Текст книги "Черные орхидеи"

– Совершенно верно, – согласился Вулф. – Не говорите так громко. Я отдаю себе отчет. Тот, кто устроил это, сделал петлю на конце шнура и пропустил его под дверью. Возможно, только потом, когда он увидел вашу трость там, где вы оставили ее, ему пришла в голову спонтанная идея: надеть петлю на рукоять трости в расчете на то, что первый же, кто пройдет по коридору, ее подберет. Если бы в коридоре никого не оказалось до половины пятого, он сделал бы это сам. Я представляю, какая это история для газет. Не думаю, чтобы вас официально заподозрили в том, что все это устроили вы, но публика, по крайней мере часть ее, еще даже менее деликатна, чем мистер Кремер.

– О господи! – простонал Хьюитт. – Это же… – Он сжимал и разжимал пальцы. – Это ужасно!

– Ну, я бы не сказал «ужасно». Неприятно.

– Нет, ужасно. Для меня. Для Хьюитта. Ужасно!

– Ну разве что для Хьюитта, – уступил Вулф. – Тем больше у вас причин заинтересоваться моим предложением. Я хочу эти орхидеи. Все три.

Ситуация радикально изменилась, и это сразу же отразилось на лице Хьюитта. Прежде она была угрожающей лишь для его спокойствия и репутации, ну в крайнем случае для его свободы и жизни. Теперь же угроза нависла над его собственностью. И это легло тяжелым камнем ему на сердце и свело ему челюсть. Он сверлил Вулфа взглядом.

– Ясно, – прошипел он. – Вот, значит, как. Короче говоря, шантаж. Шантаж! Нет! На это я не пойду!

– Не пойдете? – вздохнул Вулф.

– Нет!

– Очень хорошо. Я не получу орхидей, зато буду избавлен от беспокойства. Арчи, позови мистера Кремера. Передай ему, что дело важное. Я не желаю сидеть на этой проклятой доильной табуретке ни одной лишней минуты.

Я поднялся и не торопясь направился к двери. Я знал, что дело в шляпе, потому что Хьюитт промолчал. Теперь это была просто война нервов.

– Шантаж, – произнес Хьюитт сквозь зубы.

– Иди, Арчи, – сказал Вулф.

Я взялся за ручку двери.

– Подождите минутку, – не выдержал Хьюитт.

Я повернул голову, но дверную ручку не выпустил.

– Одну, – предложил Хьюитт. – Выбирайте любую.

Я вернулся и сел. Вулф вздохнул и покачал головой:

– Все три. Я не стану торговаться. Я собираюсь их честно заработать. Можете называть это шантажом, если так вам легче смириться с ситуацией. Но войдите в мое положение. Возможно, что как раз доказательство, которое я скрываю, для мистера Кремера стало бы решающим. И я вовсе не собираюсь становиться укрывателем убийцы. Если я помешаю розыску, то должен буду найти убийцу сам и, более того, отыскать достаточно улик, чтобы обвинить его, не прибегая к этому доказательству. Если мне это не удастся, я вынужден буду во всем признаться Кремеру, что было бы прискорбно, а также вернуть вам растения, что немыслимо. Так что я не имею права потерпеть неудачу.

– Две, – сказал Хьюитт. – Две, и они будут доставлены вам, когда вы выполните принятое обязательство.

Он, может, и получил свою собственность по наследству, но знал, как ее удержать.

– Нет, – возразил Вулф. – Все три, и я возьму их с собой сейчас. Вы мне доверять можете, а я вам – нет. Ведь если окажется, что вы сами убили его и я уличу вас в этом, то я никогда не получу их.

– Вы же не хотите сказать… – Хьюитт вытаращил глаза. – Вы имеете наглость… вы осмелились предположить…

– Ничуть. Я ничего не предполагаю. Я рассматриваю все возможные обстоятельства и был бы дураком, если бы не делал этого. – Вулф оперся на край стола и с облегчением отодрал себя от хлипкой доильной табуретки. – Я еду домой, там хотя бы есть кресло, пригодное для сидения, и приступаю к работе. Пожалуйста, проводите мистера Гудвина наверх и отдайте ему растения: я забираю их с собой.

Глава 5

Разумеется, у меня был припрятан туз в рукаве. Вулф забрал припасенный мной кинжал и прокрутил его в ребрах Хьюитта вместо своих, но у меня все еще имелась козырная карта.

