Текст книги "И быть подлецом (сборник)"

Глава девятая

Да, не повезло. За ужином, пока я притворялся, будто слушаю разглагольствования Вульфа о мужчинах с усами длиною в целый фут, которые преподавали математику в школах Черногории, в голову мне пришла одна идея. Чтобы она принесла плоды, требовалась кое-какая информация от уборщика из дома № 829 по Уиксли-авеню.

Сразу же после ужина я приехал туда, но оказалось, что информатор ушел в кино. Пришлось ждать больше часа. Я получил нужные сведения, щедро одарил уборщика еще одним долларом из денег «Хай-Спот», вернулся обратно и, поставив машину в гараж, направился домой и поднялся в свою комнату. Разумеется, Вульф торчал в кабинете, дверь которого стояла нараспашку, но я, проходя мимо, даже не кивнул ему.

В своей комнате я тщательно почистил зубы – кто знает, сколько им придется ждать следующего свидания с зубной щеткой. Затем собрал вещи в дорогу, то есть положил в карман пальто расческу и щетку для волос. Мне не хотелось обременять себя сумкой.

А еще я сделал один телефонный звонок. Я позвонил от себя, а не из кабинета, поскольку Вульф взвалил на меня нелегкую миссию, даже не заикнувшись о методах и средствах. Ну что же, раз он так хочет, ладно. В таком случае ему ни к чему слушать, как я даю продуманные и четкие инструкции Солу Пензеру.

Спустившись вниз, я все-таки остановился у двери кабинета, чтобы пожелать Вульфу доброй ночи. Больше мне нечего было ему сказать.

Во вторник ночью я спал чуть больше трех часов, как и в среду ночью. В ночь с четверга на пятницу мне удалось поспать меньше трех часов, и то урывками. В полседьмого утра в пятницу, когда я вышел на платформу вокзала в Атлантик-Сити, было темно, пасмурно и холодно – одним словом, неуютно. Я во весь рот зевнул, и меня пробрала дрожь с головы до ног. Сказав таксисту, что поеду с ним, я попросил подождать минутку, а потом подошел к такси, стоявшему за этой машиной, и заговорил с водителем:

– В это время дня мне мало одного такси – всегда нужны две машины. Я сяду в то, что впереди вас, а вы езжайте следом. Когда мы остановимся, у нас будет совещание.

– Куда вы едете?

– Недалеко. – Я сунул ему банкноту в один доллар. – Вы не заблудитесь.

Он кивнул без особого энтузиазма и включил зажигание. Я сел в первое такси и попросил водителя остановиться где-нибудь поблизости от отеля «Амбассадор».

Ехать было и впрямь недалеко, и через несколько минут он подкатил к обочине. В это время дня там хватало свободного места. Когда второй таксист притормозил прямо за нами, я подал ему знак, и он присоединился к нам.

– У меня есть враги, – сообщил я им.

Они обменялись взглядами, и один из них сказал:

– Разбирайтесь сами, мы вам не помощники в этом деле. На моем счетчике шестьдесят центов.

– Да я не о том. Это жена и дочь. Они губят мою жизнь. Сколько выходов в отеле «Амбассадор»? Я не имею в виду пожарные лестницы или шахту, по которой спускают в подвал уголь, – только нормальные выходы.

– Два, – ответил первый.

– Три, – возразил второй.

– Решите этот вопрос между собой.

Они сошлись на трех и объяснили мне, где находятся выходы.

– Тогда нас троих будет достаточно, – решил я. – Вот. – Я дал каждому по пять долларов, а тому, который меня вез, добавил еще один. – Окончательный расчет будет зависеть от того, сколько времени это займет, но вы не останетесь в накладе. А теперь слушайте.

И я проинструктировал их.

Спустя десять минут, незадолго до семи, я стоял у куста, с которого облетели все листья, и следил за входом в «Амбассадор» со стороны океана. Порывы ледяного ветра швыряли мне в лицо клочья грязно-серого тумана, и казалось, что это место создано не для отдыха, а для вечного упокоения.

А еще я осознал, что сделал серьезную ошибку, отложив завтрак до того времени, когда можно будет поесть как следует. Раз он больше не нужен, решил мой желудок, может свернуться в клубок и посмотреть, как мне это понравится. Я попытался обмануть его, сглотнув слюну, но из-за нечищеных зубов вкус был противный. Тогда я попробовал сплюнуть. В ответ желудок сжался еще больше.

