Текст книги "Пробуждение Тьмы"

Риган Хэйс
Пробуждение тьмы

Дизайн обложки Ольги Жуковой

Иллюстрация на обложке Натальи Динер

© Риган Хэйс, 2023

© Наталья Динер, иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Можно попытаться обогнать время, каким бы быстротечным оно ни было. Но сложнее всего обогнать смерть.

Особенно если та дышит тебе в затылок.

Огромный лес, простиравшийся на многие мили вперед, был скован холодом и туманом. Солнце уже неделю не показывалось из-за хмурой пелены туч, погрузив чащу в полумрак и безмолвие – будто кто-то остановил течение времени. И только маленькая девичья фигурка мелькала среди деревьев, уносясь от погони.

Изо рта Айны Пендрега́р вырывался пар разгоряченного дыхания. Полы ее потрепанной накидки то и дело цеплялись за ветви колючих кустов, а ноги спотыкались о вьющиеся корни деревьев, словно те не желали ее пропускать. Айна вскидывала ладони и резкими магическими выплесками отбрасывала от себя голые ветки, а затем продолжала бег. Не хотелось терять ни секунды: ее вот-вот могли настигнуть…

А ведь когда-то род Пендрегар был уважаем и чтим. Ее мать, Мо́рвен Пендрегар, была женщиной с нелегкой судьбой, но смогла стать значимой фигурой в колдовском сообществе. Уж с ней-то всегда считались. Айна отлично помнила, как ведьму боялись, и неспроста: ее окрестили Кровавой Морвен за особенно жестокие расправы над теми, кто не пожелал присягнуть ей на верность. Век Морвен оборвался: члены колдовского круга не пожелали встать на ее сторону и пойти против Инквизиции. Они предпочли собственными руками уничтожить ведьму, чтобы заслужить благосклонное расположение церкви и мирно сосуществовать с нею. Айна же всегда считала путь Пендрегаров единственно верным: как можно сидеть сложа руки, когда твоих братьев и сестер сжигают на кострах, устраивают показательные казни?

Однажды Айна присутствовала на сожжении ведьмы и своими глазами видела мучения ни в чем не повинной женщины. Айна смотрела, как с костей несчастной лоскутами слезала плавящаяся плоть, а обезображенное лицо искажалось в гримасе агонии. Айне хотелось впитать каждое мгновение увиденного, вытатуировать на подкорке, чтобы навеки запомнить, как страшен человек.

Он не заслуживал пощады. Равно как и те, кто преклонился перед его мнимым величием.

По чужому велению кора дерева кусочками отделилась от стволов позади Айны и осыпалась, превратившись в острые, точно наточенные шипы. Со свистом те полетели ей в спину, направляемые чьей-то рукой, и Айна чудом успела увернуться. Дыхание ее сбилось, сердце оглушительно забилось в груди. Она резко оглянулась и заметила очертания нескольких фигур, что гнались за ней через весь лес. Одеты преследователи были в черные и белые плащи, по которым не составляло труда опознать ведьм местного ковена и друидов. Айна ускорилась, не замечая ноющей боли в натруженных мышцах, и с горечью подумала, что сейчас, в век, когда за ведьмами охотятся обычные люди, сами же ведьмы помогают им и будто не прочь сделать за них всю грязную работу. В одночасье ближний друг обернулся врагом, мир перевернулся с ног на голову и правила игры поменялись для ее семьи раз и навсегда. Морвен была уничтожена, братья Айны, Бриан и Руадан, рожденные от разных отцов, уже пойманы и брошены в заколдованную темницу, где ожидали смертного часа.

Настал черед Айны, последней из рода Пендрегар.

Она, как могла, отражала враждебную магию, грозившую вонзиться в ее плоть, но силы ее неумолимо истощались. Все, что оставалось, – это бежать, не разбирая дороги. Каждый неверный шаг, каждая потраченная впустую секунда могли стоить ей жизни.

