Текст книги "Черное Солнце"

Глава 13

Горы Обреги

Год 319 Солнца

(за 6 лет до Конвергенции)

Насилие должно использоваться только для защиты, и даже тогда оно развращает. Если ты должен убить врага, сделай это быстро – и довольно. Задержка унижает обоих – и жертву и тебя, – и в этом нет никакой чести.

Из Философии Войны, изучаемой

в военном колледже Хукайи

– Здесь очень красиво, – сказала незнакомка, войдя в комнату мальчика. Ее голос был низким, грубым, а еще в нем слышался акцент, которого Серапио раньше не слышал. Звук ее шагов был легким и быстрым, а еще она что-то несла: что-то, чем постукивала по каменному полу в такт своим шагам. – Когда Пааде послал за мной, он сказал, что ты талантлив, но я и не представляла, что буду тренировать художника.

Серапио молчал. Несмотря на всю лесть, что-то в этой женщине казалось угрожающим, хотя он не мог понять, что именно. Он отложил поделку, над которой работал сейчас, на верстак – ту самую скамью, которую Пааде впервые принес в его комнату два года назад.

Резец он спрятал в карман брюк. Это, конечно, было не особо хорошее оружие, но его можно было вонзить в горло или воткнуть в податливую плоть, если бы понадобилось.

– Ты кто? – спросил он.

– Ты должен быть в состоянии и сам сообразить, Сын Ворона, – сказала она с другого конца комнаты. Он услышал, как она взяла с полки вырезанную статуэтку, вероятно, чтобы полюбоваться ею. Короткое движение на миг закрыло солнечный свет, когда она подбросила фигурку и поймала ее. Он услышал, как дерево глухо шлепнулось обратно на ладонь. – Вообще-то тебе стоило ждать меня.

– Пожалуйста, осторожно, – напряженно сказал он. – Каждая моя работа отнимает много времени. Маркал знает, что ты здесь?

Она фыркнула, но он услышал, как дерево стукнуло, возвращаясь на полку.

– Твой отец думает, я пришла обучить тебя пользоваться посохом, чтобы видеть.

Он склонил голову набок:

– А ты можешь?

Она раздраженно выдохнула:

– В некотором роде.

Он чувствовал, как она раз за разом уклоняется от ответа. Легкие запинки при произношении, то, что ее голос доносился как бы издалека, словно она не смотрела на него. Не то что он боялся этой женщины, но что-то в ее смелости, в ее манере произношения заставляло его осторожничать. У него больше не было охраны и слуг, которые приходили и уходили, чтобы заботиться о нем, и он остро чувствовал, что сейчас находится наедине с незнакомкой, которую не звал.

Но она заявила, что ее прислал Пааде. Знала ли она, что Пааде мертв?

– Ты сам все это сделал?

Он понял, что она говорит о маленьком зверинце из вырезанных деревянных животных, которых он тщательно расставил по полке вдоль дальней стены.

– Да.

– И этот сундук тоже? Тот, что на столе у окна?

Это воистину был его триумф – сундучок из розового дерева с изображенной на крышке картой Меридиана, вырезанной с мельчайшими деталями. Пааде заставил мальчика сделать его, настаивая, чтоб Серапио выучил географию, и, зная, что единственный способ сделать это правильно – создать карту самому так, как он умел. Наставник хлестал его по рукам, когда он ошибался, и требовал, чтобы он начал сначала. Каждый город, улица, море и гора были масштабированы, его пальцы запомнили расположение континента лучше, чем могла бы научить любая традиционная карта. Каждый горный хребет и море были созданы потом и кровью.

– Да, я его сделал.

Наступила тишина, словно она изучала его произведение. И заодно его самого.

– Ты можешь называть меня Иди, – сказала она, подвигаясь ближе. Внезапно ее шаги резко оборвались. Она полностью заслонила тот слабый свет, что проникал через окно, – и тьма лишь сильнее сгустилась вокруг него. Он почувствовал тяжесть ее взгляда, услышал постукивание того, чем она повела по полу. Посох, понял он.

– Я твой второй наставник, – сказала она. – И я здесь, чтоб служить.

