Текст книги "Охота на Бугимена"

Из передних рядов журналистов раздался вопрос, однако полицейский Харпер его проигнорировал.

– В настоящий момент мы не можем установить, виновна ли в обоих преступлениях одна личность или за этим стоят разные преступники. Хотелось бы предостеречь как средства массовой информации, так и общественность от использования словечек типа «Бугимен» или «серийный убийца». Органы правопорядка рассчитывают, что население проявит спокойствие и бдительность, чтобы полиция смогла провести расследование должным образом. Позвольте выразить надежду на то, что жители Эджвуда проявят внимание и осторожность и будут своевременно уведомлять полицию о любых странных происшествиях. Надеюсь, скоро у нас появится дополнительная информация.

8

За столом в тот вечер разговор зашел о пресс-конференции сержанта Харпера. Отец считал, что следователь произвел прекрасное впечатление, что полицейскому удалось продемонстрировать в равной степени и уверенность, и власть. Мы – в хороших руках, подытожил отец.

К моему удивлению, мама категорически с ним не согласилась и в ходе пятиминутной тирады разнесла в пух и прах все – от манеры сержанта Харпера одеваться и того, как он раскачивался взад-вперед, когда общался с прессой, до публичного разглашения факта изнасилования Кейси Робинсон.

– Вы только представьте себе, что чувствовала ее семья, слушая, как об этих ужасах рассказывают всему свету по телевизору! Да зачем же такое делать?

Меня так и подмывало объяснить ей, что у общественности есть право знать о происходящем, особенно когда люди так напуганы, уязвимы и ждут ответов. Однако мне достало ума держать рот на замке. В споре с мамой ни мне, ни отцу победа не светила.

Пока мы убирали со стола грязную посуду, на кухне зазвонил телефон. Родители не рвались к трубке, и я заметил, что они обменялись каким-то странным взглядом.

– Что? – спросил я, переводя взгляд с одного на другую. – Ладно, тогда отвечу я.

Поставив тарелку на столешницу, я снял трубку.

– Да?

В трубке молчали.

– Слушаю вас!

И вновь в ответ лишь тишина. Я повесил трубку и посмотрел на родителей.

– Не отвечают.

– Вот, опять, – рассердился отец. – Точно так же пару раз молчали в трубку маме, испугали ее.

Мама вздрогнула и обняла себя за плечи.

– Я слышала, как на том конце провода кто-то сопит.

– Наверное, дети забавляются, – пожал я плечами.

Отец кивнул.

– Я то же самое сказал.

– Мне как-то не по себе, – промолвила мама. – Это ведь уже в третий раз. И опять неизвестно кто.

– Мам, а ты как думаешь, кто это? – Я старался не улыбаться. – Может, Бугимен?

Мама шлепнула меня кухонным полотенцем по плечу.

– Ничего смешного!

– Ой-е-ей! – Я поднял руки, защищаясь, по-прежнему сдерживая улыбку. – Прости, я дурачился.

– Ну так знай: получилось несмешно. То, что здесь творится, просто ужас. А тут еще и ты, – она ткнула пальцем в моем направлении, – и все эти люди, которые названивают, чтобы поболтать о кошмаре. А отвратительные книжки, которыми завален твой стол?! «Энциклопедия серийных убийц»? Господи Иисусе, тебе просто повезло, что я ее в мусорку не вышвырнула.

Я наклонился – пришлось, ведь в ней метр сорок пять – и обнял маму.

– Ты рассуждаешь прямо как Мэри. Она меня вчера упырем назвала.

У мамы глаза чуть из орбит не вылезли.

– Как она посмела тебя назвать?.. Ну, я поговорю с этой девчонкой!

Я чмокнул маму в щеку и глянул на отца. Тот с улыбкой покачивал головой.

9

Отец постучал в дверь моей комнаты поздно вечером.

– Ты занят?

Я оторвался от монитора.

– Да так, просто перечитываю старую историю, а что?

Отец вошел и сел на краешек кровати.

– Сделай доброе дело, а?

– Ну конечно, пап. Что нужно?

– Нужно чтобы ты был осмотрительнее.

– С чем осмотрительнее? – не понял я.