Через тридцать минут, когда мои часы показывали четверть восьмого и я вовсю проклинал себя за то, что так плохо все спланировал, одно из ангажированных мною такси вылетело из-за угла и остановилось. Водитель окликнул меня и открыл дверцу.

– Они уехали, приятель.

– На вокзал?

– Наверно. Вон туда. – Он сделал разворот и нажал на газ. – Они вышли с того входа, где стоянка такси, и сели в одно. Тони у них на хвосте.

Мне не пришлось подгонять таксиста, так как машина уже неслась вперед. На моих часах было девятнадцать минут восьмого – оставалось одиннадцать минут до отхода поезда, который отбывает в Нью-Йорк в семь тридцать. Четыре минуты – и мы уже остановились у вокзала, сделав причудливый разворот. Я выскочил из такси. Прямо перед нами женщина расплачивалась с водителем, а рядом с ней стояла девчонка.

– Ну ты и остолоп, – прошипел таксист. – Они же не слепые, верно?

– Все в порядке, – заверил его я. – Они знают, что я их преследую. Это война нервов.

Откуда-то вынырнул Тони, и я, расставшись еще с десятью долларами, вошел в здание вокзала. Работала только одна касса, и возле нее стояли мама с дочкой, покупая билеты. Я быстро отошел в сторонку. Поезд отходил через три минуты. Я уже собирался бросить взгляд через плечо – что их там задержало? – когда они промчались мимо меня, держась за руки. Впереди бежала дочь, которая тащила за собой мамашу. Я наблюдал, как они садятся в поезд, но сам оставался на платформе, пока не был дан сигнал к отправлению. Колеса завертелись, и тогда я вскочил на подножку.

В вагоне-ресторане было немноголюдно. Я заказал двойную порцию апельсинового сока, оладьи из пресного теста с жареной ветчиной, кофе, французские тосты с сосисками, виноградное желе и еще кофе. Мы с желудком помирились и решили забыть о размолвке.

Я отправился взглянуть на семейку, и тут устыдился собственной черствости. Я был голоден как волк, так что не подумал о них. Но, пройдя три вагона и увидев их бледные лица, понял, что и они проголодались. Конечно, их одолевали другие заботы, но, судя по измученному виду, с утра у них не было ни крошки во рту. Они не успели что-нибудь перехватить по пути, а при их образе жизни им и в голову не пришла мысль позавтракать в поезде.

Я вернулся в конец вагона, встал лицом к пассажирам и объявил:

– Позавтракайте в вагоне-ресторане, он через три вагона отсюда! Цены умеренные!

Затем я пошел по проходу, повторяя свое приглашение с должными интервалами, пока не добрался до того места, где сидели мать с дочерью. Это сработало. Обменявшись несколькими словами, они встали и неуверенной походкой двинулись вперед. Между прочим, моя агитация подействовала не только на них: в вагон-ресторан отправились женщина, мужчина и супружеская пара.

К тому времени, как семья вернулась на свои места, до Нью-Йорка оставалось меньше часа пути. Я взглянул на них, когда они шли по проходу.

Мать маленькая, с круглыми плечами, в волосах проглядывает седина. Нос тонкий, но заостренный уже не столь удручающе, как совсем недавно, когда она умирала с голоду.

Нэнсили выглядела лучше и гораздо смышленее, чем на фотографиях в газетах и в описании Сола. Пышные светло-каштановые волосы спадали ниже плеч, глаза были такие темные, что лишь вблизи удавалось разглядеть: на самом деле они синие. Ни острого материнского носа, ни огромного лба папаши. Если бы я учился с ней в школе, с радостью угостил бы ее кока-колой или даже мороженым с сиропом.

Я прекрасно сознавал, какая опасность поджидает меня, как только мы сойдем с поезда на Пенсильванском вокзале и начнем подниматься по лестнице. Поэтому я заранее решил, что́ делать, если они направятся к стоянке такси, автобусу или в метро или если мамаша попытается войти в телефонную будку.

Я следовал за ними по пятам, но делать ничего не пришлось, и прогулка оказалась приятной. Они поднялись на эскалаторе, покинули вокзал через северный выход и повернули налево. Я не отставал.

