Текст книги "Опаловый соблазн"

Глава 7

– Вот и вы снова! – приветствовал Дариуса мистер Эррол Крейг, когда тот вошел в магазин и серебряный колокольчик над дверью возвестил о его прибытии. – Безусловно, я очень рад вам, мистер Торн, и должен признаться, всегда с нетерпением жду ваших визитов.

«Крейг и Кавендиш» была одной из самых уважаемых фирм, торговавших драгоценностями в Эдинбурге, и славилась искусством своих огранщиков. Ее владельцы стали для Дариуса надежными агентами, когда он вдали от столичных сплетен осторожно занялся торговым бизнесом в интересах своих друзей. Кроме того, шотландские торговцы служили ему хорошим источником информации, так как большое количество сокровищ, поступавших в страну, проходило через их руки, а Дариус пытался разгадать, что такое «священные сокровища» и где англичанину искать их.

Лондон был бы самым подходящим местом для начала поиска экзотических сокровищ, но если Ост-Индская компания являлась членом уравнения, то непонятно, почему их до сих пор не нашли, когда они находились в столице у нее под носом.

Неведомый враг «Отшельников» обвинил их в присвоении священной реликвии, которую он намерен вернуть любой ценой. Но что бы это ни было, открыто их не обвиняли, а вместо этого занимались нелепой игрой в кошки-мышки с угрозами и загадочными посланиями. Дариус отмахивался от них, считая просто надоедливыми, до тех пор, пока кто-то не попытался отравить Эйша Блэкуэлла и чуть не убил его любимую жену.

Теперь нельзя было терять время.

Его друзья полагались на Дариуса, чтобы он, используя свои связи в Эдинбурге и умение решать головоломки, помог им разгадать загадку и избавиться от преследователя. К сожалению, дело продвигалось медленно, и последнее письмо Эйша из Лондона свидетельствовало о том, что он не желает больше ждать и «Отшельники» скоро предпримут решительные шаги. Эйш просил его подумать о приезде в Лондон и бросить расспросы. Блэкуэлла, очевидно, больше не заботили истинные намерения врагов, Эйш просто хотел отомстить отравителям своей жены.

Игра быстро менялась.

Но ведь это шахматы, и как можно составить успешный стратегический план, если нельзя увидеть всю доску?

– Вы очень любезны, мистер Крейг. – Дариус снял шляпу и подошел к стойке. – Я уверен, в эти дни дела идут хорошо.

– Не могу пожаловаться, мистер Торн. – На тот случай если его клиент был настроен что-то купить, торговец отодвинул в сторону черное бархатное покрывало, закрывавшее застекленную витрину. – Хотели бы приобрести что-то определенное, сэр?

Окинув взглядом выставленные вещи, Дариус вновь восхитился искусством ювелира Кавендиша. В эти дни в моде были сплетенные из полосок колье и замысловатые кулоны, требовавшие художественного вкуса и твердой руки за ювелирным станком. Он уже собрался вежливо отказаться, когда его взгляд привлекло украшение тонкой работы. На вид оно напоминало индийское: несколько слоев обработанного золота с пустыми оправами, установленными в глазках павлиньих перьев, выполненных из отполированного металла. Казалось, будто природа преобразилась и даже стала лучше благодаря искусству ювелира, и Дариус подумал, нет ли здесь какого-то обмана.

Быть может, ювелир просто окунул перья в расплавленное золото? Их элементы слишком тонки, чтобы быть сделанными вручную. Черт, в этих глазках на перьях можно видеть каждую ворсинку…

В оправах не было камней, колье ожидало покупателя и его пожеланий.

Боже мой! Елена была бы великолепна в этом колье со вставленными белыми опалами, которые подойдут к ее глазам.

– У вас хорошее зрение, мистер Торн. – Мистер Крейг достал колье из футляра и положил его на теперь расправленный черный бархат. – Однако я не так глуп, чтобы пытаться продать вам для него какие-нибудь камушки.