– Для начала с вопросами, которые ты задаешь в городе.

Я было запротестовал, но он меня остановил.

– Я знаю, что тебе интересно… всякое такое. И я не против. Мама много ворчит по этому поводу, но и она не против. В основном потому, что знает: у тебя на плечах неплохая голова. И еще потому, что знает, как тебе всякое такое нравится, – он махнул рукой в сторону постера «Участи Салема»[12]12
  «Участь Салема» – ТВ-сериал 1979 г. по одноименному роману Стивена Кинга; в России известен под названием «Салемские вампиры».


[Закрыть] над кроватью, – но мы бы хотели, чтоб ты вел себя поосторожнее. Мы живем в реальной жизни, Рич, и речь идет об очень чувствительной теме. Не всем понравятся вопросы, которые ты задаешь.

– Ты говоришь сейчас об этих звонках?

Он посмотрел на меня и пожал плечами.

– Договорились. Я стану осмотрительнее. Скажи маме, пусть не волнуется.

Выражение его лица изменилось:

– Не волнуется? Ты ведь знаешь, такого никогда не будет.

Мы оба расхохотались.

Он поднялся с кровати, снова бросив взгляд на постер «Участи Салема».

– И как ты только спишь в комнате с этим… Этот зомби – просто жуткий.

– Господи, пап, – взмолился я в притворном гневе, – это же вампир!

Он пригляделся внимательнее.

– Гмм, вот я и говорю: этот вампир – просто жуть!

– Спокойной ночи, – рассмеялся я в ответ.

– Спокойной ночи, сынок.

Уходя, он закрыл дверь.

10

Я знал, что отец прав: следует быть осторожнее. Если задуматься, что я вообще вытворяю? Подумаешь, обладатель свеженького диплома! Я ведь не журналист. В газете я не работаю. Контракта на написание книги у меня нет. Как я уже говорил Карли, я просто-напросто… любопытствую. Вот почему так вышло, что я стал проезжать мимо игровой площадки почти каждый день. «Седар-драйв» прямо по дороге на почтамт, поэтому ничего удивительного, что я проезжаю мимо, верно?

Временные заграждения уже убрали, площадку вновь открыли. Но я не видел, чтобы там играло много детворы; а если и играли, то всегда под присмотром как минимум одного внимательно наблюдающего взрослого. Наверное, уйма времени пройдет, прежде чем все вернется к обычному порядку вещей. Если вообще вернется.

У подножья горки, где нашли Кейси Робинсон, образовался импровизированный алтарь из свежих цветов, мягких игрушек и самодельных открыток. Видно было, что здесь жгли свечи, и вокруг временного мемориала неровным кольцом лежала россыпь восковых огарков. Я несколько раз чуть было не припарковался, чтобы взглянуть поближе, но так и не решился остановиться.

11

В среду перед Днем независимости Карли приехала к нам домой, и мы посидели на веранде со стаканами чая со льдом. На небе не было ни облачка, солнце палило яростно, без малейшего намека на милосердие. Карли проверила, плотно ли закрыта дверь, и снова потребовала, чтобы я поклялся хранить тайну. Мне пришлось клясться дважды, и лишь после этого она рассказала.

Как и в случае с нарисованными мелом перед домом Галлахеров классиками, о которых власти попросили прессу не распространяться, полиция пожелала скрыть от широкой публики и еще кое-что в деле Кейси Робинсон. На телефонном столбе прямо через дорогу от дома Робинсонов было обнаружено объявление: белый картонный прямоугольник, на нем – маленькое фото чего-то похожего на взрослого пуделя. «Вы видели эту собаку?» – было напечатано над фото, а под фото стоял телефонный номер – 671–4444.

Ни Робинсоны, ни Перкинсы, их соседи через дорогу, не видели подобной собаки и не знали, кто разместил объявление. Соседи по Черри-Роуд тоже были не в курсе. Следователи опросили и обыскали все окрестности, но не обнаружили второго такого объявления. Позже я узнал, что вскоре кто-то попытался набрать указанный телефонный номер, однако звука вызова не было – просто полная тишина в ответ. Тогда обратились в телефонную компанию, и ее представитель заявил, что такого номера не существует.

