патроны и ковыряю острием ножа край одной из гильз, пока не вытаскиваю из нее картонный пыж.

– Руки. – Кай протягивает руки, и я высыпаю обсидиановую дробь ему на ладонь. Следом вываливается слегка слежавшаяся кукурузная пыльца и оседает на его коже.

Я повторяю процедуру с остальными патронами, пока в руках у Кая не образуется кучка из обсидиана и муки. Половину кучки я забираю себе.

– Ладно, слушай меня внимательно, – говорю я. – Сейчас мы пойдем к грузовику. Я их не вижу, поэтому вести придется тебе. Я буду идти следом, так что держи путь свободным. Твоя задача – продвигаться вперед. Если кто-то подберется слишком близко, бросай заряд прямо в них. Пыльца должна пригвождать их к месту, а обсидиан – причинять боль. Если нам повезет – они уйдут.

– А если не повезет? – спрашивает он.

Мой голос немного дрожит, и я понимаю, что нахожусь во взвинченном состоянии. Адреналин уже потек по венам. Я уже готова к драке – даже с невидимым противником.

– Если кто-то из нас подойдет к ним слишком близко, то «призрачной» болезни не миновать. Поэтому про невезение я даже думать не хочу.

Кай моргает, и я замечаю, что насыщенный карий цвет его глаз побледнел по краям, а темные круги вокруг радужек стали ртутного цвета. По плечам пробегает дрожь, не имеющая никакого отношения к ч’йидии. Но сейчас не время об этом думать. Нужно выбираться отсюда. И Кай, в конце концов, на моей стороне.

– Ну ладно, ты готов? – спрашиваю я.

Он кивает.

– Сделаю все возможное, чтобы призраки тебя не тронули.

Я толкаю дверь, и мы выходим наружу.

Может, я не вижу ч’йидии, но чувствую нутром нарастающую печаль. От нее хочется выть и оплакивать всех и все, что я когда-либо теряла: нали, родителей, Нейзгани. Даже куклу-лошадку, которая была у меня в десять лет. Чувства наваливаются быстро и яростно, угрожая полностью поглотить. В горле поднимаются рыдания, но я проглатываю их прежде, чем им удается вырваться наружу. Кай низко и печально стонет, и я понимаю, что его, должно быть, мучают его собственные воспоминания о потерях. Я вздрагиваю и заставляю себя двигаться вперед.

Кай уверенно направляется к грузовичку, разбрасывая по широкой дуге заряды, вынутые из патронов. Я осторожно иду по его следам, раскидывая смесь обсидиана и пыльцы сбоку и позади себя. Когда он резко останавливается, приготовившись бросить очередную горсть в пустое пространство перед собой, я вскрикиваю от неожиданности. Он оглядывается, но я киваю ему и толкаю вперед. Мы продолжаем идти, пока не упираемся в пассажирскую дверь.

Я распахиваю дверь, готовая кинуть внутрь горсть заряда, если понадобится.

– В грузовике никого, верно? – спрашиваю я у Кая, уже зная ответ. Я больше не чувствую их. Калечащая печаль исчезла, словно ее никогда не было.

Он морщит лоб, будто я сказала что-то смешное.

– Все чисто. Большинство разлетелось уже после первой горсти.

– А ты не мог сказать раньше? – ворчу я, переползая с пассажирского сиденья на водительское.

Он садится рядом и снимает сумку с плеча – осторожно, чтобы не рассыпать смесь. Я лезу в карман и вытаскиваю одну из пустых гильз. Кай складывает ладони лодочкой и высыпает остатки обратно в патрон.

– Неплохо получилось, – говорит он, и уголок его рта слегка приподнимается. – На самом деле это было даже забавно.

Я вздрагиваю. «Забавно» – последнее слово, которое я бы использовала для описания пережитых чувств. Я завожу двигатель, не утруждая себя комментариями.

– Ну что, хороший я напарник? – спрашивает Кай.