Дариус улыбнулся. Когда его друзьям потребовались деньги, он продал несколько камней «Отшельников» в Эдинбурге, заключив с торговцами выгодные сделки. За это ювелиры с удовольствием имели с ним дело и всегда стремились узнать, есть ли у него что-нибудь еще для продажи. Он взял в руки колье, ожидая, что оно будет таким же легким, как перья, которые оно изображало, но, почувствовав вес холодного металла, открыл рот от удивления.

– Откуда оно у вас?

– От иностранного джентльмена. Подозреваю, игорные долги заставили его спустить несколько фамильных ценностей. Кроме этого, ничего не могу сказать.

– Даже не скажете мне, какие камни были вставлены изначально? – спросил Дариус.

– Можете себе представить, дурацкие стекляшки! – пожав плечами, улыбнулся мистер Крейг. – Я вытащил их, мистер Торн. Я не могу держать в своем магазине вещи, не соответствующие моим стандартам, и подвергать риску свою репутацию огранщика, если кто-то по ошибке подумает, будто я выдаю их за драгоценные.

– Вы честный человек.

– И сентиментальный. Более практичный человек переплавил бы это колье ради золота, но у меня не поднялась рука. И мистер Кавендиш сказал, что он не смог бы воспроизвести его, даже если бы постарался… Однако оно не продается, – вздохнул мистер Крейг.

– Не вызывает интереса? – слегка удивился Дариус.

– Думаю, слишком эффектно для здешних мест, сэр. И могу сказать, покупателей отпугивает стоимость установки камней. – Мистер Крейг замолчал и с надеждой посмотрел на Дариуса. – Требуется немного фантазии, верно?

Дариус рассмеялся. Он был не в том положении, чтобы покупать ювелирные украшения. И все же если удовольствие от возможности осыпать женщин дорогими подарками имело свою привлекательность, то в его мыслях теперь существовала только одна женщина. Прошедшей ночью он чувствовал себя нескладным болваном, старающимся сделать все возможное, чтобы успокоить ее и при этом до нее не дотронуться. Он возился с камином и болтал без умолку о пустяках, потому что у него горели ладони от желания погладить ее по щекам и прогнать страх, еще туманивший ей глаза. Когда она разбудила его, он видел ее во сне, и характер его сновидений не имел ничего общего с вежливой сдержанностью и джентльменским поведением.

Она напоминала ртуть у него в руках, одновременно мягкая, теплая, податливая – и бесстрашная, дерзкая, какой должна быть Белая Королева, одержавшая полную победу.

Все закончилось тем, что он что-то пробормотал, а потом стоял за дверью ее комнаты, прислонившись к стене. Ждал, чтобы к нему вернулось самообладание и его кровь остыла, и удивлялся тому, как легко человек забывает свое место и начинает мечтать о женщине, которая не для него.

– …не правда ли? – говорил мистер Крейг.

– Простите, я на мгновение задумался. – Дариус мысленно встряхнулся, недовольный собственной несобранностью. – О чем вы говорили?

– О колье. Оно заинтересовало вас, не правда ли?

– Возможно. Иностранный джентльмен. Говорите, это фамильная драгоценность? Можете сказать, в каком районе Индии они проживали? – Держа в руках колье, Дариус перевернул его, надеясь найти клеймо мастера или эмблему, но там ничего не оказалось.

– Я не спросил, – покачал головой мистер Крейг. – Он, конечно, убедил меня, что это талисман, но, как мы с вами часто говорим, какое изделие из той части света не талисман, если верить продавцу?

– Талисман? – Дариус оторвал взгляд от колье. – Какой?

– Он каким-то образом отражает внутренний мир, – охотно отозвался Эррол, заложив руки за спину. – Обещание продавца, которое мы в «Крейг и Кавендиш» не гарантируем, звучало так: если его будет носить дама с добрым характером, ее внешность будет отражать красоту ее души. Но если самовлюбленная, никчемная женщина сделает попытку надеть его, она будет выглядеть глупой, и мир увидит ее безобразную душу.

– И оно не продано?! – сдержанно пошутил Дариус.

– Тру́сы! – в свою очередь, рассмеялся Эррол. – Не могу понять, почему так…

Дариус неохотно вернул колье. Он слишком хорошо знал общественные правила, запрещающие покупать колье замужним женщинам.