Он почувствовал движение. Она ему поклонилась?

– Как Пааде служил?

– Где этот старый ублюдок?

– Я научился у него всему, чему мог, – сказал он. – И он сказал, что больше не придет. – Это была ложь, но он не доверял ей настолько, чтоб сказать правду.

Она молчала, и его пальцы сжались на резце, готовясь…

Наконец она заговорила.

– Хорошо. Тебе лучше не привязываться ни к кому из нас, Сын Ворона. Мы здесь, чтоб обучить тебя всему, что тебе нужно, но мы – не твои друзья.

– Пааде сказал, что только боль будет моим другом.

– Он мог, – согласилась она, и он почти увидел, как она при этом закатила глаза. – Но это уже перебор, не так ли? В той судьбе, что Саайя приготовила тебе, нет ничего хорошего. Друзей у тебя тоже нет, но все остальное… Что ж, Пааде всегда любил пофилософствовать.

– У меня есть более высокая цель.

– Пааде сказал тебе, а?

– Вороны сказали. И моя мать.

Тишина, а затем:

– Пааде прислал письмо, в котором сказал, что ты странный. Ты говоришь с птицами? Я не помню, что это было частью работы Саайи.

Они мои друзья.

– Ты пришла из Одо, как и Пааде раньше?

– Раньше? – Она ухватилась за эту обмолвку о прошедшем времени, и Серапио понял свою ошибку, но она спокойно продолжила: – Это он тебе так сказал? Одо? Нет, парень, никто из нас не был из Одо, хотя он и жил ближе всего. Он был из Товы, точней, из местечка под названием Утроба Койота. Ты знал об этом?

Он помотал головой.

– Я прибыла из военного колледжа Хукаий. Конечно, ты слышал о нем. – В ее голосе звучала гордость, но, кажется, было и что-то еще. Возможно, горечь.

Он слышал истории о Хукайе, и там говорилось о городе на берегу могучей реки, что течет в тысячах миль севернее, месте, где жители континента подписали мирный договор, месте, куда весь континент Меридиан посылал своих детей, чтобы они обучались искусству войны, в надежде что она никогда не повторится снова.

И он знал, кем, получается, она была.

– Ты – дева-копейщица.

– Я была девой-копейщицей раньше, – сказала она, и в ее голосе послышалась горечь, что не успела превратиться в негодование. – Теперь я тренер дев-копейщиц и, кажется, слепых мальчишек.

Он подумал, что она пытается разозлить его, но он уже давно не реагировал на разные провокации, тем более что они были правдой. Тем более что она его заинтересовала.

– Если ты из Хукайи, как ты можешь быть здесь, чтоб обучать меня, Сына Ворона?

– Ах, – сказала она. – Сфера охвата твоего бога очень велика, и некоторых из нас раздражает влияние Жреца Солнца. Твои люди и мои объединены если не кровью, то, по крайней мере, целью, и в этом я поклялась жизнью. Плюс твоя мать была весьма убедительной сучкой. – Она нежно рассмеялась.

– Ты любила ее? – внезапно спросил он, это была лишь догадка, но что-то в голосе девы-копейщицы заставило его так думать.

– Мы все любили ее, – изумленно ответила она. – И ненавидели тоже. Но в основном мы восхищались ей.

– Вот почему ты здесь?

– Скажем просто – в Хукайе есть те, кто желает, чтоб Това и небесная башня были преобразованы.

То, как она произнесла последнее слово, звучало так, словно она имела в виду совсем другое.

– Преобразование и есть твоя цель?

Она цокнула языком.

– Умно, Сын Ворона. Но раз Пааде не смог раскрыть твою истинную цель, то и я не могу. Не здесь и не сейчас. Терпение. Когда придет Поваге, тебе все скажут.

– Я уже знаю свою истинную цель, – автоматически ответил он. – Кто такой Поваге?

– Разве я не сказала, что надо быть терпеливым?

– Он будет тем, кто вернет меня в Тову?

Он помнил достаточно о том, что говорила ему мать, и достаточно выяснил за два года, проведенные с Пааде, чтобы знать, что для какой бы цели они ни предназначали его, это случится в Тове, среди Черных Ворон. А теперь эта женщина связала его с небесной башней.

