Текст книги "Тёмный ручей"

Надеюсь, что «Авессалом» не нашел ее.

Прежде чем Сэм успевает прокомментировать мои слова, Майк Люстиг говорит:

– Вы еще здесь? Отпустите кнопку отключения звука, это невежливо – беседовать между собой без меня.

Майк Люстиг начинает мне нравиться. Не без настороженности с моей стороны в его адрес – это сейчас единственный способ, которым мне кто-то может по-нравиться. Я отпускаю кнопку, чтобы снова добавить его к разговору.

– Извините, – говорю почти искренне. – Значит, мы снова вернулись на первую клетку? В хижине больше не найдено никаких следов, которые могут к чему-нибудь нас привести?

– Послушайте… – Майк умолкает, потом вздыхает, и я почти вижу, как он качает головой. – Я рискнул, поставив на то, что вы двое сохраните трезвую голову и не вломитесь туда с налету, устроив хаос, но именно это вы и сделали. С чего бы мне наводить вас на новые следы, даже если мы их и нашли? Мне нравится моя работа. Но мне будет чертовски трудно сохранить ее, если я буду связан с такими безрассудными идиотами, как вы.

Я отмечаю, что он не заявил, будто собирается вообще исключить нас из дела. Он просто говорит «не тяните меня за собой на дно». Майк Люстиг – чертовски хороший друг, как мне кажется, и я гадаю, не против ли будет Сэм, если я задам пару вопросов об их общем прошлом и о том, каким образом они настолько сдружились. Обычно он не возражает, когда я роюсь в его прошлом… но я обычно и не делаю этого.

– Итак, – отвечает Сэм, – с чего бы тебе наводить нас на новый след? Хороший вопрос, приятель. Ты хочешь знать ответ?

– Может быть, и хочу.

– С того, что мы можем продвинуть твое расследование вперед. Мы унесли из той хижины флешку. И у нас есть квитанции оттуда. А у тебя – только пепел.

Я резко поворачиваю голову, чтобы взглянуть на Сэма, но останавливать его уже слишком поздно: он не просто вытряхнул кота из мешка, он сжег мешок, а кот удрал за забор. Я артикулирую: «Какого хрена?» – обращаясь к нему, но Сэм не отрывает взгляд от телефона.

– Хм-м-м-м-м-м. – Люстиг долго тянет это междометие, и телефон дрожит на столе от вибрации в динамике. – Вряд ли вы втыкали эту флешку куда-нибудь, чтобы посмотреть, что на ней.

– Может, и втыкали.

– Тогда не думаю, что вы нашли на ней что-нибудь интересное.

– Может, и нашли. Послушай, Майк, я передам ее тебе, но с одним условием: ты поделишься с нами всем остальным, что тебе известно. Мы сможем остановить этого козла, если будем работать вместе. А если ты оставишь нас за бортом…

– Если б я оставил вас за бортом, как должен был сделать с самого начала, у меня все равно была бы эта чертова флешка, и остальные улики тоже уцелели бы!

– А скорее всего, – возражаю я, склонившись над столиком, – вы или ваши люди открыли бы ту дверь в подвал и подорвались бы, все улики стали бы пеплом, и никто не добыл бы ничего полезного. А мы не сделали этой ошибки, потому что понимаем, с кем имеем дело.

Его голос становится немного жестче, из него пропадает всякий шарм.

– А вы считаете, что я не понимаю?

– Вы когда-нибудь встречались с Мэлвином Ройялом? – спрашиваю я и чувствую, как от одного произнесения этого имени в желудке образуется ледяной ком, тяжелый словно свинец. – Говорили с ним? Допрашивали его? Хотя бы находились в одной комнате с ним?

– Нет.

– Я жила с этим человеком много лет. Я спала рядом с ним. Я видела его сердитым, довольным и нервным. Я знаю, как он мыслит.

– При всем моем уважении, мэм, если б вы знали, как он мыслит, то догадались бы, что висит в вашем проклятом гараже.

