Текст книги "Ислам от монаха Багиры"

Допрос и обыск

По свидетельству Абу Хурайры (да будет доволен им Аллах!), который передал слова Посланника Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует!): «Никогда не желайте встречи с недругом, но если встретите его, наберитесь терпения».

Приведено у аль-Бухари

Весь остаток оказавшейся не очень веселой новогодней ночи Абдулла искал ответа на забытый интеллигенцией XXI столетия вопрос: «Что делать?» Перво-наперво шариатский судья постановил, что ни одна живая душа не узнает от него о случившемся до тех пор, пока он сам во всем не разберется.

Абдулла прекрасно понимал, что ему нужно как можно скорее встретиться с Кузиным. Другое дело – Баум. Что делать с ним, Абдулла не знал. Формально он должен был задержать профессора, едва только тот упомянул о своем участии в похищении рукописи. Более того, в соответствии с шариатом, личного признания человека было вполне достаточно, чтобы вынести в отношении него приговор, – при условии, что такое признание не было сделано под принуждением.

Но чего он добьется, задержав Баума? Только спугнет настоящих похитителей, воспользовавшихся беспечностью ученого. Хотя бы поэтому стоило оставить профессора на свободе. Первым, кто узнает о его задержании, будет Кузин, и только Аллаху известно, что он может натворить. Баум утверждает, что Кузин чуть ли не святой. Но можно ли верить этому несчастному, наивному человеку? Кроме того, если признания Баума вполне достаточно, чтобы вынести в отношении него обвинительный приговор, то этого же самого признания не хватит для обвинения Кузина. По шариату, для такого рода преступлений требуется свидетельство двух дееспособных мужчин или четырех женщин. А где их взять? В лучшем случае показания может дать Тамара Петровна, которая, по словам профессора, ничего не знает о похищении, а, стало быть, не является надлежащим свидетелем. Это еще один довод в пользу того, что не стоит спешить с задержанием Баума. Не следует забывать и о том, что Кузин с Баумом не мусульмане, и потому их дело может рассматриваться шариатским судом лишь в исключительных, перечисленных в законе случаях. Можно, конечно, возразить, что объектом преступного посягательства является Коран. Но в таком случае похищение рукописи нельзя квалифицировать как кражу в том смысле, в котором это понимается мусульманским правом, – со всеми вытекающими отсюда последствиями. По шариату, для того чтобы признать похищение вещи кражей[13]13
  По-арабски данное преступление называется «сарика». В случае если совершенное преступление по целому ряду указанных ниже признаков нельзя квалифицировать как «сарика», его рассматривают как обычную кражу по светскому законодательству.


[Закрыть], необходимо, чтобы похищенная вещь обладала определенной стоимостью – не менее установленной в законе суммы, и находилась в момент похищения в том месте, где такого рода вещам свойственно находиться.

Со вторым все понятно. Где храниться книге, как не в библиотеке? Другое дело – стоимость. Священная Книга по сути своей бесценна, значит, ее похищение не входит в перечень преступлений, относящихся к компетенции шариатского суда. А если учесть, что рукопись, по словам Баума, фактически не является Кораном, то шариат здесь тем более ни при чем. Дело однозначно подлежит передаче светскому суду и должно рассматриваться в рамках традиционной трактовки понятия «кража» российским уголовным законодательством.

Отнести совершенное преступление к компетенции шариатского суда не позволяло и то обстоятельство, что, по шариату, похититель не должен был иметь свободного доступа в то место, откуда он похитил вещь. Иными словами, если вы, дорогой читатель, позвали к себе гостя, а он в благодарность за это украл у вас фамильные драгоценности, данное преступление будет рассматриваться как кража без взлома, и преступник будет подвержен наказанию иному, чем отсечение кисти руки, хотя бы он и заслуживал этого по вашему справедливому мнению.

