Текст книги "Охота на Бугимена"

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Как долго ехать из Гринбелта в Эджвуд?

Я: Зависит от времени дня. Обычно около часа, но дольше, когда попадаешь в столичные пробки.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Что насчет вечера двадцатого июня, когда была убита Кейси Робинсон?

Я: Я тогда был здесь, дома, в своей спальне – работал и слушал переговоры полиции по сканеру. Я слышал самые первые вызовы, когда мистер Робинсон позвонил в участок. Не спал всю ночь, слушал, родители могут подтвердить.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Из дома вы тем вечером не отлучались?

Я: Нет.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Хорошо, тогда напоследок еще пара вопросов. С тех пор как вы вернулись домой из Колледж-Парка… то есть из Гринбелта… вы заметили или, может быть, почувствовали здесь в Эджвуде что-то странное? Все что угодно?

Я: Ничего в голову не приходит. Я в основном просидел все время в комнате, за работой.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Что ж, понятно. Кстати, говорите, вы – писатель? Что вы пишете?

Я: Гмм… Художественную литературу в основном. Мистика. Загадки. Преступления. Ужасы.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Ужасы, говорите? Например, про серийных убийц?

Я: И это тоже.

СЕРЖАНТ ХАРПЕР: Спасибо, мистер Чизмар. Я очень благодарен вам за потраченное время.

5

Детектив Харпер удалился, а я вышел на улицу, взял свежую газету и, устроившись на ступеньках крыльца, поискал раздел спортивных новостей – хотел посмотреть вчерашнюю турнирную таблицу. Однако моим вниманием сразу же завладел заголовок прямо под сгибом на первой странице:

ОБРЕЗАНИЕ УШЕЙ: ДЛИННАЯ И ЖУТКАЯ ИСТОРИЯ

Я сперва просто не поверил, что респектабельная «Балтимор Сан» напечатала настолько желтушный заголовок, да еще и на первой полосе. Было указано и имя автора статьи: некий Марк Кнаусс. Это имя мне ничего не говорило. Я сразу же принялся читать, а когда добрался до конца страницы, то судорожно кинулся листать до четырнадцатой – туда, где окончание. Статья оказалась поразительной. Согласно утверждению автора, удаление ушей человека в качестве наказания было задокументировано еще в законодательстве древних ассирийцев и в Кодексе Хаммурапи в Вавилоне. В Англии начала шестнадцатого века Генрих VIII изменил существующий закон о бродяжничестве так, что нарушитель на первый раз получал три дня в кандалах, за повторное нарушение полагалось обрезание ушей, а за третье – повешенье. В США в конце XVIII века также практиковалось обрезание ушей – за лжесвидетельство, клевету, поджог и подделку документов – особенно в Пенсильвании и Теннесси.

Практика отрезания ушей побежденным врагам восходила ко временам крестовых походов, но в то время не была настолько распространена, как ритуальное уродование противника, павшего на поле боя, североамериканскими индейцами.

Во время войны во Вьетнаме в средствах массовой информации появилось огромное количество противоречивых историй, описывающих, как американские военные издевались над трупами убитых солдат Северного Вьетнама и над гражданскими, в том числе отрезая им уши. Эти зверства начались на заре войны, когда американские советники, обучая местное население монтаньяров-тхыонгов, предлагали им небольшую плату за убийство вьетнамских солдат. Чтобы получить деньги, нужно было предоставить доказательство уничтожения врага, и было решено, что сойдет и отрезанное ухо. Фотографии с мест боев и киносъемки американских войск, совершающих эти зверства и украшающих себя целыми ожерельями из десятков отрезанных ушей, привели к гневной реакции общества на родине, в Штатах.

Из недавних событий были упомянуты девять жертв убийств в Майами, у которых были отрезаны уши. Местные сотрудники правопорядка первоначально полагали, что эти отвратительные поступки – дело рук серийного маньяка-убийцы, однако арест подозреваемого по другому делу вывел полицию на религиозную секту под названием «Нация Яхве». Создатель секты, Хулон Митчелл-младший, также известный как Яхве, требовал «смерти белых дьяволов в отмщение и воздаяние за каждого черного, убитого на этой земле». Сектанты сообщили полиции: для того, чтобы стать «Ангелами смерти» – крутыми и почитаемыми в этом культе членами сообщества, которые отвечали за то, чтобы держать в узде остальных, – нужно было выполнить требование Яхве и «принести уши белых дьяволов».