На Девятой авеню они направились на север, а на Тридцать пятой улице снова повернули налево. Теперь не оставалось сомнений: они движутся прямо к дому Вульфа, чем я, естественно, был доволен.

Взглянув на часы, я обрадовался еще больше. Было ровно одиннадцать, так что Вульф спустится из оранжереи и усядется в свое кресло как раз вовремя, чтобы их приветствовать.

Так и случилось. К западу от Десятой улицы они начали посматривать на номера домов, а я стал сокращать расстояние между нами. Остановившись у нашего крыльца, они снова взглянули на номер и поднялись по ступенькам.

К тому времени, как они нажали на кнопку звонка, я был уже у крыльца, но они не обратили на меня внимания. Конечно, было бы гораздо эффектнее, если бы я проделал все несколько иначе, но Фриц не впустил бы их, не посовещавшись с Вульфом. Поэтому я, перепрыгивая через две ступеньки, воспользовался своим ключом и, распахнув дверь, пригласил их:

– Миссис Шепард? Заходите.

Она переступила через порог. Но Нэнсили сказала мне резким тоном:

– Вы были в поезде. В этом есть что-то странное.

– Мистер Вульф вас ожидает, – заметил я, – если вы находите это странным. В любом случае заходите – разберемся, и я смогу закрыть дверь.

Она вошла, не сводя с меня глаз. Я спросил, не хотят ли они оставить свои вещи в прихожей, но они не захотели, и я проводил их в кабинет. Вульф, сидевший в кресле за своим письменным столом, с минуту поколебался, затем встал. Я это оценил.

Он никогда не встает при появлении мужчин. Если же входит женщина, то, как правило, объясняет (коли берет на себя труд говорить), что остается в кресле, так как вставать и снова усаживаться для него предприятие более серьезное, чем для большинства людей.

Я знал, почему он нарушил свое правило. Это был знак уважения, предназначенный мне. Ведь я не просто обеспечил явку нужных ему свидетелей, но и приурочил их появление к той самой минуте, когда он готов был их принять.

– Миссис Шепард, – представил я, – это мистер Ниро Вульф. Мисс Нэнсили Шепард.

Вульф поклонился:

– Здравствуйте, леди.

– Мой муж, – проговорила мамаша с испугом, но в голосе ее слышалась решимость. – Где мой муж?

– Он скоро будет здесь, – заверил ее Вульф. – Его задержали. Садитесь, мадам.

Я улыбнулся ему и покачал головой:

– Весьма обязан за попытку мне помочь, но тут другое. – Продолжая улыбаться, я повернулся к дамам: – Мне нужно кое-что объяснить – не только вам, но и мистеру Вульфу. У вас с собой телеграмма? Не дадите мне ее на минутку?

Мамаша открыла было сумочку, но Нэнсили остановила ее.

– Не давай ему телеграмму! – И накинулась на меня: – Немедленно выпустите нас отсюда!

– Нет, – возразил я, – немедленно не получится. Я непременно выпущу вас, но через пять минут, если вам еще захочется уйти. Чего вы боитесь? Разве я не позаботился о том, чтобы вы позавтракали? Сначала я хотел бы объяснить мистеру Вульфу, а потом вам. – Я повернулся к боссу: – В телеграмме, которая лежит в сумочке у миссис Шепард, говорится: «Садись на первый же поезд до Нью-Йорка и иди в контору Ниро Вульфа в доме номер девятьсот восемнадцать по Западной Тридцать пятой улице. Он оплачивает эту телеграмму. Возьми с собой Нэн. Встретишься со мной там. Оставь свои вещи в номере отеля. Не тяни резину. Эл». Сол послал ее с телеграфа в Бронксе в шесть тридцать сегодня утром. Вот зачем мне понадобилось снова увидеть уборщика. Слова «не тяни резину» придали телеграмме подлинность, наряду с прочими деталями.

– Значит, отец ее не посылал! – Нэнсили злобно зыркнула на меня. – Я же подумала, что тут есть что-то странное! – Она взяла мать под руку. – Все, мы уходим!

– Куда, Нэн?

– Уходим отсюда!

– Но куда же мы пойдем? – В голосе мамы слышалась паника. – Домой?