Закрыв себе вид из окна посредством всей имевшейся у него литературы по мусульманскому праву, Абдулла пытался отыскать малейшую зацепочку, которая позволила бы ему заниматься этим делом. Но чем больше он изучал совершенное преступление со всех сторон, тем больше понимал, что дело о похищенной рукописи никоим образом не может быть подведомственно шариатскому суду.

В любом другом случае он передал бы находящееся вне его компетенции дело следователю или в обычный федеральный суд. В любом другом случае, но только не в этом! Речь шла не просто о похищении старинного экземпляра Корана – был похищен Коран с текстом, отличным от существующего. (Все существо Абдуллы противилось тому, чтобы именовать похищенную рукопись Кораном, но придуманный деликатным Баумом термин «коранический текст» звучал, по мнению Абдуллы, еще более двусмысленно.)

Попади такая рукопись в руки мусульманским фанатикам или врагам ислама – результат в обоих случаях непредсказуем. Разве может он, Абдулла, оставаться в стороне? Пусть по закону он не имеет права заниматься этим делом, он все равно должен участвовать в поиске рукописи, как и любой другой мусульманин на его месте. Над исламом нависла угроза, и ни один правоверный в такой ситуации не должен оставаться в стороне. Устранив себя от защиты одной из главнейших мусульманских ценностей – веры, Абдулла совершил бы еще большее преступление, чем нарушение подведомственности и подсудности. При коллизии светского и Божественного законов приоритет должен отдаваться последнему, тем более что это нисколько не противоречит Конституции, провозгласившей веру важнейшей ценностью общества и фундаментом правового государства (статья 14, пункт 1).

А потому необходимо ехать, бежать, нестись со всех ног к Кузину, пока тот не успел что-нибудь натворить!

Поспешно одевшись в прихожей и разом попрощавшись со всеми тремя женами, Абдулла вприпрыжку побежал к лифту. Только на улице его настигла простая, как лысина Баума, мысль: с какой стати Кузин должен пустить его к себе и тем более возвращать похищенное? Необходим документ, постановление суда о проведении обыска. Значит, частным лицом ему побыть не удастся!

Абдулла также вспомнил, что проведение обыска не входит в его служебные обязанности. Этим должна заниматься милиция, в крайнем случае, – судебный исполнитель с санкции шариатского судьи, но никак не сам судья. Только где этого судебного исполнителя взять? Аллаху 'азым! Время-то какое неудачное: два дня праздников. Абдулла набрал по мобильнику телефон Н-ского шариатского суда.

В трубке бодрым голосом отозвался вахтер Михалыч. Поймав машину, счастливый Абдулла помчался в суд.

– Что это вам, уважаемый Абдулла Петрович, не отдыхается? – приветствовал Абдуллу бодрый Михалыч. – Погода-то какая замечательная. На лыжках бы покатались.

По радио передавали навязший в ушах хит «Сизый голубь улетает в Заполярье» в исполнении Эвенкийского национального оркестра имени Любавушкина под руководством Кирилла Ихуэсэ.

– Не до лыжек сейчас, Михалыч, – с улыбкой героя, для которого слава и смерть – одного поля ягоды, ответил Абдулла.

– Как Новый год встретили? – размеренно продолжал беседу Михалыч, неторопливо снимая с гвоздика на старомодной деревянной доске ключ.

– Неплохо, – поспешно ответил Абдулла. – Скорее, уважаемый, скорее.

– Тише едешь – дальше будешь, Абдулла Петрович, – мудро посоветовал Михалыч.

Абдулла ничего не ответил беззаботному вахтеру.

Войдя в свой кабинет, он схватил чистый бланк постановления о проведении обыска и засунул его в принтер. Через несколько минут документ с печатью и соответствующей подписью был готов. Еще столько же занял поиск адреса Кузина в компьютере. Оставалось придумать что-нибудь с судебным исполнителем. Абдулла не хотел впутывать в дело лишних людей – слишком серьезны последствия утечки информации. Но ведь не может же он идти один!

Перебирая в памяти всех сотрудников суда, Абдулла не мог не вспомнить о Саиде. Недалек, но исполнителен, кажется, умеет держать язык за зубами. К тому же он обязан Абдулле тем, что не лишился работы.

