Текст книги "Обитатели Холмов"

10. Дорога и пустошь

Робкий рассказал, что они… совершили трудный путь… но чем далее шли, тем более встречали опасностей, так что они решили вернуться к себе.

Дж. Баньян. Путешествие пилигрима в Небесную страну. Перевод Ю. Д. З.

Через некоторое время Орех разбудил Алтейку. Потом выкопал себе в земле неглубокую ямку и уснул. Одна вахта сменяла другую. Люди давно утратили чувство, которое подсказывает кроликам, сколько прошло времени. Все живые существа, у которых нет ни часов, ни книг, добывают знания о времени и погоде естественным образом; и, судя по их поразительным путешествиям и возвращениям домой, они умеют даже определять направление. Перемену в погоде и влажности почвы, положение теней и солнечных зайчиков, наклон стеблей, направление, силу воздушных потоков, стелющихся над землей, – все замечает кролик-сторож.

Солнце начинало клониться к западу, когда Орех проснулся и увидел Желудя, который, устроившись между двух белесых камней, нюхал воздух. Недалеко на земле растянулся Плошка. По животу его полз черно-желтый жучок – жучок остановился, шевельнул короткими загнутыми усиками и пополз дальше. Орех напрягся от страха. Он знал этих жучков, которые, найдя тела мертвых животных, поселяются в них и откладывают яйца. Под тельцем маленького животного, вроде землеройки или птенца, они выкапывают ямку, откладывают яйца прямо на трупике и засыпают его землей. Неужели Плошка умер во сне?! Орех быстро выпрямился. Желудь вздрогнул и повернулся, а жучок – стоило проснувшемуся Плошке шевельнуться – сполз на камешки и заковылял прочь.

– Как дела? – спросил Орех.

Плошка поставил лапу на землю. И наступил.

– Лучше намного, – сказал он. – Кажется, теперь я смогу бегать, как все. И меня ведь не бросят, не бросят?

Орех потерся носом у Плошки за ухом.

– Никто никого не собирается бросать, – заявил он. – Если тебе надо еще задержаться, я тоже останусь. Но будь поосторожней с колючками, Хлао-ру, нам еще далеко идти.

А в следующую минуту все кролики подскочили от страха. Совсем рядом над полем раздался выстрел. Подняли крик чибисы. Эхо выстрела прокатилось волной, будто галька в коробке, из лесу за речкой послышалось хлопанье крыльев лесных голубей в кронах деревьев. А кролики уже неслись в разные стороны по бобовому полю. Страх гнал их в норы, но вот нор-то здесь как раз и не было.

На краю поля Орех остановился. Он огляделся и никого не увидел. Дрожа, ждал он следующего выстрела, но было тихо. Потом Орех услышал, как земля загудела от твердой поступи человека, спускавшегося с холма к реке, откуда сегодня утром пришли кролики. В ту же секунду появился Серебряный, продиравшийся сквозь посадки совсем рядом.

– Надеюсь, он стрелял по вороне. Как ты думаешь? – спросил Серебряный.

– Надеюсь, всем хватило ума не сбежать с этого поля, – ответил Орех. – Разбежались кто куда. Как их теперь искать?

– Найдешь их теперь, как же, – буркнул Серебряный. – Пошли лучше обратно. Они сами скоро вернутся.

Но прошло довольно много времени, пока все собрались в ложбинке. Поджидая друзей, Орех понял ясно, как никогда, сколько опасностей подстерегает их в незнакомых полях, где нет даже норы и негде спрятаться. Лендри, собака, ворона, охотник – все это время им просто везло. Сколько продлится это везение? Найдут ли они то место, о котором твердит Пятик, и где это место искать?

«Сам я радовался бы любому сухому пологому склону, – думал Орех, – если там есть трава и нет людей с ружьями. И чем скорей нам такой попадется, тем лучше».

Последним явился Дубок, и Орех сразу поднялся. Осторожно выглянул из-за фасолевых кустиков и скакнул вперед. Потом остановился понюхать ветер, и тот успокоил его, принеся только запахи вечерней росы, цветов и коровьего помета. Орех первым выскочил на соседнее поле – это оказалось пастбище, и кролики спокойно, как дома, пустились пастись, оставляя за собою дорожку обгрызенных стеблей.