Я вывожу грузовичок со стоянки на дорогу. Направившись к западным горам, выезжаю из Краун-Пойнта. Хорошее настроение Кая улетучивается, как только он видит заброшенные дома и тела вдоль дороги – всю ту печальную реальность, заставившую ч’йидии заглянуть нам в лицо. Ощущение глубокой неизбывной тоски не покидает нас, даже несмотря на то, что мы находимся в полной безопасности внутри машины. Лицо Нейзгани непроизвольно выплывает из глубин моей памяти, и я включаю радио в надежде отвлечься. Но по всей Дините играет единственная песня Пэтси Клайн[44]44
  Пэтси Клайн (1932–1963) – американская певица, одна из величайших вокалисток в истории музыки кантри.


[Закрыть] – да и та разваливается на куски.

На полпути через Нарбонский перевал я поворачиваюсь к Каю:

– Что с твоими глазами?

Он моргает, будто не расслышав. Но я знаю, что он прекрасно все слышал. Просто тянет время, чтобы придумать ответ.

– В каком смысле? – отвечает он вопросом на вопрос.

– Когда ты сказал, что увидел ч’йидии, твои глаза стали серебряными. То же самое случилось, когда мы остановились перед следами койота.

– Не понимаю, о чем ты.

– Все ты, черт побери, понимаешь!

Он театрально округляет глаза и поворачивает ко мне свое красивое лицо.

– Я всегда был уверен, что глаза у меня карие. – Он прав. Глаза снова стали карими с красновато-золотым оттенком – до смешного привлекательными, но совершенно обыкновенными. Кай ободряюще улыбается. – Просто игра света, отразившегося от журналов. Думаю, я бы заметил, если бы мои глаза становились серебряными.

Может, и так. Скорее всего, именно так. По крайней мере, это гораздо вероятней, чем изменение цвета зрачков Кая, но… ведь он в самом деле видит ч’йидии, в то время как я на это не способна. Сначала я решила, что это связано с его обучением медицине, но теперь задаюсь вопросом: нет ли в этом чего-то большего? Такого, о чем я обязательно должна знать?

– У тебя не должно быть секретов от меня, Кай. Напарники ничего друг от друга не скрывают.

Он оживляется:

– Ага! Значит, мы теперь напарники?

– Я не то име… – начинаю я и вдруг резко обрываюсь на полуслове.

Вечернее небо пронзает вспышка молнии. Мы наблюдаем, как она ударяет в землю где-то на западе. Как раз там, куда мы едем. Вскоре до нас докатывается гром. Мы оба моргаем от легкого ослепления.

– Ого, довольно близко… – замечает Кай.

Я бы сказала, в дюжине миль от нас. Не могу удержаться от глупого порыва: смотрю в небо и ищу там грозовую тучу, свидетельствующую о том, что дождь неизбежен и увиденная молния была естественным явлением. Но тучи, понятно, нет, как нет и каких-либо намеков на дождь, и мое сердце начинает колотиться от страха. О глазах Кая я уже не думаю.

– Молния посреди ясного неба, – изрекает Кай, – странно.

– Ага, очень странно, – соглашаюсь я, но на самом деле думаю иное.

Молния без облака, попавшая в поле зрения, может означать только одно: туда пожаловали гости.

Глава 11

– Заходим внутрь? – спрашивает Кай.

– Хмм?

Я не отрываю взгляда от своего трейлера, ожидая непонятно чего – какого-нибудь знака, который подскажет мне, в чем тут дело. Мы подъехали добрых десять минут назад, но я все еще сижу на водительском сиденье и не решаюсь выйти.

– Внутрь. Это же твой дом, верно?

– Да, но туда кто-то проник.

Он поворачивает голову и оглядывает пустую подъездную дорогу.

– Откуда ты знаешь?

– Молния… Ты сейчас что-нибудь слышишь?

– Абсолютно ничего.

– Вот именно. – Я вытираю руки о штаны, пытаясь успокоиться. – У меня есть собаки. Три. Дворняжки, которые ничего не боятся. И сейчас я их не вижу, а главное – не слышу…

И вот он, знак! Отдернулась занавеска. На краткий миг в окне мелькает лицо, затем занавеска падает.

