Текст книги "Горький водопад"

10. Гвен

Трудно даже измерить то облегчение, которое я чувствую сейчас. Ланни замерзла, промокла насквозь и вся дрожит, но она жива, не ранена, хотя и перепугана. Мне нужно отвезти ее домой и переодеть в сухое, но к нам направляется полицейский, который остановил машину Сэма и велел ему припарковаться у обочины. Сэм и Коннор идут следом за офицером.

– Я просил бы вас остаться и дождаться детективов, – говорит полицейский. – Они уже едут.

Ланни спрашивает:

– Она жива? Кэнди, та девушка наверху?

Моя дочь бледна и продолжает дрожать, но уже в достаточной степени пришла в себя. «Где – наверху? Какая девушка?» – недоумеваю я, но сейчас не время для расспросов. Я поворачиваюсь к санитару, и он отвечает Ланни:

– Мы сейчас пойдем туда. – Потом обращается ко мне: – С Ланни всё в порядке. Ей сейчас в основном нужно тепло и отдых. Некоторое время ей будет больно дышать из-за раздражения легких от воды, поэтому ее лучше показать врачу; может быть, он назначит ей какое-нибудь лечение.

Затем он и его напарник уходят, прихватив легкие носилки. Они направляются вверх, на утес, который местные ребята называют Смертельным Камнем.

Я поворачиваюсь к Ланни и спрашиваю:

– Солнышко, что случилось?

Она не хочет рассказывать мне, и я не знаю, в чем причина: шок, ее физическое состояние или что-то еще. Я хочу проявить настойчивость, но Сэм кладет мне руку на плечо и тихо произносит:

– Гвен, с ней всё в порядке. Выдыхай.

– Я просто хотела пойти на вечеринку, – шепчет Ланни. Губы у нее уже не такие синие, но она все еще несколько похожа на утопленницу. – Извини.

– Для тебя опасно вот так уходить из дома; ты же знаешь, что твой отец…

До этого момента мой сын молчал, но теперь он устремляет на меня взгляд, полный нетерпения и несогласия.

– Да, мам, мы помним. Но она просто хочет быть нормальной. Жить нормальной жизнью.

Я удерживаюсь от слов о том, что наша жизнь никогда не будет нормальной, потому что не хочу, чтобы это было правдой. Нам нужно найти нормальную жизнь. Создать нормальную жизнь. И теперь до меня еще острее, чем прежде, доходит, что мы не можем остаться здесь. Быть подростком сложно в любых обстоятельствах. Но уровень этой сложности для моих детей теперь просто зашкаливает.

Так дальше продолжаться не может.

Я просто обнимаю Ланни и растираю ей руки, пытаясь ее согреть. Весь берег усыпан брошенными бутылками, на пляже все еще пылает огромный костер. Забытые раскладные стулья и пустые бутылки – наглядное свидетельство того, сколько народа здесь было. Однако сейчас в поле зрения нет никого, кроме полицейских, и над берегом висит зловещая тишина.

Я вижу свет на вершине утеса: видимо, санитары нашли девушку, о которой упоминала Ланни. Они проводят там совсем немного времени, а потом спускаются, неся на носилках неподвижное тело. Девушка еще жива, но ужасно бледна. Судя по наложенным санитарами повязкам, у нее сильно пострадала голова. Очевидно, Ланни нашла ее там, наверху. Но почему после этого моя дочь оказалась в озере? Я хочу задать ей множество вопросов, но, прежде чем успеваю это сделать, приезжают детективы на своем старом черном седане. Первым из машины выходит детектив Престер, потом с пассажирского сиденья вылезает моя подруга Кеция Клермонт. Судя по виду Престера, мысль о подъеме наверх его не радует; он измеряет взглядом горную тропку и отправляет туда Кецию, а сам идет к нам. Глядя в его морщинистое лицо, я ощущаю, как настоящее смешивается с прошлым. Помню, как он вот так же шел ко мне, когда из озера Стиллхауз извлекли мертвое тело и я была заподозрена в убийстве. Я не хочу, чтобы он точно так же допрашивал мою дочь.