Возможность пустить ее в игру появилась, когда мы вернулись в комнату, где сидели до этого, и Вулф пригласил всех присутствующих на ланч. На самом деле пригласил, во всяком случае Дилла и Апдеграфа. Я слышал собственными ушами. Вероятно, он собирался весь вечер размышлять над этим случаем, чтобы во время ланча объявить результат. Хьюитт отказался от моего предложения помочь ему транспортировать орхидеи вниз. Мне показалось, что я перестал ему нравиться. Покончив с церемонией приглашения, Вулф преспокойно, без стука, отворил дверь, за которой были Кремер и Энн, и исчез за ней.

Я подошел к Пэрли Стеббинсу, устроившемуся на стуле возле двери в приемную, и ободряюще ухмыльнулся ему. Он всегда чувствовал себя неуютно со мной или с Вулфом, а уж с нами обоими одновременно и вовсе был на грани нервного срыва. Скользнув по мне взглядом, он что-то прорычал.

– Гляди-ка, Пэрли, – сердечно сказал я. – Тут есть кого взять на заметку. Вон ту даму.

Она сидела в дальнем углу, все еще держа на коленях пальто, и с голубой сумочкой под мышкой.

– Она притворщица. Она китайская шпионка. Как и я. Мы засланы сюда Ху Флун Дуном. Если не веришь, послушай наш зашифрованный разговор.

– Иди к черту! – предложил мне Пэрли.

– Не веришь? Ну так смотри. – Я продефилировал через комнату и остановился перед девушкой так, чтобы Пэрли не мог видеть ее лица. – Привет, подруга, – произнес я не слишком громко.

– У вас нервы разыгрались, – сказала она. – Отстаньте от меня!

– Нервы? У меня?

– Отстаньте. Подруга! Я никогда вас прежде не видела.

– Ага! – Я улыбнулся ей. – Никогда в жизни. Если я скажу им, что видел вас около половины четвертого в коридоре, где вы кого-то ждали, они мне поверят, даже не сомневайтесь. А вам придется начинать сначала сказочку про то, как вы в половине четвертого забрели в коридор по ошибке и искали выход. Соображайте быстрее и не говорите мне, чтобы я от вас отстал, иначе мы больше не увидимся. Следите за своим лицом и говорите на полтона ниже.

Ее пальцы под пальто судорожно сжались.

– Чего вам от меня надо?

– Хочу узнать вас получше. Через минуту я должен уехать, чтобы отвезти домой моего босса, но скоро вернусь для маленького разговора с инспектором. Затем я отправлюсь смотреть кинохронику в Гранд-Сентрал, а вы будете ждать меня там в последнем ряду. Идет?

– Да.

– Точно?

– Да.

– Так будет лучше для вас. Если придете, то я соглашусь, что вы никогда не видели меня раньше. Когда вы тут закончите со своими сказочками и уйдете, за вами может быть хвост. Не пытайтесь его стряхнуть. Мы позаботимся об этом, когда будем выходить из кино. Все понятно?

– Да.

– Годится. Положитесь на меня, и вы будете прикалывать к платью черные орхидеи.

Я направился было обратно к Пэрли, чтобы рассеять подозрения, если они у него возникли, но тут отворилась дверь и вплыл Вулф, а Кремер застыл на пороге и объявил:

– Пэрли! Гудвин отвезет Вулфа домой и вернется через полчаса.

– Ага, – без всякого почтения произнес Пэрли.

– Идем, Арчи, – сказал Вулф.

Мы подождали в приемной, пока через несколько минут не появился Льюис Хьюитт, а за ним охранник, держа на вытянутых руках стеклянный контейнер с орхидеями. Передача мне ящика прошла без особых церемоний, Вулф заглянул в него с торжествующим видом, и мы удалились. Мы добрались до места, где я припарковал наш седан, Вулф водворился на заднее сиденье – это, между прочим, довольно серьезная операция, – и я поставил контейнер у него в ногах. Через десять минут мы остановились у нашего старого особняка на Тридцать пятой улице, вблизи реки. Вздох, который испустил Вулф, когда поместил свои габариты в изготовленное по специальному заказу кресло, по глубине и продолжительности мог бы побить все прежние рекорды.