12

А еще полиция скрывала – и на то имелись причины – полное отсутствие улик на местах обоих преступлений. Для подобного жестокого преступления крайне необычно, что преступник вел себя настолько осторожно и сдержанно.

– Такое ощущение, – по секрету жаловался один из полисменов, – что этот гад исчез в никуда: просто прорезал дыру в ночи и растворился.

В спальне Наташи Галлахер и на раме ее окна не обнаружили ни единого отпечатка, который не принадлежал бы Наташе или членам ее семьи. Как и предполагалось, капля крови на подоконнике была Наташиной. Из-за жары, которая стояла в последнее время, земля под окном была сухой и твердой; никаких следов не нашли. Никто из соседей не заметил в ночь преступления ничего из ряда вон выходящего. Никаких незнакомых автомобилей, кружащих по району или припаркованных в неположенных местах. Никто не скрывался в тени и даже не выгуливал собаку по соседству от дома Галлахеров. А что касается трупа Наташи, то, несмотря на характер и жестокость нападения, ни волоска, ни волокна тканей, ни следа крови, слюны или ДНК убийцы не было обнаружено.

Дело Кейси Робинсон было ничуть не легче. Некая жительница Бейберри-драйв заявила, что слышала рев двигателя на улице приблизительно в то время, когда пропала Кейси, но, подойдя к окну, увидела лишь пустую улицу. Другие же соседи вообще ничего и никого не слышали. Кед «Чак Тейлор», который мистер Робинсон подобрал на подъездной дорожке, ничего примечательного не дал. На месте преступления, на горке, следователи выявили добрый десяток отпечатков пальцев, которые можно было распознать, однако большинство из них принадлежали местной детворе. Перед смертью Кейси Робинсон подверглась изнасилованию, но можно было смело утверждать, что преступник воспользовался презервативом. Не обнаружили ни слюны, ни спермы. Даже укус был начисто обработан.

А еще можно было говорить об отсутствии очевидной связи между жертвами. Обеим девушкам было пятнадцать лет, обе были белыми, из полноценных крепких семей, обе были не единственными детьми в семье, жили неподалеку друг от друга. Обе были броскими длинноволосыми красотками. На этом сходство и заканчивалось. Эджвуд – городок небольшой, девушки знали друг друга по школе и даже имели несколько общих знакомых, но между собой они не общались и редко проводили время вместе – ни вдвоем, ни даже в общем коллективе. Они не болтали по телефону, не ходили друг к другу на дни рождения. У них не было общих бойфрендов, они не западали вместе на одного парня. Наташа Галлахер была чирлидером, Кейси Робинсон – президентом математического клуба. Следователи из кожи вон лезли, чтобы найти хоть одну зацепку, хоть что-то, что могло бы связать девушек, однако ничего у них не выходило.

Полиция и департамент шерифа начали ощущать давление со стороны прессы. После гибели Кейси Робинсон городок Эджвуд перестал прозябать в тени. И «Си-эн-эн», и «А-Пэ» открыли здесь свои корпункты и ежедневно гнали репортажи о развитии событий. Примелькались и команды репортеров из других штатов, которые бродили по городу и снимали буквально все подряд. К счастью, бренд «убийца с замашками Ван-Гога», с которым мы познакомились из передовицы в «Балтимор Сан», не прижился, и публика его не подхватила. Зато с «Бугименом» все было по-другому. К концу июня большинство средств массовой информации и увлеченных зрителей (в основном те, кому не было еще тридцати) называли эджвудского убийцу только так. Прозвище пользовалось стойкой неприязнью в полиции. По их мнению, оно явилось результатом погони за сенсацией и отличалось дурновкусием. И хотя начальство практически ежедневно требовало, чтобы полиция не афишировала свое собственное тайное прозвище убийцы, таковое все-таки имелось. Его звали «Призрак».

