Текст книги "Человек, который умер дважды"

Глава 18

Райан Бэйрд не спит. Он играет онлайн в «Колл оф Дьюти». Строчит из пулемета, включив звук на полную, не обращая внимания на соседей, стучащих в стену. Райан сегодня заработал сто пятьдесят фунтов: сбыл пару ноутбуков, дебетовую карту и часы – не кому-нибудь, а Конни Джонсон, которая заправляет всем Файрхэвеном из гаража на набережной. Она ему доверяет, даже поручает иногда доставить пакетик-другой по определенному адресу. Наркотики? Вот чем стоит заниматься. Таскать телефоны – это для сопляков.

Райана всю жизнь называли тупым. И кто теперь тупой? У него в кармане водятся денежки. Конни Джонсон он явно пришелся по душе. Сейчас он зарабатывает больше, чем кто-либо из его знакомых восемнадцатилетних парней, и даже, возможно, больше своих старых учителей. Вчера его таскали в полицию за то, что он дернул телефон и дал кому-то пинка, но его и пальцем тронуть не смогли, потому что Райан не дурак. Он умнее учителей, умнее копов, умнее соседей, которые трезвонят сейчас ему в дверь. У Райана Бэйрда на все есть ответ.

Райан забивает последний косячок на сон грядущий и ругается, потому что, отвлекшись, подставился снайперу. Хорошо, что видеоигры – не настоящая жизнь. Райан перезагружается и начинает заново. Он непобедим.

* * *

Мартин Ломакс тоже не спит. Адвокат саудитов прожужжал ему все уши насчет катера. Мартин висит на телефоне, пытаясь с ним договориться. Суть в том, что он получил катер в качестве оговоренной компенсации от картахенского картеля, после того как Управление по борьбе с наркотиками разгромило одну из боливийских лабораторий, стоившую всем больших денег. Только катер доставили весь в пулевых пробоинах; адвокат полагает, что это и неэстетично, и вредит его мореходным качествам.

Мартину Ломаксу звонят по другой линии, и он обещает при первой возможности связаться с картахенским картелем.

На другой линии – МИ-5. Известен ли ему некий Эндрю Гастингс? Да, известен. Работает ли Эндрю Гастингс на него? Работает, отпираться бессмысленно, потому что МИ-5 это уже известно. А сегодня вечером мистер Гастингс исполнял его поручение? Нет, сегодня нет. С сожалением уведомляем вас, что мистер Гастингс был убит при покушении на сотрудника британской секретной службы, соболезнуем вашей потере, но, возможно, вы хотите что-то сказать по этому поводу? Нет, ничего, совершенно ничего не хочу сказать. Не известны ли вам ближайшие родственники мистера Гастингса? Нет. Он был женат? Кажется, да. На ком? Понятия не имею, никогда не спрашивал. Извините, что потревожили в такой поздний час. Нет-нет, не извиняйтесь, такая у вас работа.

Мартин Ломакс кладет трубку. Гастингс мертв. Как это некстати. Но прежде надо разобраться с катером. И еще заказать раскладные столы для «Открытого сада».

* * *

Поппи с Дугласом тоже не спят. Их опрашивают порознь, в отдельных комнатах большого загородного дома неподалеку от Годалминга – просто чтобы установить факты. Перед Поппи стоит чашка с кофе, рядом с ней сидит представитель профсоюза. Лэнс Джеймс просит ее рассказать, как все произошло. У Дугласа – ни кофе, ни представителя. Только он и Сью Рирдон. Как и должно быть. Узнал ли он покушавшегося на него человека? Впервые видел. Не удивляет ли его то, что стрелок работал на Мартина Ломакса? И да, и нет. Как понимать «да и нет»? Ну, на кого-то он должен был работать, верно? А Мартин Ломакс ему угрожал, так что исключить ничего нельзя. Но зачем, объясните, пожалуйста, Мартину Ломаксу добиваться смерти Дугласа, если тот не крал алмазов? Не представляю. Мартин Ломакс определенно ведет какую-то игру, и я в ней запутался, чуть не лишился головы. Будьте добры, опишите еще раз проникновение в дом Мартина Ломакса, шаг за шагом.

В три часа утра представитель профсоюза намекает, что пора бы отпустить Поппи и дать ей возможность поспать. Проходя по коридору, она слышит, как Сью Рирдон продолжает допрашивать Дугласа Миддлмисса.

