Текст книги "Слишком много поваров"

Серван поднял брови:

– Его там нет? А где же он?

– Я не искал его, – пожал плечами Вукчич. – Может, в кухне?

Серван окликнул Кита:

– Рэмси! Филип оставил свой пост! Остались только Валенко, Росси и Вулф. Что же делать?

Кит ответил, что вполне доверяет им, и Валенко вошел. Немного погодя он вышел, и наступила очередь Росси. Росси ни с кем не цапался вот уже три часа, и я навострил уши, ожидая услышать сквозь закрытую дверь, если Ласцио возвратился, парочку теплых слов в адрес зятьев. Но в вестибюле стоял такой гвалт, что я все равно ничего бы не расслышал. Выходя, Росси объявил, что только дурак может насыпать столько соли в соус «Весна», но никто не обратил на него внимания. Ниро Вулф, последний, с трудом вытащил себя из кресла. Его, как почетного гостя, проводил к дверям Луи Серван. Я был несказанно счастлив, что наконец-то на горизонте забрезжила возможность лечь спать.

Через десять минут дверь отворилась, и Вулф спросил с порога:

– Мистер Серван, так как я последний, не будете ли вы возражать, если я пройду испытание вместе с мистером Гудвином?

Серван заверил, что не возражает, и Вулф подозвал меня. Я был уже на ногах, ибо понял: что-то случилось. Вулф знал, что может проводить со мной любые эксперименты, но только не гастрономические. Я пересек гостиную и вошел за ним в столовую. Он плотно закрыл дверь. На столе стояли девять блюд с картонными номерками, кувшин с водой, стаканы, тарелки, вилки и прочая ерунда.

– Рад помочь вам, – сказал я, смеясь. – На котором вы застряли?

Он обогнул стол:

– Иди сюда. – Он прошел дальше вправо, к большой ширме с изображением Покахонтас. Позади ширмы он остановился и пальцем указал на пол. – Посмотри на это безобразие.

Я отшатнулся в изумлении. Я не обращал никакого внимания на разговоры об убийстве, приписывая их слишком буйной фантазии, но, что бы я ни думал о рассказе роковой женщины, к виду крови я готов не был. А кровь была, правда ее было немного, потому что нож все еще торчал в левой части спины Филипа Ласцио по самую рукоятку. Он лежал ничком, вытянув ноги, так что, если бы не нож, можно было принять его за спящего. Я наклонился над ним и чуть повернул его голову, чтобы посмотреть в глаза. Затем я встал и посмотрел на Вулфа.

– Приятный праздник! – воскликнул он с горечью. – Я говорил тебе, Арчи… Ну да ладно. Он мертв?

– Мертв, как жареная колбаска.

– Ясно, Арчи. Мы никогда не были виновны в нарушении закона. Это юридический термин. Но это не наше дело. Во всяком случае теперь. Что ты помнишь о том, как мы ехали сюда?

– Кажется, только то, что мы ехали поездом.

Он кивнул:

– Позови мистера Сервана.

Глава 4

В три часа утра я сидел за столом в малой гостиной павильона «Покахонтас». Напротив меня расположился мой друг Барри Толмен. За его спиной маячил косоглазый головорез с крепкими челюстями в синем саржевом костюме, ярко-розовой рубашке с заношенным белым воротничком и с красным галстуком. Как его зовут и чем он занимается, не секрет: Сэм Петтигрю, шериф округа Мерлин. Присутствовали еще двое неизвестных типов. Один с блокнотом, какими пользуются стенографистки, примостился на краешке стола. Другой, полицейский штата Западная Виргиния, торчал на стуле у стены. Дверь в столовую была открыта, и оттуда доносился запах магния от фотовспышек, гул голосов сыщиков, снимающих отпечатки пальцев, и тому подобное.