– Здравствуйте, Гвен, Сэм. – Престер обменивается с нами формальными рукопожатиями. Потом смотрит на Ланни. Его лицо – из тех, которые выглядят добрыми и сочувственными вплоть до того момента, когда обладатель этого лица захлопывает за тобой дверь тюремной камеры. И его вежливая манера поведения меня тоже не обманывает. – Юная леди, мне нужно поговорить с вами. Гвен, вы можете присоединиться.

– Отлично, – отвечаю я, пока Ланни делает вдох, чтобы сказать мне, что справится одна. Я не позволю ей попасть в ловушку. Не то чтобы я думала, будто она сделала что-то плохое, но… тем не менее. – Может быть, в вашей машине?

– Да, это подойдет, у меня работает обогреватель. Мисс Атланта, вы сядете на переднее сиденье, рядом со мной. Гвен, вы не против разместиться сзади?

Я ничего не имею против до тех пор, пока дверь не захлопывается, и тогда я вспоминаю, что открыть ее сама, вероятно, не смогу. Но сейчас неприятности не у меня. Моя дочь выглядит стойкой, но я вижу под этой маской испуганную маленькую девочку, и это причиняет мне боль.

Детектив Престер достает свой телефон и включает на нем диктофон.

– Детектив Тимоти Престер ведет опрос Атланты Проктор. Ланни, назовите, пожалуйста, ваш адрес и дату рождения – для протокола.

Моя дочь отвечает, слегка заикаясь, и я не уверена – от холода, который она все еще ощущает, или от нервов. Престер одаряет ее теплой, успокаивающей улыбкой. Но меня это заставляет насторожиться.

– Верно. Точное время – два часа ночи. Хорошо, я обещаю, что не задержу вас надолго. Понимаю, что сегодня вам пришлось нелегко. Вы в порядке? Вам что-нибудь нужно?

Ланни мотает головой, однако все еще дрожит. Престер заводит мотор, и включается обогреватель.

– Расскажите мне обо всем, что случилось. Ланни. По порядку. Я слушаю.

Ланни, вопреки обыкновению, сдержанна, но он выдавливает из нее всю историю, слово за словом. Вытягивает клещами. Пришла на вечеринку. Общалась с парнем из выпускного класса – его зовут Бон. Поднялась на утес, чтобы оказаться подальше от толпы. Нашла жертву.

Я знаю, что Ланни говорит правду относительно последовательности событий. Но знаю также, что она что-то скрывает. И Престер тоже это поймет.

Ланни рассказывает жуткую историю о столкновении на утесе с Боном Кейси и другим парнем. Престер просто кивает. Выражение его лица делается еще более мрачным, если это возможно.

– Судя по вашему описанию, это, похоже, Олли Бельден, – говорит он. – Бон Кейси делает для него кое-какую грязную работу, толкает таблетки и «травку» на вечеринках. Мы займемся этим.

Я понимаю, что это плохо. Нам не нужен еще один повод для войны с Бельденами – но этот повод возник. Моя дочь – единственная свидетельница вероятного преступления, в котором замешан Олли Бельден, и это вызывает у меня невероятную тревогу.

Ланни, должно быть, тоже это понимает. Ее плечи поникают, и хотя она больше не дрожит, однако выглядит так, словно вся она – сплошной комок нервов. Престер прерывает допрос и благодарит ее за помощь. Я выдыхаю и осознаю, что все мое тело ноет – с такой силой мне приходилось сдерживаться, чтобы не вмешаться.

Ланни тянется к ручке дверцы, и Престер говорит:

– И еще одно, Ланни. Я хотел бы взять пробу ДНК, чтобы мы могли исключить твою причастность к этому. Хорошо?

Я хочу возразить и замираю, охваченная сомнениями, но Ланни просто поворачивает голову и открывает рот, когда детектив достает из кармана запечатанную палочку для взятия проб. Прежде чем я успеваю сказать, что это плохая идея, все уже готово – Престер ловок, как опытный фокусник. И, честно говоря, ДНК Ланни, вероятно, будет найдено на теле Кэнди, в этом нет сомнений: она, скорее всего, прикасалась к ней, по крайней мере, проверяла пульс. Может быть, это нужная мера предосторожности, а не начало чего-нибудь плохого. Но я могу придумать тысячу вариантов, при которых все может пойти не так.