Это резко, однако в свое время я вдоволь наслушалась подобных едких замечаний. И не допущу, чтобы это остановило его.

– Есть разница. Сейчас у меня есть понимание того, что он такое, и понимание того, что я видела тогда. И эти два вида понимания взаимно подпитывают друг друга. Я – ценный ресурс, агент Люстиг. Я вам пригожусь. – Делаю медленный вдох. – Потому что Мэлвин Ройял отличается от других убийц, на которых вы охотились. Если б он был таким же, как они, вы уже нашли бы его, верно? Вы ведь поймали всех остальных, кто сбежал вместе с ним.

Он ничего не отвечает на это. Я ловлю взгляд Сэма. Нам нужно поговорить о многом, но сейчас тот лишь кивает, соглашаясь со мной.

– Эй, Майк, – произносит Сэм, опираясь на спинку моего кресла. От него, как и от меня, все еще пахнет дымом и по́том. В этой чистой, уютной комнате запах кажется еще более удушливым. – Не гони нас. Тебе же лучше, чтобы мы были у тебя на глазах, ведь мы – отличная приманка. Так ведь?

– Ты меня убиваешь, – отвечает Люстиг, и я слышу, как он движется; слышу в динамиках шорох ветра и звук проезжающих мимо машин. – Скажи мне, где вы находитесь, я приеду забрать флешку, и мы поговорим.

Я на миг нажимаю кнопку выключения звука и го-ворю:

– Ни за что…

– Именно, – заверяет меня Сэм и снова включает звук. – Завтра, Майк. Мы встретимся там, где ты скажешь. Позвони утром.

Он обрывает связь прежде, чем Люстиг успевает ответить. Мы оба смотрим на телефон, ожидая, что тот снова зазвонит, но – тишина. Через минуту Сэм выпрямляется. Он выглядит таким же усталым, как и я.

– Он мог отследить звонок, – говорю ему.

– Да, знаю, – отвечает Сэм. – Но не станет, если не случится что-то важное. Пойду приму душ. Если, когда я выйду, тут уже будет спецназ, по крайней мере, в тюрьму я отправлюсь чистым.

Я коротко усмехаюсь. Он прав. Нам придется довериться Люстигу хотя бы в этом, если не в чем-либо еще. И теперь, после слов Сэма, мысль о горячем душе кажется мне невероятно привлекательной. На один головокружительный момент наши взгляды встречаются, и я гадаю о том, каково было бы стоять под душем рядом с ним – полностью обнаженной рядом с другим человеком, впервые… впервые со времен Мэлвина. Эта картина возникает у меня в голове помимо моей собственной воли, и у меня перехватывает дыхание, а сердце начинает биться чаще.

Потом Сэм отводит взгляд и заявляет:

– Я иду первым.

– Ну, ты и джентльмен!

– Чертовски верно. – Он уходит в левую спальню, ту, что ближе к лестнице, и закрывает за собой дверь – нет, почти закрывает, потом приоткрывает снова и выглядывает в общую комнату: – Не смотри это долбаное видео без меня, Гвен.

Сэм слишком хорошо меня знает. Он знает, что я заставлю себя сделать это, теперь, когда мы знаем, что оно было снято не в том подвале. Я заставлю себя смотреть его в поисках улик, чего угодно, способного подсказать мне, где и кто его снимал. Может, этот поиск даст мне возможность отстраниться от страданий человека, запечатленного на видео.

Я киваю, но ничего не обещаю, и Сэм снова скрывается за дверью. Я слышу, как шумит вода в душевой, и не открываю видео. Вместо этого достаю из пакета, который ношу в рюкзаке, пару голубых пластиковых перчаток, потом беру пачку бумаг и отношу на кофейный столик. Сохранять отпечатки пальцев, вероятно, бесполезно: ценность этих бумаг в качестве улик закончилась, когда мы вынесли их из хижины. Но осторожность все равно не повредит.