– Вот именно, – с ударением произнес я. – В этом-то все и дело. Куда? У вас есть три варианта. Во-первых, вы можете отправиться домой, а когда глава семьи вернется с работы, расскажете ему, как купились на фальшивую телеграмму. По вашим лицам видно, как вам этого хочется. Во-вторых, вы можете сесть в следующий поезд до Атлантик-Сити, но в таком случае я сейчас же – еще до того, как вы уйдете, – звоню мистеру Шепарду на склад, где он работает, и говорю, что вы здесь рассказываете басни о какой-то телеграмме, и он, конечно, захочет с вами поговорить. И опять-таки вам придется рассказать ему, как вас одурачили фальшивой телеграммой.

У мамаши был такой вид, словно она нуждается в поддержке, так что я пододвинул ей кресло, и она села.

– Вы совершенно ужасны, – объявила Нэнсили. – Ну совершенно!

Игнорируя ее, я продолжал обращаться к родительнице:

– И в-третьих, вы можете остаться здесь. Мистер Вульф обсудит кое-что с Нэнсили и задаст ей несколько вопросов. Это может занять два часа, или три, или четыре, так что чем раньше он начнет, тем лучше. Вас угостят хорошим обедом. Как только мистер Вульф закончит, я отвезу вас на вокзал и посажу на поезд, следующий в Атлантик-Сити. Мы оплатим вам билеты в оба конца, а также компенсируем все расходы, на такси, завтрак и ужин на обратном пути. Мистер Шепард, с которым я познакомился, никогда ничего не узнает. – Я поджал губы. – Ничего, кроме этих трех вариантов, мне в голову не приходит.

Нэнсили села, причем – еще одно доказательство ее ума – в красное кожаное кресло.

– Это ужасно, – с безнадежным видом произнесла мамаша. – Это самое худшее… Вы не похожи на человека, который может такое сделать. Вы абсолютно уверены, что мой муж не посылал эту телеграмму? Честное слово?

– Совершенно точно, – ответил я. – Он ничего о ней не знает и никогда не узнает. И тут нет ничего ужасного. Задолго до того, как наступит время лечь спать, вы снова будете в том чудесном номере отеля.

Мамаша покачала головой, как будто все пропало.

– Он не такой уж чудесный, – заявила Нэнсили. – Струя душа бьет в сторону, и они никак его не починят.

Вдруг она прижала ладонь ко рту, глаза у нее округлились, и она вскочила с кресла.

– Черт возьми! – вскрикнула девчонка. – Где у вас радио? Сегодня же пятница! Ее передача!

– Никакого радио, – твердо произнес я. – Оно сломалось. Позвольте мне взять ваши пальто и шляпу.

Глава десятая

На протяжении всего спектакля (за исключением перерыва на обед) миссис Шепард сидела понурившись в одном из желтых кресел. Вульфу не нравилось, что она присутствует при разговоре, и он время от времени выдвигал разные предложения. Например, чтобы она пошла в южную комнату и вздремнула там или поднялась в оранжерею и посмотрела на орхидеи, но она не двинулась с места. Конечно, родительница защищала свое дитя, но, клянусь, больше всего ее беспокоило, как бы мы, ускользнув из поля ее зрения, не состряпали еще одну телеграмму за подписью Эла.

Я намерен быть справедливым к Нэнсили. Можете не сомневаться: на страницах моего блокнота ее реплики записаны слово в слово.

В.: Вы с большим почтением относитесь к мисс Фрейзер, не так ли, мисс Шепард?

Н.: О да! Она просто супер!

А дальше:

В.: Почему вы ушли из школы, не доучившись, если делали такие успехи?

Н.: Мне предложили поработать моделью. Занятость небольшая, два доллара в час, работа подворачивалась нечасто, и в основном им нужны были ноги, но наличными выходило совсем неплохо!

В.: Вы мечтаете о карьере модели?

Н.: О нет! На самом деле у меня очень серьезные планы. Очень! Я собираюсь работать на радио. Хочу делать такую же программу, как у мисс Фрейзер. Ну, вы понимаете. Живую и веселую, но по-настоящему хорошую. Как часто вы выступали в эфире, мистер Вульф?

Или вот еще:

В.: Как вы проводите время в Атлантик-Сити?