Глава 19

Рон из-за этого пропустил завтрак и оттого бесится сильнее обычного. Он некоторое время разглядывал большое кровавое пятно на ковре в спальне, а теперь изучает пулевое отверстие в стене.

– Так со мной еще не обходились! – гремит Рон. – Видит бог, чего только со мной не проделывали за эти годы, но это даже не знаю, как назвать! Когда вы нашли труп? В пол-одиннадцатого? Да я, может, еще и не ложился. Я мог бы мигом обуться и прийти. Клянусь, я нечасто теряю дар речи, но сейчас слов не нахожу! Будь у меня слова, уж я сказал бы вам…

Вдоволь налюбовавшись пулевым отверстием, Рон принимается расхаживать по комнате.

– Рон, не наступай на пятна, пожалуйста, – предупреждает Элизабет.

– И кому, кому ты звонишь? Конечно, Джойс. Джойс все любят!

– Ну, насчет этого я не уверена, – отзывается из гостиной Джойс.

– Включая тебя, Рон, – замечает Элизабет.

– Я вас обеих не перебивал и вы меня не перебивайте! – бушует Рон. – Вот есть труп. Труп с шикарной дыркой в голове, а ты что делаешь? Звонишь Джойс! Рону не звонишь, нет, моя дорогая. С чего бы звонить Рону? Разве он захотел бы увидеть труп? Старина Рон? Вот уж чем он не интересуется. С Рона хватит пятна крови и дырки от пули. Я так и слышу, как вы это обсуждаете.

– Ты закончил? – Элизабет заглядывает в свою сумочку.

– Угадай, Элизабет! Угадай, закончил я или нет. Примени дедуктивные способности! Нет, я не закончил. И скажу тебе: я был бы в восторге. В восторге!

– Идем со мной, – зовет Элизабет.

Она выходит в гостиную и садится в кресло напротив Джойс. Рон все-таки следует за ней. Элизабет достает из сумочки папку и кладет себе на колени. Но Рон еще не завершил свою речь.

– Вот слово даю, – начинает он. – Беру Джойс в свидетели – хотя друзьям и без слов должно быть ясно: если я когда-нибудь найду кого-то застреленным, я тебе позвоню. Позвоню, потому что ты мой друг, а друзья так и поступают. Хоть в два часа ночи, плевать: вижу труп – берусь за телефон. «Элизабет, тут труп на площадке или на лужайке для боулинга, не важно, надевай башмаки и приходи посмотреть». Я прямо вне себя!

– Теперь ты закончил, Рон? – спрашивает Элизабет. – Мне надо с тобой поговорить.

– Ах так? И о чем же ты желаешь поговорить? О дружбе?

– Если хочешь, – соглашается Элизабет. – Хотя времени у нас не так уж много. Работа ждет.

– Я налила вам по чашке чая, – сообщает Джойс. – Не сердитесь, но он травяной.

Однако Рон еще не все сказал:

– И никаких извинений, никаких: «Прости, Рон, растерялась, запаниковала». Думаешь, я трупы семь раз на неделе вижу? Так? Я три ночи проторчал в больнице, возвращаюсь домой – и вот мне награда. Ты видела труп. Джойс видела труп. А я сидел дома, смотрел какую-то документалку с Портильо на поезде[16]16
  Имеется в виду документальный сериал британского телевидения «Большое железнодорожное путешествие», в котором журналист, телеведущий и бывший политик Майкл Портильо исследует железнодорожные сети Британии и континентальной Европы. Прим. ред.


[Закрыть]. Да это соль на рану! Извини, но говорю как есть. Я думал, мы друзья.

Элизабет вздыхает:

– Рон, я тебя люблю. Сама удивляюсь, но это так. И уважаю за многое. Однако послушай меня, дорогой. Представь себе, в какой оперативной обстановке я оказалась: здесь были мужчина, спасшийся за секунду до смерти, и впервые застрелившая человека юная девица, а также свежее место преступления, на котором в любую минуту могли появиться люди из МИ-5. Мне требовалась еще одна пара рук. Я понимала, что вам обоим хотелось бы видеть труп, но учти мое положение. Передо мной стоял простой выбор между женщиной с сорокалетним медицинским стажем и мужчиной в фанатской футболке, который первым делом примется орать людям из МИ-5 о Майкле Футе[17]17
  Майкл Фут – британский политик и государственный деятель, возглавлявший в 1980–1983 годах Лейбористскую партию Великобритании. Прим. ред.


