Текст книги "Oбнажись для убийства"

Глава 6

– Что вы делаете? – поинтересовалась Лорел, когда я подошел к ней.

– Просто пытаюсь столкнуть лбами парочку фактов. Стрелок располагал бездной времени, чтобы смыться. Видимо, он укатил, пальнув лишь раз.

– Мне страшно, Шелл.

– Неудивительно. Я, по правде, и сам начинаю слегка нервничать.

Я вглядывался в Лорел, все время возвращаясь мыслями к ее рассказу.

Ничего не остается, как во всем ей верить на слово, а если говорить серьезно, то даже в то, что она дочь миссис Редстоун.

– Что вы там рассматриваете? – спросила Лорел, когда я, отвернувшись от нее, принялся изучать поверхность утеса.

– Смотрю на то место, где зарылась пуля. Мне очень бы хотелось подержать ее в руках.

Она проследила за направлением моего взгляда.

– Это то же, что искать иголку в стоге сена, не так ли?

– Не совсем. Я заметил точку удара. Проблема состоит в том, как туда добраться.

Казалось, что это невозможно. Около скалы не было места, где поставить лестницу, разве только в озере, что вряд ли помогло бы, так как пуля засела футах в шестидесяти от уровня воды. Не было толку и в том, чтобы спуститься по веревке футов эдак на сто вниз с вершины, поскольку верхняя часть скалы образовывала козырек, и вы зависали в воздухе вдали от желанного места.

– Придется наплевать, – сказал я, – единственный путь туда – левитация, однако я еще не успел развить в себе эту способность.

Посмотрев на Лорел, я спросил:

– Почему вы все-таки избрали для нашей беседы этот холмик? – и указал на место, где мы сидели не так давно.

– Очень красивое возвышение, – ответила она с некоторым недоумением, – кроме того, там мы могли быть уверены, что нас не подслушивают. Вдобавок оттуда открывается чудесный вид. Но почему вы спрашиваете?

– Перед нами открывался прекрасный вид, кто спорит, равно как и перед тем молодчиком с ружьем.

Лорел нахмурилась:

– Я уверена, что вы не имеете в виду того, что можно было бы подумать, исходя из ваших слов. Или я вас просто не понимаю.

Я сменил тему.

– Лучше вернемся в лагерь. Мне пора в город.

– Вы уезжаете? После того, что случилось?

– Именно.

Лорел почти всю дорогу назад шла молча. На полпути к лагерным строениям я спросил, главным образом ради того, чтобы нарушить молчание:

– Лорел, из рощи к востоку отсюда я видел нечто странное. Что-то вроде замка. Это что – галлюцинации в результате шока?

– Насчет шока не знаю. Но в трех-четырех милях от нас стоит замок. Замок Нормана.

– Норманнский замок? Нелепость какая-то.

– Это ночной клуб. Напитки, азартные игры, ужины, эстрадные представления. Принадлежит человеку по имени Эд Норман. Отсюда и происходит название. – Все это произнесено ледяным тоном.

Теперь я припомнил, что кое-что слышал об этом месте. Я не успел там побывать за короткое время, прошедшее со дня его открытия, но читал в газетах об этом «уникальном и очаровательном» месте. Тут же я выкинул замок из головы. Мы возвращались назад тем же путем, через рощу к обширной поляне, где расположился лагерь. Однако теперь здесь кипела ужасающая активность.

– Ленч кончился, – безучастно заметила Лорел.

– Теперь его следует переварить.

Уже отсюда, с опушки, я видел фонтаны брызг в плавательном бассейне, примерно дюжина людей играла в волейбол. Честно говоря, там играли во все, кроме, пожалуй, чехарды. Это наблюдение несколько развлекло меня, особенно в сочетании с пришедшей на ум мыслью. Только чокнутый мог избрать подобное окружение для покушения, при этом затратив огромные усилия, чтобы заманить жертву сюда. В любом другом месте прикончить меня было куда проще.

Но с другой стороны, лагерь нудистов мог быть самым подходящим местом для убийства, особенно если его жертвой должен стать парень вроде меня. Я представил кричащие заголовки газет: «Шелл Скотт застрелен в лагере нудистов». Лос-Анджелес и Голливуд помрут со смеху. Все внимание сосредоточится на том, кто убит и где, а не на самом факте убийства.