– Я знаю очень достойную леди, но, возможно, в другой раз, мистер Крейг. Я подумаю об этом.

– Тогда что-нибудь еще?

Дариус кивнул:

– Мои поиски продолжаются. Вы слышали что-нибудь новое о том, что мы обсуждали?

– Больше ничего, – покачал головой Эррол. – Но всегда находится покупатель необычных иноземных драгоценностей, хотя, – мистер Крейг сделал паузу, чтобы убрать золотого павлина обратно в футляр, – и не так быстро, как хотелось бы.

– Все, что мне известно о священных сокровищах, заставляет меня думать, что это будет некая безделушка. – Дариус посмотрел на колье. – Вещь, которую можно надеть на себя и которую легко перевозить. Я только боюсь, что не все владельцы ювелирных мастерских так же сентиментальны, как вы, мистер Крейг. Если они переплавили…

– Тогда этот слиток уже в тайнике какого-то богача, сэр, или его уже превратили в сотню брошей и колец. Ювелир, который позволяет себе что-нибудь уничтожить, ничего не стоит. – Эррол нахмурился, но затем просветлел, вновь проявив врожденный оптимизм. – Однако я не слышал никаких упоминаний о святынях, и, насколько мне известно, вы единственный, кто интересуется такими вещами. Я возьму себе на заметку и буду прислушиваться ко всему необычному, и если кто-то обратится с таким вопросом, мы осторожно предупредим вас, сэр.

– Благодарю вас, мистер Крейг.

– Могу я уговорить вас поделиться еще камушками? Тот последний… – Эррол вздохнул с видом влюбленного. – Ах, это просто восторг! Я думал, что увижу просто красивый камень, однако тот опал заставил даже бесчувственного мистера Кавендиша воскликнуть, что он полон огня… А размер! С яйцо малиновки! Он был продан через три дня после того, как мой напарник выставил его в витрине, и, если позволите сказать, успокоил мои тревоги по поводу его старости.

Продавая камни для своих друзей, Дариус осмотрительно не пользовался услугами только одного продавца. В результате мистер Крейг знал его по опалам, тогда как другие торговцы спрашивали у него иные драгоценности. Но всех их он почти каждую неделю просил следить, не обратится ли к ним кто-нибудь в поисках священного сокровища из Индии.

Это была слабая надежда.

И все же она существовала.

– Рад это слышать. Позвольте мне принести вам кое-что еще в следующий раз, и посмотрим, сможем ли мы увеличить ваши накопления. – Дариус отошел от стойки. – Но должен предупредить вас, мистер Крейг…

– Предупредить? – Мистер Крейг выпрямился.

– Мой запас маленьких опалов, таких, как тот, что вы купили, ограничен. Но я что-нибудь придумаю.

Дариус поклонился, повернулся, намеренно оставив позади счастливо лопочущего и суетящегося Эррола Крейга, и, выйдя из магазина, увидел Хеймиша, который ожидал его у экипажа.

– Сегодня повезло? – поинтересовался Хеймиш, открывая для него дверцу.

– Пока нет. – Дариус поднялся в экипаж и уселся возле свертков со всякой всячиной и готовой одеждой, которую они в это утро купили для Елены. – Возможно, Блэкуэлл прав, и, возможно, я зря трачу время.

– Что бы это ни было – это, конечно, не мое дело, – но моя мама всегда говорила, что терпеливый и настойчивый рыбак сыт, а те, что сердятся и жалуются, ходят голодными. – Коснувшись полей шляпы, Хеймиш закрыл дверцу, оставив Дариуса переваривать пословицу.

Внезапно он выпрямился, словно его ударили.

– Сердиться и жаловаться… ходить голодным. Черт побери, это великолепно!

Если поведение негодяя, который преследует их ради вознаграждения, можно как-то охарактеризовать, то он скорее сердится. Черт, ведь именно его нетерпение доставило им больше головной боли, чем что-либо другое! Если бы он был хладнокровным тактиком, к этому моменту все, вероятно, было бы закончено.

