Книга: Экспресс Токио-Монтана - Ричард Бротиган

Рассказ "Гарем" в 10 строк - маленький шедевр! Да , в десять строк Бротиган уложил столько, что некоторым не удается втиснуть в толстый том! Вообразите, фотограф с неприметной внешностью, когда ему одиноко, вынимает из шкафа красавицу, одну из тысячи, что развешаны на вешалках в ожидании своей очереди. Такой вот гарем! Вы на досуге тоже можете по выбору или наугад выудить рассказ из книги Бротигана , как тот фотограф красавицу из шкафа-гарема. Не разочаруетесь!

Есть люди-мечтатели, есть абсурд, фантасмагория, сюрреализм, параллельные планы и ещё десяток слов, не описывающих Экспресс примерно никак. Страницы с 6 приходится доставать блокнот для записей с претенциозным REmember на обложке, чтобы сделать себе потом пару кастомизированных толстовок и гадать, как гадают на книжках - серьезно, уверена, нет ничего лучше для гадания, чем Экспресс Токио-Монтана. Мистер Бротиган, да вы чокнутый! И не представляете, как это нравится.

Иногда я чувствую себя той самой курицей, что получила на свою голову все шесть кукурузных початков.

Как я вас понимаю... Эта книга однозначно не для тех, кто ищет проторенных дорог, поиска от начала до конца, сокровищ в конце пути на пиратской карте, потому что драгоценностей здесь столько, что на них сердишься, как на шелуху от семян подсолнечника под ногами — то самое интеллектуальное лузгание себе под ноги на каком-нибудь Арбате, — и вот ты уже пялишься, как придурок, на молчаливых собак на крыше, мечтаешь узнать, как зовут карпов на всех языках мира, и думаешь: спаси нас, Господи, от ветра, дующего сквозь землю (не нужно его бояться), да от китайского короновируса - правда, у Бротигана исключительно про китайских женщин. В детской непосредственности, наивности, остающейся в этом взгляде на мир, есть бесконечная притягательность — какая разница, кто с кем трахается, главное, что у неё есть собака — хочется посидеть в дороге, прокатиться со скоростью, допустим, 400 км/час (вся книжка у меня — на три часа четырнадцать минут, двадцать футов тебе под килем). С ней не хочется сидеть серьёзно и размышлять, от корки до корки выискивая глубинные смыслы — какие смыслы вообще могут быть в сюре, возведенном в абсолют, и остающимся при этом таким бытовым, детальным, столь же основательным, как зубные щётки для японских женщин.

В бреду он, наверное, думал, что смерть – это Калифорния.

При всём при том, что книжка лёгкая, такая, простенькая даже иногда, экзистенциальных размышлений о смерти в ней хватает, но кто в конце концов не думал о смерти так же, как о том, на кой чёрт на улице лежат аптечные резинки, или о том, что выброшенные на улицу новогодние ёлки в 10-х числах похожи на трупы, тянущие свои лапы к прохожим, и в этом больше правды, чем в сиянии их огоньков.

Надеюсь, в раю всем хватит места для парковки.

Остановки тут короткие, местами – невнятные, пресные, как газетные заголовки, местами захватывающие дух, как настоящие авантюрные приключения, как в детстве, когда бежишь в заброшенный дом в надежде найти там… привидений? Да чёрт его знает. Токио и Монтана смешиваются между собой, и не всегда ты отличишь Харадзюку от Соснового Ручья, хотя казалось бы, что между ними общего (его зовут Ричард Бротиган, и он – кто? Кто, я? Кто, ты?)

Я счастлив, как амеба, когда читаю перед телевизором «Нэшнл Инкуайрер».

Спасибо за три часа бытия инфузорией, Рик.

