Текст книги "Дамочка, что надо"

Грофилд принялся метаться, зажмурился и застонал.

Глава 2

– Помогите! Помогите!

Получилось у нее здорово, она орала и барабанила кулаками по двери. На кровати Грофилд верещал, как дух – предвестник смерти, – и потрясал правой рукой.

Дверь открылась так быстро и неожиданно, что Элен Мэри едва успел отпрянуть прочь и спрятать “мыльную свинчатку”. Грофилд играл как по нотам, он повысил голос еще на одну октаву и пропорол своим воем потолок.

Громилы ворвались в комнату с пистолетами на изготовку. Это были Болтун и один из его помощников.

– Заткнитесь! – заорал Болтун на всех сразу, стараясь перекричать пронзительное верещание Грофилда. – Смотри за ней! – бросил он своему помощнику. – А ты закрой варежку!

Он подбежал к кровати. Второй разинул рот и стоял посреди комнаты, не обращая внимания на Эллен Мэри. Он просто таращился на Грофилда. Поднятая рука Грофилда упала вдоль тела, пальцы сжали баллончик с лаком.

Но у Болтуна были свои методы. Плевать он хотел, что за беда у Грофилда, ему просто надо было заткнуть пленнику рот, поэтому он подбежал к кровати, схватил пистолет за ствол и размахнулся, норовя огреть Грофилда по голове. Сквозь полуприкрытые веки тот заметил пистолет как раз вовремя, чтобы увернуться. Он дернулся так резко, что показалось, будто по ране полоснули ножом – во всяком случае, так больно ему не было уже два дня. Рукоять пистолета врезалась в матрац возле уха Грофилда.

Он потерял баллончик. Тот валялся где-то рядом, но палец никак не попадал на кнопку распылителя. Наконец Грофилд просто схватил баллон и замахнулся им.

Болтун нависал над кроватью, не успев разогнуться после свинга. Его взбешенное лицо оказалось прямо над лицом Грофилда. Не дав громиле вернуться в вертикальное положение, Грофилд размахнулся и врезал ему баллончиком по зубам.

Но баллончик оказался слишком легким. Удар ошеломил болтуна, но и только. Грофилд проворно врезал ему еще дважды, один раз – по челюсти, второй – по носу, отчего на баллончике образовалась вмятина. Но тут он наконец нащупал кнопку и включил распылитель.

Только слишком поздно. Болтун уже пятился от кровати и снова овладел положением; он опять держал пистолет за рукоять, направив на Грофилда длинный ствол. Грофилду удалось рассечь ему губу, но этого было явно недостаточно.

К тому же он не успел спрыгнуть с кровати. Сжимая в руке бесполезный баллончик, Грофилд с трудом извернулся, пытаясь встать. Левая рука совершенно не хотела работать, делать хоть что-то.

Болтун стоял перед ним, но слишком далеко. Он нацелил на Грофилда пистолет и сказал:

– Прощай, ублюдок хитрожопый… – И… рухнул ничком.

Грофилду наконец удалось покинуть ложе, перевалившись через край. Они с Болтуном упали на пол одновременно. Пистолет Болтуна подпрыгнул и приземлился возле щеки Грофилда. Тот поднял глаза и увидел, что над ним стоит Эллен Мэри, единственный человек в комнате, сохранивший вертикальное положение.

Она покачала головой и взвесила на ладони “свинчатку”.

– Даже не знаю, что бы вы без меня делали, – сказала она.

– Вы оглушили его?

– Обоих.

– Благослови вас Господь, Элли, вы чудный ребенок.

– Тут поговаривали, будто это высобирались помочь мне, —сказала она.

– Моральную поддержку я оказал, – ответил Грофилд. – Кроме того, я помогу вам надеть плащ. Не поднимете меня? Полагаю, на сегодня с меня довольно унижений.

Она помогла ему встать на ноги и протянула пистолет Болтуна, затем указала на другую дверь.

