Текст книги "Черное Солнце"

– Мои искренние извинения, – она склонила голову к Абе. – Похоже, сегоднящние события действительно выбили меня из колеи. Хайсан, если сегодня ночью ты сказал все, что нужно, давайте завершим наше собрание и завтра встретимся снова, чтобы продолжить.

Суматоха у западной двери привлекла их внимание. Повернулись все, даже Аба, которой пришлось вытянуть шею, чтоб увидеть.

Прислуга. Тяжело дышит и вся в поту, как будто пришлось взбежать по лестнице.

– В чем дело? – рявкнула Наранпа: несмотря на то, что сейчас она изо всех сил показывала, как она спокойна, ее самообладание было хорошо потрепано. – Почему ты беспокоишь Конклав?

– Мои извинения, Жрец Солнца, – задыхаясь, сказала девочка. – Но у меня новости. Трагические новости. Матрона Воронов, матрона Ятлиза!

– Да? – Наранпа вспомнила виденную днем раньше обряженную в черное платье худую женщину – пусть и мрачную, но полную достоинства. – Что с ней?

Прислуга колебалась.

– Говори, дитя, – подтолкнула ее Наранпа.

– Приношу извинения за дурные вести, – сказала она. – Но Ятлиза Черная Ворона мертва.

Глава 10

Город Това

325 год Солнца

(19 дней до Конвергенции)

Так же как Кьюкола ценит священную силу семи, так и тованцы почитают число четыре. Это видно и по количеству Созданных Небесами кланов, которых четыре, и по жреческим орденам Наблюдателей, которых также четыре. Ордена Наблюдателей – лекари, убийцы, историки и оракулы, при этом самое высокое место в иерархии удерживает оракул. Я слышал, что оракулу запрещено предсказывать собственную судьбу, но это кажется маловероятным. Какая польза от силы читать небеса, если ты не можешь повернуть это себе на пользу?

Отчет по заказу Семи Торговых правителей Кьюколы,

составленный Ютиком, путешественником из Бараха

По толпе прокатился потрясенный шепот, и даже Аба выглядела потрясенной. Матрона убита? Конечно нет, и в этот же день произошло покушение на жизнь Жреца Солнца? Это не могло быть простым совпадением.

Но Наранпа прежде всего подумала об огромной ноющей дыре в сердце Черных Ворон. Матрона мертва, а значит, одно из четырех мест гражданского руководства свободно. За этим несомненно последуют беспорядки. Культисты ухватятся за смерть Матроны, как за признак чего-то гнусного, и, скорее всего, обвинят во всем башню. Остальные Созданные Небесами кланы должны действовать, и они должны действовать быстро, – для того чтобы заверить людей, что все будет продолжаться как обычно, а тот, кто сделал это, будет привлечен к ответственности.

И жречество должно посодействовать этому.

– Адепты свободны. – Наранпа перехватила контроль над собранием. – Жрецы, вы останьтесь. И ты тоже, – обратилась она к прислуге, принесшей весть.

Это заняло всего мгновение, но адепты подчинились, поспешив прочь из залы и недоверчиво переговариваясь громкими голосами. Хайсан приблизился к Жрецу Солнца вместе с Абой, которая, на удивление, не стала спорить, что Наранпа взяла Конклав под контроль. Иктан же, успевший за время ухода всех адептов забрать свою маску, сейчас держал ее в руках, как будто это он носил ее несколько мгновений назад, тоже подошел к ним.

– Как она была убита? – спросила Наранпа у прислуги.

– У-убита?

– Да. Кто убил ее? Это известно?

– Н-нет, Жрец Солнца, я имею в виду… нет… Ее никто не убивал.

Наранпа ошеломленно уставилась на нее:

– Извини, что?

– Посланник от Черных Ворон сообщил, что она была найдена мертвой в своей постели. Никто не говорил, что ее убили.

Наранпа сделала глубокий громкий вздох, ей казалось, что часть ее духа улетучилась вместе с дыханием. Чувствовала ли она облегчение от того, что в городе не гулял на свободе еще один убийца? Или это было разочарование, что в то мгновение, когда она была уверена в убийстве Ятлизы, она могла бы убедить других жрецов, что Аба и ее непристойные намеки на семью Наранпы были совершенно неуместны? И то и другое, поняла она.