«В любом случае, выбирать не приходится», – продолжал размышлять Абдулла и сам не заметил, как набрал номер Саида.

Не вдаваясь в подробности, Абдулла в приказном порядке потребовал от исполнителя наказаний в соответствии с шариатом прибыть в суд в течение получаса.

Абдулла не видел Саида больше двух месяцев. Наказание за избиение Бабаханова оказалось слишком тяжелым даже для такого крепыша, как Саид. Он слег в больницу, а последние две недели находился дома в вынужденном отпуске – вплоть до полного выздоровления. Бабаханов тоже оклемался и теперь даже пива в рот не брал, по крайней мере, в публичных местах его никто пьяным не видел.

В ожидании Саида Абдулла, не имевший до этого никакого опыта ведения следствия, прикинул на бумажке примерный план своих будущих действий.

Как быть с Кузиным? Предъявить ему постановление или попытаться вначале поговорить по-хорошему? Всякое бывает. Вдруг он возьмет, да и выдаст рукопись без лишних препирательств. Ну, а потом что? Что, если у Кузина не окажется рукописи? Что, если вообще не было ни самого похищения, ни, тем более, полумифического текста? Слишком уж неправдоподобно звучал рассказ Баума. Мысль о нереальности истории, рассказанной профессором, подняла Абдулле настроение, но меньше чем через минуту по известному закону, которому подвержены не только тела, но и человеческие мысли, Абдулла вернулся на землю.

Зачем профессору понадобилось караулить его, Абдуллу, в новогоднюю ночь, чтобы потом почти пять часов обстоятельно излагать историю похищения какой-то рукописи? Какие цели он преследовал? Насолить более удачливому коллеге? Вряд ли. Ревность? Не похоже. В любом случае, новогодняя ночь – не самое удачное время для подобных поступков. Один день в такой ситуации ничего не решает. Баум мог прийти сегодня, даже завтра, но он пришел вчера и очень волновался. Это было видно невооруженным глазом. Едва ли Баум способен разыграть такой спектакль. Значит, дело и впрямь серьезное и ехать к Кузину надо в любом случае.

Абдулла был из той исчезающей породы людей, у которых способность к аналитическому восприятию мира удачно сочетается с даром действовать решительно и смело, не опасаясь неизбежных трудностей. Подобно многоопытной черепахе, оглядывающейся по сторонам, прежде чем высунуть голову из панциря на несколько миллиметров, Абдулла обдумывал каждый свой шаг, после чего с завидной отвагой летел навстречу опасности.

Увлеченный размышлениями, Абдулла не сразу заметил, как в кабинет, слегка прихрамывая, вошел Саид. За время болезни он еще больше располнел. По-видимому, сказывался неподвижный образ жизни. Саид решил отпустить бороду. Рыжего цвета, она забавно гармонировала с абсолютно лысой головой исполнителя наказаний в соответствии с шариатом.

– Ас-салям 'алейкум ва рахмат Аллахи ва баракатух[14]14
  Мир Вам, милость Аллаха и Его благословение (араб.) – мусульманское приветствие.


[Закрыть], уважаемый Абдулла Петрович, – несмотря на болезнь, Саид не растерял своей улыбчивости.

– Ва 'алейкум ас-салям, Саид, – приветствовал его Абдулла. – Извиняюсь, что оторвал вас от заслуженного отдыха.

При слове «заслуженный» Саид недовольно поморщился, живо вспомнив удары, которые ему наносил его коллега, командированный из К-ского шариатского суда.

– Саид, – неторопливо начал Абдулла, – мне нужна ваша помощь в довольно непростом деле. Я не имею права вас принуждать, поэтому если вы не хотите, вы можете сейчас же быть свободным.

– А в чем состоит это дело? – с опаской поинтересовался Саид.

– Речь идет о краже, – при этих словах Абдулла нахмурился. – Очень серьезной краже. Это все, что я пока могу вам сообщить. Так что вам придется на время убрать ковер своего нетерпения в сундук ожидания.