Очередной магический залп вспорол мерзлую землю под ее ногами, вынуждая оступиться, но Айне удалось удержаться и не упасть. Второй всплеск силы просвистел у самого уха, едва не задев лица. Страх в сердце Айны нарастал, каждый вдох давался ей через боль. В такие страшные секунды перед глазами у нее вставал ожесточенный взгляд матери, говоривший ей, как она слаба и недостойна зваться именем великого рода. И тогда в душе Айны вскипала настоящая ярость. Та бежала по венам, разливалась по всему телу и позволяла выдавить из себя последние соки ради выживания.

Морвен Кровавая была для Айны примером во всем. Мать была сильной, жесткой и детей воспитывала по своему подобию. Вокруг себя она возвела целый культ и вершила своеобразное правосудие. Но в какой-то момент она перешла запретную грань, за что была сурово наказана: с трудом изловив Морвен, колдовской Трибунал казнил ее, разорвав на куски, и разослал по кусочку осужденной каждому ее пособнику, включая членов семьи. Когда Айна с братьями получили «послание» в виде материнской головы, гневу их не было предела. Они решили мстить, и жестоко. Но финал всех ждал одинаковый – казнь. И прямо сейчас Айна старалась обогнать смерть.

В этот миг что-то ударило ее в спину. Она остановилась и обмерла. Позвоночник и мышцы сковало льдом, грудь сдавило, и вдохнуть хоть раз не представлялось возможным. Айна стояла, пытаясь пошевелиться, но вскоре повалилась наземь. Руки и ноги ее тут же обвили древесные корни, полностью обездвижив. И только когда преследователи подошли ближе, она смогла нормально дышать.

Над ней склонились пятеро: две ведьмы и трое колдунов в белых друидских плащах. Айна судорожно гоняла по легким воздух и с ненавистью смотрела в пустые глаза своих палачей. Ведьмы и колдуны глядели холодно, без капли жалости, а рты их изогнулись в презрительной ухмылке. До сих пор Айне удавалось избегать поимки, но, похоже, и ее час пробил. Отступать больше некуда.

– Попалась, беглянка, – почти выплюнула одна из ведьм, снимая капюшон и убирая седеющие космы за спину.

Айна наградила ее яростным взглядом. Она чувствовала себя загнанным зверем, что угодил в капкан, и готова была отгрызть себе ногу, чтобы сбежать, но, увы, это было невозможно: заколдованные путы связали ее крепко-накрепко.

– Теперь ты отправишься вслед за своими братьями, – отчеканила вторая ведьма. Уголок ее сморщенных губ пополз вверх.

Сердце Айны пропустило удар.

– Что с ними сделали?.. – пробормотала она, заранее боясь услышать ответ. Последней вестью о судьбе Бриана и Руадана было их заключение под колдовскую стражу, но как сложилась их дальнейшая судьба – можно было лишь с ужасом догадываться. Сердце Айны сжалось в предчувствии страшной вести.

– А ты не слышала, ведьма? – усмехнулся молодой друид. – Пять дней назад их казнил Трибунал за преступления против общины.

Айна впустила его слова внутрь себя, и они разрезали ее сердце на кусочки. Она взвыла зверем, и вой ее разнесся по ноябрьскому лесу. Айна была разбита потерей, почти уничтожена: ее любимые братья отправились в небытие, а она даже не смогла с ними попрощаться, находясь в позорных бегах.

Смерти родных она никогда не простит. Никогда.

– Трибунал уже давно томится в ожидании, Айна Пендрегар, – отчеканил седобородый старец-друид, морща большой нос от одного лишь ее имени. – Завтра на рассвете тебя казнят.

Глава 1

По оконному стеклу, не переставая, барабанил осенний дождь. Последние теплые августовские деньки в Бэйквелле пронеслись порывом ветра, сорвали листочки настенного календаря и уступили прохладному сентябрю.