Следствие по делу, если и откроется, будет постоянно прерываться взрывами гомерического хохота.

Все возможно в подлунном мире, в этой связи следовало хорошенько подумать и о Лорел Редстоун. Не исключено, что меня принимают за дурачка. Лорел энергично зашагала через открытое пространство по направлению к главному зданию, я едва поспевал за ней.

– Куда вы направляетесь? Я хочу получить свою одежду и пистолет.

– Вам надо расписаться о прибытии и тут же расписаться об отъезде, если вы намерены это сделать.

– Каждый из тех, кто сейчас в лагере, отметился в регистрационном, листе?

Она утвердительно кивнула:

– Туда вносятся имена плюс дата прибытия. Кроме того, имеются фотографии – портреты каждого из нас. Поймите, мы должны знать, кто присоединяется к группе. Совет не может допустить сюда любопытных, людей нечестных, любителей поглазеть на обнаженное тело и т. д.

Мои подозрения еще не рассеялись, поэтому я ухмыльнулся и с вызовом заявил:

– Да, я совсем забыл сообщить, что являюсь большим любителем поглазеть на обнаженное тело, я безумный сексопатологический тип.

– Не хотите ли лучше поглазеть на регистрационные листы?

– Охотно.

– Они в комнате Совета.

Оказалось, что в Фэйрвью в настоящее время обретается примерно сотня отдыхающих, половина из них мужчины. Нельзя исключать, что стрелок находился среди этих пятидесяти. Во всяком случае, их имена или фотографии могут что-нибудь сказать. Я чувствовал себя очень неуютно в обнаженном виде на этом голом пространстве, но, поскольку все остальные находились абсолютно в таком же положении, никто не указывал на меня пальцем.

В помещении Совета было пусто. Лорел подошла к канцелярскому шкафу, достала конверт из плотной бумаги и протянула его мне. Внутри конверта обнаружилась пачка листков и фотографий. Я разложил их на длинном столе, уселся и принялся изучать. В левой части каждого листа был список имен, рядом с каждым именем – адрес (при этом указывался только город) и дата зачисления в Фэйрвью. Другие листы составлялись ежедневно, в них стояли подписи тех, кто в этот день прибыл в лагерь или убыл из него.

Лорел, глядя мне через плечо, заметила:

– Эти ежедневные формы составляются в основном в практических целях – показать, сколько человек на месте, на скольких надо готовить и т. д. Полезны для повара. И для директора оздоровительной программы, конечно.

– Понимаю.

Она не только смотрела через плечо, но и слегка прилегла на него, что несколько рассеивало мое внимание. Я пытался сосредоточиться на документах и фотографиях. Они рассказали мне лишь то, что в Фэйрвью было дьявольски много Браунов и Смитов.

Сегодня первое июля. Лорел дала мне расписаться на листке, датированном этим днем. Я отметил время прибытия и время отъезда – один час тридцать минут. В июне в лагерь прибыли только три пары: мистер и миссис Браун – третьего, другие мистер и миссис Браун – пятнадцатого и парочка оригиналов по имени Уолтицки – двадцать девятого июня. Наибольшая часть приезжих приходилась на май.

Я обратил внимание Лорел на это, и она сказала:

– Лагерь официально открывается первого мая. Сезон продолжается до сентября. Каждый месяц появляется несколько новых членов, некоторые же пользуются лагерем круглый год. Приезжают зимой в погожие дни, остальное время проводят в городе.

Я внимательно просмотрел все имена и получил результат, который ожидал, – все имена были незнакомы. Фотографии тоже оказались бесполезны. Лорел положила бумаги на место, и мы направились к зданию, которое я мысленно окрестил раздевалкой. В мужском крыле я влез в свою одежду, убедился, что к пистолету за это время никто не прикасался, и вышел в зал. Лорел сидела на той же кушетке, что и в первый раз.

– Шелл, – спросила она, – а вы не могли бы остаться? Что, если... Вы понимаете, что я хочу сказать.

– Понимаю. Однако остаться не могу. Я уже объяснил.

Единственное, в чем я был теперь уверен, – это то, что кто-то здесь пытался убить меня, и мне надо было выбраться из Фэйрвью, чтобы на свободе попытаться выяснить мотивы покушения. Я был убежден – в лагере мне это не удастся. Не могу же я поочередно спрашивать каждого из пятидесяти нудистов, не он ли стрелял в меня.

