Текст книги "Око Озириса (сборник)"

Ричард Остин Фримен
Око Озириса

© Depositphotos.com / LordG112, eleaner, rysp, kaisorn4, обложка, 2019

© Б. С. Акимов, перевод на русский язык, 2019

© П. А. Моисеев, перевод на русский язык, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2019

Око Озириса

Глава 1
Исчезнувший человек

Своим преподавателем судебной медицины и токсикологии колледж при больнице Святой Маргариты мог по праву гордиться. Джон Ивлин Торндайк был не только энтузиастом и ученым с глубокими знаниями и отличной репутацией, но и талантливым учителем, поражавшим своим блестящим педагогическим стилем и необъятной эрудицией. Он как на ладони раскладывал перед нами, студентами, каждый любопытный казус, о котором говорил, и умело извлекал важные выводы из любого факта, имевшего судебно-медицинское значение, к какой бы области он ни относился: химии, физике, биологии, истории. Один из его любимых приемов с целью придания жизненности и интереса какому-нибудь скучноватому вопросу состоял в том, чтобы проанализировать современные газетные публикации. Именно поэтому я и окунулся в целое море удивительных событий, которым суждено было оказать огромное влияние на мою жизнь.

Лекция, которая только что закончилась, была посвящена вопросу нахождения человека в живых в определенное время. Многие студенты уже покинули аудиторию, а оставшиеся окружили столик преподавателя, чтобы послушать его дополнительные комментарии. Доктор Торндайк любил делать их в легкой непринужденной форме, прислонившись к столу и обращая свои замечания к кусочку мела, который держал в руке.

– Проблема нахождения в живых, – сказал он, отвечая на вопрос одного студента, – возникает в тех случаях, когда все заинтересованные стороны стремятся разрешить ее, но факт и время смерти жертвы по каким-то причинам невозможно установить. Затруднения возникают и в тех случаях, когда одна из сторон уклоняется от участия в расследовании, а факт смерти констатируется лишь на основании косвенных данных.

Главное здесь – последний момент, когда человек заведомо был жив. И тогда приходится учитывать детали самые тривиальные, как будто даже вовсе незначительные. Вот, допустим, случай из сегодняшней утренней газеты; он иллюстрирует мою мысль. Некий джентльмен исчез при довольно таинственных обстоятельствах. В последний раз его видела экономка его родственника, к которому он заходил. Теперь, если этот джентльмен нигде не обнаружится, неважно – живой или мертвый, то вопрос о последнем моменте его жизни окажется тесно связанным с другой проблемой: была ли при нем, когда он явился к родственнику, одна ценная вещица, случайно найденная позже?

Торндайк прервался, задумчиво уставившись на кусочек мела, который по-прежнему сжимал в пальцах. Заметив живой интерес, с каким мы смотрели на своего преподавателя в ожидании дальнейших разъяснений, он продолжал:

– Обстоятельства этого дела крайне любопытны и загадочны. И если начнется следствие, ему придется распутывать сложный клубок. Исчезнувший господин – мистер Джон Беллингэм, хорошо известный в археологических кругах. Недавно он вернулся из Египта с ценной коллекцией древностей – некоторые из них он, кстати, пожертвовал Британскому музею, и они уже экспонируются. После этого он, кажется, отправился в Париж по своим делам. Дар его состоял из редкой мумии и погребальной утвари. Ее еще не доставили из Египта, когда Беллингэм поехал во Францию, а мумию четырнадцатого октября видели в доме коллекционера доктор Норбери, представитель музея, и Артур Джеллико, поверенный жертвователя. Последнему поручили проследить, чтобы футляр с мумией и прочие артефакты доставили в Британский музей, что Джеллико и выполнил.

Из Парижа Джон Беллингэм вернулся, по-видимому, двадцать третьего ноября и прямо с вокзала отправился к своему родственнику, некоему мистеру Джорджу Хёрсту, холостяку, проживающему в Элтеме. В его квартиру он прибыл в пять часов двадцать минут пополудни. Хёрст еще не возвратился из города и должен был появиться примерно через полчаса. Беллингэм назвал себя, сказал, что подождет хозяина в его кабинете и напишет несколько писем. Экономка провела его, усадила за стол, показала письменные принадлежности и оставила одного.