В обычный день дверь «Лавки на Тихом холме» не закрывалась от сновавших туда-сюда людей, но в такой ливень большой надежды на посетителей не было. И все же Регина Дарквуд продолжала стоять за прилавком, переворачивая со скукой страницы утренней газеты. Внимание ее привлекла небольшая заметка почти в самом конце полосы:

«В лесах графства Стаффордшир обнаружен труп семнадцатилетней Элизы Брекстон, пропавшей неделю назад. В ходе вскрытия было установлено, что причиной смерти стал перелом шейных позвонков. Иных следов насилия или сопротивления обнаружено не было. Широкой общественности уже известен ряд похожих инцидентов, произошедших тремя и пятью годами ранее в графстве Йоркшир, близ болот Илкли-Мур, а также в графстве Норфолк, на окраине парка Тетфорд, соответственно. Почерк преступлений идентичен и прослеживается четко: у всех найденных жертв сломаны шеи, а возраст убитых варьируется от семнадцати до двадцати лет. Однако версия о серийном убийце уточняется следствием».

Регина последний раз всмотрелась в фотографию убитой, на чьем лице навечно застыла беззаботная улыбка, и сложила газету пополам. Могла ли Регина быть на ее месте и улыбаться сквозь разводы типографской краски? Безусловно, могла. Огорчился бы читатель, глядя на ее предсмертную фотографию за завтраком с чашкой крепкого кофе? Едва ли кто-то вообще обращал внимание на подобные объявления и новостные сводки, если только они не полнились кровавыми подробностями. В тени рутины бесконечных дел, праздности и суеты совершались разного рода гнусности, но многие предпочитали закрывать на них глаза. Если бы на месте погибшей оказалась Регина, вряд ли бы о ней вспомнили на следующий день. Новый инфоповод затмил бы ее гибель, и имя Регины пропало бы в анналах быстротечной истории. Еще одна из тысячи, ничего особенного.

Мерзопакостная погода добавляла Регине мрачных мыслей: еще до дождя воздух на улице наэлектризовался так, что пальцы потрескивали, касаясь предметов вокруг. Сердце необъяснимо полнилось тревогой и странными предчувствиями, а завывания ветра за дверью пробуждали ото сна армию мурашек на коже.

Взгляд Регины упал на полки: баночки плотными рядами тянулись от одного конца стеллажа до другого и ждали своих покупателей. Они таинственно поблескивали в тусклом свете «Лавки»; этикетки, повязанные тонкой бечевкой, легонько подрагивали на сквозняке, что тянулся от двери. Магазин Регина с матерью держали на двоих уже много лет – тот кочевал с ними из города в город, как верный пес за своим хозяином. Мать Регины, Гвендолин, варила причудливые бальзамы, настойки и зелья, как она их сама называла, способные изменить жизнь человека к лучшему. Регина всегда считала это не более чем рекламным ходом, который, кстати, отлично работал: баночки и пузырьки с забавными этикетками «От хворей» и «От несчастной любви» разбирали сразу же, как те появлялись на полках.

Гвендолин была настоящим мастером в приготовлении снадобий для «Лавки». Регина помнила, как еще ребенком помогала матери варить пахучие смеси: тимьян и ромашка – от головной боли, дудник и ягоды можжевельника – для защиты от темных сил. Регина никогда всерьез не задумывалась, от каких темных сил должны были защищать снадобья, и считала все это баловством, в духе викканских зеленых ведьм. Но сам процесс создания бальзамов и настоек Регине нравился, успокаивал и дарил надежду. С самого утра они с мамой могли оккупировать кухню и весь день напролет шинковать травы, крошить ножом лепестки свежих цветов, заливать винтажные баночки растворами самых удивительных оттенков и запахов, от которых на всю улицу растекался чудный аромат, завлекая прохожих в лавку. Любимой у Регины была сладкая нотка сирени: когда сиреневый запах разносился по всему дому, она ощущала, как в груди расцветают бутоны радости.

И хоть в памяти Регины детство было наполнено счастьем, не всегда дела их шли радужно. Часто переезжая, они с Гвендолин были вынуждены каждый раз начинать все с начала: искать подходящий дом, уговаривать снизить арендную плату за небольшой процент от доходов будущей лавки, печатать рекламные буклеты, наращивать клиентскую базу. В иных местах их вытесняли конкуренты, владеющие оккультным магазинчиком или торгующие заговоренными талисманами. Однажды это зашло весьма далеко: дом, который они арендовали, подожгли в ночи, и, если бы не мамина реакция, от них бы остались только косточки да угольки.