Коктейль "Экспресс Токио-Монтана". Два варианта рецепта: для бывалых и случайных попутчиков. 1, для тех, кто уже знает толк: текила, водка, абсент (больше алкоголя, потому что больше алкоголя, это ведь в конце концов экспресс!), ананасовый сок, лимонный сок, дынный ликёр (где-нибудь в этом мире делают ликёр из канталупы?..), дроблёный лед. Взбить в шейкере ананасовый и лимонный сок с водкой, абсентом и текилой. Подавать в ликёрной рюмке, залив в конце один шот дынного ликёра, украсить дольками огурца, опционально: подавать с канталупой или, на худой конец, обычной дыней. 2. для тех, кто мимо проходил: саке, белый вермут, и всё то же, что сверху, отдавая дань японской истории, той половине, которая не про снежные горы, а про Токио, и потому украшать зеленой коктейльной вишней и разноцветной посыпкой для капкейков, желательно, самой яркой, которую вы найдёте. Вероятность проснуться в Токио или Монтане на следующее утро: присутствует. Похмелье будет длиться до завтрашнего вечера (или следующего года, как повезёт).

Начнём? Сегодня у нас в программе: 1) Несколько хороших названий для команд 2) О, этот несносный Ричард Бротиган 3) Алкогольная рубрика (если будет пользоваться успехом, введём на постоянной основе).

В самом начале мини-романа Бротигана вас ждёт оглавление, каждая глава - это спойлер, не только к самой главе, но и ко всей книге. Приготовьтесь, вас ждёт околесица, осадки в виде субъективных суждений, ветер перемен и 10 делённое на 0 по Фаренгейту. Делить на ноль нельзя? Пффф, это ж Бротиган, ему всё можно!

Лайфхак для тех, кто никак не может подать заявку на очередной круг Долгой Прогулки, потому что никак не могут найти подходящее название: просто добавьте воды откройте оглавление и выберите что-то особенно заковыристое, вот мой топ-5:

Кошачья канталупа Аптечные резинки Глубокой зимой вороны едят колесо Мучительная наклейка от воздушной кукурузы Синицы-рабыни танцуют чечетку

(кстати, Бар "Чертоги в хлам" может ещё приписать себе подзаголовок - "Похмелье как народное искусство")

Кто такой Ричард Бротиган? Эта книга поможет ответить на вопрос. Мальчишка в теле взрослого мужчины, американец-интернационалист, оптимист, познавший дзен. Я завидую ему, сумевшему до конца своих дней не растерять ребячества и задорной искры в глазах, более того, он смог всё это перенести на бумагу. Скажите на милость, кто из писателей сможет создать книгу, наполненную чепухой, незначительными происшествиями, застрявшими в бороде крошками от печенья Мадлен, но при этом написать её так, что не скучно ни на миг? Только представьте, что Паланик напишет про двух собак, живущих на крыше, а Кинг заинтересуется незнакомкой в тряпичных тапочках и белом платье. Что позволено Бротигану, недоступно другим. Одна из остановок-рассказов, которыми напичкана эта книга, запал мне в душу больше всех - "Пауки в доме". Рассказ-заметка, всего на половину страницы, но как много в нём. Одиночество, грусть, любовь ко всему живому. Я вспоминаю, что каждый раз, увидев паука в своём доме, я ловлю его и выбрасываю в окошко. Бессердечные мы твари, люди, в следующий раз позволю паукам жить вместе со мной под одной крышей.

Внимание! Если вам ещё нет 18, попрошу выключить радио на некоторое время (вот вырастете, станете рок-звёздами и тогда бухайте на здоровье!).

Коктейль "Экспресс Токио-Монтана" (также известный как "Золотые усы Бротигана"). Состав: яблочный сок, водка, корица, арбузный сахар (именно благодаря Бротигану арбузный сахар стал таким популярным ингредиентом, что только с ним не делают - лепят из него разные поделки, добавляют в пироги, мажут им всё тело, но приятнее всего он, конечно же, в коктейле). Взболтать всё в шейкере, подавать в стакане с железным подстаканником, а лучше всего с кусочком запечённой форели.

Еще с "Арбузного сахара" у меня возникло чувство, что Бротиган в какой-то мере несет в себе японскую струну. Как в кавере Регины Спектор на "While My Guitar Gently Weeps", где в абсолютно западное звучание отлично вписывается сямисэн.