Я выдыхаю, испытывая нечто среднее между облегчением и разочарованием. Я узнала это лицо. На какой-то миг я подумала, что вернулся Нейзгани, и стала переживать о том, как будет выглядеть воссоединение, но теперь причин для беспокойства нет. В окне мелькнул не Нейзгани.

– Подожди здесь, – говорю я Каю. – Достань пока дробовик из кузова. Если я не выйду через пятнадцать минут, заходи внутрь с оружием. Я не прошу ни в кого стрелять, просто постарайся выглядеть грозно. Со мной, скорее всего, ничего не случится.

– Скорее всего?

– Ага. Вероятно, он пришел поговорить, но мне не хотелось бы оставаться с ним наедине.

Кай смотрит на окна моего односпального трейлера. Лицо его сделалось задумчивым и нервным. Мой гость больше не подходит к окну, но я чувствую, как вокруг нас сгущается воздух. Страх становится таким тяжелым, что я начинаю нервничать.

– Если он не причинит тебе вреда, зачем мне врываться, размахивая дробовиком? – шепчет Кай, несмотря на то что в грузовичке мы одни.

Я киваю и шепчу в ответ:

– Иногда важно произвести хорошее первое впечатление.

Он недоверчиво смотрит на меня:

– С дробовиком? Кто он такой, черт возьми?

Я уверена, что первый вопрос риторический, поэтому, как могу, отвечаю на второй:

– Старый «заклятый друг». Его навахское имя – Ма’йи[45]45
  Койот (íàâàõ.).


[Закрыть]. Возможно, ты знаешь его как Койота.

Я открываю дверь грузовичка и выхожу. С приближением вечера горная пустыня наконец начала остывать. В воздухе витает слабый запах озона, оставшийся от молнии, с помощью которой мой гость осуществил транспортацию. Сверхъестественное приводит мои чувства в состояние крайнего возбуждения. Животные инстинкты криком кричат о том, что мне не следует входить в дом. Что внутри находится нечто, способное нанести вред. Но эти инстинкты работают не совсем правильно. Они не раз спасали меня во время общения с бикъэайе’йи, но в этот раз я их не слушаю. Койот пришел с визитом, и я хочу знать почему.

Я давлю в себе желание убежать и делаю несколько шагов по грязной дорожке к входной лестнице. Затем преодолеваю ее одним прыжком и распахиваю дверь.

Глава 12

Впервые Койот появился еще до Большой Воды, когда мне было четырнадцать лет. Тогда еще работали телевизоры, и в них постоянно рассуждали о таянии полярных льдов, порождающем шторма, свирепствующие от Флориды до штата Мэн. Но те прежние наводнения на Восточном побережье и даже ураган Сэнди теперь казались не более чем небольшими летними ливнями. В первый раз Койот пришел в мой сон. Понадобился еще год, в течение которого я потеряла не только всю семью, но и место в жизни и даже саму себя, прежде чем он появился физически.

Но крепче всего запомнился именно тот первый раз, когда Койот-во-сне посетил меня – до того, как я проснулась в кошмарном мире Большой Воды.

Он носил элегантный «джентльменский» костюм времен Старого Запада. Белая рубашка со стоячим воротником была заправлена в брюки вызывающего цвета – в малиново-оливково-золотистую полоску. Поверх рубашки надет двубортный жилет из темно-красного бархата. Под воротником – золотая полоска шелкового галстука, расшитая нежно-розовой нитью. На цепочке в жилетном кармане висели золотые часы, а на плечи было наброшено пальто верблюжьего цвета с толстым серым меховым воротником. Когда он шел, пальто развевалось вокруг него, как мантия короля-разбойника. В руках он держал гравированную трость красного дерева с золотой рукоятью и приветствовал меня широкой насмешливой улыбкой и легким прикосновением к верху шляпы-цилиндра. Вылитый джентльмен-негодяй из какого-нибудь древнего голливудского фильма.

Теперь я думаю, что он находил в этом некое извращенное удовольствие. Существо, способное менять облик так же легко, как люди меняют одежду, не случайно оделось в белокожего денди с фронтира, навещая девочку навахо. Выбранный образ, конечно, был великолепен, но и неуловимо жесток. Я знала истории о «Долгом Пути», о двуличных земельных агентах и франтоватых аферистах. Одевшись так, он явно намеренно напоминал мне о них.