Многие недели после Регина с матерью перебивались с хлеба на воду, экономя буквально на всем. Но труднее всего было раз за разом видеть незнакомых людей, которые косо поглядывали на их дом и старались обходить его стороной.

Тишину пустующей лавки нарушил неожиданный перезвон колокольчиков над входной дверью и известил о госте. Регине сперва подумалось, кто-то просто решил спрятаться от дождя и юркнул в первую незапертую дверь. Но, подняв голову, она увидела уже немолодую женщину со светлыми уложенными волосами, которая суетливо складывала мокрый зонт. То была Марион Леннокс – она частенько заглядывала в «Лавку на Тихом холме».

Многие женщины, захаживавшие к ним в магазин, поначалу скептически осматривались, с недоверием брали одну-другую склянку, знакомились с содержимым, иногда суя любопытный нос прямо в баночки, и ставили обратно, нервно поглядывая на Регину, будто та стояла с ножом у их горла и требовала непременно принести доход в кассу. Так было и в Дублине, и в Норидже, и теперь – в Бэйквелле, из-за чего жизнь все больше напоминала нескончаемый день сурка. Чаще всего боязливые гости уходили, так ничего и не купив, не забывая кинуть презрительный взгляд на прощание. Но время шло, и через неделю эти же женщины могли вернуться за парой баночек фиалкового настоя или верескового бальзама, не смотря при этом в глаза Регине. Она никогда не осуждала их и непременно улыбалась, вручая пакет с покупками; говорила стандартное «приходите к нам снова!», после чего покупательницы нервно поджимали губы и пулей вылетали из магазина.

В первый свой визит Марион Леннокс вела себя точно так же, вдобавок пустив молву о «практикующих черных ведьмах». Бэйквелл – городок крохотный, и сплетня разлетелась быстрее ветра. Благодаря стараниям Марион дела поначалу шли очень туго, пока миссис Леннокс случайно не столкнулась с Гвендолин в супермаркете. Там, стоя в очереди у кассы, мама убедила Марион взять на пробу бальзам для густоты волос, отдав баночку бесплатно, – она всегда носила с собой парочку экземпляров, рекламы ради. Миссис Леннокс, конечно, скривила губы, но баночку взяла. В ту самую минуту она и попалась в сети Дарквудов, став их самой преданной клиенткой.

Весть о чудодейственных качествах зелий из «Лавки на Тихом холме» облетела городок так же быстро, как и ранние заявления Леннокс, и магазин наводнили женщины, нуждавшиеся в бережном уходе, искренней любви и излечении давних болячек. Редко сюда забредали и мужчины, но, как казалось Регине, по большей части, чтобы поглазеть на Гвендолин. Это было неудивительно, мама ведь была очень красива: среднего роста, синеглазая, с чувственными губами цвета спелой малины и длинными, черными как смоль волосами, которые она любила собирать в красивые прически. Регина была ее точной копией, лишь с маленьким отличием в виде крохотной родинки слева под губой, но предметом восхищения всегда была Гвендолин. Мама умела околдовать любого, и, наверное, именно природные чары помогли ей однажды растопить холодное сердце Марион Леннокс, что бродила сегодня возле полок и выверенными движениями хватала с них нужные баночки.

Снабдив корзинку месячным запасом целительной артиллерии Дарквудов, Марион подошла к Регине.

– Ну и денек, правда? – фыркнула миссис Леннокс, потряхивая сырым зонтом. Небольшие лужицы скопились у ног женщины.

– Не то слово, – вздохнула Регина, бережно запаковывая несколько банок «Сонного бальзама» и настойку с экстрактом цикламена. Это растение часто использовали, желая повысить шансы к деторождению. Марион так и не познала счастья материнства, но отчаиваться, судя по всему, не собиралась. – Похоже, к ночи начнется настоящий шторм.

Регина рассчитала Марион, протянула крафтовый пакет и привычно сказала:

– Приходите к нам снова!

– Ты же знаешь, я прибегу и в дождь, и в снег, как только закончится «Сонный бальзам», – подмигнула миссис Леннокс, забирая пакет с покупками. – Иначе бессонница сведет меня с ума, и я снова буду злая как черт.