– Тебе лучше сейчас же вернуться, – сказал он. – Сожалею и возмущен, но я дал слово мистеру Кремеру. Теодор позаботится о растениях. Если сможешь, приезжай к обеду. У нас будут колбаски минюи. – Он прямо-таки источал мед.

– Я не давал Кремеру слова, – возразил я.

– Нет. – Он погрозил мне пальцем. – Арчи, никаких выкрутасов!

– Посмотрим. Мне нужно освежиться.

Я пошел на кухню и умял две пачки крекеров с молоком, болтая с Фрицем и вдыхая запах колбасок, которые тот готовил. Поедать крекеры с молоком и при этом обонять аромат колбасок минюи – все равно что обнимать в кинотеатре провинциальную девчонку, глядя, как на экране зажигает Хеди Ламарр. Я попросил Фрица оставить мне немножко, если я задержусь, и уехал.

Когда я пришел в просторное помещение офиса выставки на втором этаже Гранд-Сентрал-Палас, было семь пятнадцать. Там присутствовало не меньше десяти человек, в основном мне незнакомых, но среди них – У. Дж. Дилл и Льюис Хьюитт. Ни Апдеграфа, ни Энн Трейси, ни моей подружки, которой я назначил свидание, я нигде не заметил. Ее отсутствие меня встревожило, но совсем уж разволноваться я не успел, потому что через пару минут дверь во внутреннюю комнату открылась, оттуда вышел Пит Аранго и Пэрли сделал мне знак заходить. Кремер, уже до половины изжевав свою незажженную сигару, сидел там в обществе Мерфи с блокнотом и еще какого-то незнакомого сыщика, и вид у него был отнюдь не праздничный.

– Итак, – беспечно начал я, усаживаясь, – чем я могу вам помочь?

– Тебе бы в цирке выступать, – сказал Кремер. – О господи, ты будешь паясничать и на собственных похоронах! Для чего ты торчал здесь всю неделю?

Ответив на целую серию «что?» «почему?» и «когда?», я дал Мерфи возможность заполнить четыре страницы блокнота, как обычно, расточая свое остроумие на отдел по расследованию убийств. На самом деле остроумие недотягивало до моего обычного уровня, потому что я хотел поскорее освободиться и бежать на свое свидание. Оказалось, что моя подружка уже отстрелялась и была отправлена восвояси. Поэтому я старался давать краткие и точные ответы, и мы уже близились к завершению разговора, когда вдруг дверь отворилась и на пороге появился низкорослый сыщик с приплюснутым носом.

Кремер посмотрел на него и требовательно спросил:

– Какого черта ты вернулся?

Сыщик открыл было рот, но тут же закрыл. Ему явно не хотелось выкладывать, по какой причине он вернулся. Со второй попытки, однако, он ответил:

– Я потерял ее.

Кремер застонал и, казалось, утратил дар речи.

– Я тут не виноват, – стал оправдываться сыщик. – Клянусь, инспектор! Проклятое метро. Подъехал локальный[8]8
  Большинство маршрутов Нью-Йоркского метрополитена делятся на экспресс-маршруты (останавливающиеся только на некоторых станциях) и локальные (со всеми остановками).


[Закрыть] поезд, она отошла от него, будто ждет экспресс, а в последнюю минуту вскочила в вагон…

– Ладно, хватит, – сказал Кремер. – Придержи язык. Боже… Меня удивляет, что… Хотя это не важно. Ее имя и адрес?

Мерфи перелистал назад несколько страниц в своем блокноте:

– Руби Лоусон. Салливан-стрит, сто четырнадцать.

Низкорослый сыщик вынул свою записную книжку и все записал.

– Вряд ли она это нарочно, – сказал он. – По-моему, она просто передумала в последнюю минуту. Я думаю, она…

– Ты думаешь? Ты сказал – ты думаешь?

– Да, инспектор, я…

– Иди отсюда. Возьми с собой кого-нибудь, возьми Дорси, отправляйтесь по этому адресу и разыщите ее. Задерживать не надо, просто следите за ней. И ради бога, не думай! Сама мысль о том, что ты это делаешь, вызывает у меня отвращение.

Мыслитель убрался. Мне, понятно, тоже не терпелось уйти, а потому я с удобством откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и начал:

– Знаете, когда я слежу за кем-то и он спускается в метро, я обычно действую следующим обра…

– Можешь идти, – отрезал Кремер. – Ступай вон! Если, избави боже, ты понадобишься, я знаю, где тебя найти.