После этого Престер говорит, что мы можем ехать домой. Я ужасно устала, однако во мне гудит нервная энергия, и я хочу поскорее доставить своих детей домой. Но я задерживаюсь на несколько секунд, чтобы задать ему прямой вопрос:

– Мы здесь в безопасности?

Ему требуется некоторое время, чтобы сформулировать ответ.

– Мисс Проктор, хотел бы я сказать, что это так и есть. Но вы уже ввязались в неприятности с Бельденами, а теперь это… Возможно, вашей семье нужно съездить в отпуск, если вы понимаете, что я имею в виду. Если вы понадобитесь мне здесь, я позвоню.

Я тяжело вздыхаю.

– Спасибо, я так и сделаю. Однако если речь зашла о Бельденах… вчера меня навещали их главари, Джаспер и Лила Бельден. Лила приготовила для нас мясной рулет.

Он пристально смотрит на меня. Впервые за все время мне удалось удивить детектива Престера.

– Вы ели его?

– Нет. Я боялась, что в нем может оказаться неприятный сюрприз.

– Ну, в этом я сомневаюсь. Лила – чертовски хорошая кулинарка, и ее мясные рулеты в этих местах уже стали почти легендарными. Она не захотела бы пачкать свою репутацию. Чего они хотели?

– Они хотели, чтобы мы уехали, – отвечаю я. – И это было еще до ночного происшествия. Сомневаюсь, чтобы после этого их отношение к нам улучшилось.

– Однако хорошо то, что, поскольку мы будем искать Олли, нам придется хорошенько перетряхнуть их логово. Это на некоторое время заставит их присмиреть. – Вид у Престера угрюмый. Он еще лучше, чем я, знает, насколько опасным это может оказаться. – Вам всем нужно быть очень осторожными, Гвен. Мне это не нравится. Все это.

Мне тоже не нравится. Я везу свою семью домой, в дом, который больше не могу считать подлинно безопасным. Эта ночь пролетает очень быстро. Я пытаюсь поговорить с Ланни, но она, похоже, слишком устала и напугана, чтобы что-то рассказывать, и я чувствую себя плохой матерью из-за того, что не даю ей поспать. У нас еще будет время на разговоры.

Сама я в эту ночь не сплю вообще.

11. Гвен

Предлогом для нашего отъезда служит дело Реми Лэндри.

Мы все покидаем Стиллхауз-Лейк утром и направляемся в Луизиану. Это добрых одиннадцать часов езды на юго-юго-запад. Берем внедорожник, что, по крайней мере, позволяет нам ехать с относительным комфортом. Должна признать, что испытываю некое общее облегчение, глядя в зеркало заднего вида, как наш дом уменьшается и исчезает. Слишком много неприятностей.

Возможность оставить его позади ощущается как некая свобода, хотя я и знаю, что это временное облегчение. Что бы ни случилось за время нашего путешествия, нам придется вернуться в этот округ, где нас будут ждать Бельдены, злые, словно потревоженные в гнезде шершни, – из-за того, что моя дочь стала главной свидетельницей по делу, где замешан один из них. Они хотят, чтобы мы исчезли из поля их зрения, и я с радостью доставила бы им такое удовольствие. Но я не собираюсь просить Ланни лгать в их пользу.

Прежде чем мы добираемся до Миссисипи, утренний туман переходит в дождь, но одновременно становится теплее. Сэм ведет машину, а я стараюсь поспать как можно дольше, а потом звоню отцу Реми, чтобы предупредить о своем приезде. Трубку никто не берет, меня перебрасывает на автоответчик. Я оставляю сообщение о том, что скоро приеду в город и хотела бы встретиться, чтобы поговорить о сыне мистера Лэндри. Сообщаю свой телефон и адрес того отеля, где мы намерены остановиться – я забронировала номера заранее.

К моменту прибытия все мы ощущаем жуткую усталость и онемение в мышцах.

Родной город Реми невелик – по сути, это поселение, выстроенное вдоль дороги. Несколько тысяч жителей, обычные сетевые магазины, площадки для остановки дальнобойных фур. Несколько каджунских ресторанов, ярко сияющих неоновыми вывесками.