– Расскажи нам все, что известно, – приказал прислуге Иктан. – С самого начала.

Девушка, явно нервничая, шумно сглотнула и, заикаясь, начала свой рассказ.

Наранпа слушала вполуха. Она понимала, что должна быть внимательной, но на самом деле, если женщина умерла во сне в постели, то какой в этом смысл? Город будет скорбеть, и она, Жрец Солнца, должна будет возглавить эту скорбь. Одни только похороны потребуют несколько дней на подготовку и составление звездной карты для умершей, но Хайсан найдет правильные слова, чтоб спеть ей хвалу, и для Эче, ее протеже, который крайне хотел руководить, ну, для него найдется много работы.

Девушка тихо вслипнула, и Аба, сочувственно кивнув, обняла ее, провожая к двери.

Вернувшись, Аба, заламывая руки и выглядя совершенно искренней, спросила:

– Что нам делать?

– Мы готовимся к похоронам, – ответила Наранпа.

– Но Закрытие… – начал былоХайсан.

– О, да пусть катится это Закрытие, – раздраженно откликнулся Иктан. – Будем умерщвлять себя ради умершей женщины или ради солнца, какая разница?

– Это богохульство! – выпалил Хайсан.

– Ну да. И что дальше?

– Достаточно! – воскликнула Наранпа. – Оба вы! – Она глубоко вздохнула. – Мы должны работать вместе! – Она оглядела неплотный круг, образованный ими, и, когда ни один не возразил, продолжила: – Как и положено, через четыре дня мы начнем государственные похороны. Просто должно быть сделано исключение из правил, которые регулируют поведение жречества во время Закрытия.

– А как насчет управления Черными Воронами? – тихо спросила Аба. – Кто удержит их от беспорядков?

– Разве у нее нет дочери? – поинтересовался Иктан.

– Сын и дочь, – согласился Хайсан. – Дочь здесь, в Великом Доме в Куне, и сын – насколько я понимаю – на трехлетних тренировках в Хукайе, готовится стать ее Щитом.

– В военном колледже? – с любопытством уточнила Наранпа. – Он тоже звериный наездник?

– Да, я полагаю.

Значит, воин. Хотя последние сто лет было бы неправильно называть школу в Хукайе военным колледжем. Там все еще учили стратегии и рукопашному бою, но уже целый век молодежь не обучали повелевать армиями. По договору Хукайи, Созданные Небесами должны были отправлять небольшое количество молодежи обучаться в военном колледже способам ведения военных действий, но по большей части обучение считалось церемониальным, поскольку с тех пор, как более трех сотен лет назад был подписан договор, кланы не вели войн. Направленная в Хукайю молодежь использовала навыки, чтобы стать вооруженными сопровождающими и телохранителями, называемыми Щитами для могущественных матрон в каждом из кланов. Скорее защитниками, чем солдатами, но от этого не менее грозными.

– Тебе придется помазать дочь, Нара, – сказал Иктан. – Мы можем организовать церемонию сразу после похорон.

– Неблагоприятное время, – посетовал Хайсан. – Твое неуважение к традициям, Наранпа, уже вызывает споры. Инвеститура матроны, проведенная в дни до солнцестояния, пока мы находимся на Закрытии, не будет пользоваться популярностью.

Она потерла рукой лоб. Инвеститура новой матроны – одна из старейших обязанностей Жреца Солнца.

– И что ты предагаешь?

– Подождать до окончания солнцестояния, – настаивал Хайсан.

– И оставить место матроны пустым? – запротестовала Аба. – Черных Ворон без руководителя? Совет Ораторов без необходимой четверки?

– Только на короткое время.

– Двадцать дней! – возразила Аба. – Этого времени достаточно, чтобы определенные фракции набрали силу, пока Совет Ораторов стреножен.

– Девятнадцать, – бессмысленно поправил ее Иктан. – Скоро взойдет солнце.

– Даже если бы я подождала, чтоб помазать новую матрону, – сказала Наранпа, – мы не можем предугадать, что это будет именно ее дочь. Ныне живущие члены Совета захотят высказать свое мнение.