Голубоглазый атлет пытался скрыть раздражение:

– Я все знаю, Эшли. Вы управляющий курортом Канова-Спа, а я прокурор этого округа. Чего вы от меня хотите? Чтобы я сделал вид, что он сам упал на нож и это несчастный случай? И нечего обвинять меня в том, что я люблю театральные эффекты…

– Ладно, Барри. Забудьте. – Клей Эшли, стоявший рядом со мной, медленно покачал головой. – К черту все это! Я знаю, вы не можете замять дело. Но, ради бога, заканчивайте быстрее и увозите их отсюда. Да-да, я знаю, вы это сделаете, как только можно будет. Извините, если я что сказал… Пойду попытаюсь уснуть. Если буду нужен, позвоните.

Он ушел. Кто-то вышел из столовой что-то спросить у Петтигрю. Толмен встряхнулся, потер глаза и посмотрел на меня:

– Я вызвал вас снова, мистер Гудвин, чтобы спросить, не вспомните ли вы еще что-нибудь в добавление к рассказанному раньше?

– Вы собрали весь урожай, – покачал я головой.

– Вы не припомнили ничего из того, что происходило в гостиной? Ни одной особенности поведения, ни одного важного разговора? – (Я ответил «нет».) – А в течение дня?

– Ничего. Ни днем, ни ночью.

– Что вам сказал Вулф, когда тайно вызвал вас и показал тело Ласцио за ширмой?

– Он вызвал меня не тайно. Это все слышали.

– Но он позвал вас одного. Почему?

– Вам лучше спросить его, – пожал я плечами.

– Что он сказал?

– Я уже говорил вам. Он попросил меня проверить, мертв ли Ласцио. Я сказал, что мертв, и он велел позвать мистера Сервана.

– Больше он ничего не говорил?

– Кажется, сделал какое-то замечание насчет приятного праздника. Иногда он бывает ироничен.

– И кажется, весьма хладнокровен. У него были какие-нибудь причины не любить Ласцио?

Я сильнее упер ногу в перекладину стула. Вулф не простит мне, если каким-то неосторожным замечанием я обрушу на наши головы эту неразбериху.

Я знал, зачем Вулф постарался позвать меня одного и поинтересовался моей памятью насчет происходившего: ему пришло в голову, что в случае убийства его, как свидетеля, не выпустят из штата да еще заставят выступать в суде, а это противоречило представлениям Вулфа о приятной жизни. Я не питал никакого уважения к этому простаку, клюнувшему на приманку в виде имбирного пива в вагоне-баре, кроме того, я, в отличие от Вулфа, ничего не имел против Западной Виргинии. Поэтому я ответил:

– Конечно нет. Он никогда прежде не встречал Ласцио.

– А в течение дня не произошло ничего такого, что могло бы сделать его… ну, неравнодушным к благополучию Ласцио?

– Насколько я знаю, нет.

– Вы или Вулф знали о предыдущем покушении на жизнь Ласцио?

– Спросите его сами. Я – нет.

Мой приятель Толмен принес дружбу в жертву долгу. Он оперся локтем о стол, ткнул в меня пальцем и сказал тошнотворным тоном:

– Вы лжете.

Как я заметил, косоглазому шерифу не нравилось, что он здесь на вторых ролях, и он бросил на Толмена сердитый взгляд. Вообще, атмосфера в комнате была нездоровой.

Я изобразил удивление:

– Лгу? Я?

– Да, вы. Что говорила вам с Вулфом миссис Ласцио, когда заходила к вам в номер сегодня днем?

Надеюсь, он не заметил, как дрогнул мой локоть.

Не важно, как он это выяснил и сколько он знает. У меня не было выбора.

– Она рассказала нам, что ее муж обнаружил в сахарнице мышьяк, – ответил я, – и что он высыпал его в канализацию. Она хотела, чтобы Вулф защитил ее мужа. Она еще сказала, что он запретил ей говорить об этом кому-либо.

– Что еще?

– Это все.

– А вы только что сказали мне, что ничего не знали о предыдущем покушении на жизнь Ласцио. Не так ли?

– Так.

– Ну? – Все тем же тоном.