С этими словами Марион прощально махнула рукой и распахнула входную дверь. Колокольчики вновь затрезвонили. В лавку ворвался сильный порыв ветра, чуть не сбив женщину с ног. С трудом она раскрыла зонт и, семеня ногами, побежала к машине, которую оставила неподалеку.

Регина взглянула на настенные часы: стрелки показывали семь пятнадцать. Регине подумалось, что едва ли еще кто-то сумасбродный решится высунуть на улицу нос в такую непогоду, и заперла входную дверь, не забыв повернуть обратной стороной табличку с надписью «Открыто». Захватив с прилавка недочитанную газету, Регина отправилась наверх, но, поднимаясь, испуганно вздрогнула: на улице оглушительно грянул гром.

Поздним вечером, как и предполагала Регина, разразился ураган. За окном бушевал взбесившийся ветер, а громыхало так сильно, словно раскалывались пополам небеса.

Из-за непогоды в доме сбоила сеть, так что сегодня Регина оказалась полностью отрезана от виртуальной жизни. За неимением лучшего она расположилась в мягком стареньком кресле в комнате на втором этаже, где обитала последние полгода, и пыталась дочитать потрепанный сборник «Кельтских сумерек» Йейтса[1]1
  «Кельтские сумерки» – сборник рассказов и статей об ирландском фольклоре, написанный ирландским англоязычным поэтом и драматургом Уильямом Батлером Йейтсом.


[Закрыть]. Перечитывать по осени рассказы о таинственных существах из ирландских преданий стало чем-то вроде доброй традиции. На прикроватном столике похрипывал виниловый проигрыватель, неспешно прокручивавший пластинку с ненавязчивым фолком и соло Мойи Бреннан[2]2
  Мойя Бреннан – ирландская певица, исполнительница песен в жанре фолк, нью-эйдж.


[Закрыть], а на письменном столе рядком стояли несколько зажженных свечей с ароматом сандала и розмарина. Пламя подрагивало на сквозняке и вращалось в волшебном танце. Комната Регины была обставлена скромно, но уютно, однако привыкать к ней не стоило – мать снова грозилась скорым переездом.

Переезды – неотъемлемая часть их жизни. Порой Регина считала их с мамой кочевниками, неспособными прижиться ни на одном месте планеты Земля. Они объездили ряд городов Ирландии, затем Англии, и все это в течение каких-то шести лет. Нигде им не удавалось пожить дольше полугода, но почему? Этим вопросом Регина часто донимала Гвендолин, но ответ всякий раз был одинаков – так надо. Можно было разозлиться и объявить бойкот, можно было плакать навзрыд и отказываться ехать, но Регина старалась не позволять себе вольностей – она привыкла доверять матери больше, чем себе. В конце концов, кроме Гвендолин у Регины никого не было, отца она никогда в глаза не видела. Вопрос об отце был вторым по частоте в детстве, но и здесь Регину постигла неудача: мать напрочь отказывалась о нем рассказывать. «Он умер», – говорила Гвендолин, и на том всегда обрывала разговор, не оставляя никаких шансов выяснить хоть какие-то подробности.

Регина часто меняла школы и потому не могла завести более-менее крепких знакомств, не говоря уж о крепкой дружбе. Порой они уезжали в такой спешке, что она не успевала даже попрощаться с новыми одноклассниками или соседями, и исчезала, словно дым.

Регине иногда казалось, что мать как будто боится чего-то, раз так стремительно собирает их пожитки и срывается, куда глаза глядят. Однажды Регина вернулась с вечернего киносеанса, была уже почти ночь. Как только она перешагнула порог двери, мать вихрем налетела на нее с кучей чемоданов и велела вызвать такси. «Мы уезжаем», – только и сказала она в ответ на стоны и возражения дочери. Регина помнила, каким безумным и напуганным тогда был взгляд матери, руки ее дрожали, голос выдавал тревогу. Может, ее отец вовсе не был мертв, как утверждала Гвендолин, и преследовал их, желая причинить зло? Других предположений на ум не приходило, чтобы оправдать параноидальное состояние матери, в которое та иногда впадала. В итоге они закинули вещи в такси, поехали на автовокзал, а на вопрос: «Куда мы теперь?», мать ответила: «Не знаю». Они уносились прочь снова и снова, бесцельно, без плана, и это пугало Регину куда больше тревожного лица Гвендолин.