С "Экспрессом" проще, потому что по форме своей и подаче это чистое дзуйхицу - вслед за кистью - в котором фиксируется всё, что приходит в голову. У Сэй Сёнагон в таких записках больше автобиографичного, у Камо-но Тёмэя чистая экзистенциальная проза, сплетни и байки Кэнко-хоси обволакиваются карамелью иронии. Бротиган свободно переходит от одного регистра к другому: от рассказа об экспедиции Джозефа Франкла до трагикомичной истории о том, как Бротиган хотел сделать из своего сарая Бродвей, повесив в нем супермощную лампочку.

И кто-то может уже предположил, что большое волосатое но! притаилось за углом. Ну да, "но" есть. Только оно не про Бротигана. Та же проблема, что возникает при чтении дзуйхицу появляется и здесь. Как подступиться к такому тексту? Стратегия чтения будет разительно отличаться от чтения обычного рассказа или романа.

Какие-то фрагменты, вроде рассказа о самом маленьком снегопаде в истории, как те самые леденцы с шипучкой, замедленного действия и нагоняют читателя намного позже того как были прочитаны. Просто в один прекрасный момент он возникает в голове, как острая сосулька, которая впивается в полушария мозга если съесть слишком много мороженого одним махом. Поэтому какие-то части "Экспресса" лучше поглощать медленно и растягивая, а какие-то залпом, чтобы не успеть поморщиться. Что-то перечитывать и не раз, а что-то в подлинно дзэнской манере никогда больше не читать, максимум - пытаться припомнить. Другие же... ну вы поняли.

Что я должна была подчерпнуть для себя из этого кусочка?

…Шестьдесят, а то и больше, раскиданы по тротуару на квартал… Они привлекли мое сонное извивающееся внимание, похожее на змею, что слишком долго провалялась на солнце. Я не очень хорошо себя чувствовал. Сорок лет и слабое здоровье размалывали меня в труху. Большинство аптечных резинок сгрудились на тридцати футах, остальные спорадически брели своей дорогой, куда там могут брести выброшенные на улицу резинки. Засмотревшись на них, я остановился. Вполне нормальные аптечные резинки. Непонятно только, почему тот, кто их разбросал, так и не удосужился потом собрать. Наверное, у него их много. Может, их бывшему хозяину было просто не до аптечных резинок. Может, этот человек ненавидит аптечные резинки и осуществил таким способом давно запланированную месть. Я вдруг сообразил, что так и стою посреди улицы, размышляя об аптечных резинках. Не знаю, сколько прошло времени. У меня есть о чем подумать, кроме аптечных резинок. Как насчет бессмертной души и каждодневной битвы добра со злом? И, между прочим, своих аптечных резинок у меня тоже до черта. Целая коробка на столе. Вполне достаточно. Не нужны мне эти потерянные, заброшенные аптечные резинки. Если хочешь играть, надо платить. Пусть они сами озаботятся своей судьбой. Я ушел от аптечных резинок, почти уверенный, что как-нибудь да проживу ближайшие двадцать четыре часа. Сегодня утром, когда я направлялся в небольшой буфет выпить чашку кофе, резинки все так же валялись на тротуаре, но мне было все равно.

А что хотел сказать автор этим "рассказом"?

Не будь эта книжка в рамках флешмоба, я бы бросила её молча, не добавив в недочитанные. Прости, таинственный доброжелатель, что посоветовал мне её, но она мне совсем не понравилась, а потому дальше середины я, увы, не продвинусь. Прелесть коротких рассказов лично для меня в том, что каждым малюсеньким кусочком автор рассказывает Историю, на которую у иных потребовались бы месяцы и стопки исписанных листов. Коротко, лаконично, смысл прошибает в самое сердце. А здесь... Коротко - не поспоришь. Отрывисто - без начала и конца. Связи - никакой. Нет, вру, с одной стороны Япония, с другой Америка. Смысл? Ну, вы уже поняли.