Н.: Отвратно. Унылое местечко, хуже не бывает. Настоящее болото. Ужас!

Я передаю дословно. Правда, есть и другие страницы. Она могла при желании говорить по делу. Например, когда объясняла, что непременно насторожилась бы из-за телеграммы и заставила мать позвонить отцу на склад, если бы не знала из газет, что мисс Фрейзер наняла Ниро Вульфа для расследования убийства. А когда он заговорил о сотрудниках мисс Фрейзер, девчонка не только доказала, что составила о них довольно точное мнение, но и выложила его нам, правда избегая острых углов.

Было заметно, что Вульфа мучает необходимость осторожничать и ходить вокруг да около. Он сдерживал себя до самого обеда, приучая Нэнсили к своему голосу и манере задавать самые разные вопросы. К тому времени, когда Фриц пригласил нас в столовую, Вульф, на мой взгляд, ничего не добился.

Когда мы вернулись в кабинет и снова расселись – мамаша заняла то же кресло, а Нэнсили закурила сигарету, так словно это было для нее обычным делом, – Вульф придерживался прежней тактики.

Однако вскоре я заметил, что он подбирается к самому преступлению. Расспросив Нэнсили о дате создания фан-клуба в Южном Бронксе, а также о том, как она его организовала и добилась, чтобы он вышел на первое место, босс заговорил о радиостудии и передачах Маделин Фрейзер.

Он узнал, что Нэнсили всегда бывает в студии по вторникам, а иногда и в пятницу. Мисс Фрейзер обещала, что когда-нибудь даст ей сказать в микрофон хоть пару слов. Пустит в эфир! В основном она сидела вместе с публикой, в первом ряду, но всегда была готова помочь, и часто ей это позволяли, но только благодаря мисс Фрейзер. Остальные считали ее надоедливой особой.

– Вы действительно такая? – спросил Вульф.

– Есть немного. Но мисс Фрейзер так не думает. Знает, что я считаю ее самой лучшей на радио, просто супер. А тут еще мой клуб. Так что сами понимаете. Она без меня как без рук.

Видите, почему мне хочется быть справедливым и отдать девчонке должное?

Вульф кивнул, словно беседовал с ней на равных.

– Какую помощь вы им оказываете?

– О… – Она взмахнула рукой. – Скажем, кто-нибудь роняет страницу сценария, и я ее подбираю. Один из стульев скрипит, я слышу это первая и приношу другой. В тот день, когда все случилось, я взяла из шкафа поднос со стаканами и отнесла его на стол.

– Да? В тот день, когда мистер Орчард был гостем?

– Конечно. Я это часто делала.

– У вас есть ключ от шкафа?

– Нет, он у мисс Вэнс. Она открыла шкаф и достала оттуда поднос со стаканами. – Нэнсили улыбнулась. – Однажды я разбила стакан. Думаете, мисс Фрейзер закатила истерику? Вовсе нет. Просто велела мне принести бумажный стаканчик. Вот какая она классная.

– Чудесно. Когда это случилось?

– О, давно. Еще когда они пользовались прозрачными стаканами. До того, как заменили их темно-синими.

– Когда это было?

– Должно быть, около года назад. – Нэнсили кивнула. – Да. Потому что это случилось, когда они начали пить «Хай-Спот» во время передачи. Первые несколько раз пользовались прозрачными стаканами, а потом их пришлось заменить… – Она осеклась.

– Почему их пришлось заменить?

– Я не знаю.

Я ожидал, что Вульф набросится на нее как коршун. Не было никакого сомнения: Нэнсили прикусила язычок из-за того, что чуть не сболтнула лишнего. Она лгала, утверждая, будто не знает причины. Однако Вульф не стал заострять на этом внимание.

– Наверно, выбрали стаканы потяжелее, чтобы они не бились. – Он издал смешок, как будто находил в этом что-то забавное. – Вы когда-нибудь пили «Хай-Спот», мисс Шепард?

– Я? Да вы шутите? Когда мой клуб занял первое место, они прислали мне десять ящиков. Целый грузовик!

– Мне он не особенно нравится. А вам?