Пройдя пастбище до середины, Орех услышал, как с другой стороны, от ограды, в их сторону быстро движется хрудудиль, меньше и тише, чем трактор, который кроликам иногда случалось увидеть дома сквозь заросли примул. Он проехал мимо, яркий – ярче зимних деревьев, – весь блестящий, выкрашенный в фальшивый, неестественный, придуманный людьми цвет. Тотчас запахло мазутом и выхлопными газами. Орех замер, нос его задвигался. Он никак не мог понять, почему этот хрудудиль бежит по полю так легко и быстро. Вдруг он сейчас вернется? И смогут ли все удрать, если тот вздумает за ними охотиться? Пока он сидел, прикидывая, как поступить, подбежал Шишак.

– Там дорога, – сказал он. – Кое-кому она в новинку.

– Дорога? – удивился Орех, вспомнив разрытую землю возле доски с объявлением. – С чего ты взял?

– А ты думаешь, почему хрудудиль бежит так быстро? Ты что, не чуешь?

Теперь и Орех ясно слышал запах теплого гудрона.

– В жизни не слышал такого запаха, – нахмурился Орех.

– Значит, – сказал Шишак, – Треарах ни разу не посылал тебя за салатом. Если бы ты за ним бегал, то знал бы, что такое дороги. По ночам они и вправду опасны. Тогда и дорога – элиль.

– Наверное, мне многому у тебя надо учиться, – вздохнул Орех. – Давай пойдем первыми, остальные за нами.

Они побежали вперед, пролезли сквозь изгородь. С изумлением Орех смотрел на дорогу. На минуту ему показалось, что между двух зеленых склонов течет еще одна река – черная, гладкая и прямая. Потом он заметил вдавленный в гудрон гравий, потом бегущего паука.

– Какая-то она ненастоящая, – произнес Орех, вдыхая странный сильный запах гудрона и масла. – Зачем она тут? Откуда она взялась?

– Это все люди, – сказал Шишак. – Это они положили ее сюда, а потом забегали хрудудили – быстрее нас, а кто еще может бегать быстрее?

– Значит, они опасны? Они нас могут поймать?

– Нет, вот это-то и странно. Они не обращают на нас никакого внимания. Хочешь, покажу?

Остальные уже пролезали сквозь изгородь, а Шишак спрыгнул со склона и сел на обочине. Из-за поворота донесся шум приближающегося автомобиля. Орех и Серебряный напряглись. Автомобиль вывернул из-за холма и, блестя бело-зеленой краской, пронесся мимо Шишака. На мгновение в мире исчезло все, кроме страха и грохота. Потом автомобиль исчез, и шерстка у Шишака затрепетала от поднятого им ветра. Шишак прыгнул обратно и уселся среди обомлевших кроликов.

– Видели? Они нас не тронут, – заявил он. – Мне даже кажется, что они неживые. Но, честно говоря, точно я не знаю.

И так же, как на берегу, Черничка отполз в сторонку, спустился на свой страх и риск на дорогу и пошел, принюхиваясь к гудрону. Приятели увидели, как на полпути к повороту он дернулся и отскочил под прикрытие склона.

– Что там такое? – спросил Орех.

Черничка не ответил, и Шишак с Орехом запрыгали по обочине в его сторону. Черничка то открывал, то закрывал рот, облизываясь так, как облизывается кошка, когда случайно попробует что-нибудь мерзкое.

– А ты, Шишак, говоришь, хрудудили не опасны, – сказал он спокойно. – По-моему, ты ошибаешься – смотри.

Посреди дороги лежало расплющенное окровавленное тельце – белый мех, бурые колючки, маленькие черные ножки, черная мордочка. Над ним кружили мухи, и в нескольких местах сквозь раздавленный трупик торчали камни.

– Это йона, – объяснил Черничка. – Кому он помешал? Он и не ест-то никого, только слизняков да жуков. А кто же ест йону?

– Наверное, он шел ночью, – заметил Шишак.

– Конечно. Все йоны охотятся ночью. Ведь если кто-нибудь увидит йону днем, йона умрет.

– Да, знаю. Я просто хочу сказать, что ночью хрудудили бегают с большими огнями – ярче огня Фрита. Эти огни и ведут их вперед, но если кто-нибудь попадет в полосу света, то уже ничего не видит и не знает, куда бежать. Вот тогда хрудудиль может и раздавить. По крайней мере, так нас учили в аусле. Сам я не проверял, да и не собираюсь.

