Текст книги "Человек, который умер дважды"

Глава 22. Джойс

В общем, я позвонила маме Поппи, и она оказалась само очарование. Зовут ее Шивон – пишется Siobhan, да, я посмотрела. Должно быть, ирландские корни, но теперь их не заметно.

Я ей все рассказала. Решила, что Поппи этого и хотела, потому что, возможно, шпионы далеко не все рассказывают мамам. А может быть, это свойственно дочерям в целом? Я, например, только случайно могу узнать, что Джоанна подстриглась. Как-то она провела неделю на Крите, а я узнала об этом из «Фейсбука». Я напомнила Джоанне, что мы с ней, маленькой, тоже как-то провели на Крите неделю, но оказывается, то была другая часть Крита, о чем она с удовольствием сообщила мне. Так что мне случается бывать в шкуре Шивон.

Вот как все прошло. Мы сперва обменялись любезностями, а потом я сказала, что звоню по просьбе Поппи, что с ней все хорошо, но произошел один инцидент.

Я даже предупредила: «Не беспокойтесь, без жертв» – и только потом сообразила, что жертвы-то были.

Как я поняла – и, в общем-то, ничего удивительного, – Шивон не слишком представляет, чем ее дочка зарабатывает на жизнь. Ей сообщили, что Поппи трудится в паспортной службе. Когда Поппи брали на работу, Шивон проверяли, и ей тогда это показалось странным, но вопросов она задавать не стала. С детьми вечно какие-то беспокойства, согласитесь. То им подавай костюм для Всемирного дня книги, то еще что.

На самом деле следовало бы вводить ее в курс дела постепенно, но когда долго ухаживаешь за больными, приходишь к выводу, что порой лучше все говорить без обиняков. Я сказала примерно следующее: ваша дочь работает на МИ-5 или МИ-6 и присматривает за человеком, который был женат на моей подруге Элизабет, а теперь обвиняется в краже алмазов (а она: МИ-5? Элизабет? Алмазы?). Этой ночью кто-то пытался застрелить того человека, и Поппи пришлось застрелить его. Я старалась излагать как можно короче.

Шивон своим ушам не верила, и я, чтобы она не подумала, будто это шутка, добавила: «Это не шутка, так все и было. Она его действительно застрелила, я сама видела тело».

Я сказала, что Поппи дала мне ее номер, а она спросила, где Поппи сейчас, а я призналась, что мне это неизвестно, ее забрали в МИ-5, но, по словам Элизабет, волноваться не о чем, Поппи все сделала правильно и как надо и спасла кое-кому жизнь.

Шивон спросила, где это произошло, и я ей в подробностях описала Куперсчейз. Она сказала, что, по-видимому, там очень мило, а я ей: «Ну так приезжайте в гости. Познакомитесь со мной и с Элизабет».

Шивон сказала, что она бы с удовольствием, а потом расплакалась, и это, на мой взгляд, к лучшему. Не стоит все держать в себе. Вообразите, если бы ваша дочка застрелила человека и ее увезли в МИ-5? Хочешь не хочешь, а расчувствуешься. Я спросила ее адрес, чтобы переслать ей по почте браслетик дружбы. А деньги получу при встрече.

Потом мы мило поболтали. Она извинилась за слезы, а я отмахнулась – мол, совсем не за что – и спросила, нравится ли ей, что Поппи вставила в нос колечко. Она подумала и ответила, что вообще-то нет, Поппи казалась ей симпатичнее без него. Я сказала, что Поппи и с ним симпатичная, но посочувствовала, потому что Джоанна однажды вставила три сережки в одно ухо, одну на самом верху, и это выглядело ужасно. Там до сих пор виден шрамик, дырка так по-настоящему и не зажила. Вы не заметили бы, а я всегда замечаю. Мне кажется, мы с Шивон поладим.