Мы сидели вместе в стране снов и потягивали виски из китайских фарфоровых чашечек. Щекочущей горло жидкости детское воображение придавало карамельный вкус, но тепло в животе и слегка расплывчатое ощущение происходящего были достаточно реальны. Вытянув ноги перед весело трещавшим костром, он рассказывал мне страшные истории.

О том, как давным-давно, в мире, в котором я еще не родилась, птицы выклевали и сожрали его глаза. О том, как бобры били его тело своими длинными плоскими хвостами до тех пор, пока оно целиком не превратилось в линялый кожаный мешок с раздробленными костями и раздавленными внутренностями. О том, что он чувствовал, когда пальцы на руках и ногах – которые теперь превратились в крючковатые сияющие когти – дробились один за другим, потом отрастали и снова дробились.

Я дрожала в своей пижаме – напуганная так, как может быть напуган только тот, кто спит и не может проснуться. От страха я не могла ни говорить, ни двигаться. Я пыталась его не слушать, даже закрывала уши руками, но он, казалось, ничего не замечал. А если и замечал, то ему было все равно.

Наконец, когда на далеком горизонте появились первые намеки на восход солнца, он, кажется, устал от своих рассказов.

– Пора идти, – сказал он, бросив взгляд на карманные часы, после чего водрузил на голову шляпу-цилиндр. Затем встал и, театрально зевнув, потянулся всем своим тощим телом. – Мне очень понравилась наша беседа, Магдалена. А тебе?

Мои глаза были круглыми от ужаса. Я одновременно боялась, что он оставит меня одну в темноте и что никогда не уйдет.

– Мы станем друзьями, – успокаивающе сказал он, одарив меня тончайшей улыбкой. – Ты согласна?

Он пристально смотрел на меня, взглядом требуя ответа, и мне пришлось кивнуть. Казалось, его это обрадовало. Он даже похлопал меня по колену, случайно распоров кожу когтем до крови. Затем перевел на мое лицо взгляд тусклых медных глаз и сквозь вой, заставивший меня снова зажать уши руками, оставил последнее предупреждение. Или угрозу, я до сих пор не знаю:

– Приготовься, Магдалена. Монстры идут.

То же самое существо, напоминающее в основном человека и одетое в тот же диковинный костюм эпохи Дикого Запада, теперь сидит в моем любимом кресле в гостиной и пьет чай.

– Магдалена, дорогая, неужели это все, что у тебя есть? Только чай?

– Здравствуй, Ма’йи, – приветствую я его. Он единственный человек (или нечеловек?), который зовет меня этим именем. Но я уже знаю, что поправлять его бессмысленно.

– Да, я’ат’ээх[46]46
  Привет (íàâàõ.).


[Закрыть], доброе утро или, вернее, вечер. А ты не могла бы… – Он проводит рукой вокруг чашки, затем машет ею мне. Длинные серые когти сверкают лунным светом.

Я вздыхаю и прислоняюсь к стене.

– У меня в машине есть кофе и сахар.

Ма’йи оживляется, поводит плечами и расправляет пальто.

– Великолепно! Я не слишком обременю? Когда пойдешь туда, заодно пригласи к нам красивого мужчину, сидящего в твоей моторной повозке. Пусть зайдет в дом.

Я морщусь. Он заметил Кая. Ну конечно, заметил. Но я не собираюсь звать его, пока не пойму, что задумал Койот.

Я возвращаюсь к грузовичку, чтобы забрать банку кофе и сахар. Кай смотрит на меня через окно двери широко раскрытыми от любопытства глазами. Я качаю головой и говорю:

– Пятнадцать минут.

Затем бросаю взгляд на заходящее солнце. Не уверена, что это хорошая идея – оставлять Кая снаружи одного в темноте, но и заводить в дом, где сидит великий пройдоха, – тоже ничего хорошего. Опасность известная и опасность неизвестная. Непонятно, что из них легче. Надеюсь, до плохого не дойдет. А еще я знаю, как можно разговорить Койота.