Лучшие подружки Кейси Робинсон и Райли Холт в Оушн-Сити, Мэриленд (фото предоставлено Ребеккой Холт)

Кейси Робинсон (фото предоставлено Робертом Робинсоном)

Тротуар, на котором Райли Холт в последний раз видела Кейси Робинсон (фото предоставлено автором)

Место преступления на игровой площадке «Седар-драйв» (фото предоставлено «Балтимор Сан»)

Репортер Одиннадцатого канала на месте преступления (фото предоставлено Логаном Рейнолдсом)

IV
Подозрения усиливаются

«Потому что так рассказ получается интереснее»

1

Июнь клонился к знойному финалу – чему все были, несомненно, рады, – приближался День независимости. Кара наконец-то вырвалась с учебы, и нам удалось хоть какое-то время побыть вместе. Все время с начала летних занятий Кара лишь призрачно существовала в моей жизни, звучала утомленным голосом на том конце провода. Я по ней просто истосковался.

В пятницу, первого июля, мы взяли еду навынос из «Венецианского дворца» на Сороковом шоссе и пообедали за столиком для пикников на заднем дворике у Кары дома. У парковки на шоссе стояли мусорные контейнеры ресторанчика, и я увидел на одном из них надпись, сделанную краской из баллончика: «Бугимен есть».

С реки веял приятный ветерок. Мы думали, не сходить ли на поздний киносеанс, но решили отложить на другой раз, – после долгой недели накопилась усталость. Вместо этого съездили в харфордский торговый центр, постояли в очереди за мороженым в ресторанчике «Френдлиз», взяли рожки с двойным вкусом и, пока уплетали их, глазели на витрины.

Пока нам удалось избежать разговора об убийствах девочек, ведь столько накопилось разных тем, включая подготовку к свадьбе в январе. Но пробираясь сквозь торговый центр, наталкиваясь на друзей и знакомых, слыша обрывки случайных разговоров, игнорировать эту тему становилось все сложнее.

– Все теперь кажется каким-то другим, правда? – заметила Кара.

Я кивнул.

– Все и стало другим.

– Посмотри на людей: ни улыбок, ни смеха.

Я взглянул на группу подростков, отиравшихся у фуд-корта, и понял, что она права: детвора выглядела напряженной. Одна девушка, худенькая брюнетка с длинными курчавыми волосами, похоже, недавно плакала. Ее друг притянул девушку к себе, стараясь успокоить.

– В университете все только об этом и говорят, – продолжала Кара. – Мой напарник в лаборатории спросил, не из Хэддонфилда ли я. Мол, это городок из фильма ужасов «Хэллоуин».

Я улыбнулся.

– Рич, это совсем не смешно.

– Не смешно, – согласился я, – зато остроумно.

– А ты слышал, что празднование отменили?

– Что, и шествие?

– Насколько я знаю, нет, но, по-моему, нужно отменить и его. Четвертого июля будет как раз две недели со дня гибели Кейси Робинсон.

Я быстро подсчитал: Кара права. Из-за постоянного давления со стороны газетчиков ощущение было такое, словно не несколько дней миновало, а пара месяцев.

– Сейчас любое празднование – знак неуважения. А если опять что-то произойдет? Причем именно потому, что все заняты празднеством? Ведь половина народа перепьется и соображать ничего не будет.

– Ну, шериф пообещал, что на праздничные выходные будет усилено патрулирование.

– Знаешь, о ком я вспомнила, когда увидела его выступление по телевизору?

– О ком?

– О тупице-мэре из «Челюстей», – ответила Кара и процитировала, неумело подражая мужскому голосу: – «… большой хищник, который предположительно убил нескольких плавающих. Но, как видите, погода чудесная, пляжи открыты, и отдыхающие отлично проводят время».

Нельзя было не улыбнуться: если Кара завелась, ее уже не остановить.

– Я так рада, что мы уедем отсюда на пару дней на залив, – вздохнула она, – подальше от всего этого.

– Я тоже рад. – Я всю неделю писал и теперь мечтал быть с Карой, ее семьей, рыбачить, кататься на водных лыжах, отдыхать на берегу.

Возвращаясь к машине, мы заметили новостную группу с Тринадцатого канала. Журналисты беседовали с пожилой парой. Лучше было обойти их стороной – совершенно не хотелось вляпаться и застрять. Все ежедневные информационные программы показывали одно и то же: местные жители, выпучив глаза, отвечали на сакраментальный набор вопросов: как вы полагаете, в Эджвуде бесчинствует серийный убийца? Чувствуете ли вы себя в безопасности? Знали ли вы лично кого-либо из жертв или членов их семей?