Мы приезжаем в мотель примерно в десять часов вечера, и мне сразу вспоминаются все те дешевые придорожные гостиницы, где я останавливалась в последние несколько лет, пока мы с детьми переезжали из одного временного жилья в другое. Добавим к этому те мотели, где мы с Сэмом побывали, пока охотились на Мэлвина. Странно, какое ощущение подавленности и ностальгии одновременно вызывают у меня эти заведения в целом.

В этой поездке я намеренно выбрала кое-что получше. Чистый, хорошо освещенный, относительно современный, пусть и не самый роскошный мотель. Джи Би, вероятно, заплатила бы и за жилье более высокого класса, но мне удобнее здесь, к тому же это лучший из всех мотелей, расположенных относительно недалеко от дома Лэндри. Джо Лэндри пока не перезвонил, но я надеюсь, что он свяжется со мной утром. Если нет, то я готова приехать без согласования. Но сейчас мы разбредаемся по комнатам – одна для меня и Сэма, одна для Ланни и Коннора, хотя Ланни уже выдвигает протесты, требуя себе отдельную комнату и не желая делить санузел с кем-либо еще. Но с ними всё в порядке. Мне кажется, ей сейчас легче оказаться вдали от Стиллхауз-Лейк. И Коннору тоже.

Мы с Сэмом раскладываем свои вещи, но я обнаруживаю, что влажная духота вызывает у меня тревогу, я не могу почувствовать себя комфортно. Сдавшись, наливаю себе чашку кофе из кофемашины, которой оборудован номер, – результат получается на удивление неплохим, – и открываю свой ноутбук, чтобы проверить сообщения в почте.

Их довольно много, что странно. Я установила фильтры по определенным ключевым словам, так что всё, где встречаются словечки «насиловать», «трахать» или «убивать», автоматически отправляется в папку «РАДИОАКТИВНОЕ» – если только это письмо не пришло от кого-то знакомого. Но эти сообщения миновали все сетевые фильтры, и отправлены они с анонимных учетных записей, представляющих собой в основном набор цифр.

Эти сообщения не содержат ничего, кроме изображений.

Честно говоря, меня теперь нелегко шокировать. Я видела сцены жестоких преступлений в реальной жизни и на цветных фотографиях с высоким разрешением. Я видела последствия пыток, насилий и убийств и многого другого. Подобные изображения просто сыплются на меня через такие вот учетные записи – и это делается для того, чтобы напугать и внушить ужас.

Но они всё еще болезненны для меня. Одна фотография сделана на месте преступления – бог весть где – и пропущена через фильтр насыщения, так, что кровь на ней приобрела характерный яркий оттенок. Женщина лежит на земле. У нее нет лица, только размозженная кровавая масса на том месте, где оно должно быть. Один глаз, мутно-карий, лежит на земле рядом с ней.

Надпись на фотографии гласит: «Скоро, сучка».

Я собираюсь с духом перед тем, как открыть следующее изображение. И следующее, и следующее. Все они ужасны, но одно выделяется среди прочих. То, в котором смертью угрожают Сэму. Я откладываю это сообщение в отдельную папку. И в страхе медлю перед тем, как перейти к угрозам, направленным на моих детей. Мерзавцы, сосредоточившие свою деятельность на моей персоне, были всегда. Но те, кто угрожает изнасиловать и убить моих детей, чтобы сделать мне больно, – это даже не чудовища, это еще хуже. По сути, им плевать на Ланни и Коннора. Для этих больных ублюдков мои дети – просто куклы из плоти, которых можно разорвать на части, дабы произвести нужный эффект. Это вызывает у меня ярость и страх – именно то, чего добиваются отправители подобных писем. Я это знаю, но не могу не испытывать эти эмоции.

Говорю себе, что это нормально, что паника всегда накатывает волнами и скоро она отхлынет… но даже если это так, подобные атаки не прекратятся никогда. Всегда будет кто-то, только что наткнувшийся на форум или ветку обсуждений с призывами к действию. Они чувствуют себя бессильными изменить прошлое, а такие вот поступки дают им возможность нанести удар.

Интернет очень эффективно внушает и направляет ненависть. Он позволяет людям почувствовать себя истинными воинами правосудия – тогда как в действительности они просто нажимают клавиши. Адреналиновый прилив в полном объеме – и никакого риска. Большинство из них никогда не сделает больше ничего и разбежится при первых же признаках опасности.