А это означает, что он ищет сокровище не здесь!

Торговцы сообщили бы о святыне, если бы он… Ему не хватает хитрости. Он из тех, которые, если понадобится, просто действуют силой, а единственные, на кого он действует силой, – это «Отшельники».

А это означает, что он ищет желаемое не где-то, а у них в карманах. И только они одни продолжают искать сокровище в других местах, так как не убеждены, что у них самих есть что-то священное.

Как он мог прозевать такое?

– Все, что требуется от меня, – это определить, что же это такое. И я могу прекратить тратить силы, разыскивая его на рынках, – вслух сказал Дариус.

– В чем дело? – Хеймиш откинул маленькое деревянное окошко, разделявшее их. – К следующему, как обычно?

– Нет. Благодаря мудрости вашей матушки мы закончили, мистер Макквин. – Дариус откинулся на спинку сиденья с видом абсолютно довольного человека. – Едем домой!

Угнетенная пустотой и тишиной в доме Изабель отправилась проведать Самсона, и, когда он прижался мягкой мордой к ее щеке, спутав ей волосы, она вздохнула и, закрыв глаза, наслаждалась нежным, успокаивающим прикосновением жеребца. Изабель пыталась читать в библиотеке, но обнаружила, что ей не хватает присутствия мистера Торна, а потом ее отвлекли шахматные фигуры и вид его импровизированной кровати у стены. Бархатная подушка еще хранила отпечаток его головы, и Изабель убежала из комнаты, прежде чем волна тревожного тепла захлестнула ее мысли. Ее тело предавало ее и вело себя непристойно, словно какая-то незнакомая часть ее существа уцепилась за тайные сны, которые ее бодрствующий мозг не признавал.

Почему? Почему при мысли о нем, спящем там, у нее возникает боль в груди от желания увидеть его и – что еще ужаснее – прикоснуться к нему?

Дариус сделал все, чтобы оставаться джентльменом по отношению к ней, а Изабель просто сердилась на то, каких огромных усилий стоило ей в эти дни изображать из себя леди.

Она сорвалась с поводка в первый раз за несколько месяцев – возможно, за всю свою жизнь. Похоже, ее решение убежать на свободу начинает превращаться в злую шутку над ее лучшими намерениями.

Самсон тихо заржал, словно выражая недовольство тем, что мысли хозяйки заняты каким-то другим мужчиной.

Жеребец стал подарком отца на ее шестнадцатилетие. Изабель достаточно было одного взгляда на него, чтобы понять несколько истин. Во-первых, Самсон не обычный степенный пони, которого дарят дочери, – и неодобрительное выражение на лице матери подтвердило это. Во-вторых, причиной, по которой отец совершил такую покупку, являлась исключительно его любовь к лошадям, скачкам и азартным играм, а совсем не его запоздалая радость по поводу рождения дочери – последнее было совершенно очевидно.

Самсон принадлежал ей. Она и так была помешана на лошадях, как большинство девушек ее возраста, но это оказалась любовь с первой скачки. Она напевала ему на ухо и плакала от счастья у него на шее, а Самсон принимал ее обожание до последней унции и отвечал на него на свой лад. Он не подпускал к себе других наездников и доставлял такие неприятности, что ее отец посчитал его своей неудачей и полностью определил ему жалкую роль лошади леди.

– Мой храбрый красавец, – вполголоса приговаривала Изабель. – Я поблагодарила тебя, дорогой? За то, что увез меня? Я не сделала этого, милый?

Самсон фыркнул и кивнул головой, как будто поощрял ее и дальше восхвалять его героизм.

– Ах, паршивец! – засмеялась Изабель.

– То, как вы разговариваете с этим зверем… – прервала ее миссис Макфедден от широкой входной двери в конюшню. – Впрочем, думаю, все в порядке до тех пор, пока он не отвечает.

– Мне часто кажется, будто он отвечает. – Изабель неохотно отступила назад, покраснев оттого, что ее застали врасплох.