Он хранил каждую частицу знаний, желая проявить терпение, о котором говорила Иди. Пааде тоже говорил ему об этом. Научил его доверять процессу становления, осознавать, что, как он вытачивал фигуру из дерева, так его наставники будут вытачивать его. Но для чего?

– Ты готов начать? – спросила она.

Он вспомнил, как она сказала, что пришла не только научить его использовать посох, но и еще для кое-чего.

– Начать что?

Что-то сильно ударило его по руке, и он вскрикнул от неожиданности. Это ударило его снова, и он понял, что это был тот же предмет, которым она стучала по полу, – посох, копье или что-то вроде того. Почувствовав движение воздуха, когда она замахнулась, чтобы ударить его снова, он взмахнул рукой, отталкивая древко прежде, чем оно вновь ударило его.

– Хорошо, – оценивающе сказала она. – У тебя медленная реакция, но рефлексы хороши для начинающего. Чувство пространства прекрасно, а что насчет инстинктов?

Она пересекла комнату в пять длинных шагов. Что-то разбилось об пол.

Серапио немедленно встал:

– Что ты делаешь?

Новый грохот, и Серапио понял, что Иди разрушает его полку, сбивая на пол его тщательно вырезанных зверей.

– Прекрати! – Он сделал два шага вперед и врезался коленом в лавку, забыв в спешке, где она. Он выругался – эти слова он услышал у Пааде.

Иди рассмеялась:

– Ну, ругаешься ты, как солдат. Посмотрим, можно ли тебя заставить драться так же, как они.

Новый грохот от упавшего на каменный пол и разлетевшегося на куски дерева. Его желудок сжался. Он должен был ее остановить. Не обращая внимания на пульсирующую боль в ноге, он обогнул лавку и сделал оставшиеся девятнадцать шагов к полке. Не обращая внимания на деву-копейщицу, протянул руку и провел ладонью там, где обычно стояли лесные создания. Там было пусто. Он снова выругался и опустился на колени, ощупывая каменный пол. Пальцы сомкнулись на каком-то предмете, и через мгновение он понял, что это ворона, все еще целая. Первая статуэтка, которую он вырезал. Сунув ее в карман противоположный тому, где лежал резец, он нащупал еще статуэтки и опознал зайца, белку и лису, всего шесть. Прижав их к груди, он встал и одну за другой положил на полку – всех, кроме вороны, которую оставил в кармане. Иди все это время стояла за спиной – наблюдала, оценивала его.

– И что же это за тренировка? – сердито спросил он.

– Я просто собью их снова, – легкомысленно сообщила она.

– Не надо! – Его дыхание было резким, испуганным.

Короткое движение, и он услышал, как с полки, впереди, упало что-то еще.

– Тогда тебе придется меня остановить.

– Я ничего не вижу! – выкрикнул он. При одной мысли о том, что вещи, которые он создал и которые любил, могут быть уничтожены, исчезало всякое спокойствие, весь его с трудом завоеванный самоконтроль.

– Ни фига себе, Сын Ворона! Но тебе это и не надо. – Она переместилась куда-то к двери, он повернулся, следуя за ее голосом, и его сердце замерло. Она находилась у окна, рядом со столом – тем самым, на котором стоял резной сундук с картой Меридиана.

– Не трогай его, – выпалил он. Он мучился ради создания этой карты, проливал кровь за нее. Он не может позволить ее уничтожить.

Она выплевывала слова одно за другим:

– Попробуй. Меня. Остановить.

Он, вытянув руки, бросился на нее, понимая, как глупо он поступает, но и осознавая, что другого выбора у него нет. Семь шагов – расстояние компенсировалось скоростью, но женщина легко уклонилась от его удара. Он врезался плечом в каменную стену, сильно ударившись бедром о стол. Боль пронзила руку до самых пальцев. Вскрикнув, он оперся о стол, отчаянно пытаясь нащупать сундук. Нашел его, понял, что он цел, и с облегчением вздохнул.

– Ну, по крайней мере, у тебя есть яйца, – критично обронила она. – И что теперь?