Без четверти шесть мистер Хёрст отпер парадный вход своим ключом и, прежде чем экономка успела ему что-либо сообщить, проследовал в кабинет и затворил за собой дверь.

В шесть часов, когда позвонили к обеду, Хёрст вошел в столовую и, увидев, что приготовлено два прибора, спросил, для кого второй.

«Я думала, сэр, что мистер Беллингэм останется обедать», – пояснила экономка.

«Мистер Беллингэм? – удивился хозяин. – Я не знал, что он приходил. Почему мне не сказали?»

«Я полагала, сэр, что вы вместе беседуете в кабинете», – стала оправдываться женщина.

Принялись искать гостя, но его нигде не было. Он исчез бесследно, и – что особенно странно – экономка уверяла: он не мог выйти через парадную дверь. Они со служанкой долго стряпали на кухне, откуда калитка отлично видна, а потом экономка хлопотала в столовой, как раз напротив кабинета, и, конечно, заметила бы уход посетителя. В кабинете есть балкон, обращенный на небольшую лужайку недалеко от боковой калитки в переулок. Но неужели почтенный мистер Беллингэм, человек пожилой, вышагнул из дома через балконную дверь? Он же не мальчишка-сорванец? Тайна, покрытая мраком.

Наскоро пообедав, мистер Хёрст поехал в контору адвоката Беллингэма – Артура Джеллико и рассказал ему о странных обстоятельствах. Тот не знал о возвращении своего клиента из Парижа, и, побеседовав, они поездом отправились в Вудфорд, графство Эссекс, где жил брат египтолога, Годфри Беллингэм. Служанка впустила их и сказала, что хозяина нет дома, а его дочь в библиотеке – флигеле, расположенном в саду позади дома. Там джентльмены застали не только мисс Беллингэм, но и ее отца, который, оказывается, уже вернулся и незаметно вошел в библиотеку через калитку позади усадьбы.

Мистер Годфри и его дочь с удивлением выслушали от Хёрста неожиданную новость и заверили, что не видели Джона Беллингэма и ничего о нем не слышали, после чего все четверо направились в дом. В нескольких шагах от входа в библиотеку мистер Джеллико заметил в траве какую-то вещицу. Хозяин поднял ее, и присутствующие узнали в ней скарабея, которого египтолог обычно носил на цепочке от часов в качестве украшения – наподобие брелока.

Ошибка исключена: это настоящий, подлинный скарабей эпохи XVIII династии, изготовленный из лазурита, с изображением Аменхотепа III. В фигурке священного жука имелось отверстие, куда вправлялось тонкое золотое колечко, с помощью которого брелок-амулет надевался на цепочку, и это колечко, сломанное, валялось тут же. Находка усилила таинственность инцидента, особенно когда в багажном отделении вокзала Чаринг-Кросс обнаружили чемодан с вензелем Д. Б. – инициалами хозяина. В регистрационной книге указывалось, что багаж сдан двадцать третьего ноября около времени прибытия континентального экспресса, после чего владелец чемодана, похоже, поехал налегке прямо в Элтем.

Вот такие дела, – подвел итог Торндайк, оглядывая студентов, – если исчезнувший джентльмен не появится и тело его не найдут, понадобится установить время, когда этого человека видели живым в последний раз. Что касается места, тут относительная ясность, и на этом мы не будем заострять внимания. Вопрос о времени куда важнее. Я уже говорил сегодня на лекции: случалось, что доказанный факт нахождения человека в живых в определенное время обеспечивал претендентам законное вступление в права наследства.