– Я хотела найти вас, пока мужчин нет. Хочу сказать, что это хорошая возможность принять горячую ванну, если желаете. – Экономка обхватила себя руками, ежась от холода. – У меня в кладовой рядом с кухней есть замечательная медная ванна, и она полностью готова для вас.

– Миссис Макфедден, ванна! – Изабель подивилась заботливости экономки.

– Ну, я не шесть молоденьких девушек, чтобы десять раз бегать вверх по лестнице с ведрами горячей воды! На этот случай вполне подойдет и кухня. – Она говорила резким тоном, но Изабель уже достаточно знала ее, чтобы уловить легкое беспокойство в глазах экономки.

– Это замечательно, миссис Макфедден, вы очень внимательны. Я люблю принимать ванну. – Погладив Самсона по шее, она оставила его и вслед за пожилой женщиной направилась к дому. – Спасибо вам!

– Ну, это пустяки, – пожала плечами миссис Макфедден. – А еще я хочу сказать, что сегодня рано утром забегала моя племянница с маслом от моей сестры, и в деревне нет никаких разговоров, мадам. Ни единой новой темы.

– Но как вы это узнали? Я хочу сказать, – аккуратно уточнила Изабель свой вопрос, – не спрашивая ее обо мне?

– Не беспокойтесь! Я просто спросила, есть ли какие-нибудь новости. Поверьте, деревня такая маленькая, что и кошка не может окотиться, не вызвав интереса. Если бы ваше… Если бы кто-нибудь спрашивал о похожей на вас леди, слова вылетели бы у нее изо рта еще до того, как я вытащила кувшин из ее корзины.

Для Изабель было большим облегчением узнать это, и все же… Она была уверена, что постепенно агенты ее мужа расширят круг поисков и, возможно, как раз в этот момент наткнулись на фермера, который мог видеть ее бешеную скачку по его полям, или на случайного прохожего, обратившего внимание на необыкновенную красоту и огромные размеры Самсона.

Потопав, чтобы отряхнуть грязь с обуви, женщины переступили порог задней двери и вошли в крошечную кухню миссис Макфедден. Занавесь на двери в кладовую была поднята, и Изабель довольно вздохнула при виде клубов пара, поднимавшихся от большой медной ванны, которую экономка обложила парусиной, чтобы создать Изабель больше комфорта.

– Ну вот, – миссис Макфедден взяла у нее пальто и шарф, – здесь на перекладине есть крючок для одежды. Можете не спешить. – Опустив самодельную занавесь, миссис Макфедден вернулась к своим делам на кухне по другую ее сторону.

Звук кухонной возни успокоил Изабель, и она принялась быстро раздеваться. Немного замерзнув, несмотря на горящую чугунную печку миссис Макфедден, Изабель осторожно забралась в приятное тепло ванны и, держась за борта, закрыла глаза и медленно скользнула в воду.

Прикосновение горячей воды к коже вызвало одновременно и удовольствие, и боль, но скованность в спине уменьшилась, и Изабель протяжно выдохнула от облегчения. Несколько минут у Изабель ушло на то, чтобы подсчитать отметины, которые она могла увидеть на плечах и предплечьях, и, изогнувшись, чтобы рассмотреть самые страшные из них, она поморщилась.

– Я забыла положить мыло! – раздался голос миссис Макфедден по другую сторону занавеси. – Смотрите, я сейчас войду с ним, если не возражаете.

– Д-да, конечно. – Изабель в смущении подтянула к себе колени.

– Вот. – Женщина протянула ей кусок мыла цвета темного меда. – Мыло не такое нежное, как то, к которому вы, наверное, привыкли.

Взяв кусок у нее из руки, Изабель с любопытством понюхала его.

– Оно коричное!

– Я делаю его для профессора и не задумываюсь об утонченности.

– Я люблю запах корицы.

– Если позволите, могу сказать, ваша спина выглядит лучше, – немного резким голосом произнесла миссис Макфедден и демонстративно уставилась в потолок, чтобы не смущать Изабель. – Хотя все еще разноцветная, как радуга. Как бы вы ни получили эти…

– Уже почти не болит.

Между женщинами возникло натянутое молчание, и Изабель принялась намыливать руки.