Бумаги выглядят вполне обычными, какие мог бы хранить любой нормальный человек: квитанции за доставку продуктов, за интернет-покупки компьютерных игр и оборудования, счета за электричество и газ. По отсутствию квитанций за воду и септик я предполагаю, что водопроводная и канализационная скважины у него были свои. Несколько чеков за заказ одежды, сплошь мужской; я выписываю размеры на листок ярко-розовой бумаги, которую достаю из стола, хотя я уверена, что найти владельца этой хижины будет сложно, если не невозможно. Это, конечно же, задача для ФБР – теперь, когда он в бегах и настороже. Судя по всему, этот человек скрупулезно вел все записи: он не только покупал много товаров, но еще и отслеживал каждую отдельно взятую покупку. Похоже, в этом для него не было разницы между самыми обычными покупками – например, приобретением туалетной бумаги и бумажных полотенец, – и тем, что могло быть важным; например, покупкой набора стальных цепей разной длины. Я начинаю сортировать бумаги на те, которые кажутся мне ничего не значащими, и те, которые могут что-то дать. Приглушенный, ровный шум воды в душевой Сэма успокаивает меня, и к тому времени, как он прекращается, я почти прихожу в себя.

Когда Сэм открывает дверь и выходит, я вижу, что он одет в халат и тапочки, видимо предоставляемые отелем, а его волосы светло-песочного цвета вытерты полотенцем, но кончики все еще влажные. Вид у него теплый и расслабленный.

– Извини, – говорит он, взмахом руки обозначая свое одеяние. – Мою одежду надо постирать. Она воняет.

– Мою тоже, – отзываюсь я. – Интересно, они тут предоставляют услуги прачечной? – В наших рюкзаках есть запасная одежда, но я не знаю, когда у нас будет следующая возможность постирать вещи. Поэтому я направляюсь в душ, а Сэм звонит администратору отеля.

Душ великолепен, и я задерживаюсь под струями воды, позволяя им смыть из моей памяти картины, увиденные мною в том файле. Я хочу снова позвонить детям. Хочу убедиться, что с ними всё в порядке – несмотря на то что я уже сделала это, несмотря на то что они считают подобное поведение паранойей. Выхожу из душа, вытираюсь, беру халат – мягкий и пушистый – и сую ноги в новенькие чистые тапочки. Все это ощущается как невиданная прежде роскошь. Я понимаю, как можно привыкнуть к такому.

Мой телефон жужжит, и я хватаю его. Номер, высветившийся на экране, с первого взгляда кажется знакомым – не по предыдущему ли звонку Майка Люстига? Я принимаю звонок и говорю:

– Алло? – Ответом мне служит мертвая тишина, потом треск статики, и мои защиты мгновенно включаются снова. – Майк?

– Майк? – переспрашивает голос на другом конце линии, и я замираю. Я забываю, как двигаться, хотя мне ужасно хочется отшвырнуть телефон прочь, как будто я случайно взяла в руки паука. – Кто такой Майк? Ты изменяешь мне, Джина? Я накажу тебя за это.

Я закрываю глаза, потом открываю снова, потому что не хочу быть запертой в темноте наедине с ним: Мэлвином Ройялом, серийным убийцей, бывшим мужем, отцом моих детей. Сама того не осознавая, я опускаюсь на край кровати; у меня просто нет сейчас сил стоять. Невидящим взглядом смотрю на стену приятного светло-желтого цвета, на вставленную в рамку репродукцию картины Моне с изображением мирного сада, но перед глазами у меня разбитые кирпичи и зияющая черная пасть на том месте, где прежде была стена. Расколотая оболочка гаража на две машины, в котором Мэлвин устроил мастерскую.

Запах смерти и разложения, металла и ужаса.

Покачивающееся тело висит в проволочной петле лебедки.

У меня возникает неожиданное кошмарное ощущение того, что мертвая сестра Сэма сейчас находится позади меня, нависает надо мной. Этот призрак был создан Мэлвином, но преследует почему-то меня.