– Оттуда не донеслось ни звука. Мы ведь должны были что-нибудь услышать, правда же?

– Что?

– Не знаю. Может, крик.

– Или шипение жарящегося мяса?

– Ах, не говорите так!

– Подождите здесь, – велел он, – я схожу осмотрюсь.

– А что если эти двое снова очухаются? – спросила она.

– Врежьте им еще разок.

– А это не страшно?

– Нет, мыло – оно же мягкое. Не порежет кожу.

– А если сотрясение мозга?

– Не знаю, – признался он, – как насчет сотрясения. Подождите здесь, я сейчас вернусь.

– Хорошо.

Он миновал смежную комнату, вышел в холл, прошагал мимо запертой двери комнаты, где его держали в заточении, и попробовал открыть дверь третьей комнаты. Та оказалась незапертой, а в комнате ничком лежал третий громила.

Грофилд подошел, посмотрел на него и увидел, что тот стал совсем серым и страшным. Он крикнул через дверь:

– Выдерните эту штуку из розетки.

– Хорошо. Подождите секунду. Грофилд дождался сообщения о том, что все в порядке, отпер и открыл дверь.

– Ну вот, – сказал он. – Теперь путей на волю сколько угодно.

Она заглянула через его плечо и спросила:

– А он не… он не?..

– Не знаю. Это имеет какое-нибудь значение?

– Да, имеет. Я еще сроду… сроду не была замешана в… Вы не можете пойти посмотреть, как он?

– Ну, разве что из уважения к вам. – Грофилд подошел, опустился на колени возле тела и осмотрел его. – Дышит, – сказал он. – Правда, слабо.

– Я рада.

Он поднял на нее глаза и увидел, что она говорила серьезно. По его разумению, она вела себя не совсем последовательно. Только что она спускалась из окна на простынях и оглушала вооруженных бандитов самодельным кистенем, и вот уже она – Луиза Мей Элкотт.

И тут же, снова выйдя из роли Элкотт, она с нажимом сказала:

– Может, нам лучше поторопиться? Ведь еще предстоит сматываться.

– Всему свое время, милая. Помогите мне оттащить этого парня в другую комнату.

После внезапной и кипучей деятельности он чувствовал упадок сил. К тому же от воплей разболелось горло. Когда они оттащили обмякшее тело в соседнюю комнату, Грофилда всего трясло от слабости, хотя ему помогала Эллен Мэри. Он присел на кровать, хватая ртом воздух, и сказал:

– Надо передохнуть. Слушайте, пройдите через вон ту боковую комнату, заприте за собой дверь, а ключ заберите, потом вернитесь сюда по коридору, ладно?

– Как вы себя чувствуете?

– Я чувствую себя прекрасно. Просто мне надо минутку посидеть, только и всего.

– У вас все лицо потное. Сейчас принесу полотенце.

– Вы такая лапочка.

Она принесла ему полотенце и ушла запирать дверь в смежную комнату. Грофилд промокнул лицо и взглянул на тех спящих красавцев.

– Хотел бы я, ребята, – сказал он им, – встретиться с вами как-нибудь, когда я буду в ударе.

Эллен Мэри вернулась из коридора и спросила:

– Что дальше?

– Заберите их пистолеты, бумажники и все документы, которые могут при них оказаться, и сложите в свой чемодан. Потом отправимся.

– Хорошо. Но куда?

– Во-первых, за моим чемоданом, во-вторых, прочь из этой гостиницы. Сядем в такси и—в агентство по прокату автомобилей, где вы возьмете машину. В-третьих, куда-нибудь подальше от Мехико-Сити.

– Я не могу поехать в Акапулько, – заявила она. – Я не смею появиться там раньше пятницы. Там таких, – она указала на троицу на полу, – еще больше. Потому-то я и приехала сюда. Я думала, что смогу спокойно отсидеться до пятницы.

– Но они вас подкараулили.

– Да.