Я улыбнулся ему:

– Послушайте, мистер Толмен, я вовсе не пытаюсь провести вас, даже если бы и знал, как это сделать. Но примите в расчет некоторые вещи. Во-первых, я не хотел вас оскорбить – вы еще молодой человек, впервые избраны окружным прокурором, а Ниро Вулф распутал больше преступлений, чем все, о которых вы когда-либо слышали. Вы знаете это, и вы знаете его репутацию. Даже если бы кто-нибудь из нас и знал что-то, что могло бы дать вам след – а мы этого не знаем, – вы только потеряли бы время, выжимая из нас соки, потому что мы стреляные воробьи. Я не хвастаю, а констатирую факты. Вот, например, относительно первого покушения на Ласцио. Я настаиваю на том, что ничего не знаю. Все, что мне известно, – это рассказ миссис Ласцио о том, как ее муж обнаружил что-то в сахарнице. Откуда он знал, что это был мышьяк? Ласцио не был отравлен, он был заколот. В моей практике…

– Меня не интересует ваша практика. – Тон все тот же. – Я спрашиваю вас, не вспомнили ли вы чего-нибудь, имеющего значение в связи с убийством. Вспомнили?

– Я уже сказал вам, что миссис Ласцио…

– Да-да, миссис Ласцио. Оставим пока это. Еще что-нибудь?

– Ничего.

– Уверены?

– Вполне.

– Приведите сюда Оделла, – велел Толмен полицейскому.

До меня наконец дошло. Так вот оно что! Ну и друзей же я себе приобрел с тех пор, как сюда приехал! Мои мозги снова подпрыгнули, и я не был уверен, что мне удастся и на этот раз незаметно поставить их на место. Я как раз занялся этим, когда в сопровождении полицейского вошел мой приятель Оделл. Я обратил к нему взгляд, которого он не заметил. Он встал так близко ко мне, что я мог бы облобызать его, не вставая с места.

– Оделл, что говорил вам этот человек вчера днем? – спросил его Толмен.

Местный сыщик не смотрел в мою сторону.

– Он сказал, что Филипа Ласцио кто-то убьет, – начал он хрипло. – А когда я спросил кто, он ответил, что они встанут в очередь.

– А еще что?

– Это все.

Но я отвел удар. Я дал Оделлу такой толчок под ребро, что он подпрыгнул.

– Вот оно что! – рассмеялся я. – Теперь вспомнил! Это когда мы с вами сидели над той тропинкой и бросали вниз камни, а вы мне показали вашу скалу, точно! Вы, конечно, не говорили мистеру Толмену всего, о чем мы беседовали, поэтому он думает… Вы сказали ему, как я рассказывал вам обо всех этих паршивых итальянских и польских поварах, что они готовы от зависти поубивать один другого? И что Ласцио зарабатывает больше всех, шестьдесят тысяч баксов в год, поэтому на него они набросятся на первого, да еще в очередь выстроятся? А потом вы показали мне ту скалу и объяснили, как вам удается выбираться из отеля в такое время дня. – Я повернулся к Толмену. – Мы разговорились, как приятели, только и всего. Если хотите искать здесь какой-то скрытый смысл – на здоровье! Если бы я рассказал вам, что Оделл говорил о той скале… – Я снова засмеялся и ткнул своего приятеля под ребро.

Толмен хмурился, но на этот раз не на меня.

– В чем дело, Оделл? Вы не так рассказывали.

Я не мог не перевести игру на Оделла. Он старательно делал вид, что разговором совсем не заинтересован. Воплощенная высшая справедливость, он все еще не смотрел на меня, а уставился прямо в глаза Толмену:

– Кажется, мой язык не мелет сам по себе. Кажется, он говорит, что ничего особенного и не было. Но я ясно запомнил имя Филипа Ласцио: любой детектив ухватится за разговор об убийстве…

Косоглазый громила неожиданно заговорил тягучим мягким голосом:

– Вы что-то очень неточно говорите, Оделл, вам что-то слишком много кажется.