Я вхожу в дверь и иду через маленькую гостиную, мимо маленькой ванной в такую же маленькую кухню. Койот остается на месте. Только ставит чашку на стол возле локтя и обхватывает длинными пальцами рукоять трости. И начинает раздраженно постукивать гротескными когтями по дереву.

– Почему ты не привела своего друга? – спрашивает он за моей спиной.

– Он мне не друг, – отвечаю я из кухни. – Он гость на одну ночь, и чем меньше ты будешь общаться с ним, тем лучше.

– Ты могла бы, по крайней мере, представить нас друг другу. Что в этом плохого?

– И не подумаю, пока не узнаю, что ты задумал, Ма’йи.

– Ого! После стольких лет, Магдалена, ты все еще не доверяешь мне?

Кажется, он не обиделся. Во всяком случае, голос у него веселый.

Койот уже вскипятил воду в моей единственной кастрюле, так что приготовление кофе не вызывает затруднений. Я кидаю молотые зерна в кипяток и даю кофе настояться, прежде чем разливаю по чашкам. Медлю мгновение, но все-таки бросаю добрую чайную ложку сахара в чашку Ма’йи. После этого присоединяюсь к нему в гостиной.

Комната меньше пятнадцати футов[47]47
  Примерно 4,5 метра.


[Закрыть] по диагонали, и все, что я сумела вместить в это пространство, – только продавленный диванчик и два кресла из разных наборов, расставленные вокруг импровизированного фанерного кофейного столика, застеленного куском тонкой узорчатой ткани. По задумке яркий рисунок должен создавать веселое настроение, но даже мне приходится признать, что ему это удается плохо. Но, по крайней мере, скатерть сочетается по цвету с самодельными занавесками, которые я повесила на окна – как свидетельство моей единственной попытки создания домашнего уюта за те несколько месяцев, в течение которых я скрывалась в своем трейлере. По правде говоря, мне больше нравится находиться в дороге, чем проводить время у себя дома. Пребывание здесь напоминает мне о дезертирстве Нейзгани. Лучше уж постоянно оставаться занятой где-нибудь в других местах.

Я сажусь напротив Койота во второе кресло, спиной ко входу, ни на секунду не забывая о том, что скоро сюда ворвется Кай с дробовиком. В этот момент я хочу оказаться к нему как можно ближе.

Сделав глоток, Койот расплывается в улыбке.

– Кофе великолепен, Магдалена. Надеюсь, ты сварила достаточно, чтобы выпить вторую чашку.

– У тебя не хватит времени на вторую чашку.

Его улыбка тускнеет, и на мгновение мне кажется, что я вижу встряхивание длинного волчьего уха за его человеческим фасадом.

– Как грубо!

– Зачем ты пришел, Ма’йи?

– Расскажи о красавце, которого ты прячешь в грузовике. Кто он такой? Это твой новый любовник? – Он многозначительно округляет глаза и проводит языком с толстыми венами по тонким губам.

– Нет.

– Слишком юн для тебя? – спрашивает он. – Но ведь это неплохо, не так ли? Молодой и горячий. Возможно, молодым любовникам не хватает мастерства, но они компенсируют этот недостаток энтузиазмом.

– Ма’йи, – прерываю я его с неодобрением.

– Когда-то у меня была молодая любовница, – продолжает разглагольствовать он, игнорируя мое замечание. – Девочка в звенящем платье[48]48
  Jingledress (àíãë.) – национальный костюм индейских женщин для исполнения ритуального танца. Украшается сложным орнаментом, который включает в себя несколько рядов металлических конусов, создающих звенящий звук.


[Закрыть] из Мэни-Фармз[49]49
  Many Farms (àíãë., букв. «Многие фермы») – поселок в восточной Аризоне, населенный индейцами навахо.


[Закрыть]. Правда, она больше напоминала плещущуюся рыбку, чем женщину, но была полна восхитительной пылкости.

Я потираю виски. Не люблю выслушивать истории Койота о его сексуальных похождениях.