Несмотря на то что после убийства Кейси Робинсон в эфир вышли уже две полные пресс-конференции, дополнительных новостей нам сообщили крайне мало. Местный банк объявил награду в десять тысяч долларов за сведения, которые приведут к поимке преступника, а харфордский окружной департамент шерифа открыл телефон доверия. Полиция также прокомментировала новость о создании в Эджвуде добровольной дружины; однако что-то подсказывало, что такие начинания приведут к дополнительным серьезным осложнениям.

– Мы, безусловно, положительно оцениваем любую помощь, которую общественность может оказать следствию, – заявил сержант Харпер в подготовленном обращении, – однако также считаем своим долгом уведомить граждан о необходимости следовать нескольким непреложным правилам поведения. Во-первых, во время патрулирования не допускается ношение огнестрельного оружия. Мы накажем любого нарушителя по всей строгости закона, исключений не будет. Во-вторых, и это столь же важно: члены дружины ни при каких условиях не имеют права действовать самостоятельно; следует незамедлительно связаться с полицией. И в-третьих, при обнаружении каких-либо предметов, относящихся к расследованию, дружинники не должны ни при каких обстоятельствах перемещать…

2

Высадив Кару у дома ее родителей, по дороге домой я проехал мимо школы. Был уже десятый час вечера, стемнело, на площадке стояла тишина. В ярком свете фар виднелся импровизированный алтарь у подножья горки, посвященный Кейси Робинсон: он вырос как минимум вдвое с тех пор, как я был здесь в последний раз. Еще больше цветов, мягких игрушек, намного больше самодельных открыток, в основном с трогательными фотографиями Кейси. Когда я отъезжал, во встречном направлении проехала патрульная машина. Полицейский за рулем посмотрел на меня долгим пристальным взглядом. Я кивнул и помахал ему. Уверен, что он разглядел меня, но в ответ не помахал.

Добравшись домой, я наскоро поздоровался с родителями – они смотрели телевизор в спальне, – схватил книжку Джона Сола[13]13
  Джон Сол (р. 1942) – классик американской хоррор-литературы; по-русски чаще всего именуется Соул или Саул.


[Закрыть] с прикроватного столика и отправился вниз, на веранду. Однако в голове царил сумбур, и я прочел лишь пару глав. Закрыв книгу, я вернулся на кухню в поисках радиотелефона. Через несколько минут, вновь уютно устроившись на крыльце, я набрал номер Карли Олбрайт, и мы продолжили разговор, начатый на неделе, о загадочных числах на классиках и из телефонного номера с объявления о потерявшейся собаке. Концы с концами не сходились.

– Что еще это может значить? – спросил я.

– Понятия не имею, – ответила Карли. – Тройка и четверка – главные цифры. Третье и четвертое убийства? Он уже проделывал такое? Больше ничего в голову не идет…

– По-моему, должно быть какое-то другое, более… глубокое, что ли, объяснение.

– Почему ты так думаешь? Про Ганнибала Лектера начитался?

В начале того лета с оглушительным успехом вышел в свет роман Томаса Харриса «Молчание ягнят». Карли знала, что я остался от книги в восторге.

– Он – вымышленный герой, Рич. Ты ведь понимаешь: в основном эти чудовища – не гении, далеко не гении.

Я вздохнул поглубже, подбирая слова.

– Мне вот что подумалось… Ему достало ума не оставить ни единой улики; ему хватает наглости дразнить полицию этими циферками. Не логично ли предположить, что он дьявольски умен?

– А еще можно предположить, что ты выдаешь желаемое за действительное. Мы не уверены даже, что именно убийца классики нарисовал и объявление про собаку приклеил. Не исключено, что это просто жуткая шутка.

– А с какого мне хотеть, чтобы он был умным?

– Потому что так рассказ получается интереснее, – ответила она.