– Значит, поедем куда-нибудь еще. – Грофилд уже немного отдохнул. Он самостоятельно встал, почти не шатаясь при этом, и сказал: – В одно местечко, о котором я наслышан. Оно нам обоим понравится. Идемте. Они заперли громил и ушли.

Глава 3

Машина оказалась японской, “датсун” с автоматической коробкой. Этот двухдверный седан был тесноват для длинноногого Грофилда, но, в общем, неплох. Этот семейный автомобиль для пикников, надежный и прочный, был не очень скоростной. Сидевший за рулем Грофилд вскоре обнаружил, что ему трудно оставить позади даже какого-нибудь настырного мотоциклиста.

И тем не менее машинка была очень милая, размером примерно с американскую малолитражку. Багаж лежал на заднем сиденье. Теперь у каждого из них было по два чемодана. Грофилд не пожалел времени и купил кое-что из одежды, а заодно приобрел и чемодан.

В Мехико-Сити вечерело. Тут всегда хорошо в это время суток, после дождя, когда умытое солнце смотрит на мир свежим взглядом. Грофилд ехал на запад по Пасео-де-ла-Реформа, одной из двух здешних главных улиц, причем наиболее красивой. Вдоль восьмиполосной проезжей части с двусторонним движением тянулись широкие зеленые газоны, на которых рядком стояли скульптуры и скамейки, бежали пешеходные дорожки; за ними находились узкие проезды, идущие параллельно улице, вдоль которых – наконец-то – высились здания. Кинотеатры, банки, гостиницы, государственные учреждения стояли по обе стороны Пасео-де-ла-Реформа. Там же располагались “Хилтон” Мехико-Сити и американское посольство. Каждый большой перекресток представлял собой круглую площадь, посреди которой стоял какой-нибудь здоровенный памятник: Карлу IV, Колумбу, Куаутемоку и, наконец, монумент Независимости, большая золотокрьшая фигура, называемая “Ангелом”.

Дальше к западу Ла-Реформа поворачивала наискосок вправо и проходила через парк Чапультепек. Высокие деревья склонялись над дорогой, образуя над ней зеленый полог, так что путь пролегал по чередованию пятен света и тени. Парк простирался и справа, и слева от дороги.

Мимо проносились попутные и встречные дешевые такси “песерос” – красные, желтые, темно-зеленые; движение было оживленное, машины ехали на удивление быстро. Эллен Мэри закурила две сигареты, протянула одну Грофилду и сказала:

– Красивый город. Пожалуй, когда-нибудь стоило бы приехать сюда просто так.

– Когда у вас будет возможность полюбоваться им, вы это имеете в виду?

– В общем, да.

Грофилд посмотрел на нее. Она безмятежно и непринужденно сидела рядом. Свет – тень, свет – тень, солнце подчеркивало прелесть ее волос.

– Все никак не пойму, в какую же переделку вы влипли, – сказал он.

– И не пытайтесь. Прошу вас. Грофилд пожал плечами.

– Терпение – мое второе имя, – сказал он.

– А Алан – первое и настоящее?

– Да.

– Спасибо, спасибо вам за помощь, Алан.

– Ради Бога. Но что же я сделал?

– Вы соорудили “кистень”. Грофилд расплылся в улыбке.

– Это я завсегда, – ответил он.

В конце парка Чапультепек, у огромной статуи-фонтана, которая смахивала на самую большую в мире подставку для книг, Грофилд свернул с Реформы на авеню Мануэль Авила Комачо. В агентстве по прокату автомобилей он провел пять минут, изучая дорожную карту, и теперь удивлялся тому, что ей так легко следовать.

Девушка сказала:

– Вы еще не сообщили мне, куда мы едем. Задумали преподнести мне сюрприз?

– Нам обоим. Я никогда еще там не был, но наслышан об этом местечке. Оно к северу отсюда, примерно…

– К северу? Но ведь Акапулько на юге. Может, нам следовало бы ехать в сторону Акапулько и остановиться до пятницы где-нибудь по пути туда?