– И небеса должны будут благословить ее, – добавил Хайсан.

– Мы не можем заставить небеса благословлять тех, кого нам удобно, – фыркнул Иктан.

Хайсан судорожно вздохнул:

– Достаточно твоей ереси, тцийо. Умолкни или уйди.

– Я сейчас скажу, кто уйдет, – прорычала Наранпа. – И никто из вас не будет этим счастливчиком. Но в самом деле, Иктан, хватит его провоцировать.

– Я просто выступаю за то, чтобы жречество принимало более непосредственное участие в принятии решений по руководству городом. Разве ты не об этом говорила, Нара? О более практичном подходе?

– Не таком. Наше мнение не имеет значения. Мы интерпретируем звезды…

– По нашему мнению. Это то же самое.

– Не то же.

– А что, если Совет Ораторов предложит править кому-то другому, а не дочери Ятлизы, а? Что тогда? Ты посмотришь на свои звездные карты и бросишь им вызов?

Это заставило ее замолчать. Ей и так приходилось идти по тонкому льду при общении с традиционалистами. Осмелится ли она противоречить им столь открыто? Она открыла рот, собираясь ответить, но в голову ничего не пришло.

– Пример Иктана слишком сложен, – пренебрежительно обронил Хайсан. – Совет Ораторов никогда не выдвинет человека, которого не одобрят Черные Вороны. Зачем им это?

– А если они это сделают? – возразил Иктан.

– Они не сделают!

Они продолжили препираться: Иктан был в необычайно воинственном настроении, а Хайсан проглотил предложенную наживку.

Наранпа потерла виски пальцами и покосилась на уже начавшее бледнеть ночное небо. Ей нужно будет встретиться с живыми матронами кланов, чтоб сообщить о похоронных обязательствах и предложить им идею Иктана – что стоит позволить дочери Ятлизы немедленно стать преемницей ее матери. Это казалось действительно разумным. И после Закрытия и солнцестояния, когда солнце вернется и время станет более благоприятным, если Совет Ораторов захочет, чтобы кто-то другой правил Черными Воронами, они смогут все обсудить.

– Хайсан, – сказала она, обрывая его на полуслове, – ты можешь поработать с Эче, чтоб начать подготовку к похоронам? Какие песни петь при надгробной речи? Определиться с порядком церемонии?

Он сморгнул, удивленный ее приказаниями:

– Могу.

– Отлично. Я собираюсь созвать заседание Совета Ораторов.

– На Солнечной Скале? – спросил Иктан.

Это было вполне обычное место встреч, но возвращение туда, где должно было произойти ее убийство, совершенно не прельщало. И сейчас существовало идеальное оправдание.

– Нет. Скажи им, пусть придут сюда. Мы, в отличие от них, все еще на Закрытии, так что они смогут прийти к нам.

– Я пойду с тобой, – предложила Аба.

– Нет. – На этот раз Наранпа ждала, что ей это предложат, так что у нее был подходящий ответ. – После такого трудного дня горожанам Товы потребуется твое исцеление. Я хочу, чтобы ты и твои адепты были доступны каждому на Солнечной Скале и могли принять их.

– Что? – Глаза Абы смешно расширились от удивления.

– Ты слышала, что я сказала. Иди служи, Аба. Иди к людям. Успокой наш город в сложную минуту.

Аба скрестила руки на груди, подобно истеричному ребенку.

– Не будь смешной.

Наранпа подняла бровь.

– Разве смешно заботиться о людях? Разве не ты только что говорила, что кто-то должен утешить Черных Ворон?

Аба открыла рот, чтобы возразить, и столь же быстро закрыла его. Наранпа спрятала улыбку.

– Отлично, – огрызнулась Жрец Помощи.

– Я пойду с тобой, чтобы встретиться с матронами кланов, – сказал Иктан.

Наранпа помотала головой:

– Нет.