– Хорошо это вы сказали… про сундук, – Саид вновь подарил Абдулле свою солнечную улыбку.

– Это не я сказал, а Ходжа Насреддин, – пояснил Абдулла.

– А-а, – протянул Саид.

– Так вы согласны помочь мне? Еще раз повторяю: дело сугубо добровольное, – пристально поглядев в глаза Саиду, напомнил Абдулла.

– Да, – неожиданно для Абдуллы быстро и уверенно ответил Саид.

– Спасибо, – Абдулла с признательностью пожал Саиду руку. – Тогда срочно наденьте форму судебного исполнителя. Сегодня вам придется поработать в этой должности.

Счастливый Саид побежал натягивать форму, и через десять минут, совершив намаз, он и Абдулла вышли из здания суда с серьезными непроницаемыми лицами.

Всю дорогу они ехали молча: Абдулла обдумывал предстоявшую беседу с Кузиным, а Саид тихо дремал, уткнувшись широким морщинистым лбом в стекло.

Дом Кузина стоял немного на отшибе, окруженный с одной стороны небольшим озерцом, с другой – внушительных размеров парком, занимавшим едва ли не полрайона. Унылая, загаженная мальчишками лестница освещалась одной единственной лампой, повисшей где-то между вторым и третьим этажами. Высокие ступени, по которым, придерживая коленки, взбирались Саид и Абдулла, давно никем не убирались, а обшарпанные и исписанные поносными словами на арабском и китайском оливковые стены не оставляли у человека, взглянувшего на них, ничего, кроме бесконечного чувства одиночества и незащищенности.

Долгое время Абдулле никто не открывал, хотя за дверью отчетливо слышалось какое-то движение. Наконец, строгий и, вместе с тем, неуверенный женский голос спросил: «Кто там?»

Мысль Абдуллы беспомощно заметалась, не находя нужного ответа.

– Меня зовут Абдулла Мухин. Я – судья Н-ского шариатского суда, – промычал Абдулла, от волнения намертво вцепившись в дверную ручку квартиры Кузина.

После некоторых раздумий дверь, наконец, отворили, и на пороге перед Абдуллой обозначились две фигуры: одна женская, невысокая, в старом застиранном халатике цвета морской капусты, другая мужская – чуть повыше, в брюках и белой рубашке навыпуск. Женщине было лет пятьдесят. Излишняя полнота не позволяла точно оценить ее возраст. Мужчина же, напротив, казался моложе женщины. Короткие черные напомаженные волосы, незначительно тронутые сединой у висков, гладко выбритый подбородок свидетельствовали о том, что этот человек серьезно занимается своей внешностью.

Абдулла сразу обратил внимание на едва уловимое движение надменности, затаившееся в уголках губ мужчины. Из опыта Абдулла знал, что такие люди, несмотря на нарциссизм и презрение к остальным, склонны иногда к самоиронии. По-видимому, обладатель рубашки либо только что пришел, либо собирался в ближайшее время уходить.

– Простите, вы – профессор Кузин? – быстро спросил Абдулла мужчину.

– Да, – с подозрением ответил мужчина. – Извините, чем обязан? Понимаете, я очень спешу. У вас срочное дело?

«Не очень-то вы приветливы, дядя! – подумал Абдулла. – Ну что ж, это даже и к лучшему. Легче будет разговаривать – без обиняков».

– Дело более, чем срочное, – таинственно произнес Абдулла и тут же улыбнулся, чтобы не пугать без нужды хозяев.

Но хозяева продолжали стоять при входе в квартиру, то ли в задумчивости, то ли в растерянности. Прочитав в глазах Кузина явное нежелание его впускать, Абдулла пошел ва-банк.

– Андрей Владимирович, я к вам по поводу вашего недавнего визита в библиотеку, – Абдулла произнес эти слова спокойно, уверенно глядя в глаза негостеприимному профессору.