Но всегда есть вероятность, что один из авторов таких сообщений – преследователь, у которого есть время и склонность к путешествиям. Такие могут угрожать нашей семье, пока не представится возможность воплотить эти угрозы в жизнь. И это меня ужасает, потому что я лучше, чем кто-либо другой, знаю, что безопасность – лишь иллюзия.

Останавливаюсь на тридцать четвертом сообщении, поскольку это фотография нас всех, четверых, вместе. Я, Сэм и дети. Мы стоим перед домом с пакетами из продовольственного магазина в руках и о чем-то разговариваем. Ланни улыбается. На мне мой любимый красный свитер. На каждом из нас нарисованы мишени.

Это недавнее фото, сделанное в последний месяц, потому что я купила этот чертов свитер, когда погода начала меняться.

Надпись на фотографии ощущается, словно нож в спину. «Ты не имеешь права быть счастливой». Сколько раз я слышала эти слова? От родственников жертв, от бывших друзей, от абсолютно посторонних людей.

Достаточно часто, чтобы я научилась не верить этим словам.

Я архивирую эти письма и сохраняю на флешку вместе со всеми сведениями об отправителях, потом залезаю в папку «Радиоактивное» для еще одного неприятного заплыва в канализации. Здесь письма еще хуже, но, по крайней мере, большинство из них содержат просто текст, а не картинки. Их я переношу на отдельную флешку. Около двухсот писем, надо же…

На плечо мне ложится рука Сэма, и я вздрагиваю.

– Ты так долго молчишь, – говорит он.

– Да. – Я закрываю крышку ноутбука и оборачиваюсь с улыбкой. Но моя улыбка угасает при виде серьезного выражения на лице Сэма.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сообщает он. – У тебя есть минута?

– Конечно. Отец Реми еще не перезвонил. – Я выжидаю секунду, прежде чем задать вопрос, который меня так страшит: – Что случилось?

Он садится на край постели напротив меня и растирает руки. Этот жест говорит о том, что Сэм чувствует себя очень неуютно, подводя к чему-то очень личному.

– Со мной связались «Погибшие ангелы», – говорит он.

Связались? Не угрожали? Я ничего не отвечаю, потому что не знаю, что сказать. Он тоже некоторое время молчит.

– Они хотели, чтобы я знал: они собираются запустить подкаст [7]7
  Подкастинг – процесс создания и распространения звуковых или видеофайлов (подкастов) в стиле радио– и телепередач в Интернете (вещание в Интернете). Как правило, подкасты имеют определенную тематику и периодичность издания.


[Закрыть]. Ты же знаешь, как это сейчас популярно.

Это действительно так. У подкастов миллионы слушателей. Я даже сама подписана на некоторые.

– Обо мне? – спрашиваю.

Сэм качает головой и опускает взгляд. Это тревожит меня сильнее, чем все остальное.

– Не напрямую, – говорит он. – Обо мне. Они считают, что я каким-то образом связан с гибелью Миранды.

Миранда Тайдуэлл и Сэм… состояли в отношениях. Не в традиционном, сексуальном смысле, насколько мне известно, хотя она была одержима им. Они с Сэмом разделяли одну и ту же тяжелую психологическую травму. Мой бывший муж убил дочь Миранды – так же, как и сестру Сэма. И с этим горем ему помогала справиться Миранда, а не я. Именно она перенаправила скорбь Сэма, превратив эту скорбь в чистый, пылающий гнев против Мэлвина. И против женщины, которая, как считала Миранда, помогала Мэлвину совершать все эти преступления.

Против меня.

Миранда заострила ярость Сэма и направила ее против меня, точно копье. Слава богу, у него осталось достаточно человеческой души, чтобы понять, что его используют. И что я была невиновна.

Но Миранда ненавидела меня до своего последнего вздоха и винила Сэма за то, что он обратился против нее, защищая меня. Меня не было рядом с нею, когда ее убили, но Сэм был. Официальное следствие постановило, что он не имел к этому никакого отношения… но этого вывода оказалось недостаточно, чтобы удовлетворить злобных сторонников теории заговора с сайта «Погибшие ангелы».