Фактически, совершенно неважно как именно каждый из нас будет тратить неизвестное время, уготованное для этой порядком никчемной и никудышной планетки, чтобы залатать дыры сознания и разбавить размышления о масштабе ее никчемности. Фактически, абсолютно неважно кислотой каких именно замен мы будем пользоваться. Нанизанные на веревочку бусинки дней однажды дойдут до конца и рассыпятся по полу, прыгая со звоном вокруг туфель, моментально обратившись в сотни тараканов, которые одномоментно разбегутся в разные стороны, обретя свободу, и не найти, и не вернуть. Чем не вариант кончины? Фактически, каждый сам выбирает чем ему заполнять жизнь, чтобы отвлечься от невыносимого чувства обмана и осознания, что ты совершенно не подходишь под запрашиваемые стандарты. Перед аттракционом жизни будет стоять рамка по росту и ты так никогда и не дорастешь до нужных сантиметров. Нет, тебе не почувствовать ветер взлетов и падений, объединяющий счастливых посетителей ярких кабин. Ты так и останешься стоять внизу и провожать взглядами рослых ублюдков. Одинокий, потерянный, сконфуженный. Твое мороженое растаяло, капает тебе на ботинки. Липкое, бесконечное, сладкое, смешанное с грязью улиц, одиночество. И эти наверху, тянущие свои самодовольные рожи в улыбке, будут вечно смотреть на тебя, как на изгоя.

И тогда будет совсем неважно, чем ты решишься оттянуть неизбежное. Можно петь в богом забытых кабаках и каждый вечер терпеть "продюсера", прижигающего тебя сигаретами, а потом вскрыться в ванной. Можно сношаться с геями и наркоманами, и заболеть в итоге СПИДом. Можно обучать среднестатистических имбецилов истории или литературе, а потом пронести в школу дробовик, перестрелять всех к чертовой матери а потом и себя. Можно распахивать полы своего плаща, изумляя общество видом своих гениталий или изнасиловать малолетку, чтобы потом повеситься за решеткой на куске простыни. Можно сгнить на свободе, в бетонной конуре квартиры в окружении лысых вопящих голов, вышедших из твоего чрева, тряпок и вони супов. Можно стать пожарным с комплексом героя, спасать людей, тушить дома, однажды не потушить, упс, и быть похороненным в закрытом гробу. А можно стенографировать всю свою жизнь, каждую деталь, надеясь переключиться, сменить акценты, сдвинуть моральный вектор, не думать, не обращать внимания, нет, боже, не здесь, не сейчас не об этом, осталось немного, а позже все равно, не дожив несколько месяцев до юбилея, вышибить себе мозги из ружья, как наш рыжеусый ангелочек. Вариантов, на самом деле, предостаточно. И все будет едино.

Как-то я говорила, что считаю самым депрессивным писателем Реве, но, пожалуй, стоит забрать слова обратно. Потому что нидерландский холодный мальчик не стоит ни в каком сравнении и после него можно еще хоть как-то продолжать жить. После же чтения Бротигана хочется стреляться или идти в парк убивать людей. И спасает лично меня только то, что ружья у меня нет, а до самой близкой лесопарковой зоны ехать час на автобусе, а на такие передвижения меня не толкнет уже ничего. Но вынести тягость страниц с перечислениями деталей душераздирающей разницы Бротигановского инсайда и окружающего его аутсайда из секунды в секунду, становится невозможным. Нарезки мыслей, описывающие рестораны, в которые он не вписывается, людей, которых он не понимает, деталей социального пространства, которые кажутся ему дикими. Нарезки собственых ощущений. Патетично-негативные, безысходные. Печальные женщины, печальные мужчины, улицы, трамваи, зонтики, продавцы, официантки, юноши и девушки, газеты, все, конечно, такие же печальные. Такие же как и он сам.

Очередная исповедь неуместного человека. Создаваемая, якобы для того, чтобы примирить себя с миром, попытаться объяснить что-то самому себе, уговорить себя, переубедить через все эти "мысли на салфетках". Исповедь, играющая против ее автора. Снова и снова, в очередной раз доказывающая, что все есть только так, как есть. И по-другому не будет. А ты, как был лишним, так и останешься. Исхода не будет. Твое мороженое жизни растаяло. Тебе не стать таким, как они. И дни твоей жизни разбегаются в разные стороны тараканами Токийских поездов. Заряжай ружье.