Произносить это было больно. Ей безумно хотелось, чтоб Иктан сопровождал ее. Когда он был рядом, это было настоящим утешением, а присутствие тцийо безусловно напомнило бы кланам, что Жрец Солнца больше, чем номинальный руководитель. Она была уверена, что убийца пришел из рядов культистов Черных Ворон, но обвинять кого-то прямо она не была готова. Особенно если учесть, что их матрона недавно умерла. Вся встреча должна была касаться лишь похорон и преемственности, а не покушений на ее жизнь. Тем не менее, возможно, удастся обсудить и то и другое.

Она крепко зажмурилась. Неужели она упрямится без причины? Она доверяла Иктану. Конечно, доверяла. Но она не хотела, чтобы казалось, что она настолько сильно зависит от него. Она должна была сделать это сама, возможно для того, чтобы доказать себе, на что способна.

– Я обращусь к матронам наедине, – она оглядела окружающих. – Вы знаете свои задачи. Выполняйте их.

* * *

Иктан догнал ее, когда она почти дошла до своих комнат. Только что она была одна, и вот он здесь.

– У тебя хорошо получилось.

– Я все гадала, когда ты появишься. – Она даже не замедлила шага. – Удивительно, что меня так долго никто не сопровождал.

– Но тебя сопровождали. Я поручил одному из моих тцийо наблюдать за тобой.

Она пошутила, но правда одновременно и радовала, и злила.

Она не была неблагодарной, но если она не в безопасности в своем собственном доме…

– Но ты все еще не доверяешь Абе.

– Признаюсь, я удивлена, что она согласилась служить народу.

– Как и я, – признался Иктан. – Но раз она так легко уступила, то, вероятно, нашла в этом какую-то личную выгоду.

Она остановилась, повернувшись к Иктану.

– Как ты думаешь, откуда она узнала про Очи? – Она все еще была поражена тем, что девушка заговорила о ее брате. Как она вообще узнала, что он жив? Наранпа всем говорила, что он умер, да и сама относилась к нему так, словно он погиб. Единственный, кто знал, что у нее был брат, который не только был очень даже жив, но еще и возглавлял успешный преступный синдикат в Утробе, сейчас стоял напротив нее.

– Тому, кто действительно хочет его найти, сделать это не так уж и трудно, – пренебрежительно откликнулся Иктан. Он продолжил идти по коридору, и она неохотно последовала за ним.

Дойдя до своих комнат, Наранпа остановилась, прислонившись к двери.

– Разве это не странно? То, что она знает о его существовании?

Она не верила, что Иктан мог сказать Абе об Очи, но она также не верила и в то, что ее связи с Утробой и последним живым родственником будет так легко раскрыть, как предположил Иктан. Наранпа очень кропотливо уничтожала свое прошлое. Возможно, кто-то действительно пытается его воскресить, и тогда первые подозрения Иктана, что нападения на ее жизнь не имеют никакого отношения к Черным Воронам, совершенно не беспочвенны.

Но сегодня она шла по улицам Одо, чувствовала исходящую от этих людей угрозу, что была направлена против всего жречества. Почувствовав это, видя это и зная, что попытка кого-то, носящего хааханы, убить ее была уже второй, было трудно утверждать о связи нападавших с Утробой. По ее опыту, очень часто простой ответ был самым правильным.

– О чем ты думаешь, Нара?

Она рассеянно провела рукой по волосам, накрутив пальцами пряди, выбившиеся из скрученных пучков.

– Она превзошла меня сегодня на Конклаве. Выставила меня дурой.

– Все не так плохо. Ты оправилась.

– Ее следует осудить за то, что она так говорила со мной, однако, если я привлеку к этому внимание, это будет выглядеть мелочно. Это может быть мелочным.

– Тогда придумай что-нибудь другое.

Ее досада сменилась тревогой.

– Не думаю, что мне нравится, как это звучит.

Конечно, Аба – головная боль, но при этом она все еще являлась членом жречества и все еще была святой.

– Иктан, пожалуйства, скажи мне, что ты не имеешь в виду…

Его взгляд стал зловещим:

– Несмотря на твою уверенность в том, что я какой-то монстр, Нара, я не решаю все свои проблемы убийством.

– Хорошо, хорошо, – отмахнулась она от его возмущения, – я приношу извинения. Что ты предлагаешь мне…

Она оборвала речь на полуслове, заметив кое-что еще. Царапина на шее у Иктана. Низко, под самым воротником. Яркая, свежая – и при этом явно отсутствовавшая до Конклава.