Что же получается? Египтолога в последний раз видели в квартире мистера Хёрста двадцать третьего ноября в пять часов двадцать минут. Но, как выяснилось, он посетил и дом своего брата в Вудфорде. Там его никто не заметил, поэтому сейчас неизвестно, был он там до или после своего визита к Хёрсту. Если он заезжал к брату раньше, чем к Хёрсту, значит, двадцать третье ноября пять часов двадцать минут – последний момент, когда Беллингэм доподлинно был жив. Но если ученый навещал брата позже, то к указанному времени надо прибавить кратчайший срок, в который мистер Джон успел бы добраться из квартиры Хёрста в Элтеме в дом своего брата в Вудфорде. Тут мы и осознаем всю важность скарабея. Если он находился при Беллингэме, когда тот пожаловал к Хёрсту, нет сомнений: у Хёрста египтолог побывал раньше; если же скарабея при нем не было, значит, сперва он заезжал к брату в Вудфорд. Как видите, решение вопроса о допущении к правам наследства зависит от того, заметила экономка Хёрста у гостя цепочку со скарабеем или нет. А ведь, на первый взгляд, это не слишком значимый факт.

– Экономку допросили, сэр? – полюбопытствовал я.

– Судя по всему, нет, – ответил доктор Торндайк, – во всяком случае, в газете об этом не говорится, хотя статья подробная, в ней обилие всяких деталей, приведены даже планы обоих домов – в общем, она представляет большой интерес.

– В каком отношении, сэр? – задал вопрос один из студентов.

– Подумайте и обсудите. Я пока воздержусь от комментариев: мотивы поступков других людей – всегда загадка, и с ними надо обращаться осторожнее.

– В газете есть описание внешности пропавшего мужчины? – спросил я преподавателя.

– Да, причем исчерпывающее, настолько подробное, что я счел его некорректным, ведь мистер Беллингэм может оказаться живым и в самый неподходящий момент выступить на сцену. Между прочим, сообщается, что на груди у него татуировка – искусное изображение символического Ока Озириса, или Горуса (Гора), или Ра, как думают некоторые эксперты. Одним словом, найдись тело – опознать его не составит труда. Будем, однако, надеяться, что до этого не дойдет. А теперь мне пора, да и вам тоже. Купите этот номер газеты и внимательно ознакомьтесь с подробностями дела. Уверяю, данный инцидент крайне любопытен, и почти не сомневаюсь: мы о нем еще услышим. До свидания, господа!

По совету доктора Торндайка мы сейчас же всей гурьбой бросились к ближайшему газетчику, купили пачку экземпляров «Дейли телеграф» и задержались в лекционной аудитории, чтобы прочесть публикацию и обсудить все подробности, не особенно заботясь о деликатных моментах, которые так смутили нашего щепетильного учителя.

Глава 2
Подслушанный разговор

Правила хорошего тона требуют, чтобы воспитанные люди, знакомясь, называли свое имя. Поэтому представлюсь читателям: я – Поль Барклей, недавно получил степень бакалавра медицины и ныне занимаюсь врачебной практикой.

Однажды я замещал Дика Бернарда, в прошлом тоже выпускника колледжа при больнице Святой Маргариты; Дик долго болел, а потом отправился в морской круиз поправлять здоровье. Мне предстояло ехать в Невиль-корт к пациенту, проживавшему в доме номер сорок девять. Я понятия не имел, что это за местечко, и удивился, увидев множество симпатичных маленьких домиков, утопавших в залитой солнцем зеленой аллее. Я так залюбовался на эту красоту, что опомнился только когда потянул за шнурок дверного звонка. В тот же миг я увидел пониже табличку с надписью «Мисс Оман».

Дверь распахнулась, и низкорослая дама средних лет внимательно оглядела меня.

– Я, кажется, не туда попал? – пробормотал я, и прозвучало это, признаться, довольно глупо.

– Мне трудно вам ответить, – сухо произнесла женщина. – Мужчины нередко попадают не туда. Явятся, а потом сожалеют.

– Я вовсе не сожалею, – возразил я. – Одно то, что мне выпала честь познакомиться с вами…

– Что вам угодно? – прервала меня она.

– Видеть мистера Беллингэма.

– Вы – доктор?