Она снова передвинулась, вернувшись к полке. Он заставил себя успокоиться, подумать. Попытайся он напасть на нее, нелепо размахивая руками, спотыкаясь о собственные ноги, – и она победит. Он должен перехитрить ее.

Его рука все шарила по столу, разыскивая что-нибудь полезное, что-нибудь, что могло помочь. Пальцы нащупали что-то скользкое с одной стороны и грубое с другой. Круглое зеркало со сланцевой подложкой. Мать когда-то использовала его для гадания. И эти четыре года оно лежало на столе, совершенно забытое…

В голове всплыл ее прекрасный образ, окруженный каскадом черных волос, зовущий заглянуть в зеркало, ведущее в иные места, посмотреть на темный холст, позволявший матери видеть то, что другие не могли. Обратить взор на врата в тень.

Тень была подвластна ему. Он инстинктивно знал это, как будто сила, заработанная кровью и потерями, похищенная у солнца, пробудилась, когда было нужно. Он прижал раскрытую ладонь к отражающей поверхности, сконцентрировался, вспомнил о поцелуях зимы на свежих порезах его хааханов, ожоге солнца, иссушающего его зрение, о льде, снеге и тенях – и почувствовал, как по его руке поднимается тень – темная сила, которой он мог управлять.

– Ну? – скучающе спросила Иди. – Ты сделаешь что-нибудь? Или следующее, что я сломаю, будут твои кости.

Левая рука Серапио сжала деревянную ворону в кармане. Справа же от него было то, что появилось из зеркала: вокруг его пальцев закипал клубящийся ледяной дым.

Он вскинул зеркало, приказывая дыму слететь с него. Она вскрикнула – и он понял, что все это время она следила за ним глазами, и зеркало выплюнуло ледяную тень.

Выдернув деревянную ворону из кармана, он прицелился туда, где должна была быть голова Иди, и изо всех сил швырнул статуэтку.

Женщина хрюкнула от удара. Копье со стуком упало на пол.

Серапио же бросился вперед и на этот раз настиг ее. Они столкнулись, и он рухнул на Иди, придавив ее спиной к полу.

Одним рывком выхватив резец из кармана, он ударил туда, где должно было находиться ее лицо – но то ли она уже успела сдвинуться в сторону, то ли он просчитался, но лезвие лишь скользнуло по каменному полу – так, что, казалось, в руке у него зазвенела каждая косточка, а пальцы свело от боли.

Не останавливаясь, он ударил снова, левее, метя ей в глаза. В последний миг она успела перехватить его руку, отталкивая ее. Но он был силен – за два года работы по дереву руки и предплечья обросли мускулами, – так что он смог вырваться: впившись пальцами ей в лицо, вгоняя ногти ей в глаза.

Она пронзительно закричала, но он лишь надавил сильнее.

– Довольно! – выкрикнула она, и в ее голосе звучала боль.

Он же совсем не был доволен, и ярость подсказывала, что доволен он уже не будет никогда. Что-то неразборчиво выкрикнув, он лишь удвоил усилия.

Сильный удар в нос отбросил его назад. Перед глазами вспыхнули искры, и он откатился в сторону. Новый удар в висок – словно для большей убедительности, и он откатился еще дальше.

– Ты, гребаный мерзавец! – задыхаясь, выпалила она. Голос ее доносился снизу, словно она и сама лежала на спине. Дыхание было тяжелым, слова – злыми, но голос звучал радостно. – Что ты сделал?!

– Я не хотел, чтобы ты разбила мою карту, – выдохнул он, лежа рядом с ней, с трудом выдавливая слова из-за адреналина, бегущего по телу.

– Мой долбаный глаз, – всхлипнула она, с трудом поднимаясь на ноги. – Ты пытался выбить мне долбаный глаз.

– У меня не получилось?

– Пошел ты!

И она поковыляла к двери, зовя целителя. Он же засмеялся, чувствуя, что не может остановиться. Нанести ответный удар, остановить ее было очень приятно – тем более что ему не нравилось, что разбивают вещи, которые он любил.