– Что с твоей шеей? – спросила она.

Он склонил голову, успешно скрывая царапину.

– Ничего.

– Видно, что она болит. Ты ее промыл? У меня в комнате есть вода и кора ивы. – Она выпрямилась. – Возможно, тебе следует…

– Я сказал, ничего, Нара. Мы договорим, и я ее обработаю.

У нее в голове зародились подозрения.

– Где ты был во время Конклава? Я видела, ты пришел позже.

Он обратил на нее взгляд темных глаз. Его взгляд всегда был таким непосредственным, таким глубоким, заставлявшим ее дрожать.

– Нет.

Она вздрогнула. Несмотря на случайные ссоры, раньше они никогда не отгораживались друг от друга, как сейчас.

– Какие у тебя могут быть дела, если я сказала не предпринимать ничего до тех пор, пока я…

– Это тебя не касается, Нара. – И жар, который звучал в его голосе, хитрое ударение на слово тебя, прояснили все, что он хотел сказать.

Она резко вдохнула, не веря своим ушам. У Иктана были любовники. Разумеется, у него были любовники. Он был умным, чувственным, красивым и опасным. Какой человек не пришел бы в трепет от его внимания?! Но он всегда был достаточно осторожным, чтобы не попрекать ее этим. И, уж конечно, не появляться с любовными отметинами на шее перед всем миром. Терпкий укол ревности пронзил ее, и ей это не понравилось.

– Я понимаю, когда так поступает Эче. Но ты? Идти на поводу у своих гениталий? Я думала, ты умнее.

Это был удар ниже пояса, преднамеренно жестокий, и она пожалела о своих словах, едва они сорвались с ее губ.

Иктан ничего не сказал, лишь уставился вместо этого куда-то ей за плечо, не встречаясь с ней взглядом, но и не отворачиваясь.

И она поняла, что разговор окончен.

Расстроившись, она толкнула плечом дверь спальни. Но до того как та полностью отворилась, Иктан проскользнул внутрь. Она последовала за ним, наблюдая, как он проверяет углы, уборную, нишу, где она вешала свои мантии. Он даже запустил руку под постельные принадлежности, проверяя неизвестно даже что. Даже когда Иктан был зол на нее, как сейчас, он бы не оставил ее в опасности. Только когда он убедился, что никто не подстерегает ее, готовясь убить, он вернулся к двери.

Он собирался уйти не попрощавшись, и, прежде чем она смогла себя остановить, окликнула его:

– Иктан.

Уже на полпути к выходу из комнаты он остановился.

Она хотела попросить его остаться, разделить с ней постель, хотя бы на несколько часов, чтобы она знала, что она не одинока. И еще чтобы заявить свои права на того, на кого, как она понимала, у нее больше не было прав. Наранпа не имела права спрашивать о таких вещах, но ей отчаянно этого хотелось. Она так долго была сильной, а теперь, после событий всего этого дня, хотела быть слабой, хотя бы на мгновение. Но она не могла позволить себе даже это. Так что Наранпа ограничилась коротким:

– Спокойной ночи.

– Уже почти рассвело, Наранпа.

– Конечно, – поправилась она.

– Я оставил тцийо за твоей дверью. Возьмешь их на встречу. Я прошу о такой малости. Ради твоей безопасности, Жрец Солнца.

Не ради любви, с горечью подумала она. Даже не ради дружбы. А потому, что это – твой долг, Жрец Ножей.

– Да, конечно.

Казалось глупым спорить из-за такой мелочи, и она поняла, что хочет, чтобы он ушел.

А когда он ушел, она поняла, что хочет, чтобы он вернулся.

Глава 11

Море Полумесяца

325 год Солнца

(20 дней до Конвергенции)

Только глупый тик разговаривает, когда может Петь.

Поговорки тиков

Они резво плыли вдоль берега уже более шести часов, когда Ксиала приказала Келло поднять весла и вести корабль к берегу.

– Недалеко отсюда есть коралловый риф, – сказала она. – Слышал о нем?