Кузина передернуло, будто он раздавил жабу. Его живые карие глаза стали вдруг испуганными и растерянными, а голос – более податливым и вежливым.

– Да что же мы тут стоим? Проходите, проходите, пожалуйста, – взяв Абдуллу за плечо, Кузин чуть ли не втолкнул его в квартиру.

– Спасибо, – безразлично поблагодарил хозяина Абдулла. – Если вы не возражаете, судебный исполнитель пройдет со мной.

В квартире было множество книг и практически никакой мебели – вот все, что успел увидеть Абдулла по пути в кабинет Кузина, более похожий на логовище динозавра, чем собственно на кабинет. Создавалось впечатление, что какой-то безумец педантично крушил здесь в течение минимум получаса все, что попадалось ему под руку. Производить обыск в таком отчаянном бардаке было равносильно самоубийству, и Абдулла поклялся сделать все, чтобы профессор сам вернул рукопись.

– Я извиняюсь за беспорядок, – голос Кузина начал обретать уверенность, – мы тут как раз прибирались.

«В белой-то рубашке?! Лжете вы, батенька!» – подумал Абдулла, а вслух произнес:

– Уважаемый Андрей Владимирович, я надеюсь, вы догадываетесь, зачем я к вам пришел?

– Не имею ни малейшего представления, – не моргнув глазом, отвечал Кузин. – Уж явно не поздравить меня с Новым годом!

– Ах, да! С праздником вас! – спохватился Абдулла.

– И вас тоже, – с издевкой ответил Кузин.

– Что ж, очень жаль, что вы вынуждаете меня действовать более настойчиво, – с грустью вымолвил Абдулла. – Я думал, этого удастся избежать. Я пришел к вам, Андрей Владимирович, за рукописью… Корана.

– Ко мне?! За рукописью Корана? – Кузин изобразил на лице удивление. – К сожалению, у меня нет рукописи Корана, молодой человек, вам следует обратиться в библиотеку Института востоковедения или…

– В Публичную библиотеку, – с иезуитской улыбкой перебил Кузина Абдулла.

Взглянув на Кузина, Абдулла увидел, что тот напряжен до изнеможения, хотя изо всех сил пытается показать свое спокойствие и безразличие к обсуждаемой теме.

– Ну, да… И в Публичную библиотеку тоже можно, – эта фраза далась Кузину путем колоссального напряжения всех его актерских способностей, а они у него, кажется, были, и не малые. Понимая, что еще немного, и он не выдержит, Кузин вдруг вскочил со своего места и, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, прошипел:

– Послушайте, уважаемый Абдулла… Как вас там?

– Петрович.

– Абдулла Петрович, если вы пришли ко мне за консультацией по коранистике, я с удовольствием побеседую с вами… но не сейчас. Извините, я очень занят, – с этими словами Кузин посмотрел на часы.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, Андрей Владимирович…

– Я не волнуюсь! – почти завопил Кузин.

«Кажется, разогрел его, – подумал Абдулла. – Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он успокоился и взял себя в руки».

– Я пришел к вам не за консультацией, и вы, Андрей Владимирович, это лучше меня понимаете, – нарочно медленно выговаривая слова, сказал Абдулла.

– Я ничего не понимаю! Объясните, что вы от меня хотите?! – размахивая руками, кричал Кузин.

– Я пришел к вам за рукописью, которую вы вынесли из Публичной библиотеки 29 декабря прошлого года, – впившись глазами в Кузина, произнес Абдулла.

– Да вы с ума сошли! – вскричал Кузин, рассекая воздух руками. – Какая рукопись?!

– Рукопись Корана восьмого века, – пояснил Абдулла.

– Да вы что! – Абдулла увидел, как у Кузина задергался глаз. – Откуда она у меня? Ее просто быть не могло в Публичке. Кто вам сказал такую чушь? А… я, кажется, догадываюсь. Это Илья. Это он вам все рассказал?