И, наконец, был еще Роберт Берделла, серийный убийца из Миссури, известный как Мясник из Канзас-Сити, или Коллекционер. В период между восемьдесят четвертым и восемьдесят седьмым годами Берделла похитил, изнасиловал, замучил и убил по меньшей мере шестерых мужчин. Он насильно удерживал своих жертв на период до шести недель. Кроме отрезания ушей Берделла совершал и другие зверства, например, заливал своим жертвам средство для прочистки труб в глаза, загонял иглы под ногти, связывал запястья рояльными струнами.

Господи.

Закончив читать, я с предельной ясностью сформулировал для себя несколько мыслей. Во-первых, хотя информация и представляла интерес, она не содержала ответа, почему кому-то понадобилось отрезать уши Наташе Галлахер и Кейси Робинсон. Во-вторых, от слов, которые я только что прочитал, во рту стоял гадкий вкус, и я понял, что мне необходимо почистить зубы и принять душ. И наконец, в-третьих, черта с два я дам маме прочитать эту статью.

Так что, прежде чем зайти домой, я вернулся к подъездной дорожке и бросил газету в мусорку.

6

В тот же день к вечеру позвонила Карли Олбрайт с новостями.

В Оушн-Сити обнаружился бывший бойфренд Кейси Робинсон. Последние несколько недель он работал в пункте проката на Четвертой улице – сдавал в аренду зонты, стулья и бодиборды. У него нашлось нерушимое алиби на двадцатое июня, и вопросы к парню сразу отпали. Говорят, он заявил детективам:

– Нечего говнюкам из Эджвуда ко мне лезть. Меня в этой помойке и близко тогда не было, да и не собираюсь я туда в ближайшее время.

Ничего не скажешь, приятный молодой человек.

Карли сообщила еще кое-что: один из ее надежных информаторов раскрыл, что в спальне Наташи обнаружили маленький пакетик марихуаны. Полиция не стала связывать этот факт с похищением и убийством, однако местных дилеров опросили – так, на всякий случай.

По словам того же источника, неизвестный, позвонивший по телефону доверия, заявил, что Кейси Робинсон тоже не была такой пай-девочкой, как все полагали. Очевидно, за Кейси водился грешок, о котором знали только ближайшие друзья: она была клептоманкой.

7

После обеда я отправился в гараж, чтобы подготовить рыболовные снасти – мы с Карой и ее семьей собирались поплавать на яхте. Я только-только закончил наматывать новую леску на любимый спиннинг, как дверь в переход между домом и гаражом распахнулась, и отец сказал, что мне звонят: он принес радиотелефон.

– Спасибо, – шепнул я, – а кто там?

– Не представились.

Я поднял трубку к уху.

– Да?

Ответа не последовало.

– Слушаю! – крикнул я в трубку: иногда радиотелефон плохо принимает в гараже.

Послышалось мягкое шипение: связь есть.

– Говорите! – разозлился я.

В ответ раздался мягкий щелчок, а затем гудок.

Нажав кнопку отбоя, я протянул трубку отцу.

– По-моему, прервалось соединение.

Он посмотрел на меня с сомнением.

– Уверен?

– Не особенно. А ты не узнал голос?

Отец покачал головой.

– Обычный мужской голос. Попросил Ричарда.

– Вот как…

– Может, перезвонит.

– Может.

– А ты ведешь себя осторожнее, как я просил?

– Да. Ну, в смысле, последние два дня я все время с Карой. А до этого работы было невпроворот.

Он посмотрел на ящик со снастями у меня в руках, на удочку.

– Ты здесь закончил?

– Да. – Выключив лампочку под потолком, я пошел за ним в дом.

Перед дверью в гостиную отец повернулся и тихонько попросил:

– Давай не будем об этом маме говорить, ладно?

– Конечно!