– Нет, ничего подобного. Я посмотрел карту, и, похоже, в Акапулько ведет только одна дорога. Она проходит через Тахко и сворачивает на юг, к побережью. В Акапулько можно попасть только по ней из любого другого места, значит, нашим приятелям только и надо, что ехать по ней, пока они не найдут нас.

– О-о. Я этого не знала. Только одна эта дорога?

– Только одна эта дорога.

– Но это же нелепо. Акапулько – большой город, курорт.

– Одна дорога.

– Боже милостивый, да ведь нет такого города, чтобы к нему вела всего одна дорога! Должны же быть дороги, которые идут с севера на юг и с востока на запад, так всегда бывает. А это уже две, даже четыре, потому что ехать можно во всех направлениях.

– Только не в Акапулько. Согласно карте, туда есть только дорога из Мехико-Сити, и все. Она ведет в Акапулько с севера и обрывается. Южнее Акапулько лишь океан. На востоке и западе – побережье, но вдоль него нет дороги. Возможно, в один прекрасный день она появится, но сейчас ее нет.

– Тогда как же мы доберемся туда?

– Над этим мы еще успеем поломать голову, – ответил Грофилд. – А сейчас едем на север, в одно местечко под названием Сан-Мигель-де-Альенде. Мы останемся там до… Когда вам надо быть в Акапулько? В какое время дня в пятницу?

– Около полуночи.

– Хорошо. В пятницу рано утром мы покинем Сан-Мигель и направимся в Акапулько, а там видно будет.

– Но если существует только одна эта дорога…

– Там будет видно.

– Ну что ж, – согласилась она. – Там будет видно.

Глава 4

Элли вылезла из бассейна, поправила трусики купальника, отбросила руками мокрые волосы с лица и подошла к Грофилду.

Грофилд сидел на травке на солнцепеке, в плавках, с бутылкой пива “Карта Бланка” и был вполне доволен жизнью. Предполуденное солнце припекало, воздух был чист, вокруг – красота; рана его не беспокоила, а девушка, шагавшая к нему, выглядела невероятно привлекательной в голубом бикини.

Грофилд праздно улыбнулся, махнул бутылкой, взглянул на девушку сквозь стекла новеньких солнцезащитных очков и сказал:

– Здравствуй, товарищ. Заколдуй-ка меня.

– Товарищ, – повторила она, плюхаясь рядом с ним на землю, отобрала у него бутылку, сделала изрядный глоток и вернула ее Грофилду.

– Вам надо бы окунуться.

– А повязка?

– Ее все равно придется менять. Кроме того, вода из источника теплая, и от нее ране вреда не будет.

– Хватит с меня и солнца. Я доволен.

Элли посмотрела на него и рассудительно кивнула.

– Вы набрались сил? – спросила она.

– Милая, я же сказал вам, что никогда не был в Сан-Мигеле. Я наслышан о нем от друзей. Они говорили мне, что это мексиканский Гринвич-Виллидж, тут полно американских художников, писателей, композиторов и еще черт-те кого, и все живут здесь по шестимесячным туристическим визам, потому что тут якобы все дешево и роскошно…

– И уродливо, – закончила она.

– Нет. И красиво. Я беседовал с барменом, он говорит, что Сан-Мигель – это национальный памятник, музей под открытым небом. В Мексике их два: этот и Тахко, национальное достояние. Тут ничего нельзя строить и сносить без разрешения правительства.

– Потому-то они не ремонтируют улицы?

– Булыжник. Это старая Мексика, сохранившаяся доныне. Мне и самому кажется, что она прекрасно смотрится.

Девушка кивнула.