– Говорил он вам, что Ласцио собираются убить, или не говорил?! – требовательно спросил Толмен.

– Ну… он это сказал, да. То есть что они все завистливые, а Ласцио получает шестьдесят тысяч. Точно, он это сказал. А больше вроде ничего.

– Так что же, Гудвин? Почему это вы выбрали Ласцио?

Я поднял руки:

– Я его не выбирал. Я случайно упомянул его, потому что он обогнал всех – и в деньгах, и во всем остальном. Я тут прочел заметку – хотите взглянуть?

– Мы теряем время, – протянул шериф. – Убирайтесь к дьяволу, Оделл!

Мой приятель повернулся и вышел, так и не удостоив меня взглядом.

– Приведите сюда Вулфа! – приказал Толмен полицейскому.

Я сидел спокойно. За исключением нескольких сучков, о которые я мог бы споткнуться, я был вполне доволен собой. Интересно, что сказал бы инспектор Кремер из нью-йоркской уголовной полиции, если бы узнал, что Ниро Вулф позволяет привести себя на допрос к провинциальным ищейкам в половине четвертого ночи из боязни поссориться с местным прокурором. Он не ложился так поздно с тех самых пор, когда Клара Фокс ночевала в нашем доме. Я подумал, что могу оказать посильную помощь, и принес из коридора большое кресло.

Вскоре возвратился полицейский с моим боссом. Толмен спросил у полицейского, кто еще остался.

– Вукшиш, или как его там, и Берен с дочерью. Они пытались прогнать ее спать, но она не пошла. Рвется сюда.

Толмен жевал губу. Я наблюдал за ним одним глазом, а другим смотрел, как Ниро Вулф устраивается в принесенном мной кресле.

– Отправьте их спать, – наконец проговорил Толмен. – Мы можем сделать перерыв до утра. Согласны, Петтигрю?

– Конечно.

Полицейский ушел. Толмен потер глаза, снова пожевал губу, затем откинулся на спинку стула и посмотрел на Вулфа. Тот выглядел совсем мирно, но его палец слегка постукивал по подлокотнику кресла, и я знал, какое пламя бушует у него в груди.

– Уже почти четыре, мистер Толмен, – произнес он, как бы делясь информацией.

– Спасибо, – сварливо ответил Толмен. – Мы долго вас не задержим. Я снова послал за вами, потому что выяснилась пара новых фактов.

Я обнаружил, что они оба – Толмен и шериф – не выпускают меня из поля зрения. Готов поклясться: они следят, чтобы я не подавал Вулфу никаких знаков. Я придал своему лицу сонное выражение, что было не слишком трудно.

– Думаю, что больше, – сказал Вулф. – Например, я полагаю, что миссис Ласцио поведала вам историю, которую рассказала мне вчера днем. Так ведь?

– Что за история?

– Не притворяйтесь, мистер Толмен. – Вулф перестал постукивать пальцем и направил его на прокурора. – Не надо играть со мной в прятки. Она просидела здесь с вами больше получаса. Я знал, что она расскажет, потому и не стал упоминать об этом. Я хотел, чтобы вы услышали прямо от нее.

– Откуда вы знали?

– Простое умозаключение. – Вулф говорил мягко и необидно. – В конце концов она действующее лицо этой трагедии, а я лишь сторонний наблюдатель.

– Действующее лицо? – нахмурился Толмен. – Вы имеете в виду, что она сама приложила руку? Вы раньше этого не говорили.

– Я и теперь этого не говорю. Я сказал только, что убит ее муж, а она если и не была предупреждена, то, по крайней мере, предчувствовала это. Вы знаете больше меня, вы задавали ей вопросы. Она, по-видимому, рассказала вам, что вчера днем в кухне ее муж обнаружил в сахарнице мышьяк, который предназначался ему, и что без ведома и согласия мужа она пришла просить меня защитить его, а я отказался.

– Почему вы отказались?