8

Хоть я и вымотался, той ночью никак не мог уснуть. Какое-то время я ворочался в постели, думая: кто же звонил? Раньше все звонки можно было списать на розыгрыш, мы с друзьями в детстве тысячу раз так делали. Звонишь по номеру наугад, молчишь в трубку или брякнешь какую-нибудь глупость, вешаешь трубку. Но тут совсем другое дело. Меня позвали по имени. Звонивший дождался, пока я отвечу, услышал мой голос и лишь после этого повесил трубку. Кто бы это, черт возьми, мог быть? Этот звонок – какое-то послание? Предупреждение? Если да, то с какой целью?

Отец беспокоился, и немудрено. Ситуация казалась очень странной и немного пугала.

Я невольно подумал о визитке сержанта Харпера, которую я сунул поглубже в ящик стола. Может, позвонить ему да рассказать? А о чем рассказать? Что кто-то звонит, разыгрывает меня и голову дурит? Да сержант просто расхохочется и трубку повесит, как пить дать.

Но потом мне припомнилось еще одно происшествие начала недели. Я мотался по делам и в первую очередь заехал на почту – хотел разослать издателям копии своего нового рассказа. Отъезжая от почты задним ходом, я чуть не столкнулся с серебристым седаном с тонированными стеклами. Тогда я на него и внимания не обратил. После этого я направился за маминым заказом – пачкой бумаги и открыткой на день рождения для Нормы Джентил. Выезжая с парковки, пропустил две машины, в частности, серебристый седан с тонированными стеклами. Конечным пунктом моего маршрута стало отделение Первого национального банка – нужно было снять сорок долларов наличными. Стоя в очереди к банкомату, я заметил мужчину средних лет – повернувшись ко мне спиной, он придерживал дверь в китайский ресторанчик по соседству. Когда вслед за ним вошла темноволосая, коротко стриженная худощавая женщина, я наконец сообразил: это же мистер и миссис Робинсон, родители Кейси! Я тут же опустил глаза и затаил дыхание в надежде, что миссис Робинсон меня не узнает. В голове вертелась лишь одна мысль: я ведь не пошел на похороны их дочери.

По дороге домой я остановился у светофора на Эджвуд-роуд. Все еще погруженный в мысли о Робинсонах, я дождался зеленого и повернул направо, на Хансон-роуд – за грузовиком транспортной компании «Ю-Пи-Эс». На полпути домой, бросив взгляд в зеркало заднего вида, увидел серебристый седан в двух машинах позади. Я сбросил скорость, чтобы рассмотреть повнимательнее, но солнце било прямо в ветровое стекло, и кто там за рулем, сказать было трудно. Через пару минут, когда я подъехал к дому, серебристый седан исчез из виду. А еще через полчаса, погрузившись в свой новый рассказ, я и думать об этой машине забыл.

И до сих пор не вспоминал.

Той ночью мне не спалось очень долго.

Полиция опрашивает местных жителей на Бейберри-драйв (фото предоставлено Логаном Рейнолдсом)

Детектив Лайл Харпер (фото предоставлено «Иджис»)

V
Июль

«Грядет буря…»

1

К счастью, на этот раз знаменитый ненавистник акул, он же мэр острова Эмити, оказался прав.

Жители Эджвуда толпами отправились праздновать Четвертое июля, и, если верить полиции, за тяжкие преступления никого не арестовали. Утро понедельника встретило нас празднично-чистыми небесами над головой; казалось, будто горожане проснулись в каком-то особо буйном настроении, радуясь дополнительному дню отдыха и твердо вознамерившись позабыть о недавних невзгодах. Младшие бойскауты закатили для всех завтрак с блинчиками в здании пожарной дружины, а детские бейсбольные команды сыграли два матча подряд. Оба мероприятия пользовались успехом и шумной поддержкой посетителей. Любители барбекю на заднем дворе наполнили воздух волшебным ароматом гамбургеров, хот-догов, жареных цыплят и милым сердцу звуком детского смеха. А в конце Уиллоуби-Бич-роуд, во Флаинг-Пойнт-парк поставили шапито.

У песчаной береговой линии выстроилась целая армия отдыхающих: ревели радиоприемники, взрослые глушили ледяное пиво из пластиковых стаканчиков и усердно зарабатывали солнечные ожоги; дети плюхались в воду с борта попой вперед, играли в салочки и «Марко Поло» на отмели. Чуть ниже по течению на Г-образном пирсе заняли позицию рыбаки и краболовы, закидывая наживку в глубины канала. Десятки семей и стайки подростков разбрелись по травянистым лужайкам парка, объедаясь и упиваясь, бросая фрисби и кольца, запуская красно-сине-белых воздушных змеев.