– Ладно, скоро стемнеет, – сказал Орех. – Пошли, пора переходить. Насколько я понял, для нас в этой дороге ничего хорошего нет. Посмотрели, знаем, что это такое, и пора уносить ноги.

До восхода луны друзья успели пройти через Ньютаунское церковное кладбище, где меж зеленых лужаек бежит ручеек и ныряет под маленький мост. Поплутав немного, они выбрались на холм Ньютаунской пустоши – края торфяных болот, утесника и серебристых берез. После оставленных лугов земля эта показалась кроликам чужой и враждебной. Деревья, трава, даже почва – все было здесь не такое. Кролики остановились в зарослях вереска, не зная и не видя дороги. Шерстка у них промокла от росы. На земле, в черных разломах обнажившегося торфа, стояла вода, повсюду попадались мерцавшие в лунном свете острые камни величиной то с голубя, то с кроличью голову. Добегая до очередного разлома, все сбивались в кучу и ждали, пока Орех или Шишак первыми переберутся на другую сторону и найдут дорогу. В этих краях водилось много жуков, пауков, маленьких ящериц, которые всякий раз прыскали в стороны, когда беглецы задевали кустики упругого, жесткого вереска. Один раз Алтейка вспугнул змею – и взвился в воздух, увидев, как та, проскользнув у него между лап, скрылась в норе у подножия березы.

Даже здешние травы были им незнакомы – ни розовый мытник с гирляндами крючковатых цветов, ни костолом, ни росянка, поднимавшая на тоненьких стебельках пушистые, плотно закрытые ночью цветы-мухоловки. В густых травяных джунглях царил покой. Кролики шли все медленней, надолго останавливаясь у торфяных трещин. В вереске было тихо, но через пустошь ветер доносил отдаленные ночные звуки. Вот закричал петух. Вот пробежала с лаем собака, на нее прикрикнул человек. Маленькая сова позвала: «Ки-вик, ки-вик», и неожиданно пискнула не то полевка, не то землеройка. Пискнула негромко, но будто предупреждая об опасности.

Глубокой ночью, уже ближе к закату луны, Орех сидел вместе со всеми перед разломом и смотрел на низкий, нависший над ним обрывчик. Пока он раздумывал, стоит ли карабкаться наверх, чтобы искать дорогу там, сзади послышался шорох. Орех оглянулся и увидел Дубка. Вид у того был такой, словно он то ли что-то скрывал, то ли просто не знал, на что решиться, и Орех, пристально глядя на товарища, забеспокоился, уж не заболел ли, не отравился ли он.

– Э-э… Орех, – промямлил Дубок, глядя мимо Ореха на темную мрачную глыбу. – Я… э-э… так сказать… нам… Ты знаешь, мы уже больше не можем. С нас хватит.

Он замолчал. Теперь Орех заметил за спиной Дубка Плющика с Желудем – они молча ждали. Наступила тишина.

– Продолжай, Дубок, – сказал Орех, – или ты ждешь чего-то от меня?

– Мы сыты по горло, – с глуповатой важностью произнес Дубок.

– Я тоже, – ответил Орех, – но, надеюсь, осталось немного. И там мы отдохнем.

– А мы хотим отдохнуть сейчас же, – заявил Плющик. – Мы считаем, что глупо было заходить так далеко.

– Чем дальше, тем хуже и хуже, – подхватил Желудь. – Куда мы идем, сколько еще идти – пока кто-нибудь не остановится навсегда?

– Вам здесь просто страшно, – возразил Орех. – Мне и самому не нравится это место, но должны же мы когда-нибудь выйти отсюда.

Дубок посмотрел на него лукаво, с хитринкой.

– Думаешь, мы не поняли, что ты и сам не знаешь, куда нам идти. Про дорогу ты ведь не знал? Не знал. Ты и теперь не знаешь, что дальше.

– Послушайте, – начал Орех, – полагаю, вы сказали мне, что хотите делать, а теперь я скажу вам, что я об этом думаю.

– Мы хотим вернуться, – заныл Желудь. – Мы считаем, что Пятик ошибся.

– Как же вы вернетесь? Как сможете преодолеть все то, через что мы уже прошли? – удивился Орех. – Да если вам и удастся дойти до дома, вас, скорее всего, убьют за драку с офицером ауслы, вы что, забыли? Ради Фрита, если уж вы решили остановиться, чтобы поговорить, говорите что-нибудь путное.