Ледяное бессилие у меня внутри мгновенно тает, захлестывая меня потоком обжигающей кровавой ярости. Руки у меня трясутся, и я крепче сжимаю телефон.

– Где ты, Мэлвин? Ну же, скажи мне! Ты ведь не боишься меня, верно?

Я инстинктивно знаю, как ненавистна ему сама эта мысль, и, конечно же, мои слова немедленно вызывают отклик – который он в первую секунду даже не может контролировать.

– Тебя? – рявкает Мэлвин и смеется с таким презрением, что мне кажется, будто по моей коже провели ножом. Но сейчас моя шкура намного толще, чем когда-то, и этот нож не в силах прорезать ее до крови. – Нет, Джина, я не боюсь ни тебя, ни твоего жалкого дружка Сэма. Кстати, как погода в Джорджии?

Джина, не Гвен. Он всегда будет называть меня так.

– Довольно славная, – спокойно отвечаю я. – А каково прятаться, словно загнанная в угол крыса?

– О нет, я не прячусь, милая. – В его тоне звучит что-то странное. Слегка пугающее. – Такой человек, как я, не станет скрываться в темноте. Такой человек, как я, управляет темнотой. А у тебя за окнами сейчас очень темно. Я смотрю на теплый квадрат света в них. Если ты выключишь свет, то увидишь меня. Отдерни шторы, Джина, и присмотрись как следует.

Моя свободная рука по собственной воле комкает покрывало в кулаке – жестокость, которой не заслуживает эта милая комната, – и я делаю глубокий медленный вдох, ощущая слабый запах лаванды.

– Черта с два, – отвечаю. – Потому что ты – поганый лжец. Тебя здесь нет. Ты понятия не имеешь, где я.

– Так докажи это. Подойди и выгляни.

– Отвянь и не трахай мне мозги, Мэлвин. Тебя здесь нет. Если б ты был здесь, то уже стучался бы в мою дверь.

Я вскакиваю на ноги, потому что в этот самый момент раздается стук. Короткий. Три удара в дверь номера.

Я обрываю звонок, роняю телефон и кидаюсь к двери своей спальни.

– Сэм! Не открывай!

Выхватываю пистолет из наплечной кобуры, висящей на спинке кресла, и Сэм, уже взявшийся за дверной засов, медлит. Я делаю рывок и прижимаюсь спиной к стене. Мое сердце колотится, и хотя я не верю, что Мэлвин настолько вездесущ, как пытается меня убедить, совпадение по времени получается чересчур зловещим. Стараюсь успокоить себя, потом киваю Сэму. Я наготове, но пистолет держу в опущенной руке, направив дуло в пол.

Сэм отпирает дверь и быстро отступает назад, и я вижу милую хозяйку гостиницы в синем сари, стоящую в дверях с улыбкой на лице. Вот и еще одно преимущество того, что я держу пистолет опущенным: успеваю быстро сунуть его в карман халата, прежде чем она переводит взгляд на меня.

– Прошу прощения, я пришла забрать ваши вещи…

Я совсем забыла про стирку и теперь чувствую себя невероятно глупо. Ощущая одновременно холод и жар, иду в спальню и сгребаю свою сброшенную одежду в кучу. Сэм сует мои вещи в пакет вместе со своими и протягивает этот пакет Аише. Та кивает, улыбается и идет прочь. Когда Сэм уже собирается закрыть дверь, женщина оборачивается.

– Ах да, подождите, сэр, – говорит она и отходит в сторону. В коридоре стоит ее дочь с серебряным подносом в руках. – Ваши сконы.

– Извините, что задержались так долго, – произносит девочка. – Надеюсь, вам понравится.

Сконы выглядят вкусными, я говорю об этом девочке и благодарю ее, взяв у нее поднос. Когда Сэм подходит, чтобы закрыть дверь, я вздрагиваю.

– Извини, – говорю. – Я на нервах.