– Да, именно.

– Поднимайтесь за мной. Только осторожно, тут окрашено.

Я пересек просторный холл и вслед за своей провожатой поднялся по крепкой дубовой лестнице, аккуратно ступая по узкой ковровой дорожке, расстеленной посередине ступенек. Когда мы очутились на втором этаже, мисс Оман отворила дверь и указала внутрь комнаты:

– Входите и подождите, пожалуйста. Я скажу ей, что вы здесь.

– Кому ей? – удивился я. – Я ведь объяснил: мне нужен мистер Беллингэм… – начал я, но дверь захлопнулась, и мисс Оман торопливо зашагала вниз по лестнице.

Я почувствовал себя неловко, потому что, хотя дверь была закрыта, из соседнего помещения до меня донесся разговор. Точнее, сначала я уловил только глухие звуки, потом отдельные фразы, и наконец кто-то сердито и властно произнес:

– Понятно, я все заранее предвидел и повторяю: это заговор! Мошенничество! Вот куда дело катится! Вы хотите обобрать меня!

– Что за выдумки, Годфри? – раздался спокойный уверенный голос.

Я принужденно закашлял и задвигал стулом по полу. Беседа за стеной продолжалась, правда, уже тише, и разобрать слов я не мог, в конце, однако, сердитый человек раздраженно крикнул:

– По какому праву вы меня обвиняете?! Вы намекаете, будто это я прикончил его!

– Вовсе нет, – послышался ответ. – Но ваше дело установить, что с ним произошло. Ответственность за это лежит на вас.

– На мне?! – взвизгнул первый голос. – А почему не на вас? Ваше положеньице, если уж на то пошло, весьма щекотливое.

– Что?! – прогремел другой голос. – Вы утверждаете, что я убил своего брата?

Пока длился этот странный разговор, я растерянно стоял посреди комнаты, не зная, что делать, потом опустился в кресло и заткнул пальцами уши. Несколько минут я просидел в такой позе, когда внезапно услышал, как позади меня хлопнула дверь.

Я вскочил и смущенно обернулся (думаю, выглядел я в тот момент довольно смешно): передо мной стояла молодая, высокая, очень красивая девушка в темном платье. С достоинством, но холодно поклонившись мне, она промолвила:

– Извините, что вам пришлось ждать.

Мне показалось, что в уголках ее рта промелькнула ироничная улыбка, и я окончательно стушевался, вспомнив, в каком неловком положении меня застала эта особа. Я промямлил, что это не имеет значения, и начал расспрашивать ее о состоянии больного, как вдруг из соседней комнаты опять послышался резкий голос:

– Я не желаю даже слушать об этом! Черт возьми, да тут и вправду настоящий заговор!

Мисс Беллингэм – я понял, что это была она, – густо покраснела и, сдвинув брови, сделала несколько шагов к двери. В ту же секунду оттуда выскочил немолодой, щеголевато одетый мужчина среднего роста.

– Руфь! – воскликнул он. – Ваш отец с ума сошел! И впредь я отказываюсь общаться с ним.

– Вы сами приехали сюда. Он вас не приглашал, – холодно парировала мисс Беллингэм.

– Вот как?! – обиделся собеседник. – Я поступил так из великодушия, которое, к моему прискорбию, никто не оценил. Я старался сделать как лучше, но теперь умываю руки. Не надо провожать меня – я знаю дорогу. Прощайте!

Он покосился на меня, манерно поклонился девушке и выбежал из комнаты, хлопнув дверью.

– Извините нас за такой прием, – усмехнулась мисс Беллингэм. – Но вы – врач, вас, наверное, трудно чем-либо удивить. Пойдемте к пациенту. – Она открыла дверь, и я вошел в смежную комнату. – Вот новый посетитель, – сказала она кому-то. – Доктор…

– Барклей, – быстро добавил я. – Временно замещаю своего друга, доктора Бернарда.

Больной, симпатичной наружности мужчина лет пятидесяти пяти, сидел на постели, обложенный грудой подушек. Он протянул мне дрожащие пальцы, и мы обменялись слабым рукопожатием.