[Закрыть]. Согласна, лет тридцать назад это дело все равно досталось бы мужчине, но времена переменились, и я позвонила Джойс. Ну, скажи, что мы можем сделать, чтобы ты остыл?

– Уже остыл, – бурчит Рон.

– Признаю свою ошибку, – говорит Элизабет.

– Пей свой чай, – напоминает Джойс.

Рон, помолчав, спрашивает:

– А что за работа нас ждет?

– Так-то лучше, – кивает Элизабет. – Я достала из сумочки папку. Пока ты скандалил.

– Я не скандалил, но позволь, я позвоню королеве, попрошу наградить тебя медалью за доставание папок из сумочек.

– Я делала это медленно, демонстративно. Папка рыжая, я таких обычно в сумочке не ношу. Думала, ты обратишь внимание.

– Джойс, уж конечно, обратила? – осведомляется Рон. – Наша умница Джойс!

– Ну, она обратила, но не о том речь. Джойс этой папки еще не видела. Она для нас с тобой.

– Джойс еще не видела? – спрашивает Рон.

– Пока нет, но со временем увидит, – подтверждает Элизабет. – Только сперва нам с тобой надо сделать дело.

– Я сомневаюсь на этот счет, – вставляет Джойс.

– Ох, только не начинай, – бросает ей Элизабет. – Мне надо помириться с Роном.

Рон кивает:

– О’кей. Прости, если наболтал лишнего.

– Ничуть, дорогой. Ты высказал недовольство, вполне объяснимое.

– Так что за дело? Что в этой папке?

– Не думай, что мы не заметили, как ты заботился об Ибрагиме все это время, – продолжает Элизабет. – И полагаю, ты заслужил награду.

Она подает ему папку. Рон протягивает руку, берет ее.

– Там адрес Райана Бэйрда, его мобильный номер и все, что требуется.

Рон листает и кивает.

– Так что, мы им займемся? – спрашивает он. – Сейчас же?

– Ты им займешься, да.

– Я им займусь?

– Чудесно! – сияет Джойс.

– Да, я подумала, ты не откажешься, – говорит Элизабет.

– Да уж не откажусь! – подтверждает Рон. – У тебя есть план?

– Есть. Только прежде надо повидать Богдана. Потом получишь инструкции.

Рон кивает. И похлопывает по папке большой ладонью.

– Это Поппи раздобыла, да?

Элизабет кивает.

– А что с ней будет? За то, что снесла башку тому типу.

– Ничего плохого не будет, – успокаивает Элизабет. – Она сделала что следовало и как следовало. Сегодня ее опросят, во всем разберутся и, вероятно, вернут к работе.

– А с мамой увидеться разрешат? – спрашивает Джойс.

– Господи, нет! – удивляется Элизабет. – Зачем бы им позволять ей видеться с матерью?

– Если бы я кого-то застрелила, мне захотелось бы повидаться с мамой, я полагаю.

– Это тебе не детский сад, Джойс. Как ты сентиментальна! – упрекает Элизабет.

Рон, продолжая листать папку, поднимает глаза.

– А твой бывший? Этот Дугги? С ним что?

– Примерно то же самое. Отсюда им, конечно, придется его перевести. Явка провалена.

– Значит, для нас это дело завершено?

– Для нас – да. Работа нянек больше не требуется.

– Но алмазы-то поискать можно?

– Конечно.

– Хорошо. Кстати, хочешь знать, что я думаю? – спрашивает Рон.

– Вообще-то нет, Рон, – отвечает Элизабет.

– Я думаю, ты вполне могла вчера ночью сделать два звонка, вызвать и Джойс, и меня. Но, вероятно, ты не желала знакомить меня со своим бывшим.

Джойс кивает одновременно с ответом Элизабет.

– Ну, я всегда считала, что лучше бы мне никогда его не встречать, так почему бы не избавить от этой неприятности своих друзей?

– Джойс говорит, красавчик?

– Еще какой, – соглашается Джойс.

Элизабет пожимает плачами:

– И что вам, мужчинам, далась эта красота? Ты сам разве не предпочел бы оказаться добрым, умным и с чувством юмора, вместо того чтобы быть просто красивым?

– Нет, – отвечает Рон.

– Могу я спросить вас обоих? – говорит Джойс.

Друзья кивают.

– Я в одной кружке оставила чайный пакетик, а из другой вынула. Вы не могли бы попробовать оба напитка и сказать, какой предпочитаете?