– Но ведь это не мы дрались с Падубом, – напомнил Плющик.

– Вы там были, и вас привел Черничка. Вы что, надеетесь, они это забудут? А кроме того…

Тут Орех увидел подошедших Пятика и Шишака и замолчал.

– Орех, – сказал Пятик, – ты не мог бы подняться со мной наверх? Это очень важно.

– А я пока перекинулся бы парой слов с этой троицей, – подхватил Шишак, мрачно разглядывая их из-под своей «шапки». – Почему это ты, Дубок, до сих пор не умылся? Ты похож на обгрызенный кусок крысиного хвоста в крысоловке. А ты, Плющ…

Орех не пожелал узнать, на что похож Плющик. Следом за Пятиком, по уступам, по торчащим пластам торфа он полез среди кустиков тощей травы на каменистый обрыв. На этот раз впереди шел Пятик, который уже отыскал дорогу, и как раз в том месте, которое Орех разглядывал, когда подошел Дубок. Обрыв начинался всего в нескольких футах от клонившегося на ветру вереска, а наверху расстилалась ровная травянистая гладь. Братья, поднявшись, сели. Справа, в желтой дымке, проглядывая сквозь редкие тучи, плыла луна, вдали темнел сосновый бор. Кролики смотрели на юг, на простиравшуюся перед ними унылую пустошь. Орех ждал, что Пятик заговорит, но тот молчал.

– Что ты хотел сказать мне? – наконец спросил Орех.

Пятик не отвечал, и Орех, озадаченный, тоже умолк. Снизу донесся голос Шишака:

– А ты, Желудь, ты, навозная песья рожа, плачет по тебе веревка охотничья, если б у нас было время, я тебе показал бы…

Луна выплыла из-за туч и ярче осветила вереск, но ни Пятик, ни Орех не двинулись с места. Пятик смотрел куда-то вдаль, за край пустоши. Милях в четырех от них, на южном краю горизонта, поднималась гряда холмов высотою в семьсот пятьдесят футов. Ветер дул там сильней, чем на равнине, и гнул буковые деревья Коттингтонского леса на самой высокой вершине.

– Смотри! – неожиданно сказал Пятик. – Вон туда мы и идем. Холмы там высокие и безлюдные, ветер доносит к вершинам каждый звук, а земля сухая, как солома в амбаре. Вот куда мы идем. Вот куда нам нужно.

Орех посмотрел на далекую гряду, наполовину скрытую в дымке. Он понимал, что и речи не может быть о таком походе. Хорошо, если удастся выйти из вереска на какое-нибудь тихое поле, за которым есть крутой склон с молодым подлеском, как дома. Какое счастье, что Пятик не стал говорить о своих дурацких мечтах при всех, особенно теперь, когда забот и так по горло. Надо бы втолковать ему, чтобы он выбросил это из головы немедля, тогда, может, еще обойдется, если, конечно, он не успел разболтать все Плошке.

– Нет, Пятик, это слишком далеко, – сказал Орех. – Подумай, целые мили опаснейшего пути. Если ты только заикнешься об этом, они перепугаются еще больше, а ведь все уже и так на пределе. Нам сейчас нужно одно: найти спокойное место. Я предпочел бы довести до конца то, что нам по силам, чем браться за дело не по зубам.

Пятик ничего не сказал в ответ. Похоже, он целиком ушел в свои мысли. И когда заговорил снова, то обращался скорей к самому себе, чем к Ореху:

– Перед холмами густой туман. Мне сквозь него ничего не видно, но я знаю, что мы пройдем его. Или в него уйдем.

– Туман? – переспросил Орех. – Что ты хочешь этим сказать?

– У нас будут странные неприятности, – прошептал Пятик, – и элили здесь ни при чем. Это больше похоже… похоже на туман. Будто нас обманули, и мы заблудились.

Никакого тумана в помине не было. Стояла майская ночь, свежая, ясная. Орех ждал, и Пятик, немного еще помолчав, сказал медленно, без выражения:

– Надо идти туда. – Голос его упал и стал похож на бормотание спящего. – Идти туда. Кролик, возвращающийся назад, сует голову в капкан. Идти туда – глупость. Идти туда страшно. Идти туда… Нет! – Он весь задрожал, дернулся раза два и затих.