– Потерянный Мотылек. Да, конечно.

– Мы причалим там поужинать. Дадим экипажу переночевать на берегу, пока есть такая возможность.

– Пока есть такая возможность? – в голосе Келло звучало удивление. – Господин Балам сказал, что мы направляемся в Тову. Дорога идет вдоль берега.

Ей стоило отругать себя за промах, но пришло время сообщить команде о том, что она задумала выйти в открытое море.

– И передай всей команде, Келло, – сказала она, не отвечая на его вопрос, – чтобы никто не остался на судне. Мне нужно поговорить с командой. – Она уже начала уходить и внезапно остановилась: – Кто отвечает за камбуз?

– Пату. Ты его знаешь.

– Знаю, – подтвердила она.

Пату был ужасным моряком – быстро устававшим, предрасположенным к морской болезни, но при этом он был великолепным коком с прекрасным нюхом на хорошую рыбу. Нюхом, который мог соперничать со способностями Ксиалы, при том, что сам он не был тиком. А однажды он приготовил такое блюдо из кусочков арбуза, папайи и свежих яиц морской птицы, о котором Ксиала вспоминала по меньшей мере неделю. Но он и пользовался огромным спросом. Каждый экипаж хотел, чтобы Пату присоединился к ним.

– Как ты убедил его отплыть с нами?

– Не я. Господин Балам.

Похоже, господин Кот мог купить все, что угодно. Впрочем, на этот раз она не жаловалась.

Оставив Келло раздавать команды экипажу, она отправилась на поиски Пату. Корабль был большим, самым большим из тех, которыми она управляла, но все же достаточно маленьким для того, чтобы она легко нашла Пату, с несчастным видом скорчившегося под соломенной крышей.

– У меня перерыв, – защищаясь, сказал он, когда она приблизилась. Если Келло всегда выглядел немного разочарованным тем, какую руку ему протянула судьба, то Пату казался совершенно оскорбленным. Сутулый и круглолицый, с челкой, ровно обрезанной у лица, со слишком большими глазами и слишком слабым подбородком, он был одет в такую же белую юбку и сандалии, как и другие мужчины, но сейчас на плечах у него также было наброшено толстое грубое одеяло, словно ему было холодно.

– Пату, – поприветствовала она его, – рада видеть тебя.

Он несчастно кивнул.

– Морская болень?

Он помотал головой:

– Прибыл на корабле из Хулуука прошлой ночью. Все путешествие шел дождь. Проклятье, мы чуть не утонули – не могли вычерпывать воду быстро. – Он закашлялся и выплюнул мокроту в руку. – Но об этом, – он указал на себя, туго завернутого в одеяло, – нечего беспокоиться. У меня просто озноб.

Ксиала нахмурилась. Ей совсем не нравилась мысль, что на корабле будет больной – хороший он там кок или нет. Болезнь знает, как взять верх, а посреди моря не было никакого спасения от кашля, который проникал в легкие и не давал есть.

– Келло согласился на то, что я буду на корабле, – поспешно выпалил Пату, заметив ее неодобрительный взгляд. – Это просто кашель от дождя. Клянусь пучиной, я бы не стал брать заказ, если бы все было намного хуже. Мне не надо платить за это.

Она немного расслабилась. Вероятно, он прав.

– Мы причалим к берегу меньше чем через час. Я видела хорошую песчаную отмель по дороге отсюда.

Пату наклонился, чтоб посмотреть на береговую линию за ее плечом, бросив короткий взгляд.

– Потерянный Мотылек. Да, я знаю о нем. Причаливал там с другим экипажем по дороге из Сутала. Хороший песок. Коряги, чтоб развести огонь. Свежая вода на другом краю рифа.

– Правильно. Сможешь тогда приготовить нам еду? Я хочу, чтобы сегодня ночью команда была сыта.

– Господин Балам обеспечил нас едой, но я ничего не выбирал сам, – угрюмо буркнул он. – Сказал, мы должны отплыть сегодня и потому нет времени ходить по рынку. – Он на миг прервался, зайдясь во влажном кашле, так что Ксиале пришлось терпеливо ждать. – Но мне дали опись. Думаю, там только маис. В самый раз для холодной каши утром. Может, еще лепешки на ужин с соленой рыбешкой. Стандартная диета.