– Но я думаю…

– Я сказал, вон!

Я неспешно поднялся и неспешно же двинулся к выходу, а по пути даже остановился, чтобы по-дружески перекинуться парой слов с Пэрли. Но, оказавшись на лестнице, я прибавил шагу. Было сто против одного, что она меня надует, но я все равно помчался на Лексингтон-авеню к входу в Гранд-Сентрал, опустил монету и вошел в зал, где показывали хронику. В последнем ряду ее не оказалось, и я не стал тратить время, осматривая другие ряды. Раз она назвала Кремеру вымышленные адрес и имя, да еще догадалась придумать такое, чтобы оно совпадало с монограммой «РЛ» у нее на сумочке, можно было предположить, что она не станет дожидаться, когда рак на горе свистнет. В освещенном коридоре я быстро проглядел свою записную книжку, рассмотрел идею воспользоваться метро, но отмел ее и помчался на Сорок шестую улицу, где оставил машину.

Мое высокомерное отношение к метро чуть не сыграло со мной злую шутку, потому что в этот час центр в районе Парк-авеню совершенно забит. Но ближе к окраинам я мог ехать в свое удовольствие.

Кирпичный фасад дома номер 326 по Морроу-стрит в южном конце Гринвич-Виллидж не красили, судя по всему, уже много лет. У входа в подъезд на черных металлических кронштейнах висели два фонаря, но горел только один. Я припарковался на другой стороне улицы и поднялся по ступенькам. В вестибюле я увидел обычный ряд почтовых ящиков и кнопки звонков и под одним из них – карточку с надписью «Лэшер». Все сошлось, но вот что было занятно: на той же карточке, повыше «Лэшер», была напечатана еще одна фамилия – Гулд. Я, наклонившись, разглядывал ее, как вдруг отворилась дверь и в вестибюль вышла та, что и была мне нужна.

Стало ясно, что мое высокомерное отношение к метро действительно едва не сыграло со мной злую шутку: девушка держала в одной руке дорожную сумку, а другой рукой, которой только что открыла дверь, уже собралась поднять с пола чемодан.

– Разрешите мне, – сказал я, – на вид он тяжелый.

Она бросила на меня испуганный взгляд, уронила чемодан и, присев на него, разревелась. Она даже не стала закрывать лицо руками – ее как будто прорвало.

Я подождал с минуту, пока она успокоится.

– Послушайте, – сказал я наконец, – вы загораживаете проход – вдруг кто-то захочет войти или выйти. Давайте возьмем эти вещи…

– Вы грязный… – Рыдания мешали ей говорить. – Вы паршивый…

– Нет, – твердо возразил я. – Нет, сестренка. Это вы меня надули. Даже унизили. – Я поднял сумку, которую она тоже уронила. – Идем.

– Он мертв, – сказала она, не заботясь о таких пустяках, как слезы. – Он мертв, не так ли? Есть хоть у кого-нибудь сердце? И мне пришлось сидеть там… сидеть и изображать… – Она замолчала, прикусив губу, потом вскочила, сверкая на меня глазами. – Кто вы вообще такой? Откуда вы знаете, кто я? Как вы нашли меня так быстро? Вы сыщик, вот вы кто, паршивый сыщик…

– Нет. – Я схватил ее за руку. – Если вы имеете в виду полицию, то нет. Меня зовут Арчи Гудвин, и я работаю на Ниро Вулфа. Моя машина на улице, и я отвезу вас к Вулфу для небольшого разговора. У него самое большое сердце в мире, помещенное в тонну жира.

Конечно, она упиралась. И даже пригрозила позвать копа, а потом снова начала плакать, и, пока она лила слезы, я взял чемодан и сумку, вывел ее на улицу и усадил в машину. Она проплакала всю дорогу до Тридцать пятой улицы, и мне пришлось одолжить ей носовой платок.

Обе мои руки были заняты багажом, так что на крыльце я пропустил ее вперед и попросил позвонить, чтобы Фриц открыл нам. Он впустил нас и помог ей снять пальто с таким видом, с каким метрдотель помогает герцогине Виндзорской. Одна из самых прекрасных вещей, которую можно сказать о Фрице, – это то, что в его глазах любое существо в юбке – леди.

– Мистер Вулф обедает, – объявил он.