Итак, Шивон собирается приехать навестить нас, и это большая новость. Надеюсь, Элизабет не будет против. Поппи подкинула телефонный номер в карман моего кардигана, а не Элизабет – может быть, потому что знала: так делать не полагается. Станет ли Элизабет возражать? Ну, если и да, то это ее проблема, а не моя.

Она, кстати говоря, живет в Уодхерсте. Шивон. Я его проезжала на поезде, но не более того. Если судить по Поппи и ее маме, там наверняка очень мило.

Едва я повесила трубку, в мою дверь позвонили. Приехала Ивонна, моя бывшая соседка, выпить чаю и поболтать. Она первая среди моих знакомых купила видеомагнитофон, и я никогда этого не забуду. Помню, как однажды они пригласили Джоанну посмотреть «Инопланетянина». Честное слово, надо было видеть ее лицо! В общем, теперь Ивонна живет в Танбридж-Уэллсе, где же еще, так что я попросила ее по дороге домой забросить браслетик в почтовый ящик Шивон. Сэкономила на почтовой марке, да?

Что еще? Конечно, Райан Бэйрд. По Рону видно, что ему невтерпеж, да и мне интересно узнать, что они задумали. Ибрагим завтра должен вернуться домой. Велел нам больше не навещать его, и это к лучшему, потому что Элизабет зовет в Хоув, а зачем – не говорит.

Я сейчас пеку угощение для Шивон. Понятия не имею, что она любит, в разговоре не получилось спросить. Чтобы не промахнуться, остановилась на бисквите королевы Виктории, брауни без орехов, но с кокосом, и полосках с малиной – на случай, если она любит острые ощущения.

Я все думаю о тех алмазах. Двадцать миллионов фунтов способны вскружить голову, согласитесь. Если верить шоу «Сделка или нет?», то даже двадцать пять тысяч «способны переменить жизнь», но я не знаю, что тут менять, разве что заплатить по кредитам, съездить в Португалию и, может, заменить пару окон. А уж двадцать миллионов? Кто-то, думается, непременно наложит на них руки, даже если ему попутно придется кого-нибудь убить.

Спохватилась, что неправильно сказала о Роне, будто ему невтерпеж. Не помню, какое выражение тут больше годится. Но что-то в таком духе, верно? Оставлю пока так, тем более что Рону это описание очень подходит.

Итак, завтра мы отправляемся с Элизабет в Хоув, должно быть весело. Садимся на автобус в 14:30 до Брайтона, выходим у большого магазина «Маркс и Спенсер» и идем в Хоув пешком. Элизабет заявила: «Никакого шопинга, Джойс», а значит, едем по делу.

Только по какому делу? Алмазы? Убийство? Или то и другое сразу? Это было бы славно!

Глава 23

Элизабет смотрит на часы, вздыхает и чуточку прибавляет шаг.

Они на двадцать минут отстают от графика, потому что Джойс потребовала перерыв на кофе. Джойс обожает посидеть в кофейне, поглазеть в окно на прохожих. Дай ей волю, она весь день так просидела бы, приговаривая: «О, зонтики раскрыли!» или «Как ты думаешь, Элизабет, мне пошел бы вон тот плащ?» Не так уж она любит кофе, но чай в кофейне ей спрашивать неловко.

Дуглас попросил Элизабет о встрече, и это самое малое, что она может сделать в таких обстоятельствах. Его чуть не убили в ее дежурство. Официально она еще не начала за ним присматривать, но все равно.

Они направляются к его новой конспиративной квартире в Хоуве. Номер 38 по Сент-Олбанс-авеню – одной из множества параллельных улочек, протянувшихся от кофеен на Черч-роуд до кафе-мороженых на набережной.

– Правда, морской воздух чудесен? – подает голос Джойс.

– Бодрит, – соглашается Элизабет, глядя на проносящийся мимо тяжелый грузовик.

С Джойс что-то не так. Элизабет уже неплохо изучила ее и сейчас ясно видит, что это ее оживление какое-то чрезмерное. Обычные штучки Джойс. Кто-то другой мог бы и обмануться, но только не Элизабет. Остановившись перед рестораном «Нандо» на Черч-роуд, Элизабет придерживает Джойс за руку.