Игровая площадка бурлила – на ней копошилась орда большеглазых, перекормленных сладостями детишек, которых ничуть не разморило безжалостно палящее солнце. Летний воздух благоухал ароматным духом углей в жаровнях, лосьона для загара, приготовленного на пару крабового мяса и свежескошенной травы.

С наступлением вечера народ потянулся к центру, и на обочинах Эджвуд-роуд собрались толпы горожан. Шествие возглавлял оркестр старшеклассников – они исполнили бодрую интерпретацию национального гимна. Народ повставал с шезлонгов и расстеленных на земле одеял, все стояли по стойке «смирно», пока мимо двигалась шеренга гордых знаменосцев. За ними шли команды младшей бейсбольной и софтбольной[14]14
  Софтбол – менее силовая разновидность бейсбола.


[Закрыть] лиги, игроки, одетые в спортивную форму, махали бейсболками родителям и друзьям, позировали для фото. За ними катили пожарные машины, «Скорая помощь», полиция – все сверкали проблесковыми маячками и завывали сиренами. Спонсоры шествия и местный бизнес прорекламировали себя целой колонной тракторов, а за ними, чеканя шаг, промаршировали подразделения военных с эджвудского «Арсенала»: золотые пуговицы на форме сияют в лучах заходящего солнца, надраенные винтовки сверкают и взлетают в воздух, как булавы у художественных гимнастов. На задних сиденьях красно-белых кабриолетов восседали победительницы конкурсов красоты «Мисс штат Мэриленд» и «Мисс округ Харфорд» – они махали толпе и посылали воздушные поцелуи, швыряя детям горсти конфет. Как водится, шествие замыкала колонна джипов без верха: на антеннах – американский флаг, на сиденьях – ветераны разных войн, доставшие из шкафов военную форму, медали и ленты на всеобщее обозрение и восхищение.

Когда шествие закончилось, отдыхающие собрали пожитки и разбрелись по городу, чтобы хорошо провести оставшийся вечер. Многие потянулись к парковке у торгового центра – оттуда хорошо видно ночной салют. По толпе, позвякивая колокольчиками, бродили продавцы мороженого и «снежка», а за ними гонялись стайки хихикающих детишек. Многие же, свернув пледы, отправились по домам – посмотреть фейерверк с крыльца. Люди постарше, утомившись от долгого дня на природе, шли прямиком спать.

Как и было обещано, Эджвуд патрулировали усиленные наряды – из полиции штата Мэриленд и департамента шерифа Харфорда. И днем, и к вечеру в толпе присутствовали сотрудники в штатском. Некоторые из них изображали, что они на спортивной пробежке, некоторые прикидывались влюбленными парочками на прогулке, но на самом деле пристально следили за происходящим на пригородных улочках. Кое-кого арестовали за вождение в нетрезвом виде; были и такие, кого арестовали за нарушение порядка – тоже по причине пьянства. А кого-то задержали за фейерверки с нарушениями и мелкое хулиганство. Самое серьезное правонарушение было пресечено, когда двоих иногородних взяли прямо во время фейерверка за хранение марихуаны, а потом в бардачке их же машины обнаружилось незарегистрированное оружие.

Ну, а самая жуть случилась, когда народ в основном уже разбрелся по домам. Сорокатрехлетний Родни Толбот, вечный бузотер и печально знаменитый алкаш, напивался в кредит в «Уинтерс-Ран-Инн», а потом решил улизнуть, не заплатив. Однако выяснилось, что ключи от машины он в машине же и захлопнул. По иронии судьбы, именно эта незадача и спасла его от ночи в каталажке: один из патрульных полиции штата остановился на обочине Седьмого шоссе с целью поймать Родни пьяным за рулем.

Однако на этом везение Родни Толбота и закончилось.

Напроситься в попутчики кому-либо в баре ему не удалось, и Толбот заковылял нетрезвой походкой домой через заболоченный подлесок. Один раз он шлепнулся прямо лицом в ручей, два раза останавливался поблевать.