– О… Пожалуй. Да. Вообще-то я от него без ума, если пить понемногу. Когда у меня будет своя программа и клубы Шепард, я стану работать по-другому. – Она нахмурилась. – Как думаете, имя Нэнсили Шепард будет хорошо звучать в эфире или Нэн Шепард лучше? А может, придумать псевдоним? Настоящая фамилия мисс Фрейзер – Оксхолл. Она вышла замуж за человека по фамилии Коппел, но он умер. И когда она попала на радио, то не захотела использовать ни одну из этих фамилий и придумала псевдоним.

– Любой из ваших вариантов превосходен, – без тени сомнения заверил Вульф. – Мы еще выберем время поговорить о том, как вы собираетесь руководить своими клубами. Как думаете, в «Хай-Спот» кладут перец?

– Не знаю, никогда об этом не думала. Там много чего намешано. И не слишком-то он шипучий.

– Да, – согласился Вульф, – не слишком. Что еще вы делаете, чтобы помочь во время радиопередачи?

– О, то, что сказала.

– Вы когда-нибудь помогаете раздавать стаканы и бутылки – мисс Фрейзер, мистеру Медоузу и гостям программы?

– Нет. Один раз попыталась, но мне не разрешили.

– Где вы были в тот день, о котором мы говорим, когда их передавали?

– Сидела на табурете от рояля. Они хотят, чтобы я оставалась в зрительном зале, пока идет передача, но иногда я этого не делаю.

– Вы видели, кто передавал стаканы? Например, мистеру Орчарду?

Нэнсили дружески улыбнулась:

– Вам бы хотелось это узнать, не так ли? Но я не видела. Полиция спрашивала меня об этом двадцать миллионов раз.

– Несомненно. Я спрашиваю всего один раз. Вы когда-нибудь вынимаете бутылки из шкафа и ставите их в холодильник?

– Конечно, я часто это делаю. Точнее, помогаю. Это обязанность мисс Вэнс, а ей не унести все бутылки за один раз, так что приходится делать две ходки. Вот почему очень часто она берет четыре бутылки, а я – остальные три.

– Понятно. Думаю, она не считает вас надоедливой особой. Вы помогали с бутылками в тот вторник?

– Нет. Я засмотрелась на новую шляпку мисс Фрейзер и не видела, как мисс Вэнс начала вынимать бутылки.

– Значит, мисс Вэнс пришлось делать две ходки: сначала четыре бутылки, затем три?

– Да, потому что у мисс Фрейзер была действительно потрясная шляпка. Такая классная! Знаете, с такими…

– Я вам верю. – Голос Вульфа зазвучал чуть резче, но это было заметно только моему тренированному уху. – Итак, сначала четыре бутылки, затем три, не правда ли?

– Да, верно.

– Что в сумме составляет семь?

– О, вы умеете складывать! – восхитилась Нэнсили. Она подняла правую руку с загнутыми четырьмя пальцами, затем левую, загнув три, и перевела взгляд с одной на другую. – Правильно. Семь!

– Семь, – подтвердил Вульф. – Я умею складывать, и вы тоже. А вот мисс Вэнс и мистер Медоуз, похоже, не умеют. Как я понимаю, для программы требуется всего четыре бутылки, но они держат в холодильнике дополнительные – на всякий случай. Однако мисс Вэнс и мистер Медоуз говорят, что бутылок было восемь. Вы утверждаете, что их было семь. Мисс Вэнс говорит, что их переносят из шкафа в холодильник в два приема, по четыре штуки. Вы же говорите – четыре и три.

Теперь вид у нее был далеко не восторженный. Она ничего не отвечала.

– Почему? – Это походило на щелчок хлыста.

– Не знаю! – выпалила она.

Я смотрел за ней в оба, но даже если бы закрыл один глаз, а второй прищурил, мне было бы ясно как день, что все она знает, однако намерена молчать.

– Фу. – Вульф погрозил ей пальцем. – Очевидно, мисс Шепард, у вас появилась безумная идея, будто вы можете твердить: «Не знаю», – когда взбредет в голову и вам это сойдет с рук. Вы сделали это, когда шла речь о стаканах, а теперь пытаетесь повторить. Я даю вам минуту, чтобы вы сказали, почему другие говорят о восьми бутылках, а вы – о семи. Арчи, засеки время.