Определенно целились не в Лорел, и вполне вероятно, что ее жизнь вообще вне опасности. Если даже принять за правду рассказ о двух неудавшихся попытках, маловероятно, что сегодня произойдет третье покушение.

В любом случае я не мог оставаться, у меня были другие дела. Необходимо, в частности, потолковать с бывшим директором оздоровительной программы. Я горел желанием побеседовать с миссис Редстоун о ее дочери Сидни.

– Вы вернетесь? – спросила Лорел.

Она сидела на кушетке, скрестив ноги, ее сцепленные руки покоились на коленях, голубые ясные глаза неотрывно смотрели на меня.

Ладно, подумал я, человеку все едино, где спать, я так же хорошо смогу провести ночь здесь, как и дома.

– Полагаю, что вернусь, – сказал я. Она поднялась. – Какого черта? Почему вы решили, что я вас брошу?

На ее губах появилась слабая улыбка. Первая за последние полчаса.

– Мне так хотелось бы вас лучше понять, Шелл.

– Имя моего предшественника Элмер, если я не ошибаюсь? Где он сейчас?

– В больнице Пальмера, в Пасадене. – Лорел слегка нахмурилась. – Шелл, а почему вы меня спросили о бассейне? Вернее, о том холмике, где мы сидели?

Я решил все превратить в шутку и сказал весело:

– Да, наверное, просто потому, что там я превращался в замечательную мишень. Почему же еще?

Шутка не сработала. Лицо ее застыло как маска. Ни улыбки, ни озабоченности. Голубые глаза пристально и спокойно смотрели на меня, и где-то в их глубине я смог заметить легкую печаль.

– Я провожу вас до калитки, – произнесла она.

– Лучше оставайтесь здесь. Я хочу сказать, будьте среди людей.

– Нет, я пойду с вами. Кроме того, я должна показать вам хижину, где вы будете спать, если вернетесь.

Лорел повернулась и пошла. Мне ничего не оставалось, кроме как плестись следом. Выйдя из здания, она повернула направо, прошла за угол и, остановившись у группы деревьев, спросила:

– Видите вон тот маленький белый домик?

– Ага. Это мой?

– Нет. Мой. Ваш в пятидесяти ярдах позади него. Я устроила так, чтобы вы были поблизости от моей хижины. На тот случай... если возникнут неприятности...

Лорел протянула мне ключ от калитки, и мы молча зашагали к выходу. Она показала место для парковки машин – чуть дальше по дороге.

Я прошел через калитку и повернулся к Лорел.

– Встретимся позже.

– Конечно, – сказала она.

– Возможно, мне удастся кое-что узнать о нашем друге там. – Я кивнул в сторону лагеря.

– Не лучше ли попробовать поискать в самом лагере?

– Не уверен. Мне все это кажется очень необычным, надо проверить пару версий.

После короткой паузы я спросил:

– Может быть, вы припомните что-нибудь о детективе по имени Пол Йетс?

Она отрицательно покачала головой.

– Из-за него вы должны ехать?

– Частично.

– Каковы другие причины?

– Вы спрашиваете, как заправский детектив, – улыбнулся я.

Помолчав секунду, девушка сказала:

– Счастливо, Шелл.

– Пока, Лорел.

Она пошла по тропе и вскоре исчезла за деревьями. Я подождал еще несколько минут и завел мотор. Путь лежал по Траверс-роуд, где желтая пыль вилась хвостом за «кадиллаком», и по Мейпл – до самого города.

По совести говоря, у меня нет серьезных причин сомневаться в правдивости рассказа Лорел. Она говорила так честно и искренне, а некоторые мои реплики ее явно обижали. Во всяком случае, было совершенно ясно – мне очень хотелось ей верить.

Глава 7

Эндон Пупелл и его молодая супруга обитали в «Горгоне» – дорогом отеле-пансионате на Сансет-бульвар между Голливудом и Беверли-Хиллз.

В паре кварталов от отеля я остановился на заправочной станции и, пока заливали бензин, позвонил из автомата миссис Редстоун. Хозяйка сама подняла трубку, и я назвал себя.

– О, хэлло, – сказала она весело, – я рада, что вы позвонили, мистер Скотт. Удалось что-нибудь узнать?

– Откровенно говоря, не уверен. Мне хотелось бы вас спросить насчет Сидни.