– Еще бы ему не обедать. Проводи мисс Лэшер в кабинет.

Я отнес багаж в столовую, поставил его у стены и подошел к столу. Вулф сидел там, пребывая на верху блаженства. Он перевел взгляд с чемоданов на меня:

– Что это? Это не твои вещи.

– Нет, сэр, – согласился я. – Это принадлежит особе по имени Роуз Лэшер, которую я привез с собой и которая сумеет помочь вам не упустить орхидеи. Она скорбит и голодна, и я голоден. Должен ли я оставаться с ней в кабинете…

– Голодна? Приведи ее сюда. Здесь на всех хватит.

Я сходил за Роуз. Она перестала плакать, но вид у нее был пренесчастный.

– Мисс Лэшер, – сказал я, – это Ниро Вулф. Он никогда не говорит о делах за столом, поэтому мы сначала поедим, а потом все обсудим. – И я придвинул для нее стул.

– Я не хочу есть, – сказала она слабым голосом. – Я не могу есть.

Она съела семь колбасок, невзирая на всю свою скорбь. Колбаски минюи, приготовленные Фрицем, и самого Ганди сделали бы гурманом.

Глава 6

– А теперь, – задал вопрос Вулф, – объясни мне, зачем здесь мисс Лэшер?

Покончив с обедом, мы расположились в кабинете. Вулф восседал у себя за столом, откинувшись на спинку кресла и скрестив пальцы на усыпальнице колбасок, глаза его были полузакрыты. Я сидел за своим столом, а Роуз – в красном кожаном кресле лицом к Вулфу. Судя по складке ее губ, обед нас с ней не сблизил.

Я быстро и полно изложил подробности.

– Вот как! – Вулф склонил голову на одну шестнадцатую дюйма. – Приемлемо, Арчи. – Голова его повернулась к нашей гостье. – Мисс Лэшер, вероятно, вы многое можете рассказать. Говорите, прошу вас.

– О чем говорить? – спросила она угрюмо.

– Начните с конца. Где вы прятались в том коридоре с половины четвертого до половины пятого и кого или что вы там видели?

– Я не пряталась. Я вышла и вернулась и тогда уже увидела, как тот человек открыл дверь. Потом я ушла…

– Нет. Так не пойдет. Вы хотели перехватить мистера Гулда, когда он выйдет, и вы спрятались. Полиции наверняка не понравится, что вы солгали им, да еще назвали фальшивое имя и фальшивый адрес, а затем сбежали. Я могу не ставить их в известность, но при условии, что вы скажете мне правду.

– Я вовсе не сбежала. Просто я собиралась навестить подругу.

Выкурить ее из норы – вот это была работа! Она замкнулась на целых десять минут, наперекор всему, что говорил Вулф, и не сдавалась, пока я не принес багаж из столовой и не принялся в нем рыться. Я выудил ключи у нее из сумочки, и на мгновение мне показалось, что сейчас она начнет царапаться и пинаться, но она все-таки передумала и, сидя в кресле, только сверлила меня взглядом.

Я перебирал вещи вдумчиво и методично. Когда я осмотрел все, в чемодане осталось полным-полно дамской одежды и аксессуаров, в основном интимного свойства, а на столе Вулфа собралась коллекция самых разнообразных вещей, отнюдь не только дамских. Рубашки, галстуки, три фотографии Гарри Гулда, пачка писем, перевязанная тесемкой, верхнее из которых было адресовано Роуз, что-то еще и большой конверт из оберточной бумаги, скрепленный зажимом.

Я открыл конверт и извлек содержимое. Там было всего два предмета, и ни один из них не заставил мое сердце подпрыгивать. Первым был замызганный счет из «Гаража Нельсона, Саламанка, штат Нью-Йорк», причем, судя по характеру ремонта, машина по меньшей мере врезалась в гору. На счете стояла дата – 11 апреля 1940 года. Вторым предметом были несколько страниц, вырванных из «Журнала садовода», что я легко определил по качеству бумаги и типографскому шрифту. Это оказалась статья Льюиса Хьюитта, озаглавленная «Пожелтение Куруме в Америке». Я поднял брови и передал ее Вулфу. Тут я заметил нечто, что поначалу пропустил: надпись карандашом на обороте гаражного счета. Это было имя «Пит Аранго», написанное мелким изящным почерком, совершенно не похожим на тот, каким были сделаны надписи на лицевой стороне. Еще один образчик той же каллиграфии красовался на верхнем в пачке писем конверте, адресованном Роуз Лэшер. Я развязал тесемку, достал письмо и обнаружил на нем подпись – «Гарри».