– Я оставляю вас. – Миссис Макфедден снова ушла, а Изабель погрузилась в ванну так, что над водой виднелся только кончик ее носа.

Изабель оставалась в ванне как могла долго – очень долго после того, как закончила мыться. Тепло манило ее задержаться еще, и к тому же она чувствовала неловкость из-за неспособности поделиться своей историей в ответ на намеки экономки. Для миссис Макфедден было вполне естественно спросить, но Изабель еще не знала, что сказать. Сегодня она чувствовала себя малодушной и неуверенной в себе. Дариус говорил о ее храбрости, но в тишине и спокойствии дома эту храбрость было трудно разглядеть.

Изабель закрыла глаза, и к ней вернулось воспоминание об уроке шахматной игры.

«Королева – самая сильная фигура на доске».

Когда он сказал это, она поверила. Царство силы и свободы раскрылось перед ней, когда Дариус сел за маленький стол напротив нее, такой же возбуждающий, каким было прикосновение, когда она пожимала ему руку.

Она не была настолько бессовестна, чтобы флиртовать, и вполне осознавала характер своего положения.

Она замужняя женщина.

Но окутанная запахом корицы Изабель почувствовала, как быстрее забилось сердце при мысли о том, что его кожа хранит тот же запах, что и ее собственная, и что при каждом вздохе она вполне реально и очень интимно будет связана с Дариусом. На один короткий миг у нее в воображении промелькнуло воспоминание о том, как Дариус в расстегнутой рубашке оказался ночью в ее спальне, и Изабель задумалась, какой была бы ее жизнь, если бы он стал единственным, кто имел право касаться ее.

Снова погрузившись в воду, она скребла ступни и пятки, стараясь не обращать внимания на мятежные и причудливые повороты своих мыслей. Целая жизнь покорного послушания и строгого соблюдения всех правил и ограничений, постоянно накладываемых на нее, – это не то, что женщина может легко оставить позади.

Кроме того, она уже шагнула так далеко за все границы, что, возможно, больше нет надежды на какую бы то ни было жизнь. Ричард поклялся выдвинуть против нее обвинения и скомпрометировать ее, прежде чем согласиться на развод. Он тысячу раз говорил, что скорее даст ей умереть, чем откажется хотя бы от фартинга ее приданого или будет публично унижен скандалом.

Отступать некуда.

Мистер Торн уже ступил на опасную дорогу.

Было бы унизительно, если бы он узнал, что она отплатила за его великодушие низменными плотскими мыслями… о нем.

Изабель быстро закончила купание и, прежде чем выйти из ванны и вытереться, сполоснула длинные волосы и закрепила их на макушке в свободный пучок. Покидать теплую воду ради прохладного воздуха кладовой было целым испытанием, но Изабель твердо решила не отрывать миссис Макфедден от ее работы на кухне и справиться самой.

Для того чтобы надеть платье, которое она получила от миссис Макфедден, чужая помощь не требовалась, так как пуговицы находились спереди. Этот простой фасон предназначался для женщин, не знающих горничных или модных фасонов, которые вынуждают леди иметь помощницу для одевания. Однако попытка приладить пояс и закрепить юбку так, чтобы быть уверенной, что она не сползет, положила конец ее иллюзиям о собственной самостоятельности.

– Миссис Макфедден, я… Не могли бы вы помочь мне? – попросила Изабель, выглянув из-за занавеси.

– Конечно. – Экономка вымыла и вытерла руки, а потом подошла к Изабель. – Ну-ка, посмотрим.

Изабель послушно поворачивалась, пока пожилая женщина быстро приводила в порядок ее блузу сзади так, чтобы нижняя сорочка лежала ровно на избитой спине.

– Вот так. Давайте расчешем и уложим ваши волосы, пока они еще влажные. Это старая хитрость для таких мягких, как у вас, волос, но думаю, она нам удастся.

– Спасибо вам, миссис Макфедден.

– О, да они практически белые! Как у ангела, – вздохнула экономка, причесывая Изабель волосы.