Но я не могу изменить мир. Его изменили до того, как я в нем появился.

Хотите почитать увлекательную биографию исторического деятеля? Или фантастику из далекого космоса? Может, историю с привидением? Или лучше про несчастную любовь и загубленную судьбу? Да, все это и гораздо больше уместилось у Бротигана в одной-единственной книжке. Каждый отрывок мог бы стать каркасом для полноценного романа, но разве успели бы мы прочитать 131 роман так же быстро, как прокатиться на экспрессе Токио-Монтана?

Удивляюсь, насколько же эмоциональным получилось у меня чтение. Я успевал проникнуться жизнью героев, а на следующей странице они уже исчезали, но на их место приходили новые, и я снова с наслаждением погружался в их реальность. Надо сказать, что по части атмосферности Бротиган выше всяких похвал. Ну вот скажите, разве можно написать интересный и эмоциональный рассказ о перегоревших в амбаре лампочках? Оказывается, можно. Некоторые эпизоды из книги были грустными, некоторые - забавными, другие - абсурдными или захватывающими, но у всех есть общая характерная черта: они необыкновенно уютны и наполнены теплом, к Бротигану хочется возвращаться снова и снова, переживать и смеяться вместе с ним, совсем как со старым знакомым, который всегда рад вас видеть.

И напоследок одна-единственная фраза:

…Как запотевает холоднющим утром кухонное окно, и совсем ничего сквозь него не рассмотришь, потом медленно проясняется, и видны заснеженные горы, 10 тысяч футов, и окно запотевает снова, и кофе на плите, и горы тают, как грезы.

А я, как пьяная и счастливая зубная паста, пятничным вечером в Минске выдавливаю из себя этот отзыв, могу даже полопотать по-японски.

За что я люблю Бротигана – это детское любопытство, внимание к деталям и наивность. Мне хотелось бы быть такой же, возможно, у меня получается даже чуть лучше, чем у большинства окружающих. За что я люблю Бротигана – каждая книга не похожа на все остальные, но все равно это он. За что я люблю Бротигана – странные фразы невпопад, но до безумия меткие, честные. Правил нет, писать можно о чем угодно и как угодно странно, если ты – он.

Большую часть своей жизни я трачу на мелочи — крошечные порции реальности, подобные щепотке специй в рецепте сверхсложного блюда, приготовление которого занимает дня два, а то и дольше. Не одна щепотка, а чуть больше — и вы ступаете на кривую дорожку. О двух щепотках не может быть и речи, они уничтожат ваше блюдо. Заказывайте хот-доги.

За что я люблю Бротигана – я люблю задумываться о незначительном, а он утверждает, что это прекрасно. Вся эта книга тому подтверждение. Сборник заметок о том, мимо чего мы проходим каждый день. Именно такие любопытные мелочи – главные герои этой книги.

— Возьми с собой «клинексы». — Что? Я занимаю четкую оборонительную позицию и пытаюсь разобраться с этим совсем новым аспектом рыбалки, который никогда раньше не приходил мне в голову. — Вдруг ты чихнешь. Я задумываюсь. И вправду.

И вправду. За что я люблю Бротигана – за то, что даже в прозе он остается поэтом. Я не читаю поэзию, так что Бротиган полностью возмещает потребность организма в ней. Смысла нет, но остановись, созерцай.

Твоя душа далеко, Там нет ветра.

За что я люблю Бротигана – оказывается, он, как и я, не любит зонтики. За что я люблю Бротигана – он тоже любил Японию, а Япония любила его. За что я люблю Бротигана – его книги мягко обволакивают разум, выдергивает из логичной реальности.

Но я не могу изменить мир. Его изменили до того, как я в нем появился.

Кажется, мы стали отличными друзьями – я и его книги. И когда я все их прочту, я начну все с начала.

А за окном последний день февраля, снег ушел и солнце золотит волосы и с книгой на коленях среди троллейбусной суеты, я грущу, но я счастлива. Улыбаюсь.

Но теперь волк мертв. Клетка заросла травой. Путь к луне завершен.