Они идут за Сэмом. Это ужасает меня, потому что он считает, будто готов к этому. Он видел, что случилось со мной, с моими детьми… но наблюдать – это совсем не то, что испытать на себе, а на него вот-вот обрушится целый поток дерьма. Хуже того, подобный подкаст сделает его изгоем даже в отрыве от нас, уничтожит его как в личном плане, так и в профессиональном. Он хочет снова летать, но потенциальные работодатели в наши дни первым делом проводят поиск в «Гугле». Имя Сэма вот-вот станет широко известным.

Я тянусь, чтобы взять его за руки; он поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. Даже ухитряется выдавить короткую усмешку.

– Извини, – говорит он. – Я не предвидел, что это грядет. Полагаю, мило с их стороны послать мне предупреждение, прежде чем они достанут ножи.

Я так не думаю. Я считаю, они сделали это для того, чтобы он начал бояться. Это психологическая пытка, а у «Погибших ангелов» большой опыт в таких вещах. Я не хочу ненавидеть их, большинство из них – это родственники жертв моего бывшего мужа, искренне скорбящие и, вероятно, в обычное время хорошие люди. Но на этом форуме, на этом сайте, их объединяет одна темная цель: заставить меня поплатиться. А теперь еще и Сэма, потому что тот бросил их, чтобы примкнуть ко мне.

Поэтому я делаю глубокий вдох и начинаю действовать.

– Ладно. Итак, вот что будет дальше, – говорю я ему. – Как только выйдет этот подкаст, в течение пары недель они будут поддерживать движуху, чтобы слухи распространились как можно шире. Тебе сейчас же нужно удалить учетку своей электронной почты и сделать новую, анонимную. Не сообщай ее никому, кроме тех, кому доверяешь. Создай еще одну, чтобы использовать ее там, где нужно вводить свой электронный адрес, но поставь на нее самый полный файрволл. Не делай ничего, не подключив сперва VPN. Выкинь свой телефон и купи новый. И позвони тем, кому ты веришь, и расскажи им о том, что случится в скором времени, чтобы они были настороже и были готовы к любым уловкам интернет-троллей, которые попытаются раздобыть твой новый телефон и электронный адрес. Наша реальная уязвимость исходит от людей, которые считают, будто делают что-то безвредное.

– Ты все продумала, – замечает он.

– Я ожидала этого, – сознаю́сь я. – «Погибшие ангелы» ни за что не позволили бы тебе уйти безнаказанно. Понимаешь, в тот момент, когда решил остаться с нами, ты тоже стал мишенью. На самом деле меня удивляет только то, что на это понадобилось так много времени. Но теперь они идут за тобой, и это будет неприятно. Они будут говорить о тебе ужасные вещи. Обо мне тоже. Может быть, о детях. Что угодно, лишь бы тебе от этого было плохо. – Я продолжаю смотреть ему в глаза. Похоже, Сэм начинает понимать. – Они изваляют твою репутацию в грязи и найдут людей, которые поклянутся, что все это правда. За свою жизнь ты не мог не обзавестись врагами, и теперь они полезут из всех щелей, как тараканы, когда выключишь свет.

Я чувствую, как его пальцы сжимаются крепче.

– Сэм, мне жаль. Они собираются нанести удар, и это будет больно, ты же знаешь этих людей. Ты доверял им. Они будут бить по личному. Скорее всего, другие форумы и подкастеры подхватят это и будут двигать дальше. И мы можем только надеяться, что это не окажется смертельным; можем только залечь и пережидать, пока эта буря не пролетит над нами. Понимаешь?

Сэм медленно выдыхает и моргает.

– Все хорошо, – говорит он, хотя это не так. – Извини. Я знаю, что сейчас в нашей жизни и так много дерьма, и менее всего тебе было нужно еще и это.

– Но мне нужен ты, – возражаю я, и мои слова искренни. – Сэм, ты слышишь меня? Ты мне нужен.

Он лишь кивает. Я подхожу, сажусь рядом с ним и обнимаю его. Хотела бы я остановить все это… Я надеялась, что без Миранды «Погибшие ангелы» немного поутихнут. Но кто-то подталкивает их – возможно, из искренней веры в то, что Сэм убил Миранду и это сошло ему с рук. Это зловещий признак того, что где-то за сценой действует новый лидер всего этого движения.