– По причине своей некомпетентности в таком деле. Как я объяснил ей, я не дегустатор пищи и не телохранитель. – Голос Вулфа слегка дрожал. Видно было, что он кипит. – Могу я дать совет, мистер Толмен? Не тратьте на меня свою энергию. Я не имею ни малейшего представления, кто убил мистера Ласцио и почему. Возможно, вы слышали обо мне. Если так, у вас могло создаться впечатление, что если я занимаюсь каким-то делом, то решаю запутанные задачи, чего не скажешь, глядя на меня. Но этим делом я не занимаюсь, оно меня совершенно не интересует. Я ничего об этом не знаю и могу дать вам не больше информации, чем какой-нибудь марсианин. Я трояким образом замешан в деле. Во-первых, так случилось, что я оказался здесь. Во-вторых, я обнаружил тело мистера Ласцио. Как я уже говорил вам, мне стало любопытно, не следит ли он тайком за тем, что происходит в столовой, и я заглянул за ширму. В-третьих, миссис Ласцио рассказала мне, что кто-то собирается отравить ее мужа, и попросила предотвратить это. Вот и все. Если в вашем расследовании есть для всего этого место, приобщите к делу. Примите, джентльмены, мои наилучшие пожелания.

Толмен, в сущности еще совсем мальчишка, обернулся к шерифу, который тер пальцем подбородок. Петтигрю посмотрел на него, затем обратился к Вулфу:

– Послушайте, мистер, вы, кажется, неправильно нас поняли. Мы не собираемся причинять вам неприятности. Мы не причисляем вас к этой компании, которая если и знает что-нибудь, то постарается скрыть это от нас. Вы сказали, что мы, может, о вас слышали. Так оно и есть. Слышали. В конце концов вы провели в этой компании целый день и со всеми разговаривали. Понимаете? Не знаю, как Толмен, но я считаю, что делу не повредит, если мы вам расскажем, что нам удалось выяснить, а вы скажете свое мнение. Раз вы говорите, что у вас нет в этом деле интереса. Так, Барри?

– Вы только потеряете время, – возразил Вулф. – Я не волшебник. Мои успехи – плод напряженного труда. Это дело не мое, я над ним не работаю.

Я скрыл усмешку.

– Чем скорее это дело прояснится, – вставил Толмен, – тем лучше для всех. И вы понимаете это. Если шериф…

– Ладно, – сухо произнес Вулф. – Завтра.

– Завтра уже наступило. Бог знает, как долго вы будете спать утром, но я-то не буду. Я хочу вам задать один частный вопрос. Вы сказали, что хорошо знаете здесь только одного человека – Вукчича. Миссис Ласцио говорила мне, что была за ним замужем, а несколько лет назад развелась и вышла за Ласцио. Вы можете сказать, как пережил развод Вукчич?

– Нет. Миссис Ласцио, похоже, охотно дает информацию…

– Ну, это ведь ее мужа убили. Почему? Вы что-то против нее имеете? Это уже второй камень в ее огород.

– Естественно, я кое-что против нее имею. Я не люблю, когда женщины просят меня защитить их мужей. Просить о спасении через посредство женщины – ниже достоинства мужчины.

Вулф, естественно, не был влюблен. Надеюсь, до Толмена это дошло.

– Я задал вам этот вопрос, – начал он, – потому что Вукчич – один из двоих, кто имел наилучшую возможность убить Ласцио. Большинство явно вне подозрений, в частности по вашему собственному свидетельству. – Он заглянул в одну из бумаг на столе. – Согласно нашей информации, миссис Ласцио, миссис Мондор, Лизетт Путти и Гудвин все время находились в гостиной. Серван подтвердил, что, когда он вошел в столовую пробовать соус, Ласцио был там живой и невредимый. До Сервана побывали в столовой Мондор, Койн и Кит. Больше никто из них гостиную не покидал. Это доказано. Следующими были Берен и Вукчич. Берен утверждает, что, когда он уходил из столовой, Ласцио был еще там. А Вукчич говорит, что, когда через восемь-десять минут он туда вошел, Ласцио там не было, но он ничего особенного не заметил. Последние трое – Валенко, Росси и вы – тоже вне подозрений, но не столь очевидно, как другие, потому что Ласцио, вполне возможно, вышел на террасу или в туалет и возвратился после ухода Вукчича. Повара говорят, что в кухне он не появлялся.