Внизу, под обрывом, Шишак, кажется, завершал свою речь:

– А теперь ты, пучок кротовый, жук навозный, ты, трусливый клещ овечий, быстро марш с моих глаз. Иначе я… – Тут ветер снова отнес его голос.

Орех снова взглянул на неясную цепь холмов. Пятик, все еще бормоча, ерзал за спиной, и Орех, мягко подтолкнув брата передней лапой, ткнулся носом в его плечо.

Пятик вздрогнул.

– Орех, о чем я говорил? Боюсь, мне не вспомнить. Я хотел тебе показать…

– Ерунда, – ответил Орех. – Пошли вниз. Пора нам собраться. Если ты опять почувствуешь что-нибудь такое… странное, держись поближе ко мне. Я за тобой присмотрю.

11. Трудный путь

Тут… сэр Бомейн… поскакал… во весь опор через луга и топи и через широкие равнины, и нередко в пути случалось ему… с головой погружаться в трясину, ибо он скакал не разбирая дороги и не раз… был на волос от гибели. Но под конец случилось ему выехать на ровный зеленый проселок…

Т. Мэлори. Смерть Артура. Перевод И. Бернштейн

Черничка сидел на торфяной кочке и жевал черешки осоки, поджидая, пока Пятик с Орехом спустятся вниз.

– Эй! Что случилось? Где остальные? – спросил Орех.

– Вон они, – ответил Черничка. – Какая тут свара была! Шишак сказал, что, если Дубок и Плющик не станут подчиняться, он их попросту растерзает в клочки. А когда Дубок сказал, что желает знать, кто у нас старшина, Шишак его укусил. Ну и скандал! А правда, кто у нас старшина – Шишак или ты?

– Не знаю, – ответил Орех. – Но Шишак-то, конечно, сильней. Зря он укусил Дубка: тот и сам никуда не уйдет, даже если захочет. Он и его приятели поняли бы все сами, будь у них время подумать. А теперь, после трепки, они решат, что идут вперед, потому что Шишак их заставил силой. Я не хочу, чтобы кто-то уходил просто потому, что уходить пока некуда. И слишком нас мало, чтобы ссориться тут или драться. Фрит туманный! Нам что, других забот не хватает?

Они прошли к разлому. Сидя под нависшими ветвями ракитника, Серебряный и Шишак разговаривали с Алтейкой. Поодаль Одуванчик с Плошкой прыгали, делая вид, что их интересует только чахлая низкорослая травка. Еще чуть дальше Желудь старательно зализывал ранку на шее Дубка, а Плющик не сводил с них глаз.

– Потерпи, посиди смирно, бедняга ты, бедняга, – сказал Желудь, явно в расчете на то, чтобы его услышали все. – Дай мне хоть кровь слизать. Тихо ты!

Дубок вскрикнул нарочито громко и дернулся. Орех подошел ближе, и все выжидающе уставились на него.

– Слушайте, – начал Орех, – хоть вы и поссорились, но лучше всего сейчас забыть об этом. Место здесь скверное, но мы скоро выберемся отсюда.

– Ты действительно так думаешь? – спросил Одуванчик.

– Если мы сейчас двинемся вперед, – с отчаянием сказал Орех, – я выведу вас еще до рассвета.

«А если не выведу, – подумал он, – вы меня на клочки разорвете. Да, может, так оно будет лучше».

Второй раз поднимался он на обрыв, но теперь за ним шли остальные. Снова начался утомительный жуткий бег, прерываемый лишь на пару минут по тревоге. Один раз над головой бесшумно пролетела белая сова – пролетела так низко, что Орех встретился с ней взглядом. Но то ли сова летела не на охоту, то ли Орех был слишком велик для нее, но она исчезла за вересковой пустошью. Орех замер, ожидая, что вот-вот сова вернется, но она так больше и не появилась. Другой раз Одуванчик учуял запах горностая, и все подошли, вместе обнюхивая землю. Но запах оказался давнишний, и вскоре кролики вновь помчались вперед. Двигаться в этих низких зарослях было трудней, чем в лесу, кролики бежали неровно – то быстро, то медленно. То и дело они останавливались, обмирая при каждом шорохе, не слишком разбирая, померещился он или нет. Было так темно, что временами Орех переставал понимать, кто ведет – Шишак, Серебряный или он сам. Однажды, услышав впереди неясный звук, он долго сидел, замерев, а потом, осторожно ступая, наткнулся возле кустика ёжи на скорчившегося от страха Серебряного, который насмерть перепугался, заметив тень Ореха. В мире исчезло все, кроме смятения, страха, усталости, бега. Во время этого кошмарного ночного путешествия Плошка почти всегда держался где-то рядом. Остальные то исчезали, то появлялись, кружа, как щепки в заводи, а Плошка был поблизости и так нуждался в поддержке, что это отгоняло собственные страхи и усталость Ореха.