– Когда я была маленькой, няня говорила мне, что я дитя эльфов, оставленное у порога моих родителей, – пожала плечами Изабель и села на табурет у кухонного стола. – Но я никогда не была настолько прозрачной, чтобы убегать с уроков или спасаться от выговора за озорство.

– А какой ребенок это может? – усмехнулась миссис Макфедден. – Мои братья, наверное, тысячу раз хотели бы стать невидимками, учитывая все те неприятности, в которые умудрялись попадать! Бестолковые хулиганы! Все они!

– Сколько же у вас братьев, миссис Макфедден?

– Три болвана и сестра. Все они живут в деревне. – Голос экономки зазвучал глухо, потому что она взяла в рот несколько шпилек. – Я вижусь с ними каждую неделю в базарный день, и они иногда приходят навестить меня. – Она вынула шпильки изо рта и вздохнула. – Назойливые свахи и сплетники, вот кто они такие! Но я по большей части выпроваживаю их, миледи, так что вам не нужно бояться, что вас увидят.

Изабель сидела, как могла, неподвижно, пока миссис Макфедден, исполняя роль горничной, заплетала и закрепляла ей волосы. Закончив, она подала Изабель маленькое металлическое зеркало и вернулась к плите, чтобы проследить за готовящейся едой.

Изабель, подняв руку, коснулась искусно уложенных локонов и восхитилась работой женщины.

– Миссис Макфедден, вы человек с массой удивительных талантов.

Экономка протестующе фыркнула.

– Это просто косы, и я не горничная леди.

– Что ж, я этому рада. Спасибо вам.

– Я всегда говорю то, что думаю. Я раньше намекала, а теперь спрошу прямо. Это действительно ваш муж? Он все это сделал?

Не зная, как ответить, Изабель просто кивнула и поставила металлическое зеркало на кухонный стол.

– Он пьяница? – спросила экономка.

– Я не хочу говорить об этом, миссис Макфедден.

– Разумеется! Кто говорит о таких вещах? Это пустое дело. – Миссис Макфедден стояла на своем, но в ее глазах светилась доброта, несмотря на упрямство. – У меня была кузина, которая терпела ужасного мужа. Конечно, по его словам, больше всех в этом союзе страдал он. Она умерла при родах, и это стало Господней милостью, а он по сей день клянется, что она пробудила в нем самое худшее, и, когда пьян, несет всякий вздор о том, что он кандидат в святые.

Единственное, что могла сделать Изабель, – это только моргнуть в ответ. Все, кто догадывался о чьем-то плохом обращении мужа с женой, полагали, что та в какой-то степени заслужила свои наказания. Разумеется, ее собственная мать точно так же относилась к ее жалобам.

– Некоторые сказали бы, что такова участь женщины и ей предназначено терпеть, не важно что, – неумолимо продолжала миссис Макфедден. – Но те, кто это говорит, никогда не смотрели на это с другой стороны, верно?

– А вы… Вы смотрели с другой стороны?

– Нет. – Глаза у женщины потемнели. – Элберт был нежный, а я – вы не поверите, глядя на меня сейчас! – была таким кротким созданием, какое только можно представить себе на земле, когда Элберт ухаживал за мной. Я никогда не говорила громче, чем шепотом.

– Никогда? – Изабель не смогла удержаться, и недоверчивая улыбка тронула ее губы.

– Ну, это история для другого раза.

– О, прошу вас! Почему бы не рассказать ее сейчас? – мягко попросила Изабель.

– Ладно. Короче, я была застенчивой, как маленькая девочка, а отец Элберта держал мясных коров, и однажды мы случайно встретились на базаре – вот так. Элберт был таким милым! Он за один день завоевал мое сердце, а я, по-моему, не смогла и трех слов сказать, так была переполнена чувствами. А он поддразнивал меня и называл своим… – Голос миссис Макфедден замер, ее глаза заволок туман воспоминаний. – Он называл меня своим очаровательным драконом. Это не имело никакого смысла и вызывало у меня смех. Он шутил и говорил, что боится меня и посвятит всю свою жизнь тому, чтобы я никогда не сердилась и не шипела. Мы поженились в том же месяце, и я целый год жила, как в раю.