– Впрочем, нет. Мальчиков своего возраста ты не любишь. Ты предпочитаешь… О, я неплохо разбираюсь в твоих предпочтениях: ты любишь больших, крепких мускулистых воинов. Бессмертных. Да, они тебе больше по вкусу. – Он с чувством произносит последние слова и бросает на меня хитрый взгляд, пытаясь уловить реакцию. Я спокойно смотрю на него, не дрогнув ни единым мускулом.

– Наайее Нейзгани, – говорит он, не отрывая от меня взгляда, – Убийца Чудовищ! Великолепный мужчина! Воистину герой, сотканный из палящего солнца и редкой красоты. Какое счастье – стать его любовницей. Рядом с таким человеком загрустил бы даже твой красивый друг.

– Мы с Нейзгани не были любовниками.

– Никогда? За все эти годы ни разу? Ни поцелуя? Ни случайного прикосновения? Ни одной холодной ночи на охоте, проведенной под одним одеялом? О, Магдалена! Это ужасно – лгать мне, но еще хуже лгать самой себе.

– Я понимаю, чего ты хочешь добиться.

– Но и ты хотела бы того же. Такая сломленная, такая одинокая после той неприятности, которая убила твою бабушку и оставила тебя совершенно… хм… выеденной, не так ли?

– Перестань, Ма’йи, – прошу я. Голос мой низкий и тихий, но я не могу до конца скрыть дрожь.

– Вполне естественно, что ты влюбилась в спасителя, который стал потом твоим наставником. Вполне естественно, что он нашел нечто достойное там, где другие увидели бы только жалкую сломленную маленькую девочку. – Он наклоняется вперед, не сводя с меня глаз. – Если вы в самом деле не были любовниками, то до чего, должно быть, тебя сводила с ума похоть! Сколько ночей ты провела в постели, робко прикасаясь к себе и думая о нем? Смущенная влажностью под пальцами и тесной податливостью своей…

– Хватит! – Угроза в моем голосе вполне осязаема. Еще немного, и я потеряю контроль. Он слишком близко подобрался к запретной черте. И почти ее пересек.

Ма'йи смотрит на меня, взвешивая мой гнев, затем расслабленно откидывается назад.

– Ну в самом деле, Магдалена, – продолжает он, стряхивая с бархатного жилета воображаемую пылинку, – неужели ты ожидала, что от общения с ним что-нибудь останется? Любовь? Законный брак, может быть? Маленькие монстрики-спиногрызы?

Мои щеки пылают под его безжалостным взглядом. Я знаю, что он просто ищет мое слабое место в надежде, что я сломаюсь. Койоту свойственно быть безжалостным, и я стараюсь не принимать это на свой счет. Но мне уже очень трудно сдерживаться, чтобы не разбить его рот своим кулаком.

Я медленно выдыхаю, заставляя себя расслабиться. Напоминаю себе, что его слова ничего не значат. Койот может копать сколько угодно, но сейчас меня с Нейзгани не объединяет вообще ничего.

Тем не менее мое терпение к небрежной жестокости Ма’йи начинает иссякать.

– Что тебе нужно, Ма'йи? – спрашиваю я бесстрастным голосом. – Что тебе нужно? Что тебе нужно? Что тебе нужно?

Он выпрямляется с оскорбленным видом. Четырехкратный вопрос принуждает пройдоху к ответу.

– Как грубо! Неужели это было так необходимо? Нам и без того есть о чем поговорить.

– Только не о Нейзгани!

Он хмуро смотрит на меня.

Я жду.

Койот пытается хранить молчание, но его челюсть протестующе дергается под влиянием моего приказа, и он наконец сдается.

– Розыск! – рычит он, явно взбешенный. – Мне нужно, чтобы ты мне кое-что принесла. Ты же занимаешься розыском всякого? – Он сплевывает. – Мертвых девочек? Отрезанных голов?

По моей спине словно пробегают холодные пальцы.

– Откуда ты знаешь…

– Я знаю все. Я Койот, – отвечает он. – Так ты сделаешь это для меня? Да?

– Ты еще не сказал мне, о чем идет речь.