Я передал все это Вулфу, и тот просмотрел письмо.

– Это заинтересует полицию. – Он хмыкнул и перевел взгляд на Роуз. – Это заинтересует их даже больше, чем ваш…

– Нет! – закричала она; ее заколотило. – Вы же не станете… О, ради бога, вы не должны…

– Где вы прятались в том коридоре?

Тут-то ее и прорвало. Да, она находилась там с того момента, когда я увидел ее, и до того, как, приоткрыв дверь, ведущую к экспозиции, заглянула внутрь. Она пряталась за упаковочными ящиками и кустарниками у задней стены. Поднявшаяся суматоха ее встревожила, и она проскользнула из коридора в главный зал, где стала протискиваться через толпу. Тут я и вернул ей сумочку, которую она каким-то образом обронила.

Что и кого она видела, пока пряталась?

Ничего. Несколько человек проходили мимо. Она их не знает и никого не запомнила, кроме Фреда Апдеграфа.

Это была явная ложь. Она не могла не видеть меня с Вулфом и Хьюиттом, когда мы шли по коридору и я поднял трость. Трость лежала как раз под той дверью, за которой она следила. Не могла она не видеть и человека, который оставил там трость. Он ведь должен был присесть, чтобы надеть петлю на рукоятку, а может быть, и приоткрыть дверь, чтобы вытянуть приготовленную петлю, скрытую среди листвы. Но Вулф оказался в незавидном положении. Он не посмел упомянуть трость, это было исключено. Неужели он ждал, что она сама невзначай проговорится о ней, а заодно и о том, кто ее там оставил?

Ясно, ждал. Но она этого не сделала. Она снова замкнулась, и я никогда еще не видел, чтобы Вулф потратил столько сил и не продвинулся ни на шаг. В конце концов он сказал, что мы сейчас же звоним Кремеру, что было чистым блефом, но и это ни к чему не привело. После этого он сдался и вызвал Фрица, чтобы тот принес пиво.

В эту минуту зазвонил телефон. Сняв трубку, я услышал знакомый голос:

– Арчи? Это Сол Пензер. Могу я поговорить с мистером Вулфом?

Вулф взял трубку у себя на столе, и я узнал, что, пока меня не было, он посылал Сола на выставку цветов. Выслушав отчет, Вулф велел Солу все бросить и ехать к нам. Положив трубку, он откинулся на спинку кресла, тяжко вздохнул и принялся бесцеремонно разглядывать Роуз.

– Это звонил человек, – сказал он, – которого я посылал собирать информацию о мистере Гулде. Я бы предпочел, однако, получить ее от вас. Могу позволить вам до завтра покопаться в памяти относительно того, что вы видели в коридоре, но о Гулде вы расскажете мне сейчас. Впереди у нас вся ночь. Как давно вы его знали?

– Около двух лет, – угрюмо ответила она.

– Вы его жена? Точнее, вдова?

Она вспыхнула, и губы ее сжались.

– Нет. Он говорил, что он не из тех, кто женится. Так он говорил.

– Но он жил на Морроу-стрит вместе с вами?

– Нет, он там не жил. Он только приходил. У него была комната в одном из домов в поместье Дилла на Лонг-Айленде. Никто не знал о Морроу-стрит – я имею в виду, никто у Дилла. – Она подалась вперед, сверкнув глазами, и я был удивлен ее пылом. – И никто не должен знать, слышите? Никто, пока я жива!

– У вас есть родственники на Лонг-Айленде? Там живет ваша семья?

– Не ваше дело!

– Возможно, и не мое, – согласился Вулф. – Не хотелось бы мне, чтобы оно было моим. Когда и где вы познакомились с мистером Гулдом? – (Она держала рот на замке.) – Ну же! – жестко сказал Вулф. – Не раздражайте меня без нужды. В следующий раз, когда я попрошу мистера Гудвина соединить меня с мистером Кремером, это не будет блефом.

Она сглотнула.

– Я работала в магазине в Ричдейле, и он… Мы познакомились там. Это было почти два года назад, он работал тогда у Хьюитта.