Когда Родни добрался-таки до своей двухсекционной бытовки на Сингер-роуд, которая служила ему домом, то обнаружил, что дверь заперта. Некоторое время бедолага молотил в дверь, обзывая жену самыми нелестными из известных ему эпитетов и некоторыми, что появились экспромтом. Толбот обошел свой сборный домик сзади, вскарабкался на стол для пикников и попытался проникнуть внутрь через узенькое окошко спальни. В утлом домишке пробудилась от глубокого ступора Аманда, его жена, такая же в хлам пьяная. Не узнав лица мужа в той грязной морде, что пыталась пролезть в окно, она решила, что явился Бугимен и смерть ее близка. Но черта с два Аманда такое допустит! Из чулана пьянчужка вытащила незаряженный дробовик двенадцатого калибра, однако коробки с патронами не нашлось; женщина принялась молотить тяжелым деревянным прикладом нападавшего по затылку. Убедившись, что Бугимен валяется без сознания и угрозы больше не представляет, отважная особа позвонила в службу спасения.

Не прошло и нескольких минут, как перед домом Аманды, воя сиренами, остановились три полицейские машины, «Скорая» и пожарная. Патрульный, которому проделки Родни были ох как хорошо знакомы, тут же узнал предполагаемого убийцу и бесстрастно проинформировал Аманду, что та чуть было не укокошила собственного мужа.

Позже, в участке, офицер лишь удивленно качал головой, делясь с коллегами историей:

– До сих пор поверить не могу. Думал, она разрыдается или ругаться начнет. А она такая посмотрела на Родни, распластавшегося на полу, и давай хохотать от души. Минут пять заливалась не останавливаясь. У меня от ее ржания голова разболелась. А досадно здесь то, что нам эту ужравшуюся в говно дуру и арестовать было не за что: она находилась у себя дома, ни к кому не лезла, а дробовик зарегистрирован.

2

В четверг на пороге моего дома внезапно появилась Карли Олбрайт. Дверь открыла мама и позвала меня своим ангельским голоском:

– Ричард! К тебе девушка.

Когда я вышел в прихожую, мама подняла свои хорошенькие бровки и ухмыльнулась мне. Я сделал вид, что не заметил, и вышел к Карли на крыльцо. Мы сели на верхней ступеньке. Карли улыбнулась:

– Ричи… тебе что, нельзя девочек в дом приглашать?

– Поверь, сама не захочешь. Мама заставит тебя съесть обед из трех блюд и заговорит до смерти. Как прошел День независимости?

– Зрелищно, – прозвучал бесстрастный ответ. – День начался с моего репортажа с черепашьих бегов на блинном завтраке. Затем я брала интервью у пьяниц и освещала результаты игр по набрасыванию колец. И все ради двух сотен сраных слов во вчерашнем выпуске!

Я поморщился.

– Н-да, и в самом деле жесть.

– К счастью, остаток вечера я провела с начинающей, но безумно плодовитой писательницей.

– Ты не пошла смотреть фейерверк? И свидания не было?

Карли посмотрела на меня.

– Рич, во мне лишних пять кило, я трудоголик и не умею выслушивать людей. У меня уже год как свиданий не было.

Я отвел взгляд, сделав вид, что внимательно слежу за проезжающим мусоровозом.

– Извини.

– Ну а как прошел твой праздник?

Я пожал плечами.

– Ничего. Наконец-то провел время с Карой, половил рыбки, попил пивка. Сгорел под солнцем.

Она посмотрела мне на лоб.

– Да уж вижу.

– Ну так… в чем дело-то?

Карли помолчала секунду, а потом выпалила:

– Сделай мне одолжение.

– Да без проблем. Чего надо?

– Я нашему главреду предложила идею для темы, и она – в кои-то веки! – пришла в восторг.

– Та-ак… – Я ждал.

– Ну так вот, тема – это ты.

– Чего?

– Ты! Хочу взять у тебя интервью о том, что ты пишешь, и о твоем журнале. Только представь: если ты когда-нибудь прорвешься, я войду в историю как твой первый интервьюер!

Я шумно выдохнул. Готов ли я к тому, чтобы весь город узнал, чем я занимаюсь? Попробовал отделаться легко:

– А ты не думаешь, что время выбрано не лучшим образом?