Я взглянул на свои часы, потом перевел взгляд на Нэнсили. Однако она по-прежнему безмолвствовала. По ее лицу незаметно было, чтобы она собиралась отвечать или хотя бы прикидывала, что́ произойдет, если она продолжит молчать. Девчонка как в рот воды набрала. Дав ей десять дополнительных секунд, я объявил:

– Время вышло.

Вульф вздохнул:

– Боюсь, мисс Шепард, что вы с матерью не вернетесь в Атлантик-Сити. Только не сегодня. Это…

Мамаша издала стон, а Нэнсили воскликнула:

– Но вы же обещали…

– Нет, я не обещал. Обещал мистер Гудвин. Можете предъявлять претензии ему, но только после того, как он выслушает мои инструкции. – Вульф повернулся ко мне: – Арчи, ты проводишь мисс Шепард в участок к инспектору Кремеру. Ее мать может сопровождать вас или идти домой – как пожелает. Но сначала кое-что запиши, отпечатай в трех экземплярах и возьми с собой. Письмо к инспектору Кремеру. – Вульф откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, поджал губы и через минуту начал диктовать: – «Мистер Гудвин, который препроводит к Вам мисс Нэнсили Шепард, передаст информацию, связанную с убийством Сирила Орчарда. Он объяснит, каким образом мисс Шепард попала в Нью-Йорк из Атлантик-Сити». Абзац.

«Предлагаю незамедлительно арестовать мисс Маделин Фрейзер по обвинению в убийстве Сирила Орчарда. Абсолютно ясно, что ее сотрудников объединяет заговор. Сначала я думал, что они просто пытаются ее защитить, но теперь убежден, что ошибался. Во вторник вечером в моем кабинете все они демонстрировали крайнюю обеспокоенность тем, чтобы мисс Фрейзер благополучно добралась до дома, – или так мне тогда показалось. Теперь я считаю, что их беспокоило совсем другое». Абзац.

«В тот вечер мистер Медоуз заюлил, когда я поинтересовался, как он решает, какие бутылки вынимать из холодильника. Кое-что еще, явно указывающее на мисс Фрейзер, вызвало у меня подозрение. В частности, они притворялись, будто не могут вспомнить, кто именно поставил стакан и бутылку перед мистером Орчардом, что, конечно, смехотворно. Они определенно помнят. И вряд ли стали бы единодушно защищать кого бы то ни было, кроме мисс Фрейзер. Несомненно, ими движут различные мотивы: преданность, привязанность и просто желание сохранить работу, которую они потеряют после того, как мисс Фрейзер арестуют и, как я надеюсь, накажут по всей строгости закона». Абзац.

«Я давно вынашивал эти соображения, но мне не хватало убежденности, чтобы изложить их Вам со всей категоричностью. Я намеревался подождать с этим, пока не побеседую с мисс Шепард, что и сделал теперь. Мне представляется совершенно ясным, что она тоже участвует в заговоре и что от разоблачения защищают именно мисс Фрейзер. Ведь мисс Шепард сделала бы для нее все, а ради всех остальных не шевельнула бы пальцем. Мисс Шепард дважды солгала мне. Первый раз – когда сказала, будто не знает, почему прозрачные стаканы, из которых пили участники передачи, заменили непрозрачными. А во второй – когда не пожелала объяснить расхождение ее слов со словами других касательно количества бутылок, выставляемых в холодильник. Мистер Гудвин сообщит Вам детали». Абзац.

«Когда Вы упрячете мисс Фрейзер в камеру, я бы предложил, чтобы при ее допросе Вы сосредоточились на замене стаканов. Их заменили около года назад, и потому представляется правдоподобным, что убийство мистера Орчарда планировалось заранее. Это облегчило бы Вашу задачу, особенно если бы Вам удалось склонить мисс Шепард к полной откровенности доступными вам методами. Я не…» Арчи!

Если бы Нэнсили страдала раздвоением личности и в ней внезапно проснулся гангстер с револьвером в руке, меня бы, несомненно, порешили на месте. Но она не спустила курок – всего лишь вскочила с кресла, метнулась ко мне, как торнадо, выхватила мой блокнот и швырнула его через всю комнату, а затем, сверкая глазами, набросилась на Вульфа:

– Это ложь! Все это ложь!

– О господи, Нэн, – издала слабый стон миссис Шепард.