Вытащив из сумки на поясе лист лубяной бумаги, он развернул его. Кто-то хорошо исписал его чернилами, картинками и линиями с засечками под каждой. Ксиала не могла читать рисуночное письмо кьюколанцев, так что ей пришлось ждать, пока Пату скажет, что там написано.

Мужчина испустил вздох:

– Итак, маис. – Он одарил ее взглядом, в котором не было ни тени удивления. – В зернах для лепешек и каши, конечно. Но к ним еще и фрукты. Папайя, дыня и лайм. Соленая рыба. Может, больше одного вида. – Он выпрямился, широко открытые глаза стали еще шире. – Дичь, вымоченная в уксусе. Мускусная свинья, сушеная и приготовленная. Мангровые устрицы. – Он улыбнулся. – Начинаю верить, что господин Балам выделил нам продукты из своих личных лавок.

Ксиала похлопала осчастливленного Пату по плечу.

– Тогда отлично. Приготовь нам еду. Пир. Ну, может, не слишком плотный, но из еды, что не может долго храниться. Фрукты и устрицы, да? Может, там указано и чуть-чуть бальше?

Пату усмехнулся:

– Намного лучше. Здесь есть ящик кстабентуна.

Напиток из аниса и меда, которого она напилась перед тем, как попасть в тюрьму. В душе ей отчаянно хотелось напиться, но при этом она как капитан понимала, что будет лучше.

– Ах, давай обойдемся. В конце концов, это только первый день.

– Да, конечно, – явно посвежевший мужчина встал. – Я лучше начну прямо сейчас – Келло почти подвел нас к берегу.

Хотя Ксиала – по покачиванию каноэ под ногами, по ощущению зыби, которое менялось по мере того как начиналось мелководье, и так могла сказать, что они приближались к суше, объясняться она не стала. Лишь оглянулась, хотя ей это и не требовалось, кивнула в знак согласия и направилась к своему месту около руля.

По дороге она остановилась перед дверью, ведущей в единственное закрытое помещение на корабле. Большая часть груза была спрятана в деревянные ящики или завернута в полотнища из растительного волокна и сложена под соломенной тростниковой крышей, но на корабле была еще маленькая комнатка, площадью не более десяти шагов, – достаточно большая для скамьи, кровати и, возможно, стола писца. Обычно такие помещения использовались для капитанской каюты или для груза слишком ценного, чтобы храниться на открытом воздухе. В этом путешествии ценным грузом был человек. Мужчина, который не показывался на глаза все те шесть с лишним часов, которые они провели в пути.

Ксиалу это, конечно, удивляло. Господин Балам сказал, что мужчина слеп и весь в шрамах. Какой-то религиозный отшельник. Старый и морщинистый монах из какого-то тайного ордена Обреги волновал ее меньше всего.

Она неизбежно не ладила с религиозными людьми, всегда настолько сурово относящимися к молитвам и морали, что чувствовали необходимость навязывать их другим. Чем больше она думала о старом сморщенном обреги, который, без сомнения, был готов заставить ее подчиниться своим богам, тем сильнее она раздражалась. Она уже разозлилась до того, что была готова выбросить его за борт, обещала она там что-то Баламу или нет.

Прекрати, приказала она себе. Он здесь не для того, чтоб судить тебя. Он твой гость. И твоя работа – доставить его в Тову.

И она выполнит ее, хотя, если честно, ей было очень любопытно. За время своих путешествий она встречала не так уж много обреги. Их страна находилась глубоко в высоких южных горах, моряки родом из нее были редки, а сама страна нечасто участвовала в морской торговле. Так что, несмотря на то, что она встречалась с людьми из дюжин городов и мест континента Меридиан, обреги оставались для нее окруженной сушей загадкой.

Она решила, что представится сама, позаботится о том, чтоб ему было комфортно, и будет вести себя профессионально и вежливо. В конце концов, это был ее долг.

Она уже протянула руку, чтобы открыть дверь, но в этот момент раздался крик Келло, и она почувствовала, как корпус легко ткнулся в мягкий песок.