Я принялся было спорить, но оборвал себя. А может, она права? Может, мне просто хочется, чтобы это чудовище было умным и запоминающимся, подобно герою книги или фильма. И чем дольше я размышлял об этом, тем больше понимал, что мне просто нужно внимательнее и пристальнее посмотреть в зеркало.

Младшая сестра Карли подняла трубку параллельного телефона и попросила дать ей поговорить. Сразу закруглившись, мы решили на неделе пересечься и пожелали друг другу спокойной ночи.

Я опять открыл ужастик Сола и прочитал еще абзац, но потом закрыл книгу. Глядя на боковой дворик, я представлял себе большие группы отчаянных и обозленных горожан, прочесывающих темные улицы Эджвуда, обыскивающих слабо освещенные переулки и скрытые тенями тупики. Брат Кары был знаком с одним парнем, который пошел в дружинники. Этот парень купил себе армейскую рацию и очки ночного видения. А от другого приятеля я слыхал, что некая группа дозорных берет с собой в ночные патрули тележку со льдом и пивом. И некоторые из них вооружились парализаторами.

Тут меня накрыло: я вдруг осознал, как тихо на улице. Уже начались предпраздничные выходные, а Хансон-роуд словно вымерла. В иные времена от каждого мангала сейчас доносились бы громкие голоса, пьяненькие отцы семейств с разгона плюхались бы в бассейны, а детишки носились бы по улице с бенгальскими огнями или ловили светлячков. Фейерверки и взрывы сигнальных ракет озаряли бы небо над головой.

Я долго сидел на заднем дворе, тоскуя по прежним временам, наполненным этими радостными звуками и картинами, думая о семьях Галлахеров и Робинсонов и вспоминая Карли и ее слова, слова, от которых мне стало немного не по себе:

Потому что так рассказ получается интереснее.

3

С утра пораньше отец попросил съездить за бензином для газонокосилки и триммера. После завтрака я взял пару двадцатилитровых канистр, пылившихся в углу гаража, и поехал на станцию «Тексако». У одной из колонок, прямо передо мной, заправлял свой старенький «Мустанг» Джош Галлахер. Я не видел его с похорон и сразу пожалел, что выбрал эту заправку. Дело в том, что я, когда нервничаю, запросто могу сморозить какую-нибудь глупость, а мне совсем не хотелось расстраивать отца Наташи.

Впрочем, волновался я зря. Не успел я заглушить двигатель и выйти из машины, как к соседней колонке подъехал мистер Паркс, мой школьный тренер по баскетболу и лакроссу. Он прямо-таки вывалился из своего здоровенного пикапа.

– Чиз! – По его мясистому лицу растянулась радостная ухмылка.

– Привет, тренер. Как дела?

Он подошел и дал мне такую пятерню, что пальцы свело.

– Да как обычно, Чиз, ты же меня знаешь. Все путем, помаленьку.

Тренер Паркс глянул на машину перед нами и прямо-таки распахнул глаза:

– А, Джош, привет! Я тебя сразу и не заметил.

Джош вставил заправочный пистолет в колонку и повернулся к нам.

– Мистер Паркс, – кивнул он в ответ. – Привет, Рич.

Я изо всех сил старался не менять выражения лица.

– Привет, Джош. Как сам?

Он пожал плечами, а я беззвучно послал себе проклятие: что, интересно, тут можно ответить? Однако он удивил меня, сказав:

– Я видел тебя с родителями на похоронах. Спасибо, что зашли.

Я напрягся и выдавил:

– Приношу… свои соболезнования.

– Да, и я, – добавил тренер, и голос его звучал совсем не так, как минуту назад. – Извини, что мне не удалось приехать на службу. Я отдыхал с семьей брата и ни о чем не знал, пока не вернулся.

– Ничего страшного. – На лице Джоша и мускул не дрогнул. Из кармана джинсов он вытащил ключи. – Ну, мне пора. Мама ждет, нужно отвезти ее в магазин.

– Передавай привет от меня родителям, – сказал тренер.

Джош опять кивнул.

– Хорошо.

Я неуклюже махнул ладонью.

– Пока.

Джош хлопнул дверью, двигатель взревел. Мы смотрели, как он уносится, а потом его машина затерялась в потоке транспорта на Эджвуд-роуд. Я выдохнул, только когда «Мустанг» пропал из виду.