– Мы с редакторшей это уже обсудили. Она говорит, если не будем живописать всякие мрачности и обойдемся без упоминания слов «серийный убийца», то все нормально. Она считает, что городу нужны хорошие известия, и ты – то что надо. Местный мальчуган пробивает себе дорогу…

– Я – то что надо? Вот это и правда новости!

– Ну так что скажешь? – Она подалась вперед, ловя мой взгляд.

Я задумался еще на мгновение.

– Ах ты хитрюга. Ты ведь не стала звонить и спрашивать по одной простой причине: знала, что по телефону мне легче отказать.

Карли состроила невинные глазки.

– Что вы, мистер Чизмар! Я и понятия не имею, о чем вы говорите.

– Ну и когда ты планируешь брать у меня это свое интервью?

Карли сунула руку в рюкзачок и выудила оттуда здоровенный диктофон.

– Может, прямо сейчас?

3

Я едва успел домыть газонокосилку садовым шлангом и катил ее на солнышко – просушить, как вдруг услышал старческий голосок:

– Эй, Ричард, поди-ка сюда на минутку.

Я повернулся на голос и увидел мистера Джентила – он стоял на крыльце своего дома. Старик поманил меня костлявым, обезображенным артритом пальцем: мол, поторопись.

Бернарду Джентилу было под девяносто; на все девяносто он и выглядел. Мальчишками мы звали его «Мистер Берни» – как он сам требовал. Изборожденное глубокими морщинами лицо старика выглядело загорелым круглый год. Невысокий – не выше метра шестидесяти пяти, – он был сухощавым и сильно горбился при ходьбе, отчего казался еще ниже. Кое-кто из соседских парней за глаза обзывал его «Квазимодо». Мне такое неуважение не нравилось – о чем я им и говорил. Мистер Джентил был прославленным ветераном двух войн и медалей в доказательство мог предъявить предостаточно. А еще он слыл душевным человеком и отменным рассказчиком. В детстве мы частенько заслушивались его рассказами о Великой депрессии, Второй мировой войне, джаз-клубах былых дней и о том вечере, когда он видел Элвиса Пресли.

Однажды он позвал меня и Джимми Кавано и добрый час объяснял нам на своем крыльце – скрупулезно перечисляя все причины и описывая детали, – почему мы с Джимми стали бы прекрасными гонцами курьерской службы «Пони-экспресс» на Диком Западе.

– Высокие и худенькие, – повторял он без умолку, – вы, мальцы, просто созданы для этой работы.

И так до самого конца лета: каждый раз, заметив нас во дворе, столкнувшись со мной в церкви, он неизменно повторял эти слова, а с морщинистого лица не сходила широченная улыбка:

– Вот они, высокие и худенькие!

По дороге к двери Джентилов я погладил по голове керамического, в натуральную величину, ослика, стерегущего их лужайку – просто так, на удачу. Ослик стоял на одном и том же месте с незапамятных времен. У нас дома даже сохранилась черно-белая фотография: я, карапуз, сижу на этом самом ослике, широко расставив коротенькие ножки, и до земли не достаю.

– Как поживаете, мистер Джентил?

– Лучше не бывает, – прохрипел он, усаживаясь. – Просто не бывает.

Он махнул рукой в бурых пигментных пятнах на пару крупнолистных растений, подвешенных на крючках на веранде.

– Будь добр, сними их оттуда.

Я поднялся, встал на цыпочки и снял цветки по одному, чуть не уронив второй. Черт, они оказались тяжелее, чем выглядели.

– Поставь вон туда, – старик указал в дальний угол крыльца. – Я их потом на тележке перевезу. Норма говорит, тут им света не хватает.

– Давайте я перенесу, мне не трудно.

Он поднял руку, останавливая меня.

– Сынок, я ведь не калека. Мне до них просто не дотянуться, а Норма меня теперь к стремянке не подпускает. С тех пор как на голову швы наложили, когда я обрезал то дурацкое дерево.

Локтем старик указал на пустое кресло рядом с собой.

– Садись, хочу тебе кое-что рассказать.

Я уселся, а он обратил взгляд куда-то вдаль, словно припоминая нечто важное.