– Мерзавец, – беззвучно повторил он, наслаждаясь звучанием этого слова, пробуя его окровавленными губами на вкус. Если, защищая своих ворон, он станет мерзавцем, он готов на это.

* * *

Он понятия не имел, сколько он пролежал на полу до того, как она вернулась. В глубине души он был удивлен, что она вообще пришла: он почти убедил себя, что уже покончил с наставниками, что они ему больше не нужны, но он узнал ее шаги, стук ее посоха и тихонько и облегченно вздохнул, радуясь, что она его не оставила.

– Зеркало? – спросила она откуда-то сверху и справа. Он ожидал, что она будет сердиться на него, но она говорила спокойно и даже заинтересованно. – Где ты этому научился?

– Я… – Он вспомнил свою ладонь, лежащую на зеркале, образ матери и знание, что он может призвать тьму, дабы она помогла ему. – Что именно случилось?

– Ты бросил в меня тень, Сын Ворона. – Он услышал почтение в ее голосе. – Ты выпустил поток тьмы прямо мне в лицо. Меня словно ослепили.

– Ослепили… – обронил он, и в голосе проскользнул сарказм. – Я очень в этом сомневаюсь.

Она разразилась лающим смехом и, подойдя ближе, пнула его по руке – легонько, но достаточно, чтоб привлечь внимание.

– Я помогу тебе, давай руку.

Он протянул ладонь, и она двумя руками вцепилась в нее, помогая встать.

– Как твой глаз? – с любопытством, но без раскаяния спросил он.

– Целитель сказал, повреждение не серьезное, но болит, как семь преисподен. – В ее голосе прозвучала легкая нотка восхищения. – Просто знай, что если бы я действительно хотела тебя убить, то до того как ты напал, ты бы уже десять раз был мертв.

– Это ты так говоришь.

– Повторим?

– Нет, – подавился он смешком. – У меня челюсть болит, и я прикусил язык. – Он нахмурился – озарение внезапно пришло в его затуманенный мозг. – Так вот зачем ты здесь? Научить меня драться?

– О, то есть ты не совсем безмозглый. Да. Драться. Пааде тренировал твой мозг. Я буду тренировать твое тело, но я ничего не знаю об этой магии теней. Это дерьмо Повеге. Среди нас – именно он мистик.

– Мой третий наставник, – протянул он, запоминая это имя. На миг задумался и спросил: – И когда Повеге придет?

– Не знаю. Это не мое дело, но, – она наклонилась и, подняв что-то, прижала к его груди: – Вот это – мое.

Он обхватил это «что-то» руками. Это был посох. Или копье. Или просто очень длинный кусок…

– Это кость? – Он провел рукой по гладкой поверхности. Пористой, легко поддающейся, если прижать ее большим пальцем. Это не дерево. В этом он был уверен.

– Кость, – согласилась Иди. – Оружие настоящего мастера из дев-копейщиц, добытое на ледяных полях к северу от Хукайи и усиленное магией крови. Это мое, поэтому ты его не получишь, но я научу тебя пользоваться им, как оружием и как шестом для помощи слепому. А потом ты сможешь сделать собственное.

Она подняла что-то еще и коснулась его руки. Он взял – это была его ворона, та самая, которую он кинул в нее, все еще целая.

– Начнем?

Глава 14

Город Това

325 год Солнца

(18 дней до Конвергенции)

«Воистину, Кланы, Созданные Небесами, – лучшие из лучших в Тове. Изящные и величественные, их члены напоминают мне Семь наших Правителей из Семи Домов. Я поинтересовался, не пожелает ли мой хозяин из Созданных Небесами посетить Кьюколу, и мне сообщили, что они уже живут в центре вселенной и не нуждаются в том, чтобы путешествовать за его пределы. Я нашел, что такой ответ дан слабо информированным человеком, но оставил свои мысли при себе».

Отчет по заказу Семи Лордов —

Торговцев Кьюколы,

составленный Ютиком,

путешественником из Бараха

К удивлению Наранпы, матроны всех Созданных Небесами кланов, в том числе и дочь Ятлизы, согласились встретиться в небесной башне. Наранпа ожидала, что по крайней мере Беркуты будут возражать, потому что Нуума всегда была себе на уме, но все прислали ответ, что прибудут за час до заката.