– Да, ужас, – наконец, выдавил из себя тренер. – Какой кошмар.

Я открыл багажник и достал канистры. Поставив их на земле перед собой, потянулся было к заправочному пистолету, и вдруг мистер Паркс спросил:

– Тебя полицейские уже допросили?

Рука застыла на полпути к канистре.

– О чем?

– О том, что случилось с сестрой Джоша.

Я уже хотел спросить, не разыгрывает ли он меня, но по выражению лица понял, что тренер совершенно серьезен.

– Меня? А зачем меня допрашивать? Меня здесь даже не было, когда все случилось. Я был в Колледж-Парке.

– Понятия не имею. Со мной разговор был. Похоже, они со всеми говорили, кто в нашем районе живет. Я слыхал, опрашивали Алекса Балико и его брата, а еще Чарли Эмджа, Дэнни и Томми Ноэлов, Тима Дэптола.

Я удивленно на него воззрился.

– О чем же они спрашивают?

Тренер знакомым жестом пригладил редеющие волосы – знак, выдающий волнение.

– У меня спрашивали, что я думаю о Наташе. Была ли она действительно такой воспитанной и всеми любимой, как о ней говорят. Не знаю ли я кого в школе, кто мог бы ей завидовать или просто невзлюбить. – Он состроил гримасу. – А еще они хотели знать, когда я видел ее в последний раз и где я был в ночь убийства.

– Господи…

– Да, представляешь? Описать не могу, как я обрадовался: я рассказал, что был в отпуске с семьей. Обрадовался, что у меня есть настоящее алиби, прикинь?

– А еще что спрашивали?

– Да больше вроде ничего. К счастью, долго не тянули. – Он рассмеялся. – Я все равно чуть не обделался.

– Да уж, не обделаешься тут.

Как обычно, тренер хлопнул меня по спине, а я, как обычно, сделал вид, что не больно.

– Не парься, Чиззи, скоро копы и до тебя доберутся.

4

С моим везением «скоро» наступило уже на следующий день.

Родители ушли на службу в церковь к десяти утра, я кружил один по кухне, и тут раздался стук в дверь. Глянув в дверной глазок, я сразу же узнал высокого человека, стоявшего на крыльце: его лицо в последнее время примелькалось по телевизору. Я открыл дверь и пригласил сержанта Харпера войти. Как ни странно, поначалу я не нервничал, хотя передо мной, на диване в гостиной, сидел большой начальник – самый главный по расследованию этих преступлений. Мало того, он пришел опросить меня. А я даже не рассмотрел ни его значок, ни удостоверение, когда полицейский вынул их из кармана пиджака.

При личном общении сержант Харпер оказался человеком гораздо более обходительным, чем по телевизору, и проявил предельную вежливость. Он заверил, что отнимет не более пятнадцати-двадцати минут, и так оно и вышло. Когда разговор закончился, полицейский одним движением захлопнул блокнотик на пружинке, в который все записывал, и поблагодарил меня. Потом оставил визитку и ушел.

Вскоре из церкви вернулись родители, но я ни словом не обмолвился о нашем посетителе – я уже решил, что сделаю это позже. Сейчас я попытаюсь максимально точно воспроизвести нашу беседу:

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Начнем с личных данных. Ваше имя, возраст, адрес, род занятий.

Я: Меня зовут Ричард Чизмар, мне двадцать два. До января буду жить на Хансон-роуд, девятьсот двадцать; в январе женюсь и переезжаю в Роланд-Парк, в Балтимор. Здесь проживаю с родителями. Только что, в мае, закончил Мэрилендский университет. Я писатель и редактор, во всяком случае, будущий.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Поздравляю с предстоящей свадьбой.

Я: Спасибо.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Выросли вы здесь, в Эджвуде?

Я: Мы переехали сюда из Техаса, когда мне было пять, отец тогда вышел в отставку из ВВС.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Вы с родителями живете втроем или у вас есть братья и сестры?

Я: У меня три сестры и брат, все они гораздо старше меня. Они живут отдельно с тех пор, как мне исполнилось девять или десять лет.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Знали ли вы недавно убитых девушек – Наташу Галлахер и Кейси Робинсон?