– Возможно, просить тебя – это ошибка. Ты не поймешь. Ты смертная. – Он пренебрежительно цикает, словно быть смертной – это что-то позорное. – Неудивительно, что Нейзгани уш…

– Что искать?! – рявкаю я, раздраженная его позерством. Внезапно наваливается вся усталость, накопленная за эти бесконечные сутки. Сначала Лукачикай, потом Длиннорукий, мертвецы в Краун-Пойнте, а теперь еще и непрекращающаяся болтовня о Нейзгани. Что-то во мне лопается, и я кричу: – Что искать, что искать, что?!

– Магдалена! – Койот вскакивает с кресла.

Я вздрагиваю от взрыва ярости, вырывающейся из его тела. На мгновение претенциозность западного джентльмена слабеет, и я вижу под фасадом его истинный облик: косматую серо-коричневую морду, тусклые желтые глаза, рот, полный зубов, предназначенных для раздирания падали. Его сущность – пугающая и неестественная – начинает заполнять всю мою комнату, и я снова чувствую себя, как та четырнадцатилетняя девочка у костра, впервые столкнувшаяся с бикъэайе’йи.

Впрочем, он быстро приходит в себя, уменьшаясь до человеческих размеров и укрепляя нацепленную на себя иллюзию. С вымученным достоинством снова усаживается в мое кресло.

Одной ногой, обутой в сапог, он толкает мне по полу сумку. Она старомодная – в форме пятигранного мешка из ковровой ткани с латунными застежками и прочими атрибутами старины, но материал, из которого она сшита, – не совсем обычный. Он темно-дымчатый и, кажется, двигается в сгущающейся темноте комнаты. До этого момента я не замечала сумки, вполне возможно, ее вообще там не было. Как бы то ни было, я включаю настольную лампу рядом с собой и заглядываю внутрь.

– Что это?

Я вытаскиваю пять колец с перьями, каждое около фута[50]50
  Примерно 30 см.


[Закрыть] шириной. Они не тяжелые и не то чтобы легкие, но идеально подходят по весу моей руке. Каждое покрыто пухом – словно их валяли сначала в перьях птенцов, затем окунали в краски разного цвета: черную, синюю, желтую, белую. Последнее кольцо – плотный вихрь из разноцветных перьев, испещренный чешуйками сверкающей слюды. Ничего подобного я никогда не видела. Эти красивые штуки явно священны и определенно могущественны.

– Это наайее атс’ос[51]51
  Пушистые орлиные перья (íàâàõ.).


[Закрыть], – поясняет Ма’йи. – Они помогут тебе справиться с задачей.

Я ломаю голову, вспоминая истории или легенды, в которых фигурировали бы кольца, но тщетно. Впрочем, цвета колец кое на что намекают.

– Это кольца сторон света, верно? Восток – белый, юг – синий, запад – желтый, а север – черный. И вот этот, – говорю я, вертя в руке разноцветный. Все цвета, все направления. – Где ты их взял?

– Где взял – там уже нет.

Я распознаю уловку в его ответе.

– Ты не хочешь об этом рассказывать?

– Их происхождение не имеет никакого значения. Сосредоточься на том, что они делают, а не откуда взялись.

– Хорошо. Ну и что же они делают?

– Тебе знакома легенда о Первом Мужчине и Первой Женщине?

– Очень приблизительно.

– Вижу, Нейзгани пренебрегал твоим образованием так же, как пренебрегал твоей постелью. – Он поднимает руку, чтобы сдержать мой протест. – Я расскажу тебе историю, Магдалена, если будешь слушать.

Он делает паузу, не опуская руки. Ждет до тех пор, пока я не киваю.

– С давних пор рассказывают, что Первый Мужчина и Первая Женщина были сделаны из кукурузных початков. Первый Мужчина – из белой кукурузы, Первая Женщина – из желтой. Их обтянули мягкой оленьей кожей, затем Нильх'и[52]52
  Воздух, ветер, дух (íàâàõ.).


[Закрыть] дунул на них, подарив жизнь. Именно дыхание Нильх'и сделало их людьми – точно так же, как делает человеком тебя.

– Я не…

– Нильх'и – это священный ветер. Даритель жизни. Я хочу, чтобы ты отправилась в Каньон-де-Шей и с помощью этих колец принесла мне дыхание Нильх'и.