Она договорилась, что встреча состоится в обсерватории на вершине башни, в том же месте, где собирался Конклав. Стены круглой комнаты были выложены священной мозаикой, которая показывала подписание Договора Хукайи и возведение в чин Жреца Солнца. На южной стене расположились ягуары Кьюколы, сокрушенные и с кровью, текущей изо рта, носа, глаз и ушей, – ярко-красная плитка изображала кровь. На востоке была выложена рыбоженщина из тиков, с головой, отделенной от тела, – почти такая же окровавленная, как и ягуар. Копье Хукайи было изображено проще всего – длинное костяное копье разбито на осколки и брошено на землю. И в завершение на востоке единственный нетронутый городской тотем – солнце Товы. Оно возносилось, поднималось, чтобы отдохнуть на огромном золотом троне, а у подножия трона лежали тотемы всех четырех кланов – вороны, орлы, крылатые змеи и водомерки.

В центре комнаты на каменном постаменте расположился барабан и священный пучок кедровых веток, что день назад использовались во время шествия как напоминание о владычестве жречества. Созданные Небесами могут быть гражданской властью в городе, но они не сравнятся с небесным авторитетом, которым башня управляла всем материком Меридианом.

Наранпа заняла свое место на скамье на востоке. Она принесла еще четыре запасных деревянных сиденья – простые табуреты, предназначавшиеся для посвященных, дополнительное, довольно прозрачное напоминание, кто здесь настоящая власть, – и расположила их в форме веера, расходящегося от нее полукругом. Вначале она вообще думала предложить матронам сесть на пол, но решила, что это может быть расценено как оскорбление, а она еще недостаточно восстановила мандат предыдущих жрецов солнца, чтобы так рисковать. Данное предложение – сесть на табуреты – и так было на грани приличия, но оно хотя бы могло расцениваться как приемлемый вариант.

Теперь не оставалось ничего, кроме как ждать.

Она наблюдала, как свет движется по дальней стене, отсчитывая время, по мере того как день приближался к вечеру. Когда же солнце почти закатилось и солнечные часы сообщили, что осталось всего несколько минут, а не часов, она поняла, что никто не придет.

Она сидела, уставившись на собственные ноги и не зная, что делать. Они сказали, что прибудут. Случилось что-то еще? Еще одно несчастье постигло город, пока она сидела на вершине своей башни и ждала?

Чувствуя, как дрожат ноги под богато украшенным желтым облачением, она заставила себя встать. Голова была совершенно пуста, и Наранпа понятия не имела, что делать дальше.

Иди вниз, сказала она себе. Пошли гонцов, чтобы выяснить, не случилось ли несчастье. Например, рухнул мост или еще кто-то умер.

Все это было маловероятно.

И скорее всего, был более простой ответ. Кто-то вмешался.

Аба.

Эта мысль наконец заставила ее шевелиться.

Она вышла через восточную дверь и лишь на пятом этаже встретилась с прислугой. Узнав его, она окликнула мужчину по имени.

– Леайя, что-то случилось? – спросила она. – Почему не прибыли матроны?

– Они прибыли час назад, Жрец Солнца.

– И где они? Я ведь приказала немедленно доставить их в обсерваторию по прибытии.

Леайя нахмурился:

– Нет, Жрец Солнца. Другой жрец сказал, что ваш приказ изменен, и велел, чтобы они были доставлены на террассу.

– Какой другой жрец?!

– Сееги. Она сказала, что вы молитесь за мертвую матрону и чтобы вас не беспокоили. И поэтому вас никто не беспокоил… Мы что-то не так поняли?

Наранпа в отчаянии стиснула зубы. Ее подозрения подтвердились, и, что хуже всего, она сама во всем виновата.

– Нет, – сказал она мальчику. – Ты все сделал правильно. Они все там же, на террассе?

– Последний раз я их видел там. Эче сказал принести им освежающие напитки, при том что сам он их не отведал из-за Закрытия.

– Как благочестиво с его стороны, – пробормотала она.

– Да, Жрец Солнца.