Толмен снова заглянул в бумагу:

– Отсюда два наиболее вероятных варианта – Берен и Вукчич и три возможных – Валенко, Росси и вы. Кроме того, кто-нибудь мог легко войти в столовую с террасы. Шторы были спущены, стеклянные двери закрыты, но не заперты. И трое могли сделать это: Леон Бланк, он отказался от участия в конкурсе из-за неприязни к Ласцио и ушел к себе; миссис Койн, которая гуляла больше часа, в частности и в промежутке между уходом Вукчича из столовой и приходом туда Берена; мисс Берен. Бланк клянется, что не выходил из своей комнаты. Миссис Койн говорит, что все время бродила по саду, на террасу не заходила, а вошла через главный вход и сразу направилась в гостиную. Что же касается мисс Берен, то она пришла в гостиную из своей комнаты еще до начала конкурса и больше не выходила – я упомянул о ее отсутствии, только чтобы дополнить список.

«Ты, хладнокровный негодяй! – подумал я про себя. – Она плакала о тебе в своей комнате, поэтому и отсутствовала, а ты ее в список включаешь!»

– Вы были там, мистер Вулф. Все правильно, да? – (Вулф утвердительно хмыкнул.) – Что же касается мотива, – подвел черту Толмен, – у некоторых их более чем достаточно. Например, Вукчич, у которого Ласцио увел жену. А непосредственно перед тем, как войти в столовую, Вукчич разговаривал с миссис Ласцио, танцевал с ней, смотрел на нее во все глаза.

– Вам это сказала женщина! – резко произнес Вулф.

– О господи! – протянул шериф. – Вас, кажется, возмущают наши скромные открытия. Я думал, вы сказали, что не заинтересованы в деле.

– Вукчич – мой друг. В нем я заинтересован. А не заинтересован в убийстве, к которому он не имеет никакого отношения.

– Может, и не имеет. – Толмен был явно доволен, что добился от Вулфа взрыва. – Так или иначе, разговор с миссис Мондор впервые позволил мне на деле применить знание французского. Дальше идет Берен. Я узнал об этом не от миссис Мондор, а от него самого. Он заявляет, что Ласцио давно уже следовало убить, что он сам с удовольствием сделал бы это и что он употребит все усилия, чтобы спасти убийцу.

– Похоже на него, – пробормотал Вулф.

– Похоже, согласен. Похоже и на маленького француза Леона Бланка, только в другом стиле. Он не отрицает, что ненавидит Ласцио, потому что тот вытеснил его со службы в отеле «Черчилль», но говорит, что никого бы ни за что не стал убивать. Он говорит: ему даже не доставляет удовольствия, что Ласцио мертв, так как смерть не лечит, а ампутирует. Это его собственные слова. Он спокоен и совсем не кажется настолько агрессивным, чтобы ударить человека в сердце ножом, но он далеко не дурак и, возможно, кое-что сглаживает. Есть два вероятных мотива убийства и один возможный, – продолжил Толмен. – О еще четырех возможных я говорить не буду. Если у Росси или Валенко и были какие-то чувства, побудившие их пойти на убийство, мне они пока неизвестны. Что до миссис Койн, то она никогда прежде не видела Ласцио. И мне не удалось выяснить, говорила ли она с ним хоть раз. Так что пока у нас есть Берен, Вукчич и Бланк. Любой из них мог сделать это, и, я думаю, один из них сделал. А что думаете вы?

Вулф покачал головой:

– Благодарю Бога, это не моя проблема, и я не обязан о ней думать.

– Так вы предполагаете, – вставил Петтигрю своим вкрадчивым голосом, – что есть причины подозревать вашего друга Вукчича, и поэтому предпочитаете не думать?