Глава 20

Богдан Янковский уверен: ночью что-то произошло.

Он идет к стройке на вершине холма, но по дороге заглянул в куперсчейзский магазин купить лимонада и двадцать пачек «Ротманса».

Незнакомый мужчина только что вышел из незнакомого фургона и направился к Рёскин-корт.

Богдан видел, как тот открыл дверь ключом, которого ему иметь не полагалось.

Что-то там происходит. Богдан идет к фургону. Заглянув в пассажирское окно, он видит на сиденье газету – обычное дело в фургоне, – но отмечает, что это «Дэйли телеграф», и это уже необычно. На борту фургона он читает: «Кровли Ф. Уокера – беремся за любые работы».

Краем глаза Богдан видит, как из Рёскин-корта выходят Элизабет, Рон и Джойс. Что они делали в Рёскин-корте? Точно что-то затевается. А если что-то затевается, Богдан желает принять участие.

Элизабет, помахав на прощание Рону и Джойс, спешит к нему и, подхватив под руку, отводит от фургона.

– Что это за фургон? – спрашивает Богдан.

– Откуда мне знать? – отвечает Элизабет, поставившая себе за правило знать все. – Однако доброе утро.

– И вам доброе утро. Что вы в такую рань делали в Рёскин-корте?

– Я брала у Марджери Шолс книгу почитать, – объясняет Элизабет.

– Какую книгу? – уточняет Богдан.

– Джеффри Дивера, – не теряется Элизабет. – Потрясающая!

– Какую именно из его книг? – продолжает допрос Богдан. Они уже подходят к Ларкин-корту, где живет Элизабет.

– Последнюю. Спасибо, что проводили до дома. Зайдете потом навестить Стефана?

Богдан кивает:

– С утра сегодня устанавливаем большой кран, а после обеда делать особенно нечего, так что я спущусь.

Богдан руководит новой застройкой «На вершине». Поселок над ними уже начинает обретать форму. Недавние события подняли Богдана на несколько ступеней по карьерной лестнице, однако он не торопит время. Богдан никогда не торопит время.

– А кто это сейчас зашел в Рёскин-корт? В перчатках.

– Не представляю, милый. Водопроводчик? Он, наверное, должен быть в перчатках?

– Этот тип вошел за полминуты до того, как вы вышли. А вышли вы через десять секунд после того, как я стал приглядываться к фургону.

– По-моему, у вас легкая паранойя, Богдан. Вы хорошо спите?

– Каждую ночь по восемь часов двадцать минут, – заверяет Богдан. – Пообещайте мне кое-что, а?

– Конечно, если смогу. Если не смогу, то не пообещаю.

– Вы когда-нибудь мне расскажете, почему соврали? О том человеке и фургоне. А Марджери Шолс я только что видел в магазине, значит, в Рёскин-корт вы ходили не к ней. Вы поделитесь со мной этим рано или поздно?

– О, Богдан, у каждого есть секреты. Надеюсь, увидимся позже?

Богдан кивает, и Элизабет заходит в дом. Богдан возвращается на прежнее место, но фургона там уже нет.

Он поднимается на холм, размышляя о человеке в перчатках и с ключами, которых ему иметь не положено.

Застройка «На вершине» идет по плану. А как же иначе? И он порядочно зарабатывает. Половину вкладывает в строительную компанию, половину – в биткоины. Искушения купить дом у него нет, ведь покупка дома означала бы, что ты здесь и останешься, а разве можно предсказать, останешься или нет? Все утро Богдан обходит рабочую площадку, надзирает за установкой крана и курит «Ротманс». Потом спускается с холма, чтобы сыграть в шахматы с мужем Элизабет, Стефаном.

Он идет мимо кладбища, где похоронены монахини. Что они думают о паровых молотах, забивающих сваи фундаментов в склон? Богдана этот шум успокаивает, и он надеется, что их тоже. Кто пожелал бы себе целую вечность тишины?

Он минует скамью Бернарда. Странно не видеть здесь старика, несущего свою вахту. Люди в этом месте приходят и уходят, приходят и уходят. Осознание, что они проживут здесь до конца своих дней, придает им жизненных сил. Движутся они медленно, зато время бежит быстро. Богдану нравится быть рядом с ними. Они умрут, так ведь все мы умрем. Все уйдем, глазом моргнуть не успеем, но в ожидании смерти нам не остается ничего другого, как жить. Что-то затевать, играть в шахматы, делать что вздумается.