– Вы имеете в виду Льюиса Хьюитта?

– Да, в его поместье.

– Вот как. Чем он там занимался?

– Он был садовником. Иногда выполнял обязанности шофера. Потом его уволили. Он всегда говорил, что ушел сам, но его уволили.

– Когда это случилось?

– Уже больше года назад. Позапрошлой зимой, вот когда. Он был хорошим садовником и вскоре получил работу у Дилла. Это примерно в двух милях по другую сторону от Ричдейла. И он переехал туда жить.

– Вы жили там вместе с ним?

– Я? – Она была шокирована и возмущена. – Конечно нет! Я жила дома!

– Прошу прощения. Сколько времени вы живете в квартире на Морроу-стрит? – (Она снова замолчала.) – Ну же, мисс Лэшер. Я могу узнать это у консьержа.

– Послушайте, в Гарри Гулде не было ничего хорошего. Никогда не было. Я всегда знала это. Но проблема в том, что иногда если отношения начались, то уже не можешь разорвать их, даже если знаешь, что парень не подарок. Но что-то в нем было. Он всегда говорил, что он не из тех, кто женится, но, когда он привез меня на Морроу-стрит – это было в прошлом июне – и сказал, что снял квартиру, было похоже, что ему захотелось иметь дом и, может быть, жениться когда-нибудь потом. Поэтому я уволилась и переселилась туда. С тех пор я там и живу, уже девять месяцев. Сначала я тревожилась из-за денег, а потом это прошло. Денег было не слишком много, но хватало. Позже я снова начала волноваться из-за этого. Не знаю, откуда он брал деньги. – Ее как будто прорвало, и слова сыпались как горох, а Вулф просто сидел и слушал. – Он приехал как-то вечером – обычно бывал у меня четыре или пять вечеров в неделю, – это было в декабре, незадолго до Рождества, и у него было больше тысячи долларов. Он не позволил мне пересчитать их, – может, там было даже две или три тысячи. Купил мне часы, и все было прекрасно, но эти деньги… Меня тревожило, откуда у него деньги. А потом он изменился и стал приходить не так часто. А с месяц назад сказал, что собирается жениться… – Она крепко стиснула губы, а потом сглотнула.

– Не на вас, – сказал Вулф.

– О нет, – выдохнула она. – На мне? Нет, как вы могли бы заметить. Но он не сказал, кто она. И у него по-прежнему появлялись деньги. Он мне их больше не показывал, но я несколько раз заглядывала ночью в его карманы. У него была чековая книжка больше чем на три тысячи и множество счетов. А вчера я увидела в газете его фотографию с той девушкой на выставке цветов. Он мне ничего не говорил об этом, буквально ни слова. И не приходил на Морроу-стрит уже целую неделю. Вот почему я сегодня пошла посмотреть на них. Когда я увидела их вместе, мне захотелось его убить. Говорю вам прямо: мне захотелось убить его!

– Но вы этого не сделали, – пробормотал Вулф.

Ее лицо исказилось.

– Я хотела!

– Но не сделали.

– Нет, – сказала она. – Нет.

– Ну а кто-то сделал, – произнес Вулф бархатным голосом. – Его убили. И вы испытываете естественное желание, чтобы убийцу нашли. Вы, естественно, намерены помочь…

– Не намерена!

– Но моя дорогая мисс Лэшер…

– Я не «ваша дорогая мисс Лэшер». – Она наклонилась к нему, сидя на самом краешке кресла. – Я знаю, кто я. Я ничтожество, вот кто, я знаю. Но не совсем уж недоразвитая – ясно? Гарри мертв, так? Кто убил его, не знаю, может, вы, а может, этот десятицентовый Кларк Гейбл, который воображает себя ужасно ловким и может по горке снизу вверх прокатиться. Кто бы это ни был, я не знаю и мне все равно. Меня волнует только одно: мои родители ничего не должны знать обо всем этом, вообще ничего. Если они узнают, им останется только похоронить меня. – Она выпрямилась. – Это дело моей чести, – сказала она. – Чести моей семьи.

Не знаю, откуда она такого набралась, в кино или еще где, но именно так она и заявила. Я подозревал, что в кино, учитывая ее дешевую шпильку насчет десятицентового Кларка Гейбла. Это нелепо – он же так самодовольно ухмыляется. И потом, если уж я похож на киноактера, то скорее на Гэри Купера, чем на Кларка Гейбла.