– Неважно кто. Вопросы, если позволите, пока буду задавать я, – эту фразу Абдулла запомнил из одного старого фильма. Она звучала по-мужски сурово и бескомпромиссно и оттого сильно нравилась Абдулле.

– Да с какой стати?! Кто вы такой? Я могу вообще не отвечать на ваши вопросы, – вдруг заявил Кузин и опустился на стул в другом конце кабинета. Абдулле в тот момент показалось, что артистичный профессор обо всем догадался.

– Можете, – подтвердил Абдулла, – но тогда мне придется провести у вас обыск, – Абдулла извлек из папки изготовленное им около часа назад постановление о проведении обыска и передал его Кузину.

Подержав некоторое время документ в руках, тот с умело изображаемым безразличием вернул его Абдулле и довольно спокойно, разве что с некоторой показной театральностью, произнес:

– Что ж, спрашивайте.

– Я вас, если помните, уже спросил: где рукопись? – терпеливо напомнил Абдулла.

– А я вам уже ответил, что не знаю, – рявкнул Кузин и, импозантно скрестив руки на груди, отвернулся от Абдуллы.

– Хорошо, спрошу по-другому, – Абдулла почувствовал, что начинает терять уверенность в успехе своей затеи. – Вы были 29 декабря в Публичной библиотеке?

– 29-го?.. – Кузин задумался или сделал вид, что задумался. – Был, кажется. Не помню точно, но вроде был.

– Попробуйте вспомнить наверняка, – Абдулла не выпускал Кузина из-под прицела своих красных от усталости глаз.

Кузин обхватил ладонью лоб, скрыв на несколько секунд от Абдуллы половину собственного лица. Когда он убрал руку, шариатский судья увидел перед собой само воплощение уверенности и невозмутимости.

– Да, был, – холодно ответил Кузин.

– Один?

– В смысле?

– Я спрашиваю, вы были один или с кем-то еще? – от волнения у Абдуллы задрожали губы, и ему пришлось закрыть рот ладонью.

– Ах, да! С ним и был – с Ильей, будь он неладен, фантазер. Друг еще называется! Прямо, как у одного арабского поэта:

 
Твой близкий друг, – быть может, злейший враг!
Не доверяйся – попадешь впросак!
Не жди добра, ведь эта жизнь жестока,
И жди из-за угла ударов рока.
 

Вслед за тем Кузин вдруг неестественно засмеялся, но, поймав жесткий взгляд Абдуллы, сразу же остановился и, сменив положение ног, уставился в одинокую точку на потолке.

– Не очень-то вы похожи на жертву предательства, – заметил Абдулла, неторопливо расхаживая по кабинету. – Но это ваше личное дело. Меня интересует, что вы делали в библиотеке?

– Как что? Что можно в библиотеке делать? – настроившись на ироничный тон, Кузин надеялся окончательно побороть волнение, и Абдулла очень хорошо видел это.

– Вы напрасно пытаетесь скрыть свой страх за подобными фразами, – сказал Абдулла.

– Я?! Какой страх? Чего мне бояться?! – Абдулла не мог не порадоваться, как легко ему удается манипулировать Кузиным. Но только что толку?

Не забывая ни на минуту, что его расследование не имело под собой никакого законного основания, Абдулла опасался, что каждое неосторожно сказанное им слово может помешать раскрытию дела.

– Итак, что вы делали в библиотеке? – Абдулла остановился перед Кузиным, продолжавшим сидеть на стуле.

– Мы? – удивленно переспросил Кузин. Абдулла готов был разорвать Кузина за то, что тот тянет время, пытаясь выдумать «удобоваримый» ответ.

– Не тяните время, пожалуйста! – слегка прикрикнул он на Кузина. – Вы с Баумом. Что вы делали в библиотеке?

– Как что?! Читали, разумеется.

– Что читали? – сжав свои маленькие кулачки, пробасил Абдулла.

– Читали рукописи. Илья наткнулся на шкаф со старинными рукописями на арабском языке. Их уже лет сто пятьдесят никто не просматривал. Вот мы их и изучали.