– Мне тоже. Я рада, что мы проехали через Тахко, это было очень приятно. Я могла бы всю жизнь любоваться им, но житьтам не стала бы ни минуты. По-моему, тамошняя гостиница слишком уж старо-мексиканская. Новая Америка – вот это по мне, – Она потянулась, и это получилось у нее очень изящно. – Одна отрада: Хоннеру и в голову не придет искать нас там.

– Хоннеру?

– Тому, которого вы обрызгали.

– Хоннер.

Она снова потянулась.

– Ну, что будем делать теперь?

– Подождем. Вечером можем снова съездить в город, поглядим на ночную жизнь.

– Могу представить, какая там ночная жизнь. Хотя ладно, съездим.

– Я вас не принуждаю.

– Так вы пойдете купаться?

– Может, чуть позже.

– А я пойду сейчас, я не хочу обгореть.

– Валяйте.

Она встала и опять потянулась. В другом конце бассейна, закругленном, с теплой водой, сидели двое стариков, они смотрели на Элли и качали головами, смотрели на нее и чесали животы, смотрели на нее и болтали ногами в воде. Грофилд наблюдал, как они смотрят, как она идет к бассейну с теплой водой и ныряет. Потом они отвернулись и возобновили беседу о недвижимости, а Грофилд снова глотнул пива.

Местечко было что надо, милях в шести к северу от города. Сюда можно было добраться по проселку от шоссе между Сан-Мигелем и городком под названием Долорес-Идальго. Сама гостиница называлась “Табоада-Бальнеарьо” и стояла на отшибе, на засушливой равнине. Дома были длинные, приземистые и сочетали в себе индейский и испанский стили; крыши красные, черепичные; между домами – деревья с толстыми стволами. Тут было два бассейна, питаемых подземными источниками, горячим и чуть теплым. Были тут и большая столовая со стеклянной стеной, выходившей на главную лужайку, и бассейны. Раз в день автобус привозил из Сан-Мигеля туристов, которые делали снимки и плавали в бассейне. Но пока заведение было почти безлюдно.

Наткнулись они на гостиницу, можно сказать, случайно. Въезжая накануне в город примерно в семь тридцать вечера, оба никак не ожидали, что национальный памятник окажется таким невзрачным. Они заглянули в две гостиницы, в одной из которых был просторный внутренний двор, но Элли наотрез отказалась и от той и от другой. А потом Грофилд заметил, как какой-то “линкольн” лавандового цвета медленно пробирается по узкой улочке, будто пантера в лабиринте. На “линкольне” были калифорнийские номера, поэтому Грофилд остановил его и попросил водителя присоветовать какое-нибудь заведение. Водитель – заносчивый с виду мужчина лет пятидесяти – оглядел Грофилда с ног до головы, сказал: “Среднего достатка”, будто обращаясь к самому себе, а потом сообщил ему о “Табоада-Бальнеарьо”.

На Элли напала вялость – нервная реакция на пережитое напряжение, – она сделалась раздражительной и то и дело вздрагивала. Когда Грофилд предложил ей проехаться и посмотреть гостиницу, она даже не поняла его. Наконец Грофилд мысленно послал ее к черту и поехал. Он снял две смежные комнаты, даже предварительно не взглянув на них, запихнул в одну Элли и ее пожитки, а сам устроился в другой и тотчас завалился спать.

Но утром все было просто прекрасно. Оба отдохнули и чувствовали себя бодро, отель оказался великолепным, хотя слово “отель”, возможно, тут не совсем подходило: комнаты скорее напоминали мотель и располагались вереницей, каждая имела свой вход. Но Грофилд еще сроду не видел мотеля с кирпичным потолком. Причем самым настоящим кирпичным потолком; утром Грофилд провел примерно с час в постели, глядя на потолок и гадая, почему он не падает. Потолок напоминал кирпичную стену, только горизонтальную.

В отеле было все на американский лад, включая еду. Грофилд и Элли неспешно и с удовольствием позавтракали вместе, затем прогулялись и переоделись в купальные костюмы.