Во всяком случае, она так и сказала – честь семьи. И похоже, именно это она и имела в виду, потому что, сколько Вулф ни бился, ему ничего больше не удалось из нее вытянуть. Она не знала ни причины, по которой Гарри уволили от Хьюитта, ни источника его внезапного богатства; она не знала, зачем он так бережно хранил счет из гаража и почему интересовался пожелтением Куруме. Она о таком вообще никогда не слышала. В довершение всего она так и не вспомнила, кого или что видела в коридоре, когда пряталась там. Но Вулф продолжал давить, и было похоже, что ей предстоит тяжелая ночь.

Около одиннадцати нам пришлось прерваться. Эта необходимость возникла в облике прибывшего Сола Пензера. Я впустил его и провел в кабинет. Быстро взглянув проницательными серыми глазами на Роуз, Сол отправил ее портрет в свою внутреннюю картинную галерею, что означало: теперь он останется там навсегда. Сол, в своем поношенном коричневом костюме – он никогда не носит пальто – и с коричневой кепкой в руке, выглядел как ветеран войны, живущий на пособие, а между тем он владел двумя домами в Бруклине и слыл лучшим детективом к западу от Атлантики.

– Мисс Роуз Лэшер – мистер Сол Пензер, – представил их Вулф. – Арчи, дай мне атлас.

Я пожал плечами. У Вулфа одним из любимых способов скоротать вечер было разглядывание атласа, но в такой компании? Буркнув себе под нос: «Мне нет до этого дела», я передал ему атлас и уселся на свое место, а он отправился в путешествие. Вскоре он закрыл атлас, отложил его и обратился к Роуз:

– Мистер Гулд бывал когда-нибудь в Саламанке, штат Нью-Йорк?

Она ответила, что не знает.

– Письма, Арчи, – сказал Вулф.

Я взял пачку писем, передал ему половину, а остальные начал просматривать сам. Я уже почти дошел до конца, когда Вулф вдруг удовлетворенно хрюкнул:

– Вот открытка, которую он послал вам из Саламанки четырнадцатого декабря тысяча девятьсот сорокового года. С изображением публичной библиотеки. И написано: «Вернусь завтра или послезавтра. Люблю и целую. Гарри».

– Значит, наверное, он был там, – мрачно согласилась Роуз.

– Арчи, дай Солу сто долларов. – Вулф вручил Солу открытку и счет из гаража. – Поезжай в Саламанку. Самолетом до Буффало, а там найми машину. Ты знаешь, как выглядел Гарри Гулд?

– Да, сэр.

– Запиши даты – ну, не мне тебя учить. Поезжай туда и разузнай все, что сможешь. Как приедешь, позвони.

– Хорошо, сэр. Могу я, если понадобится, заплатить за информацию?

– В пределах разумного, – скорчил гримасу Вулф. – Я хочу получить все, что возможно. Дай ему двести долларов, Арчи.

Я отсчитал из сейфа десять двадцаток, Сол спрятал их в карман и ушел, как всегда не задавая глупых вопросов.

Позвонив, чтобы принесли пива, Вулф вновь принялся за Роуз. Сначала минут пять он пытался заставить ее вспомнить, зачем Гарри ездил в Саламанку и что он говорил ей об этом, но она ничего не вспомнила. Саламанка оставалась загадкой. Потом Вулф вернулся к прежним темам, но подошел к ним с флангов. Он обсудил с ней вопросы кулинарии. Расспросил о способностях Гарри как садовника и его опыте, о его зарплате, об отношениях с работодателями – Хьюиттом и Диллом, о том, любил ли он выпивать, и о других его привычках.

Я, конечно, записывал все это в свой блокнот, но отнюдь не дрожал от возбуждения. Я знал, что таким образом Вулф к рассвету соберет множество фактов, которые она выболтает, сама не подозревая об этом, и один или два из них могут иметь значение, но среди них не будет того, который был нам всего нужнее, а именно: кого и что она видела в коридоре. В теперешнем нашем положении мы не могли передать ее полиции, даже если бы хотели, из-за опасности, что Кремер своими методами заставит ее говорить. А если он узнает об эпизоде с тростью, то все нам испортит. Да мне и не хотелось отдавать ее на растерзание львам, несмотря даже на ее шпильку насчет Кларка Гейбла.