– Сидни? Что вы хотите знать о ней?

– Во-первых, я хотел удостовериться, что это она. Вчера вечером я думал, вы говорите о юноше.

– Нет. Сидни – моя дочь.

– Сидни Лорел Редстоун?

– Да. Откуда вам известно ее полное имя?

– Я видел ее.

– Надеюсь, не в Фэйрвью!

– Именно. Вы знаете, что она там?

– Ну конечно. Сегодня утром мы говорили по телефону. Кстати, я упомянула, что прибегла к вашим услугам.

– Это меня несколько озадачило. Ло... мисс Редстоун слышала что-нибудь о Поле Йетсе?

– Ни одной живой душе, даже ей, я не говорила о нем. – После паузы она продолжила: – Вы, конечно, понимаете, что я не очень распространяюсь о местонахождении Сидни. Вовсе не потому, что я против...

– Понимаю. Полагаю, что Вера и ее муж знают, что она в Фэйрвью.

– Вера, безусловно. Эндон тоже может знать, если Вера ему сказала. Я не уверена. – Она вновь выдержала паузу. – Как вы ухитрились узнать, где Сидни? Я думала, об этом никто не знает.

Я не выдал источник информации, но попросил ее дать словесный портрет Сидни. Ее Сидни и моя Лорел – мне очень понравилось это словосочетание «моя Лорел» – явно были одним и тем же лицом. Удовлетворив любопытство миссис Редстоун о странных событиях прошедшего вечера, разбитом «паккарде» и Гарлике в обмороке и пообещав возместить все убытки, я повесил трубку. По правде говоря, я повесил трубку после того, как миссис Редстоун приказала мне выкинуть из головы идею возмещения убытков.

Дверь открыла Вера Пупелл. Дежурный из роскошного фойе «Горгоны» позвонил наверх, и жалкий плебей получил позволение вступить в роскошные апартаменты. Вера была очень хороша вчера вечером, да и сейчас она оставалась в полном порядке. Но после того как я видел ее сестру, и особенно в натуральном виде, Вера была лишь еще одной прикрытой одеждой крошкой. Она была облачена в платье серого шелка с очень глубоким вырезом. Ну и что? Всего несколько минут назад я находился в окружении бесконечно глубоких декольте, и это меня слегка испортило.

Ее коротко остриженные светлые волосы выглядели так, – будто были уложены кем-то чрезвычайно модным и дорогим по имени Пьер или Артибелл. Искусно нарисованные губки контрастировали с бледностью лица.

Она явно принадлежала к типу урбанистической женщины.

– Я вас приветствую, – сказал я.

– Что вам угодно?

– Дружеский визит. Хочу задать пару вопросов. Не возражаете, если я войду?

– Пожалуйста, входите, мистер Скотт.

Вера явно не была вне себя от счастья, но, кажется, сердиться тоже перестала. Она подвела меня к невысокому дивану длиной футов восемнадцать и сама уселась рядом.

– Откуда вам известно, что моя фамилия Скотт? Мне кажется, я не называл ее вчера вечером.

– Некто сообщил мне вашу фамилию снизу из фойе. А я-то думала, вы детектив, – улыбнулась она.

Я растерянно поморгал.

– Иногда я и сам на себя удивляюсь. Боюсь, теперь я вынужден спросить – откуда вам стало известно, что я детектив? Это тоже сообщил некто?

– Эндон сказал. Вчера. Вы тот самый человек, который напал на большого, дурно пахнущего типа?

– Я привел его в бессознательное состояние, если вы это имеете в виду. А нападал он. Кстати, он не из числа ваших друзей?

– Никогда не видела его раньше. И, надеюсь, никогда больше не увижу. – Она презрительно сморщила носик.

Вера – очень милая девочка, между прочим. Там, в дверях, ее кожа казалась ужасно бледной, я же предпочитаю загорелую, и как можно больше.

Но сейчас ее кожа была скорее цвета свежих сливок, а вовсе не мертвенно-бледная, как я поторопился ее охарактеризовать вначале. Все-таки, надо признаться, я довольно ветреный тип.

– Эндон сообщил обо мне какие-нибудь сведения, кроме того, что я детектив? – поинтересовался я.

– Нет. Но, по правде говоря, он не был о вас чрезвычайно высокого мнения. – Помолчав секунду, Вера спросила: – Если вы детектив, что вы здесь делаете? И что вам надо было вчера в мамином доме?