– Не хочешь ли до встречи с Дугласом и Поппи рассказать мне, что скрываешь?

Джойс смотрит на нее снизу вверх – невинные глаза и нимб снежно-белых волос над головой.

– Совершенно не понимаю, о чем ты.

– Джойс, ты задержала нас уже на двадцать минут. Не хотелось бы проторчать здесь еще двадцать, выуживая из тебя секреты.

– Ты, Элизабет, иногда ведешь себя как моя начальница. А ты мне не начальница.

Элизабет вздыхает:

– Прошу тебя, умоляю, не изводи меня. Просто расскажи.

Джойс рассматривает витрину «Нандо».

– Представляешь, я ни разу не бывала в «Нандо».

– Ты явно что-то от меня скрываешь. Это имеет отношение к Дугласу?

– Можно бы сходить с Ибрагимом. Ему «Нандо» должен понравиться, как ты считаешь? Нам обязательно надо будет вытаскивать его из дома.

– Значит, к Поппи?

– Иногда, Элизабет, приходится просто смириться с тем, что ты не все знаешь. И, боюсь, на этом конец разговору.

Элизабет заглядывает ей в глаза и кивает:

– Итак, дело в Поппи. Ты крепкий орешек, но не настолько.

Джойс улыбается:

– Мы уже опаздываем, дорогая. Это невежливо. А я даже ничего для них не захватила. У нас есть время хотя бы ирисок купить?

Элизабет размышляет.

– Итак, мы знаем, что дело в Поппи, это у тебя на лице написано. Может быть, Поппи тебя о чем-то просила? Вы ведь не оставались с ней наедине?

– Боюсь, ты сбилась со следа. Впереди есть прекрасный книжный магазин, «Городская книга». Не купить ли для Дугласа роман Джона Гришэма?

– Значит, Поппи тебе что-то передала. Что же? Перед уходом она что-то подсунула?

– Право, Элизабет, это ты мне что-то непонятное подсовываешь! Согласись, я ведь верно говорю насчет Ибрагима? Надо следить, чтобы он выходил из дома. Ему этого не захочется. По-моему, в «Нандо» подают в основном блюда из курицы, но наверняка в меню есть и пудинги и тому подобное.

– Что же она могла тебе передать? И почему тебе, а не мне?

– Я все думаю о том центре спасения собак. Когда Ибрагим вернется, я могла бы попросить его свозить меня туда.

– Например, записку? Поппи передала тебе записку? Выходя, сунула в руку?

Элизабет пристально вглядывается в лицо Джойс.

– Он будет спорить, ты же знаешь Ибрагима. Но мы его уговорим. А собаки способны исцелять. Понятно, ты и сама в курсе, однако все равно скажу: душевные травмы иногда заживают дольше телесных.

– Что-то личное. – Элизабет сторонится, пропуская компанию рвущейся в «Нандо» молодежи. – Потому и выбрала тебя. Поручение. Что-то, в чем тебе она точно могла довериться.

– Я посмотрела на их сайте. Алана еще не забрали. Того песика. Только я буду звать его Расти – это я тебе первой говорю. В дневнике записала, но вслух еще никому.

– Ты, конечно, нарядилась в новый кардиган. Кстати, он тебе очень идет. Может быть, она просто сунула что-то в карман кардигана?

– Начет кардигана спасибо. Понимаешь, когда я была маленькой, у соседей жила собака по кличке Расти.

– Я думаю, Джойс, не попросила ли она тебя с кем-то связаться? Просто дать знать, что с ней все хорошо? В таком деле на тебя целиком можно положиться.

– Кажется, это был ретривер, хотя я вечно путаю их с лабрадорами. Все мы что-то путаем, да? Если присмотреться.

– Кому доверяет Поппи? – рассуждает Элизабет. – Вот вопрос.

– Джона Гришэма все любят, правда? Беспроигрышный вариант.