– Причины? Конечно. Незначительные. От души надеюсь, что, если Вукчич сделал это, он не оставил следов, по которым вы доберетесь до него. Что же до информации, то у меня ее нет, а если бы и была, то я не стал бы обнародовать ее.

– Это честно, – кивнул Толмен, – но беспомощно. Мне не нужно указывать вам на тот факт, что, если вы любите вашего друга Вукчича и уверены, что он не совершил преступления, самый быстрый способ обелить его – выяснить, кто сделал это. Вы были прямо на месте, всех видели и слышали все, что говорилось. Мне думается, что при таких обстоятельствах человек вашей репутации и способностей должен был бы предложить нам помощь. Если вы этого не сделаете, это умножит подозрения против вашего друга Вукчича, так ведь?

– Не знаю. Ваши подозрения – ваше дело, я не могу на это влиять. Черт бы вас побрал, уже четыре часа утра! – Вулф вздохнул, сжал губы и наконец пробормотал: – Ладно, я согласен десять минут помогать вам. Расскажите мне, что вы нашли: нож, отпечатки пальцев и так далее.

– Ничего. На столе было два ножа для разделки голубя. Убийство совершено одним из них. Вы сами видели, что никаких следов борьбы не было. Нигде ничего. Никаких отпечатков, на которые стоит обратить внимание. На рукоятке ножа все смазано. Металлические дверные ручки имеют шершавую поверхность. Ребята все еще работают над ними, но вряд ли это даст результаты.

– Вы упустили некоторые возможности, – хмыкнул Вулф. – Повара и официанты?

– Их всех опрашивал шериф, он знает, как обращаться с ниггерами. Никто из них не заходил в столовую, они ничего не видели и не слышали. Ласцио сказал им, что позвонит, если ему что-нибудь понадобится.

– Кто-нибудь мог пройти из большой гостиной в малую, а оттуда в столовую и убить его. Вам нужно точно установить, кто находился в большой гостиной, особенно в промежуток между выходом из столовой Берена и тем, когда туда зашел Вукчич. Это составляет, как вы говорите, около восьми-десяти минут.

– Я уже сделал это. Конечно, я всех быстро опросил.

– Тогда опросите их еще раз. Еще возможность: кто-нибудь мог прятаться за ширмой и ударить оттуда, когда подвернулся удобный случай.

– Ну да? Кто?

– Не представляю, – нахмурился Вулф. – Могу также сказать вам, мистер Толмен, что весьма скептически отношусь к вашим двум главным подозреваемым, то есть с большими оговорками. Что же до мистера Бланка, то тут мнения у меня нет. Как вы уже указали, он, без всякого сомнения, мог выйти из своей комнаты через коридор левого крыла, обогнуть здание, войти в столовую с террасы, выполнить свое намерение и вернуться тем же путем. В таком случае его, вероятно, должна была заметить миссис Койн, которая в это время гуляла.

Толмен покачал головой:

– Она говорит, что не видела. Гуляла по саду и никого не видела, кроме ниггера в форме. Она остановила его и спросила, какая птица поет. Мы нашли его – он шел в павильон «Минго».

– Так. Что же до Берена и Вукчича, то на вашем месте я рассматривал бы их отдельно. Или по крайней мере… У меня предложение: возьмите у мистера Сервана листки с отчетом о пробах.

– Они у меня.

– Отлично. Сравните их со списком ответов, который вы, разумеется, тоже взяли у мистера Сервана.

– У него его не было. Он был у Ласцио в кармане.

– Хорошо. Сравните результаты и узнайте, сколько ошибок сделал каждый участник.

Шериф Петтигрю кашлянул.

– Вы называете это помощью? – сухо спросил Толмен.

– Называю. Я уже… Да, кстати! – Вулф подался вперед. – Если список, что был у Ласцио в кармане, сейчас у вас, вы не возражаете, если я взгляну на него?