Сердце у меня неистово колотится, руки трясутся. Мэлвин впрыснул мне в кровь яд, будто его звонок был змеиным укусом.

– Да, я понял, – отзывается Сэм и берет хлебец с подноса, который я держу обеими руками. Естественно, он видит, что руки у меня дрожат. – В чем дело?

Я не хочу пока что говорить ему, поэтому сгружаю поднос на другой, свободный столик, качаю головой и возвращаюсь в спальню. Вкладываю пистолет в кобуру, выключаю свет в спальне и после секундного колебания подхожу к окну и отодвигаю занавеску – чуть-чуть, только чтобы выглянуть.

На первом этаже находится веранда с круглыми деревянными столиками, вокруг которых в строгом порядке расставлены стулья. Зонты над столиками сложены. За ступенями веранды начинается лужайка, тянущаяся вниз по склону холма до зарослей невысокого кустарника, дальше темнеют лес и горные склоны. Красивое место.

Внизу нет никого. Ни единой души.

Я возвращаюсь к кровати, и в этот момент телефон снова жужжит. На этот раз я принимаю звонок и ничего не говорю. Молчание тянется, и наконец Мэлвин говорит:

– Я заставил тебя выглянуть в окно.

– Я не боюсь тебя, убийца поганый, – отвечаю я ему. – Отвали.

Он вешает трубку. Я чувствую, что Сэм стоит возле моей двери, но ни о чем не спрашивает, и я объясняю, не поднимая головы:

– Это был он. Извини. Я позволила ему втянуть меня в его игры. Больше этого не повторится.

– Эй… – Я наконец поднимаю глаза и вижу на лице Сэма напряжение, но и сочувствие тоже. Обеспокоенность. – Все это не твоя вина, Гвен. И никогда не была твоей. Помни это.

Я киваю, однако в моем согласии нет искренности. У меня была уникальная возможность остановить этого монстра – в течение многих лет. Невозможно не чувствовать это. Знать в глубине души, что на мне тоже лежит часть этой вины, – даже если б только я одна так считала.

– Он заявил, будто находится здесь, – говорю. – Снаружи. И когда я услышала стук…

– Просто не вовремя, – отзывается Сэм. – Как и всё в нашей жизни. Где он раздобыл твой номер?

Делаю глубокий вдох и качаю головой. Я не знаю этого, но могу предположить. «Авессалом». Полиция Джорджии затребовала номера наших сотовых телефонов. Эта информация осела где-то в системе, и «Авессалом», вероятно, ждал этих отчетов. «Он знает, что мы в Джорджии, – думаю я, и мой пульс снова начинает частить. – Мы не можем оставаться здесь. Мы должны бежать».

Но это шепчет во мне прежняя Джина. Хватит с меня бегства. Я вышла на охоту.

Я говорю Сэму, что Мэлвин знает о том, что мы в Джорджии – не могу этого не сказать, – и чувствую, как тяжесть, лежащая на моих плечах, слегка ослабевает, когда Сэм просто пожимает плечами.

– Этого стоило ожидать. Мы, можно сказать, зажгли большой сигнальный огонь в той хижине. Но он не знает, где мы конкретно. Ты права: он просто втянул тебя в свои игры.

– Так нам уехать отсюда?

– А ты хочешь уехать? – Я молча качаю головой. – Тогда сегодня ночью нам нужно как следует выспаться.

Сэм входит в комнату, но почти сразу останавливается и прислоняется к косяку. Мы тщательно соблюдаем дистанцию – оба; слишком хорошо осознаём, как опасно минное поле памяти, обмана и скорбного кровавого прошлого.

Но это не значит, что желание ступить на это минное поле ненастоящее. Я чувствую между нами притяжение, медленное и равномерное, постоянное напряжение, которое мы приглушаем до тихого гула – ради безопасности. Мы можем спать рядом, но мы не спим друг с другом. Я знаю, что оба мы в какой-то степени думаем об этом, особенно здесь, в спокойном славном месте, когда на нас только халаты, которые так легко снять…

Однако моя решимость колеблется, а во рту у меня пересыхает от мысли о том, что сильное влечение, которое я испытываю к нему, – просто искаженная реакция на голос Мэлвина. Я хочу уюта. Я жажду безопасности. И я знаю, что искать всего этого в объятиях другого мужчины – даже Сэма – опасно. Мне нужно найти безопасность внутри себя самой.