Она свирепо глянула на мальчика, но он не понял этого, да и, по сути, не заслужил ее гнева.

– Ты можешь идти, спасибо. Ты все правильно сделал. – Она заставила себя улыбнуться.

Наранпа прислонилась к ближайшей стене, уставившись в никуда. Ночь уже вступила в свои права, и она могла видеть, как другая прислуга в коричневом поднимается по лестнице, зажигая по дороге смоляные фонари, расположенные в подсвечниках. Чем больше она здесь стояла, тем больше вероятность, что она совсем упустит матрон.

Она не была уверена, что делать. Ей хотелось ворваться на встречу и вновь заявить о себе, унизив Эче и Абу, если они будут там. Но Аба за сегодня уже дважды перехитрила ее. Не было гарантий, что она не придумала новый план, на случай если внезапно появится Наранпа. Кроме того, она, конечно, хотела побольнее унизить Абу и Эче, но при этом не желала сделать что-нибудь, что могло показать жречество слабым или смущенным перед Созданными Небесами. Аба может и не понимать, что перед руководством города они должны показывать свое единство, но она-то понимала.

Впервые за долгое время Наранпа поняла, что она действительно плохо сыграла свою роль. Вчерашний день начался столь многообещающе, но с того времени и до сих пор она терпела только поражения.

Вчера перед шествием она считала, что находится на верном пути к восстановлению славы Жреца Солнца. Сейчас же, если она немедленно не придумает, как вернуть контроль, окажется, что она балансирует на краю обрыва, с которого она в любой момент могла вновь сорваться туда, где Кьютуэ оставил ее. Но кому она могла доверять? Ее самомнение не позволяло ей попросить Иктана о помощи, особенно после того, как она обнаружила, что он спит с кем-то кроме нее. К тому же у него были свои секреты, и, как бы ей ни было неприятно это признавать, это заставило ее задуматься. Хайсан был самым старшим и мудрым, но она знала, что он считает ее малокомпетентной, а Аба определенно пыталась заменить Наранпу ее же протеже.

Небо и звезды. Как она могла так запутаться за такое короткое время? Или не столь уж короткое? Ее миссия всегда была авантюрой. Она любила своего старого ментора, и во многих отношениях он заменил ей отца, но он позволил другим орденам претендовать на власть гаваа, оставив от важной роли жречества лишь видимость, превратив ее скорее во что-то символическое, а не реальное. Наранпа хотела вернуть часть силы не для себя, а потому, что верила, что жречество может стать лучше, поступать лучше, причем не только по отношению к городу, но и ко всему континенту, но и она начинала признавать, что недооценила, какие сети плелись вокруг нее.

Что ж, теперь ей ничего не оставалось, кроме как принять последствия этого и попытаться компенсировать свои неудачи в следующем раунде. А если следующего раунда не будет и все уже горит огнем – что ж, так тому и быть.

Она расправила манжеты своей желтой мантии, разгладила рукой широкую юбку, а затем, расправив плечи, вышла на террассу.

* * *

Первым она увидела Эче, стоявшего спиной к ней и не заметившего, как она вошла. В одеянии Жреца Солнца он выглядел блестяще: в расшитой по подолу ярко-желтой юбке длиной по щиколотку и в наброшенной сверху накидке, расшитой более темными солнечными лучами. Он носил такой же плащ, как и она, – и это был плащ, когда-то принадлежавший ее наставнику, предназначенный для более высокой мужской фигуры с широкими плечами: для Наранпы сшили новый, сделанный специально под ее маленькую, более женственную фигуру. На плечах и спине оба плаща были белыми, как рассвет, постепенно переходя в темно-синий, усыпанный звездной пылью у колен. Маски Жреца Солнца на Эчи не было – что уже было чудом. Учитывая все то, что Аба сделала раньше, Наранпа бы даже не удивилась, если бы та проникла к ней в комнату и выкрала маску, но сейчас волосы Эчи были стянуты в пучок желтой лентой и, без сомнения, на его свежем лице сияла улыбка.