Они со Стефаном стараются играть трижды в неделю. Это дает Элизабет немного свободного времени, чтобы сходить за покупками, навестить друзей, раскрыть убийство. Стефан теперь забывает почти все имена, но имя Богдана помнит твердо.

На шахматной доске в квартире Элизабет уже сделано двенадцать ходов, и Богдану удалось привести Стефана в некоторое замешательство. Конечно, Богдан не спешит праздновать победу – в игре со Стефаном это неразумно, – но своей позицией он доволен. По его мнению, у Стефана не так много вариантов для следующего хода.

Однако следующего хода придется подождать, потому что Стефан уснул. Теперь это часто случается, он все больше и больше уходит в себя. Но пока Стефан здесь, Богдан будет играть с ним в шахматы.

И всякий раз, когда Стефан открывает глаза, Богдану ясно: его ждет жестокая схватка. Как раз такая, какая ему нравится. Стефан многое забывает, но как выигрывать в шахматы – помнит. Помнит он и великую тайну Богдана – роль, которую тот сыграл в недавнем убийстве, и с удовольствием поднимает эту тему, когда его припирают на доске.

Но Богдан не боится. Он целиком доверяет Стефану. Да и кому Стефан мог бы все это рассказать? Разве что Элизабет, а Элизабет Богдан тоже целиком и полностью доверяет.

И – помяни черта, он и появится – Богдан слышит, как в замке поворачивается ключ, и видит вошедшую Элизабет. В руке у нее – объемистая спортивная сумка. А это необычно.

– Привет, дорогой мой, – говорит Элизабет. – Он спит?

– Может быть. Хотя я думаю, притворяется. Знает, что я его побил.

– Давайте сделаю вам по чашке чая. Можно попросить вас об одной услуге, Богдан?

– Кто был тот человек в перчатках? – спрашивает он.

– Страховой оценщик рисков из МИ-5, – отвечает Элизабет. – Вы довольны?

– Да, спасибо, – говорит Богдан. – Чем могу быть полезен, Элизабет?

Она ставит сумку на обеденный стол рядом с шахматной доской. Расстегивает молнию. Под ней обнаруживаются пачки денег.

– Деньги, – отмечает Богдан.

– Вы ничего не упускаете, мой дорогой, – хвалит Элизабет.

– А на что они? – спрашивает Богдан.

Элизабет еще раз проверяет, спит ли Стефан.

– Вы не согласились бы купить мне кокаина на десять тысяч фунтов?

Богдан смотрит на деньги и кивает:

– Да.

– Спасибо, – улыбается Элизабет, – я знала, что могу на вас положиться. Только по оптовым ценам, а не по уличным.

– Конечно, – говорит Богдан. – Это связано с мужчиной и фургоном?

– Нет, это по другому делу.

– Когда вам нужен кокаин?

– Завтра к обеду?

– Нет проблем, – отзывается Богдан.

– Чудесно, вы нам так помогаете, честное слово. Я поставлю чайник.

Когда Элизабет скрывается в кухне, Богдан снова смотрит на сумку с деньгами. Кому это так срочно понадобилось столько кокаина? В Сент-Леонарде есть женщина, бывшая помощница учителя в начальной школе, – теперь она заправляет в гаражах на набережной. Надо бы начать с нее. Однажды она приглашала его на свидание, а он прямо ответил, что она его не привлекает, да и ее профессия его беспокоит, – все-таки в романтических делах важно сразу быть честным. За обман никто спасибо не скажет. Тогда она швырнула в него пинтовую стеклянную кружку, но с тех пор прошло несколько месяцев, и Богдан уверен: она не откажет ему в помощи. Он достает телефон, но набрать сообщение не успевает, потому что Стефан просыпается, смотрит на доску, будто и не было никакого перерыва, и двигает своего слона. Богдан откладывает телефон и обдумывает сложившуюся комбинацию. Вот этого он никак не ожидал. Вот это ход! Богдан улыбается.

Десять тысяч фунтов Элизабет. Ход слоном Стефана. Не удивительно, что они поженились. С обоими стоит держать ухо востро.

У Богдана появилась работа и пища для размышлений. Именно то, что он любит.

Глава 21

Теперь у Дугласа Миддлмисса есть вид на море. Хоть какое-то утешение.