– Как долго вы их «изучали»? – продолжал допрос Абдулла.

– Не помню, – Кузин опять «задумался». – Часа два-три.

– А потом?

– Что потом? – в задумчивости повторил Кузин. – Домой пошли.

– И все?

Увидев, что Кузин окончательно и бесповоротно начинает обретать уверенность и спокойно парирует его вопросы, Абдулла опять пошел напролом.

– А рукопись Корана, которую вы запрятали под рубашку?

Это был запрещенный удар.

– Да дался вам этот Коран! – мгновенно взорвался Кузин. – Говорю вам: не было никакого Корана! Понимаете: не было!

– А что же вы тогда вынесли из библиотеки?

– Ничего! Почему, по-вашему, я непременно должен был что-то вынести оттуда?! – Кузин вскочил со стула.

– Потому что у меня есть факты, подтверждающие это, – как можно более спокойно произнес Абдулла.

– Какие, позвольте полюбопытствовать?! – злобно спросил Кузин.

В этот момент их взгляды встретились, и Абдулла понял, что оступился. Оступился столь серьезно, что похерил весь допрос, потому что никаких фактов у него и в помине не было. Возникла пауза. Возбужденный Кузин, бросив скорострельный, подобный контрольному выстрелу, взгляд на Абдуллу, уже праздновал победу в этой непростой интеллектуальной схватке.

– Все! Баста! Я больше не собираюсь отвечать на ваши вопросы, – заявил он и, вновь усевшись на стул, закинул ногу на ногу. – «И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи».

– В таком случае, Андрей Владимирович, нам все-таки придется провести у вас обыск, – сквозь зубы проговорил Абдулла.

– Делайте, что хотите, – Кузин махнул на Абдуллу рукой и импозантно подпер ладонью лоб.

– С вашего позволения, мы начнем с той комнаты, – мысленно проклиная себя за досадный промах, Абдулла поднялся с кресла, за которым Кузин, возможно, всего час назад, пуская слюни от восторга, изучал похищенную рукопись. – Это означает, что вам лучше пройти туда.

Пока Саид, во время допроса смиренно сидевший в гостиной, ходил за понятыми, Абдулла начал неторопливо осматривать квартиру. Аллах свидетель, он сделал все, что было в его силах, чтобы не допустить обыска. Придя сюда по подложным документам, Абдулла рассчитывал застать Кузина врасплох и с помощью настойчивости и блефа заполучить похищенную рукопись.

Но Кузин, то ли что-то заподозривший, то ли просто интуитивно избравший такую тактику поведения, лишил Абдуллу возможности радоваться скорой победе. У Абдуллы оставался один-единственный шанс – обыск. Если же и в результате обыска ничего не удастся обнаружить, Абдулле придется писать рапорт об увольнении. Письменного заявления Кузина о проведении незаконного обыска будет вполне достаточно, чтобы устроить грандиозный скандал. А то, что обыск незаконный, Кузин, похоже, уже догадался. Вон глазища-то как бегают. Шайтан!

Абдулле бесконечно нравилась его работа, и он ни за что не согласился бы потерять ее. Но потеря работы – ничто по сравнению с теми последствиями, которыми угрожает его ошибка шариатскому судопроизводству, едва только ставшему на ноги и с таким неимоверным трудом завоевавшим авторитет граждан.

Позже, когда Абдулла вышел от Кузина, он попытался оправдать себя тем, что пошел на незаконный обыск ради защиты ислама, но тут же с презрением отверг это оправдание, ибо в результате его действий мусульманская религия в России была не только не спасена, но и поставлена под серьезный удар. Абдулла даже представил, что напишут о нем в газетах: «Произвол шариатского судьи», «Судья в роли гангстера», «Шариат – что дышло»…

В такой ситуации остается единственно приемлемое средство – застрелиться. Абдулла закрыл глаза и представил свою слегка дрожащую, медленно ползущую к виску руку, бесконечные мгновения мучительного прощания со всем миром, легкий щелчок… и полная неизвестность перед лицом Всевышнего, не уважающего подобные поступки.