Пришлось заняться сочинительством.

– Я оказался здесь в связи с человеком по кличке Гарлик. Мне надо обязательно его найти. Я обежал уже все возможные места. Но он либо уехал, либо залег на дно и не дышит.

– Ну, я уж точно ничего не знаю об этом типе.

– И слава Богу. Эндон дома?

– Нет, но может в любую секунду вернуться.

Я спросил Веру как бы между прочим, давно ли она знакома с Эндоном, и не узнал ничего нового из ее рассказа. Все совпадало с той информацией, которую я получил от Лорел. Каждый раз, когда Вера упоминала имя Эндона, она вспыхивала энтузиазмом, словно туристская лампа фирмы «Колеман», и меня стали немного утомлять ее восклицания о том, какое замечательное создание ее муж. Все говорило о том, что она безумно влюблена в своего Пуппи, поэтому я ставил вопросы как можно мягче.

– До мая вы совсем не знали его?

Она отрицательно покачала головой.

– Откуда он? Из Лос-Анджелеса?

– Нет, он приехал из Нью-Йорка, где занимался финансовыми операциями. Что-то связанное с акциями и облигациями.

– Вы знаете Пола Йетса?

– Йетс? Нет. Кто это?

– Один из моих приятелей. Я думал, он может быть нашим общим с Эндоном знакомым. Ваш муж никогда не упоминал его?

– Нет.

– У вас, кажется, есть сестра?

– Да, Лорел. Почему вы спрашиваете?

– Где она сейчас?

Вера не ответила, она слегка прищурила глаза.

– Думаю, вы суете нос не в свои дела, мистер Скотт, во всяком случае, вас это не касается.

– Возможно, вы правы. Меня лишь интересует, известно ли вам ее местонахождение. Я-то знаю, где она.

Ее глаза округлились, а губы презрительно поджались.

– Вы имеете в виду это? – Она указала в направлении океана.

– Совсем нет, – рассмеялся я и ткнул пальцем в противоположном направлении, точно туда, где находился Фэйрвью. – Я имею в виду то.

– Фэйрвью, – бросила она.

Я утвердительно кивнул, и Вера спросила:

– Как вам это удалось узнать?

– Разве это секрет? Кстати, Эндон знает, что она в Фэйрвью?

– Надеюсь, что нет. То есть хочу сказать, что не думаю.

– Значит, вы ему не говорили?

– Не задавайте глупых вопросов. Я думаю, что это... отвратительно.

– Что именно?

– Как что? Они же там все голые.

– Многие милые люди, из тех, кого я встречал, тоже бывали иногда обнажены. И это, представьте, случалось и не в Фэйрвью.

Мои слова, однако, не развеселили ее.

– Мистер Скотт, вы пришли для того, чтобы отпускать шутки весьма дурного вкуса или у вас имеется более серьезная причина? Я вовсе не намерена обсуждать с вами вопросы... наготы.

– Вообще-то я хотел повидать вашего супруга, и совсем по другому делу.

Можно было подумать, что он подсматривал в замочную скважину.

Дверь распахнулась, с силой ударившись в стену, и в комнату ворвался Пупелл.

– Убирайся отсюда, ты, недоносок! – взревел он.

Я поднялся на ноги.

– Мне хотелось бы поговорить с вами.

– Нам не о чем разговаривать, легавый! Вали отсюда!

Откровенно говоря, мне показалось, что стиль его речи не совсем соответствует тому, как должен был бы выражаться специалист «по акциям и облигациям». Пожав плечами, я направился к двери. Эндон последовал за мной в коридор, как я и надеялся.

Он с шумом захлопнул дверь и выпалил:

– Больше никогда не появляйтесь здесь, мистер.

– Уделите мне минуточку. Вы вроде бы приятель Гарлика и того верзилы, которые были на ужине. Может быть, вы будете так добры...

Моя вежливость совершенно доконала его, лицо Эндона стало лиловым, и он прошипел:

– Я буду настолько добр, что спущу тебя с лестницы пинком в зад.

– Пуппи, в один прекрасный момент ты перегнешь палку, и у тебя окажется значительно меньше красивых зубов, а торчать они будут в твоей пасти довольно далеко один от другого.