Элизабет кладет ладони на плечи Джойс, кивает и заглядывает ей в глаза:

– У меня вопрос, Джойс. Поппи дала тебе телефонный номер своей матери?

Джойс всплескивает руками.

– Да, боже мой, Элизабет. Ну что с тобой поделаешь!

– Ты продержалась дольше многих. Ты ей позвонила?

Джойс кивает.

– Это ничего?

– Это прекрасно. Не удивительно, что после первого убийства человеку хочется поговорить с мамой. То есть мне-то не хотелось, но я – это я.

– Она, кажется, милая. Боюсь, я пригласила ее к нам.

– Отличная идея. А теперь пойдем дальше.

Джойс улыбается, и две подруги направляются к Сент-Олбанс-авеню.

– Ты не сердишься? – спрашивает Джойс.

– Ничуть, – отвечает Элизабет. – Хотя, должна тебе сказать, им не нравится, когда собакам меняют имена.

– Знаю, но Алан! – вздыхает Джойс.

– А почему бы не предложить Ибрагиму решить это? В таких вопросах ему нет равных.

– Жду не дождусь, когда он вернется, а ты?

Элизабет берет Джойс под руку.

– Куда, кстати, отправился Рон? – интересуется Джойс. – Я видела, он уехал на машине еще до нас. А он в последнее время совсем не садится за руль.

Элизабет смотрит на часы.

– Рону поручены водопроводные работы. Он давно рвался к этому делу.

– Водопроводные?

– Ты же знаешь, Рон у нас на все руки мастер.

Глава 24

Торговля кокаином – не столь гламурное занятие, как принято считать, и Конни Джонсон радуется редкому поводу принарядиться.

Не каждый день Богдан Янковский желает закупить первоклассного колумбийского порошка на десять кусков, поэтому Конни весь день в волнении. В магазине по соседству торгуют поддельными духами, и она было надушилась, но они так били в нос, что пришлось все немедленно смыть. И даже тушь наложить заново – ее слезами размыло. Конни полагает, что от этого ужасного запаха ей удалось отделаться.

Зачем Богдану вдруг понадобился кокаин? Он совсем не из таких. Может, подсел на наркотики и ему теперь требуются деньги на оплату? Конни на это надеется: тогда они наверняка будут чаще видеться.

И что в нем такого? Как это от одного человека может исходить ощущение крайней опасности и одновременно абсолютной надежности? Или внешность обманчива?

Раздается дребезжащий стук в металлическую дверь гаража. Конни поправляет волосы, сплевывает жвачку в старый картотечный ящик и закуривает ментоловую сигаретку. Вот и он!

Она открывает дверь, и ее темный мирок заливает солнце. Перед ней – он, Богдан. Бритая голова, татуировки змеятся по обеим рукам, глубокие синие глаза и абсолютное равнодушие на лице. Полный набор. Он закрывает за собой дверь, и они остаются вдвоем. Как ей держаться? Быть милой и крутой? Она уже пробовала флиртовать с Богданом, но тогда ничего не вышло. Впрочем, она подозревает, что он упрямится только для виду. Раздевает ли он ее глазами? Конни кажется, что да. Что-то он определенно делает своими глазами. Она кивает на его спортивную сумку.

– Там деньги?

– Да, – кивает Богдан.

Конни глубоко затягивается ментоловой сигареткой, упиваясь свежим вкусом мяты.

– Десять кусков?

– Да, – говорит Богдан.

– Пересчитывать надо?

– Нет. – Богдан ставит сумку на большой деревянный письменный стол.

После закрытия школы, в которой работала Конни, все имущество выставили на аукцион, и Конни приняла в нем участие – купила письменный стол своей старой директрисы. Стол, перед которым она столько раз стояла, выслушивая упреки за то, за сё и за это. Поначалу ей доставляло удовольствие расфасовывать на нем кокаин и заниматься сексом. Что сказала бы на это миссис Гилберт? Но теперь дело разрослось, и стол используется больше для административных нужд. Хороший стол, надо признать.