Они умно поступили, сменив цель. Это ударит по всем нам.

Особенно по Сэму.

– Я сделаю все то, о чем ты сказала, – говорит Сэм, и я чувствую, с каким усилием он пытается сменить тему разговора. – Отец Реми еще не ответил?

– Нет.

– Может быть, он работает допоздна… Может быть, он еще не возвращался домой и не видел сообщение… Черт, да может быть, он вообще в отпуске на Багамах. – Сэм очень старается отрешиться от своих проблем и сосредоточиться на моих. Не знаю, действительно ли это здравая идея.

– Может быть, мне просто не везет, – соглашаюсь я. – Но я бы скорее решила…

Звонит мой телефон. Я переглядываюсь с Сэмом, приподняв брови, и беру телефон. Номер с кодом Луизианы, все верно. Но не тот, по которому я звонила. Может быть, сотовый.

Я нажимаю кнопку, принимая звонок.

– Гвен Проктор слушает, – произношу я. Следует короткая пауза.

– Вам нужно уехать домой, – говорит голос на другом конце линии. Он звучит, словно его обладатель пьян.

– Мистер Лэндри?

– Вам нужно вернуться домой и сказать тому, кто поднимает это дело, что хватит уже. – Судя по тому, как абонент растягивает слова, он точно пьян. – Мне нечего сказать вам, милочка. Вы уже ничего не сделаете для моего мальчика. Его давно нет. Извините за ваши хлопоты. – Я была права насчет каджунского происхождения мистера Лэндри. В его словах звучит этот мелодичный акцент, несмотря на опьянение, искажающее его речь.

– Мистер Лэндри, почему бы нам не поговорить об этом утром…

– Нет, – отвечает он, дыхание у него неровное. Кажется, он плачет. – Я не могу. Не могу этого сделать. Нет.

И обрывает звонок. Я хмуро смотрю на телефон, не столько встревоженная, сколько озадаченная.

– Дай угадаю – он не хочет говорить? – осведомляется Сэм. – Что ты собираешься делать?

– Заехать в его офис завтра, – отвечаю я. – У него бизнес по продаже машин, так что это лучший вариант. Меньше шансов, что он устроит какую-нибудь сцену. Если не добьюсь от него толку, тогда проверю местных друзей Реми. У меня есть список, взятый из соцсетей.

Сэм кивает.

– Хорошо. Звучит как план. Я тебе буду там нужен, или…

– Ты мне всегда нужен, разве я этого не говорила? – Я тычу его в бок. – Всегда. Поговорим о планах потом. Время уже позднее.

– Да, – соглашается Сэм и поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня. Улыбка у него теплая, а взгляд – еще теплее. – И ты устала.

– Не настолько устала, – возражаю я и целую его, а потом мы вместе падаем на кровать и одновременно начинаем смеяться, потому что матрас твердый, как камень, но это больше не имеет значения, и я ухитряюсь забыть и о «Погибших ангелах», угрожающих нам, и о темной, уродливой ненависти, постоянно захлестывающей мою почту – секунда за секундой, капля за каплей, пока этот поток не скроет нас с головой…

Грядут неприятности.

Но единственное средство от них – это пережить их.

* * *

Утро начинается рано, но начинается оно с кофе и хорошего завтрака. Ланни хочет поехать со мной, чтобы быть моей ассистенткой во время этого визита, однако я не собираюсь повторять эту ошибку. Сэм обещает детям, что, пока я расспрашиваю отца Реми, им предстоит кое-что интересное. Ни Ланни, ни Коннора это, похоже, не убеждает, но они, по крайней мере, соглашаются. Пока что.

Неплохой автосалон, принадлежащий отцу Реми Лэндри, расположен прямо у основной дороги. Перед ним выстроился ряд шестов с разноцветными флажками, между ними машет лапами на ветру надувная горилла. Я паркуюсь и вхожу в салон. Меня приветствует приятно-пухлая женщина лет сорока, сидящая за стойкой, и я спрашиваю ее, нельзя ли увидеть босса. Неожиданно вид у нее делается настороженным. Полагаю, я не похожа на человека, собирающегося купить новую машину.