От кого они убегали?

Этот неведомый страх передался Регине и стал частью ее существа. Возможно, поэтому со временем внезапные материны порывы к поиску нового пристанища стали ей так привычны. «Нужно, значит нужно», – успокаивала себя Регина и отправлялась собирать вещи.

Так и пару дней назад мать заявила, что вскоре они снова отправятся в путь.

– Куда на сей раз? – спросила Регина, вздыхая.

– В Штаты, – решительно ответила мать.

Это удивило Регину. Обычно они не выбирались за пределы Великобритании, а тут вдруг – Штаты. Понадобится время, чтобы оформить документы и упаковать все вещи, поэтому на пару недель можно выдохнуть и расслабиться. Но что будет потом? Что за новую жизнь запланировала для них Гвендолин? И неужели все так плохо, раз приходится бежать на другой конец света?

Вопреки обычному смирению, новый каприз матери терзал Регину. Сомнения прорастали изнутри, а негодование рвалось наружу, но что это изменило бы? Регина была сильно привязана к матери и любила ее несмотря ни на что. Порой ей казалось, что они неразделимы. Даже в самых смелых мечтах Регина не могла представить, что оставит мать одну и заживет собственной жизнью вдали от нее, – настолько дикой была эта мысль.

За окном снова громыхнуло, и Регина отвлеклась от Йейтса, не дочитав всего пары страниц. Если не считать дроби дождевых капель по стеклу, в комнате было подозрительно тихо. Проигрыватель странным образом заглох, пластинка замерла, не доиграв еще две композиции. Свечи на столе потухли, и белесые струйки дыма тянулись вверх от фитиля. Регина только сейчас заметила, как сумерки сменились ночной тьмой, а небо стало еще чернее от плотных туч. Она выключила торшер и спустилась на первый этаж в поисках матери.

Уже подходя к кухне, Регина услышала знакомые ароматы: душистый тимьян и вербена, розмарин и полынь. Круглый обеденный стол был завален травами, которые мама нарвала в их маленьком саду и собрала в тугие пучки. На плите в большой кастрюле кипело варево, а на соседней столешнице Гвендолин расставила рядами стеклянные баночки, в которые половником заливала пахучие смеси. Регина догадалась, что мать готовилась к завтрашней ярмарке в честь празднования Мабона: в Бэйквелле такую проводили впервые, и Гвендолин решила принять в ней участие, чтобы выручить побольше денег.

– Тебе помочь?

Гвендолин обернулась и указала на травяные связки:

– Развесь на крючки излишки, будь добра.

Регина послушно подошла к стене, увешанной десятком медных крючков, и развесила растения на засушку. От трав шел пряный аромат, на секунду вернувший ее в детство – во время, когда странствия их бесприютной семьи не казались такими изнуряющими.

Вдруг что-то противно заныло внутри Регины, зазудело, и она осторожно спросила:

– Ты уверена, что нам стоить ехать в Америку?

Гвендолин раздраженно вздохнула.

– Регина, мы это уже обсуждали. Как только я разберусь с документами и жильем – мы уедем. Кто знает, может, там и бизнес пойдет успешнее? Говорят, американцы к подобным вещам относятся лояльнее и с бо́льшим интересом.

– Бизнес… – фыркнула Регина, плюхаясь на стул за круглый кухонный столик. – И жить мы будем в большом особняке, с десятью комнатами и бассейном, когда сколотим состояние.

– Прекрати язвить, – одернула ее мать. – Да, мы всегда жили скромно, но я и не думала, что ты мечтаешь о дворце с личным бассейном.

Регина помедлила, а затем ответила:

– Я мечтаю не о дворце. Я мечтаю… о доме. О постоянном месте, где бы я могла с уверенностью сказать, что это мое прибежище. Мне надоело везде быть чужой. Надоело, что на нас смотрят, как на мошенниц. Хочу спокойствия, понимаешь? Хочу в колледж, как все нормальные люди.