Его азарт несколько увял, и я спросил:

– Почему Гарлик решил напасть на меня в тот вечер у Редстоунов?

Он проглотил слюну.

– Не знаю. Убирайтесь отсюда немедленно.

Пожевав немного губами, я поинтересовался:

– Скажи мне, Пуппи, просто так, для справки, как котируются в наши дни акции «Америкен телефон энд телеграф»?

Он резко повернулся и скрылся в своих апартаментах, опять хлопнув дверью. Думаю, если он не оставит эту привычку, соседи скоро начнут жаловаться. Я спустился к «кадиллаку». Необщительный парнишка этот Пупелл. Но кое-что он мне все-таки сказал, впрочем, как и Вера.

Потребовался почти час, чтобы добраться до Пасадены, посетить больницу Пальмера, поговорить пару минут с перебинтованным мистером Элдером и вернуться в Лос-Анджелес. Элдер не сообщил ничего нового, а лишь подтвердил в основных чертах рассказ Лорел. Он увидел камень, бросился к девушке, успел ее оттолкнуть и сам получил удар. Больше он ничего не знал.

Мой офис расположен в центре Лос-Анджелеса, на Бродвее, между Второй и Третьей улицами, на втором этаже Гамильтон-Билдинг. Я вошел в контору и понаблюдал за гуппи в аквариуме на книжной полке. Маленькие рыбки сильно волновались, пока я засыпал им корм, после этого я уселся за письменный стол и вплотную занялся телефоном. За полчаса я сделал дюжину звонков своим информаторам: хулиганам, мошенникам, парикмахерам и барменам. Мне нужны были сведения об Эндоне Пупелле, Поле Йетсе, Гарлике и его корешах; меня также интересовали слухи и сплетни о семействе Редстоун. Я был готов платить за информацию. Большую часть работы, которую мне предстояло проделать, уже проделала полиция, и гораздо лучше меня. Однако мои контактанты ни за что не будут беседовать с властями, но всегда готовы поделиться знаниями со мной. Так что мой труд не напрасен. Покончив с телефоном, я внимательно изучил полученный от миссис Редстоун доклад Йетса о Пупелле. Несколько абзацев содержали конкретные сведения о местах и датах, которые можно было проверить. Я позвонил на телеграф, послал пару депеш для проверки фактов и, добавив еще одну телеграмму в частное сыскное агентство Нью-Йорка, покинул офис.

Мне предстоял длинный путь через задние комнаты вонючих баров, свалки и притоны. Некоторые из моих приятелей никогда не приближались к телефонам, а часть была постоянно настолько пьяна, что не имела сил совладать с трубкой. Этот путь, который мне довелось проделать не один десяток раз, всегда навевал на меня печаль. Нижние части Мэйн-стрит и Спринг-стрит, Лос-Анджелес-стрит, весь этот район вселял ужас, если вы появлялись там днем. Ночью слабое освещение и тени скрывали частично нищету, но при солнечном свете она выступала во всем своем безобразии.

Я видел седобородых старцев, торчащих в дверях в облаках винного перегара, мальчишку с пустыми глазами и расстегнутой ширинкой, сидящего на деревянных ступенях у входа в грязную ночлежку, блевотина засохла на его подбородке и груди. Я разговаривал с удивительно тощей немолодой женщиной, ее мослы выпирали во все стороны, а лицо походило на череп, обтянутый кожей. Она бормотала невнятно, уставившись на меня черными горящими глазами. Мне не удалось раздобыть ни грамма полезной информации. Как ни странно, но у этих человеческих отбросов – хулиганов, бродяг и алкоголиков – можно найти разгадку тысяч преступлений. Существует неизвестный нам «подпольный беспроволочный телеграф», к которому они имеют доступ. Если что-то серьезное произошло в Майами около полудня, шепот и пересуды начнутся в преступном мире Лос-Анджелеса еще до захода солнца. Я продолжал свой путь, покупал пиво и разбрасывал четвертаки. До четырех тридцати я не имел никакой информации. Но и после этого времени я не был уверен в значительности того, что услышал.

Примерно в половине пятого мелкий мошенник по кличке Игги Парик, абсолютно плешивый бродяга, всегда завернутый в плед, встретился со мной на Мэйн-стрит в пивнушке «У Джерри». Он был одним из тех, с кем я сумел перекинуться несколькими словами раньше по телефону. Мы сидели у стойки, я заказал пару пива и передал одну кружку ему.