– Учитывая, что сейчас творится, тебе будет интересно… Случилось это еще в шестидесятые, до того, как вы с родителями сюда переехали и по соседству поселились. Думаю, отец твой тогда служил в Техасе, а может, и за границей.

Я кивнул, хотя и сам не знал.

– Ты должен понимать, что Эджвуд в те времена был совсем не таким, как сейчас. Сорокового шоссе еще и в помине не было, да и большей части Двадцать четвертого – тоже. Не густо тут было ни с магазинами, ни с ресторанами. Хорошо помню, что Нине в то лето как раз исполнилось шестнадцать. Норма закатила ей такой день рождения!

Нина – это единственная дочка Джентилов. Еще у них было два сына. Все трое намного старше меня и давно уехали из дома.

– Так вот, как-то летним днем пропал мальчишка из семьи военных, что жили в районе Седар-драйв. Парень с друзьями играл на ручье; остальные пошли домой обедать, а он остался один – как позже сказали друзья, искать миног. Только, полагаю, не один он там остался: когда дружки вернулись к ручью полчаса – или около того – спустя, все, что нашлось на берегу – его ботиночек. – Старик посмотрел на меня. – Ничего не напоминает?

– Точно как с Кейси Робинсон, – ответил я.

– Родители и друзья где только не смотрели! Потом вызвали военную полицию, а те – шерифа. Искали его днем и ночью, всю неделю, ну и прекратили. Так вот, лето шло своим чередом, и мальчишка стал потихоньку забываться. Так уж жизнь устроена: появляется в ней что-то хорошее или плохое – да всякое! – а мы все равно движемся дальше. Но где-то в конце августа, прямо перед тем, как детишки убрали плавки и бейсбольные перчатки да сдули пыль с учебников, это дело повторилось. Еще один ребенок пропал. На сей раз девочка-негритянка. Играла она во дворе своего дома, под мамкиным присмотром. Тут дома звонит телефон, и мать уходит – всего на минутку, как она потом рассказала полиции. А когда вернулась, девочки уже не было. На сей раз даже обуви не осталось. Ни одной розовой ленточки, которые были в тот день у нее в волосах. Тут все повторилось, как и в первый раз. Вызвали полицию, организовали поиски, поискали-поискали, да и перестали. А о девочке больше ни слуху ни духу. Напряженная обстановка была в городе тогда. Столько подозрений, все на нервах, все разгорячены. А потом – как и прежде: время прошло, и все вернулось на круги своя. Каникулы закончились, ученики пошли в школу, дети перестали пропадать. Обернуться не успели – опять лето.

Старик посмотрел на меня прищурившись.

– Смекаешь, о чем я?

Я кивнул, покривив душой.

– Наверное.

– Я знал, что ты поймешь. Ты у нас парень сообразительный.

Очевидно, он переоценил мои умственные способности.

Несколько минут спустя я услышал голос отца – ему требовалась помощь на подъездной дорожке. Я извинился перед мистером Джентилом и распрощался с ним. Мной целиком завладела одна мысль: скорей бы позвонить Карли и рассказать историю, которую я только что выслушал!

4

Мой разговор с мистером Джентилом состоялся утром в субботу, девятого июля. А к полудню я уже позвонил Карли и пересказал жуткую историю о двух пропавших эджвудских детях. Заразившись моим волнением, она пообещала прошерстить старые номера «Иджис», которые хранились на микрофишах[15]15
  Микрофиша – вид микрофильма, где фотокопии располагаются не на свернутой в рулон пленке, а покадрово закреплены на прямоугольной карте.


[Закрыть], чтобы отыскать какие-нибудь дополнительные сведения.

Пополудни в понедельник мы с Карли сидели друг напротив друга в эджвудской публичной библиотеке, а между нами на столе лежала папка, набитая фотокопиями. Я положил на стол только что прочитанную статью от одиннадцатого июля 1967 года и взялся за разворот, скрепленный в верхнем левом углу. В центре стояла фотография ребенка, а над ней – заголовок: СЛЕДОВ ПРОПАВШЕГО МАЛЬЧИКА ВСЕ ЕЩЕ НЕ ОБНАРУЖЕНО. Это было фото семилетнего Питера Шиена. Я быстро прочел статью, а когда закончил, Карли спросила:

– Что думаешь?