Я: С Наташей мы были немного знакомы – здоровались, ведь жили по соседству. Я не видел ее с тех пор, как уехал учиться в колледж. В старших классах средней школы я учился с ее братом, но мы не особо дружили – в одной компании не тусовались. А Кейси Робинсон я не знал вовсе.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Никогда с ней на улице не сталкивались? Может, в очереди в магазине?

Я: Если бы наши дорожки где и пересеклись, я бы Кейси не узнал – увидел ее впервые на фото в газете.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Вы сказали, что ходили в школу с Джошуа Галлахером. Что вы можете о нем рассказать?

Я: Гмм, наверное, что он – хороший парень. В выпускном классе мы вместе ходили на некоторые занятия. Он занимался борьбой, и круг его общения – ребята из команды. С тех пор как мы закончили школу, встречались от силы раза четыре-пять.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Известны ли вам случаи, чтобы он вляпался в какие-нибудь неприятности? Может, у него с кем-то были проблемы?

Я: Нет, мне не известно ничего подобного.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: C остальными членами семей Галлахеров или Робинсонов вы не общаетесь?

Я: Немного знаю мистера и миссис Галлахер – потому что соседи и потому что в церковь ходили. Знакомы мы скорее шапочно: здороваемся при встрече в магазине, рукой махнем, проезжая мимо. Миссис Робинсон я видел, когда паковал покупки в продовольственном магазине, – летом, перед выпускным классом в школе. Она заходила в магазин дважды в неделю или около того, а вот с мистером Робинсоном я, кажется, не знаком.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Не могли бы вы мне сказать, где находились в ночь второго июня, когда погибла Наташа Галлахер?

Я: Я тогда еще не съехал с квартиры, где жил, когда учился в университете.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: В Колледж-Парке?

Я: Строго говоря, в Гринбелте, по соседству с Колледж-Парком. Мы с друзьями снимали квартиру в жилом комплексе «Бриттани-Плейс».

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: И ночью второго июня вы с друзьями были в этой квартире?

Я: Да, сэр. Мы как раз на той неделе начали уборку, потому что заканчивался срок нашей аренды.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Сколько человек там проживало с вами?

Я: Трое.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: И все трое были той ночью в квартире?

Я: По правде говоря, только один. Двое других уехали домой, к семьям.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Вы можете сообщить мне имена ваших друзей и как с ними связаться?

Я: Билл Кафрон, Дэйвид Уитти, Фред Ансвел. Когда мы закончим, я найду свою записную книжку и дам вам их телефоны и адреса.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Кто из них остался в квартире ночью второго июня?

Я: Билл Кафрон. Он тоже из Эджвуда, у него мама на Перри-авеню живет.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Сможет ли он подтвердить, что вы были вместе вечером второго июня?

Я: Конечно!

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Мистер Чизмар, я задаю обычные в подобной ситуации вопросы. Такие же вопросы мы задали десяткам местных жителей. У меня и в мыслях нет смущать вас подозрениями.

Я: Все в порядке, просто… неуютно несколько.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Вам станет спокойнее, если я скажу, что мы и почтальону вашему задали те же самые вопросы?

Я: Старому мистеру Рори?

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Он доставляет почту и Галлахерам, и Робинсонам, так что мне пришлось опрашивать и его.

Я: Что ж, пожалуй, это как-то успокаивает.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Я вас прекрасно понимаю. Мы почти закончили. Ваш сосед Билл пробыл с вами весь вечер?

Я: Практически. В какое-то время он отправился к своей девушке, но уже значительно позднее.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: В какое примерно время?

Я: По-моему, где-то в одиннадцать, может, чуть позже.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Он остался со своей девушкой или вернулся к вам в квартиру?

Я: Билл остался у нее.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Не могли бы вы сообщить мне ее имя?

Я: Конечно, Даниэла Эппелт.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Как я понял, незадолго до второго июня вы сюда, в Эджвуд, приезжали.

Я: Верно. Скорее всего, на последней неделе мая. Я взял взаймы у друга грузовик и перевез домой рабочий стол, книжную полку и некоторую другую мебель.