Игги мгновенно ополовинил ее и произнес:

– Об этом Йетсе я чего-то слышал. Не шибко много, но зато я, кажется, знаю, кто мог бы вам рассказать больше. Дайте мне подумать минутку. – Он отхлебнул пиво. – Сколько будет стоить, если я чего-нибудь надумаю?

– Пятерку.

– Может, десятку?

– Пятерку, Игги. Выкладывай все или сливай обратно бесплатное пиво.

– Скотт, десятка – это не деньги. Тот, которого я знаю, заломит с тебя не меньше сотняги. Так он мне сам сказал.

Я чуть не рухнул с табурета.

– Он что, собирается в путешествие по Европе? За такие деньжищи он сам мог укокошить Йетса.

– Не... Ну, соглашайся, Скотт, хорошо?

Я кивнул, сдаваясь.

– Трехглазый. Ты ведь его знаешь?

– Я его знаю.

Конечно, мне был известен этот тип средних лет с одним работающим и вторым стеклянным глазом. Я никогда не мог понять, как такое состояние зрительного аппарата могло превратить его в Трехглазого. Он был хилый, тощий, как веретено, бледный и слабый. Всегда казалось, что он только что вышел из донорского пункта, и белые халаты забыли перекрыть ему поток крови из вены. Несколько раз у него заводились хорошие деньги, иногда очень хорошие, но кончал Трехглазый неизменно, с пустыми карманами перед пустой бутылкой.

– Обычно он болтается между Третьей и Мэйн? – спросил я.

– Уже нет. Перестал. Что-то нагнало на него страху, поэтому он снял комнату. Я его смогу найти и привести сюда. За две десятки. Как, Скотт, согласен?

– Чего он боится?

– Не знаю точно. Ходят всякие слухи и о Пупелле, о каком-то вымогательстве. Трехглазый стоит где-то у истоков этих разговоров. Может, он тебе расскажет. Уж что-то он знает, это точно. Соглашайся, Скотт.

Я вздохнул. Не зря этот Игги считался мошенником. Он начал с того, что запросил пятерку, дал понять, что Трехглазый обойдется мне в сотню, и вытянул у меня двадцатку.

– Ну ладно. Получай.

Я протянул ему две десятки, и он соскочил с табурета.

– Займет некоторое время, – сказал он. – Надо туда добраться. Как насчет оплаты за такси?

– Катись, Игги.

– Ну ладно. Встретимся здесь, скажем, в шесть.

– В шесть.

Наконец он ушел. Я прикончил пиво, обдумывая дальнейшие действия.

«Афродита» находилась всего в трех кварталах отсюда, и я решил продолжить свой пеший маршрут. Как же звали эту девушку, которой так восхищался любитель развлечений Карлос? Можно было не напрягать память.

Афишами с ее именем были облеплены все стены здания клуба: «Хуанита», «Хуанита и Кубанерос». Хуанита поющая, танцующая, развлекающая. Все слова – и ни одной фотографии.

Клуб «Афродита» расположился в подвале на Шестой улице. Несколько бетонных ступеней вели вниз к двустворчатым деревянным дверям. Двери оказались закрыты, и мне пришлось барабанить кулаком по одной из половинок. Изнутри до меня доносились неразборчивые голоса, но двери оставались запертыми. Пришлось пару раз трахнуть по ним ногой. Голоса смолкли, послышался топот и скрип отодвинутой металлической задвижки. Мужчина в белой куртке, вероятно бармен, приоткрыл одну створку и сквозь щель посмотрел на меня.

– Слушаю!

– Клуб открыт?

– Нет.

Он попытался захлопнуть дверь и прищемил мой ботинок.

– Нога, – сказал он, – уберите ногу!

– Мне надо переговорить с вами, приятель.

– Нога, уберите...

Его прервал низкий голос, донесшийся из глубины помещения.

– В чем проблема, Джо?

– Здесь какая-то здоровая обезьяна сунула лапу в дверь. Хочет вроде бы поговорить.

Низкий голос произнес:

– Спроси, кто он?

– Кто он? Я хочу спросить, кто вы?

– Шелл Скотт.

Он передал информацию. Воцарилась тишина, прерванная оживленным разговором, содержание я не мог уловить. Почти через минуту последовало:

– Впусти его, Джо.