После того как Элли снова пошла купаться, Грофилд остался сидеть на месте. Он пил пиво, ощущая спиной приятное тепло солнечных лучей, и все больше и больше приходил в норму.

Потом он все-таки ненадолго вошел в воду, она была теплой и благотворно подействовала на рану, но отнюдь не на повязку; впрочем, она была наложена уже пять суток назад. Когда из Сан-Мигеля приехали на автобусе туристы с фотоаппаратами и местные жители в шерстяных купальниках, Грофилд и Элли вернулись в свои номера. Элли взяла марлю и пластырь, купленные накануне, и принялась менять Грофилду повязку.

Он лег ничком на свою кровать, а она села рядом и сняла старую повязку. Та размокла, поэтому отстала довольно легко. Элли сказала:

– Какое уродство.

– Спасибо.

– Никогда прежде не видела огнестрельных ран. Они все так выглядят?

– Нет. Из некоторых еще выходит зеленый гной.

– Вот как? Подождите минуточку. – Она встала, выбросила повязку, ушла в ванную и минуту спустя вернулась с влажной тряпицей. – Скажете, если будет больно, – велела она и начала протирать рану.

– Ай, – сказал Грофилд. – Не ахти как приятно.

– Уже все. – Наложив свежую повязку, она спросила: – А пуля все еще там?

– Нет. Ее извлек врач, который накладывал повязку.

– Надо полагать, вы были ранены, когда воровали деньги?

– Расскажите мне об Акапулько, – попросил он.

– Да ладно, не переживайте. Я не буду лезть в ваши дела.

– Вы славная девчонка.

– Уже все, – сказала она и встала. – На этот раз я наложила повязку поменьше. Судя по виду, рана почти зажила.

– Вид обманчив, – возразил он, переворачиваясь на спину. – Нельзя судить о ране по болячке.

– Какой у вас чудесный язык.

Она стояла рядом с кроватью, соблазнительная в своем купальнике, как Флоренс Найтингейл, с бинтом и пластырем в руках. Грофилд улыбнулся, глядя на нее снизу вверх и чувствуя, как в нем шевельнулось желание. Он протянул руку и коснулся пальцем косточки на ее левом плече. Он медленно повел пальцами вниз по предплечью, к локтю, потом его пальцы сомкнулись на руке Элли, и он нежно притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, только смотрела на него сверху вниз с чуть насмешливой улыбкой.

Продолжая улыбаться ей, Грофилд сказал:

– Я хочу, чтобы вы знали следующее: я женат. Она рассмеялась.

– О Боже!

Это была первая девушка, на которую он обратил внимание с тех пор, как связал себя узами брака. Но если все остальные станут реагировать таким же образом, это будет ад кромешный. Однако, умолчав о жене, он обрек бы себя на уйму неимоверных трудностей.

Насмеявшись вволю, она посмотрела на него, покачала головой и сказала:

– Это самое занятное вступление, какое я когда-либо слышала, а уж я, поверьте, слыхала такое, что закачаешься.

– Я вам верю.

– Вы и впрямь женаты? Или говорите так просто для того, чтобы девушка ни на что не надеялась?

– Всего понемногу.

– Ваша жена хорошенькая?

– Была хорошенькой, когда я видел ее в последний раз. Бог знает, какая она сейчас. Но вряд ли она стала бы возражать, если бы я вас поцеловал.

– Вздор.

– Вы думаете, она была бы против? – спросил Грофилд, напуская на себя такой же невинный вид, какой иногда с успехом принимала Элли.

– Да, думаю, – с насмешливой серьезностью сказала она.

– Тогда давайте не будем ничего ей говорить. Элли улыбнулась.

– Ну что ж, – согласилась она, – давайте не будем. Грофилд снова потянул ее за руку. Элли юркнула к нему.

– Вот, значит, какова ночная жизнь, да? – спросила Элли.

– В чем дело? – отозвался Грофилд. – Разве ты не в восторге, малышка? Я – так в полном.