– Уже недалеко, Хлао-ру, уже недалеко, – не переставая бормотал Орех, пока не почувствовал, что слова уже потеряли всякий смысл, превратившись в набор звуков. Но он повторял их и повторял, обращаясь не к Плошке и даже не к себе самому. Просто он говорил во сне или словно во сне.

Наконец он увидел предвестник зари – слабый, едва различимый светлый уголок, далеко, за краем незнакомой долины; и тотчас же запела овсянка. Наверное, Орех в эту минуту чувствовал то же самое, что и проигравший сражение генерал. Где войско? Орех только и мог надеяться, что где-то рядом. Но так ли это? Все ли живы-здоровы? И где он сам – забежал вперед или отстал? Что делать дальше? И что делать, если сейчас вдруг да выскочит элиль? У Ореха не было ни ответов, ни сил, чтобы их искать. За спиной дрожал от сырости Плошка, и Орех, повернувшись, обнюхал его – точь-в-точь оставшийся не у дел генерал, который заботится о денщике просто потому, что тот случайно оказался рядом.

Все больше светало, и вскоре Орех увидел перед собой проселочную дорогу, усыпанную гравием. Он выбрался из вереска, сел на камнях и отряхнулся. Теперь он хорошо видел Пятиковы холмы – серо-зеленые, показавшиеся в сыром воздухе совсем близко. Он даже различил на пологих склонах пятна утесника и низкорослых тисов. Орех сидел на дороге, разглядывая даль, когда услышал за спиной взволнованный голос:

– Он справился! А что я вам говорил?

Орех повернул голову и увидел на дороге Черничку. Тот устал, вымазался в грязи, но сказал это именно он. Следом за ним из вереска выбрались Желудь, Плющик и Алтейка. Теперь все четверо уставились прямо на Ореха. Орех не сразу понял, с чего бы это. Потом, когда приятели придвинулись ближе, он догадался, что смотрят они не на него, а куда-то дальше. Орех обернулся. Гравийная дорога спускалась вниз к тонкой полоске рябин и серебристых берез. За ней была редкая изгородь, а дальше, меж двух покрытых леском склонов, лежало зеленое поле. Они все же прошли эту пустошь.

– Ох, Орех, – сказал Черничка, подходя и огибая грязную лужицу на дороге, – я так устал, так растерялся, что начал было сомневаться – знаешь ли ты, куда нас ведешь. Я слышал в вереске, как ты твердил это «уже недалеко», и даже злился. Я думал, ты просто морочишь нам голову. Мне следовало бы знать тебя получше. Фрит-рах свидетель, ты самый настоящий старшина!

– Здорово, Орех-pax! – сказал Алтейка. – Вот здорово!

Орех не знал, что ответить. Он смотрел на них и молчал, и тогда заговорил Желудь:

– Вперед! А ну-ка, кто первый доберется до поля? Лично я еще могу пробежаться. – Он начал было – кстати, довольно медленно – спускаться по склону, но, услышав оклик Ореха, сразу остановился.

– Где остальные? – спросил Орех. – Где Одуванчик? Шишак?

В тот же миг из вереска появился Одуванчик и сел на дороге, уставясь на поле. За ним – Дубок, потом – Пятик. Орех следил взглядом, как брат выбирается на обочину, когда раздался голос Алтейки, который показывал в сторону склона.

– Посмотри-ка, Орех-pax, – сказал он. – Там внизу Шишак и Серебряный. Они ждут нас.

Светло-серая шкурка Серебряного резко выделялась на фоне низких кустов утесника, но Шишака Орех увидел, только когда тот вскочил и подошел к ним.

– Прекрасно, Орех, – сказал Шишак. – Все вышли. Давайте-ка теперь в поле.

И через несколько минут над ними уже шелестели кроны серебристых берез, а когда взошло солнце, просвечивая то зеленым, то красным сквозь листья папоротников и цветов, кролики пролезли сквозь изгородь и побежали по мелкой канавке в густой луговой траве.