Я поднялся на ноги и стоял рядом с бушевавшим ураганом, чувствуя себя довольно глупо. Вульф рявкнул мне:

– Подбери блокнот, и закончим. У нее истерика. Если она снова это сделает, запри ее в ванной.

Нэнсили вцепилась в рукав моего пиджака.

– Нет! – вопила она. – Вы просто гадина! Замена стаканов не имеет к этому никакого отношения! И я не знаю, почему их заменили… Какой же вы подлец…

– Прекратить! – прикрикнул на нее Вульф. – Перестаньте вопить. Если у вас есть что сказать, сядьте и говорите. Почему они заменили стаканы?

– Я не знаю!

Проходя по комнате за блокнотом, я вынужден был обойти мамашу и сочувственно погладил ее по плечу. Однако она вряд ли это заметила. С ее точки зрения, все было кончено. Когда я повернулся, Нэнсили стояла на том же месте и, судя по напряженной спине, была вне себя. Но когда я добрался до своего стола, она заговорила уже спокойнее:

– Честное слово, я не знаю, почему они заменили стаканы. Сама ломала над этим голову. Но если я скажу вам, до чего додумалась, то придется сказать и то, что я обещала мисс Фрейзер никому не говорить.

Вульф кивнул:

– Как я и утверждал, она защищает мисс Фрейзер.

– Я не защищаю ее! Она не нуждается в защите!

– Хватит закатывать истерики. Так над чем вы ломали голову?

– Я хочу ей позвонить.

– Конечно хотите. Чтобы предупредить. И чтобы она смогла сбежать.

Нэнсили хлопнула ладонью по его письменному столу.

– Не делайте этого! – загремел Вульф.

– Вы негодяй!

– Очень хорошо. Арчи, запри ее в ванной и позвони мистеру Кремеру, чтобы прислал за ней.

Я встал, но она не обратила на меня внимания.

– Хорошо, – сдалась она, – тогда я скажу ей, как вы заставили меня все рассказать, и моя мама ей подтвердит. Когда у них появились новые стаканы, я не знала, зачем это нужно, но сразу заметила, и насчет бутылок тоже. В тот день мисс Вэнс вынула не восемь бутылок, а всего семь. Если бы не это, я могла бы не заметить, но я заметила, а когда шла передача, увидела, что на бутылку, которую они дали мисс Фрейзер, наклеен кусок клейкой ленты. И после этого каждый раз было семь бутылок, и мисс Фрейзер всегда давали бутылку с лентой. Вот я и подумала, что есть какая-то связь между новыми стаканами и лентой на бутылке, но я просто гадала.

– Мне бы хотелось, чтобы вы сели, мисс Шепард. Не люблю выворачивать шею.

– Плевать мне, если вы свернете свою старую шею!

– Нэн! – простонала ее мамаша.

Нэнсили подошла к красному кожаному креслу и присела на краешек.

– Вы говорили, – пробурчал Вульф, – что обещали мисс Фрейзер не рассказывать об этом. Когда вы это пообещали – недавно?

– Нет, давно. Несколько месяцев назад. Меня разбирало любопытство насчет ленты на бутылке, и однажды я спросила об этом мисс Вэнс. А потом мисс Фрейзер призналась мне, что для нее это очень личное, и заставила обещать, что я никогда об этом не расскажу. С тех пор она дважды спрашивала меня, держу ли я слово, и я говорила, что держу и всегда буду держать. И вот вам, пожалуйста! Но вы же сказали, что ее арестуют за убийство… просто потому, что я говорю, что не знаю…

– Я привел и другие причины.

– Но теперь ее не арестуют, правда? Ведь я же объяснила?

– Посмотрим. Вероятно, нет. – Тон у Вульфа был миролюбивый. – Никто никогда не объяснял вам, для чего нужна та лента на бутылке?

– Нет.

– А сами вы не догадались?

– Нет, не догадалась. И теперь не собираюсь гадать. Не знаю, зачем она, кто ее наклеивает на бутылку и когда, вообще ничего, за исключением того, что я сказала: на бутылку, которую они дают мисс Фрейзер, наклеен кусок ленты. И это длится давно, почти год, так что не может иметь отношения к убийству того человека на прошлой неделе. Итак, я надеюсь, что вы удовлетворены.