Дом находится в Хоуве. Официально это «представительская гостиница», но здание используется исключительно для нужд МИ-5. Дугласу выделили большую спальню со стороны фасада, наискосок из нее видно море. Ему запретили подходить к окну, но, право, на что они рассчитывали, выделяя ему номер с видом на море. Он расположился в кресле таким образом, чтобы наблюдать за тем, как из-за руин Брайтонского Западного пирса восходит солнце. Если кто-то и подстрелит его через окно, это будет не худшая смерть.

Поппи поселили в спальне в глубине дома, с видом на муниципальную парковку и мусорные бачки. Чтобы добраться до его двери, кому-то снова придется пройти мимо Поппи. А она в прошлый раз доказала свою эффективность. Пристрелила Эндрю Гастингса. Одного из приближенных телохранителей Мартина Ломакса. Эндрю послали убивать, а он сам погиб от руки маленькой женщины с колечком в носу и поваренной книгой Оттоленги[18]18
  Йотам Оттоленги – британский шеф-повар израильского происхождения, ресторатор и писатель, автор нескольких книг о еде, изданных в разных странах, включая Россию. Прим. ред.


[Закрыть] под мышкой.

Переезд в Куперсчейз представлялся Дугласу блестящей идеей, лучшим способом укрыться. И возможностью снова повидать Элизабет. Показать ей себя. Но Мартин Ломакс каким-то образом взломал защиту. Значит, кто-то ему подсказал, где искать. Вот только кто?

Подозрения у Дугласа есть. Он признает, что напортачил, показав свое лицо камерам наблюдения. Создал серьезные неудобства для Службы. Что, если кто-то решил взыскать с него должок? Неужели они согласились бы пожертвовать одним из своих? Он такое видел. Редко, но бывало. Можно ли доверять Сью и Лэнсу? В Сью он уверен. А Лэнс? Человек, с которым он взламывал дом Ломакса? Что о нем, в сущности, известно?

Поппи стучится в дверь и спрашивает, не хочет ли Дуглас чаю. Тот отвечает, что с удовольствием выпьет и сейчас спустится. Дуглас гадает: что, черт возьми, такая, как Поппи, делает рядом с таким, как он?

Дуглас знает: он больше не всеобщий любимец. И понимает почему. Боже, ведь когда-то его все обожали! А теперь? Теперь он – тип, который снимает маску во время ограбления и отпускает на совещании шуточки в адрес коллеги-гея. В обоих случаях не со зла, но Дуглас видит, что шагает не в ногу, и в глубине души понимает: будь он менее эгоистичным, мог бы действовать и профессиональнее, и доброжелательнее. Он надеялся дослужить свой срок, ничуть не меняясь. Увы, не выйдет, старина. Алмазы показались ему выходом. Счастливый случай, идеальный момент. Они лежали прямо на обеденном столе у Ломакса. Неужели от него отвернулась удача? Как теперь выпутываться?

Он не понимает, откуда такие перемены. Двадцать лет назад разрешалось смеяться над кем угодно, правда? Ничего плохого, обычные шутки. В школе у них был парень, Питер какой-то, его дразнили за рыжие волосы. Не со зла, просто шутили. Он отучился несколько семестров и ушел – слишком чувствительный, и это создавало ему проблемы. Когда люди обижаются на шутки, не походят ли они на того Питера, который отказался от прекрасного образования, потому что не мог выдержать дразнилок?

Дуглас упомянул об этих своих взглядах на курсе повышения осведомленности о гендерной и сексуальной проблематике, куда его отправили несколько лет назад. Его попросили выйти и заменили курс индивидуальными занятиями. Дуглас окончил это «обучение» с отличием, поскольку инструктором был его старый друг: он подсказал, что нужно говорить, чтобы получить сертификат.

Но вдруг в Службе наконец решили, что сыты им по горло? Может быть, Сью сочла, что он больше не нужен? Что без него жизнь станет лучше? Убедила всех в том, что смерть Дугласа – небольшая цена за мир с Мартином Ломаксом? Могла ли Сью сговориться с Ломаксом и сообщить, где его искать?

Много ли народу знало, что Дуглас прячется в Куперсчейзе? Человек пять или шесть. Считая, конечно, Поппи. А что, если она не так проста – не только подкасты, стишки и григорианское пение? Что, если это все спектакль? Честно говоря, он и такое видывал, так что, возможно, она притворяется, возможно, участвует в заговоре против него. Но тогда зачем стреляла в злоумышленника?