Сэм, вероятно, не занимается таким углубленным самоанализом, однако и не делает шагов мне навстречу. Он остается в безопасности по свою сторону границы.

– В этих квитанциях все-таки может найтись что-нибудь, – говорит Сэм, и мне кажется, что он делает это просто для того, чтобы сказать хоть что-нибудь и разбить молчание. – Кое-какие купленные им товары выглядят как-то не так. Мы ведь не видели в доме толстых цепей, верно? И ни одной пилы тоже.

Для домика в глуши это не столь уж необычные приоб-ретения, но все же Сэм прав. Ничего этого мы не видели – по крайней мере, в хижине. И думаю, что Майк Люстиг упомянул бы об этом, если б нашел их в остатках подвала.

– Ты думаешь, он покупал их для кого-то еще?

– Я думаю, что это может оказаться началом длинной нити, которую мы сможем размотать. Правильно?

Я киваю. Неожиданно меня озаряет, и я встаю и иду к рабочему столу. Сэм следует за мной и стоит рядом, пока я быстро пролистываю квитанции, ища самую безобидную вещь из всех.

Бумажные полотенца. Туалетная бумага. Массовая закупка в одном и том же интернет-заказе вместе с другими хозяйственными товарами – такими, как освежитель воздуха и одноразовые тарелки, в количествах, которые обычно требуются для многолюдных мероприятий. Даже не знаю, почему это привлекло мое внимание.

В течение секунды я смотрю на этот чек, не вполне понимая, что увидела в нем. Вероятно, ничего. Люди часто покупают товары в больших объемах. Одноразовые тарелки расходуются влёт. Так почему же меня это тревожит?

– Черт, – произношу я вслух, когда наконец-то вижу это. Я протягиваю бумажку Сэму и смотрю, как у него в мозгах происходит тот же самый процесс. И занимает этот процесс точно такое же количество времени. Мы во многом совпадаем – Сэм Кейд и я.

– Адрес, – говорит он. – Все это было доставлено не в хижину.

– Да, – соглашаюсь я и несколько неохотно добавляю: – Тебе следует позвонить Майку.

* * *

Услышав наши новости, Майк Люстиг заметно ободряется. Он хочет получить факс-копию квитанции, но мы договариваемся, что вместо этого пришлем ему адрес. Точнее, договариваюсь я. Сэм занят тем, что ищет указанный в квитанции адрес в Интернете; он соблюдает осторожность и маскирует наш IP-адрес, заходя через анонимайзеры, и мне даже не приходится напоминать ему об этом. «Гугл»-карта показывает нам точку, обозначенную указанным адресом. Это ничем не примечательное промышленное предприятие в Атланте. Я наполовину ожидала увидеть место для пересылки, но здание скорее похоже на склад, такой же безликий, как и расположенные поблизости сооружения. На снимке, сделанном камерой съемочного автомобиля, не видно ни одной машины. Бетон и металл со ржавыми потеками и вмятинами, отгороженные высокой стеной сорняков, которые проросли под провисшим цепным ограждением и сквозь него. На ограждении висит знак «ПРОХОДА НЕТ», изрешеченный дробью почти до нечитаемости.

В этом месте явно не требуется такого количества туалетной бумаги.

– О господи, – произношу я, глядя на застывшую панораму через плечо Сэма, – что это за халабуда? – Но боюсь, что уже знаю это. Голос мой слегка дрожит. – Ты думаешь, это то место, где…

– Где они делали ту запись? Не знаю, – отвечает он.

Майк перезванивает через пять минут. Голос у него недовольный.