Упомянув колледж, Регина бросила гранату, но отступать было уже поздно. Мать встала с пола, отряхнула запачканные травой руки и устало посмотрела на дочь.

– Прошу, не ступай на опасную территорию. – Взгляд Гвендолин не сулил ничего хорошего. – Я говорила тебе раньше и повторю сейчас: в колледж ты не пойдешь. Или тебе напомнить, что случилось с Михаэлем?

При упоминании знакомого имени Регина вздрогнула и ощутила, как почву выбило из-под ног. Ее моментально выбросило назад в прошлое, в один из чернейших дней, о которых не хотелось бы вспоминать.

Регина тогда в очередной раз переехала с матерью и зачислилась в новую местную школу. Первое время одноклассники опасливо глазели на нее, словно не зная, чего ожидать от новенькой, дерзкие мальчишки пытались провоцировать ее на флирт, но быстро теряли интерес, сталкиваясь с угрюмым молчанием. А вот Михаэль, выделяясь из прочей массы, сразу проникся к Регине симпатией, чем вызвал ее недоумение. На тот момент ей исполнилось шестнадцать, она была хороша собой, однако тепла Регина от людей получала не то чтобы много. И ей было сложно отказаться от капельки человеческой доброты, а потому, когда Михаэль приударил за Региной, она не возражала. День за днем их отношения крепли, а чувства – росли. Уже через месяц Михаэль звал Регину своей девушкой, и вместе они ходили под ручку после занятий. Однако долго эта идиллия не продлилась.

В какой-то момент Регина слишком увлеклась. Ей до сих пор было до конца не ясно, что именно произошло. Что она сделала.

Когда настал момент близости, который должен был стать особенным для обоих и связать их еще больше, все вышло совсем наоборот. Регина будто выпустила из себя нечто темное, необузданное, о чем и сама не подозревала, и это нечто едва не убило Михаэля. Регина помнила все в деталях, будто это было вчера: он лежал на кровати и задыхался, кровь отлила от его лица, а она высилась над ним и просто смотрела, смотрела на него, не сводя глаз… И только когда до Регины дошло, что Михаэль умирает, она опомнилась, вскочила с постели и вызвала «неотложку». Секунда промедления – и все было бы кончено, но, к счастью, врачи прибыли оперативно. Несколько дней Михаэль пролежал в больнице, приходя в себя, а Регина ночами не знала сна и не могла найти смелости навестить его. Она не понимала, что случилось, но интуитивно чувствовала, что именно она вызвала у него асфиксию, не прикасаясь при этом к шее. Какое-то время удавалось тешить себя мыслью, что всему виной дурь, которой Михаэль не брезговал, но в тот день он был свеж и трезв, и вскоре утопическая теория потерпела крах.

Через какое-то время Михаэль вернулся домой. Регина набралась храбрости позвонить, но он не отвечал на ее звонки. Когда она приходила к его дому – он не выходил. Михаэль избегал ее, это было ясно. Регина чувствовала себя монстром, так и не разобравшись, что точно натворила.

Но это были лишь цветочки… Горькие ягоды созрели после.

Как только Михаэль вернулся в школу, на Регину стали бросать косые взгляды. Кто-то шептался, завидев ее в школьных коридорах, а кто-то грубо толкал в плечо. Всего раз Регина столкнулась взглядом с Михаэлем, случайно встреченным у шкафчика, и тут же поняла, кто приложил к сплетням руку.

Регина поймала Михаэля после уроков и потребовала объяснений, но между ними разгорелась ожесточенная ссора. Хороший мальчик внезапно показался ей не таким уж хорошим, раз пустил про нее грязные слухи. Михаэль обозвал ее непотребным словом и пошел через дорогу в сторону дома, бросив Регину посреди улицы в слезах. И когда из-за угла показалась машина, она снова сделала это.

Машина прибавила скорость и влетела в Михаэля. По дороге рассыпалось битое стекло, уши Регины заложило от свиста шин. Михаэль чудом выжил, хоть и получил серьезные травмы. После этого случая Дарквуды сразу же переехали. То был единственный раз, когда инициатором переезда выступила сама Регина.