Толмен, донельзя удивленный, порылся в бумагах, достал одну, вручил ее мне, а я уже передал Вулфу.

Вулф наморщил лоб и воскликнул: «Господи помилуй!» – затем снова просмотрел бумагу и обратился ко мне, потрясая ею:

– Арчи, Койн был прав. В номере три не хватает шалота.

– Комедия окончена? – съязвил Толмен. – Премного благодарен за такую помощь!

– К черту комедию! – улыбнулся я Толмену. – Он теперь неделю спать не будет, так как неправильно угадал.

– Я не угадывал, – поправил меня Вулф. – Я сделал вывод, и сделал его неверно. – Он передал мне листок. – Извините, мистер Толмен. Это удар для меня. В самом деле. Теперь я еще больше сомневаюсь относительно Берена и Вукчича. Я знаю мистера Вукчича всю жизнь. Я могу представить себе, что при каких-то особенных обстоятельствах он может заколоть человека, но я уверен: если он это сделает, то не оставит нож в спине жертвы. Не могу сказать, что так же хорошо знаю мистера Берена, но я видел его и слышал, как он говорил меньше чем через минуту после того, как вышел из столовой. Я бы заметил, если бы он хоть чем-то напоминал трусливого убийцу. Прошло не больше нескольких минут после того, как он якобы всадил нож в спину мистера Ласцио. Вряд ли у него уже был подобный опыт. И его руки, глаза, голос? Я не верю в это.

– А при чем тут сравнение списков?

– Я и веду к этому. Как я понимаю, мистер Серван объяснил вам суть эксперимента – в каждой порции соуса недоставало одной из специй. Нам разрешалось попробовать каждую только один раз – только один! Здесь требовалась большая сосредоточенность и обостренный вкус. Это все равно что услышать одну фальшивую ноту виолончели в симфонии, исполненной целым оркестром. Так вот, сравните эти списки. Если вы увидите, что Вукчич и Берен дали правильные ответы – хотя бы семь или восемь из девяти, они полностью исключаются. Даже шесть. Ни один человек, собирающийся убить или только что убивший, не способен настолько контролировать свою нервную систему. Уверяю вас, это не комедия.

– Хорошо, – кивнул Толмен. – Я сравню их.

– Лучше, если вы сделаете это сейчас.

– Я и собираюсь. Еще есть предложения?

– Нет. – Вулф оторвал руки от подлокотников, подтянул ноги, поднатужился и встал. – Еще раз, джентльмены, примите мое уважение и лучшие пожелания.

– Как я понял, вы живете в «Апшуре», – сказал шериф. – Вы, конечно, понимаете, что имеете право ходить здесь куда угодно.

– Спасибо, сэр, – с горечью произнес Вулф. – Пошли, Арчи.

Чтобы уместиться на дорожке, нам пришлось идти в затылок друг другу. Шли мы уже не в темноте, а при мерцающем свете зари, и вокруг пело столько птиц, что просто нельзя было их не замечать. В холле горел свет. Там сидели двое полицейских. Вулф прошел мимо, не удостоив их взглядом.

Я отправился с ним в его комнату, чтобы проверить, все ли там в порядке. Кровать была застелена, цветной ковер и шторы делали комнату радостной и уютной если и не на сорок долларов в день, то уж на двадцать. Но Вулф хмурился, как если бы находился в свинарнике.

– Могу я помочь вам переодеться? – осведомился я.

– Нет.

– Не принести ли кувшин воды из ванной?

– Я еще могу ходить. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, босс.

Я вышел, но в дверях меня остановил его голос:

– Арчи, об этом мистере Ласцио многие плохо отзывались. Как ты думаешь, не мог он нарочно неправильно написать этот список, чтобы насолить своим коллегам… и мне?

– Ага. Ни в коем случае. Понимаете, профессиональная этика. Жаль, конечно, что вы сделали так много ошибок…

– Две! Шалот и шнитт! Оставь меня! Уходи!

В эту ночь он, без сомнения, уснул счастливым детективом.