– Зачем? – спрашивает женщина. – Вы из наших клиентов?

– Просто скажите ему, что Гвен Проктор здесь, – отвечаю я и отхожу в сторону, чтобы полюбоваться массивным блестящим внедорожником, который медленно вращается на поворотном круге посреди выставочного зала.

Я слышу шаги за спиной, но не оборачиваюсь, пока мужской голос не произносит:

– Я же сказал, что мне не о чем с вами разговаривать.

Тогда я поворачиваюсь, протягивая руку. Он пожимает ее, но просто инстинктивно. Его глаза, устремленные на меня, налиты нездоровой краснотой, во взгляде читается сердитое недовольство. Как и его жена, живущая сейчас в Ноксвилле, Лэндри-отец выглядит старше своих лет. Волосы у него полностью поседели, кожа на лбу и щеках изборождена ранними морщинами. Они выглядят почти болезненно глубокими. Под выцветающим загаром лицо у него нездорового желтого цвета. Костюм висит на нем мешком. Но при этом костюм хорошо сшит, а галстук аккуратно завязан, чтобы слегка стянуть свободно болтающийся вокруг шеи ворот рубашки. На запястье дорогие часы, на ногах дорогие туфли. У этого человека есть деньги.

Деньги, от которых ему явно нет никакого прока.

– Мистер Лэндри, я знаю, что вы не хотите со мной разговаривать, – говорю я ему. – Это тяжело. Это больно – снова вспоминать все это. Я это понимаю и обещаю вам: если вы уделите мне час разговора, я больше не побеспокою вас. Есть некий шанс, что это расследование сможет вскрыть нечто новое о вашем сыне.

– Я не нанимал вас для этого, – отвечает он. – И знаю, что моя жена этого тоже не делала. Кто платит вам за это? Почему?

Последнее слово вырывается у него, словно приглушенный крик боли, и мне кажется, будто меня ударили по лицу. Я знала, что это может оказаться трудным – но это еще хуже. Я испытываю сильное желание извиниться и уйти прочь, однако собираюсь с духом.

– Некая некоммерческая организация наняла фирму, на которую я работаю, чтобы расследовать исчезновение Реми, – сообщаю я. – Мне жаль, что это настолько болезненно для вас, мистер Лэндри. Но есть возможность, что мы сумеем найти его.

– Мой сын мертв. – Он произносит это просто и мрачно. – Я оставил всякую надежду уже давным-давно.

И все же я замечаю проблеск… чего-то. И этот проблеск заставляет меня продолжать.

– Я не говорю, что смогу вернуть его вам живым, – говорю я. – Но, может быть, сумею помочь вам обрести хотя бы немного покоя и передать кого-нибудь в руки правосудия.

Лэндри изучает меня, прикидывает что-то, словно я – потенциальная покупательница машины. Решает, следует ли тратить на меня время. Потом наконец вздыхает и говорит:

– Давайте просто поскорее покончим с этим. Следуйте за мной.

Мы проходим в кабинет, он садится за стол. Я закрываю дверь и тоже сажусь, понимая, что эта комната – святилище. Все стены завешаны фотографиями Реми. Вот маленький мальчик улыбается в объектив камеры, обнимая щенка. Вот розовощекий подросток во фраке позирует перед школьным балом. Вот Реми в шапочке выпускника. Слева от меня висит самая большая фотография – Реми на футбольном поле, забивает гол в ворота. У него торжествующий вид. Невероятно живой вид.

У одной стены стоит продавленный диван, на котором лежат аккуратно сложенное одеяло и смятая подушка. До меня доходит, что, хотя у мистера Лэндри определенно где-то поблизости есть дом, он часто ночует здесь, в офисе.

Это место выглядит таким же призрачным, как горестная квартира в Ноксвилле, где несет свое бдение мать Реми.

– Итак, я полагаю, вы беседовали с моей женой, – говорит мистер Лэндри. – Она еще не говорила вам, что я сумасшедший?

– Она сказала, что вы считаете, будто нужно оставить прошлое и двигаться дальше, но она к этому пока не совсем готова, – отвечаю я.