– Я отправлюсь с вами, чтобы проверить это место, но даже не надейтесь, что я смогу выбить ордер на обыск на основании того, что у нас есть, – заявляет он. – Узнав о том, как вы раздобыли эти улики, любой юрист, если он только не вдрызг пьян, поймет, что у меня нет никаких законных оснований. Вот что я вам скажу: завтра вы привезете эту чертову флешку и бумаги и отдадите их мне. Мы совершим славную длительную прогулку по периметру этого места, и я засажу своих людей за работу – пусть докопаются, кто владелец складов. Может быть, мы сумеем довести дело до суда, если зайдем с противоположной стороны.

Он рассержен, и я его не виню. ФБР не хватает людских ресурсов на то, чтобы справляться с преступностью и терроризмом одновременно, и Люстигу совершенно не нужны были сложности, которые мы ему доставили. Но, опять же, он, вероятно, понимает, что мы сделали ему шикарный подарок. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Верно, – говорит Сэм. – Где встречаемся?

Люстиг называет адрес – где-то в пригороде Атланты, в шести часах езды от нашего сегодняшнего ночлега. Мы договариваемся встретиться в десять часов утра. Это означает, что нам нужно встать и выехать до рассвета, но нас обоих это не особо тревожит. Мне становится легче, когда Сэм завершает звонок, – у меня даже голова начинает кружиться. «Да. Наконец-то».

Я бездумно кладу ладонь Сэму на плечо. Он поднимает руку и накрывает мои пальцы. Его прикосновение ощущается таким неожиданным, таким теплым, что я лишь сейчас понимаю, насколько замерзла. «Почему бы и нет?» – думаю я с внезапной легкомысленностью. Дети в безопасности, а мы остановились на короткий отдых в красивом, спокойном, безопасном месте…

Он смотрит на меня, и я вижу в его глазах ту же искру. Чувствую ее.

Сэм улыбается, немного грустно.

– Знаю, – говорит он. Это не совсем вопрос и не совсем предупреждение.

Это крошечный шажок навстречу, когда за проведенную черту заступают лишь кончиками пальцев одной ноги. И он приглашает меня сделать то же самое.

И я хочу этого, очень хочу. Я смотрю на Сэма и думаю, что в другой жизни встретила бы этого мужчину, заинтересовалась бы им, полюбила бы его и между нами возникло бы нечто хорошее. Нечто длительное.

Но не в этом мире.

Я подаюсь вперед и осторожно целую его в губы; это сладкий, нежный поцелуй, и он не ощущается как мина или ловушка. Он ощущается как что-то правильное.

Но в то же время – неправильное. Как будто призраки кричат вокруг нас, и смеется мой бывший муж, и я не могу сделать это.

Поэтому я ухожу. Быстро. Слышу, как Сэм произносит мое имя, но не оглядываюсь. Ухожу в спальню, закрываю и запираю дверь. Запираюсь от Сэма, от себя самой, от воспоминаний о Мэлвине, заползавшем в постель, которую мы делили по ночам. Не снимая халата, забираюсь под пахнущее лавандой одеяло – и чувствую боль. Эту боль причиняют мне все мои потери, все упущенные мгновения, цена, которую я заплатила – и продолжаю платить – за то, что вообще выбрала Мэлвина Ройяла. Пусть даже я была наивной юной девственницей, когда он очаровал меня и женился на мне. Потому что за некоторые ошибки приходится расплачиваться вечно. Выйти замуж за такого монстра, как Мэлвин… такая ошибка никогда не будет прощена.

Я смогу позволить себе быть счастливой лишь тогда, когда все будет закончено. Когда с ним будет покончено. Может быть. Или же я буду мертва. Но, по крайней мере, я заплачу́ сполна.

Закрыв глаза, вижу Мэлвина, стоящего у подножия холма, в тени деревьев, и его глаза блестят словно серебряные монеты. Он улыбается. И я шепчу:

– Жди-жди, сукин сын. Я иду за тобой.

Я иду.