– И ты, стало быть, хочешь получить свой кокс? – спрашивает Конни.

– Да, – отвечает Богдан и добавляет: – Пожалуйста.

Конни кажется, что все идет хорошо. Есть ли контакт? Есть ли разряд? Боже мой, только взгляните на него!

– Он в задней комнате, Богдан. Подожди минутку, устраивайся как дома, вот журналы. Тут в основном «Бои без правил».

Конни отпирает запертую дверь и входит в маленькую кладовую. Здесь нет зеркала, так что она пытается рассмотреть себя в отражении старого компакт-диска. Хорошо, что проверила: на зубах у нее помада. Заметил ли Богдан? Она опускается на колени перед сейфом и одной рукой набирает шифр, а другой протирает передние зубы. А вдруг он уже видел помаду, а теперь обратит внимание на то, что она ее стерла? Конни достает из сейфа кило кокаина в оберточной бумаге со штемпелем: «Хрупкие предметы: этой стороной вверх». Тогда он поймет, что она смотрелась в зеркало. Не слишком ли откровенно она в нем заинтересована? Конни запирает сейф и возвращается. Поздно уж, заметил так заметил. Раньше надо было думать.

Конни снова запирает дверь хранилища и кладет пакет на директорский стол рядом с деньгами. Богдан в упор смотрит на нее. На зубы?

– Хочешь проверить? – спрашивает она.

– Нет, – говорит Богдан и, вынув из сумки деньги, кладет пакет на их место.

– Это будут постоянные закупки? – интересуется Конни. – Для постоянных клиентов есть особое предложение.

– Нет, только один раз, – отвечает Богдан.

«Особое предложение – это перебор, – думает Конни. – Откровенный флирт. Идиотка». Она считает нужным пожать плечами.

– Ну, тебе виднее.

– Да, – кивает Богдан.

– Давай отопру, выпущу тебя.

Конни проходит к двери, открывает ее. Их снова заливает солнечным светом. Богдан, слегка пригнувшись, выходит.

– Спасибо, Конни.

Конни снова пожимает плечами – идеальный жест – и закрывает за ним дверь. Затем прислоняется к ней спиной и жадно дышит.

Господи, вот это напряжение! На остаток дня потребуется взять выходной.

Богдану не приходится далеко идти. Он встречается с Роном на пирсе. С Конни все прошло нормально, не похоже, что она на него обижена. Так трогательно у нее были испачканы помадой зубы. Он хотел ее предупредить, потому что, судя по всему, она собиралась на свидание. Но Конни явно заметила сама и с кокаином вернулась уже без помады. Он вздохнул с облегчением: хорошо, что не пришлось об этом упоминать, – кажется, она пребывала в напряжении в связи с его приходом.

Он поторопился выбраться из гаража не в последнюю очередь потому, что там ужасно пахло.

Высмотрев Рона, Богдан идет к нему. Рон одет как водопроводчик.

– А вот и Богдан, – отмечает Рон.

– Привет, Рон, – говорит Богдан.

– Так это там? – спрашивает Рон, кивая на сумку.

– Ага, там, – отвечает Богдан.

– Молодец. Спорим, ты удивлен, что я нарядился водопроводчиком?

Богдан качает головой:

– Не особенно. Ваша компания меня уже ничем не удивляет. Я больше удивился бы, не нарядись ты водопроводчиком.

Рон кивает, признавая его правоту.

– Как Ибрагим? – спрашивает Богдан. – Когда возвращается?

– Он в порядке, сынок. Малость сбили с ног, ты слыхал? Неприятно.

Богдан кивает.

– Вам нужна помощь с парнем, который это сделал?

Рон берет у него сумку.

– А ты и так помогаешь.

– Так я и думал, – снова кивает Богдан. – Хорошо, я рад. Ты знаешь, вам стоит только попросить, я все сделаю.