С тех самых пор она боялась самой себя. Подруг не заводила. Связи с парнями были короткими, если не сказать, однодневными. Хоть подобных случаев больше не повторялось, Регина не решалась кому-то довериться. Боялась снова сделать что-то, чему по сей день у нее не находилось разумного объяснения. Будто внутри нее жила незнакомка, опасная и пугающая. Когда Регина рассказала матери о случившемся, та расстроилась, ушла в себя, словно понимала, что происходит с дочерью, но не сказала ни слова.

Со временем чувства притупились, и Регина перестала придавать странностям значение. Жизнь шла своим чередом, переезд сменялся переездом, и вскоре Регина привыкла жить на чемоданах. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Не ожидая такого удара от матери, Регина молча встала и демонстративно ушла с кухни, а мать даже не пыталась ее остановить и извиниться. Регина поднялась на второй этаж, зашла в комнату и тихо закрыла дверь. Сменила домашний комплект на ночную сорочку, плюхнулась в кровать и уставилась в потолок.

«Ты чертова убийца», – прозвучал в голове голос Михаэля и вызвал дрожь во всем теле.

Регина с силой сомкнула веки, отбросила страшные картинки из прошлого и незаметно упала в объятия сна.

Ей снился лес.

Регина стояла перед зеленой стеной и всматривалась в темноту между деревьев. Ей казалось, будто в чащобе с молниеносной скоростью сгущались сумерки. Чутье подсказывало ей: «Беги!» – но ноги не слушались. Из леса донесся шепот, непонятно, кому принадлежавший:

«Иди ко мне…»

Мрачный вид чащи пробуждал необъяснимый ужас, а потому Регина не сдвинулась с места. Шепот повторился, на сей раз тон его прозвучал скорее повелительно, даже угрожающе:

«Иди ко мне!»

Тут на Регину обрушился целый шквал из множества шепчущих голосов. Они разрывали ее сознание, звучали все требовательнее, повторяли ее имя бесчисленное количество раз, пока голова не начала раскалываться. Регина взвыла и упала на колени, сжав виски ладонями. Она взглянула на деревья перед собой и увидела густую тьму между корявых стволов. Тьма клубилась сгустками дыма, надвигалась на нее, подползала по траве к ее ногам.

Превозмогая головную боль, Регина отталкивалась ногами от земли и пыталась отползти подальше, но черные щупальца ползли вслед за ней. Вскоре они обвили ее лодыжки, связали запястья, лишая возможности двигаться. Вблизи Регина разглядела в темных сгустках древесные корни, извивавшиеся тонкими змейками.

И только когда те обхватили кольцом ее горло, в приступе удушья Регина проснулась.

Она подскочила на постели, шумно вбирая в себя недостающий кислород. Осмотрелась по сторонам – вокруг были привычные стены ее комнаты. Никакого мрачного леса. Никаких древесных пут на запястьях. Регина потрогала простыню – та оказалась насквозь промокшей от ее остывающего пота. За окном едва занималась заря. Поняв, что уснуть уже не получится, Регина встала и отправилась к креслу, плюхнулась в мягкие подушки и уставилась в окно. Снаружи стрекотали сверчки, вернувшиеся к своему пению после грозового урагана, и еле слышно шумел ветер. Под монотонный стрекот Регина вновь проваливалась в сон, но внезапный стук в окно заставил ее распахнуть глаза и подскочить в кресле.

На наружный подоконник села птица. Темные перья ее почти сливались с предрассветной тьмой. Ониксовые глазки-пуговки черной вороны пристально изучали испуганное лицо Регины. Этот взгляд будто проникал в самое нутро и видел, что там кроется. Регина могла поклясться, что чувствует, как ее изучают. Она робко протянула ладонь к оконному стеклу и дотронулась пальцами до места, где по ту сторону скакала по подоконнику ранняя гостья. Ворона приглушенно гаркнула, взмахнула крыльями и улетела прочь, оставив после себя одно длинное перышко. Подчиняясь любопытству, Регина открыла окно и хотела было взять перо, но, к своему изумлению, больно обожглась о него.