Но вслед за тем Абдулла увидел перед собой лица своих жен, родственников, друзей и просто знакомых, с ужасом и недоумением узнающих о его самоубийстве. Нет! Слишком много обязательств связывает его с этим миром, чтобы уйти из него так некрасиво. Он не имеет права бросать на произвол судьбы трех доверившихся ему женщин и своего будущего ребенка, которого ждет старшая жена Аня. Кто поможет им после его смерти? Многие наверняка отвернутся от них, будут говорить, что их муж – преступник, совершивший одно из самых страшных преступлений перед Аллахом – самоубийство. Погубив себя, он отравит всю дальнейшую жизнь своим близким.

Ни о каком самоубийстве не может идти речи. Это трусость, шаг назад. Надо бороться, надо решать проблемы, а не бежать от них, как раненный в пятую точку джигит из детского стишка. В конце концов, все не так уж плохо. Преступник известен. Осталось только отыскать похищенное.

Мысль Абдуллы мгновенно рассосалась с появлением Саида и двух понятых – молодого человека лет двадцати и мужчины лет сорока.

– Уважаемые понятые, прошу вас присутствовать при обыске, – Абдулла запнулся, вдруг вспомнив, что забыл взять бланк протокола обыска. Покрывшись теплым потом, он суетливо полез в папку, но не нашел там ничего, кроме уже упоминавшегося постановления и нескольких чистых листков формата А4. Бросив быстрый взгляд на Кузина, его жену, Саида и понятых, Абдулла положил папку на стол и, стараясь казаться невозмутимым, объявил:

– Ну что ж, начнем обыск. Понятые, прошу садиться. Саид, начинайте, пожалуйста, вон с той полки, – Абдулла указал на самую дальнюю от него полку, находившуюся почти под самым потолком.

– Хорошо, – в своей обычной манере отрапортовал Саид, направляясь к полке. Едва не уронив по дороге жену Кузина, он, не снимая ботинок, взобрался на уродливой формы стул, незамедлительно хрустнувший под тяжестью его 105 килограммов, и со священным ужасом на лице уставился на покрытые пылью книги. Затем, держась одной рукой за полку, Саид повернул к Абдулле свою счастливую физиономию и добродушно спросил:

– Абдулла Петрович, а что ищем-то?

Вот уж воистину, чем дальше в лес… Не желая до поры раскрывать тайну похищенной рукописи, Абдулла ничего не сказал Саиду о цели их визита к Кузину, а теперь требует от него найти то, не знаю что.

Но уже не в первый раз за этот вечер Абдулле приходилось делать хорошую мину при плохой игре. Скроив на лице так хорошо получавшуюся у Баума вымученную улыбку, Абдулла кивнул Саиду в сторону Кузина и ехидно произнес:

– Вы лучше не у меня, а у Андрея Владимировича спросите, как выглядит рукопись.

Кузин недовольно поморщился, но ничего не сказал. Но, несмотря на то, что Абдулла блестяще выкрутился с вопросом Саида, хитрый Кузин не мог не заметить тех нескольких секунд, во время которых Абдулла напоминал что-то среднее между демонтированным памятником и провинившимся школьником, ожидающим ремня.

Единственный, кто ничего не замечал, был Саид. С удивлением и детским недоверием он стоял на стенавшем стуле и бегал глазами от Кузина к Абдулле. Не слышав пламенной беседы в кабинете Кузина, Саид не мог понять, шутит Абдулла или говорит всерьез. Чтобы разрешить свои сомнения, он решил снова обратиться к Абдулле с новым вопросом:

– А что за рукопись-то?

Абдулла некоторое время пристально смотрел на Саида, но тот, так и не поняв, что сотворил, лишь нелепо улыбался и дивился тому, отчего Абдулла Петрович стал вдруг такой красный и мокрый. Сделав шаг назад, Абдулла устало сполз в кресло. Поражение было полным.