– Даже не знаю…

Подушечкой пальца я придвинул к ней через стол следующую статью.

– Если не учитывать оставшийся ботинок, то связи с тем, что происходит сейчас, маловато.

– По-моему, тоже. Первая жертва – мальчик, вторая – девочка. Первая жертва – белый, вторая – афроамериканка. Тел не нашли. Не известно даже, убиты ли жертвы, не говоря уже о том, задушены или нет.

– А еще они намного младше, чем Наташа Галлахер или Кейси Робинсон.

– И ни слова о чем-либо связанном с цифрами, оставленными на месте преступления. Ты разочарован?

– Немного, – ответил я, внезапно почувствовав себя дураком. – Мне и впрямь подумалось, что убийства как-то связаны… Но никакой связи на самом деле и нет, правда?

Она пожала плечами.

– Еще одна человеческая трагедия в маленьком городке при загадочных и пугающих обстоятельствах.

– Видимо, да. – Просмотрев статью, я поднял глаза на Карли. – Ты станешь прекрасной журналисткой, когда тебе поручат написать о чем-то стоящем.

Она просияла.

– Подожди, вот увидишь, что я о тебе написала!

– Пожалуйста, не напоминай.

– Точно не хочешь прочитать статью заранее? Так было бы спокойнее.

– Не-а, – покачал я головой. – Вполне могу дождаться своей очереди, когда прочтут все.

– Ну как скажешь. – Карли подняла папку, порылась на дне кучи листков и передала мне найденное. – Обнаружилось что-то вроде интересное…

Статья датировалась мартом 1972 года. Заголовок гласил: УБИЙСТВО ПОДРОСТКА В ЭДЖВУДЕ. Ее напечатали, когда мне было шесть.

Я прочел вслух, стараясь не повышать голос:

– «Поздним вечером в четверг полиция обнаружила тело пропавшей пятнадцатилетней Эмбер Харрисон с Хансон-роуд. Труп был найден в грязи на берегу ручья Уинтерс-Ран». Да это же в квартале отсюда!

Карли кивнула.

– «Мисс Харрисон, выпускницу эджвудской средней школы, искали двое суток, она пропала по пути домой, возвращаясь от друзей на Кэвэлри-драйв. Согласно предварительному заключению, мисс Харрисон была избита и задушена…» – Я прекратил читать и взглянул на Карли. – Ого… А другие жертвы были? Преступника поймали?

– Вот тут-то и начинается самое интересное, – ответила она. – Я искала везде, но больше ничего не нашла. Даже никакой следующей статьи.

– Но ведь это бессмыслица какая-то.

– Согласна. Система хранения информации та еще – древняя и отстойная, поэтому, думаю, я могла и упустить что-то. Однако, прочитав «Балтимор Сан», я вообще никаких упоминаний об этом не обнаружила.

– Любопытно… – пробормотал я.

– Что подсказывает чутье Человека-паука?

Я удивленно поднял голову.

– Ты что, фанатка?

Карли закатила глаза и принялась расправлять пачку фотокопий.

– А ты думал, только мальчишки комиксы читают?

5

Следующим утром я проснулся перед рассветом. Мочевой пузырь грозил взорваться – прямое следствие того, что накануне вечером я умял чили-дог и запил его полутора литрами кока-колы. Пробираясь в туалет нетвердой походкой лунатика, я услышал шуршание газеты и позвякивание ложечки в чашке кофе. Приостановившись на верхней площадке лестницы, глянул вниз и едва разглядел ссутуленный силуэт отца над узеньким столиком в углу кухни. Он показался мне каким-то маленьким и одиноким. Дом застыл и безмолвствовал, а у меня перед глазами вдруг пронеслись сотни других таких утр. Я стоял на лестнице в пижаме и думал: вот что такое быть главой семьи. Ты встаешь, когда за окном еще темно. Идешь на работу, чтобы дорогим тебе людям жилось лучше. И так надо, даже если ты заболел, устал или просто не хочешь.

Сердце защемило, как никогда раньше; я стоял и любовался отцом. «Люблю тебя, пап», – шепнул я во тьму, сонно прошлепал в туалет и вернулся в постель.