Элизабет? Это вопрос потруднее. Могла ли Элизабет рассказать о нем? Нет, конечно. Хотя он ведь рассказал ей о Мартине Ломаксе. Могла ли она следить за ним? Да Элизабет кого хочешь выследит. За время их брака у Дугласа было четыре романа, и все четыре Элизабет разоблачила. Последний, с Салли Монтэгю – молоденькой сотрудницей аналитического отдела, – навсегда прикончил их брак. Зато он женился на Салли Монтэгю. Та была двадцатью годами моложе, и их брак продержался лишь до следующего его романа. Ее без шума уволили после развода. Где-то теперь Салли? Он знает, что следовало бы поинтересоваться, но иногда все это уже слишком для него.

Бог весть, сколько романов было у Элизабет. Множество. Но Дуглас ее ни разу не поймал. Брак с такой, как Элизабет, случается в жизни единожды. Будь Дуглас мужчиной, он удержал бы ее. Но он, конечно, тогда был мальчишкой. Обаятельным, забавным, из тех, кому все легко дается. Дуглас получал все, чего хотел, его все любили, все попадались на его крючок. Правда, он подозревает, что те, кто не попался, просто годами обходили его стороной.

Однажды он спросил Элизабет, когда она его раскусила. Она сказала, что с первого взгляда. И постоянно задавалась вопросом: что за испуганный мальчик может прятаться за такой броской маской. Она полюбила того испуганного паренька, но так его и не встретила. В ту минуту Дуглас мог бы перевернуть свою жизнь, стать настоящим и начать жить честно. А он вместо этого швырнул в стену стакан для виски, вылетел за дверь и отправился ночевать в Западный Кенсингтон, к Салли Монтэгю. На следующий день он вернулся; Элизабет ничего не сказала, но с того момента оставила все попытки.

С тех пор он жил за счет своего обаяния. Кое-кто живет и похуже. Но сейчас Дуглас уже не понимает, каково оно – современное обаяние. Перед ним новое поколение мужчин; они знают, что говорить и как говорить, а его инструменты устарели, остались в прошлом веке. Пошутить нельзя, флирт под запретом. А без шуток и флирта что у него остается?

Алмазы. Вот что осталось у Дугласа. Лучшее средство спасения.

Дуглас встает с кресла и гребешком приглаживает волосы. Если тщательно их укладывать, они вполне выдерживают беглый взгляд, а на большее мало кого хватает. Беглые взгляды продвигали его вверх на протяжении всей карьеры. Но представители нового поколения видят его насквозь. Что весьма обидно.

Самое глупое – Дуглас знает, что они правы. Он знает: они просят его всего лишь быть вежливым. Знает: люди на работе хотят работать, не задумываясь каждые пять минут о том, как они выглядят и с кем спят. Он не скучает по старым добрым временам, он скучает по добрым для него временам. Он не думает, что они были добрыми для большинства.

Но признаться себе в этом значило бы признать и то, что всю жизнь он носил удобные шоры. Что до сих пор задумывается о судьбе того Питера. Питера Уиттока. Конечно, Дуглас не забыл его фамилии. Парня травили в школе такие же запуганные, как он, дети.

Сколько Питеров Уиттоков осталось у него за спиной? Сколько Элизабет? Сколько Салли Монтэгю?

Двадцать лет назад он обошелся бы вообще без маски: все только посмеялись бы – мол, так и надо, урок Мартину Ломаксу, пусть себе кипятится, а Дугласа заставили бы угостить всех выпивкой. Но все это было большой ошибкой.

Так или иначе, твои дела тебя догонят.

Впрочем, нет смысла хандрить – каждый живет так, как того заслужил. Дуглас должен обдумать, как выбраться из этого переплета. Пора перейти к делам насущным. Разобраться с угрозой, исходящей от Мартина Ломакса, а может быть, и от самой Службы. А потом скрыться вместе с алмазами. Новые документы и, пожалуй, ферма в Новой Зеландии или в Канаде. Где-нибудь, где говорят по-английски.

Исходить надо из того, что он провалился. И что рассчитывать может только на себя. Он выходит на площадку и слышит, как свистит на кухне чайник.

Неправда. Он может положиться на Элизабет. В этом он уверен.

От этой мысли ему становится веселее. Он дожил до нового рассвета и, спускаясь по лестнице, решает съесть тост с джемом – пока у него имеется такая возможность