– Хороший ты парень. – Рон тянет носом. – Но, господи, Богдан, чем это пахнет?

Глава 25

Элизабет с Джойс идут по Сент-Олбанс-авеню. Улица застроена маленькими отелями и домами отдыха. По ней можно пройти из конца в конец, ни разу не ощутив потребности поднять глаза от телефона, – как раз то, что надо. Они добираются до строения под номером 38. Во всех окнах, выходящих на улицу, опущены жалюзи, а в витринном окне висит плакат четырехлетней давности: «Голосуй за либерал-демократов!» Прямо как по учебнику.

Напротив припаркован фургон «Связь “Вирджиния”». Элизабет стучит в водительское окошко. Ее ожидают.

Девушка за рулем складывает газету, опускает стекло и поднимает бровь.

Элизабет слово в слово повторяет то, что ей было велено:

– У меня прерывается прием, а я не хочу пропустить «Остров любви». – Кто-то в МИ-5 повеселился, выдумывая для нее пароль.

Шофер, как и ожидалось, отвечает:

– Вы из номера 42?

Элизабет кивает.

– Там «Скай», а не «Вирджиния».

– Простите за беспокойство, – отвечает Элизабет и протягивает девушке руку. При рукопожатии в ее ладонь ложится ключ. Шофер снова поднимает стекло и возвращается к газете.

Ужасно скучная работа. Элизабет девушке сочувствует. У нее хоть газета есть. Бывало, в Восточной Европе на двенадцатичасовых сменах Элизабет убить была готова за «Дэйли телеграф». И даже за «Дэйли миррор».

Через дорогу они идут к дому.

– Шпионские штучки? – спрашивает Джойс. – Это был пароль?

– Очень примитивный, да. Просто для опознания.

– Джоанна смотрит «Остров любви». Говорит, я была бы в восторге. Там такие мужчины и все, что мне нравится.

На передней двери записка: «Рекламу не бросать». Дверь снаружи выглядит обычной, но Элизабет знает, что изнутри она наверняка укреплена сталью, на случай если кому-то взбредет в голову что-то нехорошее. И ключ на вид самый обыкновенный, а на самом деле электронный: стоит вставить его в замок, как из дома доносится несколько гудков – тихих, чтобы не слышно было с улицы.

Дверь открывается, и Элизабет смотрит на часы: 17:25. Рон уже должен был получить пакет.

Дуглас назначил встречу на пять, но Дугласу совсем не вредно иногда подождать. Загадка, что она вообще здесь делает. Его идея – спрятаться в Куперсчейзе – сразу показалась ей достаточно странной. Но еще больше удивляет его желание снова увидеть Элизабет, несмотря на то что вариант с Куперсчейзом провалился.

Элизабет могла бы просто отказать, но здесь что-то происходит, и она не прочь выяснить, что именно. Безусловно, это очередная игра Дугласа, но игры Дугласа бывали порой и забавными. Определенно, стоит посмотреть, способен ли он еще на что-то достойное.

Особенно когда у конца радуги ждут двадцать миллионов фунтов. Страшно подумать, что можно устроить на двадцать миллионов! Впрочем, Элизабет и думать не надо. Она точно знает, что могла бы с ними сделать.

Они переступают порог.

– Ковер в холле мне нравится, – говорит Джойс, и ее голос эхом отдается в тихом доме. – У нас почти такой же.

Конечно, дом, где живут два человека, не должен быть столь тихим. Или оба спят? В 17:25? Едва ли.

Элизабет ощущает сквозняк. Ветерок в помещении, где закрыты все двери и окна. Закрыты на засов и запечатаны.

– Дуглас? – зовет Элизабет. – Поппи?

Она входит в кухню. Здесь порядок. Небольшой стол и два деревянных стула. Две тарелки и две чашки возле раковины. На стене – старый календарь с замками Британии.

Задняя дверь ведет в садик, расположенный во внутреннем дворе. Поверх его кирпичной стены протянута колючая проволока.

Задняя дверь распахнута настежь.