– Здравствуйте, сэр, – вяло произнес мистер Беллингэм. – Надеюсь, доктор Бернард в добром здравии?

– В общем, да, – уклончиво ответил я, – он отдыхает на Средиземном море. – Мы перебросились еще парой фраз, после чего я приступил к делу и спросил пациента: – Давно вы хвораете?

– Сегодня – тому ровно неделя, – сказал он. – Fons et origo mali11
  Источник и начало зла. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] – кабриолет, опрокинувший меня посреди улицы напротив здания суда. Виноват, конечно, я сам, но мне от этого не легче.

– Вы сильно ушиблись?

– Нет, но повредил колено и испытал общее потрясение. Я ведь уже стар для таких передряг.

– Это случается со многими людьми.

– Не спорю, но в двадцать лет перенести подобную неприятность гораздо легче, чем в пятьдесят пять. Впрочем, колено, кажется, заживает – вы сами убедитесь, что я двигаю им свободно. Гораздо хуже – мои нервы. Я зол и раздражителен, как черт, и по ночам не могу нормально спать.

Мне вновь бросилась в глаза его дрожащая рука, и я удивился: неужели он изрядно выпивает? Не похоже…

– Вы много курите? – тактично осведомился я.

Он хитро взглянул на меня и усмехнулся:

– Вам не отказать в деликатности, доктор. Нет, я мало курю. Я сразу заметил, что вы разглядываете мою руку. Да, она дрожит, ничего удивительного. И вы, врач, обязаны обратить на это внимание. Впрочем, такое состояние мне несвойственно, если я не взволнован. Но малейшее нервное возбуждение – и моя рука начинает трястись, как желе. А я только что имел неприятную беседу…

– По-моему, – вмешалась мисс Беллингэм, – теперь не только доктор Барклей, но и все соседи знают об этом.

Мистер Беллингэм сконфузился:

– Да, признаю, я дал волю своему темпераменту. Я слишком импульсивный старик, доктор, и, когда выйду из себя, веду себя подчас несдержанно.

– И чересчур громко, – добавила его дочь. – Доктор Барклей был вынужден заткнуть себе уши. – При этих словах девушка взглянула на меня, и какая-то искорка блеснула в ее грустных серых глазах.

– Мне жаль, дорогая, – примирительно произнес мистер Беллингэм, – обещаю: больше такое не повторится. Надеюсь, нашего сегодняшнего «гостя» мы видели в последний раз.

– Хочется в это верить, – покачала головой мисс Беллингэм. – Ладно, не буду вам мешать. Если понадоблюсь, я в соседней комнате.

– Кабриолет, – заговорил мистер Беллингэм, как только его дочь вышла, – стал последней каплей. Он довершил то, что уже давно готовилось. За последние два года я испытал кучу всяких бедствий. Но не собираюсь надоедать вам подробностями своих личных трудностей.

– Меня интересует лишь то, что имеет прямое отношение к состоянию вашего здоровья, если, конечно, вы не сочтете нужным о чем-либо умолчать, – ответил я.

– Умолчать! – усмехнулся он. – Да все больные только и рады болтать о своих недугах! Но нравится ли это врачам?

– Я всегда внимательно выслушиваю своих пациентов.

– Ладно, – кивнул мистер Беллингэм, – я кое-что расскажу вам. Однажды ночью, около двух лет назад, я отошел ко сну состоятельным джентльменом с прекрасными видами на будущее, а утром проснулся почти нищим. Как вам такая перемена? Тем более в моем возрасте?!

– Это неприятно в любом возрасте, – вставил я.

– В тот самый день, – продолжал он, – я потерял своего единственного брата, с которым был очень дружен. Он пропал неизвестно куда, да вы, вероятно, слышали: газетчики разнесли об этом по всему свету.

Он вдруг покраснел, и я внезапно все понял. Еще когда я входил в этот дом, в моей голове слабо звучала какая-то струна памяти, а рассказ пациента воскресил мои воспоминания о загадочном исчезновении Джона Беллингэма.