Он беседовал с Нуумой, матроной Беркутов. Наранпа увидела, как Эчи сказал что-то, что заставило Нууму рассмеяться и слегка прикоснуться ладонью к его руке. Не стоит и говорить, что к ней Нуума никогда не прикасалась с такой фамильярностью. Да и зачем ей это? Они не были друзьями, Наранпа никогда не шутила с ней, а еще Наранпа не родилась среди Созданных Небесами.

Ей вдруг пришло в голову, что Эчи происходил из клана Беркутов и Нуума, которой сейчас было хорошо за сорок, вероятно, знала его с рождения. Видела, как он вырос в прекрасного молодого мужчину и присоединился к жречеству, чтобы подняться до той высоты, что положена ему по закону. Небеса! Она, наверно, гордится им.

А теперь она еще вспомнила, что и Аба была из Беркутов. Неудивительно, что они хотели ее выжить, – она не принадлежала к их миру. Тем более, насколько она знала, все они были родственниками.

– Тебе уже лучше? – спросил голос позади нее.

Она обернулась, для того чтобы увидеть рядом с собой Айайюэ – матрону Водомерок. Та уже поменяла клановые синие цвета на длинное платье цвета белоснежной утренней зари, а на плечах у нее висел черно-белый короткий плащ из меха скунса – одеяние было столь же ярким, как и сама женщина. На запястье, в знак сочувствия потере Черных Ворон, она повязала красную ленту – это был хорошо подобранный наряд. Почтительный, но не консервативный. Грустный, но не бессмысленный. Наранпа всегда считала ее самой рассудительной из матрон.

– Да, спасибо, – быстро ответила она. Оглянувшись, она увидела, что Эчи все еще разговаривает с Нуумой Беркутом. – Что тебе сказал Эче? – Она попыталась, чтоб ее вопрос звучал как можно невиннее.

– Что заботы дня обрущились на тебя и ты попросила его занять твое место. Мне показалось это странным, так как именно ты с самого начала рассылала приглашения, но затем он рассказал нам о попытке убийства на Солнечной Скале. Небеса, должно быть, это было ужасно! – Произнесено все было очень выверенно, с правильным оттенком беспокойства и даже с намеком на истинное возмущение, но Наранпа заметила, что ее глаза жаждали знать правду, выискивали на лице у Наранпы проявление конфликта или хитрости.

Из Айайюэ мог получиться замечательный союзник или опасный враг. К сожалению, она не знала женщину достаточно хорошо, чтобы сказать, была ли она первым или вторым. А сама она уже перестала доверять кому бы то ни было.

– Это было ужасно, – согласилась она, на мгновение подпустив нотки испуга в голос, – но Ножи легко справились с нападающим и он не смог подобраться близко, – соврала она. «Это ты его послала? – задумалась она. – А если нет, знаешь, кто это сделал?»

– Ну, я, например, рада слышать, что ты в порядке, Наранпа. Эчи проделал замечательную работу, выказывая Ятлизе должное уважение. Думаю, похороны, которые он и Хайсан организуют, оценят все, но… – Она запнулась, склонившись к ней, – он довольно молод.

– Едва ли двадцать пять, – согласилась Наранпа.

– Однажды он станет хорошим Жрецом Солнца, – продолжила Айайюэ, – но не сейчас. – Матрона Водомерок многозначительно расширила глаза. – Надеюсь, я тебя этим не обидела. В конце концов, он твой будущий преемник.

– Еще нет, – поправила ее Наранпа. – Есть и другие адепты, которые могут стать лучшим выбором. Однажды.

Айайюэ сделала вид, что размышляет над этим.

– Ну, ты и сама знаешь, кто лучше послужит Наблюдателям. – Она многозначительно глянула на пару позади Наранпы. – Кажется, некоторым трудно определить разницу между желтым и золотым, и те из нас, кто не принадлежит ни тем, ни другим, предпочли бы, чтобы эти цвета были разделены. Такое столкновение может разрушить весь ансамбль. Ты со мной согласна?

Наранпе хотелось расцеловать ее, но она лишь позволила губам изогнуться в улыбке:

– Мне кажется, брызги зеленого или голубого могут творить чудеса.

– Или, возможно, не нужно вообще использовать цвет.

– На самом деле есть много вариантов.