Гадая над переменами, которые судьба готовилась преподнести миссис Макфедден, Изабель медленно встала из-за стола, чтобы, если понадобится, предложить женщине свою поддержку.

– Но он умер. От лихорадки. – Голос женщины сделался жестким, слова отрывистыми и дрожащими. – И когда его не стало, я выла как привидение. Я кричала и рычала, чтобы потрясти небеса, и никогда не прекращала этого делать – и никогда не прекращу. Я сердилась и шипела. Потому что, мадам… так ведут себя драконы.

– Вы не…

– Мы прибыли, старуха! – прервал их хриплый голос Хеймиша, прозвучавший от входной двери в кухню. – Я доставил домой вашего драгоценного англичанина в целости и сохранности. Идите попричитайте над его состоянием и сообщите мне, когда будет обед!

– Убирайтесь из моей кухни! – Миссис Макфедден повернулась, чтобы выгнать вон кучера. – От вас воняет лошадиным потом и еще хуже! И она умрет от сквозняка, который вы впустили, дубина вы стоеросовая!

Дверь за ним захлопнулась, а Изабель, напуганная грубостью разговора, ощутила внутри ледяной комок и отскочила от стола.

– Они вернулись так рано! – Миссис Макфедден, позабыв обо всем, проворно повернулась обратно, как будто в мире царил полный порядок. – Я должна взглянуть на профессора и убедиться, что он в тепле и у него все хорошо. Он будет сидеть на холоде в промокшем пальто или как-то испортит мебель! Обед почти готов, и, если хотите, я, когда накрою на стол, позвоню в колокольчик, чтобы вы спустились в библиотеку.

– Это было бы замечательно, миссис Макфедден. – Изабель с опаской посмотрела на дверь, за которой скрылся мистер Макквин. – Если вам нужна помощь…

– Пф-ф! Я прекрасно справляюсь! И такая леди, как вы, в моей кухне? Я скорее сойду с ума, чем допущу это, мадам. Никаких переживаний по этому поводу! – Она выпроводила Изабель, как маленького ребенка, и поспешила в другой конец дома к парадной двери, чтобы перехватить «своего англичанина».

Изабель не оставалось ничего другого, кроме как вернуться в свою комнату и ждать колокольчика. Она чувствовала себя бесполезной и немного напуганной резкой переменой, но с нетерпением ждала возможности снова увидеть Дариуса и насладиться его обществом. Этот день без него был пустым и холодным, а теперь у нее в голове вертелся рассказ миссис Макфедден о потере мужа.

Жила, как в раю…

Что это означает?

Дариус поставил стол перед камином и положил еще одну подушку на кресло Елены, чтобы придать ему более привлекательный вид. Отойдя назад, он окинул взглядом обстановку и нахмурился, осознав, что из-за всех своих занятий и исследований не имел ни малейшего представления о том, что нравится женщине, когда речь идет о расшитых розами подушках или мягких креслах. Для сравнения он постарался вспомнить детали сиреневой гостиной миссис Уоррен и столкнулся с тем, что в действительности очень мало что мог сделать, чтобы исправить существующее положение. Он приобрел дом со всем содержимым у человека, который умер холостяком, и теперь сам жил в нем тоже холостяком.

Глупо сейчас беспокоиться об отсутствии украшений.

И он сомневался, что для нее это имело значение.

В комнату вошла миссис Макфедден, неся поднос с обедом, и, неодобрительно ворча, расставила на письменном столе накрытые крышками блюда.

– Я дам ей знать, что обед готов.

– Вы сокровище, миссис Макфедден, – сказал Дариус, как мог торжественно, и мгновенно получил в награду обжигающий взгляд.

– Меня не подкупишь лестью, мистер Торн. – Экономка скрестила руки на груди.

– Что-то не так, миссис Макфедден? – Дариус нерешительно сделал шаг вперед.

– Я… знаю не так уж много благородных леди, но те немногие, с которыми встречалась, заставляли меня думать, что мне повезло не попасться им на пути. Но… она начинает мне нравиться, сэр.