– Да, – подтвердил я, – припоминаю тот случай; о нем говорил на лекции наш преподаватель судебной медицины.

– Неужели? – удивился Беллингэм. – Что же он сказал?

– По его мнению, данный инцидент чреват многими юридическими осложнениями.

– Клянусь Юпитером, – приподнялся на своем ложе Беллингэм, – ваш наставник – пророк! Юридические осложнения? Да, их предостаточно! Но ручаюсь, даже ваш учитель не мог предвидеть, какой адский узел завяжется вокруг этого происшествия. Кстати, как зовут преподавателя?

– Доктор Джон Торндайк, – сообщил я с гордостью.

– Торндайк, – задумчиво повторил Беллингэм. – Я как будто слышал это имя. Ах да, о нем говорил мой друг мистер Марчмонт, юрист. Он упоминал Торндайка в связи с таинственным исчезновением некого Джеффри Блэкмора. Так вот, именно ваш учитель блестяще распутал это дело.

– Рискну предположить, что случай с вашим братом тоже заинтересовал мистера Торндайка, – заметил я.

– Не спорю, – последовал ответ, – но никто не вправе отнимать время у профессионала, а заплатить ему я не в состоянии. Кстати, я и вас, наверное, отвлекаю болтовней о своих проблемах.

– Не беспокойтесь, – заверил я его, – у меня сегодня мало визитов к пациентам, а ваше дело влечет меня еще со студенческой скамьи. Я покажусь слишком бестактным, если задам вопрос о характере юридических осложнений?

– Я мог бы поведать вам о них во всех подробностях, но тогда вам придется задержаться здесь до ночи, и домой вы вернетесь в полубезумном состоянии. К чему такие волнения? Сообщу вкратце: неприятности возникли в связи с завещанием Джона. Во-первых, оно не подлежит исполнению, поскольку факт смерти завещателя не доказан; во-вторых, даже если бы документ и утвердили, то все имущество моего брата перешло бы к людям, которых он вовсе не стремился облагодетельствовать. Я пришел к выводу, что завещание – дьявольски нелепый документ, составленный извращенно изобретательным упрямцем. Вот и все. Так вы осмотрите мне колено?

Мистер Беллингэм так сильно встревожился, повествуя о своем деле, что в конце перешел едва ли не на крик; лицо его покраснело, руки задрожали. Я поспешил прервать беседу, осмотрел колено, которое и вправду выглядело почти здоровым, выписал необходимые рецепты и стал прощаться.

– Вам нельзя волноваться, – сказал я, пожимая ему руку, – и никакого табака. Старайтесь жить спокойной, размеренной жизнью.

– Все это хорошо в теории, – проворчал он, – а если сюда и дальше будут приходить посторонние типы и выводить меня из себя?

– Не обращайте на них внимания, – посоветовал я и откланялся, заглянув перед уходом в соседнюю комнату.

Мисс Беллингэм сидела за столом с разложенными записными книжками в синих обложках. Две из них были открыты, и я заметил, что страницы убористо исписаны мелким, но разборчивым почерком. Когда я вошел, она поднялась и вопросительно посмотрела на меня.

– Я рекомендую вашему отцу какое-нибудь легкое чтение как средство против чрезмерного умственного возбуждения, – произнес я.

Она слабо улыбнулась:

– Конечно, это было бы неплохо. Что-нибудь еще?

– Да, нужно поддерживать его в бодром, веселом настроении и ограждать от забот и волнений, хотя, наверное, это трудно исполнимо.

– Увы, – покачала она головой, – людям в нашем положении не до веселья. Однако я согласна: нельзя распускать себя, как не надо и создавать себе лишних хлопот, которых и без того хватает. Вам трудно меня понять…

– Мне жаль, что я не могу вам помочь, но искренне надеюсь, что дела вашего отца скоро поправятся.

Она поблагодарила меня за визит, проводила до калитки, мы кивнули друг другу и простились с холодным рукопожатием.