Они прибыли на сушу.

Ксиала вздохнула и опустила руку. Обреги придется подождать.

* * *

Корабль она покинула последней. Келло уже привел обе дюжины человек команды на песчаную отмель – широкую пологую бухту, находившуяся на расстоянии примерно полукорпуса корабля от берега материка, которая была примерно равна одной восьмой мили в длину и пятнадцать шагов в ширину. Здесь было достаточно мелко для того, чтобы идти по грудь в воде во время отлива, и в то же время было довольно легко плыть во время прилива. Со стороны же океана было отличное место, чтобы бросить якорь – дно там резко понижалось и можно было легко вернуть каноэ на глубоководье, – так что там даже не требовалось причала.

Пату был занят. Команда уже сидела на земле, вокруг одеял, уставленных разнообразной едой, которую предоставил расщедрившийся господин Балам. Маисовые лепешки с кусочками тыквы, приготовленные Пату на разведенном в яме костре, соседствовали с раскрытыми устрицами, посыпанными протертым авокадо и семенами перца, а в центре стояла тарелка, доверху наполненная рыбой, чьи тусклые глаза и оранжевые чешуйки мерцали в отблесках огня.

Кто-то выбил крышку глиняной бочки с бальше, и по кругу уже передавалась вычищеная от моллюска чашеобразная раковина, наполненная молочным алкогольным напитком. Взрывы хохота и тихие мирные разговоры наполняли воздух – голоса команды, которая тяжело отработала под палящим солнцем и теперь была вознаграждена за это. Впереди их еще ждали тяжелые дни, но сейчас, в холодной темноте, перед огнем и запасом еды, достойным лорда-торговца, все было именно так, как и должно быть.

– Капитан! – Голос окликнул ее, едва ноги коснулись песка. – Присоединяйся к нам!

Команда разразилась одобрительными возгласами. Ксиала скинула сандалии, зарывшись пальцами во все еще теплый песок. Кто-то передал ей раковину, наполненную бальше. Она приняла ее и осушила одним долгим глотком. Новые одобрительные возгласы и смех распороли тьму, и кто-то выкрикнул:

– Тик!

Она ухмыльнулась в ответ и отвесила легкий поклон, вызвавший новую вспышку смеха. С некоторыми из этих мужчин она в прошлом напивалась вдрызг.

Вернув раковину предыдущему владельцу, она, поджав под себя ноги, опустилась перед заставленным едой одеялом. Пату предложил ей устрицу и черный клинок – короткий, не больше ее искалеченного мизинца. Вытащив мясо предложенным ножом, Ксиала проглотила его и почувствовала, как перец приятно обжег рот. Потом тем же клинком она разделала рыбу, быстрым и практичным разрезом обнажив позвоночник, а затем, выкинув кишки, вонзила пальцы в плоть, отделив ее от тонких костей. Это было восхитительно.

Вокруг нее легко текли разговоры – о прошедшем дне и о том, как далеко они уплыли, и что для сезона штормов сейчас хорошая погода, и что это потому, что капитан – тик и они, как известно, удачливы. И все это время она ела, улыбалась и все думала о том, что же она скажет, когда все набьют брюхо и бальше закончится. Исчезнет ли это глубинное родство? Уйдет ли доброжелательность, словно и не было ее? А что будет, когда поднимутся волны и начнутся ливни – а это несомненно произойдет до того, как они достигнут Товы? Они по-прежнему будут считать, что она приносит удачу? Или она станет их проклятьем, плохим предзнаменованием?

Она еще немного помолчала, наслаждаясь тем сладостным моментом, когда солнце скрывается за горизонтом и луна восходит на его место. А потом еще немного помолчала, пока один из членов команды по имени Луб потчевал всех историей о плывущем ягуаре, который преследовал его через реку и загнал на дерево, пока его не спасли. В качестве доказательства мужчина повернулся спиной, показывая шрам там, где когти вырвали кусок из его плоти.

– Мой домашний кот делал и похуже, – ухмыльнулся другой моряк, Бейт.

– Проклятье, да твоя жена поступала со мной и того хуже! – обронила Ксиала, и Луб засмеялся первым.